— Ну, до свидания, — сказал Гиз детям. — Сегодня вечером я к вам загляну. Ждите.

— Вы не скажете маме, что мы играли в доме? — в который уже раз спросил курносый паренек.

— Не скажу. Даю слово!

— А еще мама не велела с вами разговаривать, — поделилась девочка.

— Это еще почему? — спросил Гиз.

— Она сказала, что вы почти как мертвяк.

Гиз хмыкнул, усмехнулся криво, почесал в затылке. Пробормотал:

— А у вас умная мама… Все верно сказала…

Селяне были здорово напуганы.

Обычный путник, проходя через деревню, наверное, ничего особенного не заметил бы. Крестьяне, как всегда, занимались своими делами. А дел у них хватало: середина лета — пора сенокоса.

С самого раннего утра, пока солнце еще не поднялось высоко, не высушило росу, пока не очнулись мухи и оводы, пока воздух свеж, они с косами на плечах, с рогатинами и граблями шли на луга — словно бойцы, собирающиеся на бой.

Косьбу заканчивали к полудню, возвращались домой, обедали. Потом снова уходили работать — надо было шевелить подсыхающую траву, уже готовое сено сгребать в копны, везти на сеновал. То, что не поместится под кровлей, — валить в скирды…

Крестьяне торопились — их подгонял страх. Гиз чувствовал это.

К вечеру деревня словно вымирала. Плотно затворялись ставни, с недавнего времени обитые жестью. Закрывались массивные ворота дворов, подпирались тяжелыми бревнами. Гремели засовы, лязгали цепи, стучали накидные крючки и щеколды. К окнам, к дверям пододвигалась мебель. Даже печные трубы перекрывались чугунными заслонками.

Селяне словно готовились к осаде.

Мало кто отваживался выйти на улицу в сумерки. И никто носа не высовывал из дому ночью.

В ночной тьме по затихшей деревне бродил мертвяк…

Перекусив в заведении Эрла, оставив хозяина отдыхать после перенесенного потрясения, Гиз отправился к деревенскому кузнецу. Тот жил рядом с постоялым двором, и соседство это было удобно как ему самому, так и постояльцам Эрла. Лишь сами селяне не слишком были рады тому, что шумная и дымная кузница располагается почти в самом центре деревни.

Кузнец был дома. Увидев гостя в окно, он вышел на крыльцо своей небольшой избенки, уважительно поздоровался, пригласил внутрь, усадил за стол, велел жене принести самогонки и чего-нибудь съестного. Поинтересовался:

— По делу или так?

— По делу, — ответил Гиз. — Время подходит.

— Это хорошо…

Молчаливая неулыбчивая хозяйка принесла узкогорлый кувшин с вонючим самогоном, плоскую тарелку с лепешками и тонкими кусочками кровяной колбасы, поставила перед гостем.

— Все сделал, что я просил? — Гиз разломил лепешку. Есть он не хотел, но обижать хозяев было нельзя.

Кузнец кивнул:

— Исполнил лучшим образом.

— Проволока надежная?

— Я из такой кольчужные кольца делаю.

— Крючья с зазубринами?

— И отточены так, что сами цепляются.

— Бубенцы?

— Подобрал самые звонкие.

— Что ж… Спасибо за работу.

— Может, еще что потребуется? — Кузнец разлил самогон по жестяным кружкам. Ту, что была поновей и почище, подвинул к гостю.

— Потребуется, — сказал Гиз.

— Говори, что надо.

— Люди будут нужны. Завтра утром, на рассвете, приходи к дому Дилы.

Кузнец ответил не сразу. Сперва заглянул в свою кружку, призадумался.

— Ну так что, придешь? — спросил Гиз.

— А кто еще будет?

— Я буду. Эрл будет. Все будут, кого собрать сумеете.

Кузнец покачал головой:

— Сомневаюсь я, что пойдут люди. Страшное это дело, на мертвяка охотиться. Не крестьянское.

— Ну, думай, — сказал Гиз, отодвинув кружку с самогоном. — Время пока есть — день сегодняшний, вечер. И ночь. А утром приходи.

