— Это основной закон марксизма — единство и борьба противоположностей, — с ленивым безразличием сказал маршал Руднев. — Ну а как насчет проблемы несовершеннолетних?

Бывший министр внутренних дел СССР старчески пожал плечами:

— Это та цена, которую товарищ сатана берет за власть, за славу и величие. Власть — в обмен на бессилие. Половое бессилие. Импотенция.

— Кстати, ведь одна из ваших жен была, кажется, царских кровей?

— О да, что-то вроде наследницы грузинского престола. Вы скажете, что это еще одно доказательство моей мании величия. Залезть не куда-нибудь, а на царицу… Но мою царственную женушку моя импотенция нисколько не беспокоила. Наоборот, это ее вполне устраивало.

— Ворон к ворону летит?

— Да. Ведь среди женщин импотенток столько же, как среди мужчин импотентов. Только у женщин это называется не импотенция, а холодность. А потом, чтобы замаскироваться, эти холодные импотентки выходят замуж за импотентов. Ну а потом каждый фокусничает по-своему. Как говорят, 69 способов быть несчастным.

— Хорошо, а как все-таки насчет несовершеннолетних?

— Да вот так… Ты, казалось бы, достиг высшей власти, а сам ты не можешь взять ничего. Ты являешься высшим хранителем закона, а тебя неудержимо тянет к тому, что законом строжайше запрещается, — к несовершеннолетним… Ха, ведь большинство людей даже и не подозревают, что мы с этими детьми делаем… Как говорит ваш товарищ Фрейд у нас ротовой эротизм… А по-русски это будут непечатные ругательства… Товарищ сатана умеет прятать свои секретики так, что даже и сказать неудобно…

Еще недавно министр МВД был властелином над жизнью и смертью миллионов людей. Теперь это был жалкий и беспомощный старик. Когда он волновался, из его беззубого рта текли слюни и капали на рубашку. Он утер рот рукавом и подвел итог:

— Болезненная жажда власти, то есть комплекс власти, обычно это связано с садизмом… А садизм обычно связан с гомосексуальностью — открытой, латентной или подавленной, из чего проистекают все эти 69 способов быть несчастным… А параллельно с этим идет мозговой разжиж… И комбинаций здесь больше, чем, в калейдоскопе… Вот вам и вся формула власти. Разве это не дьявольская насмешка? Но такими были все великие властелины — Александр Македонский, Цезарь, Наполеон, Ленин, Гитлер и даже товарищ Сталин. И ничего вы здесь, дюша лубезный, не поделаете. Впрочем, вы все это и сами прекрасно знаете. Просто вы нажали кнопочку и записываете все мои слова на ленту. Для верности. Для точности. Так на смену революционерам приходят бюрократы.

Заросшее седой щетиной лицо старика осунулось, беззубый рот провалился, подбородок поднялся к носу, как у старухи. Он сидел, согнувшись в кресле, и жадно затягивался папиросой, словно стараясь накуриться про запас. Дрожащие пальцы не слушались, и пепел сыпался ему на колени.

— На вашем месте, маршал Руднев, я бы очень гордился этим историческим моментом, — сказал старик с лицом старухи. — Великий инквизитор новой России отправляет на тот свет последнего великого шамана коммунизма. Но большого энтузиазма я на вашем лице что-то не вижу.

— Роды нового общества, — сказал маршал, — это такая же грязь и кровь, как и роды нового человека.

Смертник завозился в кресле и, потирая спину, вздохнул:

— Ох, опять мой ишиас расходился.

Он облокотился на батарею центрального отопления. Хотя батарея была холодная, он вспомнил что-то и отдернул руку, словно обжегся.

Когда-то давно начальник 13-го отдела рассказал ему, как в средние века некоторые отцы церкви приказывали погребать их тела под ступенями храмов, чтобы верующие шагали к вере по их праху. Тогда эта идея так понравилась министру внутренних дел, что он приказал кремировать трупы провинившихся и казненных сотрудников МВД в топке центрального отопления МВД. Чтобы не выносить сор из избы и решать семейные дела по-семейному.

Теперь же бывшему министру представилось, как его собственный труп, изрезанный специалистами 13-го отдела, повезут на тележке в котельную и устроят домашние похороны. Там его труп бросят на лоток из перфорированного железа и засунут под нефтяные форсунки центрального отопления.

Ему даже показалось, что по лицу маршала Руднева скользит выражение легкой брезгливости, как у человека, смотрящего на труп. Чтобы растянуть время, живой труп потянулся за бутылкой с коньяком. Вместе с алкоголем по телу растекались усталость и безразличие ко всему.

