Некоторое время в кабинете царило зловещее молчание.
      Наконец Баррос вскочил на ноги, захлебываясь от ярости, брызгая слюной. Что?! Да как он смеет отказываться! Ведь это же... это же... измена Альберии! Нет сомнения, что Ренар попал под влияние коммунистов. И пусть он не думает, что это так ему сойдет, его сотрут в порошок, и имя его будет предано забвению.
      Обессиленный, тяжело дыша, он упал в кресло. Ренар грустно смотрел в окно. Вот и осень. И в его жизнь тоже пришла осень. "Хватит ли сил, чтобы бороться, - думал он, - только бы хватило".
      Плечи его еще больше ссутулились. В эту минуту он казался совсем стариком.
      Взглянув на усталое морщинистое лицо профессора, сенатор осекся. Он понял, что перегнул палку. Поднявшись, он подошел к Ренару, положил ему руку на плечо и мягким, вкрадчивым голосом стал убеждать его подумать. Ведь он не хочет зла своей стране, не правда ли? Он, старик, отдавший всю жизнь науке, не сможет стать предателем. А попечительский совет даст ему не два миллиона диархов, а гораздо больше, любую сумму, какую только он пожелает. Ведь надо подумать и о спокойной старости.
      - Никакие уговоры, сенатор, не заставят меня изменить решение, - устало ответил Ренар, снимая со своего плеча руку Барроса.
      - Ах так! - вскипел опять сенатор. - Вы забыли, кажется, что все, что вы сделали, придумали и открыли, является собственностью Попечительского совета, перед которым вы обязаны полностью отчитываться. А сами вы можете убираться на все четыре стороны, если вам здесь не нравится!
      Он быстро направился к двери. На пороге обернулся.
      - Советую вам одуматься, пока не поздно; последствия могут быть гораздо хуже, чем вы предполагаете!
      Спустя минуту Ренар услышал резкие гудки отъезжающей машины.
      В полуоткрытую дверь просунулась испуганная физиономия Круса и тотчас исчезла. "
      Итак, началось, - сказал себе Ренар. Он сидел, напряженно обдумывая, все ли он успел сделать. - Да, как будто, все: уничтожены реактивы и аппаратура, записи. Но что делать с Линье? Можно ли дать конструктору препарат? Произведено ли всестороннее исследование над Бичером, чтобы сделать заключение о действии препарата? Не возникнут ли позже рецидивы? Написать Линье, что опыт не удался?"
      Он ясно представил себе отчаяние конструктора, вызванное этим известием. Ренар вынул папку с анализами и материалами наблюдений над Бичером и еще раз внимательно все просмотрел. "
      Нет, все нормально. Если и в самом деле от препарата зависят успехи Альберии в космических исследованиях, надо немедленно решать. Но как передать препарат Линье?"
      И Ренар решил сообщить Линье об успехе опыта, а препарат отдать на хранение сторожу лаборатории. Он знал сторожа много лет и не сомневался, что Линье получит у него комплексин в любое время. Ренар поднялся и, подойдя к массивному шкафу, где хранились ампулы с препаратом, стал открывать дверь. Ключ долго не поворачивался в замочной скважине. Наконец шкаф открылся.
      Ренар протянул руку, но не нащупал коробки с ампулами в обычном месте. Он вздрогнул и, торопливо вынув все содержимое шкафа, убедился, что не ошибся: ампулы с комплексином исчезли.
      В тот же день сенатор был вынужден сообщить о разговоре с Ренаром Попечительскому совету. Сообщение Барроса вызвало у "хозяев" переполох. Вечером в резиденции Кортеса, возглавляющего совет, собрались встревоженные магнаты для обсуждения создавшегося положения.
      Все согласились, что оно весьма серьезно, что Ренара и его помощника Гаррета необходимо немедленно арестовать, в лаборатории произвести обыск, установить наблюдение за всеми лицами, прибывающими в Эскалоп. Словом, требуются срочные и энергичные меры.
      Сенатор Баррос, в адрес которого была пущена не одна шпилька, чувствовал, что карьера его рушится.
