Праздник запомнился. Позже Млый рассказал о нем Роду, ему хотелось, чтобы и тот дома устроил подобное представление, а против быка выступил бы он сам, Млый. Но Род подсмеивался над ним, отшучивался, и Млый не нашел ничего лучше, чем обидиться.
      Давно это было, со вздохом признался сам себе Млый. Каким же он тогда был еще мальчишкой. А желание участвовать в честном поединке без оружия осуществилось странным образом здесь, в Нави. Только бы лучше, наверное, этого с ним не случалось вовсе.
      Пообедали тут же, не заходя в трактир. Темный купил рыбу и овощей, от вина Млый отказался, пил воду. Потом Темный предложил сходить в баню.
      В баню Млый направился с удовольствием. За время путешествия, когда не всегда удавалось найти даже ручей, кожа покрыла шершавая корка грязи, волосы испачкались так, что их трудно стало расчесывать. Одним словом, баня была именно тем, что нужно.
      Городская баня оказалась совсем не такой, к какой привык Млый. Не было парилки, зато имелись приличный бассейн и мыльня. Темный заплатил банщику, и тот от души мял и массажировал постанывающего от удовольствия Млыя на каменной лавке. Уходить от влажного тепла не хотелось, в бане Млый пробыл до самого ужина, а потом, сопровождаемый все тем же Темным, отправился в гостиницу, где в комнате, напоминавшей казарму с множеством коек, для него нашлась постель. Уснуть ему не помешали ни докучные разговоры других постояльцев, ни пьяные крики, доносящиеся из трактира.
      Проснулся Млый бодрым и, как ни странно, в прекрасном настроении. Ощущение, что сегодня он идет на привычную охоту, а не на страшный бой без оружия, не покинуло его даже тогда, когда он обнаружил около кровати все тех же трех стражников.
      - Охраняете? - осведомился он, открыв глаза и увидев мрачную физиономию старшего из команды. - Это правильно. Дайте для порядка вон тому пьянице по шее, чтобы так не вопил в день светлого праздника Эгеры.
      Пьяницу тут же стукнули по затылку древком копья, и он испуганно замолчал. Командовать Млыю понравилось.
      - А теперь принесите что-нибудь поесть, да побыстрее!
      Приказание выполнили с угодливой поспешностью, про деньги не было сказано ни слова.
      Выйдя на улицу, Млый послал одного из охранников за чистой водой для питья и умывания, потом распорядился достать где-нибудь масла для умащения кожи, чтобы каждая мышца стала скользкой и упругой.
      Масло принесли тоже, но старший страж неожиданно наклонился к его уху и зловеще прошептал:
      - У тебя осталось совсем немного времени куражиться. Эгера ждет. Пошли, горец! Слышишь, как зовет тебя медведь?
      Даже у гостиницы был слышен злобный рев, доносящийся из ямы. Млый подумал, что, очевидно, медведя сейчас дразнят, кидая в него камнями, но дело обстояло даже хуже, чем он предполагал. Пока они с трудом пробивались к месту боя через толпу, запрудившую ширину улицы, рев все нарастал, и в нем слышалось столько ярости и боли, что Млыю стало не по себе.
      На площади стража уже освободила узкий проход, чтобы Млый мог беспрепятственно добраться до ямы, и, подойдя к ее краю, он увидел, что в медведя тычут длинными тонкими шестами с горящей на концах паклей. Запах паленой шерсти стоял над площадью.
      "Кто тут у них главный? - почему-то подумал Млый, так и не удосужившийся накануне расспросить Темного о государственном устройстве города. - Кто заправляет всем этим? Жрецы, аристократия, совет лавочников?"
      Но сейчас выяснять подобные подробности было просто нелепо. Млыя стали подталкивать в спину древками копий, и он гневно обернулся, собираясь сказать, что этого делать не следует - спрыгнет сам. От одного его взгляда стражники отшатнулись, как от удара.
      - Пусть Эгера решит, чью взять кровь! - выкрикнул с противоположного края площадки высокий старик с посохом, украшенным костяным набалдашником. - Но пусть останется милостива к нам!
