Глава 16

Наступившая тишина показалась мне противоестественной. Замолчали даже цикады, хотя, возможно, после получасового оглушительного ора у меня просто притупился слух. Неизвестно, сколько длилась бы эта немая сцена, если бы не Ирочка.

— В чем дело, Ярослав? — спросила она капризно-требовательным тоном.

Оба Славки вздрогнули и опустили глаза.

— Так, ни в чем, — сдавленно ответил Ярослав. — Просто, похоже, у нас был мотив.

Никто не проронил не звука, хотя пялились мы на Славок во все глаза. Один только Леша нашел в себе силы вслух задать вопрос, который вертелся у всех на языке:

— Какой мотив?

— Ну, это долгая история. Частично ее, наверное, все знают от Генриха, если он что-то рассказывал. — Ярослав по-прежнему изучал носки своих кроссовок. — Ладно, попробую изложить целиком. Началось это года полтора назад. В институте закрыли нашу с Владиком тему и, как водится, перестали платить. Отправили в отпуск за свой счет. У нас была возможность поехать работать по контракту за границу, но я как раз собрался жениться, и этот вариант меня совсем не устраивал. Мирон в это время тоже сидел на бобах. Однажды зашли мы поздравить Нину с днем рождения, как раз и Генрих был, выпили немного и стали жаловаться друг другу на жизнь. Пришел Сергей Игнатьевич, Нинин отец. У него, если не знаете, одно из самых крупных в Москве рекламных агентств и целая сеть мастерских по изготовлению сувениров с рекламной символикой. Словом, рекламный магнат. Слушал он, слушал, а потом давай подначивать. Тоже мне, мол, молодежь пошла! Делать ни хрена не умеют, только ныть горазды. Привыкли, говорит, что вам все подносят на блюдечке с голубой каемочкой. Мы ему доказывать, что сейчас просто время такое и специалисты вроде нас никому не нужны. Мы, мол, многое умеем, вы и представить себе не можете сколько. Но Нининого отца словами не больно-то проймешь. «Ладно, — говорит и рукой машет. — Языком трепать все горазды!» Разозлились мы страшно, но что на это скажешь? И тут Владик вспомнил, что у него в портфеле лежит одна дискета с мультиком. Он в диссертацию включил две главы о размножении раковых клеток, предложил новую математическую модель. Помнишь, Варвара, ты ему в свое время толковую идею подала — сделать для наглядности компьютерный мультик, иллюстрирующий процесс деления? Вот дискета с этим самым мультиком у Славки и оказалась случайно с собой. Сунул он ее в компьютер и показал Нинкиному отцу, что мы тоже не только лыком шиты. Сергею Игнатьевичу мультик понравился. Ему тут же пришла в голову идея, что можно было бы делать небольшие заставки и вставки к компьютерным играм с ненавязчивой рекламой разных фирм. Короче, предложил он нам перейти к нему в агентство — мультики такие делать. И посулил хорошие деньги. Но Славка ему отказал, и довольно резко. Я, говорит, математик и всякой чепухой заниматься не намерен. Мирон его поддержал. Дескать, научные и обучающие программы — еще куда ни шло, а в бирюльки играть — как-то несолидно. Тут Сергей Игнатьевич заявил, что его родительская шея не приспособлена к таким длительным нагрузкам, и предложил нам довольно крупную сумму, с тем чтобы мы открыли собственную фирму.

