И сегодня же отведешь мне комнату получше. Я побывал в храме Эгеры и она велела мне служить ей, и я внял ее желанию. Отныне мне может приказывать только она. Где старик? Я хочу поговорить с ним. Решение поговорить с жрецом Млый принял неожиданно даже для себя. Надо добиться ясности. Враждебное противостояние может только ухудшить его положение в городе, значит, следует прибегнуть к хитрости. Пусть все, и жрец в том числе, думают, что он смирился и не помышляет о побеге. Пусть считают, что он сдался. Прежде всего, не надо торопиться. Он вызволит свой меч из храма и вот тогда начнется настоящий разговор. А пока надо терпеть. Старика поблизости не оказалось. Идти снова в храм Млый не захотел. Теперь у него было достаточно времени, чтобы подождать. Значит, он будет ждать. Новую комнату для себя он выбрал сам. Трактирщик всем видом показывал, как он недоволен, но перечить не осмелился. Теперь Млый перебрался на второй этаж, в комнату над лестницей. Окно выходило на противоположную от моря сторону, рядом с ним рос старый платан, его ветки почти упирались в стену дома. После сытного обеда Млый расслабился, его снова потянуло в дрему и, повалившись на чистую постель, он вдруг уснул по-настоящему крепко впервые за последние дни. Проснулся он как от толчка, словно его потрясли за плечо. Тишина в трактире стояла мертвая. Не шумели в зале посетители, не слышно было ничьих шагов - наступило время сна. Этих тихих часов, означавших, что сейчас в Нави царит ночь, Млый опасался больше всего. Хорошо хоть светло по-прежнему, не надо напрягать зрение, чтобы различить опасность. А то, что ему что-то угрожает, Млый даже не сомневался, он чувствовал это почти физически. Еще недавно он радовался, что сумел перехитрить всех, сообщив трактирщику о своем намерении служить Эгере. Но ведь со стариком он так и не поговорил! К тому же, с чего это он вдруг решил, что ему поверят? Млый, стараясь не скрипеть половицами, на цыпочках подошел к двери, выглянул в коридор. Никого! Двери соседних комнат, где сейчас отдыхают постояльцы, плотно закрыты. Вчера в трактире появились еще трое гостей, прибывших откуда-то с юга, по крайней мере, так говорил хозяин. Кроме них и Млыя других постояльцев в доме не было. А старик? Как же он мог забыть о нем? Для того, чтобы сойти по лестнице, не нужно было даже идти по коридору. Прижимаясь к стене, Млый осторожно нащупал ногой ступеньку, но, так и не спустившись вниз, замер и прислушался. Еще накануне он бы не отважился покидать свою комнату во время общего сна - сил не было. Сейчас он чувствовал себя лучше, раны почти не болели, и хотя рука по-прежнему слушалась недостаточно хорошо, да и от хромоты он избавился не полностью, вылазку совершить было можно. Сейчас он проверит, откуда исходит ощущаемая им опасность. Возможно, кто-то пытается опять поставить ловушку из волос на его пути. Впрочем, насчет того, кто мог бы это сделать, он почти не сомневался. Дора говорила, что старик - маг. Ставить ловушки для своих жертв - это как раз по его части. Он помнил, что дверь в комнату жреца, находится сразу под лестницей. Для того, чтобы убедиться, открыта дверь или нет надо просто лечь на ступени и посмотреть вниз. Дверь оказалась закрыта, но оставалась узкая щель наверху, как раз на уровне глаз. Млый с любопытством заглянул внутрь комнаты. То, что он увидел, заставило его сначала испуганно отшатнуться, но он тут же взял себя в руки, и вновь приник к щели. Старик не спал. Окно его комнаты было плотно задернуто черной шторой. Прямо на столе без подсвечника горела толстая свеча, рядом с ней стояла маленькая фигурка Эгеры-Марены. Жрец ходил по комнате, иногда взмахивая руками, отчего распахивались, как крылья летучей мыши, широкие рукава черного, такого же, как у Отшельников, плаща. Неожиданно он схватил со стола холщовый мешок и вытащил из него отрубленную медвежью лапу. В