Глава 7. ДОПРОС С ПРИСТРАСТИЕМ

Антония больше часа лежала на постаменте, сжимая ладонями голову. Она уже не ощущала холода. Чувствовала лишь боль и ощущала странную пустоту в мыслях. Девушка не могла думать ни о чем, даже о самых простых вещах: каждая попытка вызывала новые приступы боли.

Постепенно способность думать вернулась к ней. Ожили и чувства. Тоня наконец-то поняла, что дрожит. Она заставила себя встать и попрыгать, чтоб согреться. Это немного помогло, хоть и убавило сил.

Девушка снова села, обхватив руками колени, и задумалась. Теперь ее терзало жгучее любопытство — смог Монкарт засечь сигнал или частота сигнала Дэры так и осталась незамеченной? И получил ли сообщение кто-нибудь из Древних?

Телепатия гарпии, скорее всего, не была уловлена врагом, иначе он давно бы наказал и ее, и Дэру за своеволие. Может, кошку-птицу уже покарали, откуда ей знать? Жаль, что Дэра не могла связаться с ней — сигнал огромной силы отнял у той способность воспринимать какую бы то ни было телепатию. Тоне оставалось только надеяться, что со временем утраченное вернется.

Остаток дня она провела в тщетных попытках докричаться до гарпии. Вечером ларомонты-тюремщики принесли ужин — бледное варево из крупы неизвестного происхождения. Не будь Антония голодна, как зверь, никогда не стала бы есть эту отраву, один запах которой навсегда вселял отвращение к любой пище. Хорошо хоть вода, принесенная надзирателями, была свежей.

После ужина девушка вновь оказалась предоставлена самой себе. Тоня зажгла погасшие знаки Света и принялась чертить сложную пентаграмму, которая могла на несколько часов хоть немного согреть помещение. Но, похоже, она в чем-то ошиблась, потому что заклинание не действовало. Загоревшись идеей найти и исправить ошибку, Антония так увлеклась, что не заметила, как в камеру вошел мартер.

— Мой хозяин воистину великодушен, — прошипел слуга Монкарта. — Я бы на его месте отрубил тебе руки, чтобы ты никогда не смогла колдовать.

Тоня медленно подняла голову и встретилась с ним взглядом. Глаза мартера ничего не выражали. От них исходил лишь холод смерти. Но ее это ничуть не испугало Напротив, юная волшебница вдруг почувствовала странный полубезумный задор и желание хоть немного позлить его.

«Ты не на его месте, лакей! — девушка вложила в мысль столько презрения, что, услышь ее сейчас кто-нибудь из друзей, — удивился бы. — Не тебе рассуждать о том, что делает твой господин. Тем более что ты настолько туп, что не можешь понять очевидного: я нужна Монкарту лишь потому, что волшебница! Ну что, ты еще хочешь отрубить мне руки?!»

Мартер не спеша приблизился к ней и с ледяным спокойствием, точно рассчитанным движением ударил ее по лицу. Тоня отшатнулась и упала в воду, не удержавшись на постаменте.

«Ты права, — зашипел враг, — ни убить тебя, ни лишить колдовских способностей я не могу. Но бить тебя, если будешь проявлять излишнюю непочтительность, мне никто не возбранял. Думаю, что неприятностей у тебя без того хватает. Посему лучше воздержись от нападок».

Антония с ненавистью взглянула на него и выбралась из воды.

«Зачем ты пришел? — мысль девушки была исполнена злобы. — Я не стану разговаривать с прислугой. Если твой хозяин хочет мне что-то сказать, пусть потрудится сделать это сам. Тебе же я ничего не отвечу, хоть до полусмерти избей!»

— Тебе и не придется отвечать, — голос мартера по-прежнему оставался спокоен — ни малейших признаков эмоций. — Ты будешь только слушать и делать выводы. Так что сиди тихо и не делай глупостей. Вознеси хвалу своим… Древним Силам за то, что хозяин послал к тебе на допрос Верховного Мага, а не из рядовых».

«Ах вот оно что! — мысль Тони источала насмешку. — Вот почему ты слышишь, о чем я думаю. Может, все-таки вернешь мне голос? Для меня мысленное общение не слишком привычно».

