– Вы хотите сказать – купить?

– При чем здесь слова? – сморщил нос Медок, и в этот момент Люба увидела, что на самом деле дочь на него все-таки чем-то внешне похожа. – Я просто хочу сказать, что если ты считаешь, что нет смысла плодить нищету, то нет никакого смысла напрасно рисковать своим здоровьем, и можно поступить умно, всем на пользу. В любом случае тебе выгоднее родить ребенка, и это одним разом могло бы решить все твои проблемы. Тебе повезло, что мы тобой встретились, подумай… Я хоть сейчас могу позвонить нужным людям, и они привезут деньги.

– Я не умею так быстро думать, – честно призналась Люба. – Мне нужно все разложить по полочкам, по позициям.

– А что тут считать? Как раз к Новому году будем с подарочком, – сообщил Медок, сладко улыбаясь. – И ты сможешь начать новую жизнь, забыв обо всем, что было до этого. Я позабочусь о том, чтобы у ребенка были щедрые родители. Тем более это и в наших интересах.

«Хорошо тебе рассуждать, сидя в своем теремке, о подарочках, – с внезапной яростью подумала Люба, сжимая кулаки. – Жирный кретин! И за все это время он и словом не обмолвился, что ребенку нужна настоящая мать. Он ни черта ни в чем не смыслит!»

– Ау, Любава моя, ты спишь, что ли? – снова окликнул ее Сергей. – Почти приехали. Ничего, сейчас сразу проснешься.

– А что я там должна делать? – спросила Люба.

– Я тебе только что объяснил.

– А-а-а… А ты еще раз повтори. Я ничего не поняла.

Сергей с довольным видом поцокал языком.

– Эх, люблю я, грешным делом, с иностранцами общаться, – сказал он мечтательно. – Они богатые и добрые. Добрые, потому что богатые. На такие приколы деньги тратят, что диву даешься.

– Что я должна делать? – повторила Люба.

Ерунда. Ничего особенного. Примерно то же самое, что тогда, на дне рождения, помнишь? По моему знаку ты быстро разденешься и сразу же оденешься, через пять минут, вот и все дела. А все остальное мы сделаем сами.

– А если я не хочу сейчас раздеваться?

– Вот новости! Должна была раньше сказать. Я бы только свистнул, и на мой зов куча девчонок из модельных агентств со всего города бы сбежалась. Но я выбрал тебя. Сама знаешь почему. Мы с тобой теперь по жизни одной веревочкой связаны.

– Ты же говорил – три.

– Что – три?

– Ну что три минуты. А теперь уже пять.

– Послушай, ты сегодня какая-то странная. Какая тебе разница? – сердито тряхнул головой Сергей. – Я тебе уже сто раз все объяснил. Богатый немец, художник-концептуалист, уже старик. Он по всей России проводит что-то вроде ярмарки оригинальных идей, поэтому народ интересный к нему подтягивается. Я же говорю: ему деньги девать некуда.

– Хочешь сказать, он их тебе отдаст?

– Уже отдает, он у меня три работы за валюту купил. А я на каждую из них всего пару часов потратил, уметь надо! Кстати, и с акцией ему моя идея сразу понравилась. Плохо, что ли? Виртуальный памятник Волге. Что ты на меня смотришь? Ну да, ты не ослышалась: Волга, река. Иностранцы на наши природные ресурсы мгновенно клюют. Просекла наконец?

– Нет, – угрюмо сказала Люба. – Я домой хочу.

И тут же вспомнила, что на сегодняшний день ее дом – это мастерская Сергея, так что, по сути дела, бежать ей некуда.

– Ладно, тогда я тебе все на пальцах расскажу, только скорее врубайся, – взмолился Сергей. – Смотри на меня, не отвлекайся. Площадка в саду. Музыка. Помнишь такую картину – «Танец» Матисса?

Люба сокрушенно покачала головой.