первый момент Млый принял ее за человеческую кисть. Творящееся на его глазах колдовство подействовало гипнотически, Млый, чувствуя ужас, не в силах был оторвать глаз от священнодействия. Когти торчали, как пальцы. Старик поднес лапу к своему лицу, потом поставил на стол, словно страшный канделябр. Он дотронулся до первого когтя, и тот засветился жутким зеленоватым светом. Так повторилось еще три раза, но последний коготь не зажегся, сколько жрец к нему ни притрагивался. Это гадание, подумал Млый. Просто гадание. Сколько жильцов в трактире? Вместе с ним - пятеро, включая хозяина. Все они спят, потому и засветились когти. Не спит он один". Жрец это понял раньше него. Он что-то неразборчиво забормотал, и вдруг ткнул в незасветившийся коготь горящую свечу. Грудь Млыя, словно пронзил раскаленный прут. Он замычал от внезапной боли, и тут же его глаза встретились с глазами старика. Дверь, как будто ее толкнули, стала медленно отворяться. Последнее, что Млый успел разглядеть, прежде чем вскочить на ноги, так это то, как старик медленно потянул на себя рукоятку посоха, освобождая из него длинный узкий клинок. Почему-то у Млыя даже не возникло мысли об открытой схватке, он чувствовал, что проиграет. В медлительном взгляде старика он прочитал собственный приговор, словно тот был страшным и неотвратимым орудием Эгеры, воплотившейся в своем жреце. Спотыкаясь, Млый бросился вверх по лестнице, не рискуя пробежать мимо открывшейся двери, заскочил в свою комнату, и, не раздумывая, запрыгнул на подоконник. Ветка платана не достигала окна метра на два. Только бы выдержала, только бы не подвела раненая рука! Млый прыгнул вперед с такой силой, словно хотел преодолеть бездонную пропасть. Ему удалось зацепиться за ветку и повиснуть на ней. Можно было бы карабкаться дальше по стволу, но временем следовало дорожить. Поэтому он, прикинув расстояние до земли, расцепил пальцы и приземлился под окном на корточки. Отбежав, хромая, на некоторое расстояние от дома, он вдруг понял, что просто так скрыться от старика не удастся. Тот непременно настигнет его, даже если придется преследовать не один час. Причем, погоня вряд ли ограничится городскими улицами. Эх, если бы суметь раздобыть хоть какое-нибудь оружие, пусть это будет простой нож! Под ногами не обнаружилось ничего, кроме камней. Но не будет же он швырять в жреца камнями, как проказливый мальчишка. Разве это защита? Млый наклонился к самой земле и вдруг увидел кованый гвоздь, выпавший из подковы. Сам еще не понимая, зачем это делает, он поднял его. Помнится, Род говорил о древнем способе избавления от погони упыря. Следует начертить Руну Покоя и... К дому Млый вернулся кружным путем, почти полностью обежав квартал. Дверь трактира оказалась распахнутой настежь, старика нигде не видно. Теперь надо найти подходящее место для засады. Млый осмотрелся и, не обнаружив ничего лучшего, забрался на козырек крыши, низко выступавший над самым входом. Он затаился на нем, как кошка, поджидающая мышь, хотя в действительности, добычей сейчас являлся он сам. Вот когда Млый по-настоящему пожелал подлинного мрака ночи. Убежище выглядело очень ненадежным. Он лег, прижавшись к черепице, продолжая ощущать свою беззащитность. Заметит его жрец, еще издали заметит! Старик показался с той самой стороны, откуда пришел Млый. Увидев его пригнувшуюся к земле фигуру, Млый понял, что жрец идет по следу, принюхиваясь, как собака. Длинный обнаженный стилет казался палочкой поводыря, старик водил им, словно щупом. Млый прижался к черепице еще плотнее. Вот старик подошел к двери и завертелся на узком пятачке, заметался. Стилет выстукивал по земле замысловатую дробь. Сейчас жрец посмотрит вверх! Больше медлить было нельзя. Млый крепко сжал в руке найденный на дороге гвоздь. Мелькнула мысль воспользоваться им как ножом, но слишком мал кованый кусок металла, слишком ненадежен. Нет, надо