Генрих все-таки отказался, а остальные решили рискнуть. Так появился «Эпсилон» — о нем-то вы, конечно, знаете. Мирон стал генеральным директором и взял на себя оформление, бухгалтерию и все организационные дела. Владик отвечал за политику фирмы, идеи подбрасывал, какой продукт создавать и каким именно образом, а я занялся сбытом. Поначалу дела шли ни шатко ни валко, но полгода назад появился у нас законченный пакет и потихоньку все стало налаживаться. Я завязал контакты с нашими институтами и несколькими европейскими университетами, а в мае протоптали дорожку к американскому рынку. Деньги начали капать довольно неплохие. И вдруг в один прекрасный день Мирон заявляет: «Все-таки на учебных программах капитала не сделаешь. Надо переходить на игрушки, там рынок более емкий». Мы со Славкой не поверили своим ушам. Столько вложено сил и труда, самое время пожинать плоды, а наш гендиректор предлагает переключиться на игрушки, от которых с самого начала отказались. Ну, мы на Мирона накричали, идею его зарубили и благополучно об этом забыли. Но уже здесь, в тот день, когда затеяли шашлыки, Мирон по дороге к вам вдруг вернулся к старой теме. И на этот раз дал нам понять, кто в фирме хозяин. Прямо не сказал, но намекнул довольно прозрачно. Мы со Славкой начали было излагать подробно, что о нем думаем, но так и не закончили, поскольку уже пришли на место. Решили отложить разговор на потом. А потом с Мироном сцепилась Варвара, и о нашей новой размолвке мы вообще позабыли. Честное слово, до сегодняшнего дня и не вспоминали ни разу.

— Прости, Варька, — покаянно пробормотал Славка-Владик. — Твой мотив по сравнению с нашим, конечно, пустяковый. И вообще Прошка прав, его и мотивом-то не назовешь.

Они так старательно избегали смотреть друг на друга и на остальных, что у меня сжалось сердце.

— Чепуха! Никакой это не мотив, — решительно заявила я. — Вы оба — программисты от Бога, вас в любую приличную фирму примут с распростертыми объятиями. А если учесть, что вы сами занимались сбытом и установили контакт с заказчиком, то у вас и проблемы-то никакой не было. Даже ссориться с Мироном было не обязательно. Разделили бы полюбовно фирму, вы бы своими программами продолжали заниматься, Мирон пусть бы свои игрушки лепил, и все довольны.

Славки немного просветлели и перестали наконец разглядывать обувь. Я перевела дух и поспешила увести разговор в сторону:

— Я вообще не уверена, что Марк прав и Мирона убили. Думаю, он все-таки мог погибнуть по нелепой случайности, а убийца просто воспользовался удобной возможностью, чтобы Нинку устранить. — И я повторила свою версию о злодее из пансионата.

Все задумались.

— Такие совпадения бывают только в книгах, — не согласился Леша. — Чтобы этот гипотетический Нинкин смертельный враг случайно остановился в том же пансионате, сумел остаться неузнанным, дождался, пока Мирон разобьется, а ей дадут снотворное и оставят одну, — нужно просто невероятное стечение обстоятельств.

— Как раз наоборот — в детективах всегда убивает кто-нибудь из своих, — возразила я. — Причем с каким-нибудь вывертом. Например, у той же Агаты Кристи убийца прикончил бы Мирона в качестве отвлекающего маневра, чтобы никто не догадался о его истинном намерении — избавиться от Нинки.

— А может, так оно и было? — задумчиво произнес Прошка. — Может, мы взялись за дело не с того конца? Давайте предположим, что Нинку убили независимо от Мирона. Какими мотивами мог руководствоваться убийца?

— Перестаньте вы говорить ерунду, — буркнул Марк. — Здесь вам не роман. Если вы и дальше будете фантазировать в том же духе, мы только потратим время на пустые разговоры. Я ничуть не сомневаюсь, что настоящей целью убийцы был Мирон. На этом и нужно сосредоточить внимание. Варька права, у Славок мотив не очень убедительный, но все-таки он есть. Если порыться в фактах как следует, всплывут и другие мотивы.

— Так что ты предлагаешь? Чтобы все начали стучать себя кулаками в грудь и каяться в недобрых чувствах к Мирону? — заговорила я, но тут мой взгляд упал на Ирочку.

Она сидела за столом, обхватив голову руками. Славка проследил направление моего взгляда и встревоженно обратился к жене:

— Ириша, что с тобой?

— Голова что-то разболелась, — пожаловалась она вымученным голосом.

— У вас есть какие-нибудь лекарства? — спросил у нас Славка.

— Вагон и маленькая тележка, — ответила я. — Тебе какого? Анальгина, пенталгина, седалгина, максигана?

