Лотти отняла от лица руки и увидела, что лицо Ника изменилось. Жуткая маска бесследно исчезла, ее место заняло привычное уверенное выражение. Ник опустил кулак и уставился на жену, оглядел ее стройное тело, и в его глазах снова плеснулся гнев. Лотти вздрогнула.

— Я же мог убить тебя, — выпалил Ник, оскалившись по-звериному. — Что ты здесь делаешь? Никогда не прикасайся ко мне, когда я сплю, черт бы тебя побрал!

— Но я же не знала… что тебе снилось?

Гибким движением он поднялся и отошел от кровати, тяжело дыша.

— Ничего. Ровным счетом ничего.

— Я думала, тебе что-нибудь нужно…

— Только одно: чтобы ты не приближалась ко мне, пока я сплю, — рявкнул Ник, нашел на стуле сброшенную одежду и рывком натянул брюки.

Лотти показалось, будто ей влепили пощечину. Она и не подозревала, что слова Ника могут так больно ранить ее. И при этом ее сердце переполняла жалость к Нику: ей было тягостно видеть, как он мучается в одиночку.

— Выйди, — велел он, надевая рубашку и сюртук и пренебрегая жилетом и галстуком.

— Ты уезжаешь? — спросила Лотти. — Напрасно. Сейчас я уйду к себе, и…

— Да, уезжаю.

— Куда?

— Не знаю. — Натягивая чулки и обуваясь, он не удостоил ее ни единым взглядом. — И не спрашивай, когда я вернусь. Этого я тоже не знаю.

— Но почему? — Лотти нерешительно шагнула к нему. — Ник, пожалуйста, останься и объясни мне…

Он заставил ее замолчать предостерегающим взглядом ярко блестящих глаз — глаз раненого зверя.

— Я же сказал: выйди!

Кровь отхлынула от лица Лотти. Она растерянно кивнула и направилась к двери. На пороге она помедлила и обернулась:

— Прости…

Он не ответил.

Лотти прикусила губу, проклиная себя за вскипающие в уголках глаз слезы. Она поспешно ушла, боясь растерять остатки достоинства.

Весь завтрашний день Ник где-то пропадал. Тревожась за него, Лотти не находила себе места. Никакие дела не помогали ей отвлечься от мыслей о нем. Она совершила длинную прогулку в сопровождении лакея, позанималась рукоделием, почитала, даже помогла миссис Тренч делать сальные свечи — все напрасно.

Экономка и слуги относились к Лотти почтительно, как прежде. О минувшей ночи никто из них не упомянул и словом, хотя все наверняка слышали шум и крики. Слуги всегда все знают, но никто из них не признается, что посвящен в подробности жизни хозяев — вплоть до самых интимных.

Гадая, куда запропастился ее муж, Лотти опасалась, что в порыве гнева он совершит какой-нибудь рискованный поступок. Она утешалась лишь мыслью, что он вполне способен постоять за себя, но это не избавляло ее от беспокойства. Ник покинул дом в гневе, и Лотти подозревала, что корень этого гнева — боязнь причинить ей боль.

Но она его жена, он не имеет никакого права бросать ее без объяснений! День тянулся невыносимо долго, только с наступлением вечера Лотти слегка взбодрилась. Поужинав в одиночестве, она полежала в горячей ванне, надела белый пеньюар, пролистала несколько журналов, и ее наконец начало клонить в сон. Измотанная бесконечным движением мыслей по замкнутому кругу и дневной суетой, она провалилась в глубокий сон.

Задолго до утра ее разбудило скольжение одеяла по ногам. Пошевелившись, она почувствовала, что рядом кто-то есть — матрас слегка промялся. Ник, с сонным облегчением подумала она, зевнула и повернулась к нему. В комнате было так темно, что Лотти ничего не видела. Она ощутила знакомое тепло его ладоней — одна легла ей на грудь, придавив к постели, вторая сжала запястья Лотти над ее головой.

