Промямлив что-то о просмотре домашнего видео и сочинив пару-тройку эпизодов из детской жизни подруг, она довольно неловко перевела разговор на тему Катиных достоинств. ("Знаешь, мне совершенно не показалось, что она не умеет хранить секреты".) Виталий занервничал и, к несказанному облегчению Марьяны, сменил пластинку - теперь его интересовало, не сказала ли она Катерине чего-нибудь лишнего. Яна не отказала себе в удовольствии немного его помучить, но, опасаясь перегнуть палку, в конце концов честно призналась, что Кате ничего не известно ни о его намерении заменить Марину дублершей, ни о самом факте его знакомства с Марьяной.
      Вторым обстоятельством, превратившим не слишком утомительную автомобильную прогулку в форменное мучение, была необходимость незаметно активизировать и удачно пристроить подслушивающие устройства. В принципе, активизировать их было совсем несложно - надавить на головку-"бусинку" и слегка повернуть ее по часовой стрелке. Сообрази Яна сделать это заранее, и вся операция заняла бы у нее несколько секунд. Но она не знала точно, куда посадит "жучков", и сомневалась, что сумеет правильно подобрать цвета, а потому ей пришлось заняться этим в машине, под носом у Виталия. Первые несколько попыток вышли настолько неловкими, Марьяна так откровенно нервничала, так часто и опасливо косилась налево, так суетливо и бестолково рылась в сумочке, что Виталий явно почуял неладное и посматривал на свою пассажирку со все возрастающим подозрением. В конце концов Яна была вынуждена намекнуть на определенные женские проблемы и попросила остановить машину у кустиков в безлюдном месте. При всей своей унизительности эта выдумка оказалась удачной: Яна без помех выбрала и привела в рабочее состояние трех "жучков", пристроила под левым задним крылом жигуленка "маячок" и успокоилась. Виталий, решив, что понял, чем вызвана нервозность сообщницы, перестал сверлить ее подозрительным взглядом, что позволило ей относительно легко прицепить к нему двух "жучков" (одного - в складках резинки, стягивающей полы его ветровки, второго - на окантовку мокасин) и поместить третий в щель между спинкой и сиденьем пассажирского кресла.
      И, наконец, третья проблема заключалась в том, что Марьяна никак не могла придумать предлог, который позволил бы ей задержать Виталия в Ковылях. Ей обязательно нужно было заехать к Маргарите Павловне - во-первых, успокоить старушку, чтобы она не подняла на ноги местную милицию, во-вторых, снять грим и, в-третьих, разжиться какими-нибудь нехитрыми средствами, позволяющими менять внешность даже новичку, не имеющему навыков гримера и визажиста. Уговорить Виталия отвезти ее к Маргарите Павловне не составляло труда - достаточно было сказать, что им нужно договориться с гримершей о дальнейшем сотрудничестве. Но как устроить, чтобы он согласился подождать, пока она будет шептаться со старушкой, а потом отвез ее к гостинице, неподалеку от которой Яну будет ждать Шурик на Буцефале? Можно, конечно, просто попросить, но нет никакой гарантии, что Виталий отнесется к просьбе с пониманием. С какой стати он должен караулить ее неизвестно сколько, чтобы подвезти до гостиницы, до которой всего несколько минут ходу, причем заблудиться невозможно, поскольку дорогу до вокзала в Ковылях знает каждая собака? Что она, принцесса на горошине? Но если Виталий уедет сразу, как только договорится с гримершей, на сегодняшней слежке за ним можно поставить крест. Пока Яна переговорит с Маргаритой Павловной, поменяет маскировку и добежит до вокзальной площади, его "жигуленок" безнадежно оторвется от преследователей.
      Как она ни ломала голову, ничего толкового придумать не удалось. Уже в доме Маргариты Павловны, когда Виталий объяснил старушке, что ее услуги потребуются им еще несколько дней, договорился о плате, попрощался и вышел в сени, Марьяна рванулась за ним и от отчаянья прибегла к примитивнейшей уловке:
      - Подожди меня в машине. Я должна тебе кое-что сказать, - шепнула она, понятия не имея, о чем собирается с ним говорить.
