Нагибаюсь и вытаскиваю из кармана Браса сложенный вчетверо лист карты.
      - Ему она больше не понадобится, - говорю я и чувствую, как в голосе появляется оттенок неуверенности и вины. - А Дерево, быть может, вернет двум отверженным радость жизни.
      Капрал понимающе хлопает меня по плечу.
      Заворачиваем тело Браса в плащ.
      Похороны устраиваем по обычаю феррианских лесорубов. Капрал ловит первую попавшуюся лиану-удавку и прижимает ее к земле. Пропускаем в петли плаща тонкие, но прочные воздушные корешки. Лиана натягивается и медленно ползет вверх, поднимая брезентовый сверток к вершинам деревьев. В нужный момент подрубаю стебель. Растение дергается и замирает.
      Все!
      Теперь до человека без имени и лица не доберутся обитатели джунглей. Он будет долго раскачиваться над поляной, где остановилось его сердце.
      Гляжу на страшный маятник.
      К горлу подкатывает тугой комок.
      Капрал Пихра
      К горлу подкатывает тугой комок.
      Надо держать себя в руках. Горько. Не знаю уж как, но я успел сродниться с этими людьми. Раньше внимания не обратил бы, а теперь...
      Пора идти. Проклятая огненная яма проглотила все наши вещи и оружие. Пропал мой верный огнемет. Пришлось бросить, иначе сам бы остался в горящем торфе.
      На двоих - один автомат Браса. Два тесака, вещмешок...
      Развязываю тесемки. Сверху идут пласты грязного белья. А вот галеты! Это хорошо! Три банки мясных консервов. Прекрасно! Пробирки, колбочки, какой-то хитрый аппарат... Это Брасу надо было для исследования Дерева Жизни. Нам с Арвином пробирки не понадобятся. По глотку бессмертия - и начнется новая жизнь!
      Ну вот, кажется, и все. На минуту снимаем шлемы, а затем, не оглядываясь, идем в сельву.
      Входим в лес и тут же попадаем в облако мошкары. Она настолько мелка, что умудряется пролезть сквозь ячейки москитной сетки. Дорога тяжелая: ноги поминутно вязнут в грязи. Спина Ная - в темных пятнах пота. Он дышит со свистом, прорубая коридор в переплетенных колючих зарослях. Из листвы выползают крошечные салатовые змейки и, стрельнув взглядом, бесшумно исчезают. Скорпионы бормочут о чайных розах.
      - Капрал, - раздается голос Ная. - Ты никогда не рассказывал, как попал в сельву.
      Я не отвечаю. О таких вещах не принято болтать. Хотя почему бы и нет? Мы же теперь вроде как братья. Одной веревочкой связаны. Да и вернется ли кто из нас в поселок?
      Как же это произошло? Подробностей теперь и не припомнишь. Жизнь моя текла спокойно и ровно, и так же незаметно я оказался на самом дне.
      Меня вполне удовлетворяла гарнизонная служба на одной из военных баз в предместье столицы. Была, конечно, и стрельба, и марш-броски, и муштра до тумана в глазах. Эста - местечко тоже не из спокойных, но пока за это платили, я был доволен. Намыкавшись с новобранцами, я возвращался домой, где меня встречали Марция и двое курчавых ребятишек, похожих на меня, как две капли воды.
      Я был счастлив.
      В один из дождливых осенних вечеров меня вызвал командир нашей роты лейтенант-инструктор Торро. Он был раздражительным и грубым, ко, когда хотел, мог очень ловко прикинуться добряком.
      - Пихра, - сказал он, постукивая золотой зажигалкой по поверхности крашеного деревянного стола. - Я уже давно присматриваюсь к вам и с удовлетворением могу отметить, что вы дельный, толковый парень.
      Я, кажется, покраснел от удовольствия.
      Черт побери, каким же болваном я был!
      - Так вот. Мне очень обидно за вас. Такой способный человек и так мало зарабатывает. Это просто несправедливо. На днях я увидел ваших ребятишек, и - не обижайтесь, пожалуйста, - мне показалось, что они одеты хуже своих сверстников. Правда, может быть, мне это просто показалось?..