      - Пу-у-усть! - откликнулась эхом толпа.
      Сейчас Млыю было не того, чтобы разглядывать зевак, его внимание полностью поглотил медведь, которого наконец перестали травить, но ярости от этого у хищника не убавилось.
      Зверь метался по кругу, иногда принимался свирепо грызть вбитые в землю колья, поднимался на задние лапы и ревел так, что закладывало уши.
      Млый дождался, когда медведь окажется к нему спиной, и спрыгнул вниз.
      Как ни мягок был прыжок, медведь его все же услышал. Он тут же развернулся и бросился на врага.
      Зверь не сразу поднялся на задние лапы, чтобы обхватить противника, а сначала пронесся по площадке, как таран, желая только одного - настичь и изувечить. А возможно, он просто хотел немедленно пустить в ход зубы, подмяв под себя одного из своих мучителей.
      Отскочить в сторону Млый успел, но медведь все-таки задел его боком, и юноша оказался отброшен в сторону. Каким-то непостижимым для себя образом Млый все же сумел сгруппироваться и, перевернувшись несколько раз, опять вскочить на ноги. В это время медведь уже поднялся на задние лапы и пошел ему навстречу.
      Зверь выглядел громадным. Голова Млый оказалась где-то на уровне его груди, а длинные лапы с внушительными когтями не позволяли приблизиться настолько, чтобы попытаться обхватить туловище руками.
      Млый вдруг понял, что все вчерашние наблюдения, когда он разглядывал медведя, стараясь выявить его слабые стороны, вроде пораненной лапы и запекшейся на лопатке крови, на самом деле ничего не значат. Зверь был силен, зол и агрессивен. К тому же его растравили так, что он просто перестал обращать внимание на полученные царапины. Ему хотелось только одного - смерти своего мучителя. И этим мучителем для него сейчас был Млый.
      В очередной раз увернувшись от вытянутых лап, Млый постарался обрести хладнокровие. В толпе засвистели, на площадку полетели камни - зрители неистово орали, требуя, чтобы противники немедленно сошлись в смертельном поединке. Все маневры Млыя воспринимались ими как трусость.
      - Ату! Ату его! - слышал Млый несущиеся сверху науськивания. - Возьми его, бурый!
      Как ни изворотлив был Млый в своих прыжках, медведь не уступал ему ни в настойчивости, ни в быстроте реакции.
      "Да медведь ли это? - мелькнула у Млыя опасливая мысль. - Уж больно стремителен и хитер!"
      Если бы не опасность самой ситуации, эту возню Млыя с медведем можно было воспринять, как детскую игру в жмурки. Только глаза у водящего были открыты и неотрывно следили за всеми передвижениями жертвы.
      Млый опять споткнулся, потом еще раз, еще. Лапа медведя, казалось, едва коснулась его плеча, но кожа оказалась распоротой как бритвой и тут же окрасилась кровью.
      Толпа восторженно взревела.
      Еще вчера Млый продумал тактический ход поединка. Пока все шло примерно так, как он и предполагал. Медведь будет нападать, он уворачиваться до тех пор, пока не измотает зверя, а потом надо каким-то образом вскочить ему на спину и схватить за голову. Вот только бы еще и удержать!
      Чувствуя, как толчками вытекает из раны кровь, Млый подумал, что, видимо, пора переходить к решительным действиям. Неизвестно, насколько серьезно его сумел зацепить медведь, рука пока слушается, но потеря крови неизбежно ослабит его. Так что дожидаться, когда это случится, не стоит.
      Второй удар лапой пришелся по спине и сбил Млыя с ног.
      Подняться он не успел, медведь навалился сверху, левая рука Млыя оказалась у него в пасти.
      Ворочаясь под тяжелой тушей, Млый извивался, как червяк, тянул на себя руку, чувствуя, что клыки вонзились в мышцы.
      Другой рукой он шарил вокруг в поисках опоры и вдруг наткнулся на один из камней, брошенных раньше сверху.
