Глава 27

Заморенный Леша, дойдя до моего временного пристанища, посмотрел на меня с укором.

— Сам нарвался, — упредила я его жалобы. — Я тебя силком за собой не тащила.

— И, как видишь, я оказался прав. Татьяна тебя раскусила. Она призналась?

— Угу. Только не проси все тебе рассказать. История длинная и повторять ее пять раз мне не хочется. Дойдем до наших, тогда все и узнаешь.

— А почему она сама не дошла? Если уж все равно призналась?

— Татьяна — человек скромный. Ей было неловко выступать перед такой широкой аудиторией.

— Испугалась последствий? Ну ясно. Доказать-то ничего невозможно.

Остаток пути до лагеря мы прошли молча. Видно, проведенный на жаре час плачевно отразился на Лешином речевом аппарате.

Еще издали мы увидели Прошку с Марком, которые суетливо метались по берегу.

— Ага! Волнуются голубчики, — заметила я удовлетворенно. — Ничего, пусть побегают. Может, поймут, что мы с тобой чувствовали, когда смотрели вслед уходящему без нас поезду, а их еще и на горизонте не было.

В этот момент Прошка заметил нас, махнул Марку, и они хорошей рысью поскакали нам навстречу.

— Совесть есть? — крикнул Прошка издалека.

Марк ничего не сказал, только посмотрел со значением.

Прошкин вопрос мы с Лешей сочли риторическим, выразительное молчание Марка, с нашей точки зрения, тем более не требовало ответа, поэтому мы преспокойненько пошли себе дальше.

— Ну?! — требовательно-возмущенно выпалил Прошка, снова переходя на рысцу (нормальным шагом он за нами не поспевал).

— Ты о чем? — спросила я, округлив глаза.

Прошка и Марк вскипели и заговорили одновременно:

— Хватит дурака валять!

— Где вы шлялись?!

Я с видом оскорбленной добродетели кивнула на Лешин рюкзак.

— За водой для вас ходили.

Со стороны могло показаться, что я доводила их до белого каления из вредности. Но любой, кто меня знает, сразу бы понял всю абсурдность такого предположения. Просто скажи я Прошке и Марку, что разговаривала с Татьяной, они пристали бы ко мне с ножом к горлу и не отстали бы до тех пор, пока я им не выложила бы все. Но торчать еще час на солнце, а потом снова повторять всю историю для Генриха мне решительно не хотелось. Вот я и тянула время, а сама все прибавляла шагу, чтобы побыстрее добраться до лагеря. Леша, который часовую Татьянину исповедь провел в еще менее комфортных условиях, чем я, благоразумно помалкивал, хотя отчасти и разделял нетерпение Марка и Прошки.

— За водой? Так долго?! — воскликнул Прошка негодующе и недоверчиво.

— Кое-кто совсем стыд потерял, — горестно пожаловалась я Леше. — И двух суток не прошло с тех пор, как за водой ходил Генрих, а они имеют наглость утверждать, что мы отсутствовали слишком долго. Ты чувствуешь, Леша, насколько пристрастно к нам здесь относятся? Как меня утомили эти вечные мелкие придирки, эта вопиющая несправедливость!

— Прекрати кривляться, Варвара, или я за себя не ручаюсь, — прорычал Марк. — Ты собиралась привести сюда Татьяну. Где она?

— Не рискуя ошибиться, я могу утверждать лишь, что Татьяна в Крыму. Более того, возьму на себя смелость уточнить: по всей вероятности, она еще не покинула побережье. Но о большем не проси. Я не ясновидящая.

Испытывать терпение Марка небезопасно. Заметив, что он побелел от бешенства, Леша дрогнул.

— Мы разошлись с ней совсем недавно, — сознался он. — Они с Варькой просидели на берегу, километрах в полутора отсюда, и проговорили пятьдесят шесть минут. Потом Татьяна ушла в пансионат, а мы — сюда.

Может быть, Лешино вмешательство и нарушило бы мои планы, но было поздно — мы уже подошли к тропинке, ведущей на наше плато. Не дожидаясь шквала вопросов, я проворно почесала наверх. Леша, Прошка и Марк пыхтя потопали следом.

Генрих полулежал на матрасе и глядел в пространство; рядом валялась открытая книга. Увидев меня, он вздрогнул и поспешно вскочил.

— Как дела, Варька? — спросил Генрих, озираясь по сторонам, вероятно, в поисках Татьяны.

Я плюхнулась на его место и прикрыла глаза.

— Спасибо, паршиво. А у тебя?

Наш светский диалог прервало появление остальных участников забега. В группе отстающих лидировал Марк. Он вынырнул из-за кустов и без долгих предисловий потребовал:

— Рассказывай!

