Из запоя можно выйти тремя способами. Первый заключается в том, что человек, имевший неосторожность поддаться слабости, мобилизует силу воли и прерывает бесконечный процесс, мужественно перенося при этом все побочные эффекты похмельного синдрома, но не пытаясь их облегчить ни единым глотком пива. Подходит исключительно целостным и устойчивым личностям, не обладающим чересчур развитой фантазией.
      Второй способ построен на контрасте. Вернее, на парадоксе. Формулируется так: «Из цикла надо выходить толчком!» Иными словами, испытуемый, находясь в состоянии длительного (не менее двух недель) запоя, принимает ответственное решение о финальном забеге, после чего одномоментно принимает внутрь дозу алкоголя, превосходящую все выпитое ранее.
      Разумеется, последствия не всегда предсказуемы. Можно прямо из состояния запойного перейти в состояние белой горячки. То есть в момент обострения ощущений вдруг увидеть, например, входящую в комнату упитанную крысу в цветастом фартучке и с подносом в лапках. Причем на подносе непременно стоит рюмка водки, а сама крыса делает умильную мордочку и произносит интимным грудным тоном: «Прошу вас, господин Ницан, откушайте!»
      И вот тут-то рука сама немедленно тянется к этой чертовой рюмке, хотя нормальный человек даже в состоянии белой горячки прекрасно понимает: водки там нет и быть не может, чистая галлюцинация. И ни одной крысе никогда в жизни не придет в голову тебя угощать: с какой стати? А вот поди ж ты… И рука хватает пустой воздух, отчего жизнь становится горше во сто крат, а нежелание выходить из запойного уюта возрастает пропорционально.
      В такое время опаснее всего — нечувствительно перейти из способа второго к способу третьему, магическому. Потому что за подсознанием уследить в изможденном состоянии трудновато, и можно запросто материализовать собственную галлюцинацию — чтобы похмелиться не воздухом, а самой что ни на есть нормальной водкой. Это-то ладно, Бог с ней, но вот попробуй потом рапаита загнать обратно в небытие! Еще никому не удавалось.
      Большинство живущих сегодня людей понятия не имеют о рапаитах. И немудрено: существа этой демонической категории обладают странной способностью являться лишь алкоголикам — потенциальным и натуральным, пьющим, малопьющим и непьющим, но — алкоголикам.
      Рапаиты выглядят весьма своеобразно: росту около двадцати сантиметров, шерсть с зеленоватым отливом. Мордочки похожи на крысиные, но без злобности, присущей настоящим крысам. Ходят рапаиты на задних лапах, похожих на птичьи, а в передних, как уже было сказано, держат подносы.
      Однажды материализовав, их очень трудно загнать в небытие. Например, частному детективу по имени Ницан бар-Аба, год назад совершившему такую оплошность, это так и не удалось. И потому сейчас, собираясь выслушать рассказ очередного клиента, детектив одновременно совершал руками странные движения над поверхностью письменного стола. То есть, странные с точки зрения клиента. На самом-то деле Ницан в данный момент усиленно гонял по столу проказливого рапаита. Рапаита звали Умник («Ну ты, умник, вали отсюда!» — такими словами встретил его в свое время Ницан). Умник ловко уворачивался, корчил Ницану зверские рожи и всячески мешал сосредоточиться.
      Клиент — мужчина неопределенного возраста в дорогом, но плохо сидящем костюме — некоторое время оторопело наблюдал за руками детектива, но потом видимо вспомнил, что большая часть частных детективов Тель-Рефаима практикуют судейскую магию, и успокоился. Теперь он воспринимал загадочные жесты тощего небритого субъекта за столом как пассы, защищающие посетителя бюро «Ницан Бар-Аба, частный детектив с лицензией» и самого хозяина. Успокоившись, он перестал следить за действиями детектива и с интересом, слегка окрашенным недоумением, окинул взглядом захламленное помещение. Огромная комната выглядела страшно запущенной; толстый слой пыли лежал на старой, стоявшей в беспорядке мебели и на горах картонных папок, небрежно сваленных в трех из четырех углов. Четвертый угол занимала большая не застланная кровать. На смятой подушке почему-то разместилась пара домашних тапочек без задников, с золотым слегка потускневшим шитьем и загнутыми носками. Что же до самой мебели, то она наводила на мысли о городской свалке, где вполне можно было подобрать вещи в таком же, а то и более приличном состоянии. Исключение составлял, пожалуй, лишь охранительный талисман у двери, вырезанный тщательно и даже заботливо. Но красовавшиеся рядом два сырых пятна неправильной формы, явно образовавшиеся в результате попадания в стену бутылок, вызывали серьезное сомнение в эффективности этого безусловно очень ценного предмета.