– Но это не важно. Ты стоишь на возвышении, накрытая тканью, и несколько минут не шевелишься, как будто под тряпкой спрятана какая-то скульптура. Мы вчетвером выбегаем, все голые, как на картине, и танцуем вокруг тебя, взявшись за руки. Как у Матисса, поняла? А потом под музыку сдергиваем с тебя покрывало. Ты стоишь вся такая из себя красивая и держишь в руках пластиковую бутыль с водой. Это принципиальный момент: не амфору какую-то, а именно простую пластиковую двухлитровую бутылку из-под пива «Волга». Поняла, в чем весь прикол? По моей команде ты выливаешь воду на себя. Все хлопают, все счастливы и довольны, продолжают пожирать на свежем воздухе бутерброды с красной икрой. Пустячное дело.

– Про воду ты мне тоже ничего не говорил, – помолчав, сказала Люба. – Про то, что обливаться надо. А вдруг я простужусь? Я же тебе не моржиха.

– Глупости. Если хочешь, мы тебе теплой воды нальем, из чайника. Еще вопросы есть?

– Есть. А зачем все это?

– Что – зачем?

– Танцевать голышом, водой обливаться…

– Сколько тебе можно объяснять? Это такая концептуальная акция, за это сейчас деньги дают. Тебе что, больше нравится, когда бесплатно?

– Может, этот немец над нами хочет поиздеваться? Лучше бы денег дал на что-нибудь полезное.

– По-моему, это ты сейчас надо мной издеваешься, – не выдержал Сергей. – Он по всему миру собирает оригинальные идеи, всем нравится. А тебе одной опять, видите ли, что-то не нравится. Что тут непонятного? В моем проекте, между прочим, зашифрован образ вечности: памятник тому, чего еще нет. Поняла наконец?

– Нет, – честно призналась Люба. – Но раз я тебе уже пообещала, пошли. Я сегодня вообще плохо соображаю.

Машина подъехала к двухэтажному коттеджу из красного кирпича, и Люба обреченно вздохнула, увидев привычную картину: охранника с квадратным лицом на входе, белые стены в офисном стиле, каких-то возбужденных дамочек в деловых костюмах. Тоска…

Люба и сама до недавнего времени, работая в фирме Дениса, точно так же стучала по лестницам каблучками, делая вид, что переносит из одной комнаты в другую самые важные на свете бумажки.

А сейчас спроси – ни за что не вспомнишь, что в них было написано.

Но Сергей с загадочным видом провел ее через какую-то стеклянную галерею, и Люба увидела… сад.

Сад был большой, как лес; он весь зарос нестерпимо яркой, весенней травой и желтыми, вовсе не садовыми на вид цветочками. В саду беспорядочно росли разлапистые яблони, вишневые деревья, кусты смородины, и не было видно ни одной дорожки. Похоже, за садом давным-давно никто не ухаживал.

Люба увидела в глубине сада высокое абрикосовое дерево, сплошь усыпанное клейкими, зелеными листочками, похожими издалека на праздничные лампочки. Пройдет немного времени, и в положенный срок эти ветви озарятся мягким оранжевым светом.

В саду оказалось неестественно тихо, светло и прохладно. Нигде не было видно ни единой души.

– Где это мы? – удивилась Люба. – Как здесь хорошо.

– Один из приколов нашего немца, – улыбнулся Сергей. – Он через подставных лиц купил эту землю, чтобы здесь ничего не трогать, все оставить, как было. Он называет это место райским садом и говорит, что здесь исполняются любые желания. Здесь мы и будем сегодня чумиться, отрываться по полной программе. Летом мы здесь босиком бегаем.

– Здесь нельзя чумиться, – сказала Люба. – Как-то не хочется.

За абрикосовым деревом постепенно проявились очертания небольшой двухэтажной дачки – судя по планировке и отвалившейся со стен штукатурки, построенной еще несколько десятилетий назад.