— И без выкрутасов! — крикнул из-за его спины Прошка.

Я было заикнулась о чае, но, взглянув на лица дорогих друзей, благоразумно воздержалась. Подождав, пока все рассядутся, я начала свое пространное повествование. Как ни поразительно это звучит, меня ни разу не перебили. По-моему, никто даже не пошевелился.

— Гениальная интуиция Лешу не подвела, — закончила я рассказ. — Татьяна таки выразила пожелание меня убить. Только благодаря Лешиной предусмотрительности вы имеете счастье лицезреть меня в добром здравии.

— Какая ужасная история! — вымолвил потрясенный Генрих.

— Modus operandi! Modus operandi! — передразнил Прошка Лешу. — Три убийства и два покушения, и каждое новым способом. Какой уж тут modus operandi!

Леша растерянно почесал в затылке.

— Очень даже очевидный, — ответила я. — Все пять раз преступница действовала экспромтом, под влиянием момента, и обходилась подручными, доступными всем средствами. И как ловко! Ни разу ведь следов не оставила.

— И как, интересно, Татьяна собирается со всем этим жить? — задумчиво проговорил Марк.

— Ну, едва ли весело. Хотя… кто знает? Жила же она как-то с убийством мужа на совести. Жертвой больше, жертвой меньше — какая разница?

— Это совсем другое дело, — возразил мне Марк. — Ее муж был подонком; по его вине, в сущности, и погиб второй ребенок. А он, мерзавец, заставил расплачиваться Татьяну. Я бы тоже не стал оплакивать такого негодяя. Но Мирон и Нина ничем перед Татьяной не провинились. И каким образом она оправдается перед собой — лично мне непонятно.

— Может быть, она воспринимает их смерть как несчастный случай, — предположила я. — Водитель, у которого в гололед отказали тормоза, тоже может убить ни в чем не повинных людей. Такое случается сплошь и рядом. Но из виновников аварий считанные единицы до конца жизни мучаются чувством вины. Остальные, оправившись от шока, как ни в чем не бывало вновь садятся за руль.

— Неудачная аналогия, — высказался Леша. — В случае аварии люди гибнут, может быть, и по вине водителя, но никак не по его воле.

— А в этом случае вышло как раз наоборот, — подхватил Прошка. — Мирон и Нина погибли по воле, но никак не по вине Татьяны.

— Здрасьте! — возмутился Леша. — А по чьей же вине они, по-твоему, погибли?

— По Варькиной, конечно.

— По моей?!

— А то по чьей же? Кто притащил нас в эту глушь, где можно безнаказанно посбрасывать на скалы чертову уйму народу? Кто довел до исступления Мирона, так что у него физиономию от злобы перекосило, и любой нормальный человек просто из чувства самосохранения должен был его укокошить? Неудивительно, что Татьяна сгорала от желания с тобой поквитаться.

Я онемела от негодования.

— Ты палку-то не перегибай, — вступился за меня Леша. — Татьяна давным-давно убила своего мужа, теперь внезапно призналась во всем Николаю, а Нина это признание случайно подслушала. При чем тут Варька? Она не виновата.

— В этом не виновата, — подтвердил Прошка. — Никто ее и не обвинял. Но, не будь здесь Варвары, до новых убийств дело могло бы и не дойти.

— Сомневаюсь, — сказал Марк. — Татьяна искала другой выход из положения и не нашла. Если уж она ради жизни со Славкой пошла на одно убийство, то в конце концов не остановилась бы и перед другим.

— Ну ладно, допустим, Нина могла погибнуть бы и без Варькиного участия, — согласился Прошка. — Но смерть Мирона исключительно на Варькиной совести.

— Смерть Мирона произошла по причине его собственного злобного нрава, — отчеканила я. — С тем же успехом ты мог бы обвинить и Славок, которые осмелились испортить Мирону настроение, и — по справедливости — самого себя.

— А я-то тут при чем? — искренне изумился Прошка.

— Если бы вы не вели себя в тот день, словно стадо баранов, покорно бредущих на убой, я бы на Мирона так не обозлилась. Он целый час смешивал вас с грязью и топтал ногами, а вы с христианским смирением и трогательной готовностью подставляли ему очередную щеку. Должен же был кто-то поставить на место зарвавшегося грубияна! Не моя вина, что вы благородно уступили эту почетную обязанность мне.

Судя по горячности, с которой откликнулись на мои слова Прошка и Марк, я задела их за живое.

— А кто тебя просил?! — вскинулся Прошка.

