– Да, конечно. Потому я и пришел. Я ведь хочу попросить о помощи… Видите ли, я знаю этого человека. Более или менее знаю. И мой отец знал его. И помогал ему неоднократно… Впрочем, – рабби Давид развел руками, – чужая душа потемки. Тем не менее, личность подозреваемого…
      – Так кто же это?
      – Ах, да. Его зовут Дани Цедек.
      Натаниэль откинулся в кресле. В глазах его появились искорки интереса.
      – Дани Цедек? – пробормотал он. – Так-так-так… Не знал, что он уже на свободе. Значит, именно его полиция арестовала как возможного убийцу рабби Элиэзера?
      – Вы знаете его? Тогда вам должно быть понятно, почему версия полиции вызывает у меня сомнение, – сказал рабби Давид.
      – А я не понимаю, – подал вдруг голос Маркин. – Почему этот человек не мог совершить того, в чем его обвиняют?
      Розовски и господин Каплан одновременно посмотрели в его сторону, потом друг на друга.
      – Дани Цедек, по кличке «Пеле», – медленно произнес Натаниэль. – Известная личность. Вернее, когда-то была известной. Только Пеле, насколько я помню, мокрыми делами никогда не занимался. И потом: не представляю себе, чтобы он залез в синагогу и попытался вскрыть арон-кодеш. Он из религиозной семьи, да и сам, по-моему, без ермолки не появляется. Когда-то начинал как аферист, между прочим – блистательный аферист, следует признать. Потом занимался контрабандой наркотиков, еще кое-какими делами. Но все это – когда-то. Насколько я знаю, ныне он опустившийся, никому не нужный и плохо соображающий тип. Два года назад его посадили за мелкую кражу на рынке Кармель. Вышел полгода назад или около того.
      Маркин скептически фыркнул.
      – Что-то я не вижу причин, по которым этот тип не мог бы… – тут он посмотрел на посетителя, спохватился. – В общем, опустившийся тип, возможно, уже и наплевал на религиозные чувства. Если они у него и остались…
      – Есть причины, – ответил Натаниэль. Господин Каплан подтверждающе кивнул. – Есть, есть. Дело даже не в том, что, как я уже сказал, Цедек – человек религиозный, да и религиозность у него своеобразная. Дело в другом. По своей комплекции Пеле, – детектив окинул оценивающим взглядом своего помощника, – по комплекции он вроде тебя, а ростом и того меньше. Рост у Пеле чуть больше полутора метров, а вес – килограммов пятьдесят. А рабби Элиэзер, да будет благословенна его память, раза в два выше и тяжелее. Это уж скорее он мог в драке так прижать Цедека, что тот бы испустил дух на месте…
      – А возраст? – Маркин продолжал настаивать на своем. Сколько лет было вашему отцу, господин Каплан?
      – Ему было семьдесят восемь лет, – ответил вместо Каплана-младшего Натаниэль.
      Маркин выразительно развел руками – дескать, и говорить не о чем.
      – Мой отец был физически очень сильным человеком, – сказал рабби Давид. – До возвращения к религии он занимался тяжелой атлетикой, даже брал призы – еще в Питере. В сорок восьмом в лагере только силой он и снискал уважение уголовников… Да и потом, после освобождения ему довелось работать грузчиком на железнодорожной станции. Он вышел в пятьдесят шестом, и никак не мог устроиться на работу. Не по причине судимости, а потому что везде нужно было работать в субботу, Так отец написал письмо лично Хрущеву: дескать, как религиозный еврей, я не могу работать по субботам и прошу помочь мне с устройством на любую должность, но позволяющую не нарушать святость субботы.
      – И что? – спросил Маркин, мгновенно забывший об убийстве. – Хрущев ему ответил?
      – Хрущев или не Хрущев – этого я не знаю. Но ответ пришел – в том смысле, что граждане все равны перед законом и никаких исключений быть не может. А на следующий день отца вызвал секретарь райкома и предложил работу грузчика на товарной станции. Там уже было оговорено, что по субботам его будут подменять. Оказывается, кроме письма, был еще и неофициальный звонок из Москвы – из ЦК, – мол, есть там у вас сумасшедший еврей, так Бог с ним, посодействуйте… Так отец восемь лет работал на той станции. А вечерами учил нас, детей, Торе и Талмуду… Словом, ни врасплох его захватить нельзя было, ни справиться с такой легкостью – особенно так, как сказано здесь, – рабби Давид постучал по газетной статье, – нет, такое невозможно. Возраст тут не имеет значения. Если бы не… – у рабби Давида на мгновение перекосилось лицо, но он быстро взял себя в руке. – В общем, поверьте мне, он бы дожил до ста двадцати.