      В дальнейших действиях Млый себе отчета уже не отдавал. Он наотмашь ударил зажатым в руке камнем медведя по морде. Потом еще раз. Он не слышал ни рева медведя, ни криков толпы, а только бил и бил. Зубы на левой руке наконец разжались, и Млый сумел подняться. Медведь мотал головой и тер лапой залитую кровью глазницу.
      Млый прыгнул на него сзади, как на необъезженного коня, обхватил толстую шею в мертвом захвате и попытался сдавить.
      Неожиданно медведь упал на спину и Млый опять оказался внизу, но хватку не ослабил. Он чувствовал, как трещат его собственные кости, но продолжал, упираясь лопатками в землю, поворачивать голову зверя вбок. Все сильнее и сильнее, не задумываясь о том, сумеет ли уже сам выйти из этой схватки живым.
      У медведя хрустнули шейные позвонки, лапы вдруг обмякли и стали судорожно скрести когтями землю. Млый напряг последние силы и рванул медвежью голову так, словно хотел оторвать ее совсем.
      Сразу вслед за этим над площадью пронесся разочарованный вой зрителей.
      - Эгера грозит нам бедой! - среди общего шума выделялся голос старика с посохом. - Будет трудный год!
      - Бу-у-дет!
      Млый выполз из-под мертвой медвежьей туши и устало, как крестьянин после жатвы смахивает пот, вытер с лица кровь.
      ПОБЕГ
      - Неужели ты надеялся, что Млый не сумеет справиться с медведем? Какая наивность!
      - Не скажи. Медведю помогала Марена.
      - Лучше бы она сразу прикончила Другого, чем заставлять выделывать все эти шутовские ужимки и прыжки. Так было бы честнее.
      - Марена ведет с ним свой диалог на привычном для нее языке. Не нам обсуждать, что она делает правильно, а что - нет.
      - Как бы не так! Свалился Млый в Навь, словно нам в наказание. Я уже устал всюду таскаться за ним.
      - Вот и занялся бы им всерьез. Кто тебе мешает?
      - Ты уже попробовал. Что из этого хорошего вышло?
      - Ладно, не горячись! Не хватало только нам из-за этого Другого поссориться.
      В Млыя все-таки швырнули несколько камней, когда он поднялся рядом с тушей мертвого медведя. Раздраженные неудачным жертвоприношением зрители не собирались расходиться, и Млый подумал, что ему вряд ли удастся выбраться из ямы живым - забросают камнями или добьют копьями.
      Запрокинув голову, он стоял в центре ямы чужой, одинокий, обводя взглядом беснующуюся толпу, и прямо над ним горели дневные холодные звезды.
      Наконец вниз бросили лестницу, по ней спустились какие-то люди - то ли жрецы, то ли просто зеваки, и Млыю позволили выбраться наверх.
      Сил не осталось даже для того, чтобы достойно и неторопливо одолеть несколько ступеней. Ноги предательски соскальзывали с перекладин. Только сейчас Млый почувствовал, что ранен, и ранен серьезно. Прокушенная рука почти не слушалась, спину жгло как огнем, каждый вдох давался с трудом очевидно, были сломаны несколько ребер.
      С ним рассчитались по- честному. Правда, пятьсот монет в руки Млыю так и не попали, мешочек с деньгами передали трактирщику, тут же вынырнувшему из толпы. Но Млый не спорил. Тело охватил холодный озноб, он почти ничего не видел и двигался только благодаря остаткам воли.
      Он еще нашел в себе силы добраться, сопровождаемый уже не стражей, а какими-то совершенно незнакомыми людьми, до известного трактира, где его отвели в тесный чулан. Он тут же упал на подстилку из соломы и провалился в небытие.
      События последующих дней он помнил плохо. Да и не было никаких событий, если не считать прихода высокого старика с посохом, того самого, что предварял борьбу с медведем обращением к Эгере, да редкими появлениями мальчика-прислужника, приносившего еду и питье. Большую часть времени Млый провел в забытьи, ощущая жар в ранах и холодную испарину на коже. Его никто не лечил.