      Но, примитивная или нет, уловка сработала. Виталий посмотрел на сообщницу недовольно и, видимо, не без труда подавил искушение отказаться и сразу выяснить, что ей нужно, однако, поколебавшись, буркнул:
      - Ладно. Только недолго.
      В итоге все как-то утряслось. Яна убедила Маргариту Павловну, что в их тайне нет ничего криминального (наплела что-то об адюльтере в высших кругах и любовнице, надумавшей обзавестись дублершей для алиби), избавилась от надоевшего грима, выпросила у старушки напрокат пару паричков и скромный набор из капы и латекса, выслушала краткую лекцию об основах искусства изменения внешности, за неимением более удачной идеи устроила Виталию спектакль на тему "мне страшно, у меня ничего не выйдет", получила в ответ порцию утешительных заверений, что все у нее получится, и доехала до постоялого двора "Пионер" в желанном обществе объекта слежки.
      В гостинице Яна задержалась на две минуты - ровно столько понадобилось ей, чтобы предупредить дежурную о своем возможном загуле, нацепить один из паричков, солнечные очки и нарисовать помадой более полный и бесформенный рот. Решив, что этой нехитрой маскировки вполне достаточно, чтобы Шурик и другие жители Старграда не заметили ее сходства с губернаторской дочкой, Яна побросала в пластиковый пакет кое-какое барахлишко и выскочила из гостиницы на привокзальную площадь.
      Машину Шурика она, как и предполагалось, узнала сразу. (Едва ли стоило опасаться, что привокзальная площадь в Ковылях будет забита темно-синими "пежо".) Сам Шурик понравился ей с первого взгляда - не потому, что был красавцем или отличался особым мужским обаянием, а потому, что от этого смешного увальня с маленькими глазками, толстыми щеками, ярким румянцем и спиральками закрученных в штопор каштановых волос, торчавших во все стороны, так и веяло ленивым флегматичным добродушием.
      - Вы - Яна? - спросил он, когда девушка лихо впрыгнула в его машину, оглушительно хлопнула дверцей и открыла рот, чтобы отдать команду "Полный вперед!".
      - Ага. А вы - Шурик. Или лучше - Саша? Впрочем, наши предпочтения выясним после. А сейчас трогайте скорее свого жеребца, нам нужно нагнать бежевую "шестерку", которая выехала с этой площади три минуты назад. Она едет в Старград, по крайней мере, я от души на это надеюсь.
      Шурик завел мотор, но стартовать не спешил.
      - Что же вы! - нетерпеливо крикнула Яна. - Трогайте! Упустим!
      - Минутку придется подождать. Мотор прогревается.
      - Как это - прогревается? Тепло же на улице!
      - Все равно. Да вы не волнуйтесь, Яна, догоним мы вашу "шестерку". Буцефал у меня резвый коник, только вот обрусел малость за шесть лет - запрягать долго приходится. Ну вот, уже и поехали.
      Невозмутимость и добродушие не изменили Шурику, даже когда он узнал, что Яна не просто хочет догнать бежевую "шестерку", а собирается следить за водителем, причем слежка продлится неопределенное время и один бог ведает, когда и где преследователям доведется нормально отдохнуть, выспаться, принять душ и вообще почувствовать себя людьми. Это открытие вызвало у достойного тезки Александра Великого мягкую улыбку и глубокомысленное философское замечание:
      - Раз надо, значит, надо.
      И, что характерно, зачем "надо", даже не полюбопытствовал. Более того, когда Марьяна вспомнила, что должна выйти на связь с Ленкой Купцовой, и нерешительно покосилась на своего шофера, прикидывая, о чем можно и о чем нельзя говорить в его присутствии, Шурик немедленно догадался о ее трудностях и выразил готовность пойти прогуляться, дабы не смущать девушку своим присутствием.