Люба не сразу заметила этот домик, заросший со всех сторон диким виноградом, потому что издалека он сливался по цвету с садовой зеленью. Недавно построенный коттедж, по-видимому, служил для немца чем-то вроде офиса, а самое интересное находилось за высоким забором, подальше от людских глаз.

Двинувшись вслед за Сергеем в сторону дачи, Люба так засмотрелась по сторонам, что больно ударилась коленом о скамейку, врытую в землю в неожиданном месте, среди беспорядочно разросшихся повсюду кустов черной смородины.

Тут же обнаружился и небольшой деревянный столик, какие устанавливают обычно для удобства на сельских кладбищах.

Люба присела на скамейку и начала тереть коленку. Почему-то ей не хотелось идти дальше.

«Надо же, время вдруг остановилось, – подумала Люба. – Или совсем исчезло? Интересно, куда же оно на самом деле девается? Может, прячется где-нибудь в этих райских кустиках?»

Со стороны дачи донеслись странная, завывающая музыка, дурашливые вопли, визг, смех.

– Началось, начинается… – обернулся Сергей – его маленькие глазки блестели от возбуждения. – Пошли скорее. Никогда здесь не была? Там возле дачи есть площадка, а столы прямо под деревьями накрыты. Немец называет все это музеем современного искусства под открытым небом. Учти, об этом месте знает только художественная элита.

– Какой же музей? Здесь даже охраны нет, – усомнилась Люба.

– Да все тут есть, только они где-то прячутся. Тонкие люди, эти иностранцы. Ты когда-нибудь пробовала авокадо, начиненное мясом креветок, под лимонным соусом? Ты что тут уселась, пошли же…

Люба поморщилась и еще раз потерла коленку, показывая, что ей трудно идти, хотя удар, в сущности, был пустяковым.

– Ты иди, а я пока здесь посижу, – сказала она. – Найдешь меня здесь, когда я понадоблюсь. Голова что-то кружится.

Сидеть за столиком в полном одиночестве было не просто хорошо – прекрасно! Тихо раскачивались над головой деревья, по деревянной скамейке озабоченно бегали муравьи и незнакомые мелкие жучки. Это было бы лучшее место на земле, если бы не Сергей, который подпрыгивал рядом от нетерпения и выворачивал шею.

– А, ладно, как хочешь, только смотри не убеги. В принципе здесь даже будет удобно раздеваться, держи для нас это место, – сказал Сергей и юрко шмыгнул в кусты. – Сейчас я принесу, чем мы тебя будем закрывать.

«Мне некуда убегать», – хотела сказать Люба, но его уже и след простыл.

Люба положила на стол ладонь и стала наблюдать за муравьями: кто из них обойдет препятствие стороной, а кто отважится полезть на живую стену? С тихой улыбкой она прислушивалась к новым ощущениям внутри себя.

Теперь она была не одна. Отныне в ней жила тайна, самая великая из всех на земле.

Интересно, сын или дочь?

Наверняка мальчик будет похож на Дениса. Или лучше не надо?

Но разве от нее хоть что-то теперь зависит?

Неужели отец Полины на самом деле подумал, что она сможет кому-то отдать своего ребенка? Хорошо же он хотел устроиться: еще и деньги за медицинские консультации с них бы поимел, не говоря об основном вознаграждении.

Она как-нибудь и сама справится…

По идее, сейчас Люба должна была с ума сходить от безысходности, но почему-то, наоборот, испытывала странное спокойствие.

Где-то совсем близко, под ногами, слышался шум воды, и Люба заметила, что под деревом лежит шланг, почти незаметный среди густой травы.

Значит, даже за этим заброшенным садом кто-то ухаживал, поливал его. Но и в прежние годы, пока участок не приобрел чудаковатый немец, деревья все равно не засохли и наверняка давали полным-полно яблок и груш.

Нет, не зря она оказалась сегодня в таком необычном месте.