      На четвертый день он сумел подняться. Больше всего Млый боялся, что раны начнут гноиться, тогда не избежать заражения крови, но, кажется, молодой организм справлялся с болезнью успешно. Привалившись спиной к стене, Млый впервые осмысленно оглядел свое убежище, свет в которое попадал только через широкие щели в двери, и вспомнил о Сторожиче и о Темном, а потом подумал о мече.
      Хозяин - сволочь! Обещал отдать меч сразу после борьбы с медведем. Да и Сторожич хорош! Говорил, что вернется через два-три дня, а прошло значительно больше. Неужели дасу решил больше не связываться со мной? И куда подевался Темный? Ведь именно он втравил меня в эту историю. А теперь пропал.
      О пропавшем невесть когда яйце птицы Стах Млый не жалел. Что толку от одного дня, пусть даже и наполненного счастьем? Нужно выбираться из Нави и жить, жить!
      Млый попробовал встать, держась за стену. Колени предательски дрожали, каждый шаг отдавался в грудной клетке острой болью, но, тем не менее, он добрался до двери и попробовал открыть. Дверь была заперта!
      Это еще что такое! Млый хотел крикнуть хозяина, но скоро убедился, что может только негромко говорить, голос его не слушался.
      В любой другой момент он вышиб бы эту дверь одним ударом ноги, но сейчас ему пришлось смириться и вернуться на подстилку.
      Надо дождаться прихода мальчика. Тот обязательно принесет еду и питье, тогда Млый попытается выяснить, в чем, собственно, дело. А пока - спать.
      Очнулся он часа через два от скрипа двери. Млый вскинул голову, ожидая увидеть кого-нибудь из посетителей, но, кажется, дверь открылась сама по себе. Видимо, ее успели отпереть, пока он спал. Эти фокусы Млыю не понравились. Зачем было держать его взаперти, а потом предоставлять полную свободу? Здесь что-то не так.
      На этот раз Млый встал с постели уже легче. Если прижимать сломанные ребра рукой, то при ходьбе боль ощущалась слабее. Будь рядом Сторожич с его травой, то раны бы затянулись почти мгновенно, а так приходилось терпеть. Млый опять пошел к двери, но перед самым порогом запнулся волочащимися ногами о половицу и полетел кувырком. И это его спасло.
      Падая, он толкнул незапертую дверь и перекатился через порог. Шипя от боли, попытался подняться, и вдруг отчетливо увидел, что дверной проем от косяка до косяка затянут рыжей паутиной из человеческих волос. Сетка приходилась как раз на уровень груди, и если бы Млый не запнулся и не упал, то шагнул как раз в расставленную ловушку. Что с ним произошло бы в следующий момент, догадаться не трудно. Точно такую же ловушку на него уже ставили в степи - тогда спастись ему помогло только вмешательство дасу.
      Коридор, в котором оказался Млый, был пуст. Возвращаться в чулан, подвергаясь опасности задеть паутину, Млый не стал. Он медленно побрел к выходу в трактирный зал, ориентируясь на шум голосов и горя желанием немедленно разобраться с хозяином.
      Во-первых, - меч! Во-вторых, надо выяснить, кто посмел поставить на него ловушку, пока он больной и беспомощный валялся на грязной подстилке в чулане. В-третьих...
      У Млыя накопилось много вопросов.
      С его появлением в зале все смолкли. Застыв в проеме двери, прижимая рукой сломанные ребра, Млый глядел на приоткрытые рты, выпученные глаза так напугать веселящуюся и бесшабашную толпу могло бы только привидение.
      - Смотрите! - раздался чей-то дрожащий голос. - Он поднялся!
      - Он выжил! - закричали остальные. - Эгера больше не сердится на горца!
      Трактирный зал опять взревел, взорвался приветственными криками, к Млыю уже протискивались какие-то мужчины, держа в руках кружки с вином и предлагая выпить за счастливое исцеление; на крохотной танцевальной площадке перед очагом ударили в бубен и заиграли на рожке. Млый был так слаб, что не смог противиться настойчивым приглашениям, позволил увести себя за стол. Тут же перед ним появился трактирщик, вытирая на ходу большой кувшин с вином.