Кузнец промолчал, только пожал широкими плечами.

— Ладно, пойдем, — поднялся Гиз. — Покажешь мне свою работу.

В кузне пахло дымом и окалиной. Закопченные стены были увешаны инструментом, на земляном полу валялись ржавые куски железа, в углу стоял большой чан с водой. От не успевшего еще остыть горна веяло сухим жаром.

— Вот, — кузнец протянул Гизу холщовую сумку. — Здесь все, что ты просил. Крючки я воткнул в деревяшки, чтоб не цеплялись. Все аккуратно смотал, уложил — разберешься.

— Сколько я тебе должен? — спросил Гиз.

— Мелочь! — отмахнулся кузнец. — Просто избавь нас от мертвяка.

Распрощавшись с кузнецом, Гиз направился к старой Исте за вторым своим заказом.

Старуха жила одна в крохотной, вросшей в землю избенке, крытой дерном. Крестьяне ее уважали, но все же старались держаться подальше — они считали, что старая Иста ведьма, и не решались беспокоить ее по пустякам. К старухе обращались лишь в крайних случаях — если кто-то заболевал, или дохла скотина, или засуха грозила сгубить весь урожай. Мудрая старая женщина помогала, чем могла, но денег никогда не брала. Все свободное время она занималась рукоделием: вязала, вышивала, ткала. В деревне считали, что ведьмины поделки обладают волшебной силой. Потому в каждой семье было что-то, созданное ее руками, — вышитое полотенце ли, плетеная из бересты солонка, деревянное ожерелье, тряпичная кукла.

Свой дом старая Иста никогда не запирала. Даже появление мертвяка не изменило ее привычки — как и прежде, дверь ее избы была открыта для всех…

— Здравствуй, бабушка, — сказал Гиз, переступив порог.

— А, пришел… — Иста улыбнулась, показав голые десны. — Жду. С самого утра все жду и жду…

— Значит, сделала, что я просил?

— Конечно, сделала. Работа простая, не трудная. Мне, старой, все равно заняться нечем, а когда дело есть, когда руки заняты, жить не так скучно…

— Хорошо, бабушка, — Гиз понимал, что дай ведьме волю, она проговорит до самой ночи. — Где всё?

— Да вон узелок возле окна лежит, возьми. Я уж вставать не буду, кости болят, спина совсем не гнется…

— Конечно, сиди, бабушка. Спасибо тебе. Сколько за работу отдать?

— Да что ты! Какая тут работа? Смех один! Убери, убери кошель-то! Деньги мне не нужны. Ты вон лучше пособи, окошко протри от пыли, а то совсем стало мутное, ничегошеньки не видать, что там на улице делается… Вот спасибо тебе, красивый… А денег не нужно… Приходили ко мне люди, очень просили тебе помочь, если надо будет. Вот я и помогла… И тебе, и людям… Оно ведь так правильно — помогать всегда надо. А что это за помощь, если за деньги?..

Гиз еще раз поблагодарил старую Исту и поспешил покинуть ее дом. Слишком уж низкие здесь были потолки, они давили сверху, заставляли втягивать голову, и запах стоял кислый, тяжелый, неприятный — запах старости.

Гиз не очень-то надеялся на память ведьмы и потому, оказавшись на улице, развязал полученный от нее узел. Хмыкнул удовлетворенно.

Иста все сделала, как надо.

В холщовую тряпицу были завернуты несколько маленьких берестяных коробочек с семенами гречихи и проса.

Теперь у охотника было все необходимое для охоты.

Солнце стояло еще высоко, поэтому Гиз не спешил.

Бросив вещи в своей комнате, перекинувшись парой слов с Эрлом, он решил прогуляться.

В деревне охотника уже знали. Крестьяне издалека кивали ему, здороваясь, но лишь немногие осмеливались подойти ближе, чтобы пожать руку. Некоторых из них Гиз узнавал: толстый Мине — шумный весельчак, жизнелюб и балагур; плотник Гетор с топором за поясом; кривоногий немногословный Кир; угрюмый Эст — крепкий сильный мужик, но забитый женой.