      – Даже в свои семьдесят восемь лет рабби Элиэзер справился бы с парой-тройкой таких как Пеле запросто, – добавил Розовски.
      Маркин молча пожал плечами.
      – У него мог быть сообщник, – сказал он.
      Рабби Давид покачал головой.
      – Я уже говорил – отец принял живое участие в судьбе Дани Цедека после того, как тот вышел из тюрьмы. Можете мне верить, можете не верить, но этот бывший вор и опустившийся тип, как вы сказали, души не чаял в рабби Элиэзера. Он скорее дал бы себя убить, нежели допустил бы убийство моего отца… Словом, – сказал он уже другим тоном, – меня не устраивает версия полиции. И не только потому, что убийца моего отца остается, как я полагаю, безнаказанным. Гораздо больше меня беспокоит то, что осужден будет невиновный. Поэтому я хочу, чтобы вы провели частное расследование этого дела.
      Розовски ответил не сразу. Избегая смотреть на физиономию Маркину, пытавшегося подмигивать шефу обоими глазами – дескать, давай, давай! – он зачем-то вытащил из пластикового стаканчика карандаш и принялся им постукивать по крышке стола.
      Между тем Каплан-младший, обводя взглядом изрядно захламленное помещение агентства, издал вдруг невнятный возглас, поднялся – вернее, подскочил со своего места, – и подбежал к двери. Здесь он замер, буквально уткнувшись носом в мезузу, прибитую к дверному косяку. Что-то бормоча себе под нос, Давид Каплан осторожно ощупал пластиковый футляр с выдавленной буквой «шин» и крохотной короной.
      – Там что? – шепотом спросил слегка обалдевший Маркин. – Жучок?
      Натаниэль, растерянный не меньше помощника, молча пожал плечами. Рабби Давид оглянулся на сыщика.
      – У вас отвертка есть? – неожиданно спросил он. Розовски закашлялся. Только сейчас ему вспомнилась странная статистика, результаты которой недавно зачитывал Маркин: среди клиентов частных детективных агентств процент сумасшедших почему-то вдвое выше, чем, например, среди тех, кто обращается к психиатрам. Пока он представлял себе, как, вооружившись отверткой пациент (в смысле, клиент) гоняется за ним по всему зданию, Маркин, обладавший чуть менее развитым воображением, вытащил из ящика стола требуемое – большую отвертку с прозрачной пластмассовой ручкой. Господин Каплан повернулся к косяку и быстро открутил шурупы, удерживавшие внешний футляр талисмана, после чего бережно извлек из коробочки собственно мезузу – свернутый в трубочку листок с написанным на нем текстом благословения.
      – Так я и знал! – торжествующе воскликнул он. – У вас старая медуза! Несколько букв стерлись и исказились. В слове «Благослови» буква «бет» превратилась в «цадик», так что вместо благословения «барух» вы получите болячки – «цар»… Признайтесь, – сказал он, повернувшись к Натаниэлю, – у вас дела идут не очень, правда?
      – Правда, – ответил Розовски. – Вернее сказать, очень не.
      Раввин кивнул и еще раз прочитал мезузу про себя, беззвучно шевеля губами.
      – Вот что, – сказал он. – Я принесу вам новую мезузу. Завтра же. Мы ее закрепим, прочтем молитву, и у вас все будет хорошо… Вы напрасно так смотрите, – добавил он озабочено. – Недавно случилась поистине удивительная история. В Хайфе у одной девушки – спортсменки, готовившейся к соревнованиям по плаванию, – вдруг обнаружилась странная болезнь ног. Ножные мускулы начали атрофироваться. Что только ни делали врачи – ничего не помогало. Родители чуть с ума не сошли – представляете, красавица-дочь, единственная, свет в очах – и вдруг… И что вы думаете? Проверили мезузу в ее спальне, а там – от времени в слове «встань» – «кум» стерлась ножка у буквы «куф». Представляете?