      - Выпей, горец, - сказал хозяин (таким голосом могло бы заговорить ожившее оливковое масло). - Ты победил заслуженно. А главное, Эгера больше не сердится, ведь она оставила тебя в живых.
      - Возможно, - Млый осторожно отхлебнул из кружки, словно опасаясь, не отравлено ли вино. - Но кто, скажи, тогда поставил на меня ловушку, пока я спал? Если бы не случай, я бы погиб!
      - О чем ты говоришь? - лицо трактирщика плаксиво сморщилось, как будто Млый смертельно его обидел. - В моем доме?
      - В твоем, твоем, - грубовато повторил Млый. - Меня только что хотели убить.
      - Не может быть, - трактирщик растерянно развел руками, обращаясь ко всему залу. - Вот свидетели, как я смиренно ухаживал за тобой после борьбы с медведем. Я дал тебе кров и постель, я заботился о твоей еде...
      - Ну, это ты можешь рассказывать кому угодно, только не мне, - Млый приподнялся с лавки. - Пойдем, посмотрим на твой гостеприимный кров, а заодно убедимся, как на меня охотились.
      Толпа повалила за ним и трактирщиком, иногда напирая сзади так, что Млый был вынужден остановиться и прикрикнуть, чтобы не мешали.
      Дверь в чулан была распахнута по-прежнему. Осторожно, не доверяя зрению, Млый подошел ближе и вдруг увидел, что проем пуст - от паутины ни следа.
      - Где ловушка? - запричитал хозяин. - Зачем ты пытаешься меня опорочить? Все знают мою честность, - трактирщик вошел в привычный экстаз и, колотя себя кулаком в грудь, стал переходить от одного посетителя к другому, словно искал защиту и понимание. - О, зачем Эгера послала мне это испытание! Сначала горец чуть не уничтожил мой трактир, потом, когда я больного и слабого приютил его, хочет незаслуженно оскорбить! О, как я оскорблен!
      Его крики Млый почти не слышал. Он внимательно оглядел дверные косяки, потом присел на корточки. Наконец, найдя на полу щепочку, осторожно провел ее по воздуху. Никакого сомнения - паутина исчезла.
      - Хватит вопить! - сзади раздался громкий, привыкший к приказаниям голос, и трактирщик тут же замолчал. - Горец был болен. Мало ли что могло ему почудиться. Главное, Эгера по-прежнему милостива к нам!
      - Эгера! - послушно взревела толпа.
      Млый обернулся и увидел высокого старика с посохом. Теперь сомнений у него не оставалось - это жрец. Жрец стоял с невозмутимым лицом, его седая борода почти достигала пояса, но мощная прямая фигура вовсе не казалась старой.
      - Скажи, - обратился к нему Млый, чувствуя, что если кто и способен ответить на его вопросы, так это он. - Вы всегда пытаетесь убить чужестранцев, попадающих в ваш город?
      - Никто так не милостив к людям, как Эгера, - загадочно ответил старик. - Разве у тебя не было шанса победить?
      - У меня, может быть, и был. А вот у других...
      - Ты слишком самонадеян, горец. Но Эгера пощадила даже тебя.
      - Мне обещали вернуть меч, - напомнил Млый.
      У него опять закружилась голова, и он непроизвольно оперся рукой о стену.
      При упоминании о мече, в зале возникла заминка.
      - Я что-то не так сказал? - удивился Млый. - Разве ты не говорил мне, - он вновь обратился к трактирщику, - что вернешь меч сразу же после боя?
      - Темный сказал, что ты решил принести меч Эгере в жертву, - смущенно признался трактирщик. - Ты так хотел выздороветь, что пошел на это. Темный сам отнес меч в храм.
      - Как же так? - не понял Млый. Без достойного оружия продолжить дальнейший путь казалось ему невозможным. К тому же это подарок Рода. - Вы ведь обещали. А где Темный? - вспомнил он о своем странном знакомом.
      - Кто его знает? - отозвались из толпы. - Кажется, он ушел из города несколько дней назад.