Ему вдруг вспомнился берег Черного моря, где мальчишкой он бегал босиком по горячему песку. Над головой полыхающее кавказское солнце, а по голым ногам ласково плещет холодная морская вода. Он посмотрел на свои спадающие полуботинки с голыми пятками и подумал, что скоро эти желтые пятки будет ласкать огонь нефтяных форсунок. Как бы еще растянуть это проклятое время?

Он посмотрел на маршала Руднева. Тот сидел с полуопущенными веками, словно он устал и ему хочется спать. Песчаные волосы какого-то неопределенного цвета, не то седые, не то выцветшие. Глаза с белесыми ресницами не то серые, не то зеленоватые, как у ящерицы. И на высохшем лице спокойное безразличие.

— Максим Алексаныч, — тихо сказал смертник. — Сталин называл вас своим красным кардиналом. А я вот смотрю на вас и думаю… Вы пристрелили моего предшественника Ежова, потом притравили вашего патрона Сталина, теперь вы пустите меня в трубу центрального отопления… Ведь вы сидите и хозяйничаете за советским троном уже не как красный кардинал, а как красный папа… В Риме сидит папа римский, где-то сидит антипапа, а в Москве сидит красный папа… Вы достигли высшей власти… Но никто даже и вашего имени не знает… Какое вам от этого удовольствие?

— Никакого, — безразлично сказал красный папа. — Одни неприятности.

— Перед тем как вы пристрелили Ежова, я его тоже допрашивал. Кстати, совершенно бесполое существо, хромоножка и даже ростом карлик, типичный выродок. Так вот, перед смертью он вдруг забормотал о Боге. «Я, — говорит, — нарушал все Божьи заповеди и не заслужил от Бога ничего, кроме наказания. Я служил Сталину, как Богу, и не заслужил от него ничего, кроме благодарности. А теперь вместо благодарности меня расстреливают. Так что же получается в конце концов? Значит, Бог все-таки есть… Иначе кто же это меня наказывает? И я знаю, что меня, как и Ягоду, пристрелит этот левша Руднев — левая рука господа Бога…»

Смертник покосился на левую руку Господа Бога, ожидая, когда она нажмет кнопку звонка, чтобы отправить его в подвал. Но она не шевелилась.

Бывший министр глубоко затянулся папиросой и перевел глаза на стрелку часов. Он подлил себе еще коньяка, пожевал пустыми челюстями и жадно выпил, чтобы забыться до одурения. Из углов комнаты ползли вечерние тени. Скоро его повезут в подвал и пустят на конвейер смерти. Да, из этого дома он выйдет уже в форме дымка из трубы центрального отопления.

— Максим Алексаныч, у меня к вам маленькая, последняя, просьба, — сказал смертник. — Знаете, в доброе старое время, когда таких, как я, жгли на кострах…

Ему вспомнилось, как тогда некоторые из осужденных и колдунов шли на казнь в невменяемом состоянии, танцуя и распевая свои еретические песни, как будто радуясь приближению смерти. Даже на костре они не чувствовали ничего и вели себя так, как на шабаше, когда они плясали вокруг таких же костров. Даже в подземной темнице их сообщники сумели передать им тайное варево, дающее полное забвение. Иногда сердобольный инквизитор, знавший тайну этого варева, чтобы облегчить смерть грешников, перед казнью сам давал им это зелье.

Бывший министр внутренних дел СССР кивнул на большой портрет Ленина на стене. Этот портрет откидывался в сторону на петлях, а за ним был замаскированный стенной шкаф. Там хранилась обширная коллекция всяких экзотических ядов, когда-то собранная Гершелем Ягодой, который в молодости был фармацевтом, потом сидел в этом же кабинете в должности начальника НКВД и затем был расстрелян в связи с процессом кремлевских врачей-отравителей, где он играл главную роль.

— Максим Алексаныч, ведь там есть и эти наркотики, — вздохнул смертник. — Поскольку вы левая рука Господа Бога, дайте немножко…

— А куда вы так торопитесь? — как любезный хозяин, сказал маршал Руднев. — Итак, вас привели к власти всякие болезненные комплексы, которые мы для простоты называем дьяволом. А знаете, как попал в это кресло я? — Смертник продолжал рассматривать портрет Ленина. — Когда-то в детстве, когда меня били соседские мальчишки, я обращался к Богу со всякими глупыми молитвами и просил Бога, чтобы он сделал меня большим и сильным.

— Хотя эта просьба и исполнилась, — но… — Смертник криво усмехнулся. — Похоже на то, что эту просьбу подслушал дьявол.