      – И что? – с живым интересом спросил Маркин. – Как ее здоровье теперь?
      Каплан-младший посмотрел на усмешливую физиономию молодого человека, покачал головой.
      – Вы мне не верите, – укоризненно произнес он. – И напрасно. Представьте себе, девушка очень быстро поправилась, и сейчас восстанавливает свои спортивные результаты. Ее отец пожертвовал на открытие ешивы…
      Натаниэль подумал, что, возможно, наконец-то дали себя знать методы врачей. Но вслух демонстрировать скепсис не стал. Заметил только, что от его агентства, даже при благополучном исходе дел, вряд ли удастся получить пожертвование на открытие ешивы.
      – При чем тут это? – искренне обиделся Каплан-младший. – Вам самим следует помогать, что я, не вижу?
      Розовски смутился.
      – Ладно, – сказал он. – Я займусь вашим делом. Но мне нужно уточнить кое-какие нюансы.
      Господин Каплан аккуратно положил в карман испорченную мезузу и футляр от нее и вернулся на свое место, после чего с готовностью кивнул.
      – Так вот, – сказал Натаниэль, вновь постукивая карандашом по столу. – Я не могу заниматься расследованием убийства и поиском убийцы. Закон мне этого не позволяет. Поэтому я берусь только за то, чтобы установить непричастность к преступлению Дани Цедека. Или, возможно, причастность, точно ведь никто не знает. Вас это устраивает?
      – Да, – ответил господин Каплан. – Устраивает. Назовите сумму гонорара и подготовьте необходимую бумагу. Я подпишу.
      – Офра! – крикнул Натаниэль. – Подготовь для господина Каплана стандартный договор. Сумму не ставь, укажи только наши расценки почасовой оплаты, – повернувшись к посетителю, сыщик пояснил: – Я представлю вам отчет о своих действиях и результаты расследования, вы оплатите мне затраченное время. Плюс непредвиденные расходы, если таковые не превысят пятнадцати процентов. Идет?
      – Все равно, – ответил рабби Давид. – Сколько скажете, столько я и заплачу. Я же сказал: для меня главное – восстановить справедливость.
      Вошла Офра, протянула ему договор. Господин Каплан метнул смущенный взгляд на стройные ноги секретарши детектива и поспешно отвернулся. Он сидел, уткнувшись взглядом в пол, пока Офра не вышла. Только после этого господин Каплан прочитал текст договора и молча подписал его, предварительно быстро заполнив пропуски. Положив подписанный договор на стол перед Натаниэлем, господин Каплан-младший молча вытащил из кармана чековую книжку.
      – Это аванс, – сказал он, заполняя чек. – Три тысячи. А мезузу я принесу через неделю. Мне нужно посоветоваться с хорошим сойфером.
      Розовски поблагодарил неожиданного заказчика, с некоторой долей растерянности. Тот махнул рукой – дескать, пустое, – и стремительно исчез за дверью. Натаниэль посмотрел ему вслед, перевел взгляд на застывшего помощника, открыл было рот, но ничего сказать не успел – послышались шаги, и господин Каплан столь же стремительно ворвался в кабинет.
      – Извините, – пробормотал он, – моя шляпа…
      Схватив шляпу он еще раз попрощался.
      – Погодите! – Натаниэль опомнился. – У меня есть еще вопросы!
      – Извините, – рабби Давид тотчас сел на стул, с которого сорвался так быстро мгновенье назад. – Я думал, вы уже все спросили.
      – Как ваш отец познакомился с Даниэлем Цедеком? – спросил Розовски. – Как и где?
      – Цедек проходил курс лечения от наркозависимости в больнице имени Борохова, – ответил Каплан-младший. – Во время последней отсидки. Мой отец регулярно там бывал.
      – В качестве кого?
      – Что значит – в качестве кого? – в свою очередь, спросил рабби Давид. – Навещал тех, кто там лежал, беседовал с ними. Он считал это своим долгом. Знаете, ведь люди в таком состоянии – они очень нуждаются в поддержке. Не только наркоманы или алкоголики, но и просто люди, страдающие расстройствами психики и нервной системы. Вы, возможно, не знаете, но мой отец, кроме религиозного, имел и медицинское образование. Он закончил медицинский факультет Еврейского университета, как психотерапевта его ценили многие врачи. В том числе, и в больнице имени Борохова.
