Эти жития обильны разсказами, иногда проникнутыми юмором и ярко рисующими беззащитность русскаго общества перед нравственным авторитетом в его деспотическом проявлении, на что так жаловались русские иерархи в XVII в. Во второй половине того же века записывались чудеса Сильвестра Обнорскаго, как видно по разсеянным в них хронологическим указаниям; к этой записке прибавлено краткое известие о кончине Сильвестра в 1375 г. Но не сохранилось и намека на существование жития.
      Житие Симона, Воломскаго пустынника, по содержанию своему принадлежит к числу важнейших источников для истории монастырской колонизации в XVII в., но составлено довольно куриозно. Оно начинается предисловием Пахомия Логофета к житию митр. Алексия в том малограмотном виде, какой давали ему псковской биограф Василий или какой-нибудь другой подражатель Пахомия: здесь читаем, что автор лично не знал святаго и пишет «от слышания», по разсказам неложных свидетелей и главным образом по житию, прежде написанному «от некоего слагателя». Но из самого жития оказывается, что биограф знал Симона и многое описал по его разсказам, что житие святаго никем прежде не было написано. Воспоминания современника и очевидца сказываются в живости биографических черт и обстоятельности разсказа, чем отличается разсматриваемое житие. В посмертных чудесах точно обозначено время каждаго — знак, что они записывались в монастырскую книгу чудес со слов исцеленных. Эти чудеса относятся к 1646—1682 гг.; последний год указывает приблизительно на время составления жития.
      Сохранилась малоизвестная записка о Макарие, основавшем Высокоезерский монастырь в 1673 г. и не записанном в русския святцы. В 1683 г. его, едва живаго от разбойничьих истязаний, нашел какой-то священник Иосиф Титов и причастил; «и повел ми многогрешному попу Иосифу житие свое писати при кончине живота своего и сказа мне вся подробну, аз же многогрешный поп житие его списах и в пустыни оставих в церкви Божии».
      Условия монастырской жизни и отношения монастырей к местному населению в центральных областях очень живо обрисованы в житии Лукиана Переяславскаго, основателя монастыря в Александровском уезде (Владимирской губ.). Житие составлено около 1685 г. и, кажется, по надежным источникам, одним из которых служили грамоты, данныя монастырю при Лукиане и после него.
      Житие Мартирия Зеленецкаго небогато фактическим содержанием и слишком часто обращается к видениям и другим легендарно-реторическим приемам агиобиографии; но передавая немногия сведения о Мартирие, оно умеет точно указать место, действующия лица и обстоятельства разсказываемаго события. Это объясняется источником, бывшим у автора. Мартирий оставил записки о своей жизни; по отрывку из них, изложенному г. Буслаевым, видно, что биограф пользовался ими. Архиеп. Филарет уверяет, не указывая источника, что это житие написано Корнилием, который до 1667 г. был игуменом Зеленецкаго монастыря и в 1695 г. возвратился туда на покой, оставив управление новгородской епархией.
      Архиеп. Филарет вслед за митр. Евгением ошибается, говоря, что сказание о жизни и чудесах Симеона Верхотурскаго написано Сибирским митр. Игнатием. Это сказание состоит из нескольких статей, и Игнатию принадлежит лишь первая из них, повесть об открытии мощей в 1694 г., которое Игнатий описывает как главное действующее лицо при этом. За этой повестью следуют без хронологическаго порядка чудеса в селе Меркушине по открытии мощей и повесть о перенесении их в 1704 г. из Меркушина в Верхотурье с дальнейшими чудесами до 1731 г. Эти статьи составлены разными авторами: так, разсказ о чуде 1696 г. написан кем-то из свиты иеромонаха Израиля, посланнаго Игнатием для обозрения епархии; чудеса в Меркушине записаны священниками села, которым поручил это Игнатий и одним из которых был Иоанн. Во всех этих статьях есть любопытныя черты епархиальнаго управления в XVII—XVIII вв.