      Словом, с помощником Яне повезло. Но на этом ее везение кончилось. Слежка за Виталием принесла только бесчисленные неудобства, нелепые положения и нервотрепку. Чего стоило одно бдение в подъезде "объекта", где Яна с Шуриком неловко изображали влюбленных! А ночевка у алкоголиков, соседей Виталия с верхнего этажа, приютивших за бутылку водки и полтинник "возлюбленную пару" в своем загаженном свинарнике! А дурацкий визит Шурика к Виталию, нанесенный по настоянию Яны, когда выяснилось, что "объект" оставил ветровку и обувь в прихожей, из-за чего прослушивать его телефонные разговоры не представляется возможным! Чтобы добраться до комнаты и кухни и оставить там "насекомых", святой Шурик согласился перевоплотиться в ревнивого мужа, явившегося с претензиями к предполагаемому любовнику жены. Яна чуть не умерла от неловкости и сострадания, когда подслушивала эту сцену, сидя в гостях у алкоголиков. При этом ей приходилось выдавать приемник за плеер, себя - за меломанку, да еще поддерживать беседу со словоохотливыми хозяевами, не снимая наушников.
      И все напрасно. Весь Янин улов за вечер и ночь составили два телефонных разговора Виталия. Первый - еще в машине по дороге в Старград, когда он позвонил неведомому Ивану Сергеевичу, которого не оказалось дома, и второй, на ночь глядя - с мамочкой, справлявшейся, как у сыночка дела и когда он сподобится навестить родителей, живущих, между прочим, в двадцати минутах ходьбы от ненаглядного чада.
      Утро тоже не принесло ничего хорошего. На этот раз интересующий Яну разговор как раз состоялся. Виталий с утра поехал в клинику навестить мать Марины. И, судя по всему, получил от нее отменную выволочку. Только вот подслушать этот любопытный диалог Яне, как и предупреждала Катя, не удалось. Просочиться в клинику без пропуска оказалось совершенно невозможно, а зона излучения "жучков" была явно меньше, чем расстояние от палаты до входа в клинику - в наушниках раздавался только треск. Расстроившись, Яна не сразу вспомнила слова Кати о том, что существует возможность подслушать Альбину с Виталием, если встать под окнами палаты. А когда вспомнила, еще несколько минут колебалась с принятием решения -- ведь Катя была уверена, что под окнами ее непременно засекут. Но в конце концов Яна все же решила рискнуть и неторопливо - чтобы не привлекать к себе внимание - двинулась в обход здания. Обогнув фасад, она к своей радости услышала, что треск в наушниках складывается в какое-то подобие человеческой речи. Только слов все равно было не разобрать. Слышны были только голоса: виноватый и уговаривающий мужской и язвительно-резкий - женский. Но тут женщина перешла на крик, а Яна прошла еще с десяток метров, и ей наконец удалось расслышать несколько фраз:
      - ...надеешься, что я не выживу? Не мечтай, уж на тебя-то у меня времени хватит! Если через две недели не будет результатов, можешь писать завещание! Даю тебе последний шанс! Все, разговор окончен, убирайся!
      Однако этого куцего обрывка было явно недостаточно, чтобы составить представление о планах сладкой парочки. А потом Виталий сел в машину и отправился прямиком в Ковыли, и Шурику пришлось гнать, как безумному, чтобы Яна опередила Крысеныша хоть на несколько минут и успела устроиться в кресле Маргариты Павловны.
 
      - Боюсь, ты будешь ругать меня за самодеятельность, - виновато сказала Марьяна и опустила глаза. - Я решила заняться слежкой самостоятельно. Во-первых, не хотелось отрывать от дел занятого человека - я-то все равно в отпуске. А во-вторых... мне показалось, что неразумно полагаться в таком интимном деле на постороннего, в общем-то, человека. Я понимаю: Кате ты полностью доверяешь и, по-моему, правильно. Но ее приятель - это ведь совсем другой коленкор. Вдруг он случайно проболтается? Или даже не случайно. Наверное, это похоже на паранойю... но Катя тоже призналась мне, что не имеет привычки делиться вашими секретами со своими друзьями. Короче, я самонадеянно взялась сама вести слежку за Виталием. И облажалась. - Тут она наконец оторвала взгляд от пола и посмотрела на Марину. - Если хочешь, можешь меня уволить. Виталий сегодня разговаривал с твоей матерью, а я не сумела их подслушать. Профессионал наверняка бы что-нибудь придумал, чтобы подобраться поближе к этому чертову "жучку"!