делать то, что задумано. Чуть подавшись вперед, Млый почувствовал, как захрустела под ним ломающаяся черепица. Уже не скрываясь, он оторвал кусок кровли и швырнул его на другой конец улицы, а сам прыгнул в противоположную сторону. Маневр получился удачным. Старик вскинул голову на звук, и, не разгибаясь, каким-то лягушачьим подскоком кинулся к куску черепицы. В тот же момент Млый оказался за его спиной. Он не стал убегать, а с размаху, словно желал насмерть поразить врага, воткнул гвоздь в оставленный стариком след. Подняв от земли голову, он увидел, как жрец, хищно оскалившись, вытянул в его направлении руку с зажатым в ней стилетом. Млый собрал всю свою волю, чтобы не удариться в беспорядочное бегство, и вычертил в воздухе Руну Покоя. Тут же жрец замер, как будто его хватил столбняк. Стилет бессильно опустился клинком вниз. Губы старика беззвучно шевелились, словно он желал позвать на помощь. Он судорожно дергал левой ногой, той самой, в след которой Млый вколотил гвоздь, но двинуться с места не мог. Заклятие подействовало! Возможно, в любой другой момент Млый не стал бы поспешно покидать поле боя и полностью насладился поражением врага, но сейчас времени для торжества не оставалось совсем. Неподвижный взгляд жреца был устремлен прямо на него. Дрожащий, как жало осы, стилет, по-прежнему выглядел грозно. Млый даже не решился подойти ближе, чтобы отобрать у жреца оружие. Неизвестно, как долго будет действовать заклятие, а убить, потерявшего способность двигаться противника, Млый не мог себя заставить. Пусть стоит, дергается. Ведь даже на помощь позвать не может. Главное - сейчас не мешкать, надо спешить к храму Эгеры, вызволять меч. Хромая, Млый направился к площади, где было расположено капище. На ходу он пару раз обернулся - старик оставался стоять на месте, как прикованный. Улицы были пока безлюдны - самое глухое время сна. Удача! Углядев оставленную без присмотра переносную жаровню, Млый подобрал ее, грохнул о землю и разломал на части. Вырванный из жаровни металлический прут оценивающе взвесил в руке. Если нет ничего другого, то сгодится и такое оружие. Он помнил, что в храме, видимо, где-то в задних комнатах отдыхают сейчас жрецы. В отличие от старика они вряд ли покидают храм, чтобы таскаться по трактирам. Без шума внутрь проникнуть удастся вряд ли. Высокий частокол и поднимающийся над ним идол Эгеры без суетящихся как обычно вокруг паломников и прохожих выглядели не совсем реально, призрачно. Млый поймал себя на этой мысли и упрямо тряхнул головой только не надо расслабляться. Скорее всего, предстоит бой - проиграть его нельзя, это верная смерть. Он подошел к самым воротам, когда от частокола поднялась незамеченная им вначале фигура, закутанная в длинный плащ. В первый момент Млый шарахнулся в сторону, проклиная себя за неосторожность, но через мгновение узнал Дору. "Неужели проститутки даже ночью не покидают храм?" - успел подумать он. - Я знала, что ты придешь, - Дора говорила тихо, словно они были сообщниками и давно условились об этой встрече. - Я ждала. - Зачем ты здесь? - рассердился Млый. - Мне не нужна помощь. Я только заберу меч и тут же уйду из города. - Этого я и боялась, - Дора подошла совсем близко, рыжая прядь выбилась из-под капюшона, глаза глядели умоляюще. - Ты уйдешь, и я тебя больше никогда не увижу. Возьми меня с собой. - Нет! - упрямо ответил Млый. - Принеси жертву Эгере, - Дора неожиданно цепко ухватилась за рукав Млыя. - Сейчас, со мной. Не отвечая, Млый попытался разжать ее пальцы. Девушка слабо охнула, но продолжала, зацепившись ногтями за куртку, держать его. - Пусти! - крикнул Млый. - Ты разбудишь стражу! - Тогда ты навсегда останешься здесь! - тоже закричала Дора. - Навсегда. Млый отбивался от девушки, как от кошки, боясь толкнуть или ударить ее слишком сильно, и все же не мог избавиться от настойчивых рук. Он отчаянно