– Так в котором часу состоится заседание твоей компании? – суетливо, с показной озабоченностью спросила Люси. – Надеюсь, поезд не опоздает.
– Салли сказала мне, что в течение всего этого дурацкого состязания ты и этот… конфедерат… вы глазели друг на друга.
– Не правда, я смотрела только на тебя!
– Я запрещаю тебе разговаривать с ним, даже здороваться. Ни единого слова, пока я здесь.
– Но это же глупо, Даниэль. Что, если я встречу его на улице? Сделать вид, будто мы не знакомы, и молча пройти мимо? Это же просто невежливо, я не настолько дурно воспитана, чтобы так вести себя.
Ее возражения прозвучали для Даниэля как гром среди ясного неба. От его пресловутого хладнокровия не осталось и следа.
– Люси, я не намерен терпеть никаких возражений по этому поводу с твоей стороны, слышишь, не намерен! Если только наша свадьба состоится, если только мы собираемся стать законными супругами… – Внутри его все кипело и клокотало.
– Что значит «если только»? – почти прошипела задетая этой вспышкой гнева Люси.
– Мы должны понять друг друга, прийти к взаимопониманию. Ты очень изменилась за последние месяцы. Раньше ты никогда не была агрессивной, не вступала постоянно в споры, пререкания. С недавних пор ты только и делаешь, что выводишь меня из себя. Но теперь довольно, с этим пора кончать. Я не желаю, чтобы ты впредь когда-либо разговаривала с этим… этим верзилой, выскочкой с проклятого Юга. Я настаиваю и на том, чтобы ты как можно реже встречалась с Салли. По-моему, она плохо влияет на тебя. Кроме того, я не хочу, чтобы ты ходила на вечеринки и собрания без меня; твой отец уже не в состоянии уследить за тобой.
– А я не младенец, чтобы за мной следили!
– Если ты, Люси, собираешься стать моей женой, тебе придется подчиниться определенным правилам поведения; в конце концов ты помолвлена, а это совсем не то, что легкомысленная незамужняя девица.
– Ох, Даниэль… – Щеки Люси вспыхнули. Ей словно открылись новые, непонятные и неприятные для нее стороны характера того, кого она считала своим возлюбленным. Уже несколько дней минуло с того злополучного состязания, более напоминавшего дуэль, а Даниэль оставался неприступным и замкнутым. Суровое и тревожное выражение не сходило с его лица. Темно-карие глаза смотрели колко и холодно, тонкие губы были плотно сжаты.
– Поезд отправляется через минуту, – проговорил Даниэль, даже не взглянув на Люси. – Я пройду в вагон. Надеюсь, мы еще вернемся к этому разговору сегодня вечером.
Скрестив на груди руки, Люси молча смотрела ему вслед. Нравоучительный тон жениха неприятно удивил ее, но не более. Внешне она казалась спокойной, и теперь напряженные мышцы лица выдавали внутреннее кипение чувств: «Значит, Даниэль считает, что я очень изменилась за последнее время. Прекрасно! Да, я изменилась, но и он уже не тот прежний Даниэль, которого я знала много лет».
Поезд ожил. Металлическая дрожь пробежала по составу, колеса звякнули и с неотвратимой настойчивостью стали набирать ход. Люси смотрела вслед уходящему поезду до тех пор, пока последний вагон не превратился в маленькую точку. Устало и как-то разочарованно вздохнув, она повернулась и побрела домой в унылой задумчивости.
– Простите за бестактность, мисс Кэлдуэлл, но ваш столь оживленный и задушевный разговор с женихом не мог не привлечь моего внимания.
Несмотря на слишком знакомый голос, Люси вздрогнула. Повернув голову, девушка увидела пару голубых глаз и чертовски обольстительную улыбку, какой мог обладать либо прожженный сердцеед, либо отъявленный мошенник. В действительности это был Хит Рэйн.
