Защищая себя в полную меру своих сил, экономя боеприпасы, я стрелял по каждому "фокке-вульфу", проходящему в пределах прицела. Уголком глаза я видел Мартеля, разделывающегося со вторым фрицем, чей хвостовой стабилизатор несся по воздуху.
      Благодаря своему немного безумному маневрированию, я сразу же оказался над "фокке-вульфом" и быстро спикировал на него вертикально, не беспокоясь больше ни о чем. Я видел его контур, увеличивающийся у меня на глазах, короткие крылья, желтый капот и фюзеляж, сужающийся к хвосту. Сквозь прозрачную кабину мельком увидел лицо летчика в виде белого пятна, повернувшегося ко мне.
      Взорвались два недолета, и меня засекли. Мои снаряды разбили кабину на фрагменты и уничтожили фюзеляж прямо за летчиком. Уносимый скоростью, я все еще шел прямо на него. Инстинктивно я надавил на ручку управления, сильно ударился головой о пуленепробиваемое ветровое стекло и был на волосок от столкновения.
      Я грубо вышел из пикирования и увидел своего фрица, планирующего вниз на спине, из его двигателя выходил хвост черного дыма. Темная фигура отделилась от фюзеляжа, крутясь в воздухе и следуя за самолетом, как если бы была привязана к нему невидимой нитью, а затем вдруг превратилась в большой парашют цвета охры, который повис в воздухе, в то время как "фокке-вульф" заканчивал свой последний полет.
      Я был ошеломлен. Я сбил двух немцев! Двух немцев! Я сиял от гордости и в то же время дрожал от нервного перевозбуждения, мои нервы расстроились.
      Что с Мартелем? Что с ним случилось? Он подумает, что я бросил его в беде. Небо было пустым. Хотя я начал привыкать к этому, меня снова удивил феномен этого неожиданного исчезновения всех самолетов. "Фокке-вульфы", вероятно уже получившие сполна, пикировали к своей базе и уже летели над сельской местностью, в 10 000 футов ниже меня.
      Все ушли... кроме меня! Глядя вверх, я мог видеть высоко надо мной один "спитфайр", вероятно Мартеля, и тот пресловутый желтый "фокке-вульф". Это было захватывающее зрелище весь диапазон фигурных полетов, повороты Иммельмана, резкие бочки - полный каскад. Но ни один не мог приблизиться ни на йоту к другому. Вдруг, как будто в едином аккорде, они повернули и полетели навстречу друг другу. Это было сущим безумием. "Спитфайр" и "190-й", обстреливавшие всех подряд, двинулись один на другого в лобовую атаку. Первый врезавшийся погиб бы, так как его машина неизбежно загорелась бы от огня другого.
      Затаив дыхание, я видел, когда столкновение казалось неизбежным, что "фокке-вульф" задрожал, сотрясаемый под действием артиллерийского огня, затем сразу разлетелся на мелкие кусочки. "Спитфайр", чудом не поврежденный, пролетел сквозь град горящих осколков самолета, падающих, словно дождь.
      Мы с Мартелем вернулись вместе, но у меня заканчивалось горючее, и пришлось сесть в Шорехаме, чтобы пополнить запасы топлива. Я все еще был настолько взволнован и измотан, что едва не разбил самолет при посадке. На аэродроме не было "Спитфайров-IX", и мне пришлось тормозить с большим трудом, практически ломать шасси всей тяжестью самолета.
      Я вырулил к теплозаправщику около диспетчерской вышки, заглушил мотор и спрыгнул с таким гордым видом, чтобы все могли прочесть на моем лице, что я только что сбил два вражеских самолета.
      Я не мог удержаться, чтобы не разбудить Биггин-Хилл звонком из наблюдательного поста, отчасти чтобы сообщить им, что я здоров и невредим, но в основном из-за удовольствия сообщить в непринужденной манере (украдкой оглядывая людей, там присутствующих): "О, между прочим, я сбил пару "фокке-вульфов"!"
      Немного по-детски, возможно, но зато очень приятно.