      – Понятно. Значит, знакомство его с Пеле, то есть, с Цедеком произошло относительно недавно?
      – Месяцев восемь назад.
      – И продолжилось после освобождения.
      – Совершенно верно. После смерти жены – моей матери – отец переехал жить ко мне. И некоторые его подопечные иной раз заходили к нам. Несколько раз бывал и Цедек.
      – Вы ни разу не замечали за ним ничего подозрительного?
      Каплан-младший сначала не понял вопроса, а потом возмущенно взмахнул руками:
      – Вы имеете в виду, не пропало ли у нас что-нибудь? Боже сохрани, нет! И он, и другие вели себя очень скромно, то и дело смущались. Их приходилось упрашивать пройти – вечно стояли у двери.
      – Когда он в последний раз вас навестил?
      – По-моему, в прошлый понедельник.
      – То есть, за три дня до убийства? – уточнил Розовски. – Это его посещение ничем не отличалось от предыдущих?
      – Абсолютно ничем… Да, он очень благодарил отца, порывался даже поцеловать ему руку. Отец даже рассердился и чуть не вытолкал его взашей.
      – И за что же он благодарил?
      – Я спросил отца. Он ответил: «Я помог ему вновь обрести цель в жизни…» – Каплан-младший помолчал немного, потом добавил: – Я думаю, это он насчет работы. Отец хлопотал о нем в каком-то благотворительном фонде, там обещали направить его на работу – не слишком высоко оплачиваемую, но вполне приличную.
      – Да, возможно, возможно… – задумчиво пробормотал Натаниэль. – Спасибо, господин Каплан. Если мне понадобиться спросить вас еще о чем-то, я позвоню.
      – Разумеется, разумеется, – господин Каплан поднялся. – Странным образом короткая беседа с детективом словно утяжелила его – он шел к двери несколько сутулясь и куда медленнее, чем раньше.
      Натаниэль внимательно прочел договор, затем спрятал и его, и чек в сейф.
      – А за что его отец сидел? – спросил Маркин. Розовски посмотрел на закрытую дверь.
      – В сорок восьмом рабби Элиэзер наладил производство фальшивых документов для религиозных евреев, пытавшихся выехать из Союза в только что возникший Израиль.
      – А зачем нужны были фальшивые документы? – удивился Маркин.
      – В тот момент, как ты сам понимаешь, выпускали далеко не всех. Высказавший такое желание мог запросто поехать в прямо противоположном направлении – как буржуазный националист. При том, что с Израилем при Сталине отношения были вполне нормальные, и сюда кое-кто уехал с поощрения и даже указания властей – но только не самостоятельно. Самостоятельно был шанс уехать из Польши. Польское правительство своих евреев отпускало без проблем, с большим удовольствием – особенно после того, как там, уже после войны, прокатилась волна еврейских погромов. Ну вот, значит, для выезда желательно было иметь документ, подтверждающий, что до войны человек являлся польским гражданином, и теперь возвращается на родину. Вот такие документы и делали по инициативе рабби Элиэзера. Он успел переправить таким образом около сотни религиозных евреев, в основном, хасидов, вернувшихся из ссылки. Потом их накрыли – говорят, кто-то попался и на допросе выдал и Каплана, и его помощников, – Натаниэль запер сейф, вернулся к столу. – И рабби Каплан вышел из лагеря уже при Хрущеве, в пятьдесят шестом. Всю эту историю мне, в свое время, рассказывала мама. Она была знакома с рабби Давидом и с некоторыми из тех, кому удалось тогда уехать… Ладно, вернемся к нашим делам. Пока что я займусь делом Цедека самостоятельно, а ты заканчивай историю с массажными кабинетами. Когда закончишь – подключишься.
      Маркин негодующе фыркнул.
      – По-моему, ты и впрямь считаешь меня бездельником, – заявил он оскорбленно. – Да будет тебе известно, что расследование я закончил вчера. И сегодня собирался тебе обо всем доложить. Просто не успел.