«Меня это заботит меньше всего, — в голосе мартера наконец проскользнуло что-то человеческое — нотки злорадного веселья. — Слушай меня внимательно. Мое время дороже твоей ничтожной жизни, а ты отнимаешь его у меня».

«По-моему, здесь кто-то страдает манией величия!»— мысленно усмехнулась Антония, но маг никак не отреагировал на выпад.

— У Владыки есть планы, которые касаются тебя, — приступил к делу мартер. — Он опечален, что волшебницу, обладающую приличной силой, приходится содержать в таком неудобном помещении. Хозяин хотел бы поместить тебя в лучшие покои. Там светло, тепло и никакой воды на полу, — враг вновь позволил себе капельку злорадства. — Тебя накормят досыта лучшими кушаньями, дадут все, что только пожелаешь. От тебя лишь требуется время от времени помогать господину в кое-каких магических действиях. Не беспокойся, к твоей помощи он будет прибегать только в крайних случаях. Хозяин мудр и великодушен. Он знает, что тебе надо беречь силу.

«Помогать Монкарту, значит идти против своих: против друзей, учителей — всех тех, кто верил в меня, — горло ответила Тоня. — Ты предлагаешь мне предательство. А я никогда не предам Кейлор. Старший Маг Борис привил мне чувство долга. Я не боюсь ни смерти, ни побоев. Я боюсь лишь поражения кейлорцев. А это не случится, пока я держусь. И я, Хаос убей, буду держаться до конца! Никто и никогда не в силах сломать волшебницу из рода Энлинов!»

Антония зло улыбнулась, смело взглянув в холодные синие глаза врага: «Это — мое последнее слово. Разговор окончен». И резко отвернулась от Верховного Мага, всем своим видом показывая презрение и к нему, и к Монкарту, и ко всей проклятой нечисти, что бродит по Аностору.

— Владыка знает, что ты не боишься смерти и пыток, — холодно ответил мартер. — Ему известно, как хорошо кейлорцы готовят магов. Но есть и другие способы повлиять на твое «последнее слово».

Он медленно прошелся вокруг постамента. Высокие сапоги спасали его ноги от ледяной воды.

«Что вы можете сделать? — с насмешкой отозвалась Тоня. — Промоете мне мозги? Пожалуйста! Только я ничего не знаю, кроме полусотни заклинаний да сотни пентаграмм. Борис не посвящал меня ни в какие планы».

— Разумеется, он подстраховался, — кивнул мартер, — Похвально. Но мы и не собираемся проверять твою память. Владыке это ни к чему. Ему нужны лишь твои способности, и он их получит рано или поздно.

Маг присел на край постамента.

— Тебя никогда не интересовало, откуда берутся подобные мне? — спросил он и, не дождавшись ответа, продолжил: — Я могу очень подробно об этом рассказать.

Мы — единственны и уникальны. Мудрость нашего Владыки поистине безгранична. Он создал сильную и выносливую расу, которая во многом превосходит человеческую. Мы лишены ваших предрассудков и ненужных эмоций. Любовь, страсть, вина, материнская нежность нам не знакомы. Мы выше человеческих чувств, потому что не связаны родственными узами. И хоть я считаю других мартеров своими братьями, я никогда не стану оплакивать смерть кого-то из них.

У хозяина огромная армия. Ларомонты работают в Шахтах под крепостью и в самой крепости днем и ночью, не зная усталости. Их сотни тысяч и с каждым годом становится все больше. А откуда же Владыка берет такие силы? Странно, что вы, маги Кейлора, никогда не задумывались об этом.

В камерах под Аностором содержат четыре тысячи рабов. Людей-рабов. Они родились и выросли в крепости. Они никогда не выходили за пределы своих клеток и не видели солнца. Они не понимают человеческую речь и не умеют говорить.

Знаешь ли ты, как живут эти рабы, великая волшебница?'

Мартер приблизил лицо вплотную к Тоне. На девушку дохнуло могильным холодом, и она в страхе отшатнулась.