— Седалгина, если можно, — простонала Ирочка.

Я хотела послать за аптечкой Прошку (рекордным количеством медикаментов мы, естественно, были обязаны ему), но они с Генрихом возились у костра. Пришлось лезть в палатку самой. Аптечка, по счастью, оказалась сверху, а не то я пропала бы в недрах Прошкиного рюкзака навсегда. Перебирая упаковки с таблетками, я наткнулась на солидную бутылку с огромным дохлым комаром на этикетке. Я так и подпрыгнула от злости, когда ее увидела. Мы едва не охрипли, убеждая Прошку, что никаких комаров в Крыму не водится. В конце концов Марк лично выкинул эту бутылку из аптечки и строго-настрого запретил Прошке к ней прикасаться. Выходит, Прошка тайком сунул-таки это зелье обратно.

Я нашла нужные таблетки, запихнула аптечку в рюкзак и с бутылкой в руке вылезла из палатки.

— Что это такое? — возмущенно спросила я Прошку, предварительно вручив Ирочке седалгин.

Марк, увидев знакомую бутылку, пришел в бешенство.

— Ты все-таки взял с собой эту гадость? — обрушился он на струхнувшего Прошку. — И где же ты ее, интересно, прятал?

У Прошки забегали глазки. Поскольку отвечать на вопрос он явно не собирался, удовлетворить любопытство Марка поспешила я:

— В аптечку, под лекарства запихнул.

В глазах Марка появился нехороший блеск.

— Та-ак! Значит, я тащил ее на своем горбу?

— Как это: ты тащил? — удивилась я. — Разве аптечку сунули не в Прошкин рюкзак?

Обвиняемый опасливо покосился на нас с Марком и на всякий случай отошел подальше.

— Он по дороге нагрузился всякой дрянью и уговорил меня взять лекарства к себе, потому что у него в рюкзаке места не хватало, — объяснил Марк. — И я, как последний дурак, согласился! Сейчас я этого мерзавца придушу своими руками.

— Ага! Все слышали? — завопил Прошка. — Проговорился, голубчик? Теперь ясно, кто у нас маньяк-душитель. Караул, убивают!

— Не надо так шутить, — сказал Генрих с чувством, так, что даже Прошка устыдился.

Я поставила пресловутую гадость на землю и пошла помогать Генриху разливать чай. Вернее, разливал он, а я разносила кружки. Леша принес продукты, Прошка надолго скрылся в палатке и вернулся с очередным лакомством, Владислав с Татьяной вызвались нарезать хлеб, второй Славка открывал консервы. Благодаря этим простым будничным занятиям атмосфера немного разрядилась, и все, испытав заметное облегчение, молчаливо решили к опасной теме не возвращаться.

По первой кружке чая мы выпили в блаженной тишине. Все, кроме Марка. Горячий чай он никогда не пьет — ждет, пока вода остынет. Только когда все налили себе по второй порции, Марк взял свою кружку и сделал два жадных глотка. Третьего глотка у него не получилось. Он вдруг вскочил, выплюнул чай и закашлялся. Генрих с Прошкой бросились ему на помощь, которая заключалась в том, что они принялись остервенело лупить Марка по спине.

— Что… кто… Прекратите! — сумел наконец выговорить Марк. — Что за гадость всыпали мне в чай? Твои фокусы, Прошка?

— Мои фокусы! — возмутился Прошка. — Я подобными шуточками с детского сада не занимаюсь.

Марк подозрительно посмотрел на меня.

— Да ты что! — опередила я его вопрос. — Я в маразм еще не впала. Может, у тебя просто неприятный привкус во рту?

— Ничего себе привкус! Попробуй сама, — и Марк протянул мне свою кружку.

Я осторожно сунула в нее язык и тут же скривилась. На вкус жидкость в кружке ничем не напоминала чай. Скорее желчь. Жгуче-горькая, со специфическим едким привкусом.

— Что же это такое? — недоуменно спросила я. — На соль, во всяком случае, не похоже.

Прошка взял кружку у меня из рук и понюхал. На его физиономии отразилось неподдельное изумление, тут же сменившееся выражением нашкодившего кота.