      Я опять покраснел, на сей раз от стыда. Лейтенант был хитер. Он знал, в какое место надо бить Пихру, чтобы тот сломался.
      Удовлетворившись моим подавленным видом, Торро заметил:
      - Хочу предложить вам небольшое дело, в котором мне потребуется помощник. Он у меня был, но... теперь место вакантно.
      Я быстро сообразил, что речь идет о Тройо - молодом франтоватом капрале-приемщике оружейного склада, найденном несколькими днями раньше на одной из пустынных улиц столицы с пулей в голове.
      А дельце действительно оказалось простым и прибыльным. Я просто создавал на складе излишки неучтенного оружия, манипулируя ведомостями и накладными. Автоматы, патроны, гранаты и даже небольшие безоткатные орудия - все шло в дело. В определенные дни к складам подъезжал армейский грузовик с номером, замазанным грязью, я отгружал товар, и машина уходила. Куда поступало оружие, Торро не объяснял, но несложно было догадаться, что получателями его являются гангстеры, преступные синдикаты, многочисленные военизированные группировки, ратовавшие за "твердую руку" в управлении государством.
      Со временем я узнал, что помощников вроде меня у Торро было великое множество. И не только на нашей базе. Предприимчивый лейтенант-инструктор собирал дань и с торговцев наркотиками, промышлявших в солдатских бараках, и с сержантов-ростовщиков, державших в зависимости половину личного состава.
      Помощникам, естественно, перепадали крохи. Основные барыши шли Торро и тем, кто за ним стоял. А за ним определенно кто-то стоял, иначе предприятие развалялось бы в первую неделю своего существования.
      Нелегальный промысел давал неплохой доход, и сопляк Тройо попросил прибавки. Он ее получил в виде разрывной пули. У меня же хватило ума ограничиться своей долей.
      Стыдно ли мне было? Сначала - да. Но скоро стыд как-то потускнел, размылся. Иногда я будто просыпался и вспоминал, что делаю что-то не очень хорошее, однако мысли, что я - преступник, не возникало.
      Жизнь моя быстро свернула в новое русло. Я даже начал находить в ней удовольствие. Еще бы: я мог позволить себе многое из того, о чем раньше не осмеливался и мечтать.
      Нет, я продолжал любить Марцию и детей, но даже им не смел рассказать, откуда у нас появились новые красивые вещи, дорогие продукты... Наверное, только перед ними я действительно чувствовал стыд.
      Скоро Марция начала догадываться, что наше благосостояние добыто преступным путем. Я врал, она замыкалась... Так могло продолжаться очень долго, если бы не желание одного политического деятеля сделать себе карьеру.
      Случайность или закономерность?
      Буфи Илм
      Случайность или закономерность?
      Мы идем по сельве и до сих пор еще живы. Болота сменились невысокими лесистыми холмами. Собственно, это уже и не сельва в ее традиционном понимании. Все меньше и меньше попадается трансформирующихся животных и растений. Реже встречаются говорящие скорпионы, почти исчезли лианы-удавки.
      Случайность или закономерность?
      В последнее время меня все больше мучает этот вопрос. Кто или что помогло нам выбраться из бездонных трясин, предотвратило нападение хищников? Неужели это просто случайность? Тогда было бы очень обидно. И все же мне кажется, что сельва сложнее и... добрее, чем представляется на первый взгляд.
      Однако куда же мы идем? Вернее - куда придем? И есть ли цель и конец у нашего пути? Не можем же мы блуждать вечно!
      Келин сильно устала, но старается не показать этого. Как преобразилась она, оказавшись вне досягаемости для Страда и Браса. Спасибо Арвину! Без его помощи мы не смогли бы уйти из западни. Однако Келин все равно не верит в благополучный исход побега.
      А сам-то я верю в счастливый конец нашей истории? Наверное, да. Не смогу объяснить, почему. Что-то поддерживает меня в этом убеждении. Может, я просто оптимист по складу характера и хочу во всем видеть только счастливый конец? Как в сказках... Недаром Най назвал меня ребенком.