      Розовски с искренним изумлением уставился на помощника. Он считал задание практически невыполнимым, и в основном прикидывал, как бы сформулировать резюме таким образом, чтобы не возвращать заказчику аванс. Правда, заранее предполагая сомнительный исход, он взял аванс небольшой, можно сказать – символический. Слова Маркина оказались для него полной неожиданностью. Приятной или неприятной – этого он и сам не знал, но с суеверным чувством посмотрел на дверной косяк, с которого рабби Давид четверть часа назад свинтил мезузу. Может, и правда, все портил стершийся пергамент? Не успели его убрать, как дела начали налаживаться. Розовски поспешно сплюнул через плечо и постучал по столу.
      Маркин деловито разложил на журнальном столике несколько пластиковых папок, стопку аудиокассет и в заключение – видеокассету.
      – Значит, так, – сказал он, откашлявшись. – Дело Нисима Шимонашвили, владельца массажного кабинета. Как тебе известно, его заведение с некоторых пор начало подвергаться чрезмерно массированному давлению неких, скажем так…
      – Преамбулу опусти, – великодушно посоветовал Розовски. – Я понимаю, что это у тебя, так сказать, генеральная репетиция, но я не та публика, перед которой следует устраивать спектакль. Давай коротко и по-деловому. Во-первых: подтвердилась ли информация Нисима? Во-вторых, действительно ли рэкетиры залетные? В-третьих, действительно ли они «русские»? Наконец, в-четвертых – твои рекомендации.
      Заказчик Нисим Шимоношвили, официально безработный и, кажется, инвалид, получающий соответственное мизерное пособие от государства, был одновременно владельцем массажного кабинета (как в Израиле стыдливо называют заурядные бордели). С некоторых пор его заведение, имевшее все необходимые «страховки» – от полицейских до мафиозных, начало страдать от постоянных наездов каких-то чумовых рэкетиров. Шимонашвили был не против того, чтобы платить – но никак не мог понять, с кем, все-таки, имеет дело. И кроме того, он уже платил – другим, давно застолбившим участок этого подпольного рынка. В полицию он, разумеется, пойти не мог (при всех связях, Нисим мог рассчитывать в лучшем случае на предупреждения о готовящихся облавах). Обращение к прежней «крыше» тоже ничего не дало – новички каждый раз исчезали невероятным образом, чтобы появиться в самый неподходящий момент и получить свои несколько тысяч с ошалевшего хозяина «массажного кабинета».
      В конце концов, тот обратился в агентство «Натаниэль». Вообще-то Розовски подобными вещами не занимался. Если бы в результате одного из визитов не пострадали серьезно девушки Нисима – они были жестоко избиты в назидание неуступчивому хозяину – он бы, скорее всего, послал притонодержателя куда подальше. Но тут – согласился собрать информацию. Как уже было сказано, не очень верил в успех и потому поручил Маркину это дело, взяв с Нисима более чем скромный аванс.
      – Если короче, – заявил Саша чуть обиженно, – тогда держись покрепче за стул, чтобы не упасть. Никаких новеньких рэкетиров не существует.
      – Ага, – сказал Натаниэль. – Понятно. Я-то думаю, с чего вдруг Нисим имеет инвалидное свидетельство. А он, похоже, псих. Галлюцинации, раздвоение личности. Так?
      – Ты будешь смеяться, – невозмутимо ответил Маркин, – но почти. В каком-то смысле, и галлюцинации, и раздвоение личности. Единственной реальностью тут, увы, является избиение двух девушек. Правда, Нисим сам об этом, естественно, не догадывается. Его доят по-настоящему, в последний раз он как бобик выложил крепким ребятам пять штук с обещанием выплачивать такую же сумму впредь ежемесячно. Для его заведения пять тысяч – не катастрофа, но и не сказать, чтобы пустячок.
      – Так, – сказал Натаниэль. – Твой ответ на первый из моих вопросов уже двойственен. С одной стороны, ты говоришь – информация Нисима подтвердилась. То есть, рэкетиры его достали. С другой стороны, твои намеки насчет галлюцинаций и раздвоения личности… Как прикажешь понимать?
      – А давай перейдем ко второму вопросу, – предложил Маркин. – насчет того, залетные эти ребята или местные. Все поймешь.
      – Ну, давай перейдем, – согласился Натаниэль. – Валяй.
      – Так вот… – Маркин не удержался и прыснул. – Так вот, ребята эти не совсем залетные и не совсем местные. В общем, это ребята Арье Фельдмана.
      Вот тут Натаниэль действительно чуть не упал.