— Я расскажу тебе, — продолжал враг. — Рабов держат в клетках, где нет ни коек, ни светильников — один голый камень. У них нет одежды, а в клетках очень холодно. Их кормят остатками нашей пищи, как свиней. А убирают испражнения раз в три месяца. Представь, какая вонь…

Впрочем, людей с колдовскими способностями ждет более счастливая участь. Их камеры хотя бы почище, и одежду им выдают, и держат рядом с печами. Магов надо беречь. Особенно женщин-магов…

Из горла мартера вырвались странные булькающие звуки. Похоже, он так смеялся.

— Через каждые девять месяцев мы сгоняем всех рабов в одну вольеру. Думаю, ты понимаешь зачем. О, это весьма занимательное зрелище, волшебница! Тебе обязательно стоит посмотреть. Обычно и одного дня хватает для того, чтобы спустя отведенный вашей природой срок у Владыки появился новый материал для армии.

Тысячи младенцев отбираются у матерей. Всех слабых и уродов убивают и скармливают сафитам. Остальных помещают в колбы, где они три долгих месяца с непостижимыми мучениями превращаются в мартеров и ларомоптов. Потом их воспитывают в казармах. Они ничего не знают о родителях. И родители-рабы ничего не знают о собственных детях. И не хотят знать, поверь мне.

А теперь подумай о том, что следующая случка через два месяца. Именно такой срок отпущен тебе на раздумья. Если ты примешь условия хозяина, то будешь купаться в роскоши, есть досыта и познаешь такие тайны магии которые и не снились кейлорцам. Если же нет — тебя ждет участь мага-раба в железной клетке. Любопытно, скольких младенцев ты сможешь произвести на свет, прежде чем умрешь от истощения? И сколько твоих детей выживет и станет мартерами?

Он замолчал, пристально вглядевшись в глаза Антонии. Она не отвела взгляд и даже не вздрогнула. Лицо ее походило на непроницаемую маску.

«Мой ответ — нет, — мысленно сказала девушка. — И таким он останется и через два месяца, и через год, и через десяток лет. Я не боюсь ваших случек. Вы ничем не сможете меня запугать. Я все сказала. Теперь убирайся!»

Мартер что-то нечленораздельно прошипел в ответ, поднялся и покинул камеру. Оставшись одна, Антония упала на постамент и беззвучно заплакала. Конечно, она была напугана, но чувство гордости, воспитанное в ней Эскорой, не позволило разрыдаться на глазах у врага.

Девушку охватила безнадежная и беспросветная тоска, от которой сжималось сердце. Нет выхода. Если Дэру никто не услышал, через два месяца великая волшебница Антония Энлин пополнит армию слуг Монкарта. Надолго ли ее хватит?

Где же ты, Марилана Мудрая? Почему не придешь на помощь, как раньше? Почему не утешишь добрым словом, не вселишь в усталую душу хоть каплю надежды?

Где ты же, бабушка? Где ты, великая Хранительница Мира Сималия Энлин? Не растеряла же ты магические способности! Есть же у тебя пентаграмма! Так почему не помогаешь внучке? Почему до сих пор сидишь в Терре?

Девушка плакала долго, несколько часов, пока силы не покинули ее. Свернувшись калачиком на холодном постаменте, она провалилась в тяжелый сон, похожий на обморок.

Ты и вправду подумала, что я забыла о тебе? Как же так, Тоня?

Девушка открыла глаза и с удивлением посмотрела по сторонам. Она находилась в парке недалеко от своего дома в Москве. Бабушка сидела на скамейке рядом с ней, беззаботно щелкая семечки.

— Ты… Ты? — Антония едва не задохнулась от нахлынувших чувств. — Ты вернула меня домой?!

Она оглядела себя с ног до головы, ожидая увидеть шубу и зимнее платье. Но, к еще большему изумлению, обнаружила, что одета в летний сарафан и легкие босоножки.

Вокруг цвели деревья. В воздухе витал аромат роз и жасмина. На клумбах бойко зеленела трава. Вовсю щебетали птицы. В Терре было начало лета.

— Нравится? — не без гордости поинтересовалась Серафима Ивановна. — Я решила, что хватит с тебя холода. Хоть во сне погрейся.

— Так, значит, ты мне снишься?! — воскликнула Тоня. — Но как такое возможно?! Только я захотела увидеть тебя во сне, и вот, пожалуйста, — ты передо мной!