Этот день в последних числах апреля выдался на удивление жарким, почти что летним. Люба разулась, умылась из-под шланга прохладной водой, а потом с удовольствием подержала под струей гудящие от напряжения ноги. Хорошо-то как…

В просвете между кустами она видела гостей этой необычной тусовки, сгруппировавшихся вокруг стола, и край площадки, на которой стояли музыканты в странных колпаках. Между ними бегала девушка, наряженная почему-то в водолазный костюм. Обзор то и дело загораживали люди с фотоаппаратами и видеокамерами.

«Сергей ничего не говорил о том, что меня будут фотографировать», – вспомнила Люба, которой на самом деле это было совершенно безразлично.

Странно, что всего в нескольких шагах от всей этой суеты под ногами журчала вода и тихо жужжали пчелы.

Действительно райское место.

«А вдруг и правда здесь каждый находит то, что давно ищет? – подумала Люба. – А я здесь нашла своего ребенка. Здесь поняла, что я тоже – как сад и во мне созревает плод, мой сын».

Впервые за последнее время она совершенно не чувствовала судорожного страха перед будущим, ни даже малейшего беспокойства.

Позиция первая. Все как-нибудь образуется.

Позиция вторая. Все будет хорошо.

Позиция третья. Она все сделает для того, чтобы ее ребенок был счастливым.

И она сама тоже будет счастливой, несмотря ни на что.

Вот и весь, собственно, расклад.

Может быть, она вернется на несколько месяцев поработать в своей гостинице. Или даже согласится пожить рядом с сумрачной Полиной. У нее, конечно, трудный характер, но ведь это от болезни. Вот только к ее отцу Люба испытывала стойкую антипатию, хотя это тоже теперь не имело никакого значения.

А может быть, заработать немного денег, на какое-то время уехать в деревню, в старый бабушкин дом? Ребенку сейчас нужен свежий, здоровый воздух.

К тому же в ближайшее время необходимо съездить к маме. Сначала мама поплачет, но после наверняка будет любить малыша гораздо сильнее, чем своего полковника.

Полина правильно сказала: каждый человек сам для себя находит то, что для него – самое главное…

…Трам-там-там. Люба торопливо достала из сумочки телефон, который противно вторгся в тишину сада. Ничего, сейчас она наконец-то скажет Антону все, что она о нем думает, хватит терпеть его издевательства. Хорошо, что ее не слышно за кустами и можно не стесняться в выражениях.

– Алло, – услышала она знакомый, какой-то тусклый голос. – Я только хотел тебя спросить: ты не находила при переезде мои часы?

Денис?!. Люба потрясла головой, чтобы избавиться от наваждения. Может, ей просто в саду незаметно голову напекло?

– Денис, ты? – спросила она тихо, почти шепотом. – Какие часы? Ты где, Денис?

Повисла странная пауза. Любе показалось, что молчание в телефонной трубке длилось очень долго, несколько минут. Нет, даже несколько часов. А если быть точнее – тридцать девять дней.

В траве гудели пчелы, и, казалось, в воздухе стоял еле слышный звон. Или у нее просто в ушах от напряжения звенело?

– Денис, где ты? – повторила Люба. – Я должна тебя срочно увидеть, у меня важная новость.

– Ты можешь сейчас подъехать в «закутки»? – помолчав, спросил Денис. – Помнишь, где это?

– Конечно, помню. Все, я уже еду, – вскочила со скамейки Люба, отыскивая глазами калитку или какую-нибудь дырку в заборе. Дрожащими от волнения руками она запихнула телефон в сумку и… завизжала от страха.

Перед ней стоял улыбающийся Сергей – с ярко-красным лицом, красными ногами, красными руками и почему-то наряженный в женский халат.

В руке он держал двухлитровую пластиковую бутылку из-под пива.

– Ты меня напугал. Что с тобой? – передернулась Люба.

– Я же тебе говорил – «Танец» Матисса, они там все красные пляшут. На триста рублей гуаши пришлось потратить. Ничего, немец мне все вернет с процентами, я ему еще кое-что толкну… Пошли, начинается. Ты все еще не готова?

– У меня поменялись планы. Нужно срочно уйти.