– Вы что, шпионите за мной? – спросила она резким, даже грубым тоном и тут же осмотрелась, чтобы убедиться, что поблизости нет никого, кто мог бы их услышать или увидеть вместе. В ответ на столь неожиданный выпад лицо Хита выразило искреннее недоумение, он пожал плечами и, подчеркнуто демонстрируя обиду, засунул руки в карманы. При этом движении как всегда безупречно сидящие на нем брюки натянулись и до непристойного выразительно очертили его крепкие, мускулистые ляжки. Люси тотчас же внутренне отругала себя за то, что обращает внимание на подобные детали, но, сказать по правде, удержаться она была не в силах. Слишком ярко и буйно искрилась над Хитом Рэйном аура здоровой, полнокровной мужской силы и энергии, – лишь слепец мог этого не заметить.
– А я что, похож на шпиона? – Уголки его рта подрагивали в широкой неудержимой улыбке. – Нет, я вовсе не слежу за вами. Просто у меня были кое-какие дела в городе и на станции, а потом совершенно случайно перед моими глазами промелькнула вот эта чудная шляпка. – Последние слова он произнес настолько выразительно, как будто собирался не только указать на шляпку, но и дотронуться до нее. Люси инстинктивно отпрянула и подняла руку, чтобы поправить свой головной убор. Белого цвета, украшенная заколкой в виде перламутровой бабочки, ниткой жемчуга и изысканным букетом из пышных перьев марабу, шляпка и в самом деле была очень милой и изящной.
– О, только не надо прикасаться пальчиками, это же само совершенство. – Голос Хита был полон восторга и восхищения, его глаза излучали доброжелательность. Не устояв перед этим потоком чистоты и искренности, Люси смущенно потупила взор.
– Если вы что-то подслушали вдруг…
– Конечно, я кое-что слышал, но совершенно невольно, – обнадежил девушку Хит.
– Видите ли, мистер Рэйн, мы обсуждали очень личные дела…
– Да-да, безусловно, я все прекрасно понимаю. – И тут с неподдельным энтузиазмом Рэйн принялся оживленно перечислять по пунктам требования, которые не далее как десять минут назад предъявил Люси Даниэль:
– Первое: разорвать дружбу с Салли; второе: не встречаться и не разговаривать со мной; третье: не ходить на вечеринки и танцевальные вечера без него как без ангела-хранителя. Пожалуй, даже после того как вы выйдете за него замуж, он будет указывать вам, что делать и с кем говорить.
– Но это право мужа, не так ли?
– Да неужели?
В данной ситуации на ироническую реплику полагалось ответить решительным «Да!», однако Люси растерялась. Несколько секунд она лихорадочно выискивала в голове достойный ответ; губы беззвучно шевелились, словно у пойманной рыбы. Наконец она нашла, как ей показалось, нужную фразу, которую высказала более для себя, нежели для Хита:
– Когда люди женятся, многое меняется. И прежде всего сами люди.
– Верно, но, как правило, не в лучшую сторону.
– Откуда вы знаете? Вы никак знаток супружеских проблем? Да вы сами ведете себя не лучше Даниэля! Так уверенно рассуждаете, что хорошо и что плохо для меня. Нет уж, лучше я сама начну решать, что мне делать, а что не делать, чего мне хочется, а чего нет!
Огонь вожделения вспыхнул в лукавых глазах Хита.
– Пожалуй что и начнете. Итак, Синда, чего же вам хочется более всего?
У Люси защемило сердце. Более всего в данное мгновение ей хотелось увидеть Даниэля, но не нынешнего, а другого, прежнего.
– Мои желания вас абсолютно не касаются!
– Увы, касаются. Боюсь, я уже так много вложил в вас…
– Вложили в меня? Простите, что?
– Досады и огорчения, милочка, – небрежный, слегка развязный тон его голоса неприятно диссонировал со словами, – заботы и тревоги о том, что ваш жених твердо решил изменить вас. А ведь он вам не пара, он недостоин вас, нет, дорогая Люси.
– Прекратите! Я не желаю вас слушать.