— Завтра утром, — говорил им всем Гиз. — На рассвете, когда появится солнце, приходите к дому Дилы. Передайте всем…

Охотник видел, что крестьяне боятся. Он знал, что придут немногие, — хорошо, если десяток человек соберется. Кого-то не отпустит жена, у кого-то обнаружатся неотложные дела, кто-то почувствует недомогание…

Они считают, что убить мертвяка — обязанность охотника. Ему за это заплачено. Вот и пусть отрабатывает деньги.

А у них и без того дел хватает.

Каждый должен выполнять свою работу. На этом держится мир…

Гиз догадывался, о чем сейчас думают селяне. Он их понимал и не собирался с ними спорить, ведь они были правы.

Только вот убить мертвяка — это еще не все.

Нужно найти человека, который сумел поднять мертвого.

А уж с этим человеком — Гиз предчувствовал это — разбираться будут сами селяне.

Это уже их дело…

Незадолго до захода солнца Гиз собрал все свои вещи и покинул постоялый двор, на прощание пожав руку молчаливому Эрлу.

— Завтра утром возле дома Дилы, — напомнил он еще раз.

Охотник не успел сойти с крыльца, а за его спиной уже лязгали прочные засовы…

Ночь кралась с востока, со стороны темнеющих лесов. Небо еще светилось, но на земле лежали густые тени — словно натянутые полотнища черной материи. Избы сделались похожи на огромных спящих животных — глаза-окна закрыты веками ставней, крепко сомкнуты пасти дверей и ворот.

Гиз шагал по тихой улице, и ему казалось, что он единственный живой человек во всей деревне.

— Черный глаз… — пробормотал охотник. — Скрой всех нас…

Он вдруг вспомнил мертвое селение, через которое проходил совсем недавно — дней десять назад. Там были такие же дома — тихие, темные. И от них веяло холодом. Ни единого человека не было в той деревне. Никого живого, только паршивый пес, поджав хвост, долго бежал за торопящимся путником, но потом тоже куда-то сгинул… Что там произошло? Куда делись все люди?

Слишком много мертвых встречается на пути последнее время. И это так далеко от Кладбища. Что же тогда происходит рядом с ним?..

«Мертвые беспокоятся, когда в мире что-то меняется, — не раз повторял Страж. — Когда живые люди начинают менять мир, оживают и мертвые».

— А подняв мертвых, можно изменить мир, — проговорил Гиз вслух и вздрогнул. Ему показалось, что фразу эту произнес не он.

— Не выспался, — констатировал Гиз. — Это все кошмар. И когда я от него отделаюсь? — Он вспомнил Нелти, свою не родную сестру. Однажды она пыталась избавить его от дурных снов. И не смогла. Не сумела. Тогда им было плохо, очень плохо. Обоим. Им казалось, что они теряют рассудок. Кошмарные сны вдруг стали явью. Ночные призраки обрели плоть. Жуткие видения приходили белым днем.

Жирная муха, ползающая по бесформенным губам…

Немало времени прошло, прежде чем кошмары вернулись туда, где им положено быть, — в сновидения…

Гиз остановился на дороге рядом с домом Дилы. Обернулся, внимательно осмотрел заброшенную избу бортника Лорта. Сейчас Гиз жалел, что не обыскал ее сверху донизу. Он чувствовал, что с избой этой что-то не в порядке. Возможно, именно там скрывался мертвяк.

Но почему тогда дети его не заметили?..

Идти сейчас в заброшенную избу было безумием. Ночь уже подступала. Прячущийся в тени, затаившийся в густых зарослях дом выглядел зловеще.

Этот дом сам был живым мертвецом.

— Я до тебя еще доберусь, — пригрозил охотник шепотом и свернул на тропку, ведущую к дому Дилы.

Хозяйка не открывала долго.

Гиз стучал и стучал в дверь, несколько раз подходил к окнам, барабанил в закрытые ставни, кричал:

— Дила, открывай! Это я, Гиз, охотник!..