      Я все же выполнил над Биггин-Хиллом свою первую бочку победителя почти в торжественном расположении духа. Мартель подтвердил мой первый успех. Он видел одного горящего "фокке-вульфа". Второго, вероятно, позже подтвердит киносъемка.
      Я не мог уснуть всю ночь, и в сержантской столовой я замучил всех до слез, постоянно повторяя историю моего сражения.
      Эскадрилье "Эльзас" удалось это шоу. Будье сбил одного фрица, а Мушот вместе с Брюно подбили еще одного. Мушот очень скромно признал его своим вторым, а на счету 485-й эскадрильи было три сбитых вражеских самолета. Чудом, не считая семи поврежденных самолетов, у нас не было ни одной потери.
      Вечером 27 июля мы получили телеграмму:
      "Эльзасу" и парням 485 точка девять уничтоженных вражеских самолетов довольно хороший счет точка так держать точка
      Уинстон Черчилль".
      Кроме того, спустя три дня мы услышали по немецкому радио, что майор фон Графф, кавалер Железного креста, награжденный мечом, дубовыми листьями и бриллиантами, убит в ходе героического сражения против значительно превосходящих в численности вражеских сил.
      После подтверждения победы Мартеля над желтым "фокке-вульфом" бедняге пришлось выдержать большое количество алкоголя.
      Коммандант Мушот не вернулся
      27 августа 1943 года. В этот день состоялось третье шоу! В Биггин-Хилле стояла удушающая жара. После чая состоялось инструктивное совещание. Похоже, намечалось стремительное наступление: четыре волны из 60 бомбардировщиков, каждый из которых получил приказ бомбить лес на юго-западе Сент-Омера через интервалы в двадцать минут. Как сообщалось, на маневрах должен был находиться вооруженный немецкий дивизион. Наше авиазвено обязано было обеспечить единственное прикрытие для первого формирования американских бомбардировщиков, то есть всего 24 "спитфайра" (12 из 341-й эскадрильи и 12 из 485-й новозеландской).
      Для прикрытия этого было мало. Стратеги 11-й группы решили, что у самолетов люфтваффе практически не будет времени сосредоточиться на первом ударе и основная схватка, вероятно, произойдет во второй или третьей волне, которые будут обеспечены серьезным прикрытием.
      В операции примут участие 2 эскадрильи "Спитфайров-ХII" из Тангмера, 8 эскадрилий "Спитфайров-VI" - всего 117, которым приказано следовать за нами на большой высоте. Кроме того, в стратегическом резерве будут находиться 4 эскадрильи "тандерболтов", принадлежащие американским ВВС.
      Когда мы вернулись после рассредоточения, на доске объявлений появились последние уточнения. Я был вторым номером комманданта Мушота. Запуск двигателя в 18.03. Взлет и взятие курса на Харделот в 18.05. Там в 18.05 на высоте 18 000 футов мы должны встретить "форты".
      Мой старый самолет "NL-B" когда-то был "NL-L" и принадлежал комманданту. Все было готово, парашют на крыле, шлем надет на ручку рулевого управления, а перчатки всунуты между дросселем и панелью рычага управления.
      Я устроился. Последний взгляд на инструменты. Томми просунул руки в кабину, чтобы установить переключатель фотопулемета. Он проверил бегунок капота. Все в полной готовности: температура масла 40 °С, радиатора 10 °С, триммер в необходимой позиции. Я проверил прицелы.
      Этот день наступил. Я задыхался, стянутый стропами парашюта, его подвесными системами и ремнями безопасности.
      Коммандант Мушот начал пристегивать ремни безопасности. Впервые, насколько я знал его, он надел поверх белого пуловера мундир униформы. По этому поводу я услышал замечание Пабио, когда он проходил мимо.
      - О! - ответил Мушот со смехом. - Никогда не знаешь, что тебя ждет. Я хочу выглядеть отлично, когда нанесу удар.
      До 18 часов оставалось менее двух минут. Я видел, как его худощавая фигура скользнула в кабину; перед тем, как надеть свой шлем и кислородную маску, он все же приободрил меня и улыбнулся своей неотразимой дружеской улыбкой.
      18.03. Двигатели взревели один за другим.