      - Не переживай. - Марина слабо улыбнулась. - Приятель Кати тоже не профессионал. То есть он хороший электронщик, но в том, что касается слежки, полный профан. Кроме того, ты права. Привлекать малознакомого человека к решению моих проблем, скорее всего, опасно. Ну что же, значит, из моей затеи ничего не вышло...
      - Погоди, Марина, не торопись сдаваться. Во-первых, ты права: похоже, Виталий и твоя мать действительно затевают какую-то гадость. Во всяком случае, Виталий вчера здорово всполошился, когда я потребовала, чтобы он отвез меня к Кате. Наговорил про нее кучу гадостей, обозвал болтушкой, сорокой, обвинил в патологическом недержании речи и чужих тайн. Кстати, ты в курсе, что твоя подруга называет его Крысенышем? По-моему, очень удачное прозвище. Потом, уже после Кати, Крысеныш долго выпытывал, что я ей сказала, да не проговорилась ли о подмене и его участии в деле. А эта ругань сегодня утром - я все-таки расслышала, что они ругались - доказывает, что твоя мать имеет самое непосредственное отношение к интригам Крысеныша.
      - Не обязательно, - меланхолично возразила Марина. - С тех пор как мама убедилась, что ее связь с Виталием меня не задевает, она обращается с ним, как Салтычиха со своими холопами.
      - Да? Но все равно я уверена, что тут она приложила руку. По своей инициативе Виталий ни за что не решился бы тебе напакостить - он же боится твоей маман до диареи. И вот еще что: мне кажется, что бы они ни задумали, сам Крысеныш этим заниматься не станет - слишком труслив. Значит, постарается найти пособников. И будет с ними контактировать. Тут-то я его и подловлю. В смысле подслушаю. Надеюсь, место их встречи не будет охраняться, как засекреченный объект или эта чертова клиника.
      - Ну что же, если тебя не пугают все эти сложности и неудобства... попробуй. - Марина улыбнулась. - А ты, оказывается, авантюристка, да?
      - Выходит, так, - согласилась Яна. - Азарт меня точно разобрал.
      - Я тебе очень благодарна. Жаль только, не имею возможности доказать, как высоко ценю твое участие. Кстати, Виталий выплатил тебе аванс?
      - Да. Правда, со скрипом. И знаешь, что интересно? Он без особого нажима согласился заплатить мне за услуги десять тысяч, но, когда я потребовала половину вперед, уперся рогом. Мне пришлось пригрозить ему, что я выйду из дела, только тогда удалось договориться. И это наводит на размышления. Похоже, он думал, что мне вообще не придется платить.
      Марина помрачнела.
      - Ты будь осторожнее, Яна. Я совсем не хочу, чтобы это приключение плохо для тебя кончилось. Конечно, вряд ли нам что-то угрожает до тех пор, пока ты меня не подменишь, иначе для чего им все это? Но все равно будь начеку.
      - Можешь мне поверить, я вовсе не собираюсь пропасть ни за грош по вине какого-то придурка, - сказала Яна.
      - Хорошо. Все, хватит об этом. Ты хотела меня о чем-то спросить, и у нас мало времени. Спрашивай.
      Яна замялась, потом нервно хохотнула.
      - Это не так просто. Вопросы-то у меня деликатные. Только, ради бога, не обижайся. Ты уверена, что... словом, что ты - дочь своих родителей?
      Марина к ее вопросу отнеслась на удивление спокойно.