– Он из кожи вон лезет, чтобы превратить вас в маленькое, послушное его прихотям существо, но, боюсь, все это может обернуться для вас самым плачевным образом. Он сделает вас несчастной, но не потому, что у него дурные намерения, – просто он так устроен, он полная противоположность вам, как говорится, из другого теста.
– Из другого теста! Да это смешно и нелепо! Я в жизни не встречала двух более похожих людей, чем мы с Даниэлем. Он и я как раз слеплены из одного теста!
– Вы действительно так себя оцениваете? – строго спросил Хит; глубокая морщина рассекла его лоб над самой переносицей. – Вы полагаете, что принадлежите к тому типу женщин, которые находят счастье с мужчинами, ваяющими из этих несчастных особ свое подобие? Неужели вы и впрямь так думаете?.. – Он замолчал и в упор посмотрел на Люси. – Да вы просто ужасно упрямая, милочка! Любое мое слово пробуждает в вас дух противоречия, не так ли? Прекрасно, но запомните, я вам не огонь, чтобы на нем подогревать свою решимость. Если вы предпочитаете своего жениха, что ж, это ваше право. Но более бросать слова на ветер я не намерен.
– Но… я хотела бы услышать, что вы собирались сказать мне.
– Я предпочел бы поговорить о чем-нибудь другом.
– Но, Хит, разве вы не хотите сказать мне…
– Нет, не хочу.
Люси была неприятно поражена столь решительным и категоричным отказом. Вот так открыто и прямо – «нет»! Ее негодованию не было предела. Как будто Хит со всего размаху хлопнул дверью прямо перед ее носом.
– Почему нет? – спросила она сдавленным голосом.
– Потому что вы так и рветесь в бой! Вместо того чтобы препираться с Хитом Рэйном, вы бы лучше минут пять назад поспорили с Даниэлем Коллиэром. И пожалуйста, не надо устраивать мне сцен.
– Хит, ну я же не устраиваю сцен. О ради Бога, давайте прекратим этот разговор. Перед вами я чувствую себя…
– Чувствуете себя кем? – Реакция Рэйна на брешь в обороне Люси была молниеносной.
– …девочкой. Помнится, когда я была маленькой, я иногда совершала поступки, которые очень удручали моего отца. Я еще не успевала ничего объяснить ему, а он уже делал за меня выводы, почему я вела себя так, а не иначе. И я помню, как переживала, ведь это было так несправедливо!
Южанин грустно улыбнулся и печально кивнул в ответ;
– Да, вы правы, это несправедливо. Впрочем, видно, вашему отцу не оставалось ничего другого! Признайтесь, вы ведь постоянно обводили его вокруг пальца, и он знал об этом.
– Мой отец – очень хороший человек, прямой, честный; он непреклонен в своих принципах и всегда точно знает, чего хочет.
– Ясно. Тогда вы скорее всего похожи на вашу мать.
Отвечая на эту вполне безобидную колкость, Люси неохотно улыбнулась.
– Не знаю, может быть. Когда ее не стало. А была совсем маленькой и плохо представляю ее себе. Единственное, что помню отчетливо, – она была настоящей красавицей.
– Я в этом просто уверен, – проговорил Хит и игриво подергал девушку за локон. Жест выглядел куда более чем фамильярным, но Люси, погруженная в собственные мысли, даже не сделала попытки возмутиться.
– Отец никогда не говорил со мной о маме. Но миссис Морган рассказывала мне, что мама очень любила выступать на всевозможных благотворительных собраниях, в клубах суфражисток. Однажды она ворвалась в зал заседаний муниципалитета Конкорда и закатила там речь с требованием разрешить девочкам учиться в старших классах городской школы. И представляете, власти согласились, хотя в классных комнатах не хватало мест даже для мальчиков. Говорят, она была очень живая, энергичная женщина. Я думаю, отцу было нелегко сдерживать ее кипучую деятельность.
– Вот в это я охотно поверю.
– Интересно, в Виргинии, когда вы там жили, были такие женщины?
– Которые произносили речи в общественных местах? Сомневаюсь!
– И ваша мать…
– О, милочка, она погибла, когда я был мальчишкой.