      Посетитель покачал головой, растерянно почесал аккуратно подстриженную бородку и вновь посмотрел на детектива. Как раз в эту минуту хозяину захламленного помещения, наконец, удалось поймать Умника и накрыть его рукой. Ницан облегченно вздохнул и, в свою очередь, вопросительно взглянул на респектабельного посетителя. Глаза у детектива были воспаленными, с чуть красноватыми веками.
      Посетитель встрепенулся, откашлялся и пододвинулся вместе с креслом ближе к столу. Вернее сказать, попытался. Кресло, самое монументальное сооружение в конторе, не смог бы сдвинуть даже сорокатонный тягач. Оно было примерно на пятьдесят лет старше самого дома, в первом этаже которого располагалось сыскное агентство. Ницан подозревал, что дом строился именно вокруг кресла. Просто приехал будущий владелец, поставил на пустыре любимое кресло, уселся и сказал строителям: «Валяйте, парни, стройте мне дом, но я никуда с этого кресла не уйду». Парни и построили, им-то что?
      Попытавшись придвинуться, клиент максимально вытянул тощую шею и сообщил доверительным тоном:
      — Меня зовут Нарам. Нарам-Суэн, гробовщик.
      Нельзя сказать, чтобы профессия предполагаемого клиента вызвала прилив бурной радости у детектива. Как всякий человек опасных (вернее сказать, сопряженных с риском) занятий, Ницан Бар-Аба был достаточно суеверен. Среди прочих специфических его привычек было стремление не поминать всуе тех, кто так или иначе сопровождает в последний путь неосторожных частных сыщиков, как-то: бальзамировщиков, плакальщиц, жрецов заупокойных храмов, Стражей Могил налоговых инспекторов. И, конечно, гробовщиков.
      Глядя в омрачившееся лицо детектива, клиент поспешно добавил:
      — Вот моя визитная карточка, — он протянул картонный прямоугольничек с золотым обрезом. Ницан взял карточку левой рукой (правой он продолжал удерживать рапаита) и прочитал вполне похоронным голосом:
      — «Нарам-Суэн, похоронное бюро „Счастливого пути“. Саркофаги из красного дерева и яшпаа. Ваши покойники заслужили комфорт…» Очень приятно познакомиться, — он отложил карточку. — Очень приятно, господин Нарам-Суэн. Что вас привело ко мне? Вернее сказать, кто вас ко мне направил? И насколько он уверен в том, что я действительно нуждаюсь в ваших услугах?
      — О нет-нет, это я нуждаюсь в ваших услугах! — гробовщик замахал руками, словно Ницан сей же час предлагал ему заняться выполнением профессиональных обязанностей — забальзамировать и похоронить сидевшего напротив мрачного субъекта. — А направил меня к вам Омри Лугаси. Он рассказал, что вы великолепно решили его проблему и непременно разберетесь в моей.
      Детектив кивнул. Кто такой Омри Лугаси, он не помнил. Но это не имело значения. У Ницана вообще память на имена клиентов была для сыщика непростительно слабой. То есть, их истинные имена он запоминал мгновенно и навсегда (сами клиенты, правда, об этом не догадывались — почти никто из них не владел искусством заклинания имени). А вот общеупотребимые он вечно путал.