Его не могли не слышать. Но он понимал, почему никто не выходит, — там, в избе, женщина и три ребенка, слыша доносящийся с улицы шум, наверное, сходили с ума от страха.

— Дила! Я обещал, что вернусь вечером! Вот я и пришел! Я буду вас защищать! Не бойтесь! Открывайте!..

Теперь у него оставалось не так много времени. А еще нужно было все приготовить к приходу мертвяка.

— Дила! Я не смогу вам помочь, если вы не пустите меня внутрь!..

— Это ты, охотник? — Толстая дверь, обитая металлическими полосами, глушила и без того негромкий голос.

— Я! Я же говорил, что вернусь. Вы что, меня не ждете?

— Мы боимся… — Послышался скрежет отодвигаемого засова. Потом лязгнули накидные крючки, скрипнула дверь. В узкой щели мелькнул огонек.

— Ну? Видишь, что это я? — Гиз чуть отступил.

— Сейчас вижу… — Загремела цепь, огонек сделался чуть ярче, дверь открылась пошире. — Заходи.

— А я уж и не надеялся… — Гиз, придерживая меч, боком протиснулся в узкий проем, втащил за собой мешок с принадлежностями.

Дила тут же захлопнула за гостем дверь, навалилась на нее, сунула в скобы железный засов, задвинула его, накинула на петли крючки, обвила их цепью. Подергала, покачала запоры, проверяя их надежность. Взяла с лавки светильник. И только в этот момент, глянув на трепещущий огонек, Гиз заметил, насколько сильно дрожат у женщины руки.

— Дети внутри? — спросил он, осматривая темные сени.

— Да. Я уложила их спать.

— И они спят?

— Нет.

— Из дома есть еще какой-нибудь выход?

— Нет.

— Значит, ты зря заперла дверь. Скажи, где чаще всего ходит мертвяк?

— Здесь.

— У двери?

— Да. У двери и под окнами… — Заметно было, что женщине стоит больших усилий говорить спокойно. — Мне кажется, он хочет попасть внутрь.

— И что же его сюда тянет? — словно невзначай поинтересовался Гиз.

— Не знаю, — ответила женщина. И охотник понял, что она лжет.

— В конце концов, это не важно, — сказал он. — Важно лишь то, что мы хотим от него избавиться. Я прав?

— Да.

— Ты будешь мне помогать?

Дила ответила не сразу. Она посмотрела охотнику в глаза, выдержала паузу. Ответила нерешительно:

— Я попробую.

— Тогда начнем прямо сейчас, пока еще совсем не стемнело. У меня с собой хитрая снасть, ее необходимо установить на улице. И сделать это нужно так, чтобы мертвяк не прошел мимо.

— А разве… — женщина замялась. — Разве нельзя его просто зарубить? — Она посмотрела на меч, висящий у Гиза на поясе.

— Можно, — сказал охотник. — Но это будет не так интересно… Отпирай дверь!

В двух шагах от крыльца, прямо на ухоженной тропке, Гиз вбил в землю несколько небольших колышков. Затем из мешка достал полученную от кузнеца сумку, развязал ее, вытащил оттуда бесформенный ком своей замысловатой снасти, принялся аккуратно ее распутывать — расплел тонкие кожаные ремни, размотал жесткую проволоку, расцепил рыболовные крючки, острые жала которых пока еще прятались в щепках. Развернул, расстелил замысловатое плетение, высвободил крючья, привязал растяжки к колышкам, приподняв снасть над землей — словно силки поставил. Прочные силки, цепкие, жуткие — сплетенные из кожи и проволоки, обвешанные гроздьями зазубренных крючков — только наступи ногой, и уже не выберешься — острые стальные когти глубоко вопьются в живое мясо, и радостно зазвенят подвешенные бубенчики, сообщая о том, что жертва попалась…

Гиз обошел ловушку, еще раз внимательно ее осмотрел. Убедившись, что все в порядке, достал из мешка узел, что дала ему старая Иста, развязал его, вывалил на землю легкие берестяные коробочки, стал прилаживать их к снасти — нанизывал на проволоку, подвязывал суровыми нитками, для пущей надежности насаживал на крючки. Просо и гречка сыпались охотнику в руки, но он не обращал на это внимания — семян в коробочках оставалось много…

Дила стояла на ступенях крыльца, тупо смотрела на охотника. Она не понимала, что он делает. Да и не пыталась. Мысли ее были заняты другим.