      - Я уже думала об этом. Допускаю, что мать у меня не родная. Я совсем на нее не похожа. Это, кстати, могло бы объяснить ее ненависть. Но насчет папы сомнений нет. Наше с ним сходство, может быть, не слишком убедительно, зато я - почти точная копия его матери, моей бабушки. Здесь у меня нет ее фото, но в следующий раз я постараюсь его раздобыть. Как мне представляется, история моего рождения выглядит так: мать очень хотела иметь детей, но врачи категорически запрещали из-за почечной недостаточности. И тогда отец - с согласия жены, конечно, - нашел женщину, которая согласилась родить от него ребенка и отдать его моим родителям. Не знаю, почему она на это пошла... Может быть, очень нуждалась, а может быть - пожалела их. Но так или иначе родила. Только не одного ребенка, а двойню - двух девочек. Одну отдала моим родителям, а другую оставила себе. Подруга матери - она тогда была заведующей родильным отделением - оформила все документы так, как будто одну из девочек родила моя... гм... жена отца. Им не пришлось меня удочерять. Словом, все закончилось ко всеобщему удовольствию. Только вот приемная мать так и не смогла меня принять. - Марина посмотрела на Яну, и двойная морщинка меж ее бровями разгладилась. - Если я права, то мы, наверное, сестры. Близняшки. Ты рада?
      Марьяна встряхнулась.
      - Ох! В принципе рада. Да нет, правда рада. Всю жизнь мечтала иметь сестру-близнеца. Только... даже не знаю, как сказать. Я тоже думала, что мы - двойняшки. Да и теперь, наверное, думаю. Такое сходство просто не может быть случайным. Но дело в том, что я знаю своего отца. Можешь мне поверить, он не представляет из себя ровным счетом ничего. Брехливый потасканный шоферюга, мнящий себя роковым красавцем и любимцем баб. Захолустный казанова с непомерным самомнением, убогим интеллектом и начесом над плешивым темечком. Мелкий подлец - бросил мою маму с пузом и ни разу не оглянулся. Короче говоря, я с великой радостью поставила бы под сомнение его отцовство. Но не получится. Я не храню его фотокарточек, и тебе придется поверить мне на слово: наши с тобой губы один в один повторяют рисунок его губ. А он не такой уж заурядный, верно? Прибавь к этому форму подбородка, массивный нос, характерную манеру дергать правым плечом... Короче, у меня нет сомнений в том, что именно ему я обязана своим появлением на свет.
      Марина долго молчала. Казалось, ей стоило большого труда расстаться со своей версией.
      - А твоя мама? - тихо спросила она наконец. - Ты на нее похожа?
      - Ее фото я как раз могу тебе показать.
      Яна расстегнула халат и достала из-под майки заранее припрятанную на теле фотокарточку. Кто-то из знакомых снял мать с дочерью во время пикника. Марьяна очень любила этот снимок. Они обе получились на диво хорошо. Сидят под деревом на большом покрывале со следами недавнего пиршества. Мама, смеясь, откидывает назад пряди волос, брошенные ветром в лицо, а Марьяна смотрит на нее и улыбается загадочной полуулыбкой Моны Лизы. Глядя на них, трудно было поверить, что это мать и дочь, - слишком ничтожной казалась разница в возрасте. С другой стороны, никому бы не пришло в голову усомниться в их близком родстве.
      Марина изучала снимок целую вечность. Потом сказала задумчиво:
      - Да... Если бы я не знала точно, что никогда там не была, решила бы, что это я... А твоя мама... Какая она у тебя молодая! А может быть?..
      - Нет. - Яна покачала головой. - Я уже думала об этом. Допустим, она мне не мама, а сестра или тетка. Допустим, наша общая мать отказалась от нас... или умерла. Но как тогда быть с отцами? Ты же понимаешь, что два папаши - это перебор. Можно было бы решить, что мы не близнецы, а единоутробные сестры, но ведь мы обе похожи на отцов. На разных отцов, заметь! И это при том, что отличить нас с тобой практически невозможно. Ты, случайно, не знаешь, у твоего папы нет брата, какой-нибудь паршивой овцы в семейном стаде?
      - Паршивой овцы нет, а брат, представь себе, был. Младший брат, намного моложе папы. Сын бабушки от второго брака. Он погиб очень нелепо в семнадцать лет. Парился в бане с друзьями отца, потом полез в прорубь, ударился головой об лед, потерял сознание и то ли захлебнулся, то ли замерз насмерть. Только ни твоим, ни моим отцом он быть не мог, поскольку умер за девять лет до нашего с тобой рождения.