— Однако дело в том, — маршал устало откинулся в кресле, — что в обмен на это я предлагал Богу немножко укоротить мне жизнь… И вот странно — теперь у меня вдруг обнаружился порок сердца. Причем врачи удивляются, что это порок немножко необычный.

— Ох, на вашем месте не доверял бы я этим кремлевским врачам.

— Врачи говорят, что я сжег свое сердце на работе. Это как бы отравление сердца автотоксинами. Знаете, что это за яд?

— Нет, если кто вас и травил, то не я. Я предпочитаю расстрел. В этом я практиковался уже с детства — расстреливал лягушек из рогатки.

— Так вот, это яд немножко философский. Дурные мысли и чувства способствуют выделению в организме определенных автотоксинов. В моем случае я слишком ненавидел то зло, которое называют дьяволом. И эта ненависть отравила мне сердце. Как видите, любая ненависть — это отрава, даже ненависть ко злу.

— Ну это как сказать, — скептически заметил смертник. Что вредно одному — полезно другому. Просто вы не подходите для этой работы.

— Врачи говорят, — продолжал маршал, — что мой странный порок сердца может ухудшиться или улучшиться. То есть меня может хватить удар сегодня или через тридцать лет. И это будет зависеть от меня самого, так как единственное лекарство — это переменить образ жизни.

— Может быть, хотите теперь перепродать свою душу дьяволу? В обмен на жизнь? — Смертник опять покосился на портрет Ленина. — Дайте мне хорошую порцию наркотиков из того миленького шкафчика. А я на том свете замолвлю за вас словечко перед товарищем сатаной.

— Теперь вернемся от философии к вашему приговору, сказал маршал.

Не поднимая глаз, смертник ожидал, когда левая рука Господа Бога нажмет кнопку звонка и вызовет глухонемую стражу, которая поведет его в камеру смерти.

— По газетам вы уже мертвы, — услышал он голос издалека. — И в глазах народа правосудие восстановлено. А мне нужно лечиться. И я не хочу портить себе кровь еще одной каплей автотоксинов. В общем, ваш смертный приговор объявляется условным.

Смертник недоверчиво поднял брови:

— Что это за новые фокусы профессора Руднева?

— Просто после смерти Сталина политика принципиально меняется. Теперь опальных членов правительства будут не расстреливать, как раньше, а посылать на низовую работу. Вплоть до работы простым колхозником.

Бывший смертник вдруг истерически расхохотался:

— Ха-ха-ха… Великий инквизитор выдумал для нас самую ужасную пытку! Ведь для таких людей лучше умереть, чем такая дьявольская насмешка — самим копать навоз в колхозе! Ха-ха-ха…

Пока он трясся в припадке истерического смеха, левая рука Господа Бога вынула из стола серую книжку:

— Итак, смертный приговор заменяется вам изгнанием. Вот ваш новый паспорт.

Бывший министр внутренних дел СССР неуверенно открыл серый коленкоровый переплет,

— Имя мы вам дали, конечно, другое, — сказал маршал. — Если вы назовете свое настоящее имя, вам не поверят. А если поверят, то убьют, как собаку. Это вы, надеюсь, сами понимаете. Ваши официальные фотографии были настолько ретушированы, что в действительности вас никто не узнает. Сейчас мы частично распускаем лагеря. По паспорту вы один из таких выпущенных лагерников. Для органов госбезопасности там помечено шифром, что вы сидели за растление малолетних. Я думаю, что в вашем возрасте рецидивы маловероятны. И помните, что по советским законам условный приговор означает только отсрочку приведения приговора в исполнение, но принципиально сам приговор остается в силе. Запомните это, гражданин Берман.

— Иначе говоря, я буду живым трупом, — сказал бывший первый заместитель Председателя Совета Министров СССР. Вертя в руках свой новый паспорт, он осторожно посмотрел на дверь: — А куда ж мне, то есть гражданину Берману, собственно, идти?

— Местом жительства вам определяется ваша родина — Кавказ. Вас отвезут за сто километров от Москвы. Дальше добирайтесь самостоятельно. Знаете, как добираются люди, выпущенные из лагеря. Проявите инициативу. Кстати, сначала подпишите эти бумаги.

В свое время бывший начальник тайной полиции СССР в тайном порядке перевел на тайные счета в швейцарских банках валюту на несколько миллионов долларов. Теперь он аккуратно расписался на документах, передающих все эти деньги в заграничный спецфонд 13-го отдела МВД. Потом он тяжело вздохнул:

— Н-да, раздели вы меня, так сказать, догола. Теперь мне ничего не остается, как просить милостыню: «Подайте кусочек хлеба бедному старому еврею… Пострадал от проклятой советской власти… Только что из лагеря выпустили… Подайте копеечку Христа ради!»