      Ибо Арье Фельдман был не кем иным, как истинным владельцем борделя, в котором их клиент Нисим Шимонашвили, строго говоря, выполнял обязанности управляющего.
      – Не понял… – протянул Розовски. – Ну-ка, объясни!
      – Ничего непонятного. Я полагаю, Арье решил, что Нисим зарабатывает слишком много. В то же время, как ты знаешь, он любит оставаться чистеньким. И вместо того, чтобы открыто урезать долю Шимоношвили, подослал к нему липовых рэкетиров. Поэтому они такие неуловимые. Это ведь Фельдман пообещал Нисиму все уладить. А потом говорит озабочено: «Слушай, друг, что-то я никак не могу их выловить. Просто не знаю, что делать! Посылаю людей, а те отморозки как сквозь землю проваливаются». Кстати, бойцы Арье не в курсе, он их действительно посылает разбираться… Словом, во-первых, Арье пощипал как следует Нисима – руками липовых рэкетиров. И не его одного, кстати, но и других – ты же знаешь, что у Арье доля чуть ли не в двадцати борделях… А во-вторых – он теперь, возможно, и избавит Нисима и прочих своих компаньонов от лихих мальчиков, но изменит свою долю прибыли. Вот тебе ответы на второй, а заодно и на третий вопрос. Что же до четвертого – насчет рекомендаций Нисима – ну, это уже тебе решать.
      – Ну и ну! – только и сумел выговорить Натаниэль. – Ай да Фельдман! Ограбить самого себя, да еще с такой прибылью!
      – Молодец, что и говорить… Значит, так, – сказал Маркин, откладывая две аудиокассеты, – вот тут запись переговоров одного из этих якобы незнакомых налетчиков с Арье. Аккурат перед приходом в заведение Нисима. Тут, – он постучал по третьей аудиокассете, – его переговоры с Нисимом и еще несколькими управляющими. На этой кассете, – он поднял видеокассету, – один из этих «новеньких», сразу после наезда на Нисима, передает деньги Йораму, правой руке Фельдмана. А на второй – уже Йорам вручает деньги самому Арье.
      – Лихо, лихо, – пробормотал Розовски. – Арье в своем репертуаре.
      С Арье Фельдманом Натаниэль впервые столкнулся почти двадцать лет назад, когда еще служил в полиции. До сих пор, вспоминая о том случае, Розовски испытывал к этому вору и мошеннику некоторое уважение. Очень уж изобретательно поначалу действовал двадцатидвухлетний Фельдман, только-только демобилизовавшийся из армии.
      Дело было так.
      В час дня в полицейском управлении раздался телефонный звонок. Звонил управляющий гив'ат-рехевским отделением банка «Мигдалей-кесеф» Элиягу Бар-Он. В состоянии, близком к истерическому, он сообщил, что его банк только что ограбили на полмиллиона шекелей и что он требует полицию немедленно принять меры. Полицейская бригада, в составе которой находился и сержант Розовски, прибыла на место преступления через десять минут, что было почти молниеносным – с учетом состояния дорог между Тель-Авивом и Гив'ат-Рехевом.
      Ворвавшись в операционный зал, вооруженные полицейские не нашли там никаких молодчиков в черных масках, собиравших в заранее припасенные мешки содержимое сейфов. Напротив того, в «Мигдалей-кесеф» царила атмосфера сонного спокойствия. Человек десять посетителей пенсионного возраста и вполне почтенной наружности стояли в очередь в кассу. Два окошка не работали.
      Озадаченные стражи порядка переглянулись, спрятали ненужные пистолеты. Один в сердцах выругался. Ситуация более всего напоминала ложный вызов. Какой-то придурок, перегревшись на солнце, решил скрасить скуку собственного существования видом мчащихся с сиреной бело-голубых автомобилей. Или кому-то из клиентов банка отказали в ссуде, и он решил отомстить вот таким незамысловатым образом.
      В то мгновение, когда Натаниэль с сослуживцами, не скрывая раздражения, собирались покинуть помещение банка, тут появилось новое действующее лицо, несколько разрядившее скопившееся было недоумение. Лицо было красным, скорее багровым. Обладатель его выглядел бы вполне благообразно: черный костюм, белая рубашка, – если бы не расстегнутый ворот и съехавшие набок галстук и ермолка, придававший человеку вид советского пионера-переростка в тюбетейке и галстуке же.