– Как же это? Нет, так не пойдет. Дело-то всего на десять минут. Я уже всем сказал, что сейчас мы выступаем, для нас очистили площадку. Раздевайся, пошли, я тебя поставлю куда надо, пока гости перекусывают…

– У тебя – акция, а у меня – жизнь, понял? – возмутилась Люба. – Мне нужно уйти.

– Нет уж, теперь придется отработать. Зря я, что ли, в тебя, голубушка, столько денег вбухал? Даже и не думай о том, что я тебя просто так отпущу… Давай играть по-честному.

– По-честному? Пусть тебе неустойку твой тесть, нефтяной магнат, заплатит. С последней пенсии. Мазила хренов, а еще художником себя называешь. А что, если я тоже назову себя английской королевой? Отпусти меня, лучше по-хорошему отпусти…

– Назови хотя бы. После этого, может, хоть кем-нибудь станешь… – задыхаясь, в бешенстве проговорил Сергей.

Он вцепился Любе в руку и уже тащил к площадке, двигаясь спиной, как рак, только почему-то красный, уже вареный. Девушке пришлось из всех сил ухватиться за столик, чтобы удержаться на прежнем месте. Но и руки, и платье у нее были уже перепачканы красной краской, и Сергей не отцеплялся, тянул куда-то, чертыхался…

– Ты же не только меня, ты всех подводишь, – бормотал он. – Я как чувствовал, что с тобой лучше не связываться.

Из кустов высунулась еще одна уродская красная физиономия, видимо, человека, который тоже должен был плясать вместе с Сергеем вокруг несуществующего памятника.

Люба поняла, что сейчас вместе они ее наверняка скрутят. Она изловчилась, нагнулась и, схватив свободной рукой лежащий под ногами шланг, направила струю Сергею в лицо.

Он громко взвыл и сразу машинально ее отпустил, закрыв лицо обеими руками. Люба увидела, как из кустов метнулся краснолицый, чтобы перехватить шланг, и запрыгнула на столик. С высоты она принялась в упор поливать, расстреливать водой их обоих, хохоча при виде красных гуашевых ручьев.

Со своего возвышения Люба заметила, что со всех сторон к ним уже бежали какие-то люди, в том-числе охранники в зеленых камуфляжных костюмах, но не могла остановиться.

«Интересно, кто из них тут немец? – подумала Люба в веселом отчаянии. – Да какая разница? И ему сейчас достанется».

– А ну-ка, разойдись! – закричала Люба звонко, направляя струю воды в бегущую толпу. – Берегись, ребята, Волга вышла из берегов!

А потом поглядела на себя и еще сильнее пришла в ужас.

Как же она в таком виде покажется перед Денисом? Вся в красной краске, в грязи… Люба зажмурилась, повернула струю воды к небу и успела принять холодный душ, прежде чем кто-то крепко схватил ее за руку и отобрал шланг.

Она стояла на столе, снова на всеобщем обозрении, в промокшем до нитки платье. Все зрители вокруг были мокрыми, и Люба не узнавала среди них ни одного знакомого лица.

– Что здесь происходит? – с угрозой в голосе спросил охранник.

– Акция. Волга вышла из берегов, – повторил откуда-то выскочивший Сергей – мокрый, с бешеными глазами, весь в красных потеках и тоже какой-то неузнаваемый. – Купание красного меня. Это уже где-то было, но все равно… Классная импровизация. Участвуют все. Кто еще хочет искупаться, можем повторить. Bay!

Он издал победный крик, подпрыгнул на месте под чьи-то веселые возгласы и тоже схватил шланг. Вот хитрец! Этот человек явно был из породы непотопляемых.

Люба незаметно пошла к выходу, но никто и не думал ее останавливать. Желающих искупаться под шлангом оказалось очень много, все визжали, завывали, весело орали от счастья.