      Глава 11
      Сборы Педро были недолги. Он переоделся в старый потертый костюм, в котором походил на безработного грузчика, и, захватив небольшой чемодан, отправился на вокзал, чтобы поспеть к Тарифскому поезду.
      Педро чувствовал, что оставляет Ренара и его лабораторию навсегда. Будущее представлялось ему неясным, полным тревог, впереди постоянные преследования и вечный страх быть обнаруженным.
      Вскоре он добрался до вокзала и купил билет до Тарифа. Забравшись на полку, Педро долго не мог заснуть. На рассвете его разбудил громкий голос проводника, объявлявшего о прибытии на какую-то узловую станцию. Педро поднялся, нащупал спрятанные на груди конверты, привел себя в порядок.
      Поезд остановился, и Педро вышел из вагона. На перроне стояли два высоких откормленных полицейских. Когда Педро проходил мимо, они окинули его внимательным, испытующим взглядом. Сердце Педро тоскливо сжалось. "Только не сейчас, пока документы еще не переданы", . подумал он. Возвращаясь из буфета, он увидел, что полицейских на платформе нет. Педро облегченно вздохнул и уже не выходил из вагона до самого Тарифа. Он прибыл туда вечером и немедленно отправился на поиски Гонсало. Найти журналиста оказалось нетрудно, и вскоре Педро сидел в небольшой, скромно обставленной комнате. Рассказав ему о последних событиях, Педро вынул конверты и, протянув их Гонсало, сказал с горькой усмешкой:
      - На этом моя роль заканчивается... Ренар научил меня верить в разум и справедливость. Но есть ли они? Я, потративший годы, чтобы принести пользу людям, вынужден скрываться как преступник, в то время как настоящие преступники, бесстыдно грабящие народ, пользуются всеобщим почетом в обществе. Нет, неразумность происходящего сбивает меня с толку!
      - Ну, что же, дорогой Педро, жизнь заставляет и вас внимательно присмотреться к действительности. В наше время от нее невозможно укрыться и за толстыми стенами лабораторий. Удивляться тут нечему, Педро, надо бороться.
      Они разговаривали еще долго. Педро рассказал о своем намерении вначале съездить на родину, повидать родных, которых он не видел уже четыре года. А оттуда поехать куда-нибудь подальше, на Запад.
      - Вам опасно оставаться в Альберии, . проговорил Гонсало, задумчиво потирая по привычке большим пальцем свой упрямый подбородок, что обычно делал при решении трудных вопросов.
      Увидев, что Педро просматривает лежавшую на столе газету "Бабельский вестник", он сказал:
      - Прочтите статью генерала Рамиреса о тактическом атомном оружии. Только диву даешься, сколько у него цинизма и лицемерия. Кстати, ваш пациент из Сан-Луи, по-видимому, сделал неплохую карьеру. Во всяком случае, его деятельностью генерал доволен.
      - Вы говорите о Диасе? Я догадывался, что он работает над какой-нибудь мерзостью, - и Педро быстро пробежал глазами статью. - Но это надо разоблачить, - заметил он.
      - Непременно. Перед вашим приходом, Педро, я как раз закончил статью, посвященную этому вопросу.
      - Иногда мне кажется, - сказал Педро, - что атомная энергия открыта рано. В мире еще слишком много темных и злых сил. Не принесло ли на сегодняшний день великое открытие больше горя и беспокойства, чем пользы? В сущности, атомная и водородная бомба - это современный Дамоклов меч, нависший над головой человечества.
      Наступило молчание. Педро взглянул на часы и решительно поднялся.
      - Мне надо идти, - ответил он на безмолвный вопрос Гонсало. - Поезд отходит на рассвете.
      - Я бы не советовал, Педро, ехать сейчас на родину. Может быть, отправитесь пока в Сан-Катрин. Я дам вам письмо к надежным людям - они помогут вам.
      - Я согласен, - ответил Педро. - Но только после того, как повидаюсь с родными. А опасности я теперь буду подвергаться везде.