Лотти удивленно приоткрыла рот и проснулась, почувствовав, как запястья обвили две гладкие петли. Прежде чем она сообразила, что происходит, ее руки уже были надежно привязаны к изголовью кровати. От изумления у нее перехватило дыхание. Ник нависал над ней, дыша часто и тяжело. Он принялся ласкать ее тело через ночную рубашку, на ощупь искать грудь, изгиб талии, округлость бедер. Он поменял позу и нашел ее грудь ртом, увлажнив ткань рубашки и набухший сосок под ней. Он был полностью обнажен, Лотти ощутила аромат и тепло горячей мужской кожи.

С запозданием она поняла, что Ник хочет овладеть ею со связанными руками. От этой мысли ей стало страшно. Подобные ограничения свободы она недолюбливала и в то же время понимала, чего он жаждет — ее беспомощности, абсолютного послушания, сознания, что он волен поступить с ней, как ему заблагорассудится. Ник между тем перекатывал языком ее затвердевший сосок, ласкал его плавными и томными движениями языка, вбирал в рот сквозь влажную ткань. Лотти выгнулась, безмолвно умоляя снять с нее рубашку, но он только спустился ниже, придерживая ее обеими руками.

Лотти обнаружила, что Ник связал ее шелковыми чулками. Как ни странно, легкая боль в руках усилила ее влечение, каждое прикосновение Ника казалось особенно острым и чувственным.

Он коснулся губами ее живота, обжигая его сквозь тонкую ткань. Упиваясь ласками, он не спешил, только тяжелое дыхание выдавало его возбуждение. Вложив между ее ног ладони, он раздвинул их, освобождая пространство, потом наклонился, ощупывая губами тело. Лотти потянулась к нему, ее пальцы беспомощно сжимались и разжимались, пятки упирались в матрас. Ник почти лениво играл с ней, ласкал грудь, целовал живот через ночную рубашку, сводил ее с ума чувственными прикосновениями. Разгоряченная кожа Лотти стала чрезмерно чувствительной, она изнывала от желания избавиться от рубашки.

— Ник, сними с меня рубашку, пожалуйста… — взмолилась она.

Он заставил ее замолчать, приложив к ее губам палец. Лотти умолкла, а он провел большим пальцем по ее щеке — легко, едва задевая кожу. Потом потянул вверх подол ночной рубашки, и Лотти благодарно всхлипнула. Овеянные прохладным воздухом ноги дрогнули, запястья натянули шелковые путы. Из-под рубашки появились затвердевшие бусинки сосков.

Ладонь Ника пропутешествовала по ее животу, спустилась к бедру. Кончик пальца разворошил шелковистые кудряшки, нашел источник густой влаги, потер припухший комочек плоти. Колени Лотти сами собой разошлись в стороны, тело начало подрагивать в предвкушении. Ник убрал руку, и она издала умоляющий всхлип. Средним пальцем он провел по ее изящной верхней губе. Палец был солоноватым от ее сока и источал волнующий аромат. Лотти вдохнула запах собственного возбуждения, наполнивший ей легкие.

Ник медленно повернул ее на бок, проведя по закинутым за голову рукам и убеждаясь, что они не причиняют ей боли. Он лег рядом, за спиной Лотти, лаская губами ее затылок. Она нетерпеливо прижалась ягодицами к его отяжелевшему орудию. Ей хотелось касаться его, гладить жесткие густые волосы на груди, обхватить пальцами мужское достоинство и почувствовать, как оно вздымается от ее прикосновений. Но у нее были связаны руки, поэтому оставалось лишь беспомощно ждать наслаждения.

Ник слегка приподнял ее ногу, и Лотти почувствовала, как горячее острие его копья уткнулось в нее. Он вошел всего на дюйм — дразнящим движением, отказывая ей в удовольствии. Лотти неистово задрожала, моля о мощных ударах, но он успокоил ее поцелуем в затылок. Не продвигаясь ни на йоту глубже, он снова начал блуждать руками по ее телу — пощипывать сосок, обводить ямочку пупка.