— Мы же Энлины, — просто ответила старушка. — Древний род сильных магов. У нас много врожденных способностей, одной из которых ты сейчас воспользовалась. Женщины из нашего рода могут общаться друг с другом, находясь в разных мирах, с помощью снов.

— Почему же ты не связалась со мной раньше? — Нахмурилась Тоня.

— Да потому, что настоящей опасности не было, — улыбнулась Серафима Ивановна. — И отчасти потому, что ты сама не слишком-то хотела меня видеть. Будем откровенны, девочка. В последнее время тебе было явно не до старой волшебницы Сималии.

— Откуда ты знаешь, что со мной произошло? — Тоня недоверчиво взглянула на бабушку. — Ты не можешь этого знать. — Ты же в Москве… Или нет?

— В Москве, — ответила Серафима Ивановна. — Но у меня есть надежный источник информации.

— Лусинда Кэрион! — воскликнула Антония, на которую внезапно снизошло озарение. — Люся Харитонова! Тетя Дениса! Но как ты сумела сделать из нее другого человека? Ни один кейлорский маг так не сможет. Даже Борис.

— Когда-то давно, во времена моей молодости, Марилана Мудрая шепнула пару полезных заклинаний, — задумчиво произнесла старушка. — Она и тогда не пускала историю мира на самотек. Если кто-то станет говорить тебе о ее невмешательстве — он наивный глупец. Как догадалась насчет Лусинды?

— Вспомнила слова хотха Тора. Он давно подозревал, что немота Лусинды имеет магическую природу. Словом, кто-то ее заколдовал именно для того, чтобы Тор не смог прочесть ее мысли. И потом ее странное отношение к Денису… Так могут относиться друг к другу только близкие родственники. Ну и еще она мастерски ездит верхом.

— Умница, — похвалила Сималия. — Я была уверена, что рано или поздно ты все узнаешь. Правда, никогда не думала, что ты полезешь на рожон в такое неблагоприятное время.

— Время ничего бы не изменило, — убежденно сказала Тоня. — Ты ведь была мастером-магом. Больше того: ты была Хранительницей Мира! Но ты проиграла. Думаешь, если я стану мастером, что-то изменится? Взгляни правде в глаза. Я сижу в камере, отрезанная от своих, от всего мира. Я даже утратила способность к телепатии. Если мой сигнал не услышан, через два месяца я стану одной из рабынь Монкарта. Будь я мастером-магом, я точно так же попалась бы в ловушку, разве что позже. Когда-нибудь демон поймал бы меня.

— Ты ведь знаешь, девочка, — в том, что я проиграла, не моя вина, — тяжело вздохнула Серафима Ивановна. — Просто тогда еще оружие против Монкарта не родилось на свет. У тебя было и остается гораздо больше преимуществ, чем у меня когда-то. Жаль, что нетерпение и молодая горячность стали причиной твоего пленения. Будь ты поспокойней, дождись весны, получи звание хотя бы мага, все было бы куда проще. А теперь я даже не представляю, как тебе помочь.

— Через два месяца будет случка, — голос Тони звучал на удивление спокойно. — Меня посадят в огромный загон, и десятки, а может, сотни обезумевших рабов по очереди надругаются надо мной. И так из года в год. Интересно, ты сможешь спокойно сидеть в Москве, зная, что твоих правнуков превращают в мартеров?

— Так вот чем эта сволочь напугала тебя… — усмехнулась Сималия. — Выходит, ты еще не знаешь о нашем родовом проклятии.

— О чем? — тихо спросила Тоня.

— О проклятии, которое когда-то наслала на род Энлинов одна ведьма — недоброжелательница моей прабабки. Странно, я думала, ты для интереса пороешься в исторических справочниках. Так вот, моя прабабка увела мужа у той ведьмы. Та оказалась не промах и наложила на неё сложное, многоступенчатое проклятие, которое распространялось на весь род Энлинов, вплоть до самых дальних родственников. Проклятие заключалось в том, что в каждой семье нашего рода должен был рождаться только один ребенок, и только девочка. Магические способности отныне передавались только по женской линии. И самое страшное: каждая вторая женщина из рода Энлинов, начиная с прабабки, должна была умирать от потери крови сразу после рождения ребенка. У тебя не было матери. У меня не было матери. У моей бабки не было матери. Не будет ее и у твоей внучки. Монкарт знает о проклятии. Он пугал тебя, надеясь на твое незнание истории рода. В мартера можно превратить только мальчика.