      Гонсало сел за письменный стол и, написав письмо в партийную организацию Сан-Катрина, дал его Педро.
      - Будьте осторожны, Педро, - сказал Гонсало, провожав Педро и крепко пожимая ему на прощанье руку.
      Гонсало стоял у окна и смотрел, как крупная фигура быстро удаляющегося Педро постепенно растворяется в сероватой мгле наступающего рассвета. И почему-то смутная тревога за этого большого черного человека превратилась у него в мрачное предчувствие.
      Когда Педро сошел с поезда на одной из маленьких станций провинции Амозас, уже наступил вечер. Это был чудесный южный вечер, с мягко мерцающими звездами на бархатном небе, напоенный ароматом трав и цветов.
      Нигде в мире не было для Педро прекрасней этого края: он горячо любил живописную долину реки Амозас, мягкий климат, громадные леса, постепенно переходящие в необозримые поля. Здесь он родился и вырос, здесь жили его мать, сестра и два брата. С самого утра и до позднего вечера трудились они на хлопковых полях и плантациях.
      Отец Педро был фермером-издольщиком; арендуя у крупного землевладельца клочок земли и получая от него жилище, инвентарь, семена и продовольствие, он был в кабале у плантатора. Однажды, проболев пару месяцев, он вышел из своего мизерного бюджета и остался в долгу у землевладельца на всю жизнь. Семья жила в хижине, построенной из тонких досок, с фанерной крышей, без окон. В доме не было мебели, кроме старой рухляди и нескольких деревянных ящиков. Если бы не регулярная денежная помощь Педро, семья погибла бы с голоду.
      Педро не терпелось поскорее увидеть своих близких. До небольшого поселка Кервиль нужно было ехать автобусом, и, не теряя времени, Педро направился к автобусной станции. Вскоре он уже был в небольшом, плохо освещенном помещении автобусной станции и смотрел на расписание, висевшее на стене недалеко от кассы. Автобус отходил только в 12 часов ночи. У билетной кассы никого не было, и Педро осторожно постучал в окошко. Через минуту окно открылось, высунулась взлохмаченная голова кассира.
      - Чего тебе? - спросил он грубо.
      - Мне нужен билет до Кервиля, - сказал Педро.
      - Я не продам тебе билета до тех пор, пока все белые не будут обеспечены билетами, - кассир захлопнул окошко.
      Педро, отвыкший за годы работы в лаборатории Ренара от подобного обращения, почувствовал обиду. Однако он сдержался и решил терпеливо ожидать до 12 часов, хотя у него не было уверенности, что к этому времени для него останется билет. Слева от кассы, у стены, находилась длинная буфетная стойка, покрытая линолеумом. Около нее стояли столы и высокие табуреты. За одним из столов сидело несколько человек и играли в кости. Стук костей, азартно ударяемых о стол, раздавался по всему помещению. Педро почувствовал сильный голод и, решив перекусить, сел за свободный столик. Официантка, перебрасывающаяся какими-то замечаниями с буфетчицей, стоявшей за стойкой, сделала вид, что не заметила Педро. Он просидел минут десять, когда один из игроков вдруг резко повернулся к нему. Это был плотный мужчина, одетый в белый помятый полотняный костюм, вероятно, какой-то местный плантатор. Его мясистое и потное лицо с водянистыми голубыми глазами было неестественно красным.
      - Послушай, черномазый, - обратился он к Педро, . ты еще не научился читать, безмозглая обезьяна?
      Педро продолжал спокойно сидеть. Только теперь он увидел объявление над буфетной стойкой. "
      Мы обслуживаем только белых"; слово "только" было аккуратно подчеркнуто красной краской. Из-за тусклого освещения и стоявшего столбом сигарного дыма он не разглядел раньше этого объявления. Но теперь было уже поздно. Чувство протеста и сознание собственного достоинства не позволили Педро подняться и уйти.