Постепенно его ласки стали более решительными, пальцы настойчиво перебирали густую поросль внизу живота.

Постанывая, Лотти извивалась от каждого движения его искусных пальцев. Внезапно он погрузился в нее, заполнил ее собой, и она громко вскрикнула от неожиданного наслаждения.

Ник дождался, когда она успокоится, и начал проникать в нее уверенными, рассчитанными движениями, переполняя ее удовольствием. Лотти дышала, раскрыв рот, натягивая шелковые путы и с каждым стоном чувствуя приближение экстаза. Он усилил удары. Дыхание Ника стало хриплым, он стиснул зубы. От его усердной работы сотрясалась кровать. Лотти чувствовала себя одновременно уязвимой и беспомощной, обладала Ником так же всецело, как он обладал ею, сжимала мышцами его тугую плоть. Он напрягся у нее внутри, его орган вздрогнул раз, другой и излил содержимое. Ник замер, прильнув губами к шее Лотти.

После того как он развязал ей руки, она еще долгое время лежала, прижавшись к его сильному разгоряченному телу и слабо постанывая. Помассировав онемевшие запястья, он приложил ладонь к ее влажному холмику. Его дыхание стало ровным, и Лотти обрадовалась, подумав, что он засыпает рядом с ней. Вдруг она поняла, что больше всего мечтает провести с ним в одной постели целую ночь. Но прошло еще несколько минут, и Ник поднялся, напоследок поцеловав ее в грудь и обведя языком нежный бугорок.

Когда он встал, Лотти прикусила губу, чтобы не попросить его остаться, — она уже знала, что услышит решительный отказ. Дверь закрылась, Лотти осталась одна. Она устала, ее переполняла блаженная умиротворенность, кожа еще сохраняла приятную чувственность, но к глазам уже подступали слезы. Ей было жаль не себя, а Ника. А еще она испытывала нестерпимое желание утешить его и в тоже время боялась его разозлить. Наконец все чувства вытеснила безбрежная нежность к едва знакомому человеку — человеку, которого следовало немедленно спасать.

На следующее утро принесли пакет от сэра Росса — пачку бумаг с большими печатями — и приглашение на бал, назначенный через неделю. Войдя в столовую, Лотти застала Ника за столом над тарелкой с нетронутым завтраком. Он поднял глаза от толстой кипы бумаг, поднялся и, не мигая, уставился на жену.

Лотти почувствовала, как густая краска стыда заливает ей лицо. После вечеров, полных страсти, наутро Ник обычно поддразнивал ее, улыбался или каким-нибудь шутливым замечанием смягчал неловкость. Но сегодня его лицо было напряженным, глаза ничего не отражали. Между ними что-то произошло, былая непринужденность исчезла без следа.

Не зная, с чего начать разговор, Лотти указала на бумаги:

— Оно пришло?

Что она подразумевала под словом «оно», обоим было ясно.

Ник коротко кивнул и снова углубился в предписание.

Стараясь держаться как ни в чем не бывало, Лотти уселась за стол перед тарелками, накрытыми серебряными крышками. Ник услужливо придвинул ей стул и снова сел на место. Пока он пристально разглядывал свой завтрак, горничная поставила перед Лотти чашку горячего чая.

Пока горничная не удалилась, супруги молчали.

— Бал состоится в следующую субботу, — сухо сообщил Ник, не глядя на жену. — Вы успеете к тому времени сшить подходящее платье?

— Да. Я уже заказала его, осталась последняя примерка.

— Отлично.

— Вы сердитесь? — спросила Лотти.

Он рассеянно взял со стола нож, повертел его в руках, зачем-то поскреб тупым кончиком мозолистую подушечку большого пальца.

— Я начинаю как-то свыкаться с происходящим. Теперь вот это предписание от лорда-канцлера… Все колеса уже приведены в движение, ничто не сможет остановить их. На балу сэр Росс представит нас как лорда и леди Сидней, и в тот же миг Ник Джентри умрет.