      Гробовщик настороженно смотрел на детектива. Ницан поощрительно кивнул и даже махнул рукой: валяйте, мол, выкладывайте вашу проблему, расколем этот орешек…
      Гробовщик приободрился и начал:
      — Дело весьма неприятное, — он промокнул белоснежной салфеткой покрывшийся мелкими каплями пота лоб. — Ни разу не сталкивался с подобными вещами. У меня достаточно солидный бизнес и хорошая репутация. И никаких жалоб со стороны клиентов не было.
      Ницан хмыкнул. Насколько он мог понять, клиенты господина Нарам-Суэна никогда и ни на кого не жалуются.
      Словно услышав его мысли, гробовщик пояснил:
      — Я имею в виду родственников усопших, разумеется… Так вот, две недели мы хоронили господина Шульги. Вы, конечно, слышали о торговом доме Шульги?
      Странный вопрос. Семейство Шульги относилось к самым богатым и влиятельным в Тель-Рефаиме. Около десяти миллионов шекелей капитала — серебряных шекелей, настоящих. Компания «Дом Шульги» владела большей частью недвижимости в западных кварталах. Кроме того, в империю входил банк «Тель-Рефаим» и десяток малых фирм. О внезапной смерти всесильного Навузардана Шульги Ницан узнал, как и большинство горожан, из газетных сообщений.
      — Так вот, — продолжил Нарам-Суэн. — Наследники обратились к нам с просьбой взять на себя хлопоты по организации похорон. Тут есть определенная специфика, у клана Шульги семейная усыпальница за городом, ею давно не пользовались — по счастью. Нужно было провести реставрационные работы — представьте себе, всего лишь за неделю!
      Детектив снова хмыкнул. Правда, на этот раз причиной были отнюдь не слова гробовщика, а то, что Умник пощекотал его ладонь.
      — Да-да! — с жаром воскликнул господин Нарам-Суэн. — И мы справились с этим! Словом, все было выполнено в лучшем виде, в полном соответствии с пожеланиями заказчиков: реставрация, бальзамирование, церемония. Неделю назад я отправил господину Шульги-младшему счет… Согласитесь, — гробовщик поднял палец, — согласитесь, господин Ницан, я поступил благородно, я не беспокоил семейство в течение шестидневного траура… Так вот, я представил счет. И что вы себе думаете?
      — Не заплатили? — недоверчиво спросил детектив.
      — Если бы только это! — возмущенно вскричал гробовщик. — Господин Шульги — нынешний господин Шульги, сын покойного — обвинил меня в мошенничестве! Он заявил, что в счете я указал саркофаг из яшпаа, а в действительности похоронил его отца в простом тисовом ящике! — господин Нарам-Суэн захлебнулся от негодования.
      Щекотка сводила Ницана с ума.
      — Извините… — пробормотал он, ловко ухватил рапаита двумя пальцами и выскочил в туалет. Здесь, не давая паршивцу опомниться, детектив вбросил Умника в сливной бачок и плотно прикрыл чугунную крышку. Чтобы выбраться оттуда, рапаиту понадобится не менее часа.
      — Ну-с, я вас слушаю, — бодро сказал детектив почтенному гробовщику, онемевшему на некоторое время от изумления. — Продолжайте, господин Нарам-Суэн. Значит, вы представили господину Шульги-младшему счет на саркофаг из дерева яшпаа, а он обвинил вас в мошенничестве. Так. И что же дальше?
      — Дальше?.. Ах да, дальше, — спохватился гробовщик. — Мне ничего не удалось добиться.
      — Ага… — Ницан подумал немного. — Но ведь, кажется, все достаточно просто. Вы можете получить разрешение на вскрытие склепа и доказать свою правоту, разве нет?
      — Увы, нет, — благообразное лицо господина Нарам-Суэна помрачнело. — То есть, я, конечно, могу получить такое разрешение. Более того: я и получил его. В присутствии судебного исполнителя и секретаря господина Пилесера Шульги-младшего мы вскрыли родовой склеп семейства Шульги.
      — И что же?
      — Саркофаг оказался тисовым, — уныло ответил хозяин фирмы «Счастливого пути». — Получилось, что я действительно обманщик, пытавшийся содрать с погруженных в глубокую скорбь клиентов целых восемьсот серебряных шекелей… Такова разница в стоимости, — пояснил он после небольшой паузы.