озирался по сторонам, словно надеялся, что сейчас появится кто-нибудь из прохожих и поможет ему. Эта борьба выглядела бы смешной, если не обстоятельства, которые привели Млыя к храму. - Хорошо, - быстро сказал он, удерживая прерывистое дыхание. - Я принесу жертву. Голубые глаза девушки торжествующе блеснули. Она тут же разжала руки и, одним движением сорвав плащ, швырнула его на землю. Затем торопливо распустила ворот широкого платья и притянула Млыя к себе. Игра в поддавки. Млый подхватил ее податливое тело, осторожно опустил на плащ, и вдруг резко разжал руки. Едва успев увернуться от цепкого объятья, он перескочил через Дору и громадными прыжками, забыв про боль в ноге, помчался к воротам. Двор он миновал беспрепятственно. Обогнув идол Эгеры, со всей силы ударил плечом в дверь храма. Боль была такой, что Млый с размаха сел на землю, обхватил плечо руками и стал его баюкать, словно ребенка. Дверь оказалась крепко запертой, а сзади уже слышались отчаянные крики шлюхи, сзывающей на помощь. Все, что угодно, мог предвидеть Млый, отправляясь в поход за мечом, но чтобы пасть жертвой страсти храмовой проститутки - такое не могло привидеться даже в страшном сне. Понимая, что времени у него совсем мало, Млый заставил себя подняться и, действуя железным прутом, как ломом, вонзил его между косяком и дверью. Прут сразу согнулся крючком, он был недостаточно толст. Тогда Млый бросил его. Он заметался по двору, отыскивая подходящий предмет, но на чисто подметенной земле не валялось даже сора. Задрав голову, Млый посмотрел в лицо Эгере, в свою очередь мрачно взиравшей на него сверху. Громадный серп в опущенной руке богини сверкал прямо над его головой. - Если ты не отдаешь мое оружие, - закричал Млый, - то я заберу твое! Он торопливо содрал с себя кожаную куртку и, обмотав ею руки, ухватился за изогнутое лезвие. Эгера держала серп крепко. Но ожесточение Млыя было так велико, что от его рывка зашаталась сама статуя, и, упершись ногами в ее основание, Млый со второй попытки выдрал серп из деревянных рук. То, что его новое оружие окажется таким тяжелым, Млый не ожидал. Выкованный из бронзы серп превосходил размерами его меч в несколько раз и настолько же был тяжелее. Зато чисто символическая рукоятка оказалась слишком мала, держать серп было неудобно. И все же это было оружие. Млый волоком подтащил серп к двери храма и, собрав все силы, с разворота, словно собирался швырнуть его, ударил кривым лезвием по крепко сшитым доскам. Косяки затрещали, в лицо полетела щепа. Млый раскрутил серп, вертясь перед дверью, как дискобол, и ударил второй раз - крайняя к замку доска надломилась посередине. Потребовалось еще несколько ударов, чтобы дверь наконец подалась и растрескались косяки. Ослабленные доски Млый выбил ногой. Можно было не сомневаться, что поднятый им шум разбудил не только жрецов, но и жителей близлежащих домов. Скоро вокруг храма соберется толпа, а предстояло еще не только забрать меч, но и пробиться к городским воротам, чтобы вырваться на волю. В храм Млый ворвался, как волк в загон для овец. Гнев и отчаянье заставили забыть о ранах и о боли, он сам теперь ощущал себя живым воплощением ярости. Поджидавшие внутри храма жрецы были разбросаны в разные стороны, словно вихрем. Казалось, Млый их даже не заметил. Он помнил, где стояла его статуя, пронзенная мечом, и безошибочно устремился к ней, не обращая внимания ни на крики жрецов, сзывающих народ, ни на вопли раненных. Войдя в состояние, близкое к безумию, Млый, отшвыривал с дороги не только охрану, но и деревянных идолов, словно и они были в чем-то виноваты. Выдернуть застрявший в дереве меч он даже не попытался. Обхватив идол двумя руками, он выдрал его из основания и, действуя им, как тараном, устремился к выходу. Больше на его пути встать никто не пытался. Толпа перед капищем собралась огромная, штурм храма разбудил