Женщина со страхом ждала возвращения мертвеца.

— Теперь остались сущие пустяки, — сказал Гиз, глянув на темнеющее небо. Всё из того же мешка он достал небольшую плетенку, откинул крышку, вынул связанного, придушенного, но еще живого петуха, разгладил ему перья, провел пальцами по гребню. Положил под ноги, вытащил из ножен меч, занес над головой.

Петух, вывернув шею, смиренно глядел на блещущий клинок.

Быстрым ударом Гиз обезглавил птицу. Не теряя времени, воткнул меч в землю, схватил петуха за ноги, несколько раз махнул тушкой, кропя темной кровью на снаряженные силки. Потом бросил еще дергающуюся птицу в самый центр снасти.

Петух повис на проволоке и ремнях. Густая кровь тонкой струйкой лилась на землю.

— Мимо этого ты точно не пройдешь, — пробормотал Гиз. — Но на всякий случай… — Он запустил руку в плетенку, ухватил там что-то, вытащил кулак. Присев на корточки, осторожно взял пальцами ближайший крючок.

Было уже довольно темно, и Гиз не хотел сослепу попасть в собственную ловушку.

— Не умирай сразу… — Охотник разжал пальцы. На его ладони, подобрав лапы, лежала толстая белобрюхая лягушка. — Подергайся… — Он подцепил ее на крючок, подумав, что лягушки, наверное, в отличие от мертвяков, чувствуют боль. — Кто знает, вдруг ты ухитришься выжить? — Он снова сунул руку в корзину. — Надеюсь, вместе вам будет не так скучно…

Он насадил на крючки еще четырех лягушек. Они висели, касаясь лапами земли, и время от времени дергались, пытаясь освободиться.

Гиз поймал себя на мысли, что жалеет их. Это было глупо.

— Ну вот и все, — удовлетворенно сказал он, в последний раз осматривая подготовленную ловушку.

Мимо мертвяк не пройдет. Даже если он обойдет это место стороной, то дергающиеся лягушки, тихое звяканье бубенчиков и запах свежей крови привлекут его внимание.

Он шагнет прямо в расставленные силки, потянется за тушкой петуха, чтобы утолить свой голод. Скорей всего, споткнется, запутавшись в проволоке, упадет на острые крючья. А уж они-то ни за что его не отпустят…

— Неужели эта штука удержит мертвяка? — спросила Дила, когда Гиз взошел на крыльцо.

— Нет, конечно, — ответил охотник. — Скорей всего, он даже не заметит, что попался на крючок.

В избе было все так же холодно. Два крохотных светильника — один в руках у Дилы, другой в углу над столом — сильно чадили и почти не давали света. Вокруг — на стенах, полу, потолке — дышало и шевелилось сонмище черных теней.

— Где дети? — спросил Гиз, осматриваясь.

— Спят за печью, — шепотом ответила хозяйка. — У них есть своя комната, но оставаться там на ночь они боятся. Да и мне спокойней, когда они рядом.

— Сколько вообще в доме комнат? — поинтересовался Гиз.

— Три отапливаемых, кухня, чулан и горница.

— Большой дом, — сказал Гиз.

— Большой, — согласилась Дила.

— Где меня уложишь?

— А где захочешь. Пол просторный, еще сотня человек поместится.

— Мне бы где-нибудь под окнами. Чтобы слышать, как мертвяк бродит.

— Иди в горницу, — сказала Дила. — Там окна на три стороны выходят. И тихо там, все услышишь, что на улице делается. Только вот ставней там нет, а окна я намертво заколотила.

— Намертво? — Гиз хмыкнул. — Ну, пойдем посмотрим.

В горнице было еще холодней, а тьма загустела так, что ею, казалось, можно было захлебнуться.