      - Кстати! - Яна хлопнула себя по лбу. - Самое главное-то мы и не выяснили! Ты когда и где родилась?
      - Седьмого июня восемьдесят четвертого года, здесь, в Старграде. А ты?
      - Тоже в восемьдесят четвертом году... - медленно, как под гипнозом, произнесла Яна. - Но только первого июля и в Москве. Что же это выходит? Получается, мы даже сестрами не можем быть?
      - Выходит, так. Разве только по отцу.
      - Ничего не понимаю... Слушай, а ты на все сто процентов уверена, что губернатор - твой родной отец?
      - Да. Я обязательно покажу тебе бабушкин портрет. Кстати, твоя мама на нее тоже похожа, но не так, как я... как мы с тобой. И у моего папы проглядывают бабушкины черты, но тоже не так явно, как у нас. Может быть, твоя мама и мой папа - брат и сестра? Нет... невозможно. Бабушка никогда бы не отказалась от родной дочери, не так она была воспитана.
      Яна в раздумье опустила голову и вдруг подскочила - ее взгляд случайно упал на часы.
      - Черт! Мы уже пять минут сверх нормы пересидели. Не хватало еще, чтобы твои гвардейцы что-нибудь заподозрили! Господи, неужели нельзя от них как-нибудь избавиться? И как ты только существуешь в таких условиях?
      Марина печально улыбнулась.
      - Обычно я существую в еще худших условиях. Сейчас, пока мать в больнице, у меня, можно сказать, каникулы. Благодаря тебе довольно интересные. Ладно, беги. Надеюсь, завтра увидимся. Если нет, я позвоню массажистке, отменю сеанс. Она вас предупредит.
 

* * *

 
      На этот раз возвращение в Ковыли было куда более приятным. "Жучков" на смену старым, подсевшим, Яна "оживила" заранее, на вопрос Виталия, о чем они с Мариной беседовали, почти не лукавя, ответила, что Марина рассказывала ей семейные предания. Когда он потребовал подробностей, не утруждая себя выдумками, рассказала историю несчастного брата губернатора, погибшего на заре юности. Наверное, Крысеныш хотел продолжить допрос, но Яна совершенно непритворно начала клевать носом и вскоре заснула.
      Предлог для задержки Виталия в Ковылях не потребовался. Сегодня он отвез Яну прямо к гостинице, где ее ждал отдохнувший, умытый и повеселевший Шурик. Она быстро сняла грим, накрасила губы, нацепила очки и парик, и они побежали к Буцефалу. По большому счету, в особой спешке не было нужды - вчера они опытным путем установили, что Буцефал без труда обставит "шестерку" на скаковой дорожке, - но Яна не хотела рисковать.
      И правильно. Едва они въехали в зону излучения "жучков" (предусмотрительно пристроившись за уазиком), как из наушников полилось "Прощание славянки" в бодром исполнении мобильника Виталия. Телефонный разговор - по крайней мере, слышимая его часть - никакой ценной информации не содержал:
      - Да?.. Да... Да... Хорошо... Я понял. В три часа у последнего пруда.
      Но если слова сообщили немногое, то голос выдал Крысеныша с потрохами. Он говорил как человек, назначавший встречу дьяволу. Как смертельно перепуганный ребенок, оказавшийся в темной комнате и вдруг услышавший шорох.
      Яна сняла наушники, положила их на колени и уставилась в пространство. "В три часа... Похоже, встреча должна состояться в ближайшее время, иначе он назвал бы день. Сейчас уже пятый час. Значит, ночью или завтра днем... Но предполагается, что завтра днем он отвезет меня к Марине. Хотя... если эта встреча для него очень важна, он просто позвонит в гостиницу, отменит поездку".
      Тут Яна испытала прилив гордости за свою предусмотрительность. Она не только выяснила у администратора номер гостиничного телефона, но и записала его в книжку.
      - Шурик, можешь ехать в свободном режиме. Сегодня уже ничего интересного не будет.