— Ну так что это? — прокурорским тоном потребовала я ответа.

— Кажется, запах напоминает средство от комаров, — неохотно ответил Прошка. — Но это не я, честное слово! — торопливо добавил он.

Я посмотрела туда, где недавно бросила злосчастную бутылку. На месте ее не оказалось.

— Я оставила эту гадость вот здесь. — Я ткнула пальцем в землю. — Никто не видел, куда она подевалась?

Все покачали головой. Я растерянно переводила взгляд с одного на другого и натыкалась на ответные недоуменные взгляды.

Первой опомнилась Татьяна.

— Так ведь это же яд! — воскликнула она. — И ты его выпил! Марк, тебе нужно срочно промыть желудок!

Она не знала Марка и его отношение к физиологии. Он скорее предпочел бы умереть, нежели добровольно подвергнуться упомянутой процедуре.

— Нет! — в остервенении крикнул он. Потом, видно, сообразил, что ответил не слишком вежливо, и добавил:

— Я глотнул совсем чуть-чуть. Ничего мне не сделается.

Тут смысл Татьяниных слов дошел до Ирочки.

— Яд?! — пискнула она севшим голосом и, позабыв о своей головной боли, резво вскочила на ноги. — Ярослав, немедленно уведи меня отсюда! Я больше не выдержу! Не могу я сидеть здесь и каждую секунду опасаться за свою жизнь. Никогда бы не подумала, что у тебя такие странные друзья. Одни во время отпуска позволяют себя убить, другие убивают сами!

Я удивленно воззрилась на Ирочку. Неужели от пережитых испытаний у нее прорезалось чувство юмора? Если так, то в этой ужасной истории был бы хоть один приятный момент. Но Ирочка говорила совершенно серьезно — по крайней мере, внешне.

— Мне все это надоело! Я хочу домой, в Москву! Немедленно, сию же минуту!

— Ирина, перестань, — попыталась урезонить ее Татьяна. — Нам всем тяжело, но…

— Это тебе-то тяжело?! Да ты ящерица хладнокровная! Вокруг тебя хоть всех поубивают, ты и глазом не моргнешь. Боже, что за уроды собрались вокруг меня? Одни зубы скалят, когда впору в петлю лезть, другие — колоды бесчувственные… Сплошная кунсткамера! Все, не могу больше! Не хочу, не хочу, не хочу… — И Ирочка зарыдала.

Ярославу ничего не оставалось, как увести ее в пансионат. Второй Славка и Татьяна ушли почти сразу вслед за ними.

— Марк, ты бы все-таки выпил марганцовки или соды, — посоветовала Татьяна перед уходом. — Мало ли какая гадость содержится в этом антикомарине?

— Что за чертовщина здесь творится? — воскликнула я, когда они ушли. — Кто вылил Марку в кружку эту мерзость? И главное — зачем? Если это шутка, то автор — полный дебил. Если покушение на убийство, то убийца явно спятил. Не мог же он всерьез рассчитывать, что Марк преспокойненько выпьет эту отраву до конца? Не настолько у Марка хорошие манеры, чтобы не подавать виду, когда ему в чай подливают яд.

Леша задумчиво вертел в руках пустую бутылочку из-под комариного зелья, которую нашел тут же, неподалеку от стола.

— Да, непонятно, — согласился он. — Разве что кто-то хотел таким образом положить конец неприятному разговору…

— Так мы, когда чай сели пить, уже прекратили всякие разговоры, — напомнил ему Марк и сплюнул в кусты. — Дьявол, какой же мерзопакостью вы меня опоили.

Генрих тяжело вздохнул:

— Говорил я, их вообще не нужно было затевать.

— А что ты предлагаешь? — спросил Марк. — Вести светские беседы о погоде?

— Нет. Но не стоит переходить на личности. В лучшем случае это приведет к ненужным ссорам и обидам. А возможно, Ирочка не так уж и не права. Такие разговоры могут оказаться просто опасными.

— А вы заметили, что, как только речь зашла о Славкиных мотивах для убийства, у нее внезапно разболелась голова? — встрепенулась я. — Думаете, это совпадение?