Когда хозяйка шагнула в дверной проем и приподняла светильник, обретшие форму тени шарахнулись в стороны. Они были словно живые, и Гиз невольно схватился за меч.

— Я принесу тебе свечу, — сказала Дила, пропустив гостя вперед. Сама она осталась у порога. Казалось, женщина боится сделать еще шаг. — Можешь лечь на сундуке, он достаточно большой и крепкий. Если не понравится, укладывайся на полу, но здесь водятся мыши.

— Я не боюсь мышей, — сказал Гиз.

— В темноте они могут напугать даже самого храброго человека, — сказала женщина, и Гиз не нашелся, что ответить.

— Я принесу тебе овчину, чтобы укутаться, — сказала Дила. — Здесь очень холодно.

— У тебя всегда так?

— Нет… — Она хотела еще что-то сказать, но осеклась.

— Только несколько последних дней, — предположил Гиз.

— Да… — чувствовалось, что женщина не хочет говорить на эту тему.

— Начиная с той самой ночи, когда впервые появился мертвяк.

— Так убей его! — внезапно зло и напористо сказала женщина. — Убей его, и мой дом снова станет теплым и уютным!

— Возможно, — спокойно проговорил Гиз. — Но прежде я бы хотел услышать то, что ты ото всех скрываешь.

Даже при тусклом свете фитиля было заметно, как дрогнуло лицо Дилы. Но женщина мгновенно справилась с собой, нахмурилась, поджала губы:

— О чем ты говоришь, охотник?

— Ты отлично меня понимаешь.

— Кажется, нет…

Гиз приблизился к ней вплотную, посмотрел в глаза. Сказал вкрадчиво:

— Ты же видела мертвяка, признайся…

— Нет.

— Ты узнала его…

— Нет… нет… — В голосе женщины послышался страх. Но страх чего?

— Кто это был? Твой муж? Твой пропавший муж! Скажи мне! — напирал Гиз.

— Я не видела его! — женщина вжалась в стену. — Я не знаю, кто это! Не знаю!

— Почему он приходит сюда? Ты догадываешься? Ты знаешь!

— Нет! Не знаю! — Дила оттолкнула охотника. — Я ничего не знаю! Я позвала тебя, чтобы ты его убил! А ты мучаешь меня!

— Ладно, — сдался Гиз, отступая. — Я надеялся, что ты мне поможешь. Но если ты не хочешь говорить — не надо. Все равно я точно знаю, что у тебя есть какая-то тайна, и я в любом случае докопаюсь до ее разгадки. И для тебя же будет лучше, если это произойдет раньше. А иначе я не смогу выполнить то, ради чего я здесь. Я не сумею защитить вашу деревню! Тебя и твоих детей!

Дила вздрогнула, словно ее ударили. Растерянно опустила глаза, обмякла, ссутулилась. Пробормотала чуть слышно:

— Это он…

— Что? — Гиз взял ее за плечи, встряхнул. — Что ты сказала?

— Это он… — повторила женщина. — Это Гест… мой муж…

— Ты видела его?

— Только его силуэт.

— Слышала его?

— Да.

— Он что-то говорил?

— Он стонал. Я не уверена, но мне показалось, что он звал меня и детей. И просил, чтобы его впустили, жаловался, что страшно голоден.

— Ты разговаривала с ним?

— Нет.

— Нельзя разговаривать с мертвяками!

— Я не сказала ему ни слова.

— Но ты знаешь, почему он вернулся?

— Нет.

— Ты догадываешься, из-за чего твой муж стал мертвяком?

— Нет… — женщина отвечала твердо, но Гиз чувствовал, что она снова врет. Или не говорит всей правды.

— Скажи мне! — напирал Гиз. — Доверься! Это поможет и мне, и тебе!

— Я уже все сказала!

— Ты не сказала самого главного!

— Мне больше нечего сказать!

— А о заброшенном доме напротив? О нем тебе тоже нечего сказать?!

Женщина запнулась, застыла с открытым ртом, буравя взглядом лицо Гиза. Светильник в ее руке заметно дрожал, по стенам и потолку скакали тени.