      - Что же мне теперь делать? Разве нельзя забрать меч?
      - Эгера не отдает ничего, - старик повернулся к Млыю спиной, словно потерял к нему всякий интерес.
      - Но это мой меч, - продолжал настаивать Млый, чувствуя, что его просьбы бесполезны. - Я не собирался его жертвовать никому. Темный обманщик!
      - Даже если так, - снисходительно согласился старик, - то меч все равно останется у Эгеры. Да и зачем тебе меч? Разве о тебе не заботятся, не потакают твоим капризам и не пытаются помочь? Смотри, Эгера может рассердиться вновь.
      При этих словах среди посетителей трактира пронесся ропот.
      Млый отступил.
      Еще два дня, не чувствуя в себе достаточно сил, чтобы уйти из города, он провел в опостылевшем трактире. Раны затягивались медленно, но дышать он уже мог без болезненного стеснения в груди, а рука постепенно обретала подвижность.
      Хуже было другое - он теперь боялся крепко заснуть, чтобы не подвергнуться внезапному нападению. Никому из тех, кто окружал его, он больше не доверял.
      То, что на дверях чулана неожиданно появилась ловушка из волос Марены, можно было объяснить, как предупреждение. Настораживало и отсутствие Темного. Теперь у Млыя не оставалось сомнений, что все козни, подстроенные в городе - дело его рук. Потому Темный и исчез так неожиданно, что понял первоначальный план погубить Млыя в схватке с медведем не удался. Позже в ход пошла ловушка.
      С другой стороны, Млый ощущал нарастающую опасность со стороны жреца, имени которого он так и не узнал. Все его попытки расспросить о старике подробнее у хозяина или у мальчика-прислужника оставались неудачными. А между тем старик жил здесь же, в трактире, в одной из комнат, дверь в которую вела прямо из-под лестницы. Такое соседство казалось очень странным - разве жрецу место в разбойничьем вертепе?
      Через пару дней у Млыя созрела уверенность, что просто так покинуть город ему не позволят. Складывалось впечатление, что о его роли вечного пленника знают все, но говорить в открытую не решаются. Когда он в первый раз осмелился выйти из трактира на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха, вокруг немедленно собрались зеваки, и в их поведении Млый почувствовал любопытство зрителей, пришедших посмотреть на смертника.
      Несомненно, ему отводилось место участника какого-то грозящего бедой представления. Оставалось только выяснить - какого? Об этом Млый ничего не знал.
      Кормили его все хуже. Трактирщик неоднократно намекал, что делает это из жалости, хотя пятьсот честно заработанных Млыем монет давно перекочевали в его карман. Но крова и жалкой постели пока не лишали. Стиснув зубы, Млый продолжал терпеть настойчивые намеки хозяина, что скоро ему предстоит заняться делом, а не валяться в каморке бесполезным бревном.
      Млый примерно догадывался, чем закончатся подобные намеки. Сначала перестанут кормить, потом предложат работу, например, тем же вышибалой, а если не согласится - вышвырнут на улицу безо всякого сожаления.
      Уйти безоружным в степь он не решался. Он знал, как много значит меч в этом мире.
      Когда Млый почувствовал себя в силах дойти до храма Эгеры, он направился туда. Так же, как и в день перед битвой с медведем, его сопровождала толпа зевак. Но сейчас добровольные попутчики даже не пытались держаться на почтительном расстоянии, а окружали его плотным кольцом, обращаясь к Млыю запросто, как к товарищу.
      - Будешь приносить жертву Эгере? - рядом с Млыем шел, приволакивая правую ногу, грязный калека. В его ухе болталась медная круглая серьга, указывающая на то, что он совершил паломничество в другой, ставший Млыю известным город этого мира - Земну. - Если надумаешь брать шлюху, то выбирай рыжую Дору. Девка, что надо! Хочешь, я сам скажу ей, чтобы подошла?
      Млый не удостоил его ответом. В середине пути он почувствовал, что очень устал, ныла грудная клетка, нога слушалась все хуже. Но больше всего раздражали зеваки.