Живой труп постепенно оживал, и к нему возвращалась его прежняя болтливость.

— Кстати, не забывайте, что и у Сталина тоже лежат деньги в швейцарских банках, на тайных номерных счетах. Ведь я сам для него этими трансакциями занимался. Так они все делают — и Троцкий, и Нерон, и Сталин. И было бы несправедливо, если вы меня этак раскулачили, а Сталина нет. Выкиньте какой-нибудь фокус, до которых вы такой любитель. Например, пусть его дочка Светлана сбежит за границу — и сразу шасть в Швейцарию, за денежками, за денежками. Потом пусть Светлана поедет в Америку и продаст там свои мемуары, которые вы ей заранее подсунете, описав там всех дегенератов в ее семейке. Потом Светлана, вероятнее всего, кончит так же, как ее мать и братики, а денежки, миллиончики, вернутся ее наследникам в Москву, то есть в Госбанк… А я буду тут ходить и попрошайничать: «Подайте копеечку Христа ради!»

— Когда доберетесь до Черного моря, наймитесь рабочим на виноградники, — посоветовал маршал Руднев. — Когда я был студентом, я летом работал там по обследованию филлоксеры. Это такая виноградная вошь на корнях. А рабочие по откопке корней обычно из бывших лагерников. Хорошее было время: солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья. Или наймитесь ночным сторожем в колхозе. Отдохнете. Вылечите свой ишиас на солнышке.

— Сердечно благодарю за добрые советы, — кисло улыбнулся живой труп и покосился на медаль «За спасение утопающих», которая висела на груди маршала Руднева. — Видно, я случайно попал в точку, когда наградил вас этой медалью.

— Откровенно говоря, я вам даже немножко завидую, устало и как-то безразлично сказал маршал. — Будете жить, как на курорте. А я сиди в этой клетке и занимайся всякими грязными делами. Как повивальная бабка при родах нового общества. Иногда мне хочется просто встать и уйти. Уйти вот так, как уходите вы. Вам ей-богу повезло.

Живой труп посмотрел в бесстрастные, как у сонной ящерицы, глаза маршала и покачал головой:

— Ох, боюсь, что это опять какие-то эксперименты профессора Руднева. Железки по баночкам вам надоели, так вы теперь на живых людях экспериментируете. Ведь вы прекрасно знаете, что для таких, как я, жизнь без власти — это не жизнь…

Ему вспомнилось, что, когда таких людей лишали власти, они заболевали какой-то загадочной болезнью и умирали. Словно в них сидел какой-то червь. Так, Наполеон, сосланный на остров Святой Елены, вдруг превратился в старую жирную бабу и умер в 52 года.

— Ладно, поскольку вы левая рука Господа Бога, черкните записку в каптерку, чтобы мне хоть выдали мои шнурки и пояс. А то штаны-то спадают. И шапку — чтобы милостыню просить. А еще лучше — выдайте мне спецодежду для нищих. Из склада для ваших специалистов, что маскируются под нищих. Да не забудьте мои вставные челюсти — чтобы жевать-то сухие корочки… — Поднимаясь с кресла, бывший начальник тайной полиции СССР угрюмо сказал: — Максим Алексаныч, в свое время вы проводили специальную анкету и выяснили, что в Советской России, несмотря на все, нищим дают больше, чем они просят Христа ради, чем если они просят без Христа. А теперь красный папа хочет, чтобы бывший слуга сатаны и антихриста, чтобы не сдохнуть с голода, бродил по дорогам России и попрошайничал — Христа ради… Красный папа милует величайшего злодея России, чтобы он бродил по дорогам России и говорил, что Бог все-таки есть…

* * *

Для руководящих партработников существует специальный информационный бюллетень ЦК партии. Последний номер этого бюллетеня наделал в Москве много шума.

В нем сообщались подробности дела бывшего первого заместителя Председателя Совета Министров, бывшего члена Президиума ЦК партии и бывшего министра внутренних дел СССР Берии Л.П., бывшего в течение пятнадцати лет бессменным палачом Сталина.

Затем сообщались подробности дела бывшего начальника Отдела ЦК партии по агитации и пропаганде — агитпропа, бывшего министра культуры, бывшего директора Института философии Академии наук СССР Александрова Г.Ф., бывшего при Сталине главным лжецом Советского Союза.