многих, но, вспоминая позже этот момент, Млый с удивлением отметил, что теперь горожане, заметив его, вели себя точно так же, как при виде Сторожича: крики, вскинутые к лицу руки, чтобы заслонить глаза и не встретиться с ним взглядом, поспешные движения, чтобы уступить дорогу. Млый бежал по узким улицам, все время забирая вверх, к расположенным над городом воротам. Идол давил на плечо, и в любой другой момент, возможно, оказался бы слишком тяжел для того, чтобы вот так, бегом, тащить его в гору, но сейчас Млый почти не ощущал его веса. Ворота оказались закрыты, но на этот раз Млый даже не остановился перед новой преградой. С размаху он ударил в высокие створки своим идолом-тараном, и они послушно распахнулись, как незапертая дверь под порывом сквозняка.
      Там, где кончается Навь
      - Теперь я, кажется, понял, чего хотела Марена. - Неужели? Тебе повезло, Ползун, я по-прежнему не понимаю ничего. - Надо убираться отсюда подальше. Побаловались, и хватит. Если Марена решит выпустить Млыя из Нави, то у дасу будут все основания обойтись с нами по-своему. А ты знаешь, шутить он не любит. - Какие уж тут шутки. Пожалуй, ты прав. Надо оставить Млыя в покое. Не ровен час... - Сначала я думал, из города ему не выбраться. Отшельники не дадут. - Где теперь твои Отшельники? Марена загнала их обратно в города, откуда им не выбраться. Там и будут обитать до лучших времен, если они для них наступят. - Вот-вот. Это я и имел в виду, когда говорил, что, кажется, кое-что понял. Выбор сделан. - В пользу Млыя? - В пользу Других!
      Костер горел ровно, почти без дыма, сухие сучья весело потрескивали в пламени, но Млыю были нужны угли. Он отгребал их в сторону большой суковатой палкой. С одной стороны деревянный идол совсем почернел и начал крошиться крупными щепками. Млый поджаривал свою статую на углях, как бычью тушу, заботясь, чтобы открытое пламя не коснулось клинка - если меч перекалится, то будет годен только для устрашения и сломается в первой же битве. С вершины крутого холма, на который он взбежал, не оглядываясь, открывалось море, поднимаясь стеной выше ожидаемой линии горизонта, хорошо виделся изрезанный бухтами берег, но, странное дело, сколько Млый ни щурился и ни тер глаза, отказываясь им верить, нигде не мог различить хотя бы признаков города, который только что покинул. Это открытие и пугало, и радовало одновременно. Дни, проведенные за городскими стенами, ощущались вполне реально. Открывшаяся на лопатке рана кровоточила, по-прежнему болела нога, да и идол, пронзенный мечом, не давал даже повода подумать о том, что все случившееся с ним неправда. С другой стороны, город исчез, растворился, как мираж, растаял фата-морганой, не оставив даже руин. Что же на самом деле произошло? - Просто ты избавился от обмана, - знакомый голос Сторожича раздался из-за спины, и Млый охнул от неожиданности. - Ты прошел, может быть, самое трудное испытание в Нави - испытание себе подобными. Дасу в прежнем, привычном обличье возник по своему обыкновению словно ниоткуда. Глядя на него, трудно поверить, что еще мгновение назад никого рядом не было. - Ты! - радостно рассмеялся Млый и даже сделал шаг навстречу, чтобы обнять Сторожича, как Рода, но сдержал себя. - Ты обещал вернуться через три дня. - Немного опоздал, - насмешливо прищурился дасу. - Ничего себе, немного. Меня там чуть не убили. - Надо слушаться советов старших. Надо быть мудрее. Уже пора. - Пора, - охотно согласился Млый. - Но все-таки объясни, куда исчез город, люди... - Ты же решил быть мудрее, - напомнил Сторожич. - Так будь им. Не было никакого города. - А схватка с медведем, капище, жрец... Да все вокруг? - Если бы ты с самого начала слушал меня внимательно, то не сделал бы ошибок, ведущих к этому, - Сторожич легко притронулся к ране на лопатке. И твой меч был бы по-прежнему в ножнах, а не торчал в дурацком идоле. - Ты хочешь