      В бухте по-прежнему стояли суда. Теперь их осталось всего два, значит, третий покинул порт. Впервые Млый подумал, что из города можно выбраться и по морю. Эта идея ему неожиданно понравилась, и он решил обдумать ее как следует позже, а пока надо все-таки добраться до храма, посмотреть, нельзя ли вызволить меч.
      Он посидел на каменной причальной тумбе, разглядывая водную гладь, потом поднялся и пересек площадь. Направляясь к переулку, ведущему к капищу, он вдруг остановился так резко, что идущий чуть сзади калека ткнулся ему в плечо - навстречу шел Отшельник.
      Еще никогда Млый не чувствовал себя таким беспомощным. Если бы можно было затеряться в толпе или спрятаться за угол какого-нибудь дома, то он так бы и сделал, но Отшельник застиг его врасплох на открытом пространстве площади. Оставалось только стоять и ждать, что случится.
      Отшельник приближался в своей обычной манере, словно плыл над самой землей, не касаясь ее ногами. Черный широкий плащ чуть развивался от дуновения легкого морского бриза. Глубокие провалы глазниц как всегда не давали уловить взгляда.
      "Барон Суббота, или кто-нибудь из его сподвижников? - лихорадочно гадал Млый, прикидывая, что вряд ли сможет уклониться от удара, если Отшельник решит напасть. - Но, кажется, Сторожич говорил, что Отшельники в городе не опасны. По крайней мере, на открытую схватку не пойдут!"
      Млый почувствовал, как по мере приближения Отшельника толпа за спиной постепенно пятится, оставляя его один на один с противником.
      - Тебе непременно нужен Барон Суббота?
      Вопрос застал Млыя врасплох, он почему-то не предполагал, что Отшельник вступит с ним в разговор.
      - Какая разница, - медленно выговорил Млый. - Главное, что я встретился с врагом.
      - В Нави следует забыть старые счеты, - тон голоса Отшельника был вполне благожелателен, и Млый немного расслабился, поняв, что немедленная схватка ему сейчас, пожалуй, не грозит. - Мало того, я твой должник...
      - Должник? - удивился Млый. - Что ты мне должен, удар или жизнь?
      - Наверное, все-таки жизнь. Помнишь, как ты помог мне бежать из плена?
      - Я уже пожалел об этом, - признался Млый. - И не думал, что мы встретимся вновь.
      - Пути судьбы извилисты, - Отшельник остановился в трех шагах. - Но теперь пленник - ты.
      - Хочешь помочь мне покинуть город? - насмешливо спросил Млый. - Но куда ты отведешь меня на этот раз? К Марене?
      - Ты неправильно меня понял. Я пришел дать совет. Оставайся!
      - Здесь? - Млый обвел рукой площадь, словно забыл о своем недавнем желании действительно остаться среди себе подобных. - В этом уродливом мире?
      - А чем он хуже того, в который ты так стремишься вернуться? По крайней мере, здесь весело.
      - Весело настолько, что развлечением для его жителей является смерть гостя.
      - Это всего лишь испытание. И ты его выдержал. Теперь никто не тронет тебя.
      - Тогда скажи, почему мне не отдают меч? Почему за мной постоянно следят? Кто правит этим городом? Только не говори, что жители делают это сами.
      - Зачем тебе оружие и новые невзгоды? Ты хочешь вернуться в Явь из чистого упрямства. Вернуться, чтобы умереть от старости или от болезней. А в Нави ты будешь бессмертен.
      - Навь - это бессмертие смерти. А мне нужна жизнь!
      - Ты даже не знаешь, о чем споришь. Но - берегись! Если ты действительно решишь бежать из города, то тебя ожидают неприятности.
      - Зря грозишь, - у Млыя пропал страх. - Я готов снова вступить с вами в битву. Верните меч!
      - Так забери его, - безразличным голосом сказал Отшельник. - Но как только ты возьмешь в руки оружие, ты будешь обречен.
      Отшельник отвернулся, и толпа послушно расступилась, освобождая ему дорогу.