«Как там мои муравьишки? – вспомнила Люба, оглядываясь. – Наверное, думают, что случился Всемирный потоп. Ничего, они ловкие, выплывут…

Так всегда было. Как только она настраивалась подумать о серьезных жизненных вещах, у нее сразу что-то случалось с мозгами и в голову лезла всякая белиберда.

Зато тревога о муравьях хоть немного отвлекала от другой, ужасной мысли.

А вдруг телефонный звонок в райском саду ей просто-напросто почудился?

Кто из молодежи не знает эти небольшие комнаты в ресторане «Магнолия», расположенные в полуподвальном помещении отдельно от основного зала, которые завсегдатаи привычно называют «закутками»?

Ничего особенного: действительно, укромные закутки со столиками на двоих, интимным полумраком и мгновенным обслуживанием.

Люба хорошо знала это место по прежним временам, когда приходила сюда вместе с Денисом и он уединялся в закутках с нужными людьми, обсуждая свои мужские дела.

Денис сидел за столом, подперев рукой щеку, и в первый момент Люба его не узнала. Он сильно похудел, побледнел, а при таком освещении и вовсе казался каким-то прозрачным, почти нереальным.

Люба с трудом сдержалась, чтобы не броситься ему на шею и убедиться, что это на самом деле он, а не привидение. Вот тебе и Париж, кругосветные круизы, уютное семейное гнездышко на берегу моря и прочие, до смерти обидные фантазии.

Что-то было непохоже, что все это время Денис где-то развлекался в свое удовольствие. Люба никогда прежде не видела его таким растерянным, прямо-таки затравленным.

Но она нашла в себе силы лишь сдержанно кивнуть и изобразить слабое подобие улыбки.

– Привет, – сказала она негромко.

– Привет, – ответил Денис и замолчал. Некоторое время они сидели молча, как два каменных истукана, и смотрели друг на друга.

– Выпить хочешь? – спросил наконец Денис, кивнув на столик.

Только теперь Люба заметила, что на столе уже стояли начатая бутылка коньяка, рюмки, какие-то закуски.

Она помотала головой: сначала в знак протеста, а потом в знак согласия. Он волнения у нее в горле почему-то застрял ледяной комок. Может, хоть глоток коньяка его растопит, пока она совсем не задохнулась?

Денис молча налил в пустую рюмку коньяк, и Люба сделала короткий обжигающий глоток. От волнения она забыла, что нужно было дождаться, пока Денис нальет себе тоже, чтобы за что-нибудь выпить вместе.

«Интересно, сильно ли будут дрожать руки, если закурю?» – подумала Люба, начала судорожно рыться в сумочке, но тут же вспомнила, что теперь ей нельзя курить. Но зачем-то продолжала делать вид, как будто все еще ищет зажигалку.

– Как твоя командировка? – поинтересовалась Люба как бы между делом, продолжая безуспешные поиски.

– Нормально, – тусклым голосом отозвался Денис.

– Закончилась?

– Не совсем, – помолчав, сказал Денис. – Завтра снова уезжаю.

– Ясненько… Ты потерял свои швейцарские часы? Может, думаешь, что я их украла?

– Да нет, что ты, что ты! – даже испугался Денис. – Просто пришло в голову, что ты могла их где-то видеть.

Наконец-то Люба нашла эту дурацкую зажигалку и зачем-то несколько раз пощелкала. Нужно ведь было куда-то девать глаза, руки, закипающие где-то в глубине слезы?

– Ты лучше у конвойного моего спроси, – пожала плечами Люба. – Такой рыжий верзила. Славка. Да знаешь ты его! Он мне всего полчаса дал на сборы, куда-то торопился. Или еще кого-нибудь из твоих.

– Они такие же мои, как твои, – сквозь зубы процедил Денис, налил себе в рюмку коньяку и тоже выпил.

Они сидели рядом, но были – как чужие. Даже пили каждый сам по себе, по одиночке, словно запойные пьяницы.

Ничего ужаснее такой встречи и представить было невозможно.

Больше всего Люба боялась выдать себя дрожащим голосом и старательно молчала. Если у него все нормально, то у нее чем хуже?