Лотти широко раскрыла глаза, удивленная его словами.

— Вы хотите сказать, что перестанете называться этим именем? — уточнила она. — Как лорд Сидней вы останетесь живы. Вы позволите называть вас наедине Джоном?

Он поморщился и отложил нож.

— Нет. Сиднеем я стану для всех посторонних, но в доме буду отзываться на то имя, которое выбрал сам.

— Хорошо… Ник. — Лотти щедро добавила сахара в чай, размешала и попробовала горячую сладкую жидкость. — Это имя служило вам долгие годы. В отличие от настоящего Джентри вы сумели прославить его. — Это замечание вызвало пристальный взгляд Ника — одновременно укоризненный и умоляющий. Внезапно Лотти осенило: настоящий Ник Джентри, юноша, умерший в плавучей тюрьме, и есть страшная тайна ее мужа. Лотти уставилась в свою чашку с чаем, помолчала и спросила словно невзначай:

— Каким он был? Вы никогда не рассказывали мне.

— Ник Джентри был сиротой, его мать повесили за воровство. Почти всю жизнь он провел на улицах, поначалу только чиграшил рубон, а потом собрал свою шайку.

— «Чиграшил рубон»? — озадаченно переспросила Лотти.

— Воровал еду, чтобы не умереть с голоду. Это самое презираемое занятие, хуже только просить милостыню. Но Джентри оказался способным парнишкой и вскоре стал опытным вором. В конце концов он попался на ограблении дома, и его приговорили к тюрьме.

— Там вы и подружились? — подсказала Лотти. Лицо Ника стало отчужденным, из давнего прошлого к нему вернулись страшные воспоминания.

— Он был силен и сметлив… и никогда не терял бдительности. Он научил меня всему необходимому, чтобы выжить в тюрьме… иногда защищал меня…

— От кого? — прошептала Лотти. — От стражников?

Ник вышел из странного транса и часто заморгал, перевел взгляд на пальцы, крепко сжимающие нож, осторожно отложил его и встал из-за стола.

— Я уйду ненадолго, — сообщил он монотонным, совершенно лишенным выражения голосом. — Увидимся за ужином.

Лотти постаралась ответить в тон ему:

— Отлично. Всего хорошего.

Всю неделю дни и ночи поразительным контрастом сбивали Лотти с толку. Дни пролетали незаметно в суете мелких дел и практических соображений. Лотти никогда не знала заранее, когда увидится с мужем и увидится ли вообще. Встречаясь за ужином, они говорили о его встречах с деловыми партнерами и банкирами, о визитах на Боу-стрит, где сэр Грант изредка советовался с ним по тому или иному расследованию. Днем Ник вел себя учтиво, охотно поддерживал разговоры, но сохранял несколько отрешенный вид.

Но по ночам все менялось. Ник предавался любви с Лотти с каким-то отчаянием. Он шокировал ее, в порыве страсти покрывая поцелуями даже самые сокровенные места, которых Лотти привыкла стыдиться. Временами он уподоблялся дикому зверю, но иногда умышленно замедлял темп. Порой развеселившись, он начинал поддразнивать жену, заставлял ее принимать такие непристойные позы, что она не выдерживала и смущенно смеялась.

Какими бы страстными ни были ночи, каждый день приближал их к балу, которому предстояло раз и навсегда изменить их жизнь. Лотти знала, что ее муж с ужасом ждет этого бала и последующих месяцев привыкания к новым обстоятельствам. Но она не сомневалась в том, что сумеет помочь ему. Согласившись стать его женой, она и не подозревала, что когда-нибудь пригодится ему и что ей так захочется быть полезной этому человеку. Но сейчас она ощущала себя помощницей Ника, его напарницей и лишь изредка — женой.