      Как только Отшельник пересек площадь и скрылся в одной из улиц, Млыя вновь окружили всюду следующие за ним зеваки.
      - Ты знаешь, кто это был? - спросил Млый у калеки. - Разве Отшельники живут в вашем городе?
      - Нет, но они сюда приходят. Их потому и называют Отшельниками, что они несут службу Эгере в одиночку. Их слушаются даже жрецы.
      - И это все, что ты можешь мне сказать?
      - Мы предпочитаем об Отшельниках не говорить. Они - сами по себе, мы сами.
      Только теперь до Млыя стали доходить слова, сказанные Сторожичем при расставании. Этот до боли реальный мир - все-таки созданный. Но не Мареной. Этот мир в мире - вотчина Отшельников. Он порожден их волей и чувствами. А он, Млый, оказался настолько слаб, что не почувствовал этого. Он сам, добровольно, попал сюда. Непонятным оставалось главное - как теперь избавиться от навязанной ему реальности? Мир чужих представлений разрушить можно. Но на что опереться?
      "Забери меч!" Как расценить брошенную на ходу фразу? Как разрешение? Нет, все-таки как угрозу! Но ему, Млыю, угрожали уже столько раз, что он к этому привык. Если меч действительно можно взять, то он возьмет его!
      В прошлый раз Млый дошел только до храмовых ворот и повернул обратно, теперь ему предстояло войти внутрь.
      Не обращая внимания на проституток, которые не были все же назойливы настолько, чтобы он не смог от них отбиться, Млый вступил во внутренний двор. Сопровождавшая его толпа осталась почему-то снаружи, словно испытывала запрет или страх. Этому Млый ничуть не огорчился.
      Колоссальный идол Эгеры-Марены навис над ним, заставил задрать голову, чтобы взглянуть в неподвижно-черные глаза, устремленные за горизонт. Рот богини был плотно сжат.
      - Можешь ничего не говорить, - пробормотал Млый скорее чтобы подбодрить себя, чем действительно обращаясь к идолу.
      Он обошел вокруг статуи, вытесанной из одного громадного ствола неизвестного дерева. Грубо обструганная поверхность отливала вороненой сталью.
      Серп, зажатый в правой руке Марены, мало чем напоминал сельскохозяйственное орудие. Да это было и неудивительно, ведь она собирала не злаки, а жизни своих подданных.
      - Ну, до меня тебе не добраться, - вновь тихо сказал Млый.
      - Ты так считаешь?
      Вопрос застал врасплох, Млый думал, что остался с идолом один на один, поэтому вздрогнул и обернулся.
      Жрец - тот самый старик, которого он уже встречал неоднократно, стоял около низкой храмовой постройки и внимательно наблюдал за Млыем. Только сейчас почему-то Млый обратил внимание, что за пояс у него заткнут такой же, как у Марены, серп, больше напоминающий ятаган степняков, приходящих с юга.
      - А ты думаешь иначе? - вызывающе спросил Млый.
      Старик его раздражал, мало того - он его боялся, возможно, не отдавая себе в этом отчета.
      - Конечно! Никто не может избежать вечной жатвы. Но ведь ты пришел не для того, чтобы спорить со мной об этом.
      - Я пришел не к тебе, - Млый вновь почувствовал, как заныло пораненное медведем плечо. - Я хочу знать, где мой меч!
      - Меч больше не принадлежит тебе.
      - Я его не отдавал. Меч забрали против моей воли.
      - Это теперь неважно. Но, если хочешь, можешь на него посмотреть.
      Предложение прозвучало унизительно. В нем чувствовались издевка и уверенность, что Млый не сможет изменить сложившийся порядок вещей. Меч отдан Эгере в жертву, и - точка!
      Но если можно увидеть, то, значит, можно и взять!
      - Покажи, - тихо, но угрожающе сказал Млый.
      Старик, похоже, не придал тону его голоса никакого значения.
      - Пойдем, - жрец призывно махнул рукой и первым вошел в храм.
      Перед открытой настежь дверью Млый все же замешкался. Не очередная ли это ловушка? Но потом упрямо тряхнул головой - будь что будет.