      Он невозмутимо прибавил скорость и обогнал "шестерку", а Яна, порывшись в сумочке, достала трубку мобильника, ручку, записную книжку и позвонила в гостиницу:
      - Алло, добрый день. Я ваша постоялица из двести третьего. Простите, могу я узнать, с кем говорю?.. Ольга Афанасьевна, у меня к вам огромная просьба. Если мне в ближайшее время позвонит молодой человек, не могли бы вы сказать ему, что я вышла, и перезвонить по этому номеру? - Яна продиктовала номер. - Спасибо. Я, разумеется, отблагодарю вас за беспокойство. Шурик, - спросила она, убирая в сумочку телефон и записную книжку, - где у вас в городе есть пруды? Именно пруды - во множественном числе.
      Он запустил пятерню в свою клоунскую шевелюру и помассировал затылок.
      - Есть Головинские пруды. Это на южной окраине, там раньше была зона отдыха. В центре - парк Победы, там целый каскад прудов. Еще два пруда в лесопарке. Вроде бы все. У клуба железнодорожников - только один. А в парке Кирова только бассейны с фонтанами.
      - Сколько времени занимает дорога от дома, где мы сегодня ночевали, до самых дальних прудов?
      - На машине? Полчаса, не больше.
      - Значит так: сейчас доедем до города, и ты свободен. Но к двум часам ночи ты как штык должен стоять у подъезда того самого дома. Договорились?
      - А ты куда? К Катюхе?
      - Да нет. Поброжу по городу. Посижу где-нибудь в кафе. Может, в кино схожу.
      - Брось! Ты же прошлую ночь почти не спала. И эту не будешь. Поедем к нам, отдохнешь по-человечески.
      - Спасибо, Шурик, я тронута. Но у тебя жена, ребенок...
      - Думаешь, будут к тебе приставать? Не бойся, поехали.
      Марьяна искренне не желала Шурику неприятностей. Что бы ни говорила его Ирина, вряд ли она обрадуется, если муж приведет домой молодую девицу и выяснится, что именно ее он "возит по городу" сутки напролет. Но искушение принять душ и поспать в нормальной постели было слишком велико, и Марьяна позволила себя уговорить.
      Ее опасения оказались напрасными. То ли Ирина отличалась отменной выдержкой, то ли безоглядно доверяла мужу, но она даже глазом не моргнула, когда Шурик представил ей Яну и сказал, что девушке срочно нужны ванна, ужин и постель. Выдала гостье чистый халат с банным полотенцем и пошла на кухню хлопотать насчет ужина. Только хлопотала она напрасно. Когда Яна, вымывшись, устроилась на кухонном диванчике, глаза у нее тут же начали слипаться, и, не дождавшись ужина, она уснула. А проснулась оттого, что Шурик включил свет.
      - Нам пора, - сказал он. - Начало второго. Скорее умывайся-одевайся, а то кофе выпить не успеем.
      Без пяти два они въехали во двор знакомого дома. Шурик аккуратно пристроил Буцефала между старой заслуженной "Волгой" и новенькой "Таврией", заглушил мотор и погасил фары. Яна надела наушники. "Жучки", которые Шурик вчера с такими издержками подкинул в комнату и на кухню Виталия, уже сдохли, а новые, прицепленные к ветровке и мокасинам, как и вчера, остались в шкафу прихожей, поэтому ничего, кроме тихого потрескивания, Яна не услышала. В первую минуту она испугалась, но потом сообразила, что, отправляясь на встречу, Крысеныш наверняка наденет верхнюю одежду, а значит, попадет в зону слышимости.
      - По-моему, мы зря суетились, - неожиданно сказал Шурик. - Не похоже, что он куда-то собирается. Видишь, с его стороны все окна на шестом темные?
      - Но он должен! - выпалила Яна. - Встреча назначена на три. Из гостиницы мне не звонили, то есть завтрашнюю поездку он не отменил. Значит, день исключается. Остается ночь.
      - Хороший образец женской логики, - улыбнулся Шурик. - Чтобы получить устраивающий вас вывод, вы с легкостью исключаете из рассмотрения дюжину-другую вполне вероятных событий. Из гостиницы тебе могли не позвонить, потому что забыли или не было связи. Или твой "объект" решил отменить поездку, не предупредив тебя. Или собирается позвонить тебе утром. А может быть...