      - Хозе, - продолжал между тем пьяница с водянистыми глазами, обращаясь к своему соседу по столу, тупо уставившему взор в одну точку и мрачно жевавшему окурок потухшей сигары, - этот ниггер неграмотный. Ты понимаешь, - пьяно бормотал он. - Его не научили читать. Может, мы поучим его нашей грамоте. А?
      Он встал и с кривой усмешкой, не предвещающей ничего хорошего, направился нетвердой походкой к Педро. Сидевшие за столом оставили игру и с любопытством наблюдали за происходящим.
      - Ниггер, - бормотал он заплетающимся языком. . Ты сейчас же должен уйти.
      Не получив ответа, он наклонился над Педро, и, обдав его запахом водки, крикнул ему на ухо:
      - Ты, может быть, глух, ниггер. Немедленно убирайся отсюда, скотина. Даю тебе тридцать секунд на размышление.
      Этот ультиматум вызвал одобрительные восклицания и смех у зрителей. Величайшим усилием воли Педро сдержал клокотавшее в нем бешенство.
      - Садитесь на место, - спокойно сказал он. . Пусть меня не обслуживают, но я имею право сидеть здесь.
      - Ребята, - вскричал в восторге хулиган, приставший к Педро. - Ниггер-то оказывается не глухой и притом грамотный. Он говорит о правах!
      По залу прокатился громкий хохот.
      - Хозе! Помоги мне вытащить черномазого за дверь, - продолжал тот, схватив Педро за ворот и пытаясь стащить его со стула.
      Педро был по натуре очень спокойным, вывести его из себя было трудно. Сейчас же он почувствовал, что от гнева теряет способность действовать благоразумно. Но все же усилием воли он заставил себя сдержаться; легко отстранив пьяницу, он поднялся и спокойно произнес:
      - Хорошо. Я уйду.
      - Давно бы так, скотина. А пока вот тебе для науки! - вскричал хулиган и с силой ударил Педро в лицо.
      В ту же секунду громадный кулак Педро, подобно разжавшейся пружине, ударил в челюсть хулигана, который, перелетев через стол, тяжело хлопнулся, словно мешок с зерном, о буфетную стойку. Раздался звон разбиваемой посуды и истерический визг буфетчицы. Педро взял свой чемодан и направился к выходу.
      Только тогда, когда он вышел, присутствующие, ошеломленные дерзостью негра, пришли в себя. Тот, которого звали Хозе, - здоровенный детина, с нависшим лбом, редеющими волосами и маленькими глазками на бледном одутловатом лице яростно закричал:
      - Ребята! Негр уйдет! - и бросился за Педро. Вслед за ним выбежала вся компания.
      Выйдя из помещения, Педро ускорил шаг, рассчитывая скрыться в темноте от головорезов. Но он не прошел и сотни метров, когда несколько нагнавших его мужчин набросилось на него. Один из них ударил его кулаком в лицо, двое других схватили за руки. Педро вырвался и легко отбросил нескольких бандитов, но уже другие наседали на него. Однако не так просто было справиться с Педро. Словно мячи, отлетали нападавшие негодяи под страшными ударами. Уже не один валялся со сломанной челюстью или ребром. Рассвирепевшая орава все теснее смыкалась вокруг Педро. Его ударили чем-то тяжелым в висок, и Педро упал.
      Разъяренная толпа, ослепленная каким-то диким безумием, словно свора гиен, набросилась на Педро. Они отталкивали друг друга, чтобы еще раз ударить его ногой в лицо, живот, куда попало. Его подымали с земли и держали, чтобы можно было лучше ударить. Рот Педро был полон грязи и крови, лицо изуродовано. Кто-то притащил веревку, не торопясь завязал узел и перебросил ее через сук большого, развесистого вяза.
      Глава 12
      Беседа с Ренаром вызвала у Линье новый прилив энергии. Неутомимый конструктор проявлял чудеса изобретательности. В основном подготовка к космическому путешествию приближалась к концу. Некоторые трудности возникли при испытании атомного двигателя, когда обнаружилось, что стенки атомного реактора подвергаются слишком сильному нагреву. Однако Линье надеялся в скором времени улучшить охлаждение двигателя. И по-прежнему главную трудность составлял вопрос с защитой от излучения.