      Деревья расступаются, и мы оказываемся на огромной светлой поляне. Никогда не думал, что в сельве существуют такие большие открытые пространства.
      - Как красиво! - говорит Келин, дотрагиваясь до моей руки.
      Густая, в пояс трава кланяется на ветру. Россыпи мелких голубых цветков туманом укутывают стебли и колосья. Крохотные малиновые птички порхают над зелеными волнами, охотясь на мошек и комаров.
      - Действительно чудесно, - соглашаюсь я.
      И тут я обращаю внимание на приглушенное жужжание, доносящееся откуда-то с вершин деревьев. Задираю голову и вижу, как темное облако опускается на поляну.
      По спине бегут мурашки. Это не облако. Это рой диких пчел - огромных, лохматых, грозных. Янтарные, с черной полосой спинки, прозрачные радужные крылья, острые граненые жала...
      Келин кричит и пытается бежать, но пчелы пригоняют ее обратно и начинают прижимать нас к земле. Падаем в траву. Жужжание перерастает в гул.
      Неужели конец? Так глупо...
      В это время стена травы раздвигается и на поляну выходит человек.
      Старик.
      Капрал Пихра
      Старик.
      Воспоминания обладают способностью старить человека. Счастлив тот, кто лишен памяти.
      Прихожу в себя на огромной светлой поляне с раскидистым деревом посредине. Славная картинка: шелковая трава, голубое небо. Прекрасный островок в гниющих болотах.
      Но Наю что-то не нравится. Его волчий нюх не позволяет идти дальше. Достаю карту и пытаюсь сориентировать ее по солнцу. Все верно: вот она, граница трясин, вот дерево...
      Что же тревожит Арвина?
      - Послушай, - говорю я и выхожу немного вперед. - Здесь же ничего нет. Твердая земля, простреливаемое пространство.
      - Не знаю... Вроде бы все как надо, и в то же время что-то не так. То ли слишком много желтой пыльцы, то ли какое-то подозрительное дрожание в ветвях дерева... Психую я что-то в последнее время. Все жду реакции сельвы на пожар. А она запаздывает. Очень заметно запаздывает.
      Тьфу! Меня начинает злить его подозрительность. Интуиция - это хорошо, но нельзя без конца оправдывать его, свой страх!
      - Най! Так мы никогда не доберемся до Дерева Жизни. Джунгли полны капканов, и если мы будем обходить каждое место, где твой внутренний голос начнет поднимать панику, то просто подохнем от голода.
      Арвин молчит и о чем-то размышляет. Разум подсказывает ему одно, чутье - другое. Я понимаю, что это трудный выбор, и, чтобы не мешать, отхожу в сторону.
      - Пошли, - наконец говорит Най.
      Трава рассыпается под нашими сапогами.
      Удивительное место! Даже солнце здесь какое-то другое. Лучи его по-весеннему чисты и ласковы. Пыльца купается в них, собираясь в невесомые желтые кружева.
      Одинокое дерево ничем не отличается от своих лесных собратьев. Может быть, оно только сильнее, раскидистее. Это ролль - феррианский тополь. Древесина его идет на изготовление дорогой бархатно-серой мебели. Ствол этого гиганта мог бы озолотить какого-нибудь лесоруба. Конечно, если бы тот сумел дотащить его до поселка.
      Все спокойно. Крошечные яркие птички беззаботно порхают. Уж если и они не чувствуют опасности, то чего же тогда боится Арвин?
      - Что это? - говорит он, вдруг останавливаясь.
      Мы всего в нескольких метрах от ролля. Обыкновенное дерево, только земля под ним утыкана длинными красными иглами.
      Задираем головы и различаем в тугом переплетении ветвей огромные метелки игл.
      - Иглы на ролле?.. - спрашиваю я, недоумевая.
      Най не отвечает. Он, как зачарованный, глядит на красные глянцевые плоды. На первый взгляд, они висят неподвижно, но, приглядевшись, можно заметить, что иглы вибрируют, а плодоножки двигаются в каком-то необычном ритме.