Пораженная внезапным откровением Хита, Люси поймала себя на мысли, что хочет узнать побольше о его жизни.
– А ваш отец? Он сейчас…
– Нет, он умер во время войны. – Хит помрачнел. Было совершенно ясно, что он не любил затрагивать столь личные темы.
– Вы жили вдвоем с отцом?
– Не совсем. Кроме меня, еще были сводные брат и сестра, ну и, конечно, мачеха. Все, что вы когда-либо слышали или читали о мачехах, – все воплотилось в ней. Идеальный образец!
– Ваши родственники… они знают о вас…
– Взгляните на небо, Люси, кажется, дело идет к дождю. Я думаю, вам лучше побыстрее добраться до дома, иначе ваша чудесная шляпка превратится черт знает во что. Разрешите предложить вам свой экипаж.
– Нет-нет, что вы, нас могут увидеть вместе.
– Ах да, простите, мисс, я совсем забыл. Заветы Даниэля, от них нельзя отклоняться ни на йоту.
– Я пойду пешком, здесь недалеко. Как-нибудь обойдусь без вашего ландо, – сердито парировала Люси язвительную реплику Хита.
Рэйн ухмыльнулся, взял девушку за руку и слегка коснулся губами шелковистой, нежной кожи тыльной стороны ее ладони. Не говоря ни слова, Люси повернулась и медленно побрела прочь. Нежный, почти воздушный поцелуй произвел на нее необычайное впечатление. Люси казалось, что прикосновение этих губ вдохнуло в нее чувство умиротворения и покоя.
– Синда, это райское наслаждение, – промурлыкал за ее спиной Хит и вразвалку двинулся к своему экипажу, при этом у него был такой вид, будто весь этот мир, его время и богатство покоились в его кармане.
Глава 4
По всему городу слышался звон колокола Первого городского прихода.
Люси откинула отделанную кружевом простыню, быстро выбралась из постели и подбежала к окну. Спросонья она не могла понять, что происходит, и вглядывалась в темноту ночи. Над спящим городом плыл прозрачный туман, а небо было затянуто густыми, низкими облаками, которые в районе Лексингтон-роуд имели странный красноватый оттенок.
«Красные облака», – думала Люси. Ее глаза расширились, когда она увидела, как на улицу начали выбегать люди. Легкий теплый ветер доносил запах дыма. В городе был пожар, и все спешили на помощь; даже женщины и дети в такой ситуации могли быть полезны.
Не обращая внимания на корсет, который лежал на сиденье стула, Люси надела серо-голубое платье и быстро застегнула его. Конечно, если бы был корсет, оно сидело гораздо лучше, но нельзя было терять ни минуты. Перехватив волосы лентой, она бросилась по лестнице вниз.
Лукас Кэлдуэлл уже был там. Свернув длинную веревку, он положил ее в ведро. Это ведро ему выдали, когда он был членом пожарной бригады. Его белоснежные волосы и усы, обычно гладко приглаженные, сейчас торчали в разные стороны.
– Я готова, папа, – чуть дыша произнесла Люси. Страх, охвативший ее, отступал перед спокойствием отца. Он всегда оставался практичным и терпеливым, даже перед лицом катастрофы.
– Хозмеры остановили свой экипаж возле дома, они захватят нас, – ответил он, мягко похлопывая Люси по плечу, пока они шли к двери.
– Папа, будь осторожен! Ты всегда лезешь вперед, вместо того чтобы уступить дорогу более молодым. Помни, кроме тебя, у меня никого нет, и если с тобой что-нибудь случится…
– Я всегда делаю только то, что необходимо. Никакого героизма. Но Кэлдуэллы никогда не бегали от трудностей.
– Да, я знаю, – сказала Люси и, взглянув на отца, вдруг осознала, возможно, впервые, как быстро он стареет. Глубокие морщины избороздили щеки и шею, а кожа покрылась светло-коричневыми пятнами.
– Пожалуйста, будь осторожен, – снова попросила она.