      Господин Оливейра считал, что приготовления к полету подвигаются слишком медленно. Каждое новое сообщение из Советского Союза вызывало у него раздражение. Он был возмущен дерзостью русских и посягательством на его собственность. "Ведь почти вся Луна уже продана, на что же они рассчитывают?" - думал он с досадой.
      Не успели затихнуть волнения, вызванные сообщением о посадке на Луну управляемой по радио ракеты, посланной русскими, как новое известие потрясло мир. Вторая ракета, посланная Советским Союзом, облетев вокруг Луны, благополучно вернулась на Землю.
      Теперь уже никто не сомневался, что ракетная техника и уровень радиотелеуправления в Советском Союзе достигли небывалых успехов. Составные ракеты с жидкостным реактивным двигателем весом в несколько сот тонн послушно выполняли команды, посылаемые с Земли.
      Ионосфера не препятствует распространению ультракоротких волн в довольно широком диапазоне, и радиоастрономия заняла одно из наиболее почетных мест среди бурно развивающихся наук. Громадные радиотелескопы с диаметром антенных параболических зеркал около двухсот метров невидимыми лучами прощупывали Вселенную. Едва уловимые потоки радиолучей, идущих из глубин космоса от бесчисленных галактик, удаленных на сотни и тысячи миллионов световых лет от Земли, концентрировались гигантским рефлектором и направлялись на помещенную в его центре дипольную антенну длиною всего в несколько сантиметров.
      Сигналы из мирового пространства раскрывали людям новые тайны бесконечной материи.
      Бурное развитие радиоастрономии разрешило проблему управления космическими ракетами и позволило впоследствии держать непрерывную связь с межпланетными кораблями. Сложный путь полета ракет в межпланетном пространстве, их траектории и графики движения рассчитывались заранее. Расчеты в виде программ закладывались в быстродействующие электронные счетнорешающие приборы, расположенные на Земле. За полетом ракеты следило несколько радиолокационных станций автоматического сопровождения, которые, получая ответные импульсы от приборов на борту ракеты, определяли ее координаты. При малейшем отклонении ракеты от заданного курса счетно-решающий прибор высчитывал поправку и при помощи наземных радиоустройств передавал на ракету радиокоманду. Принятые команды, воздействуя через бортовую аппаратуру управления на приборы управления ракеты, устраняли отклонение.
      Полет управляемой ракеты вокруг Луны и возвращение ее на Землю теперь оказался сравнительно простой задачей. Как только ракета приблизилась к Луне примерно на сто километров, радиокоманда включила на несколько минут двигатель, и ракета, изменив курс, превратилась в спутника Луны. Повинуясь командам, ракета сделала шесть оборотов вокруг Луны, постепенно изменяя направление своего полета с тем, чтобы заснять возможно большую площадь поверхности. Затем по команде, данной с Земли, ракета послушно легла на обратный курс и вернулась на Землю.
      В советских кинотеатрах демонстрировались фильмы о Луне; впервые люди могли видеть обратную сторону Луны, недоступную наблюдению с Земли, ибо, как известно, Луна обращена к нам всегда одной стороной.
      Теперь, когда знания о Луне и о космическом пространстве между нею и Землей неизмеримо возросли. Советский Союз приступил к непосредственному решению проблемы. Каждые две недели на Луну отправлялись радиотелеуправляемые ракеты. Эти ракеты доставляли на Луну всё необходимое для жизни будущих космонавтов: оборудование, запасы воды, воздуха, продуктов питания и топливо для возвращения ракеты на Землю.
      Да, были все основания опасаться, что общество "Альбария - Луна" потерпит крах. Неизменная улыбка господина Оливейра уже не могла успокоить многочисленных пайщиков общества. И акционеры все настойчивее требовали от господина Оливейра созвать совещание, чтобы установить дату отправки ракеты.