      Наконец дерево вздрагивает, и тысячи игл со свистом летят во все стороны.
      - Ложись! - кричит Най и падает в траву.
      Бросаюсь на землю и, как на учениях, разворачиваюсь к роллю ногами.
      Наверное, это меня и спасает.
      Поляну затягивает облаком зеленого тумана. Над ухом визжат тополиные стрелы. Оборачиваюсь и вижу, что игл вокруг намного прибавилось. Одна из них торчит в боку Ная. Арвин сжал зубы, пытаясь подавить крик боли. Ползу к нему, натыкаясь коленями на колючки.
      - Быстрее! Тащи!.. - мычит Най и, как лошадь, укушенная слепнем, мотает головой.
      Ствол ролля опять гудит и вибрирует.
      Хватаю Арвина за воротник комбинезона и, упираясь в землю каблуками, волоку его к границе джунглей.
      Только бы успеть! Кровь колотится в висках.
      Зачем мне все это? Один бы я давно убежал из опасной зоны, но я все тащу и тащу тяжелое, как камень, тело Ная. Раньше я бы и не подумал рисковать жизнью за кого-либо. Что же произошло?
      Ролль раскидывает свои семена, когда мы всего в нескольких метрах от леса. Иголки уже не могут долететь до нас. Вот она - реакция сельвы. Арвия, как всегда, прав. Ферра не забывает причиненной ей боли. Сельва просто поменяла безобидные тополиные "вертолетики" на иглы, но сколько горя она принесла этой заменой. Представляю, как выглядят сейчас лесоразработки...
      Арвин начинает кричать - тонко, по-звериному.
      Выхватываю тесак и двумя движениями распарываю комбинезон. Игла хрупкая, как стекло, - ломается в руках. Наконец выдергиваю ее, и из раны бежит струя черной крови.
      Бинт! Нужен бинт!..
      Зубами отрываю от рубашки узкую длинную ленту. Накладываю повязку и даю Арвину глоток воды из фляги.
      - Сигарету! - хрипит он.
      - Давно кончились, - отвечаю я и чувствую, что сейчас поменял бы жизнь на щепотку табака.
      Две букашки с обломанными крыльями.
      Арвин Най
      Две букашки с обломанными крыльями.
      Что есть наше существование? Бесконечная вереница предательств? А может, все не так мрачно? Вытащил же меня Пихра из-под ролля, хотя никакой выгоды для себя от этого получить не может. Сельва, вернее, трудности, которые мы сами создаем себе в ее дебрях, перевоспитывают нас, пытаются переделать наше сознание. Враги незаметно становятся друзьями - разве за одно это не стоит блуждать по влажным, жарким, бесконечным лесам?
      Как жжет между ребер... Проклятая игла! Она выпустила яд в мою кровь. Глаза слипаются, будто к векам подвесили гири. Вязкая и черная пустота.
      Апатия. Противно представить, что надо вставать и идти куда-то, когда не видишь в этом ни малейшего смысла.
      Со мной такое уже было - в пересылочном изоляторе полицейского управления.
      Студенты - народ веселый! Студенческие годы, как правило, тоже самые радостные годы в жизни человека. Сила, оптимизм, энтузиазм. А какие грандиозные планы!.. На их выполнение не хватило бы и десяти жизней. Молодой ум не может не искать выходов из тупиков. Там, где старость смиряется, молодость воюет. Глупо, взбалмошно, не с тем и не так, но воюет!
      Мои же студенческие годы закончились катастрофой, ломкой всех грандиозных планов.
      Конечно, не всем удается найти денег на оплату учебы в университете. В этом смысле мне повезло. Мой дед - легендарный охотник за голубыми тушканчиками на крошечной планете - спутнике Велле, сумел сколотить небольшой капиталец, который и завещал мне для оплаты моего образования. Я видел его фотографию: сильный старик. От него мне перешли не только деньги, но и огненные рыжие волосы, и глаза цвета зеленого бутылочного стекла...