      Когда писалось житие Елеазара Анзерскаго, никого из учеников пустынника не было в живых; биограф упоминает о смерти патриарха Никона и о его подробном житии, говорит об иконе, написанной этим Никоном в Анзерском скиту 65 лет назад. Никон пришел к Елеазару не раньше 1635 г. Таким образом, житие составлено около 1700 г. Биограф дает понять, что до него жизнь Елеазара никем не была описана, что он собрал сведения о святом «точию от слышания» и лишь некоторыя из чудес последняго времени «в памяти обретошася», но что в Помории ходили по рукам другия записки о чудесах Елеазара: так, некто из Каргополя говорил, что у него есть немалая повесть о них, которой не мог достать биограф. Одним из первых учеников Иисуса Анзерскаго в житии его является монах Макарий. Последний в 1710 г. по поручению Иисуса составил вкладную книгу, или систематическую опись вещам, пожертвованным в Анзерский скит; здесь записан и вклад каргопольскаго купца, приказнаго чудовскаго бурмистра Ивана Андреева, — «списанныя им чудеса преп. Елеазара». При житии и в повести о соловецких пустынножителях помещали «свиток», или автобиографическую записку, Елеазара, подлинник которой будто бы хранился в Анзерской библиотеке и в которой Елеазар преимущественно разсказывает о своих искушениях и видениях. Нет основания отвергать подлинность этой записки; но биограф о ней не упоминает, и в житии трудно указать черту, из нея заимствованную.
      Обзор новых житий XVII в. закончим двумя записками, составленными в начале XVIII в., но основанными на более ранних источниках. Повесть о чудесах пертоминских чудотворцев с характеристическими чертами монастырской колонизации в Поморском крае составлялась постепенно: одни из чудес записаны были до свидетельствования мощей в 1694 г., другия после, как видно из указаний неизвестных составителей описания. В 1630-х гг. у монахов Вологодской Заоникиевской пустыни было уже написано житие основателя ея Иосифа (=1611). В 1717 г. эконом этой обители Сергий нашел в Кирилловом Белозерском монастыре у одного христолюбца книгу о явлении чудотворнаго Заоникиевскаго образа и о жизни Иосифа и принес ее в свою обитель, где в то время готовились к построению каменной церкви и обновили часовню над забытым гробом Иосифа; эконому Сергию поручено было записывать чудеса от этого гроба и от образа Богородицы. Неизвестно, сохранилась ли найденная Сергием книга; но любопытныя известия об Иосифе и его монастыре, извлеченныя из нея и из разсказов стариков, находим в слове на память Иосифа. Оно написано еще до окончания каменной постройки и, как видно, тем же монастырским историографом Сергием.
      В начале XVIII в. составлено житие переяславскаго затворника Корнилия, в начале второй половины того же столетия описана жизнь Суздальскаго митр. Илариона, в конце XVIII в. или в начале XIX в. написаны жития Феодосия Тотемскаго и Антония Дымскаго. Первое и последния еще строго держатся прежняго стиля житий, второе значительно отступает от него, приближаясь к тону и приемам простой биографии, каково, например, жизнеописание патриарха Никона, составленное Шушериным.
      Между этим старым стилем житий и простой биографией лежала еще ступень, которую прошло древнерусское житие в своем литературном развитии. Разсмотренные выше жития XVII в. в выборе биографическаго содержания и в его изложении остаются верны господствующему направлению русской агиобиографии XV—XVI вв., отличаясь от нея вообще меньшим литературным искусством. Но уже во время Макария, в житиях, составленных для Степенной книги, стало заметно стремление дать преобладание биографическому разсказу над общими реторическими местами жития и изобразить деятельность святаго в связи с другими историческими явлениями его времени. То же стремление видели мы в редакции жития Александра Невскаго, составленной Ионой Думиным. В XVII в. можно собрать небольшую группу произведений такого же характера. Они стремятся изучением и сводом разных источников достигнуть большей биографической полноты сравнительно с прежними житиями. Впрочем, историк приобретает очень мало от большей части этих ученых редакций: составители их стояли слишком далеко от времени жизни описываемых лиц и могли воспользоваться лишь источниками, и без них известными. Только биография Троицкаго архимандрита Дионисия дает понять, какия любопытныя подробности могли попасть в житие под влиянием изменившагося взгляда на задачи биографа, если последний стоял достаточно близко к описываемым событиям. Автор этой биографии Симон Азарьин довольно любопытное лицо. Слуга княжны Мстиславской, он больной пришел к архимандриту Дионисию лет за 8 до его смерти, получил от него исцеление и 6 лет служил ему келейником. В 1630 г. троицкия власти послали его строителем в приписной монастырь на Алатырь, и