      Однако Оливейра под всяким предлогом оттягивал созыв такого совещания. Что он мог сказать, если сам ничего не знал? Его бесила медлительность Линье, который, по его мнению, слишком долго копался.
      А Линье с нетерпением ожидал известий от Ренара. Он не сомневался, что в ближайшее время будет готов к полету.
      Однажды, когда он по привычке заглянул в приемную господина Оливейра, Мерседес передала ему письмо. Хотя почерк на конверте был явно мужским. Мерседес не понравилось волнение, с каким Линье схватил письмо.
      - Письмо от дамы? - спросила кокетливо Мерседес и, не получив ответа, надула губки.
      Линье торопливо прошел в свой кабинет и, волнуясь так, что слышал удары собственного сердца, прочел: "
      Глубоко сожалею, что это письмо принесет вам разочарование. Важные причины, о которых позже вам станет известно, потребовали, чтобы я уничтожил весь запас препарата, но не потому, что он себя не оправдал. Напротив, опыт окончился вполне успешно, хотя, несомненно, для окончательных выводов требуется более продолжительное время. Тем не менее, я собирался выполнить данное мною обещание и передать вам специально оставленные для вас ампулы с препаратом. Но чья-то преступная рука помешала мне. Препарат оказался похищенным.
      Быть может, так лучше. Не забывайте, что мы оба рисковали: вы - жизнью, я - совестью.
      Ренар".
      Письмо Ренара вызвало у Линье большее отчаяние, чем предполагал его автор.
      - Ну что ж! Игра проиграна, - сказал он, входя в кабинет Оливейра.
      - Что такое?! О чем вы говорите? - встревоженно спросил делец. Ему никогда не приходилось видеть Линье в таком настроении. Действительно, конструктор впервые упал духом. На лице его было безразличие и усталость.
      Линье молча протянул письмо.
      - Проклятье! - вскричал Оливейра, прочитав письмо. - Я же не дойная корова! Атомный двигатель обошелся мне в круглую сумму - и все напрасно! Будь проклята та минута, когда я ввязался в это дело! Значит, полет невозможен?
      - Не лететь же мне без всякой защиты, - сказал Линье.
      - Когда я согласился вас финансировать, я предупредил, что меня не интересует вопрос о защите. Летите, как хотите!
      - Моя смерть не возместит вам убытков. Да к тому же, кто согласится лететь со мной? Я вообще еще не нашел желающих, а без препарата и защитного экрана охотников отправиться в космический рейс тем более не будет.
      Оливейра снова перечел письмо.
      - Но какой дьявол мог украсть препарат? . спросил он. - И вообще, непонятное письмо. Зачем понадобилось старику уничтожать препарат? Нет, тут что-то нечисто. Я выясню сейчас, в чем дело.
      Оливейра набрал номер и поднял трубку видеотелефона. Спустя минуту на экране появилась усатая физиономия владельца авиационных заводов Рибейро, члена Попечительского совета.
      - Рад вас видеть, - приветствовал его Оливейра. . Не смогли бы вы дать мне небольшую справку? Нами получено весьма странное письмо от господина Ренара. Прошу вас, объясните, что оно означает! - и Оливейра рассказал содержание письма.
      Рибейро кивнул, давая понять, что ему всё ясно и, несколько замявшись, произнес:
      - Ренар арестован. Подробности могу сообщить лишь в личной беседе.
      - Арестован... - опешил Оливейра.
      На экране видеотелефона уже никого не было, но Оливейра смотрел на него в полной растерянности.
      - Что он сказал? Кто арестован? - спросил Линье.
      - Кто? Это светило ваше - Ренар, черт его побери!
      - Какой вздор! За что можно арестовать старого, всеми уважаемого ученого?! - возмутился Линье.
      - Значит, есть за что! - взвизгнул делец. - О, черт, зачем я впутался в это дело! Вот уже год, как я без конца бросаю деньги на ветер!
      Глава 13
      Вой автомобильных сирен и рокот моторов нарушил ночную тишину. Яркие пучки света от фар полицейских машин прорезали густую мглу. Из черно-белых автомобилей высыпали жандармы Центрального сыскного бюро, мгновенно оцепившие всю территорию лаборатории "Эскалон".