      Итак, студенческие годы. В те далекие времена одни знания меня не удовлетворяли. Я был молод, полон энергии и желания делать что-нибудь важное, бороться с несправедливостью. И вот я попал в студенческую группу, пытавшуюся противостоять реакционной реформе университета. Цель была благородной, но теперь, с вершины лет, я ясно вижу, что, не попади я в нашу группу, меня бы без труда зацепила любая другая организация вплоть до страшной "военизированной молодежи" или "Борцов за твердый кулак". У меня не было своих убеждений, да и откуда им было взяться, когда с детства телевидение накачивает тебя дикой смесью из рекламы и боевиков?
      Я был, как любили тогда выражаться, примкнувшим. Может быть, со временем из меня и вышел бы хороший боец, но этому не суждено было случиться.
      Университет гудел, как развороченный улей. Старейшее учебное заведение страны находилось в состоянии неустойчивого равновесия. Демонстрации, митинги, стычки с "военизированной молодежью" и затянутыми в защитные комбинезоны борцами за твердый кулак, которые, естественно, приветствовали реформу университета.
      Во время одной из демонстраций провокатор бросил бутылку с зажигательной смесью в полицейский бронетранспортер. Это послужило сигналом для избиения демонстрантов. До сих пор я не могу без ужаса вспоминать события того вечера. Свист дубинок и стальных прутьев, газовые бомбы, выстрелы, озверевшие лица и пустые глаза молодчиков из "военизированной молодежи"...
      Очнулся я в полицейском участке, весь в крови, со сломанной рукой.
      Меня приволокли в комнату допросов, где за дубовым столом улыбался толстый добродушный полицейский с нашивками капитана:
      - Проходите, садитесь, не стесняйтесь, - сказал он, протягивая мне сигареты. - Только предупреждаю: если вы решите меня убить, не планируйте воспользоваться стулом. Он крепко привинчен к полу!
      Полицейский захохотал, очень довольный своей шуткой. С трудом вернувшись к серьезному настроению, он приказал принести мои вещи.
      К моему глубочайшему удивлению, из кармана моего пальто проворные руки сержанта вытащили... бутылку с зажигательной смесью.
      - Не очень-то хорошо жечь бронетранспортеры, - заметил капитан.
      - Вы ее подложили! - крикнул я.
      - Конечно, - сразу согласился толстяк полицейский. - Только, кроме вас и меня, никто об этом не знает. Однако, бутылка может исчезнуть, если вы согласитесь дать небольшую информацию по вашему движению. В этом случае сержант ничего не видел.
      Сержант в подтверждение этих слов надвинул на глаза фуражку и захрапел.
      Предательство - самый тяжкий грех. Я считал так тогда, считаю так и теперь. Поэтому я здесь - в сельве...
      Прошли годы. Из памяти исчезли даты, имена, а страх остался.
      Скорее бы конец.
      Капрал Пихра
      Скорее бы конец.
      Третий день бредем через джунгли, ориентируясь по редким солнечным лучам, пробивающимся сквозь сросшиеся кроны деревьев.
      Най опирается на суковатую палку как на костыль. Рана воспалилась, и правая нога почти не сгибается. Его трясет лихорадка, но он по-прежнему зорок и подозрителен. Только благодаря ему нам вовремя удалось избежать встречи с двумя монстрами, рыскавшими по джунглям в поисках поживы.
      Арвин все чаще падает, и мне приходится поддерживать его. Еще день-два, и он не сможет идти.
      Меня тоже пошатывает от голода. Галеты кончились, а съедобных плодов почему-то не попадается.
      Как же я оказался здесь? Отчего обрек себя на страдания? Есть ли смысл во всем происходящем? Да и что, собственно, происходит с миром и со мной, как его крохотной частичкой? Кто сможет ответить на эти вопросы? Арвин? Нет. Если бы он мог это сделать, то не полз бы сейчас рядом.
      Сельва?.. Она, конечно, знает. Ведь это она - машина перерождения и замаливания грехов. И только каждому из нас известно, как велики эти грехи.