      На середине Канала я понял, что дела идут плохо.
      - Поторапливайся, Тюрбан ведущий, большие парни готовы атаковать!
      Черт! Стратеги оплошали. Не только немцы энергично сопротивлялись, но и "форты", обычно опаздывающие, явились на пять минут раньше. Они отчаянно летали вокруг между Булонью и Калесом, не смея двинуться дальше на юг без прикрытия.
      Мы увеличили скорость до 2600 оборотов плюс 6 форсажей и взмыли вверх.
      Наконец вдали я обнаружил "форты", как всегда выстроившиеся безукоризненно. На первый взгляд ничего необычного, кроме, возможно, пирамиды зенитной артиллерии, возвышающейся в Булони.
      Наводчик прожектора начал играть у нас на нервах:
      "25 немцев над Абвилем набрали высоту в 15 000 футов".
      "Более 30 летят над Сент-Омером в 20 000 футов и направляются на запад".
      "15 плюс 10 миль - на юг к Харделоту, высоту еще не набрали".
      "40 плюс 5 миль - от больших парней на высоте 25 000 футов, почти атакуют".
      Все люфтваффе было в воздухе! Ситуация накалялась. Мы были почти сразу над Гриц-Нетцем на высоте 22 000 футов, когда я неожиданно увидел фрицев. Около 30 "фокке-вульфов" сзади, почти в 900 ярдах над "фортами", начинали пикировать сразу по двое, и орудийный огонь осветил огромную массу бомбардировщиков. Посыпались немецкие разрывные пули и встречный огонь станкового пулемета марки "Кольт". Находясь выше и ослепленные светом, вы могли лишь догадываться, что там была целая свора "фокке-вульфов", время от времени освещаемая светом от крыла, схватывавшего солнце.
      Как и при учебном полете, Мушот начал спокойно отдавать приказ:
      - Эскадрилья Гимлета, подходи!
      Таким образом, он размещал 485-ю так, чтобы защитить нас от любой атаки из-под солнца.
      - Тюрбан и Гимлет, бросайте своих детей! Мы в должное время перешли на основные баки и сбросили дополнительные.
      Все было готово для битвы. Большим пальцем руки я отпустил защелку предохранителя орудия и включил свет.
      Электрический ток, казалось, оживил всю эскадрилью, и 12 "спитфайров" начали покачивать своими крыльями, беспокойно наклоняясь то вправо, то влево. Все внимательно наблюдали.
      Радио начало часто вздрагивать:
      - Алло, Тюрбан ведущий, 6 самолетов надо мной, 9 часов!
      - Алло, Тюрбан ведущий, Еллоу-1 на связи, надо мной около 10 "фокке-вульфов", 4 часа!
      Это был спокойный голос капитана Мартеля. Мы почувствовали, что он поздравлял себя с перспективой приближения большой схватки.
      Сейчас мы уже ушли на довольно значительное расстояние в глубь Франции, более чем на 20 миль. Слева и ниже бомбардировщиков окружала смешанная масса "фокке-вульфов" - их было около сотни. Такое большое количество - это самое худшее для них, но мы ничем не могли помочь. Если бы не мы, "фокке-вульфов" было бы две сотни. Наше присутствие держало остальных на значительном расстоянии, но недолго!
      - Тюрбан, отделение Ред, бей по левому борту! Неожиданный крик в наушниках пронзил мои барабанные перепонки. Я глянул налево и увидел лавину из 20 или 30 "фокке-вульфов", несущуюся на нас из-под солнца. Первые три были уже в 900 ярдах позади меня, на хвосте.
      - Эскадрилья Тюрбан, быстро 180 по левому борту, давай!
      Немец открыл огонь; трассирующие снаряды прошли в 15 ярдах от концов моих крыльев. Определенно что-то не так. Я широко открыл дроссель, отчаянно надавил на ручку управления, чтобы не отставать от Мушота, который выполнял очень резкий поворот и поднимался почти вертикально.