Когда наконец наступил день бала, Лотти уже в который раз порадовалась тому, что у модистки согласилась прислушаться к советам Софи. Софи помогла ей выбрать фасоны, подходящие для молодой дамы, и цвета, которые были ей особенно к лицу. Сегодня Лотти решила нарядиться в голубой атлас с белым тюлевым чехлом и смелым округлым вырезом, обнажающим плечи. Миссис Тренч и Гарриет помогли ей надеть через голову пышное платье и просунуть руки в рукава-фонарики из плотного атласа. Посмотрев в зеркало, Лотти убедилась, что именно такие платья — нет, даже попроще, чем ее наряд, — видела на знатных гостьях в Гэмпшире. Представляя себя на балу и думая о том, как удивится Ник, Лотти чуть не засмеялась в приливе радостного волнения.

Свое головокружение она приписала туго зашнурованному корсету, стянувшему талию как раз для плотно облегающего платья. Морщась от непривычных ощущений, Лотти уставилась в зеркало, а миссис Тренч и Гарриет тем временем расправляли подол платья. Прозрачный белый тюлевый чехол был расшит гирляндами белых шелковых роз. Белые атласные туфельки, лайковые перчатки до локтей и вышитый газовый шарф дополняли туалет и придавали Лотти вид принцессы. Удручали лишь ее прямые, как солома, волосы, не желающие завиваться даже на раскаленных щипцах. После нескольких напрасных попыток создать кокетливые локоны Лотти свернула волосы простым узлом на макушке и украсила его мелкими белыми розочками.

Когда Гарриет и миссис Тренч отступили, чтобы издалека полюбоваться плодами своих трудов, Лотти рассмеялась и быстро закружилась на месте, так что голубые юбки взметнулись под облаком тюля.

— Как вы красивы, миледи! — ахнула миссис Тренч с явным удовольствием.

Застыв на месте, Лотти удивленно посмотрела на нее. Ник никак не мог заставить себя сообщить слугам о том, что вскоре у него появится другая фамилия и титул, поэтому о благородном происхождении хозяина они узнали из уст Лотти. Когда первое изумление отступило, слуги явно загордились таким поворотом событий. И было от чего: слуги пэра занимают в обществе более высокое положение, нежели слуги джентльмена.

— Спасибо, миссис Тренч, — наконец произнесла Лотти. — Как всегда, сегодня я не справилась бы без вашей помощи. И в ближайшие дни нам без вас не обойтись.

— Это верно, миледи. — Экономка с нескрываемой радостью предвкушала перемены. Ей уже было известно, что вскоре придется обживать поместье в Вустершире, наняв по меньшей мере еще тридцать слуг. Миссис Тренч еще никогда не доводилось распоряжаться столь многочисленной челядью.

Шурша юбками, Лотти вышла из комнаты. Спускаясь по широкой лестнице, она увидела, что в холле ее ждет Ник — напружиненный, как пантера перед прыжком. Строго по этикету он облачился в черный фрак, серебристый жилет и темно-серый шелковый галстук, аккуратно уложил волосы, чисто побрился и выглядел элегантно и мужественно. На звук шагов он обернулся, и внезапно его нетерпение сменилось изумлением.

Лотти воспрянула духом и умышленно замедлила шаг.

— Я похожа на виконтессу? — спросила она. Он криво усмехнулся:

— Никто из виконтесс, которых я встречал, и в подметки тебе не годится.

— Это комплимент? — улыбнулась она.

— Разумеется. Знаешь… — Ник подал ей руку и помог сойти с последней ступеньки. Он смотрел Лотти в глаза, невольно пожимая ее пальцы. — Ты самая прекрасная женщина в мире, — наконец хрипловато и серьезно заявил он.

— В мире? — со смехом переспросила она.

— Если я говорю, что ты прекрасна, — продолжал он, — значит, прекраснее тебя никого нет. Кроме тебя самой, когда ты обнажена.

Лотти рассмеялась этим смелым словам.

— Боюсь, сегодня тебе придется примириться с тем, что весь вечер я проведу одетой.

— Бал когда-нибудь закончится, — возразил он и принялся стягивать перчатку с ее пальцев.

— Что ты делаешь? — вдруг заволновалась Лотти. Он устремил на нее взгляд синих глаз:

— Снимаю перчатку.