он не видел кончины своего учителя в 1633 г. Скоро он воротился в обитель Сергия, в 1634 г. сделался казначеем монастыря, а спустя 12 лет келарем. Вероятно, в монастыре приобрел он книжное образование и литературный навык. Он оставил много собственноручных рукописей и несколько произведений, дающих ему место среди хороших писателей Древней России. Его изложение, не всегда правильное, но всегда простое и ясное, читается легко и приятно, даже в тех обязательно витиеватых местах, где древнерусский писатель не мог отказать себе в удовольствии быть невразумительным. По воле царя Алексея Михайловича Симон приготовил к печати житие преп. Сергия, написанное Епифанием и дополненное Пахомием, подновив слог его и прибавив к нему ряд описанных им самим чудес, которыя совершились после Пахомия в XV—XVII вв. Эта новая редакция вместе с житием игумена Никона, похвальным словом Сергию и службами обоим святым напечатана была в Москве в 1646 г. Но мастера печатнаго дела отнеслись с недоверием к повести Симона о новых чудесах, напечатали из нея 35 разсказов, некоторые неохотно и с поправками, остальные опустили вовсе. В 1653 г., возстановляя первоначальный вид своего сказания, Симон прибавил к нему обширное предисловие, в котором изложил свои мысли о значении Сергиевой обители и сделал несколько любопытных замечаний касательно истории жития ея основателя. Здесь он говорит, чтонекоторыя из новых чудес он сам видел, другия отыскал в летописных книгах и в сказании Авраамия Палицына об осаде Троицкаго монастыря. Одновременно с этими трудами работал он над житием Дионисия. Этот труд был вызван просьбою кожеозерскаго инока Боголепа Львова, предполагаемаго автора записки о пустыннике Никодиме, жившаго несколько времени до пострижения в Сергиевом монастыре. В 1648 г. житие было уже готово и послано к Боголепу; но, считая его еще не вполне отделанным, автор долго не решался распространить его. Он дополнял биографию новейшими чудесами до 1654 г., когда она получила окончательную отделку. Симон смотрит на обязанности биографа гораздо строже сравнительно с большинством древнерусских писателей житий: он разборчивее в источниках и заботится не только о полноте, но и о фактической точности жизнеописания. Он хорошо знал 6 лет из жизни Дионисия, прожитых под одной с ним кровлей; многое сообщил ему сам Дионисий; остальное он старался изучить по разсказам наиболее достоверных свидетелей. Так, о молодости Дионисия ему поведали троицкие старцы, земляки архимандрита, Гурий и Герман Тулуповы, учившие Дионисия грамоте. Руководясь мыслью, что «Бог не хощет ложными словесы прославляем быти и святым неугодно есть затейными чудесы похваляемым быти», Симон для успокоения своей совести и недоверчивых читателей старался достать от самих разскащиков или других знающих людей письменное подтверждение сообщенных ему изустных разсказов. Повесть об иноке Дорофее, слышанную от учителя его Дионисия, он читал многим и возбудил сомнение; биограф послал ее для поверки к соборному московскому ключарю Ивану Наседке, сотруднику Дионисия в деле исправления книг и самовидцу Дорофеевых подвигов. Иван отвечал посланием, в котором подтвердил и дополнил собственными воспоминаниями разсказ Симона, и последний целиком приложил это послание к своему разсказу. Кончив биографию и отправив один список к Боголепу, Симон давал другой читать многим старшим современникам Дионисия. Встретив недоверчивыя замечания от некоторых, он отослал всю биографию к тому же ключарю, «да видит и судит, аще сия такое сть». Наседка «в строках поисправил и поисполнил» пробелы в труде Симона и, возвращая его, прислал автору свою обширную записку о той поре жизни Дионисия, когда он стоял близко к последнему. Записка распространяется именно о том, что кратко изложено у Симона, и, разсказывая еще проще последняго, рядом с превосходным очерком бедствий Смутнаго времени сообщает любопытныя сведения о деятельности Дионисия и о его противниках. Симон не внес этой записки в текст своего труда, «да не како на свой разум преложу чуж труд»: едва ли не впервые в древнерусской литературе житий встречаем здесь строгое различие между своим и чужим. Наконец, для устранения недоверия Симон приложил к биографии вместе с запиской Наседки ряд других документов, подтверждающих его разсказ. Мы видели, что Епифаний задумывал биографию Сергиева племянника Феодора; неизвестно, была ли она написана. Сохранившееся житие его с очерком позднейшей судьбы Симонова монастыря составлено по довольно большому количеству известных источников, к которым оно не прибавляет почти ничего новаго. Главным из них были Епифаниево житие Сергия и летописныя известия XIV в.; можно также заметить выдержки из житий митр. Алексия, Кирилла Белозерскаго, кн. Димитрия Донскаго, Леонтия Ростовскаго, митр. Ионы