      Детектив присвистнул. На такую сумму средний обыватель способен прожить полгода вполне припеваючи. Да уж, богатые живут по иным масштабам. Интересно, какая человеку разница, в каком ящике лежать после смерти? Впрочем, время не располагало к отвлеченному философствованию. Ницан спросил:
      — Чего же вы хотите от меня?
      — Господин Бар-Аба, я хочу, чтобы вы выяснили: кем был похищен саркофаг из яшпаа. Тут дело не только в восьмистах шекелях, хотя сумма немаленькая. Дело принципа! Под удар поставлено мое доброе имя.
      — Да, конечно, я понимаю, — детектив почесал небритый подбородок. — Понимаю… — он задумался. В данный момент у него никаких незаконченных дел не было. Но ему хотелось немного отдохнуть. Может быть, куда-нибудь съездить. Он оценивающе посмотрел на гостя. Костюм от «Гудеа», самшитовая трость с серебряным набалдашником, золотой перстень. Холеные тшательно подстриженные усы и здоровый цвет кожи показались Ницану не гармонирующими с профессией Нарам-Суэна, но вполне дополнявшими облик процветающего бизнесмена средней руки.
      Каковым он в сущности и являлся. Глава похоронного бюро оценил молчание детектива по-своему.
      — В случае успеха, — сказал он веско, — я готов выплатить вам десять процентов. С учетом судебных издержек и штрафа, которые в этом случае обязан будет выплатить Шульги-младший, это составит около ста шекелей.
      Сто серебряных шекелей — то есть, полторы тысячи обычных. Приличная сумма, можно было бы рассчитаться с домовладельцем по меньшей мере за последние полгода.
      — Ну хорошо, — нехотя согласился Ницан. — А если мне не удастся доказать, что саркофаг был похищен и заменен другим?
      — Тогда я выплачу вам половину суммы, — с готовностью ответил Нарам-Суэн. — Но вы докажете, вы обязательно докажете! Лугаси сказал, что вы еще не знали поражений!
      «Что еще за Лугаси?» — снова подумал Ницан, покачал головой и пододвинул к себе чистый лист бумаги.
      — Мне нужны дополнительные сведения, — сказал он. — Вам придется ответить на несколько вопросов. Начнем?
      Нарам-Суэн с готовностью кивнул.
      — Вопрос первый. Вы хотите, чтобы я выяснил, кто подменил саркофаг. Верно?
      — Именно так, господин Бар-Аба, именно так!
      — Иными словами, — заметил детектив, — вы уверены в том, что сами родственники усопшего к этому отношения не имеют.
      — Хочется на это надеяться, — грустно ответил Нарам-Суэн. — Хочу надеяться, что господин Пилесер Шульги и прочие наследники славного имени, не могли унизиться до элементарного подлога… Ради такой ничтожной суммы, — добавил он после крохотной, но заметной паузы.
      Ницан пожал плечами. Ему доводилось сталкиваться с такими скупыми богачами, которые ради половины названной гробовщиком суммы постарались бы похоронить его самого вместе с конторой. Впрочем, это к делу не относилось. Он продолжил:
      — Вопрос второй. Кроме подмены саркофага были замечены какие-нибудь странности?
      — Вы имеете в виду, после похорон? — уточнил гробовщик.
      — Да, когда вскрывали склеп.
      Нарам-Суэн беззвучно пошевелил губами, словно что-то подсчитывая в уме.
      — По-моему, нет, — ответил он. — Светильники горели так, как им положено. Мумия господина Шульги-старшего была в прекрасном состоянии, он лежал как живой. И драгоценности не тронуты.
      — Много драгоценностей? — поинтересовался Ницан.