— По-твоему, с грубиянами нужно бороться их же оружием? — осведомился Марк ядовитым тоном. — Лаяться с базарными торговками, материть распоясавшихся алкашей, орать на хамов-чиновников? Чем же ты тогда от них отличаешься, Варвара?

— Отсутствием базарного прилавка и алкогольной зависимости, — огрызнулась я. — А хоть бы и ничем не отличалась! Я не сноб. Зато я не утираюсь рукавом и не ухожу себе с миром, когда мне плюют в физиономию.

— О да! — с издевательским пафосом воскликнул Прошка. — С миром ты не уходишь! Если кто-то настолько потеряет голову, что отважится в тебя плюнуть, бедняга останется лежать бездыханным.

— Наглая и откровенная ложь! — Я вошла в азарт. — Будь в твоих словах хоть на миллиграмм правды, твое бездыханное тело схоронили бы пятнадцать лет назад.

— Это ничего не доказывает, — заявил Марк. — Непостижимое долголетие Прошки — исключение, которое только подтверждает правило.

— Ребята! Ребята! — взмолился Генрих.

— Ну наконец-то, — с облегчением вздохнул Леша. — А то я уже начал беспокоиться — не случилось ли с вами чего? Целую неделю не было ни одного стоящего скандала.

Мы, как по команде, уставились на него.

— Тебе нравятся наши скандалы? — спросила я недоверчиво.

— Ну не то чтобы нравятся… — Видя такой пристальный интерес к своей персоне, Леша немного стушевался. — Просто неуютно без них как-то. Привык я к ним. Все-таки пятнадцать лет с вами общаюсь. Quod non est paululum dicere.

— Аминь! — гаркнули мы, отреагировав на латынь.

Эпилог

— Нет, нет и нет! — Машенька решительно тряхнула головой. — Ни за что! И не просите.

— Мама, ну, мамочка! — заныли Эрих и Алька.

— Мы будем вести себя примерно, честное слово! — пообещала я со всей убедительностью, на какую была способна.

— Там так красиво! — уговаривал Прошка. — Тебе обязательно понравится.

— Горный воздух полезен для легких, — заметил Леша. — Может, Эрих с Алькой от бронхитов навсегда излечатся.

— Обязательно излечатся, — выразил уверенность Марк. — Нужно только им молоко покупать. Тамошние коровы питаются исключительно целебными травами.

— Все равно не поеду, — сказала Машенька, но уже с гораздо меньшей убежденностью.

— Но почему, Машенька? — несчастным тоном спросил Генрих, не уловивший перемены в настроении жены.

— Потому что вы — социально опасные типы. Стоит вам собраться вместе, как сейчас же начнется какой-нибудь криминал. Вокруг вас надо сколотить трехметровый забор с колючей проволокой и по всему периметру написать: «Не влезай, убьет!»

— Криминальная история у нас пока была всего одна, — напомнил Леша.

— И с тех пор уже почти год прошел, — подхватила я. — За это время никого из наших знакомых больше не убили, а мы каждую неделю вместе собираемся.

— Нельзя из одного случайного события выводить закономерность, — авторитетно заявил Прошка.

— Вот увидишь, Машенька, на этот раз все будет хорошо, — убеждал Генрих. — А в Карпатах и правда очень красиво.

— Хочешь, мы Варьку с Прошкой на цепь посадим? — предложил Марк.

— Тогда вам всем точно кранты настанут, — злорадно пообещал Прошка. — Варвара с цепи сорвется, вас перекусает, и вы поголовно перемрете от бешенства.

— Не слушай его, Машенька, — попросила я, сердито сверкнув глазами в сторону Марка и Прошки. — Они бешенством задолго до нашего знакомства переболели. У них иммунитет. А тебя и детей я кусать не буду. И вообще, ты же знаешь, какая я спокойная и уравновешенная особа, особенно если меня не злить.

— Поехали, Машенька, — канючил Генрих.

— Ну пожалуйста!

— Мама, ну, мамочка!

— Отдохнем по-человечески…

— Детей здоровых привезешь…

— Обещаем…

— Гарантируем…

Машенька покачала головой и вздохнула:

— Ладно уж, так и быть, поехали. Но предупреждаю: если и там что-нибудь случится, я вас до конца жизни на порог не пущу.

— Ура!!!

От нашего дружного рева зазвенели стекла, и только Леша не разделил общего ликования.

— Не понимаю, чему вы радуетесь, — пробормотал он тихо, чтобы Машенька не услышала. — Похоже, мы собрались здесь в последний раз.

За неделю до нашего отъезда Генриху позвонил Ярослав и сообщил, что Татьяна погибла в горах. Во время восхождения у нее по совершенно непонятной причине оборвалась страховка.