      Почему я не отрубил руку, бравшую деньги лейтенанта-инструктора Торро?!
      В тот злосчастный вечер я, как обычно, торчал в гарнизонном кабачке. Настроение было паршивым, и я пытался улучшить его при помощи джина с тоником.
      Часа через полтора пришел Торро. Он плюхнулся возле меня и, обхватив голову, что-то промычал.
      - Что? - переспросил я.
      - Конец. Крышка! - крикнул лейтенант, уставившись на меня мутными красными глазами. Он залпом осушил стакан воды и взволнованно зашептал: Ты слышал о том молодом генерале, который пообещал президенту, что очистит ряды армии от взяточников и расхитителей? Он, конечно, больше политик, чем военный. Тем оно и страшнее! Так вот: он добрался и до нашей базы!
      - Ну и что! - ухмыльнулся я, не осознавая непоправимости случившегося. - Пусть докажет, если сможет. Ни один террорист не даст против нас показаний.
      - Если прижмут, даст, - Торро посмотрел на меня, как на дремучую деревенщину. - И потом... копать ведь начнут! Могут вылезти делишки и посерьезнее торговли оружием...
      Улыбка мигом слетела с моего лица.
      - Что ты мелешь! Какие делишки? Я ничего не знаю!
      - Правильно, ты ничего не знаешь. Но тебе расскажут об этом потом, когда будут зачитывать приговор!
      Наверное, в тот момент я впервые понял, в какую трясину попал.
      - И что же теперь делать? - я старался говорить спокойно, но голос предательски дрожал.
      - Пихра, - отеческим тоном начал лейтенант-инструктор. - Чтобы расследование заглохло, надо ему кого-то подсунуть. Нужно, чтобы кто-то взял вину на себя. Хотя бы часть вины, чтобы на поверхность не выплыла ее другая, большая часть.
      - Но кого?
      - Тебя. Пойми, другого выхода нет. Дело ограничится переводом на Ферру, в экспедиционный корпус. И все будут довольны! Думаешь, этому генералу-политику понадобилась справедливость? Как бы не так! Он борется за удобное кресло и только! А тебя не забудут. Процент на твой счет в банке будет идти аккуратно. Да и на Ферре будешь жить не хуже, чем на курорте. А вернешься домой...
      Дослушать я не успел, потому что Торро не успел договорить. Моя рука вдруг поднялась над стойкой и опустилась на голову лейтенанта-инструктора. Тот мешком свалился на пол и остался лежать среди окурков и бумажек от жевательной резинки.
      Словно из-под земли вырос военный патруль, и скоро я валялся на столе, связанный по рукам и ногам.
      Разбирательство тянулось долго. Торро, как и следовало ожидать, от всего отвертелся. Покровители не дали его в обиду, а может, испугались за свое благополучие. Негодяй Торро определенно был "талантливым человеком".
      Не могу сказать, что ход разбирательства меня не интересовал. Конечно, хотелось отделаться полегче, но по-настоящему меня волновало только одно: как все случившееся отразится на детях, жене, наших отношениях.
      Все закончилось, как и предвидел Торро. Все грехи списали на меня, генерал-правдолюбец занял вожделенный пост и успокоился. Постепенно дело заглохло, и я был переведен в феррианский экспедиционный корпус. Даже без понижения в звании...
      - Пихра, - раздался глухой, словно вырвавшийся из могилы голос Ная. Мы сбились с пути.
      Достаю карту и пытаюсь определить, куда мы попали. Огромный лесной массив расползся на бумаге уродливой кляксой, красный пунктир маршрута рассек его пополам. И никаких ориентиров, кроме ненадежных солнечных лучей.
      Арвин тяжело опускается на кочку. Глаза его блестят. Вдруг, взмахнув рукой, Най на лету ловит стрекозу и подносит ее к лицу. Он долго рассматривает насекомое, затем разжимает кулак. Стрекоза некоторое время вхолостую вращает радужными крыльями, потом, справившись с испугом, срывается и уносится в небо.