      — Очень. На каждой руке по восемь золотых браслетов. Золотая маска. Золотой нагрудник. Золотой венец. Перстни… — господин Нарам-Суэн задумался. — Перстни, по-моему, тоже на месте… — увидев вытаращенные от изумления глаза Ницана, гробовщик пояснил: — Шульги — традиционалисты, следуют древним религиозным обрядам, в том числе и относительно погребения членов семейства. Я знаю, что сейчас у большинства не принято хоронить личные ценности покойного. Но в данном случае ритуал соблюдался полностью. А богатство господ Шульги даже вошло в поговорку, знаете ли.
      Ницан не знал поговорок о богатстве господ Шульги и не очень интересовался устным народным творчеством. Поэтому перешел к следующему вопросу:
      — Вы занимались реставрацией склепа. Как полагаете, кто-нибудь из ваших рабочих мог впоследствии незаметно проникнуть туда?
      — И похитить саркофаг? — Нарам-Суэн покачал головой. — Не думаю. Во-первых, непонятно зачем. Саркофаги, пусть даже из таких ценных пород дерева, не относятся к ходовому товару.
      Ницан вынужден был согласиться. Вряд ли в Тель-Рефаиме нашелся бы скупщик краденого, которому пришло бы в голову приобрести саркофаг. Разве что для самого себя.
      — А во-вторых, — продолжил Нарам-Суэн, — магические печати на входной двери ставились после погребения. И никто кроме наследника не знает, как они нейтрализуются.
      — А секретарь? — напомнил Ницан. — Вы же сказали, что при вскрытии склепа присутствовал секретарь господина Шульги, а не он сам.
      — Да, верно. Господин Шульги при мне передал нейтрализующую формулу своему секретарю, после чего тот молодой человек проводил нас — меня и судебного исполнителя к склепу.
      Детектив тяжело задумался. Вся история представлялась ему чрезвычайно странной. И самым паршивым было то, что он не знал толком, о чем спрашивать клиента. Ницан раздраженно почеркал по бумаге карандашом, отбросил его в сторону.
      — Ладно, — сказал он наконец. — Я попробую заняться вашим делом… — и уже когда обнадеженный заказчик находился рядом с дверью, спросил: — Кстати, от чего умер Шульги-старший?
      Гробовщик озадаченно взглянул на детектива.
      — Точно не припомню, — признался он. — Семейный врач говорил что-то о сердечном приступе.
      Выпроводив гробовщика, Ницан освободил Умника из заточения. Рапаит выглядел жалко.
      — Умник, — строго сказал детектив. — Мы начинаем новое расследование. Не вздумай мне мешать. Иначе я тебя, все-таки, дематериализую.
      Угроза рапаита ничуть не испугала, но он с готовностью закивал и даже придал свое крысиной мордочке озабоченное выражение. Согнав Умника со стола, детектив запросил по телекому из Хранилища Памяти сведения о семействе Шульги. В ожидании бумаг он набрал номер дежурного мага-эксперта полицейского управления. Тот отозвался немедленно. Представившись, Ницан поинтересовался причиной смерти Навузардана Шульги-старшего.
      Дежурный эксперт оказался знакомым и нудными вопросами Ницану не докучал. Попросил несколько минут подождать, потом сообщил:
      — Сердечный приступ. Переел за обедом на собственном юбилее. Кажется, день рождения… Да, точно, день рождения. Шестьдесят лет. Это, конечно, не возраст, но, что делать, бывает. Никаких подозрительных обстоятельств.
      — Магия? — на всякий случай уточнил Ницан.
      — Следов вредоносной магии не установлено. Ни смертных заклятий, ни прочего в этом духе. Все чисто.
      — Он часто жаловался на сердце?
      — Поговори с семейным врачом, Ницан. Я не в курсе. Извини, если у тебя все, я пойду. Много дел.
      Фантом мага-эксперта растаял. Ницан поднялся из-за стола и принялся расхаживать по бюро, заложив руки за спину и рассуждая вслух. Умник тотчас взгромоздился на письменный прибор. Его маленькие блестящие глазки внимательно следили за передвижениями Ницана.