      Я надавил с большой силой. Мой двигатель выключился лишь на секунду, и я повис там, задрав нос, в то время как первые немцы начали вспыхивать между нашими отделениями, словно удары молнии. После резкого толчка мой двигатель начал увеличивать обороты, но было уже слишком поздно; я отстал от своего отделения, которое ушло вперед более чем на 100 ярдов, поднимаясь по спирали. Есть ли какой-то выход? Я выполнил широкую бочку, после чего оказался где-то в 100 ярдах от "фокке-вульфа", на которого и обрушил долгий шквал огня из 20-миллиметрового орудия с 40-градусной поправкой. Промазал! Резкий поворот, чтобы прорваться влево, и я очутился на параллельном курсе с двумя другими немцами - двумя великолепными, абсолютно новыми сияющими "190-ми". Их капоты были окрашены в красный цвет, а большие черные кресты отчетливо выделялись на оливково-зеленом фюзеляже с примесью цвета охры.
      Громкий удар! Три других пронеслись в нескольких ярдах от меня, словно вспышка, размахивая короткими желтыми крыльями. Плоховато! Вверху надо мной было еще хуже. В радио я мог слышать кричащие голоса разных людей. Капитан Мартель мастерски управлял своим отделением. Беспристрастный голос комманданта Мушота пытался объединить две эскадрильи. Были крики о помощи, новозеландцы вопили как демоны, слышались отчаянные клятвы парижан.
      Я начал сражаться как безумный, крутясь и поворачиваясь во всех направлениях. На мгновение я погрузился в темноту, и моя кислородная маска, помеченная "G", соскочила с носа. Я практически вывихнул шею, неотрывно следя за всей ужасной массой самолетов, проносившихся в диапазоне прицела. Неожиданно я очутился в сравнительно свободном пространстве неба. Вокруг кружились "спитфайры" и "фокке-вульфы". Повисшие в воздухе четыре вертикальных следа густого, нерассеивающегося черного дыма указывали на смертельные траектории четырех самолетов, чьи осколки горели ярким пламенем на земле, разбросанные по лугам, в 27 000 футов от меня. Со всех сторон начали раскрываться парашюты.
      Почему нет подкрепления? Чего ждал центральный пункт управления? Наши шансы были ничтожно малы - 24 наших самолета против их 200.
      Парадоксально, но мы продержались это время одни вполне достойно. Было очень много "фокке-вульфов", и один сменял другого. Все равно отступление нам было отрезано.
      Было бы самоубийством летать более тридцати секунд без крутого поворота вначале в одну, а затем в другую сторону. Но что меня по-настоящему расстроило, так это то, что вокруг меня летало так много немцев, а я ни одного не сбил.
      Наконец возможность представилась сама собой. Два "спитфайра" сломя голову выполняли пикирование за "фокке-вульфом". Другой немец, незамеченный, задел им хвост и загорелся. Я видел клубы дыма, исходящие из его четырех орудий. Два новозеландца действовали явно неразумно, и я пытался предупредить их:
      - Осторожно, два "спита" преследуют того немца! Тормози!
      Было очень туманно, и я не мог прочесть их опознавательные знаки. Я быстро перевернулся на спину, посмотрел налево и направо. Я атаковал "фокке-вульф" сзади, со стороны хвостовой части. Как только я открыл огонь, он увидел меня и устремился вправо, пикируя.
      Я решил покончить с ним. Индикатор воздушной скорости поднимался и поднимался - 420 миль... 430 миль... Я нажал на кнопку пуска, и откат орудия заставил мой "спит" вздрогнуть. Немец толчками двигался вокруг меня, но я хорошо видел его - 5-градусная поправка, прицел 200. Удар! Удар! Удар! Удар! Я подбил его короткими очередями. Три взрыва на правом крыле между фюзеляжем и черными крестами.
      Мы сейчас сражались с ним со скоростью свыше 450 миль в час. Снаряд упал ему на кабину, и капот, сделанный из плексигласа, отлетел на несколько футов от моего самолета. Я настигал его и продолжал стрельбу, находясь от него менее чем в 100 ярдах. Я разглядел лицо летчика, оглядывавшегося по сторонам, похожего на странное насекомое, летящее с выпученными глазами.