Лукас рассеянно кивнул в ответ. Все его внимание было приковано к густым клубам дыма, поднимавшимся вдали. Дождя явно будет недостаточно, чтобы потушить или хотя бы приостановить пламя.
По дороге к месту пожара они обменялись несколькими фразами с Хозмерами. Их трое сыновей с нетерпением, присущим молодости, ждали момента, когда они смогут столкнуться лицом к лицу с опасностью. Люси судорожно вцепилась в край сиденья, ее длинные каштановые волосы развевались на ветру. Вскоре они добрались до места.
Горел дом Эмерсона. Крыша и верхний этаж уже были охвачены огнем, который поднимался все выше и выше и, казалось, касался неба. Множество людей суетились возле дома. Некоторые пытались проникнуть на первый этаж, чтобы спасти мебель и одежду. Пожарная бригада изо всех сил старалась взять пламя под контроль, но было уже слишком поздно. Прямо перед домом нетерпеливо били копытами несколько белых тяжеловозов, которые возили паровой насос. Весь двор был завален бумагами и документами, которые удалось вынести из дома.
– Бедняга, – пробормотала миссис Хозмер, седеющая рыжеволосая женщина с некогда голубыми, но теперь уже поблекшими глазами. Она была резкой, но доброй. Люси увидела мистера Эмерсона, стоявшего возле пылающего дома. Выгоревшие волосы почти полностью закрывали его лицо, на поникшие плечи был накинут уже успевший промокнуть плащ. – Как это ужасно, тем более для него, так любящего порядок во всем.
– У него много друзей, – уверенно заметил Лукас Кэлдуэлл, помогая Люси выйти из экипажа. – Я не сомневаюсь, что Эмерсоны быстро с этим справятся.
– Хорошо бы, – сказала Люси и быстро поцеловала отца перед тем, как присоединиться к цепочке женщин и детей, которые передавали одежду и посуду из окон дома в безопасное место. Мужчины, покрытые потом и гарью, пытались спасти хотя бы самую дорогую мебель. Даже стоя снаружи, Люси почувствовала, как запылали от жара огня ее щеки.
– Никто не видел коробку с документами миссис Эмерсон? – громко спросила сестра Даниэля Абигаль. – Она была в библиотеке. Миссис Эмерсон говорит, что положила туда несколько важных договоров и контрактов.
Двор тщательно обыскали, но коробки не нашли. На какое-то время воцарилось тягостное молчание. Все стояли в нерешительности, боясь войти в охваченный пламенем дом.
– Я найду, – сказала Люси, поправляя ленту в волосах.
– Но это опасно.
– Пока это возможно: внизу еще нет огня.
Люси бросилась к открытому окну, подтянулась и влезла на подоконник. Вся комната была настолько заполнена дымом, что Люси с трудом различала предметы.
Дверная ручка была еще достаточно холодной. Люси осторожно приоткрыла дверь и прошла в коридор, где бегали мужчины, прилагая усилия для спасения ценностей. Там было довольно много народа, но в этой суматохе никто не заметил ее. По стене Люси пробралась к следующей двери, ведущей в библиотеку. Войдя в комнату, она обошла огромный письменный стол, но наткнулась на стул и что-то уронила на пол. Люси присела и стала ощупывать пол. Каково же было ее ликование, когда она наткнулась на прямоугольный металлический предмет! Это была коробка с документами.
Схватив уже теплую коробку, Люси поспешила к двери, за которой слышались крики и топот. Люси закашлялась так сильно, что с трудом могла перевести дыхание. Не успела она выйти в коридор, как вдруг горящая балка упала с потолка, едва не задев ее. Люси в шоке смотрела на горящее дерево, не в состоянии двинуться с места. И вот уже начал рушиться весь потолок. Люси теряла самообладание, ее охватывал неуемный страх, сердце готово было вырваться наружу. Ей непременно нужно было выбраться из дома. Боясь, что платье загорится, она стала осторожно обходить бревно. Но в эту секунду чья-то нога толкнула злосчастное бревно, а руки так сильно обхватили ее плечи, что коробка с документами упала на пол.