      — Что же нам известно? — спросил детектив. — Господин Шульги, богатей и ретроград, изволил переесть за праздничным обедом. Сердце не выдержало — интересно, самого обеда или его стоимости? — как большинство обывателей Тель-Рефаима, детектив не жаловал богатеев. Хотя и понимал, что такое отношение продиктовано в основном элементарной завистью. Что делать, вполне человеческое чувство. — В общем, — повторил он, — смерть наступила от естественных причин. Эксперты… Полиция… Понятно?
      Умник кивнул.
      — После этого господин Шульги-сын… как его… Да, Пилесер. Пилесер Шульги заказал роскошные похороны. Тоже понятно — стать в одночасье владельцем нескольких миллионов. Десять миллионов новых шекелей — это, между прочим, полтораста миллионов старых… Ладно. Заказал он эти похороны в фирме некоего Нарам-Суэна с душевным названием «Счастливого пути…» Скажи, Умник, ты бы хотел, чтоб тебя похоронила контора с таким названием?
      Умник отрицательно качнул головой.
      — Правильно, я тоже. Но о вкусах не спорят. Пилесер Шульги заказывает для умершего отца саркофаг из яшпаа. Ты не знаешь, Умник, так я тебе объясню: это все равно, что заказать его из чистого золота. Яшпаа во столько же раз дороже красного дерева, во сколько красное дерево дороже кедра. Или тиса… Кстати о тисе, — Ницан остановился. — После похорон господин Шульги отказывается платить за услуги «Счастливого пути», обвинив господина Нарам-Суэна в мошенничестве: дескать, тот ему подсунул тис вместо яшпаа. Спасая деньги и репутацию, наш клиент добивается вскрытия склепа и к ужасу своему обнаруживает, что Навузардан Шульги, действительно, лежит в дешевом тисовом гробу вместо роскошного резного саркофага!
      Рапаит восхищенно пискнул.
      — Не вижу причин для восхищения, Умник, — строго заметил Ницан. — Преступление, как бы эффектно оно ни было совершено, заслуживает наказания. Мы имеем дело с серьезным мошенничеством. Но! Вот только кто его совершил? — Ницан задумчиво подошел к незастланной кровати, смахнул на пол тапочки и улегся навзничь, уставившись в потолок. — Попробуем рассмотреть подробнее. Итак. Первый, кто мог сделать подобную вещь, это, несомненно, гробовщик. Причем с самого начала: прислать безутешному семейству простой тисовый ящик, надеясь, что те в сутолоке и слезах не обратят на подлог никакого внимания. Предположим. Но тогда зачем он стал требовать вскрытия склепа? Да еще официального, в присутствии судебного чиновника? — Ницан перевернулся на живот. Перед его глазами оказалась глубокая трещина в стене, из которого тотчас выглянула какая-то малопривлекательная живность. Цыкнув на нее, Ницан произнес: — Возможно, конечно, наш клиент понадеялся, что суд разрешения на снятие магических печатей не выдаст, господин Пилесер Шульги — тоже. Тогда решение суда основывалось бы на показаниях свидетелей. У господина Нарам-Суэна появлялся реальный шанс получить за дешевку восемьсот «камешков». Возможно? — он скосил глаза на сидевшего на столе Умника. Тот кивнул.
      — То-то и оно. Почему же я взялся за дело? — вопросил Ницан, подперев голову рукой. И сам же ответил, многозначительно подняв указательный палец: — Потому что не похож наш клиент на мошенника. Да и слишком велик был риск разоблачения, а Нарам-Суэн, похоже, весьма дорожит своей репутацией… — Ницан сел, тяжело вздохнул. — И потом: взявшись за такое расследование частный детектив не должен начинать с подозрений в адрес собственного клиента. Это неэтично. Клиента начинают подозревать в конце. Но не в начале.
      Ницан подошел к креслу, в котором совсем недавно сидел владелец похоронного бюро, плюхнулся с размаху, закинул ногу за ногу. Умник тотчас перебрался на подлокотник. Ницан рассеянно погладил рапаита по мягкой шерстке.