— Верно! — подхватил Прошка. — Если уж кто и мог устроить такое идиотское покушение на Марка, то только Ирочка. Никто другой просто не додумался бы до такого гениального хода.

Леша покачал головой:

— Что-то не верится. Истерика выглядела вполне убедительно. Надо быть очень хорошей актрисой, чтобы устроить подобный спектакль.

— Она и есть актриса, — напомнила я. — А насколько хорошая, мы попросту не знаем. Говорят, даже самые лучшие актрисы, за редчайшим исключением, дуры набитые.

— Нет, — сказал Леша. — Если выбирать из этих двух женщин, я бы скорее поставил на Татьяну. Ирочка верно подметила: очень уж она хладнокровно держится. И мотив Татьяны теперь более или менее прорисовывается. Владислав мог рассказать ей о своих разногласиях с Мироном. Помните, он еще ходил встречать Генриха с девочками, когда Ярослав побежал успокаивать Мирона после Варькиной эскапады? Для Владислава разногласия с Мироном, возможно, и не имели особого значения, а Татьяна — кто знает, как она все это восприняла? Славка же работал не покладая рук, спал небось за компьютером, а когда добился результатов, какой-то болван решил все выбросить коту под хвост.

— Ты Славку не знаешь, — возразил Генрих. — Он никогда ни с кем, кроме Ярослава, ну и, может быть, Мирона, своими неприятностями не делился. Но с Мироном — в меньшей степени. Чтобы Славка посвящал в свои дрязги жену? Да ни за что на свете! И потом ты забываешь, я же был с девочками, когда он нас встретил. Никаких секретных разговоров они с Татьяной не вели, я помню. Славка все больше молчал. Варька, а что у тебя произошло с Мироном? Все упоминают какой-то скандал, а я ничего не понимаю. Давно хотел тебя спросить, да как-то не было случая.

— Ерунда, не стоит вспоминать, — отмахнулась я и поскорее перевела разговор на менее опасные рельсы. — Генрих, ты ведь чаще других общался с Мироном и Славками, жен их видел. Какое у тебя сложилось впечатление об отношениях в этой теплой компании? Как они ладили между собой?

— Славки с Мироном давно ладят прекрасно. Никаких трещин в их взаимоотношениях, кроме того случая, я не заметил. Девочки отдельно от мужей почти не общались, а когда встречались, держались очень любезно, но немного отчужденно. Вели между собой ничего не значащие разговоры, какие всегда ведут малознакомые люди. И Мирон, и Славки относились к женам друг друга с уважением. Ну, Нина, понятное дело, была своя, но с Ириной и Таней все тоже держались по-дружески. Словом, нормальные были у них отношения. Во всяком случае, я не заметил оснований для убийства.

— Я не хотела вам говорить, потому что получила эти сведения от Ирочки, а она раздобыла их нечестным путем… Но теперь подумала: может, это важно? У Татьяны в жизни была какая-то то ли трагедия, то ли драма. Ты что-нибудь слышал об этом, Генрих?

— Слышал, что была, но какая именно — не знаю. Ярослав предупредил нас с Прошкой, чтобы мы ни Славку, ни Татьяну о ее прошлом особенно не расспрашивали. Наверное, тебе действительно не стоит нам рассказывать, Варька. Ты ведь не думаешь, что между Таниным прошлым и этими убийствами существует связь?

— Даже более того: я пыталась эту связь изобрести, но не смогла. Насколько я поняла, Татьянина трагедия произошла довольно давно и далеко от Москвы. Мирон с Нинкой никакого отношения к Мичуринску не имеют?

— Нет. Они там и не бывали никогда, хотя Славка не раз приглашал их погостить, — ответил Генрих.

— А Татьяна в Москве прежде не бывала?

— Бывала, — неожиданно вмешался Прошка. — Я разговаривал с ней на свадьбе, и она упомянула, как в пятнадцать лет ездила с классом в Москву на экскурсию.

— Нет, это не подходит. А позже? Где она училась?