– Какого черта вы-то здесь делаете? – поинтересовался хриплый мужской голос.
Подняв глаза, Люси встретила решительный взгляд Хита Рэйна. Она была сильно напугана, да еще он так свирепо смотрел на нее, что Люси не смогла произнести ни слова в свое оправдание. Лицо Хита, черное от сажи, было покрыто мелкими капельками пота, покрасневшие от дыма глаза прищурены. Рукава рубашки были высоко закатаны, так что на руках отчетливо проступали напряженные мускулы. Он был так рассержен, что, казалось, готов вытолкать ее с такой же силой, как только что толкал горящее бревно.
– Я хочу, чтобы вы как можно скорее убрались отсюда вместе со своим длинным поджаренным хвостом, – крикнул он. – Куда смотрят ваш отец и ваш чертов жених? Если они не надерут вам зад, клянусь, это сделаю я!
– Я здесь по очень важному делу! – с нетерпением прервала его Люси. Наклонившись за коробкой, она замешкалась, так как сильный приступ кашля мешал ей двигаться.
Хит, бормоча проклятия, взял у нее тяжелую коробку, обхватил Люси за талию и поволок через коридор. Входная дверь уже была охвачена пламенем. Носом и щеками Люси снова касалась его пшенично-золотых волос, потемневших от пота. Она чувствовала жесткую, неограниченную силу его рук. Казалось, у него напрочь отсутствовало чувство страха. Люси всегда презирала женщин беззащитных и бессильных, но рядом с Хитом она ощущала себя именно такой. Как только они миновали дверь, Хит опустил ее на крыльцо и вручил металлический ящик. Люси показалось, что ящик стал намного тяжелее, чем раньше; она едва удерживала его трясущимися руками.
– Сначала вы тонете в реке, потом пытаетесь сгореть на пожаре, – сказал Хит, разворачивая ее лицом к выходу и подталкивая по направлению к ступенькам, ведущим на улицу. Голос его смягчился и звучал уже не так сердито. – Одному Богу известно, что еще взбредет вам в голову.
– Я прекрасно обошлась бы и без вас!
– В аду, может быть. А теперь держитесь подальше отсюда.
Она не посмела ответить ему колкостью, когда увидела, что он снова направляется в дом. Спустившись по ступенькам, Люси направилась к сваленной посередине двора мебели и тут поняла, что у нее подгибаются колени и ноги не слушаются. Она осторожно положила коробку с документами на диван и стала наблюдать, как мужчины вытаскивают из дома мебель. Теперь уже никто из них не решался вновь войти в дом. Верхний этаж был полностью сожжен, и огонь принялся за нижний. Он будет пожирать все на своем пути, пока не превратит дом в груду углей.
Люси подошла к отцу. Он стоял рядом с Эмерсоном и наблюдал за пылающим домом. Мистер Эмерсон был явно в шоке, его полные отчаяния глаза с грустью смотрели на потрескивающие угли. Казалось, что он не вполне понимает, что происходит. Люси отвела взгляд, сердце ее наполнилось жалостью, она была не в состоянии наблюдать это неподдельное горе. Поодаль Люси увидела гибкую фигуру Даниэля. Он и еще несколько человек осматривали, что удалось спасти. Тут же Люси укорила себя за то, что у нее даже в мыслях не было узнать, не случилось ли с ним что-нибудь. Она решила подойти к нему, как только все уляжется.
– Моя рукопись, – неожиданно произнес Эмерсон. Его голос звучал настолько тихо, что с трудом можно было расслышать слова. – Моя последняя рукопись. У меня нет другой копии, кроме той, что в доме. Моя рукопись!
– Не волнуйтесь, мистер Эмерсон, – послышался чей-то успокаивающий голос. – Я уверен, что кто-нибудь вынес ее.
– Кто? Где она? – Казалось, Эмерсон сходит с ума. – Она хранилась в библиотеке, в белой шкатулке. Где же она?