      Обыском руководил инспектор охраны политического и социального порядка Варгас, являющийся одновременно шефом Бабельского сыскного бюро. Сидя в кабинете Ренара, он вместе с несколькими специалистами, сотрудниками лаборатории, привлеченными в качестве научных консультантов, просматривал записи, протоколы наблюдений, исследований и другие бумаги.
      Местные полицейские и агенты сыскного бюро рылись в комнатах коттеджа Ренара и помещениях лаборатории, переворачивая все вверх дном. Ренар, хотя и подготовленный к этому, с удивлением, к которому примешивалось любопытство ученого, обнаружившего под микроскопом неизвестную бациллу, наблюдал, с каким усердием "правительственные люди", как называли себя агенты, громили его лабораторию. И сейчас, верный своей многолетней привычке исследователя, он изучал их, словно присутствуя на эксперименте. Все они были молодыми людьми специфической внешности, такие, каких обычно содержат владельцы игорных домов и ночных баров для поддержания порядка в своих заведениях. Их сразу можно узнать по типичным признакам: сосредоточенный взгляд убийцы, стальные бицепсы и мертвая хватка рук. Недаром руководство Центрального сыскного бюро разработало целую систему для отбора агентов.
      Варгас был раздражен: двухчасовый обыск не дал пока никаких результатов. Не нашли ни документации, ни препарата - ничего.
      - Ну что? Ни капли этого дьявольского эликсира? . спрашивал он в пятый раз старшего полицейского, угрюмого верзилу с туповатой физиономией.
      - Так точно, ни капли, господин инспектор, . отвечал полицейский, вытягивая руки по швам.
      - Осел! Не умеешь искать, - бушевал Варгас. . Позовите сюда эту обезьяну, Круса!
      Крус, принимавший весьма деятельное участие в обыске, тотчас предстал перед начальством и, часто мигая глазами, подобострастно уставился на инспектора.
      Тот долго смотрел презрительным и уничтожающим взглядом на тщедушного человечка.
      - Что же ты, любезнейший, здесь делал все это время? - начал Варгас притворно-ласковым тоном, который, как Крус отлично знал, не обещал ничего хорошего. - Так что же ты делал здесь, макака?! . истерично взвизгнул он. Вертеться здесь несколько месяцев и не достать препарата, слюнтяй!
      Крус побледнел, начал оправдываться.
      - Профессор вылил препарат в канализацию, господин инспектор. Я сам видел, но ничего не мог сделать.
      Когда обыск закончился, один из агентов охранки . плотный мужчина с квадратным лицом и огромными челюстями, - грубо толкнув Ренара, приказал ему следовать за собой.
      Спустя несколько часов полицейская машина доставила Ренара в Главное управление сыскного бюро в столице Альберии.
      На следующий день Ренар был вызван в специальную правительственную комиссию, предъявившую ему обвинение в действиях, ослабляющих государственную мощь Альберии.
      Его привезли в громадное здание, воздвигнутое на холме и носящее древнее название Ареопаг, и через один из боковых входов провели в зал заседаний. В огромном зале было пусто; здесь не было, как всегда, зрителей, фоторепортеров, туристов. Столы для прессы пустовали. В конце залы стоял полукруглый стол, водруженный на помосте, вокруг него расставлены кресла. Этот стол предназначался для законодателей и членов комиссии. На стене позади него распласталось огромное полотнище государственного флага Альберии. Ренар сел за отведенный для допрашиваемых лиц длинный стол из красного дерева и стал ждать. Два сопровождающих его агента развалились в креслах и со скучающим видом курили. Неожиданно они вскочили, и Ренар понял, что в зал вступают члены комиссии. Он оглянулся и увидел несколько сенаторов, с торжественным видом шествующих к столу. Впереди выступал маленький, худощавый человечек, по-видимому, председатель комиссии. Взойдя на возвышение, они неторопливо, с сознанием важности выполняемой ими миссии, расселись в кресла вокруг стола.