— Уходи! — Она вдруг с силой толкнула дверь. — Вон отсюда! Немедленно!

— Эй, — Гиз даже растерялся. — Чего это на тебя нашло?

— Убирайся прочь из моего дома!

— А как же мертвяк? Я обещал вас от него избавить. Я должен это сделать. Обязан!

— Ты… — голос женщины задрожал. — Ты… ты специально меня мучаешь!

— Нет же! — запротестовал Гиз, чувствуя себя глупо и неуютно. — Я просто делаю свою работу.

— Ты обвиняешь меня в чем-то… Я не понимаю… — Женщина закрыла лицо свободной рукой, всхлипнула. — Я ни в чем не виновата…

— Хорошо, я тебе верю… — В этот момент Гиз действительно усомнился в себе, в своих подозрениях, догадках, предчувствиях. — Я просто пытался как следует во всем разобраться…

Дила тихо плакала. А Гиз все оправдывался, начиная злиться на себя, на собственную неуверенность:

— Я думал… Я надеялся, что ты можешь что-то прояснить… Я же чужой здесь. Я не знаю всего… А каждая мелочь может оказаться важной…

— Мы устали. — Женщина рукавом вытерла слезы, искоса заглянула охотнику в лицо. — Мы все очень устали бояться… Ты действительно нам поможешь?

— Я постараюсь, — ответил Гиз.

— Хорошо… — Дила почти успокоилась. — Оставайся… Я принесу тебе овчину и свечу.

— И захвати чего-нибудь попить, — сказал Гиз.

— Разве только воды.

— Меня это устроит.

Дила вышла, и Гиз на какое-то время остался один. В полной, абсолютно непроглядной темноте.

Касаясь рукой стены, он прокрался к большому сундуку — едва ли не единственному здесь предмету мебели, — ощупал его, присел на край. Положил меч на колени, закрыл глаза, сосредоточился, пытаясь уверить себя, что ничего страшного в окружающем мраке нет.

«…Если не можешь справиться со своим страхом, — говорил когда-то Страж, — сделай его источником своей силы. Заметь, если человек боится паука, и если он увидит его рядом с собой, то немедленно вскочит, чтобы убить насекомое. И для этого человека неважно будет, чем он только что занимался — отдыхал ли, обедал, разговаривал с кем-то. Даже если он устал, если он уже был готов заснуть, он мгновенно очнется, схватит первую попавшуюся вещь и прихлопнет несчастного паука с такой силой, что от того и мокрого места не останется. А если пауку посчастливится избежать удара, если он куда-нибудь заползет, спрячется, то человек, даже если он ленив, все перевернет, лишь бы найти безобидное, но внушающее страх насекомое. Страх придает человеку силы. Страх — это сама сила…»

Гиз провел ладонью по ножнам. Коснулся пальцами костяного набалдашника рукояти.

«…схватит первую попавшуюся вещь…»

— Они устали, — негромко сказал Гиз. — Они очень устали бояться и просят меня помочь… — Он покачал головой, наполовину вытащил клинок из ножен. Сталь, как обычно в темноте, светилась, ничего не освещая. — Я помогу им. Но кто поможет мне?..

Гиз часто размышлял вслух. Это помогало ему собраться, сконцентрироваться на проблеме. Кроме того, разговаривая с собой, он успокаивался. Возникало обманчивое ощущение, что он не один, что рядом с ним надежный товарищ, понимающий собеседник.

— Я тоже устал, — сказал Гиз.

— Тогда поспи, — отозвался кто-то, и охотник вздрогнул. Снова ожившие тени отскочили к стенам, вспрыгнули на потолок, закачались, заколыхались, задрожали, страшась света.

Неся перед собой толстую свечу, прикрывая ладонью желтый слабый огонек, в горницу вошла Дила. Сбросила с плеча выделанную овечью шкуру, ногой пихнула ее к сидящему на сундуке охотнику. Присев, поставила на пол свечу. И снова ушла, не закрыв за собой дверь.

Гиз посмотрел на огонек и уже не мог отвести взгляд. Крохотный лоскуток желтого пламени — он один порождал полчища уродливых теней, и каждое его легкое трепыхание отражалось пляской тьмы.