      — Значит, договорились: клиента мы пока ни в чем таком не подозреваем, — Ницан рассеянно погладил рапаита по мягкой шерстке. — Кто же, в таком слкчае, подменил саркофаг? — он побарабанил пальцами по подлокотнику. — Подозреваемый номер два — сам господин Пилесер Шульги. Из жадности решил не платить восьми сотен, заказал где-то на стороне тисовый ящик, после похорон проник в склеп и… — Ты веришь в такую возможность? — с сомнением спросил Ницан у рапаита. Умник спал, уткнувшись в его руку холодным носом. — Правильно, я тоже не верю… Значит, нужно искать третью версию…
      Дверь распахнулась, маленький голубой смерчик ворвался в помещение, несколько раз обогнул стол, после чего вытянулся вверх и исчез, оставив на столе средней толщины папку для бумаг.
      — Ага! — Ницан поднялся, осторожно переложил посапывавшего рапаита в кресло и подошел к столу. — Вот и бумаги о «Доме Шульги». Весьма вовремя, а то с третьей версией у нас напряженка… — он раскрыл папку, принялся просматривать ее содержимое. Кроме восторженных отзывов о деловых способностях и щедрости Навузардана Шульги, перепечатанных из газет, присланная из бюро информации папка ничего не содержала.
      «Строительство судоходного канала в Ир-Лагаше — врата в новую эпоху», — прочитал Ницан. — «Финансовый бум на бирже Тель-Рефаима…» «Дом Шульги — новый взлет после падения…» — детектив разочарованно отбросил сколотую пачку копий газетных статей, быстро перелистал остальные документы. Его заинтересовал только один, лежавший последним. Это была справка обо всех членах семьи умершего миллионера. Список открывал уже известный детективу Пилесер Шульги, единственный сын Навузардана. Тридцать четыре года, образование экономическое и юридическое. Женат, трое детей. Следом упоминались Этана Шульги — племянник покойного, политик средней руки (дважды избирался в муниципалитет, вспомнил Ницан, ведал там отделом народного образования). Шошана Шульги, младшая сестра Навузардана. Проживает за границей в течение последних двадцати лет.
      — Греция… — пробурчал Ницан. — Двадцать лет в такой глуши, надо же… Или мазохистка, или подвижница.
      Завершало короткий список имя Баалат-Гебал Шульги-Зиусидра-Эйги, старшей сестры Навузардана Шульги, обитающей ныне в доме престарелых при храме Анат-Яху.
      Никто из членов семейства не походил на человека, способного на такой странный поступок как подмена гроба. Впрочем, глупо было надеяться, что просмотр документов приведет к немедленному решению загадки.
      Следовало сегодня же нанести визит владельцам «Дома Шульги». Детектив извлек из вороха валявшегося в углу тряпья плащ, выглядевший почти прилично, спрятал в карман спящего рапаита и с тяжким вздохом вышел из дома.

* * *

      На улице шел проливной дождь. Пока Ницану удалось поймать такси, он успел промокнуть до нитки. Таксист недовольно покосился на сомнительного пассажира, но когда детектив назвал адрес офиса Шульги, промолчал.
      Проснувшийся Умник немедленно выскочил на зеркальце обзора, принялся приплясывать на нем. Ницан с трудом сдерживался, чтобы не начать ловлю рапаита. Не хватало еще больше разозлить мрачного водителя, представ чокнутым.
      — Скажи своему крысенку, — рявкнул вдруг тот, — что если он не прекратит дурачиться, мы во что-нибудь врежемся, — и положил руль круто вправо, а потом сразу влево, чудом проскочив между двух встречных грузовиков.
      Ницан поспешно подхватил свалившегося при вираже Умника и сунул его в карман.
      — Тут есть один маг, — проворчал таксист, немного успокоившись. — Хороший специалист, лицензированный. Помогает избавляться от этой нечисти. Берет недорого. Моего в два счета нейтрализовал. Пф-ф-ф… — только пар от мерзавца остался! Я с тех пор — ни-ни. Ни грамма, даже по праздникам. Хочешь, дам адрес?
      Детектив промычал нечто неопределенное. Ему жаль было расставаться с Умником, хотя тот временами очень его раздражал.
      — Ну, как хочешь, — водитель прибавил скорость и замолчал.