сказать, что я все выдумал? - Не совсем все, тебе помогли. - Отшельники? - И они в том числе. Но главное - ты опять получил предметный урок и убедился на деле, как представление о чем-то становится действительностью. Слово способно превратиться в вещь, представления в реальность. Все взаимосвязано. Ведь даже, в, на первый взгляд, неоспоримой истине, каждый находит лишь то, что он в нее вкладывает. - Но как же тогда... - И хватит об этом. У тебя еще будет время подумать, а я сказал достаточно. Кстати, ты так и будешь поджаривать свою статую до полной готовности или хочешь получить меч немедленно? Млый подергал меч за теплую рукоятку - клинок не подался ни на сантиметр. - Еще долго, - признался он. Дасу легонько отодвинул его плечом и сделал короткий взмах руками - идол рассыпался, обернувшись горкой золы. - Опять магия, - тихо сказал внимательно наблюдавший за ним Млый. - Опять сила представлений о том, что можно сделать простой волей. Ну, так как, пойдем? - Будем скитаться по Нави, искать проход в Явь? Мне теперь кажется, что его просто не существует. - Отчаянье рождает поражение, - напомнил Сторожич. - Надежда - победу. - Я уже устал надеяться, - признался Млый. - Но ты же не остался в городе. Ты же стремился покинуть его. Зачем? - Не знаю, - пожал плечами Млый. - Наверное, по привычке. - Вот и пошли. Мне кажется, что твое путешествие скоро закончится. - С чего это ты так решил? - Млый старался не отставать от дасу. - Здесь ничего не напоминает о реке с мостом, местность совсем другая. Тогда моря даже близко не было. - А где ты видишь море? Млый обернулся и оторопел - не горы, а холмы окружали его, в воздухе не чувствовалось даже слабого запаха соли, зато очень далеко, так что можно было подумать об обмане зрения, различались два кружащих в небе силуэта, они могли принадлежать только птицам. - Если одна из птиц Магур, то кто же вторая? - Приглядись внимательнее, разве ты уже не узнаешь друзей? - Но в Нави нет других птиц. - А если мы сейчас оказались на границе с Явью? - Тогда это Гамаюн и Алконост, - отказываясь верить глазам, тихо сказал Млый. - Неужели? - Возможно, - шедший впереди Сторожич вдруг остановился. - Не нравится мне эта низина, - признался он. - Что-то здесь не так. - Низина, как низина, - Млый торопливо обогнул дасу. - Дай лучше впереди пойду я. Они спустились с холма, и теперь силуэты птиц пропали из виду. Широкая плоская низина тянулась на несколько километров, дальше виднелся подъем. Если не задерживаться, то через какое-то время, поднявшись на противоположный край, можно будет убедиться, прав был Млый в своих предположениях или нет. Но следует торопиться, иначе птицы могут улететь. Чем дальше Млый и Сторожич углублялись в широкую ложбину, тем все ощутимее становилось колебание почвы под ногами. - Здесь водятся болотные львы? - на ходу, не оборачиваясь, спросил Млый. Про себя он решил, что даже если здесь живет болотный лев, то отступать он не будет. Сумел ведь он в прошлый раз избежать ловушки, сможет и сейчас. Главное, не останавливаться. - Нет, здесь что-то другое, - Сторожич попытался придержать Млыя за рукав, тот нетерпеливо отмахнулся. Если граница с Явью рядом, рассуждал он, то ничто уже не сможет остановить меня. Нет, только вперед! Пару раз он проваливался по щиколотки в жидкую грязь, но старался не останавливаться на одном месте и быстрее переносить тяжесть тела с одной ноги на другую. Под тонким слоем почвы чувствовалась зыбкая трясина, но цель была так близка, что риск казался оправданным. - Берегись! - услышал он за спиной голос Сторожича, и это было последнее, что он услышал. Тонкий торфяной ковер вдруг расступился прямо перед ним. В какое-то мгновение Млый еще мог избежать опрометчивого шага вперед, упав на спину, но сделать этого не успел. Из открывшегося черного окна на поверхность с тяжелым всхлипом поднялась чашечка гигантского