— Словно некромант, поднимающий мертвых, — пробормотал Гиз, невольно сжимая рукоять меча.

— Ты что-то сказал? — Хозяйка снова вернулась. На этот раз она принесла большой ковш, полный воды.

— Нет, ничего… Я просто думаю.

— Здесь тебе попить, — Дила поставила ковш рядом со свечой.

— Спасибо.

— Может быть, надо еще что-нибудь?

Гиз пожал плечами:

— Только лишь то, что я уже просил.

— Я все принесла.

— Нет, не все.

— Что еще? Кажется, ты просил только воды.

— Я просил рассказать мне то, что знаешь ты одна

— Опять, охотник?

— Нет… Я не могу принудить тебя к чему-то. Но я хочу тебе сказать, что мертвяк не зря ходит к твоему дому. Ты это и без меня знаешь. Так что же его сюда гонит? Ты ведь догадываешься, не правда ли?

— Мне нечего тебе сказать, охотник. Спокойной ночи.

— И тебе спокойной ночи, Дила. Но если вдруг ты увидишь кошмар, если тебе станет неспокойно… Я буду ждать тебя, Дила… Подумай. Пойми. Ты можешь помочь мне. Можешь помочь себе и своим детям. Твоим соседям. Просто расскажи то. что знаешь.

— Ты надоел мне, охотник, — женщина отвернулась. — Ты страшно занудлив.

— Мне часто об этом говорили, — усмехнулся Гиз. — Но мало кто из тех людей может это повторить…

Дила хлопнула дверью, не дослушав охотника. Дернулось пламя свечи.

— Сегодня ночью все станет ясно, — негромко сказал Гиз. — Я это чувствую.

Гиз хорошо помнил тот день, когда впервые обнаружил свой дар. День, когда его жизнь, едва не оборвавшись, резко переменилась. Так же, как жизнь его друзей — Огерта и Нелти.

Все началось с детской забавы. А закончилось страшной схваткой.

Тогда они сделали невозможное. Три ребенка совершили то, с чем не смогли бы справиться взрослые.

Значит ли это, что в тех детях было нечто особенное?

Или же они были обычными детьми, но страшная встреча как-то их изменила?

И через много лег Гиз не мог дать ответа на эти вопросы.

В одном он был уверен — если б не его дар, они бы не выжили.

Тогда, в тот самый день, их всех спасло предчувствие Гиза…

Свеча укоротилась на половину. А ночи не было видно конца.

Гиз лежал на жестком сундуке, укрыв ноги сладко пахнущей овчиной, и наблюдал, как по столбику свечи стекают горячие капли воска. За стеной, совсем рядом, возились мыши — должно быть, там у них было гнездо. Иногда они затихали, и тогда Гиз тихонько стучал пяткой в стену. Мертвая тишина была ему не по душе. А под негромкое шуршание и поскребывание и думалось легче…

Охотник перебирал в уме факты, которые удалось ему узнать. Он представлял их нарисованными на карточках и тасовал эти воображаемые пестрые картинки, мешал, раскладывал по-всякому. Что-то домысливал, что-то отбрасывал. Порой он так увлекался, что забывал обо всем. Даже о своем страхе. Он перешептывался сам с собой. Разговаривал с мечом и со свечой, обращался даже к теням.

Гиз пытался угадать, кто поднял мертвеца. И торопился успеть сделать это до того, как все откроется само по себе.

Охотник знал, что мертвяк — это муж Дилы, бывший муж. Он ушел в лес и пропал. Вернулся только через несколько дней. Ночью пришел домой. Мертвый. И не смог попасть внутрь. Под утро куда-то пропал. А следующей ночью появился вновь… Его видела бывшая жена, она узнала его, испугалась. Это она рассказала всей деревне о мертвяке, но не сказала, кто он такой. Почему? Возможных причин много… Это она первой предложила нанять охотника, чтобы убить мертвяка. Это в ее избе веет холодом. И это она запретила своим детям играть в заброшенном доме.