— В Воронежском медицинском.

— Значит, из ее истории мы ничего не выжмем, — разочарованно сказала я. — А жаль. Для убийцы Ирочка и впрямь ведет себя на редкость омерзительно.

— А убийца, по-твоему, непременно должен поражать благородством и возвышенностью натуры? — съехидничал Прошка.

— Нет, но не должен он постоянно привлекать к себе внимание. Рано или поздно он всем глаза намозолит и неизбежно вызовет подозрения.

— Может, это все-таки Славки? — неуверенно предположил Марк. — Они ведь могли здорово разозлиться на Мирона. Кто-то из них наткнулся в темноте на Мирона и, поддавшись безотчетному порыву, столкнул вниз. Потом, может, опомнился, да было поздно…

— А потом жертва безотчетного порыва решила, что, снявши голову, по волосам не плачут и надо бы уж заодно отделаться от Нинки. — Я саркастически хмыкнула.

— Черт! Опять мы в тупике, — огорчился Прошка.

— В тупике, — эхом повторил Генрих.

Глава 17

Ночью Марку стало плохо. Услышав приглушенные стоны и возню, я вылезла из палатки и перепугалась насмерть: в свете фонарика изжелта-зеленое, покрытое крупными каплями пота лицо Марка производило жуткое впечатление. Стараясь не поддаваться панике, я нырнула в палатку к Леше с Прошкой за лекарствами и пакетом сухого молока. Пока я лихорадочно рылась в сумках и рюкзаках, проснулись все и устроили страшный переполох. Марк сначала злился на нас, отказывался принимать какие-либо лекарства и пить марганцовку, но потом ему стало совсем худо, и отбиваться от нас у него уже не хватало сил. Его всю ночь рвало, а мы кипятили воду, снова и снова разводили молоко и пичкали несчастного желудочными снадобьями. Только под утро окончательно обессилевший Марк заснул, а мы перевели дух.

— Еще один такой отпуск, и больше мне никаких отпусков не потребуется, — пожаловался Прошка. Выглядел он и впрямь далеко не лучшим образом. — Я уже начинаю думать, что Мирона с Ниной убили исключительно из милосердия.

— Тогда убийцу нечего искать, — устало сказала я. — Осталось добиться признания.

Леша, против обыкновения, сразу сообразил, на кого я намекаю.

— Так ведь Генрих уезжал, — возразил он.

— Это мы так думаем. А где доказательства?

— Генрих, ты чего молчишь?

— А? — Генрих вздрогнул и обвел нас рассеянным взглядом. — Вы что-то сказали?

— Мы вычислили убийцу, — сообщил Прошка, — а ты в каких облаках витаешь?

Генрих почему-то ужасно смутился, словно был пойман за руку, когда вытягивал кошелек из кармана сиротки, которого больные бабушка и дедушка отправили с последними деньгами за хлебом.

— Э… да я так… ничего.

— Генрих, ты вспомнил что-то важное или до чего-то додумался, — заявила я прокурорским тоном.

— Нет. Правда нет. Так, лезет в голову всякая чепуха…

И как мы на него ни напирали, больше он ничего не сказал.

Все расползлись по своим палаткам, а я почувствовала, что не в состоянии уснуть, и спустилась к морю. Наплававшись, я уселась на остывшие камни и задумалась.

История с отравлением Марка и впрямь выглядит совершенной нелепицей. Если это не случайность и не идиотская шутка, в ней должен быть какой-то смысл, а его нет. У убийцы сдали нервы, и он сам не ведает, что творит? Вряд ли. Если вспомнить, как он расправился с Мироном и Нинкой, это, должно быть, на редкость хладнокровная бестия. Мирон мог разбиться не насмерть, закричать, позвать на помощь. Убийца должен был места себе не находить от неизвестности. А он сидел с нами за столом и весело смеялся.