      Советник комиссии, молодой человек с тщательно прилизанными волосами, поднялся и произнес:
      - Артур Ренар, прошу вас занять свое место.
      Ренар поднялся и занял место в конце стола, против советника и стенографа.
      Покончив с формальностями, члены комиссии приступили к допросу. Ученого пытались обвинить в разглашении военной тайны.
      - Сведения о препарате не могут составлять государственного секрета Альберии, - заявил Ренар. - Препарат, созданный мною и Педро Гарретом, следует рассматривать как своеобразную вакцину, одинаково необходимую для всего человечества. Вы с таким же успехом, господа, можете обвинить в антигосударственной деятельности Эдварда Дженнера, открывшего противооспенную вакцину, или Луи Пастера, не пожелавшего сделать секрета из своей вакцины против сибирской язвы и бешенства.
      Невозмутимость Ренара вызывала озлобление, и члены комиссии засыпали его бессмысленными и оскорбительными вопросами. Они ждали, что в конце концов ученый выйдет из себя и откажется отвечать. В этом случае его можно будет обвинить в неуважении к комиссии и передать дело в суд. Однако поведение Ренара их разочаровало. Несмотря на всю дикость и нелепость издевательских вопросов, ученый нашел в себе выдержку спокойно ответить на все вопросы. Напротив, ретивые "расследователи" часто не могли сдержаться и осыпали Ренара бранью и угрозами. Двухчасовой допрос закончился безрезультатно.
      Следствие по делу Ренара велось под личным наблюдением главы Центрального сыскного бюро. Десятки агентов с лихорадочной поспешностью собирали факты, свидетельствующие о "нелояльности" Ренара. Но несмотря на целый ворох свидетельских показаний и горы протоколов допросов, обвинительный акт никак не удавалось составить из-за несостоятельности собранных доказательств. Шпики и осведомители сыскного бюро были глубоко разочарованы, узнав, что все высказывания профессора, которые они представляли, как добытые их "трудом", Ренар открыто и не боясь повторял на допросах. Таким образом, все "улики", вместе взятые, не доказывали состава преступления. Дело Ренара нельзя было передать в суд. Всем отделам сыскного бюро и полицейским управлениям были разосланы срочные и секретные директивы о розыске негра Гаррета. Там же прилагалось описание внешности беглеца и его фотография.
      Раздраженное спокойной уверенностью Ренара, руководство охранки дало распоряжение о создании для него строгого тюремного режима. Однако на большее, на применение пыток, что обычно практиковалось в сыскном бюро при допросах, охранка пока не решалась, так как имя ученого, пользующегося мировой известностью, заставляло их быть осторожными.
      Пока же в ход была пущена печать.
      Словно по взмаху дирижерской палочки, лихорадочно заработала пропагандистская машина; засуетились десятки репортеров; на первых полосах газет появились аршинные заголовки и сенсационные фотографии.
      КРАСНЫЙ ШПИОН ПОД ЛИЧИНОЙ УЧЕНОГО!
      КРАСНЫЕ В ЛАБОРАТОРИЯХ АЛЬБЕРИИ!
      СОВЕТСКИЙ АГЕНТ НЕГР ГАРРЕТ ИСЧЕЗ!
      РЕНАР - АГЕНТ ИНОСТРАННОЙ ДЕРЖАВЫ!
      РЕНАР - ПРЕДАТЕЛЬ АЛЬБЕРИИ!
      Потоки чудовищной клеветы и оскорблений полились со страниц газет на Ренара. Как и всегда в таких случаях, вся эта омерзительная пропагандистская свистопляска имела определенную цель: заранее, еще до суда, убедить общественное мнение страны в виновности Ренара.
      Процессу Ренара необходимо было придать законную форму при отсутствии законных оснований. Для сыскного бюро это было обычным делом. Руководство охранки срочно занялось подбором и подготовкой лжесвидетелей, на показаниях которые можно было бы построить обвинение. Сложная судебная машина готовилась к пуску.