растения, и ступня Млыя угодила на скользкий лепесток. С таким же успехом он мог наступить на мокрое стекло. Потеряв равновесие, он вдруг ощутил себя летящим в открывшееся жерло. В разом наступившей темноте Млый падал, скользя по необъятному влажному склону, все ниже и ниже. Живой колодец (а он был именно живым) пульсировал под ним каждой клеточкой, вибрировал и вздрагивал, направляя его к какой-то одному ему известной цели. Это - конец, успел подумать Млый. Отсюда уже не выбраться! Взгляд успел перехватить уменьшающийся пятачок чужого неба с горящими даже днем бледными звездами, и тут же наступила полная темнота. Цветок захлопнул свои лепестки. А Млый все продолжал падать. Он ожидал, что внизу будет вода и придется барахтаться во мраке, продлевая последние секунды жизни, но съехал по мокрой горке на вполне твердую и упругую поверхность. Удар был мягким, его лишь бросило вперед, так что он очутился на четвереньках. Задрав голову, Млый попытался увидеть выход из колодца, но темнота была настолько плотной, что по ней, казалось, можно было чертить мелом, как по грифельной доске. - Попался! - сам себе сказал Млый и встал на ноги. Размеры растения, поймавшего его в свою чашечку, не поддавались описанию. Млый летел вниз долго, словно с обрыва. Падая, он видел противоположный лепесток, точно так же изящно выгнутый, мокрый и скользкий. Но, на первый взгляд, ничего ужасного все же не произошло. Млый ожидал, что внизу его поджидает вода или вязкая трясина, или разинутая пасть неведомого чудовища. А он просто попал в плен. В темницу. Лепестки растения были сомкнуты настолько плотно, что внутрь не просачивалась вода. Но необходимо сначала обследовать размеры живой камеры. Млый вновь присел на корточки и ощупал то, что можно было назвать полом. Ладони заскользили по вибрирующей поверхности листа. Чуть подвинувшись, Млый еще раз ощупал пол и вдруг отдернул руку с невольным криком. Пальцы наткнулись на невысокий, примерно с полметра, вырост, усеянный кривыми шипами. Боль была такой, как будто в ладонь вогнали с десяток раскаленных докрасна игл, по крайней мере, вспышка в глазах пульсировала еще несколько секунд. Ситуация становилась понятной. Он попал не просто в ловушку, в которой может оставаться бесконечно долго, - растение было плотоядным. Возможно, оно, на манер болотного льва, охотилось на василисков, возможно, дичью ему служили другие обитающие в Нави чудовища. Но то, что выбраться наружу будет практически невозможно, не оставляло сомнений. Что такое внешнее пищеварение, Млый знал не по наслышке. Почти все виды пауков успешно используют яды для того, чтобы сначала убить или усыпить жертву, а потом высасывать из разлагающегося под действиям яда тела необходимые для питания соки. Можно привести примеры и из растительного мира. Ту же, скажем, обычную болотную росянку, охотящуюся на насекомых. Там, правда, используется еще и клей. - А тебе клей ни к чему, - обратился вслух Млый к своему безгласному охотнику. - Ты и меня и так сожрешь, не подавишься. Подождешь, пока перестану дергаться, и готово дело. Он опять взглянул наверх, словно надеялся, что лепестки приоткроются, но не увидел ничего кроме мрака. - Буду рубить мечом, - предупредил Млый. Он судорожно вздохнул, воздуха явно не хватало. Пахло чем-то пряным и сладковатым - запах гниения. Дожидаться, пока он окончательно ослабеет, не имело смысла. Действовать следовало немедленно, но сначала надо принять решение, каким образом. Меч остался при нем, и это было удачей. Млый ощупал мясистые лепестки как бы ни были они толсты, вряд ли превосходят длину клинка. Но если он даже сумеет проделать отверстие, то в него немедленно хлынет вода, тогда меч станет только обузой. Можно попытаться рассечь лист одним ударом, но и в этом случае он вряд ли сумеет протиснуться в узкий разрез, чтобы выбраться наружу. А, выбравшись, окажется