— Это ничего не меняет, — пожала плечами Тоня. — Монкарт сделает все для того, чтобы обладать частью моей силы. Ему будет даже выгоднее получить от меня именно девочку. Тело Роэла Квинна продолжает медленно стареть. Демон Воздуха Монкарт может воспитать мою дочь так, что она с радостью согласится стать его носителем в обмен на бессмертие и невиданное могущество. А после этого я буду ему уже не нужна.

— Скорее всего, так он и поступит, — вздохнула Сималия. — Прости, внучка, я не смогу спасти тебя, даже если перемещусь прямиком во дворец Монкарта. Я просто не знаю как. Переместиться точнехонько в твою камеру у меня не получится, а на взлом магической защиты дверей и стен уйдет больше суток. Да, кстати. Марилана рассказала мне про Эскору Толари и привязанность к ней Роэла. Но я не понимаю, как можно использовать Хранительницу Архивов в борьбе с демоном.

— Если бы я не знала тебя так хорошо, то подумала бы, что ты боишься, — хмыкнула Тоня. — Боишься нового сражения с Монкартом. Но я уверена, что человека твоего возраста и силы трудно чем-то испугать. Скорее, ты что-то замышляешь. Нутром чую.

— Почти угадала, — кивнула Серафима Ивановна. — Разумеется, я не брошу единственную внучку на произвол судьбы. Конечно, пока у меня нет определенного плана, как тебе помочь, но сидеть сложа руки я не собираюсь. И тебе не советую.

— Разумеется, — печально улыбнулась Тоня. — Мы же — Энлины.

— Ну все, — старая волшебница взглянула на часы. — Пора заканчивать разговор. Мои силы на исходе. Все труднее и труднее поддерживать сон. Не унывай, внучка. Главное — не унывай.

— Я в темнице Монкарта, бабушка, — буркнула Тоня. — Попробуй тут не унывать!

Голубое небо, парк, скамейка начали стремительно растворяться. Краски смешались, затихли звуки. Куда-то испарились летнее тепло и ласковый ветер. Через миг девушку окружила полная темнота и холод, пронизывающий до костей. Она проснулась.

Глава 8. НАСТУПЛЕНИЕ

Сэтого момента Тоня потеряла счёт времени. Она засыпала, когда чувствовала усталость, и просыпалась, когда холод слишком одолевал ее. Два раза в день в камеру приносили пищу, и только это помогало девушке определять смену суток, однако она никогда не могла с точностью сказать: утро сейчас или вечер.

Сначала Тоня упрямо отказывалась от грязно-белой жижи, которой кормили всех узников в темнице. Но дня через три терпеть голод стало невыносимо, и даже отвратительная тюремная еда показалась вполне сносной. Постепенно девушка научилась не обращать внимание на вонь, исходящую от миски, и песок на зубах.

Холод и темноту тоже удалось кое-как победить при помощи пента— и гексаграмм, которыми был изрисован весь каменный постамент. Знаки Света испускали тускловатое сияние, но Тоне и этого было достаточно. Сложная система Знаков Солнца позволяла немного согреть воздух в камере: ровно настолько, чтобы не впасть в оцепенение. Знаки работали слабо. Видно, сказывалось её истощение.

Каждый день к ней приходил мартер, задавая один и тот же вопрос: не изменила ли юная волшебница решения отказаться от сотрудничества с владыкой Монкартом. И каждый день она давала один и тот же ответ — никогда.

Потихоньку от тюремной стражи девушка использовала более сложную магию, пытаясь проделать отверстие в стене или открыть дверь камеры. Увы, все безрезультатно. А один раз, почувствовав сильное колдовство, к ней даже ворвались ларомонты и, не разбираясь, в чем дело, жестоко избили. Тоня потеряла от боли сознание, а очнувшись через несколько часов, с немалым удивлением обнаружила, что отделалась всего парой ссадин.