      Мы поравнялись, и преследование продолжалось. Я нажал на многофункциональную кнопку, и на этот раз одновременно начали стрелять все мои орудия - две пушки и четыре пулемета, - чтобы разделаться с ним. Взорвались сразу два капота, вслед за двигателем, а кабина выбрасывала вперед облака черного дыма. Летчик исчез. А "фокке-вульф" медленно перевернулся на спину. Мы были на высоте всего тысячи футов. Дороги и деревни проносились под нашими крыльями. Сейчас пламя пробивалось сквозь дым - удар был смертельным. Мы все еще спускались вниз. Я пролетал прямо над колокольней церкви. Мне пришлось дросселировать назад, чтобы не оказаться лоб в лоб с моим немцем. У меня закончились боеприпасы, и каждый раз, как я нажимал на кнопку, я не слышал ничего, кроме свиста сжатого воздуха и лязгающих задних блоков.
      Но я сбил его! На огромной скорости "фокке-вульф", все еще на спине, ударился о землю, заскользил, разбрасывая повсюду раскаленные фрагменты самолета и оставляя след пылающего горючего, снес два забора и врезался в насыпь у дороги, от чего образовался ослепляющий сноп искр.
      Завороженный, я лишь в самый последний момент увернулся, чтобы не врезаться в телеграфные столбы. Поднимаясь вверх по спирали с полностью открытым дросселем, я бросил последний взгляд вниз. Пропитанная бензином трава образовала огненную корону вокруг обугленного скелета "фокке-вульфа", а маслянистый дым, уносимый ветром, с трудом относило к деревне Хазебрук.
      Но я еще не закончил; мне пришлось вернуться в Англию. Я быстро определил свое местонахождение и понял, что находился к востоку от леса, граничащего с сент-омерским аэродромом. Я начал снова дышать, но ненадолго. Там наверху бой еще продолжался. Радио сообщило мне, что Бюирон сбил немца.
      Спустя несколько секунд я в последний раз услышал голос комманданта Мушота, сообщающего: "Я один!" Какой дьявольский знак для командира звена практически командира Биггин-Хилла - обнаружить себя изолированным!
      Я видел, дела мои все еще были неважными. Как только я из соображений осторожности взял курс на Англию, тут же стая "фокке-вульфов" решила проявить интерес к моему бедному одинокому "спитфайру", который казался таким неловким. Потянув ручку управления на себя, выполняя при этом 3000 оборотов плюс 20 форсажей двигателя, я отчаянно взмыл вверх, преследуемый "фокке-вульфами" - двумя справа и двумя слева, всего в нескольких сотнях ярдов от меня.
      6000 футов. Чтобы подняться на высоту 13 000 футов с открытым дросселем, потребуется около двух минут. В данной ситуации с таким же успехом можно сказать - два столетия.
      12 500 футов. Я чувствовал, как по краям моей кислородной маски тонкой струйкой течет пот и моя правая перчатка абсолютно промокла.
      Раздался рев, и мой вентилятор заработал до того, как они оказались в диапазоне прицела огня. В отчаянии один из них обрушил на меня шквал огня, но не задел меня. Теперь я легко ушел от них и был пока в безопасности.
      На побережье над Булонью мне удалось нагнать четырех "спитфайров", идущих в безукоризненном для защиты порядке. Я осторожно приблизился, сообщив о моем присутствии. Я определил их как "NL-C", "NL-A", "NL-S" и "NL-D", очевидно, из отделения Еллоу, и Мартель по радиосвязи приказал мне присоединиться к ним.
      Немцы продолжали атаковать нас еще пять минут. Если бы это продолжалось достаточно дол-го, нам бы несдобровать, так как у нас не хватило бы горючего, чтобы долететь до английского побережья.
      Неожиданно небо заполнилось сотнями инверсионных следов, идущих с севера группами по четыре. Это были, наконец, "тандерболты". Все же лучше поздно, чем никогда, и они, конечно, спасли наши шкуры.
      "Фокке-вульфы", также оставшиеся без боеприпасов и практически с пустыми баками, отстали. Они пикировали и исчезли в поднимающейся вечерней мгле.