Стоп! Один человек и правда не находил себе места и не веселился. Нинка. После фортеля Мирона она едва поддерживала разговор. Выходила она из-за стола? Да, мы все выходили, я точно помню. Было бы странно, если бы нет, — все-таки сидели несколько часов подряд, вино пили, чай. Так, ну допустим, Мирона столкнула Нинка. Мотив тут искать не надо. Если гибнет один из супругов, подозрение автоматически падает на другого. Хотя у нас, конечно, чаще принято разводиться… Ну да ладно, мотив можно оставить на потом. Скажем, надоел ей Мирон так, что она больше не могла его терпеть ни секунды. Что же у нас получается? Кто-то увидел Нинку в самый неподходящий момент и решил взять на себя функции правосудия? Не такой уж бред, как может показаться на первый взгляд. Это в гуманной Европе есть смысл отменять смертную казнь. А в наших условиях, с нашими-то тюрьмами нормальный человек, скорее всего, предпочтет лечь в гроб, чем попасть в колонию строгого режима. Тем более что в данном случае преступница не сходила с ума в ожидании исполнения приговора, а пребывала в счастливом наркотическом забвении.

Если посмотреть на дело с этой точки зрения, то Нинку мог убить любой, кто любил Мирона или, наоборот, саму Нинку. Хотя в последнем случае убийца мог просто промолчать… Ну нет, Славка, Ярослав, например, промолчать бы не смог — совесть не позволила бы. Но с другой стороны, если бы Нинку порешил Славка, то он и в этом случае молчать бы не стал. Так, Ярослава отбрасываем. Кто еще подходит под наше определение? Второй Славка, Генрих и Марк. Марк, конечно, Мирона не любил вовсе, но мы втроем — я, Марк и Нинка — учились в одной группе и дружили, так что к Нинке он питал вполне теплые чувства.

Второй Славка, Владислав, Нинке, между прочим, когда-то очень нравился. Насколько я помню, он был одним из самых продолжительных ее увлечений. Эх, жаль, у них не сложилось! Одно время мне даже казалось, что Нинка и за Мирона-то вышла лишь бы утереть Славке нос. А Славка, между прочим, не дурак и о Нинкином отношении наверняка догадывался. Так что с психологической точки зрения он — кандидатура идеальная. С одной стороны, Мирон был его другом, а простить убийство друга трудно. С другой стороны, Нинка тоже не посторонний человек, к тому же женщина, к тому же когда-то была в него влюблена. Боже, неужели я все-таки его вычислила?! Мотив есть, и еще какой веский! Характер — сильный, решительный, не Раскольников какой-нибудь.

Генрих и Марк подходят гораздо меньше. Генрих — человек мягкий до патологии, да его здесь и не было. А Марк не стал бы мстить за убийство Мирона; из одного же сострадания к Нинке он скорее промолчал бы. Неужели Славка? И что же мне теперь делать, Господи?

Я пришла в такое возбуждение, что не могла усидеть на месте и начала метаться туда-сюда по берегу. Время тянулось умопомрачительно медленно, а мне позарез нужно было хоть с кем-нибудь поделиться своей догадкой, иначе я бы просто лопнула. Когда вверху на тропинке показался Леша с полотенцем через плечо, я бросилась к нему раненой птицей:

— Леша! Господи! Наконец-то! Сколько можно дрыхнуть?

— Ты чего это? — подозрительно спросил Леша. — Ведь еще совсем рано.

— Рано? Да я тебя уже часа три дожидаюсь!

— И напрасно. Тебе тоже спать нужно. Вон тощая какая, один скелет остался.

— Да ладно, — отмахнулась я. — Я убийцу нашла!

— Да ну? — не поверил Леша.

И я сбивчиво, взахлеб пересказала ему свою гипотезу о Нинке и Славке-Владике. Леша слушал молча, не перебивая, и, когда я наконец все выложила, заговорил не сразу. Он стоял, запрокинув лицо к небу и медленно водил туда-сюда глазами. Я едва ли не на слух воспринимала, как щелкают его мысленные весы, взвешивая все доводы «за» и «против».

— Нет, — сказал он после долгой мучительной паузы. — Не могу я поверить, что Нинка столкнула Мирона с обрыва, а на следующий день пришла сюда и набросилась на вас с Марком. Она не умела толком притворяться. Вспомни: когда к ней заваливались нежеланные гости, она рассыпалась в любезностях, а всем было до смешного ясно, что это одно лицемерие.