Этот случай не остановил волшебницу, напротив — заставил колдовать не только с большим усердием, но теперь еще и с большей осторожностью. Девушка исписывала все стены витиеватыми символами, рисовала сложнейшие системы пентаграмм, требующие огромной внимательности и высокой точности. Но все тщетно. То ли каждый раз она допускала ошибки, то ли камера действительно обладала мошной магической защитой.

Способность к телепатии постепенно восстанавливалась. Несколько раз Тоне удалось мысленно докричаться до Дэры, однако ответный сигнал был слабым и неразборчивым, мыслеформы неясными и расплывчатыми. При этом гарпия находилась недалеко от девушки и принимала ее сигнал очень хорошо. Вероятно, сама Тоня не до конца оправилась от «контузии», явившейся следствием телепатии Дэры.

Месяц, проведенный в темнице, изменил Тоню до неузнаваемости. Она исхудала так, что грязная, порванная в нескольких местах одежда висела на ней мешком. Кожа на руках и лице побледнела и потрескалась от холода. На губах трещины затянулись мелкими рубцами, которые изредка ныли и кровоточили. Глаза отвыкли от света; некоторые цвета девушка различала с трудом, больше угадывая их, чем распознавая.

Немытые волосы свисали тонкими жирными сосульками. От тела и одежды исходил отвратительный запах: смесь пота и тюремной грязи.

От былой красоты не осталось и следа. Взгляни на неё сейчас Денис, Борис или Эскора, никогда бы не подумали, что перед ними — Антония Энлин. Она стала похожа на одну из пелсийских нищенок. Да те, пожалуй, ещё и почище.

Прошлая жизнь в Атерианоне постепенно стала казаться девушке сном, волшебной сказкой, которой больше никогда не будет. Ни она, ни Дэра не знали, получен ли их сигнал, и с каждым днем все больше теряли надежду. Конечно, обе понимали, что за месяц мало что может измениться и что в такие короткие сроки не собрать даже приличный отряд, не говоря уж об армии. Но страх перед случкой заставлял Тоню проклинать друзей за бездействие и каждую ночь вскакивать в холодном поту. Ей преследовали кошмары один страшнее другого. А пробуждение несло худший кошмар — пребывание в темной сырой камере и безвольное ожидание страшного конца.

Борис Кочкин, Старший Маг Кейлора, хмуро оглядел безмолвную, занесенную снегом равнину. По белому полотну земли проносилась поземка, поднимая мелкие снежники и кружа их в сложном, удивительном танце. Кругом стояла священная тишина, только ветер посвистывал в ушах, и неестественно громким хрустом отзывался на каждый шаг безупречно белый снег.

Линии горизонта не было видно; небо плавно перетекало в землю, казалось ее продолжением. Даже тучи были белыми, сливающимися друг с другом. Краски словно выцвели. Везде царила белизна, лишь позади чернели горы Керлиака.

А где-то впереди тянулась линия пограничных укреплений норткарцев. Отсюда ее не было видно, но перед мысленным взором Старшего Мага уже стояли десятиметровые башни и возвышалась булыжная стена. Борис глядел на горизонт спокойным и обреченным взглядом смертника. С его силами взять пограничные укрепления Монкарта было почти невозможно.

— Господин! Господин! — позвал его кто-то со стороны лагеря.

Маг обернулся и увидел молодого воина, со всех ног бегущего к нему.

— Господин! Прибыла армия Дерлока Хайта! — воскликнул воин. — Около пяти тысяч солдат и десять осадных орудий!

— Вот как? — серые глаза Бориса впервые за последние две недели засверкали радостью. — Пять тысяч, говоришь?

Не дождавшись ответа воина, он быстрым шагом направился к лагерю встретить Дерлока и его войско. Теперь положение кейлорцев значительно улучшилось. Вместе с приграничной армией у Старшего Мага насчитывалось чуть больше девяти тысяч людей и двадцать орудий. Если Эскора сможет выставить хотя бы тысячу адептов, шанс на успешный прорыв через пограничные укрепления норткарцев возрастет вдвое.

Борис встретил Дерлока в центре лагеря. Его людей уже разместили в приготовленных еще со вчерашнего дня палатках, и сейчас командующий отдавал распоряжения относительно обозов с провизией и боеприпасами.