      - Надо идти, - говорю скорее себе, чем Арвину. - Необходимо выбраться из топей. Здесь мы умрем от голода.
      Най кивает и делает попытку подняться, но ноги не слушаются. Поддерживаю его за локоть, давая возможность опереться на костыль. На измученном лице Арвина появляется улыбка. Давно я не видел его улыбающимся.
      Не знаю, почему, вдруг ощущаю прилив сил. Вроде и болото стало светлее и мельче...
      И действительно, вскоре деревья расступаются, давая место горячим солнечным лучам.
      Продираюсь сквозь сплошную стену колючего кустарника и падаю в траву.
      Арвин Най
      Продираюсь сквозь сплошную стену колючего кустарника и падаю в траву.
      Рядом хрипит Пихра.
      Как он тогда сказал: "Мы с тобой теперь вроде братьев?" А ведь действительно похоже: и цель, и судьба едины.
      Поднимаю голову и вижу тихую светлую поляну. На краю ее - хижина, утопающая в зарослях цветного бамбука. После подвального полумрака сельвы яркие краски ласкают взгляд.
      С трудом поднимаемся и, шатаясь, бредем к хижине.
      Из кустов вылезают десятка полтора глиняных человечков. Они рассеиваются по поляне и, крутя безглазыми головами, принимаются разыгрывать свою вечную пантомиму. Куклы маршируют, сбиваются в тесные группки, присаживаются, падают на землю.
      Никто еще не смог объяснить, какие силы приводят их в движение. Аборигены просто лепят человечков из мягкой речной глины, и те оживают, включаясь в непонятную, немного жутковатую игру. Зачем аборигены делают глиняных человечков? Никто не знает. И все же какой-то смысл в их существовании определенно есть.
      Дельцы-перекупщики - люди энергичные и предприимчивые - пытались наладить экспорт кукол на Эсту, но вне сельвы те мгновенно превращались в обыкновенные куски глины. Против воли на ум приходит аналогия с человеком, легкие которого поражены желтыми спорами.
      В хижине тихо и прохладно. Крыша из пальмовых листьев дышит на легком ветерке, работая лучше любого кондиционера. Утрамбованный земляной пол чист, будто по нему секунду назад прошлись влажным веником. Ажурные живые стены пропускают внутрь красноватые лучи заходящего солнца. Но самое удивительное, что этот чудесный дом сработан без помощи пилы и топора. Сельва сама построила его по одной ей известному проекту. Корни деревьев превратились в балки и колонны, ветви сплелись в стены, листва образовала надежную неувядающую кровлю. Как говорил Вуфи Илм: "Аборигены - частица сельвы, а разве целое обидит свою часть?" Воистину так! Жалко только, что этот мудрый закон не всегда распространяется на человеческое общество. Хотя... свой замок надо строить своими руками.
      - Эй, есть тут кто живой? - кричит капрал. Ответом ему служит молчание. Да... Наше вторжение в сельву обошлось ее обитателям гораздо дороже, чем нам самим. Что болота и монстры по сравнению с болезнетворными микробами? Наверное, когда-то и этот поселок был полон жизни, смеха, суеты.
      Идем к дверям и сталкиваемся со стариком аборигеном, несущим в руках охапку свежей травы. Глаза его черны и бездонны. Сухое обнаженное тело молодо, голова же седа.
      Над стариком вьются две огромные черно-желтые пчелы. Они рассерженно гудят и выпускают свои страшные ядовитые жала.
      Абориген машет рукой, и пчелы улетают.
      - Привет, - машинально говорит Пихра, совершенно забыв, что лесной житель не может его понять.
      Старик молчит. Его глаза косятся на автомат и закатываются под веки. Может, таким образом у аборигенов принято выражать свое неудовольствие?
      Мы собираемся знаками дать понять старику, что хотим есть, но в этот момент с поляны доносится громкий заразительный смех.
      Пихра отбрасывает старика в сторону и одним прыжком преодолевает расстояние в несколько метров. Автомат оживает в его руках: щелкает предохранитель, с хрустом входит в гнездо тяжелый рожок.