      Мы приземлились на первом аэродроме побережья - в Манстоне. Там в высшей степени царил хаос. Действия люфтваффе на таком редко используемом аэродроме неприятно удивляли. Самолеты просто громоздились друг на друге. Бомбардировщик разбился посередине взлетно-посадочной полосы. "Тандерболты", игнорируя все правила, садились на встречный и нижний ветер. Периметр поля был заставлен "спитфайрами", "тайфунами" и другими самолетами, ожидавшими теплозаправщиков. Бедняги парни, отвечающие за поле, бегали повсюду со своими желтыми флажками, зажигая по всем направлениям красные лампы Верей и пытаясь посадить сразу несколько самолетов.
      Мы встретились с некоторыми нашими товарищами. Фифи посадил свой "спитфайр" прямо на нос, и это выглядело довольно комично, причем хвост был в воздухе, а винт зарылся в землю.
      Мы посчитали головы - только десять. Ком-мандант Мушот и старший сержант Магро не вернулись. Мы повисли на телефоне. Биггин-Хиллу ничего не было известно, офицер поста наблюдения потерял все следы Мушота, и ни один из аварийных аэродромов не доложил о его посадке. Было уже мало надежды, так как его баки должны были быть пусты, как минимум, уже пятнадцать минут назад.
      Это был трагический удар, и мир, казалось, уже не будет таким, как прежде.
      Когда мы взлетели, чтобы вернуться в Биггин-Хилл, солнце начало плавно спускаться в море и на горизонте низко повисла мгла, как раз над полем сражения, где мы оставили двух наших товарищей.
      Мы приземлились с горящими лампами самолетовождения и напротив зоны рассредоточения могли различить молчаливую группу. Весь персонал эскадрильи был там - те, кто не летал сегодня, механики, полковник авиации Малан, подполковник авиации Дир, Чекеттс, с волнением ожидавшие свежих новостей, хоть какой-то информации, чего угодно, что вселит надежду.
      Коммандант Мушот, Круа де Герр, компаньон де ла Либерейшен, DFC. Для нас он был образцом руководителя: справедливый, терпеливый, храбрый и спокойный в бою, замечательный француз, внушающий уважение в любых обстоятельствах.
      Радар на рассвете
      26 сентября 1943 года, 4 часа пополудни. Я направился в столовую, где сонный официант принес мне яичницу с беконом.
      Когда я снова вышел, небо было все еще темным и несколько звезд мерцали в холодном воздухе. Я слышал рев двигателя над зоной рассредоточения. Вероятно, наземный обслуживающий персонал подогревал мой "спит".
      По пути к себе я заскочил в Интеллидженс рум за последними сведениями относительно моего вылета.
      Я должен был лететь один с проверочным полетом на станцию радара, которая контролировала нас. От английского побережья я должен был взять прямой курс в 145°, набирая при этом максимальную высоту, чтобы пересечь Бьювас на высоте около 33 000 футов. Затем я должен был долететь до Сент-Омера и четко сообщить по радио мое местонахождение по отношению к имеющемуся наземному ориентиру.
      Мой единственный шанс пройти этот путь без каких-либо проблем - это поторопиться, не терять в пути попусту время, чтобы свести к минимуму возможность радиоперехвата превосходящей силой противника.
      Я взлетел при освещении взлетно-посадочной полосы искусственным светом. Было еще очень темно, и я лишь смутно видел нечеткую фосфоресценцию моих инструментов и голубое пламя, перемежающееся красными вспышками выбрасываемых выхлопных газов.
      Я тяжело поднялся и быстро и пересек английское побережье на высоте 22 000 футов. В узких горных долинах сгустившийся туман образовал длинные молочные шлейфы. Атмосфера была настолько безмятежной, что я мог различить в тени, вдали около Данджнесса, дым поезда, неподвижный, словно он вцепился в землю. Канал напоминал мутную непроницаемую массу с тусклой серебряной кромкой вдоль утесов. Кругом ни облачка.
      Я пролетел сквозь темноту, воспринимая землю словно светящееся небо с затемненными звездами.