К тому же завтра Денис снова, оказывается, уезжает. Без всяких объяснений, как будто так и надо.

Да и кто она для него? Не жена ведь, в самом-то деле. Так, содержанка, женщина для приятного досуга.

Этот бледный, замкнутый человек, сидящий напротив, был совсем другим, не прежним Денисом – отцом ее малыша. Нужно ли ему что-то рассказывать о ребенке?

– Ну и где же ты теперь? С кем обитаешь под одной крышей? – наконец нарушил молчание Денис.

Он спросил это таким неприятным, насмешливым тоном, что Любу от обиды передернуло. Знал бы он… Она хотела тоже ответить ему что-нибудь резкое, под стать его идиотскому вопросу, но… осеклась.

У Дениса и без того был слишком замученный вид.

– Ни с кем. Одна. Сама по себе, – сказала Люба.

– Одна? – протянул он насмешливо. – Надо же… А у меня совсем другая информация. И Антошу я слишком хорошо знаю, он от своего никогда не отступится. Быстро он тебе протянул руку помощи? Хоть три дня после моего отъезда выдержала?

Люба даже зубы сжала, чтобы не выкрикнуть Денису в лицо что-нибудь злое, обидное. Чтобы он наконец-то очнулся.

Она уже открыла рот, но… вдруг отчетливо увидела перед собой лицо Павлуши, его голубые, удивленные глаза. Он точно сумел бы сейчас сохранить спокойствие. Этот человек научился быть самим собой, по-детски искренним в самых непредсказуемых ситуациях, даже если это окружающим вовсе не нравилось.

– Все это время я тебя ждала, – повторила Люба твердо. – Куда ты пропал? Я каждый день ждала твоего звонка. При чем здесь Антон?

И подумала: вот-вот, Павлуша ее сейчас точно бы одобрил.

Может быть, искренность – это как раз и есть высший вид бесстрашия?

Почему она сейчас должна изо всех сил прятаться от самой себя, от самого любимого на свете человека? Кончится тем, что они навсегда разойдутся в разные стороны, как чужие, и потом уже ничего нельзя будет исправить. Ничего и никогда. Но ведь сейчас ей дается шанс, один последний шанс…

Люба отодвинула стул от света, чтобы не видеть отстраненное, неузнаваемое лицо Дениса, и начала торопливо рассказывать ему все с самого начала: о том, как ее выгнали с работы и из квартиры, как она сидела в парке и не знала, куда идти, как спряталась от дождя в мастерской художника, о настойчивых звонках Антона. И даже о Сережке Маркелове с его последней, идиотской акцией.

Она говорила очень быстро, не выбирая красивых слов и больше всего боясь, что Денис перебьет ее какой-нибудь насмешливой репликой, и тогда она не сможет продолжить свой рассказ.

– Налей мне сока… немножко, – наконец сделала короткую паузу Люба. – Горло пересохло.

Денис потянулся к кувшину, но рука его на полпути свернула и опустилась на Любину ладонь.

– Бедная моя девочка, – сказал он тихо. – Если вы я только знал…

Его рука была теплой, нежной и до боли знакомой. Люба низко опустила голову, но, заметив, что на скатерть упали две слезинки, быстро закрыла мокрое место рукой.

Денис сидел в прежней позе, горделиво вскинув голову. Только маленькой короны на голове не хватало. Но глаза у него теперь были совсем другие – влажные, растерянные, родные…

– Я была для них обнаженной натурой, – сказала Люба, улыбаясь ему сквозь слезы. – Но только обнаженной – до самой души, понимаешь?

– Бедная девочка, – покачав головой, повторил Денис. – Как же ты за это время повзрослела и изменилась.

– На себя бы посмотрел, – привычно огрызнулась Люба. – Где ты бродяжничал? Ты что, скитался по пустыням? Почему ты так исхудал?