Во дворе царила суматоха, каждый пытался найти рукопись, но ее нигде не было.
– Моя рукопись, – шептал Эмерсон дрожащим голосом. Его лицо побелело как бумага; он лишь отмахивался от людей, говоривших ему слова утешения. Отойдя от них, он прямо наткнулся на Хита Рэйна. Тот сидел на земле, сложив руки на коленях. Прищурившись, он поднял голову и посмотрел на Эмерсона. Этих двух людей разделяла целая пропасть: один – старый и слабый, но умудренный жизненным опытом, другой – сильный и совсем молодой, у которого вся жизнь впереди. Один с Севера, другой с Юга. Но было между ними нечто, что объединяло их. Оба они питали уважение к печатному слову, и Хит прекрасно понимал цену этой утраты. Несколько минут прошло в молчании. Затем Хит поднялся и, бормоча откровенные проклятия, направился к дому.
Остолбенев, Люси смотрела, как он схватил с земли мокрое одеяло и взбежал по ступенькам. Никто не пошевелился, чтобы остановить его.
– Нет, – сказала Люси, но слишком тихо. Хит приближался к адскому пеклу. В панике Люси закричала:
– Нет!
Если Хит и слышал ее крик, то проигнорировал его и, не обернувшись, скрылся внутри. Люси сделала шаг вперед, но отец остановил ее, с жаром твердя, что все смотрят на нее. С трудом дыша, Люси пыталась не закричать от боли, пронизывавшей ее сердце. Замерев словно статуя, она не отводила глаз от двери. Где-то внутри здания раздался страшный грохот, возвестивший, что еще одна часть крыши обвалилась. Отец положил руку ей на плечо. Но она откинула ее, не сводя глаз с двери, как будто только это могло заставить Хита появиться вновь. Казалось, что прошла целая вечность, а его все не было.
– Люси, в чем дело? – Она услышала голос Даниэля и повернулась к нему. Он выглядел уставшим.
– Я… кон… мистер Рэйн там, – наконец хрипло произнесла она. – Разве ты не переживаешь?
– Переживаю? – словно эхо повторил Даниэль, с силой сжимая ее локоть и глядя прямо в глаза. Смятение и раздражение горели в его глазах. – Мне думается, все переживают, но не так сильно, как ты. В чем дело, Люси?
– Но он же человек! Почему же никому нет дела до того, что происходит? Почему никто не хочет понять?
Даниэль ответил резким, не терпящим возражений тоном:
– Во время войны ты была еще совсем ребенком, и ты не можешь понять этого. Такие, как он, убивали нас. Если бы ты только могла себе представить, что они творили с нами. Они вели себя ничуть не лучше, чем дикие индейцы. Они снимали скальпы с наших солдат, а иногда сдирали даже кожу! А знаешь ли ты, какой беспредел творился в их вонючих тюрьмах? Они обращались с заключенными, как со скотиной: морили голодом, не давали лекарств – нет, я никогда не забуду этого и никогда не прощу их. Что же касается именно этого конфедерата, то, возможно, он дьявольски красив, но он такой же мерзкий, как и все прочие. И я не собираюсь переживать за него.
– Но не только они вели себя так. Я слышала, как солдаты Союза обращались с южанами, – сказала Люси, вытирая слезы, текущие по ее щекам. – Как они жгли их дома, что они делали с их женщинами.
На мгновение Даниэль просто остолбенел. Затем резко, пронизывая ее взглядом, почти закричал:
– Повтори, что ты сказала?
– Я думаю, что ни одна из сторон не была права.
– Ты просто переволновалась, – холодно прервал ее Даниэль. – Поэтому я не собираюсь возвращаться к этому разговору. Ты не должна судить о вещах, которые выше твоего понимания. Если бы ты была на войне, то у тебя не возникало бы сомнений на их счет, но, по-моему, ты и без того знаешь достаточно, чтобы ненавидеть их. И на твоем месте я бы уже давно перестал переживать из-за этого мятежника, тем более спасти его теперь может только чудо.