Заметив Старшего Мага, Хайт вскинул правую руку в приветственном жесте и направился к нему.

— Что скажешь, друг? Доволен подготовкой? — Дерлок кивнул в сторону обозов.

— Это лучшее, что я видел за последнюю неделю, — улыбнулся Борис. — Не думал, что ты соберешь столько людей в такой короткий срок. Я приятно удивлен.

— Пришлось снять половину охраны с каждой крепости, — поморщился Хайт. — Очень надеюсь, что овчинка стоит выделки. Потому что если мы проиграем здесь, то на Кейлоре и Атере можно ставить крест. Ответного удара мы не выдержим. Тут или пан, или пропал.

— Знаю, дружище, все знаю, — мрачно ответил Борис. — Но у нас нет выхода. Остается дождаться Эскору с ее магами. Потом можно выступать.

— Эскора уже здесь, — усмехнулся Дерлок. — И все ее адепты размещены как полагается. Их семьсот с лишним человек. Все — от второго уровня и выше. Еще сотня магов. Думаю, с такими силами прорвемся.

— Почему она не вышла доложить мне о прибытии? — нахмурился Борис. — Что-то случилось?

— Боится, — усмехнулся Хайт. — Она все еще считает себя виноватой в том, что Антония сбежала. Глупости, конечно. Если великая волшебница захочет уйти, ее ничто не остановит, не удержат никакие стены.

— Если бы это было так… — вздохнул Старший Маг. — Мне надо срочно поговорить с Эскорой и проверить, насколько хороши ее маги. Не знаешь, Kсep с Илотом уже вернулись из разведки?

— Вернулся Илот с эшендорской ведьмой, — на губах Дерлока заиграла лукавая улыбка. — Похоже, эти двое не на шутку сдружились. Kсep с Денисом еще отсутствуют.

— Хорошо, — кивнул Борис. — Мы стоим лагерем в этом месте уже второй день. Уверен, вражеские разведчики нас засекли и приготовились к атаке. Но не думаю, что теперь их число превышает наше.

— Впереди довольно протяженное укрепление, — Дерлок указал на юго-восток. — Илот доложил, что там не более трех тысяч ларомонтов и около сотни мартеров против наших десяти тысяч. Правда, неподалеку еще два поста, и там тоже тысячи по две. Всего шесть-семь тысяч. Против наших десяти. Мы задавим их, Борис! Просто задавим!

— Ты один так мастерски умеешь поднять мне настроение, — усмехнулся Старший Маг, похлопав командующего по плечу. — Пойдем, друг, выпьем чего-нибудь горячительного, а то я промерз до костей на этих проклятых Пустошах.

Они направились в палатку Бориса.

Обходя обозы с боеприпасами, маг заметил группку женщин-волшебниц, сидящих у костра. Они о чем-то тихо беседовали, время от времени производя руками сложные пассы — верно, показывали друг другу примеры боевых заклинаний, делились опытом.

Проходя мимо одной из волшебниц, маг остановился. Что-то в ней показалось ему знакомым: то ли огромные синие глаза, гипнотические, манящие, поражающие своей выразительностью, то ли бледное лицо, усыпанное веснушками, то ли маленький, как у карлицы, рост.

— Сильва?! — удивленно воскликнул Борис. — Сильва Денион?!

Маленькая женщина молча встала, подошла к нему и остановилась, скрестив руки на груди.

— Что ты здесь делаешь?! — В голосе мага послышалось недовольство. — Почему ты не в Керсте с дочерью?

— Мы ведь собираемся идти в наступление, — спокойно ответила она. — Неужели ты думаешь, что я буду отсиживаться в Керсте, когда остальные проливают кровь?

— Что-то не припомню тебя такой патриоткой, — насмешливо отозвался Борис— С каких это пор в тебе заговорило чувство долга перед родиной?

— С тех самых пор, как Роланд велел мне убираться прочь, — в голосе Сильвы послышалось медленно закипающее бешенство. — С тех самых пор, как он сам ушел воевать! Он ведь сейчас где-то в рядах твоей армии! Он отправился воевать под твои знамена, хотя всем сердцем ненавидит тебя! Разве ты об этом не знал?