Помимо обычных в таких случаях политических обвинений на этот раз в бюллетене было что-то новое. Как главного палача, так и главного лжеца Советского Союза обвиняли в одних и тех же бытовых преступлениях. Причем не совсем обычных. А именно — в растлении малолетних.

Кроме того, бюллетень ЦК еще раз возвращался к делу еврейских врачей-отравителей, которых арестовали незадолго до смерти Сталина. Вскоре после смерти Сталина объявили, что это дело было фальсификацией, и всех врачей отпустили.

Теперь же в бюллетене сообщалось, что этот дутый сионский заговор был делом рук Берии, который таким образом хотел выслужиться перед Сталиным. До этого москвичи считали, что Берия сам еврей. А теперь вдруг получается, что он-то и был самым главным антисемитом?!

В связи с этим в партийных кругах Москвы начались всякие дискуссии. Про главного лжеца Советского Союза тоже говорили, что он вовсе не Александров и что его девичья фамилия не то Гольдман, не то Сильберман. Так уж повелось в Кремле после революции: если не еврей, так полуеврей, а если не полуеврей, так женат на еврейке.

А тут, как на грех, известная советская писательница Мариэтта Шагинян решила писать книжку о Ленине — «Семья Ульяновых». И начала Мариэтта копаться в архивах. И выкопала там, что не только дед Ленина по матери, Александр Зендер Бланк, был евреем-выкрестом, но и его жена мадам Грошопф, — тоже «того»… Официальная советская иконография выдавала ее за немку-лютеранку, которая якобы даже говорила по-немецки. Но архивы говорили, что в действительности мадам Грошопф была еврейкой и говорила на идиш.

Значит, мать Ленина была по крови чистокровной еврейкой?! Значит, если мать еврейка, то по еврейским законам Ленин считается евреем?! Вэй, вэй! Мариэтте Шагинян поспешно заткнули рот — это, мол, государственная тайна. Но в Москве об этом пронюхали — и пошли всякие разговорчики. Вот тебе и бывший русский дворянин — товарищ Ленин!

Дискуссии в партийных кругах Москвы разгорались все больше и больше. А возьмите Чичерина — правая рука Ленина и первый министр иностранных дел СССР. Сначала говорили, что Чичерин — бывший столбовой дворянин. А потом выясняется, что и у него мама тоже еврейка. А раз так, то по еврейским законам и он тоже еврей. А чтобы не было сомнений, Чичерин еще и женился на еврейке. Кроме того, про него говорили, что он патентованный педераст. Знаете, из тех хитрецов, что без мыла везде пролезут.

Или возьмите Керенского, который открыл двери Ленину. Ведь и у Керенского мама тоже еврейка — Кирбис! Значит, по еврейским законам и он тоже еврей. Вэй, вэй, просто какой-то заговор еврейских мамочек!

Читая бюллетень ЦК, некоторые московские партийцы качали головами. Странно… Даже если исключить тех евреев, которые делали революцию и которые потом перестреляли друг дружку во время Великой Чистки… Все равно в Кремле словно какой-то заколдованный круг… Так или иначе, но почти везде или смешанные браки с евреями, или продукты этих браков, то есть полуевреи. И стали люди считать по пальцам: и Ленин… и Сталин… и учитель Ленина — Плеханов… и Керенский… и Чичерин… и Бухарин… и Молотов… и Ворошилов… и все детки Сталина… и Хрущев… и Брежнев… Что это за странная закономерность?

А тут еще некоторые партийцы, кто поумнее, вспоминали про философа-богоискателя Бердяева, которого некоторые заграничные авторитеты считают величайшим русским философом 20 века и которого царский Святейший Синод приговорил к вечной ссылке в Сибирь. Того самого странного богоискателя, который проповедовал союз сатаны и антихриста и в результате — царство князя мира сего. Но что это такое?!

Словно чтобы дополнить все эти загадки, бюллетень ЦК партии еще информировал, что после многолетнего запрета, впервые за все время существования советской власти, готовится к печати новое издание «Бесов» Достоевского.

Люди, кто постарше, помнили, что в этой запретной книге, где гениальный Достоевский называет всех революционеров бесами, в той главе, которую и сам Достоевский предпочитал не публиковать, его главный бес — революционер Ставрогин признается в том же странном грехе, в котором теперь публично обвиняли главпалача Берию и главлжеца Александрова — в растлении малолетних.

Ясно, что ЦК партии долго раздумывал, пока решил сослаться на авторитет Достоевского. Люди читали бюллетень и недоумевали: «Говорят, что мы уже построили социализм, а тут этакая чертовщина?! Но что все это такое?»