и из сказания Иосифа о русских подвижниках. Эта ученая компиляция не отличается ни искусством изложения, ни стройностью состава и часто делает отступления некстати. По истории Симонова монастыря, прерывающейся на времени царя Михаила, можно думать, что житие составлено около половины XVII в. Такова же третья редакция жития тверскаго князя Михаила Ярославича. Основой ея послужила вторая редакция, дополненная известиями из летописи и новыми реторическими распространениями; составитель прибавил к житию новое предисловие, витиеватую и длинную похвалу, надгробный плач княгини из жития Димитрия Донскаго и два сказания: о обретении мощей князя в 1634 г. и о переложении их в 1654 г. Это последнее событие подало Тверскому архиеп. Лаврентию повод установить празднование Михаилу и, по всей вероятности, составить новую редакцию жития. При том же Лаврентие, по благословению патриарха Никона, установлено праздновать день перенесения мощей другаго местнаго святаго, епископа Арсения, и в 1655 г. составлена служба на этот праздник. К чудесам XVI в. в житии Арсения прибавлено 26 новых (с 1606-го по 1664 г.); но житие не подверглось при этом новой обработке. Приложенная к чудесам похвала Арсению есть подражание похвале кн. Михаилу и, может быть, написана тем же автором. С биографией кн. Михаила сходна по строю и характеру новая редакция жития Феодора, князя ярославскаго. Сам составитель объясняет свою задачу: «О нем же преже сего обретаеми суть многия повести глаголемы и пишемы, но обаче не во едином месте, она в летописаниях, иная же инде, прочая же вкратце писана в житии его, и от всех сих да соберется ныне во едину словесную пленицу». Впрочем, главным источником служили прежния редакции, которыя автор дополнил немногими известиями из летописи. Вновь написаны и прибавлены к житию похвальное слово, витиеватое подражание Пахомию, и сказание о новом перенесении мощей в 1658 г., подавшем повод к установлению местнаго праздника 13 июня и, очевидно, к составлению новой редакции кем-либо из братии Спасскаго монастыря в Ярославле.
      В XVII в. еще раз переработано было житие митр. Алексия. В литературном отношении эта редакция один из лучших древнерусских памятников этого рода по грамотности изложения, искусству разсказа и стремлению отрешиться от условных форм и общих мест жития. Менее удовлетворительно ея фактическое содержание. Биограф старался изучить жизнь святителя по всем доступным ему источникам: кроме Пахомиевой и Макарьевских редакций жития, он пользовался летописями и грамотами XIV в., предпослал житию краткий и не совсем точный очерк истории Московскаго княжества и сообщил две-три биографическия черты, которых нет в прежних редакциях. Но и он не мог устранить неточностей и противоречий в этих редакциях: так, по его счету Алексий епископствовал во Владимире 4 г., жил 85 лет и родился в 1292 г., хотя и у него святитель остается старше Симеона Гордаго 17 годами. Житие оканчивается известием о перенесении мощей в 1686 г. и составлено при патриархе Адриане (1690—1700) монахом Чудова монастыря, судя по вниманию, с каким автор останавливается на этой обители, на упадке в ней прежняго строгаго благочиния; библиографическия знания биографа наводят на мысль, что это — известный справщик книг и сотрудник Епифания Славинецкаго Евфимий, которому приписывают повесть об упомянутом перенесении мощей. Биограф Афанасия Высоцкаго также пытался сделать ученый свод всех известий об этом ученике Сергия, но дал слишком много простора своим ораторским отступлениям и при скудости источников доверял смутному преданию более, чем следовало ученому биографу. Вирши, которыми оканчивается житие, с известием, что оно написано в 1697 г., подтверждают догадку, что автор его — известный слагатель вирш Карион Истомин.
      К разсмотренным редакциям приближается по свойству источников сказание о чудотворной Овиновской иконе и о Паисие Галицком: автор пытался связать смутное предание, хранившееся в Галицком Паисиевом монастыре, с летописными известиями о времени Димитрия Донскаго и Василия Темнаго, но сделал это неудачно, с пропусками и ошибками. В известном нам списке повести нет прямых указаний на время ея составления: только по скудости известий о Паисие и складу речи можно догадываться, что это очень позднее произведение. Точно так же невозможно определить, когда написано было житие Арсения Коневскаго — простой первоначальной редакции, без книжных украшений, существование котораго доказывается отрывком из него, сохранившимся в рукописи XVII в. Сравнение отрывка с соответствующим местом в печатном издании жития приводит к мысли, что последнее имело источником эти старыя записки об Арсение, сократив их в некоторых местах и придав книжный склад их простому изложению.
 

Глава VIII.
Общия замечания