Люси закусила губу, когда Даниэль отошел от нее. Почему вдруг все стали казаться ей чужими? Даниэль, отец, жители города – как будто она никогда не знала их раньше, как будто она стояла на краю сцены, наблюдая за этим странным представлением, и ей никак не удавалось понять, о чем идет речь. Единственное, что она понимала сейчас, это то, что Хит в горящем доме и что она переживает за него. И для нее было не важно, кем он был и что он совершил в прошлом, просто она не хотела, чтобы он погиб. Она сжала виски руками, пытаясь подавить растущую боль, и не отрываясь смотрела на огонь, хотя глаза болели от яркого пламени.
В дверном проеме что-то мелькнуло, и в следующую секунду Хит выскочил из дома, держа белую шкатулку. Его силуэт вырисовывался на фоне желтых языков пламени, когда он бежал через две ступеньки по лестнице. В это время рухнула крыша. Толпа безмолвно следила за Хитом; некоторые отворачивались, когда он проходил мимо. Его лицо, грудь и руки были сплошь покрыты сажей. Некогда белая рубашка была порвана, и сквозь дыры проглядывало тело, загорелое и покрытое потом, испещренное шрамами от давно заживших ран. Он немного прихрамывал, и эта хромота придавала ему еще более устрашающий вид. Он был похож на дикого раненого зверя, готового к прыжку. Исподлобья глядя на всех, он подошел к мистеру Эмерсону и отдал ему рукопись.
– Спасибо, – сказал Эмерсон, наклоняя голову и принимая шкатулку с нежностью родителя, берущего дитя. – Я ваш должник.
– Не стоит. Это вовсе не означает, что теперь я лучше отношусь к вам и к вашим идеям, – прохрипел Хит и, отойдя от него, направился к лесу, который начинался недалеко от дома.
Люси не смела поднять глаз, чтобы не выдать своих чувств.
Приближалось утро. Горожане суетились во дворе, пытаясь привести в порядок вещи Эмерсонов и гоняясь за газетами, письмами и бумагами, которые ветром разнесло по всему двору. Огонь наконец погас, и на месте бывшего дома не осталось ничего, кроме почерневших стен и нескольких футов обожженных камней и углей. Украдкой Люси смотрела в ту строну, куда ушел Хит, и, улучив момент, когда никто не смотрел на нее, пошла за ним. Она знала, что должна оставаться с отцом или с Даниэлем, но ей не терпелось найти южанина, она ни за что не успокоится, пока не найдет его.
Хит сидел на большом плоском камне, двумя руками обхватив голову, локтями облокотившись на колени. Он слышал, как шуршали под ногами Люси опавшие листья, но не обернулся.
– Вы не должны были делать этого, – горячо сказала Люси, протягивая ему ковш с водой. Он пил долго, и Люси, присев на корточки, смотрела, как вода тоненькими струйками стекает по его шее и груди. Она достала несколько намоченных платков и, замешкавшись лишь на секунду, начала вытирать грязь с его подбородка. Хит украдкой наблюдал за ней. – Эти бумаги, что бы там ни было написано, не стоят вашей жизни, – продолжала Люси тем же нравоучительным тоном.
– С этим можно поспорить, – сказал он, но голос его сорвался, и он начал кашлять.
– Это просто смешно, – строго сказала Люси, ее карие глаза горели от негодования. Теперь она дотрагивалась до его лица с большей уверенностью. И Хит наверняка не упустил бы случая подшутить над ней, если бы не был до предела вымотан. Наблюдая за ней, он думал, что ей, наверное, и в голову не приходит, какой собственницей она выглядит, сидя вот так перед ним и стирая грязь с его щек.
– Прошло уже столько времени с тех пор, когда со мной нянчились вот так же, – медленно выговорил он.
– Сколько?
– Почти двадцать лет. Моя мама точно так вытирала мое испачканное лицо. Люси остановилась.
– Закройте глаза, – мягко попросила она и, стерев вокруг глаз сажу, спросила:
– Зачем вы рискуете жизнью здесь, когда вам надо быть дома?