      Вдруг, без какого-либо перехода, я окунулся, словно ныряльщик, в яркий золотой свет. Крылья моего "спитфайра" стали малиновыми. Я был так ослеплен, что мне пришлось опустить на глаза затемняющие очки. За границей Голландии, где-то там далеко слева, встало солнце, похожее на расплавленный слиток, из инертной свинцовой массы Северного моря.
      Под моими крыльями была ночь - я был один в солнечном свете на высоте 30 000 футов. Был первым, кто вдохнул теплую жизнь солнечных лучей, которые пронзили глазное яблоко, словно стрелы. Во Франции, Англии, Бельгии, Голландии, Германии люди находились во власти ночи, в то время как я, единственный, наслаждался в небе солнечными лучами наступающего дня. Все было моим: свет, солнце, и я с умиротворенной гордостью думал: это все светит только для меня!
      Моменты, подобные этим, во многом компенсируют жертвы и опасность.
      Французское побережье и Дьепп я пересек на одной высоте и спустя несколько минут оказался в небе Бьюваса. Я с трудом мог различить аэродромы в Бьювас-Тилле и Монт-Сент-Андре, окруженные лесом Фоквенсиса.
      - Алло, Даггер-25, Даггер-25, Пайпер вызывает. Орбиту, пожалуйста, орбиту, пожалуйста. "А" для тех, кто может!
      "А" для тех, кто может" - это была кодированная фраза для Быоваса. Руководство приказало мне двигаться по кругу, пока они проверяли свои инструменты. Несмотря на солнце, было очень холодно, и, поскольку я автоматически продолжал летать, меня начало клонить в сон.
      - Алло, Даггер-25, Пайпер на связи, на какой вы высоте?
      Ощущаемая нотка срочности в голосе офицера поста наблюдения заставила меня вздрогнуть. Взглянул на альтиметр: 30 000 футов.
      - Алло, Пайпер, Даггер отвечает: высота X для Х-лучей.
      Должно быть, что-то случилось, поскольку сам офицер поста наблюдения попросил меня нарушить обязательную тишину в радиосвязи.
      Прошла минута.
      - Алло, Даггер-25, Пайпер на связи. Следуйте курсом 090° - 0-9-0.
      Теперь я понял. Где-то поблизости должен быть подозрительный самолет, и офицер поста наблюдения хотел точно определить мое местонахождение на своем радиолокационном экране. Я посмотрел по сторонам, покачал крыльями, чтобы определить мертвые зоны, - все казалось достаточно спокойным. Если бы немец был надо мной, он бы, без сомнения, оставил инверсионный след в леденящем холоде.
      - Алло, Даггер-25, Пайпер на связи. Осторожно, за тобой по пятам следует немец. Будь осторожен, 5 часов!
      Я тут же повернул голову в указанном направлении и действительно увидел маленькую яркую точку, которая промелькнула и скрылась под слоем перистого облака. Он был слишком далеко, чтобы я мог распознать его. Если это истребитель, мне нужно очень осторожно следить за ним, придерживаясь при этом своего курса, чтобы заставить его вступить в бой. Я перешел на рефлекторный прицел и снял защелку предохранителя с орудий.
      Три минуты - и точка превратилась в крест, прямо в 2500 футов надо мной. На этой высоте я распознал, что это, вероятно, был один из новых "Мессершмитов-190G". Он покачал своими крыльями... он был готов атаковать в любой момент, полагая, что я не вижу его. Вмиг уединение, поэтичность и солнце исчезли. Я посмотрел на температуру и запустил винт на хорошую скорость. Все готово. Пусть он попробует!
      Медленно прошла еще минута. Из-за внимательного слежения за противником мои глаза начали слезиться. Вот он идет!
      Немец начал с плавного спирального пикирования, намереваясь поразить хвост. Он был почти в 600 ярдах от меня и шел не очень быстро, чтобы убедиться в моем присутствии.