      Опираясь на палку, ковыляю к выходу. На секунду забываю о боли в боку: прямо перед нами целые и невредимые стоят Вуфи Илм и Келин Квинн...
      Биолог держит в руках какие-то крупные желтые плоды, на голове женщины венок.
      Удивительная встреча!
      Буфи Илм
      Удивительная встреча!
      Глаза капрала полезли на лоб. Кажется, он вот-вот выронит автомат. Най привалился к стене хижины, наверное, впервые в жизни забыв об осторожности.
      Келин испугалась. Чувствую, как напряглось ее тело, в глазах проснулся страх. Капрал для нее - символ опасности, и сколько еще должно пройти времени, прежде чем она поймет, что настоящая опасность носит дорогой костюм, а не грязный рваный комбинезон.
      Я удивлен не меньше, чем Келин, однако страха не ощущаю. Наоборот как это ни странно, мне радостно видеть Арвина и Пихру. Только теперь начинаю осознавать, как много они для меня значат. Люди, вместе прошедшие тяжелое испытание, не могут оставаться чужими.
      - Вуфи! - кричит Арвин наконец придя в себя. - Не верю своим глазам! Вы живы, а ведь мы были уверены, что сельва давно расправилась с вами.
      - Как видите, мы целы и невредимы, - отвечаю я, улыбаясь. - Не знаю, чем это объясняется, но тем не менее это факт!
      - Везение. Удивительное везение! - подает голос капрал.
      - Не думаю, что только оно, - говорю я и в этот момент замечаю, что грудь Ная обмотана тряпками, насквозь пропитавшимися кровью.
      - Вы ранены, Арвин? - спрашиваю я, и будто в подтверждение моих слов лицо проводника бледнеет, и он сползает в траву.
      Бросаемся к нему и осторожно переносим его в хижину. Келин бежит за водой, а мы с капралом понемногу начинаем разматывать повязку. Ткань присохла, приходится срезать ее ножом.
      Наконец сходит последний слой, и открывается страшная рана. Тело вокруг нее посинело, опухло. Под истончившейся кожей обозначились черные клубки вен.
      Дело плохо. Похоже на заражение.
      Делаю надрез и промываю рану. Подходит старик абориген, протягивает мне толстый, будто покрытый воском лист. Прикладываю его к ране и делаю свежую повязку.
      Видимо, задеваю Арвина неловким движением, потому что он приходит в себя и морщится от боли.
      - Ну как? - спрашивает Пихра.
      С удивлением отмечаю в его голосе неподдельное волнение.
      - Ничего. И не из таких передряг выкарабкивались, - говорит Най. Он очень старается, чтобы голос его звучал бодро.
      Возвращается Келин с каской, полной воды. Арвин жадно пьет, а потом обессиленно откидывается на руки капрала.
      Келин забыла о своих страхах и теперь с жалостью смотрит на измученных сельвой людей.
      - Как же вы дошли сюда? - спрашивает Арвин, и по всему чувствуется, что вопрос этот его очень волнует. - Даже нам с капралом эта дорога показалась адом, а ведь у нас было оружие, опыт...
      - Одна и та же дорога может быть покрыта мягкой травой и ядовитыми шипами, - отвечает Келин и сама пугается своей смелости.
      - Действительно, - подтверждаю я. - Сельва словно играла с нами. Как котенок, который, если и покажет коготки, то совсем маленькие и не опасные. Может, она чувствовала, что мы не способны причинить ей вреда?
      - Ерунда! - рубит воздух ладонью капрал. - Вы же сами говорили, что сельва и не замечает присутствия человека.
      - Зато она очень хорошо чувствует результаты его присутствия. Сельва намного сложнее всего, что мы можем думать о ней.
      - И все же слишком много совпадений, чтобы не заподозрить в этом какой-то смысл, - неожиданно поддерживает меня Арвин. - Джунгли бесконечные, но мы все почему-то приходим в одно место.
      - Ну мы-то не сами сюда пришли, - отвечает Келин. - Скорее нас с Буфи сюда привели.