— Леша, она не притворялась. Ты пойми, пока Мирона не нашли, она вся извелась, терпела больше десяти часов. Ей необходимо было как-то выпустить пар, снять напряжение, вот она и выбрала нас с Марком в качестве громоотвода. И не важно, что именно она говорила. Главное — ее истерика была непритворной.

— Варька, ты знала ее лучше всех нас. Неужели она похожа на женщину, которая способна вот так избавиться от мужа? Это что же могло толкнуть ее на подобный шаг?

— Понятия не имею, — призналась я. — Но уж больно точно складывается в картинку все остальное. И Нинка, и Славка. У него появляется очень обоснованный мотив. Я и сама не знаю, как поступила бы на его месте.

— Ну хорошо, я согласен принять твою версию, если ты назовешь любую убедительную причину Нинкиного поступка.

— Ревность? — неуверенно предложила я.

— К кому? К Ирочке? К Татьяне? Мирон, конечно, не был идеальным мужем, но заводить шашни с женой друга ни за что не стал бы.

— Может, ему в «Бирюзе» какая-нибудь девица приглянулась?

— Варька, они пробыли тут всего ничего, дня на два дольше нас. Чтобы завести роман, нужно время. Мирон ведь не донжуан, в самом деле.

— Ладно, ты прав, Леша. Похоже, ревность не проходит, а другой убедительной причины я не вижу. Деньги, месть, зависть, страх — все отпадает… Слушай, а если у Мирона в Москве пассия завелась, а Нинка узнала обо всем только здесь?

— От кого? Мирон, что ли, решил исповедаться?

— Нет. Это тоже не проходит. Я вспомнила — мне Машенька говорила, — что Нинка с Мироном в день убийства ходили взявшись за ручки. До самого ухода Мирона к нам. Я сначала думала, что он пришел такой злой из-за ссоры с Нинкой, но теперь-то понятно, кто привел его в ярость: Славки по дороге сюда, на почве разногласий из-за политики фирмы. А с Нинкой, кстати, Мирон в тот вечер почти не разговаривал. Он вообще практически рта не раскрывал. Да-а, а я-то была уверена, что нашла ответ.

— Ну и хорошо, что не нашла. Что бы ты, интересно, стала делать с этим ответом?

— Как — что? Свалила бы ответственность на тебя. Зачем, ты думаешь, я тебя дожидалась?

— Ну-ну, — сказал Леша и пошел умываться.

Когда пришло время идти в пансионат на растерзание шпионом Беловым, стало совершенно ясно, что Марк не дойдет — его шатало на каждом шагу. Поэтому мы оставили его на попечение Генриха и отправились на допрос втроем.

— А как мы, интересно, объясним Белову отсутствие Марка? — озадачил нас Прошка, когда мы перелезали через очередной каменный завал на берегу. — Так и скажем, что кто-то вылил ему в чай комариной отравы?

— А что же мы, врать будем? — удивился Леша.

— Нет, — ответила я за Прошку. — Врать мы не будем, но и представлять это как необъяснимую загадку ни к чему. Представь, сколько нервов Белов из нас вытянет, чтобы ее разрешить. Мне кажется, убийца на это и рассчитывал. Во всяком случае, единственное логическое объяснение этому дурацкому покушению — это желание убийцы как можно основательнее все запутать. Предлагаю не идти у него на поводу. Про комариное зелье Белову рассказать нужно, но давайте сделаем вид, будто мы не видим в этой истории ничего странного. Кто-то случайно, сам того не заметив, задел бутылку с отравой. Она, наверное, была плохо закрыта, потому содержимое и попало Марку в кружку.

— Ну нет, — отринул мое предложение Леша. — Я не смогу так сказать. Ведь бутылку с отравой ты поставила на землю, а потом мы нашли ее опять-таки на земле, уже пустую. Кружки с чаем там и близко не было. Надо уж совсем ничего не соображать, чтобы решить, будто отрава попала в чай случайно.