      Я открыл дроссель и пустил свой "спитфайр" на очень крутой восходящий поворот, что позволило мне внимательно следить за ним и набрать высоту. Пораженный моим маневром, он открыл огонь, но было уже поздно. Вместо небольшого 5-градусного угла горизонтальной наводки, чего он ожидал, я неожиданно преподнес ему цель в 45°. Поравнявшись с ним, я продолжил свой крутой поворот. Он попытался зайти под меня, но на такой высоте его короткие крылья имели недостаточный захват в разряженном воздухе, что вызвало срыв потока, и он вошел в штопор. Снова превосходная маневренность "спитфайра" спасла меня.
      Лишь на мгновение я увидел большие черные кресты "109-го", выступающие на нижней бледно-голубой поверхности его крыльев.
      "Мессершмит" вышел из штопора. Но я уже был в боевой готовности, и он знал это, так как начал опрокидывать свою машину, стараясь расстроить мою цель. Однако это не помогло ему, так как из его предыдущего обманного движения я извлек выгоду, увеличив скорость, и сейчас оказался выше его. Прицелившись с расстояния 450 ярдов, я открыл огонь короткими очередями, каждый раз лишь касаясь кнопки. Но летчик "109-го" был старой лисой, он много раз перемещал свой самолет, постоянно меняя угол горизонтальной наводки и линию прямой видимости.
      Он знал, что мой "спитфайр" поворачивался и поднимался лучше и что его единственной надеждой было приблизиться ко мне. Неожиданно он надавил на ручку управления и пошел на вертикальное пикирование. Я перевернулся на спину и, получив преимущество из этой правильной траектории, снова открыл огонь. Мы начали быстро спускаться в направлении к Омале со скоростью 470 миль в час. Так как я был на одной линии с его хвостом, скорректировать огонь мне было достаточно просто, но нужно было спешить - он нагонял меня.
      После второй очереди огня па его фюзеляже появились вспышки - видимо, попадание встряхнуло его. Я снова начал стрелять, и на этот раз попал в его двигатель, ближе к кабине. На долю секунды разрывы моих снарядов, казалось, остановили двигатель. Его винт вдруг совсем остановился и исчез в белом облаке гликоля, кипящего в выхлопных газах. Затем более мощный взрыв у корневой части крыла, тонкий черный след, смешанный с потоком, извергавшимся из продырявленной системы охлаждения.
      Это был конец. Под его фюзеляжем появился язык пламени, он увеличивался, облизывая хвост, и перешел на раскаленные фрагменты.
      Мы погрузились в тень... Быстрый взгляд на часы, чтобы определить время сражения, - было 5.12.
      Что касается "мессершмита", он получил свое. Я снова поднялся по спирали, наблюдая за ним. Сейчас от него не осталось ничего, кроме смутного очертания, жалостливо мерцавшего внизу, сотрясаясь через одинаковые интервалы, - взрыв, черный след, белый след, взрыв, черный след, белый след. Сейчас он был огненным шаром, медленно катящимся к лесу, постепенно сгоравшим и скоро разделившимся на множество горящих обломков, погасших еще до касания с землей. Летчик не выбросился с парашютом.
      - Алло, Даггер-25, Пайпер вызывает, длинная передача, пожалуйста. Ты сбил того немца?
      - Алло, Пайпер, Даггер-25 отвечает, чтобы сообщить обстановку. С ним покончено. Один... два... три... четыре... у меня заканчивается горючее. Можно мне домой?
      - Хорошо, Даггер-25. Следуйте курсом 330° - 3-3-0. Хорошее шоу!
      В моих баках бензина становилось все меньше, а на горизонте поднималось солнце. Это пятно становилось опасным. Пора возвращаться домой. Я взял курс на Англию.
      Часть вторая
      Прикомандированный к ВВС Великобритании
      Эскадрилья "Сити оф Глазго"
      28 сентября 1943 года. Я покинул Биггин-Хилл с тяжелым сердцем, оставив эскадрилью "Эльзас", с которой я принял мои первые сражения и где я встретил товарищей, чей патриотизм, решительность и сноровка в бою вселяли в меня гордость за мое французское происхождение.
      Как только грузовик проехал караульное помещение, я увидел, что флаг Франции, развевавшийся напротив зоны рассредоточения, скрылся за деревьями.