под водой. Будь это река или озеро, вынырнуть на поверхность не составило бы труда, но ведь болото прикрыто торфяной коркой, и он будет биться об нее, как об лед, пока не задохнется. Нет, это не выход. Ощупывая стены темницы, Млый двигался по кругу. Иногда он сильно топал, или даже пинал, попадающиеся на пути стерженьки с ядовитыми иглами пронзить шипами кожу сапог они не могли, но цеплялись за них так, что приходилось выдирать ноги, как из зарослей ежевики. Растению эти маневры явно не нравились, усилилась вибрация, и вдруг откуда-то из предполагаемоего центра к Млыю метнулся упругий жгут, подвижный, как язык хамелеона. Он обвил Млыя вокруг пояса, и тот попытался его отодрать, словно боролся с удавом - руки перестали слушаться от боли, вся поверхность жгута была покрыта такими же ядовитыми шипами, как и невысокие стерженьки на дне чашечки. Жгут начал подтаскивать Млыя к центру цветка. Безмолвная борьба в полной темноте становилась все ожесточеннее. Сапоги скользили, Млый упал на колени. Он ухватился за рукоятку меча, но клинок был тесно прижат к спине. И все же медленно, сантиметр за сантиметром Млый вытаскивал меч, пока отчаянно не рванул и не освободил его. Он ткнул клинком наугад, попал во что-то противно вздрагивающее, потом полоснул наотмашь. Жгут ослабил хватку и начал отползать в сторону. Теперь Млый преследовал его, желая избавиться от повторного нападения навсегда, но это ему не удалось - мрак стоял кромешный. - Ладненько, - пробормотал Млый, вновь отступая к стенке. - Продолжим наши забавы. Ладони покрылись сплошными волдырями, но меч теперь Млый из рук не выпускал. Буду рубить ступени, решил он, убедившись, что только так сможет подняться по стенкам лепестков, - толщина, похоже, достаточная". Он сделал первый надрез, все растение разом пришло в движение. Не обращая на тряску внимания, Млый торопливо кромсал скользкую поверхность, ощущая, как сочатся порезы. Листы были настолько мясисты, что зарубки вполне годились для того, чтобы уместить в них носок ступни или ухватиться рукой. И тут внутрь чашечки цветка хлынула вода. Растение лишь чуть приоткрыло створки, чтобы вода просочилась внутрь и жертва утратила строптивость, но на Млыя холодный душ подействовал отрезвляюще. Утопит, подумал он. Теперь точно утопит. Защита у болотного охотника, похоже, отработана веками. Ну, уж если погибать, то вместе! Мысль о собственной гибели была не основной, основной оставалась надежда, что у растения все же сработает инстинкт самосохранения и для того, чтобы избежать уничтожения, оно попробует избавиться от жертвы, то есть от него, от Млыя. А потом все же оставался шанс, очутившись в воде, достигнуть поверхности - возможно, торф на том месте, откуда поднялась чашечка цветка, чтобы поглотить Млыя, еще не полностью затянулся. Меч легко, по самую рукоятку, вошел в упругую мякоть. Затем Млый двумя руками стал разрезать лепесток, отпихивая в сторону вновь появившийся жгут. Он резал, кромсал, бил. Вода залила его уже до пояса, от нехватки воздуха перед глазами плыли круги. Только бы не потерять сознание! Млый удвоил усилия, хотя, казалось, и так бился на пределе возможностей. Вдруг чашечка цветка распахнулась. Послышался громкий хлопок, и Млыя подбросило вверх, как надувную куклу. Он взлетел над поверхностью трясины, перед глазами мелькнуло вертящееся каруселью небо, а в следующий момент он плюхнулся обратно, но не в жерло цветка, а в маслянисто-черную воду. Барахтаясь, как неумелый пловец, - меч из руки он так и не выпустил - Млый увидел лежащего на самой кромке колеблющегося торфа Сторожича. В руках тот держал длинную сухую жердь. Оставалось только ухватиться за нее, и дасу подтянул его к себе. Грудь Млыя ходила ходуном, тело била крупная дрожь. Мокрый и жалкий он лежал на поверхности трясины, в том самом месте, куда его оттащил дасу, не в силах не то чтобы встать - ползти.