      Через пятнадцать минут машина остановилась у роскошного двухэтажного особняка на площади Баал-Шамема в западной части Тель-Рефаима. Расплатившись, Ницан вышел из такси и с интересом осмотрел здание. На фасаде вверху красовался старинный герб Шульги — крылатый бык-шеду, попирающий змею. Герб сохранился с тех времен, когда Шульги носили титул энси — независимых князей, правителей города. Насколько было известно детективу из школьного курса истории, в древности шеду-хранитель символизировал собственно Тель-Рефаим, а змея — княжество Байт-Иштар, шестьсот с лишним лет назад завоеванное князьями Шульги и присоединенное к их владениям. Ныне на месте Байт-Иштар располагался восточный квартал города. После очередной реформы, случившейся примерно за шестьдесят лет до рождения Ницана, титулы были упразднены, никому сейчас не пришло бы в голову титуловать Шульги энси или «их княжеские высочества». Бывшие воители и властители превратились в финансистов и торговцев — весьма успешных — и об аристократическом происхождении свидетельствовал лишь полустершийся герб на резиденции.
      Ницан взбежал по ступеням из розового мрамора, толкнул высокую — в два человеческих роста — резную дверь и оказался в просторном вестибюле. Продемонстрировав охраннику-голему лицензию частного детектива, он двинулся к двери с надписью «Секретариат».
      Секретарь Пилесера Шульги оказался молодым человеком с безликими чертами лица — при других обстоятельствах Ницан запросто принял бы его за еще одного голема. Появление детектива вызвало у молодого человека плохо скрываемое отвращение: Ницан походил на двух-трехсуточного утопленника. Разве что без водорослей в слипшихся волосах.
      — Что вам угодно? — холодно поинтересовался секретарь. — Учтите, по вопросам пожертвований нуждающимся существует специальный фонд Шульги, он находится…
      — Непременно туда обращусь, — сказал Ницан, бесцеремонно усаживаясь в ближайшее кресло. — Как-нибудь в другой раз. Но сегодня меня интересует нечто иное… Скажите, вы присутствовали при вскрытии фамильного склепа три дня назад?
      В глазах секретаря мелькнуло удивление.
      — А в чем дело? — спросил он. — Кто вы такой и по какому праву задаете вопросы?
      — Частный детектив, — сообщил Ницан. — Ницан Бар-Аба. Вот лицензия. В настоящий момент я занимаюсь поисками похищенного саркофага. По просьбе владельца похоронного бюро «Счастливого пути». Вы, насколько я понимаю, секретарь господина Пилесера Шульги… — он вопросительно посмотрел на стертоликого юношу.
      — Цадок, — нехотя представился тот, держа карточку-лицензию так, словно боясь испачкать руки. Ницан подождал, пока он изучил все надписи на картонном прямоугольничке, спрятал лицензию во внутренний карман и продолжил:
      — Так вот, Цадок, вы вольны не отвечать ни на один мой вопрос, поскольку я не являюсь государственным служащим. В то же время при рассмотрении дела в суде адвокатам вашего господина будет трудно объяснить причину, по которой вы, уважаемый Цадок, отказались разговаривать с частным детективом, официально представляющим интересы истца. Итак? — все это Ницан произнес с беззаботным и даже радостным выражением лица. Цадок однако никакой радости, похоже не испытал, напротив, в его глазах мелькнуло тревожное выражение.
      — Хорошо, — ответил он. — Задавайте ваши вопросы, но учтите: я крайне ограничен во времени.
      — Я тоже. А вопрос уже задан, — напомнил Ницан.
      — Да, я присутствовал при этой унизительной процедуре. Ваш клиент фактически осмелился обвинить моего господина в грубой лжи. К счастью, он сам оказался посрамленным. Гроб, поставленный его фирмой, был заурядной дешевкой.
      — Подделкой?
      — Даже не подделкой, — сердито заметил секретарь. — Видимо, Нарам-Суэн понадеялся на то, что убитые горем родственники вообще не обратят внимания. Он не удосужился хотя бы покрыть этот грубый ящик соответствующей краской.