Пока Денис рассказывал свою историю, Люба могла не отрываясь, сколько угодно смотреть на его лицо. Наверное, поэтому события не показались ей такими трагичными, сплошь в черных тонах, как рисовал их Денис.

Разлад с компаньонами. Ну и что? Предательство со стороны Антона, с которым они когда-то вместе начинали бизнес. Мало ли… Как будто ни с кем такого никогда не случалось. Альтернатива: срочно, навсегда исчезнуть из города или… Что поделать, в жизни бывают ситуации гораздо хуже.

– …Я не могу тебе до конца все объяснить. Это же бизнес, мужские дела, – привычно обозначил границы своих владений Денис – он и прежде всегда, слово в слово, так говорил. – В общем, уже на следующий день мне позвонили и сказали, что ты живешь теперь с Антоном.

– Но почему ты сам мне не позвонил, не спросил? – удивилась Люба.

Денис опустил голову и молчал долго, подозрительно долго.

– Ты думаешь, это так легко – в тридцать лет начинать все заново? – сказал он наконец. – У меня же теперь ничего нет, я почти что нищий. Я в Твери, пока у брата жил, ночным извозом на его машине занимался.

«Опять он говорит – «я», «у меня», – отметила про себя Люба, продолжая упорно молчать. – Хоть бы несколько слов сказал обо мне».

– Ты… такая… как подарок. Я подумал, что теперь, после всего что случилось, я не заслуживаю от жизни подарков. Такие женщины, как ты, не должны жить в нищете. А сейчас я пока не могу тебе дать того, что было прежде, потому что я…

Люба вздохнула. Кажется, про подарок она недавно уже где-то слышала.

Да и Денис снова был в своем репертуаре, похож на себя, прежнего: «Я могу», «Я не могу». Неистребимый мужской эгоизм. Но может быть, как раз на нем и держится пресловутая мужская сила?

– А мне девчонки в фирме сказали, что ты жениться собрался! – вспомнила вдруг Люба.

Ага, на тебе, – глупо хмыкнул Денис. – Но теперь не знаю, пойдешь ли ты за неудачника. Вообще-то брат обещал помочь мне с квартирой. И с бизнесом есть кое-какие наметки, но нужно время…

– Когда едем? – спросила Люба.

– Сегодня ночью. Мне дали двадцать четыре часа, чтобы я взял кое-какие документы. Я и сам вообще-то накрутил немного лишнего… Может, когда-нибудь расскажу, но сейчас некогда. Первым делом нужно купить билеты в вагон СВ, чтобы нам хоть ночью никто не мешал.

– Но ты же сам только что говорил, что у тебя денег нет и ты – нищий.

– Ну, все-таки не настолько нищий, – улыбнулся Денис своей фирменной, победной улыбочкой. – Ты же знаешь, на такие дела я всегда найду.

– Тогда мне тоже нужно одну важную вещь купить, – вспомнила Люба. – Картину. Я должна держать ее перед глазами, чтобы ничего не забыть. Почему-то я думаю, что они-то меня здесь тоже долго не забудут. Это недорого, правда…

– Ну, ты даешь, – покачал головой Денис. – Я на самом деле тебя не узнаю. Раньше ты таким умоляющим голосом просила туфли, а теперь – картину. И сдалась она тебе? Давай потом купим?

«Какие все-таки мужчины глупые, – подумала Люба. – Как дети. И за что мы их так любим?»

Ведь если бы не случайная встреча в сквере с художником, она почти наверняка была бы сейчас в Петровске, куда Денис ни за что бы не дозвонился.

Почему он не видит ничего дальше собственного носа?

– У тебя на самом деле пропали часы? – вместо, этого спросила Люба.

– Да нет… Захотел перед отъездом услышать твой голос, – смущенно пробормотал Денисе – Проявил слабость.

Люба внимательно посмотрела на Дениса. Главное, что он был рядом, а все остальное – это уже так, мелкие детали рисунка.

Он еще не знает, какую новость услышит в поезде, когда они поедут вместе домой.