      - Смотри! - торжествующе воскликнула Яна, показывая на осветившееся окно шестого этажа. - Вот тебе и "женская логика"!
      Шурику оставалось только состроить комичную гримасу и развести руками.
      Яна снова нацепила наушники. Первые несколько минут она по-прежнему слышала только тихое потрескивание, потом что-то стукнуло, раздался скрип, сменившийся шелестением. А потом свет в окне погас, громко хлопнула дверь, и все стихло. Несколько драгоценных секунд ушло у Яны на то, чтобы осознать, какая произошла катастрофа.
      - Шурик! Он надел другую куртку и ботинки! - Она трясущимися руками полезла в сумочку за новым "жучком". - Надо как-то подобраться к нему поближе. Может, подойдешь, попросишь у него закурить? Ах, нет, нельзя! Он тебя узнает и все поймет. Господи, какая я дура! Зачем заставила тебя устраивать этот идиотский спектакль? Теперь придется самой выкручиваться. Ладно, авось пронесет. Если парик и очки не подведут...
      - Что ты несешь? Человек отправляется среди ночи на тайную встречу, и тут к нему подваливает дамочка в темных очках, норовя притиснуться поближе. Нужно быть полным кретином, чтобы не заподозрить неладное!
      - Что же делать? Ох, он уже вышел. Все пропало!
      - Давай сюда парик и своего "клопа"! Ну, живо!
      Он сдернул с нее парик, зажал в ладони "жучка", тихо открыл дверцу и выкатился наружу, как киношный герой, выпрыгивающий из машины под вражескими пулями. Яна, прижав ладонь к губами, следила, как он, пригнувшись, бежит под прикрытием машин в глубь двора и бесшумным гигантским нетопырем исчезает в кустах, обступающих гаражи-"ракушки".
      Виталий между тем шел в том же направлении, но по асфальтовой дорожке. К огромному облегчению Марьяны, он не услышал и не заметил Шурика, у которого было несколько метров форы. Через пару минут ее наушники "ожили":
      - Эй, мужик! Переляг куда-нибудь в другое место, мне машину надо вывести.
      - М-м-м... прхрт всуки... еть.
      - Давай, давай, пьянь несчастная, подымайся! Перееду, будешь знать... (Сопение, топчущиеся шаги.) Ну ты меня достал, мужик! Слов не понимаешь? (Звук удара. Обиженное мычание.) То-то же! (Недовольное затихающее бормотание.) Ну не гунди, в кустиках теплее. Опять же спокойнее, чем на асфальте. Ты мне еще спасибо скажешь. (Грохот жести, хлопок дверцы, урчание мотора.)
      "Получилось!" - возликовала Яна.
      Через пару минут "шестерка" выехала со двора, а еще через полминуты появился, отряхивая одежду, непривычно злой Шурик.
      - Скотина! Пнул меня своим бутсом под ребра! До сих пор отдышаться не могу.
      - Шурик, ты гений и герой! С меня премия! Как ты это провернул?
      Польщенный Шурик тут же остыл.
      - Как, как... Легко! - добродушно проворчал он, поворачивая ключ зажигания. - Лег перед въездом в его гараж мордой вниз. Когда он подошел и попытался меня поднять, схватился за его брючину и прицепил эту штуку. Потом отполз в кусты. Все, поехали. Боюсь, как бы нам его не упустить! Мы ведь точно не знаем, куда он едет. Свернет, и поминай, как звали! Черт! Ну так и есть. Смылся! И куда мы теперь? Если к Головинским, надо направо, а к Победе и лесопарку - прямо...
      - Погоди, сейчас выясним. У него маячок на машине.
      Яна достала коробочку приемника и включила индикатор. Стрелка показала на север, попрыгала на месте и отклонилась влево. Шурик облегченно вздохнул.
      - Все ясно, в парк Победы намылился. Пожалуй, я не стану его догонять, еще занервничает. Поедем своей дорогой. Я знаю там одну лазейку в ограде, от нее до дальнего пруда всего пять минут хода. Кстати, твой "клоп" далеко бьет?