— Но зачем?

— Чтобы полюбоваться твоей рукой. — Он наконец снял перчатку, повесил ее на перила лестницы и поднес тонкие пальчики Лотти к губам. Лотти наблюдала, как он целует их по очереди, согревая дыханием. К тому времени, как он напоследок поцеловал ее в ладонь, вся рука Лотти горела, как в огне. Отпустив ее, Ник задумчиво проговорил:

— Чего-то не хватает… — Он сунул руку в карман и попросил:

— Закрой глаза.

Со слабой улыбкой Лотти повиновалась. Что-то холодное и довольно тяжелое скользнуло по ее безымянному пальцу и остановилось у его основания. Сообразив, что это такое, Лотти открыла глаза и ахнула.

Огромный полукруглый сапфир в кольце из мелких бриллиантов был темно-синим, почти черным, под цвет глаз Ника. Но особую прелесть сапфиру придавал блик, скользящий по гладкой поверхности. Онемев от восторга, Лотти вгляделась в глаза Ника.

— Нравится? — спросил он.

Она не находила слов. Пожав его руку, она открыла и снова закрыла рот, не зная, что сказать.

— Никогда не видела такой прелести… Ничего подобного я не ожидала… Это на редкость щедрый подарок… — В приливе радости она бросилась на шею мужу и поцеловала его в щеку.

Ник обнял ее, горячо дыша в шею и гладя по спине.

— Неужели ты до сих пор не поняла, что я готов выполнить любое твое желание? — прошептал он. — Каким бы оно ни было!

Пряча лицо, Лотти прижималась к нему. Он произнес эти слова, не подумав. Не может быть, чтобы он сказал правду. Ник вдруг напрягся, словно осознав ошибку, и поспешно отступил. Отважившись поднять голову, Лотти обнаружила, что его лицо стало непроницаемым, и промолчала.

Ник тряхнул головой, словно пытаясь вернуть самообладание. Его глаза стали безжалостными и насмешливыми.

— Вы готовы, леди Сидней?

— Да, Ник, — прошептала она и взялась за предложенную руку.

Сэр Росс сумел договориться о том, чтобы бал в честь новоявленного лорда Сиднея состоялся у его друга из высшего света — самого герцога Ньюкасла. Герцог и герцогиня были почтенной, респектабельной парой, уже отметившей сорокалетний юбилей своей свадьбы. В сложившихся обстоятельствах их безупречная репутация была весьма кстати: печально известный Ник Джентри нуждался в достойных покровителях.

Лондонский дом герцога, который тактично называли видным, был настолько велик, что зачастую гости сбивались с пути, переходя из одной анфилады покоев в другую. Здесь были бесчисленные гостиные, комнаты для завтрака, кофе и чаепитий, оружейные, кабинеты, курительные и музыкальные салоны. Бальный зал представлял собой помещение площадью несколько акров с начищенным до блеска паркетом, отражающим свет полудюжины хрустальных люстр, подвешенных на высоте двух этажей. Обрамленный галереями и балконами, бальный зал изобиловал уютными уголками для задушевных разговоров, сплетен и интриг.

На бал было приглашено не менее пятисот гостей, многих выбрали только за блестящее положение в обществе. Как сухо заметила Софи в разговоре с Ником, приглашения на этот бал считались столь высоким знаком отличия, что никому и в голову не пришло отклонить их.

С приличествующим случаю выражением лица Ник выслушал, как его представляют герцогу и герцогине — оба они были знакомы с его родителями.

— Вы поразительно похожи на своего покойного отца, — сказала герцогиня, когда Ник склонился над ее рукой. Седую голову миниатюрной элегантной дамы украшала диадема с бриллиантами, шею — жемчужное ожерелье с таким количеством нитей, что казалось, будто они тянут хрупкую хозяйку к земле. — Даже если бы я не знала вашу фамилию, — продолжала герцогиня, — я сразу узнала бы вас: лицо… глаза… да, вы определенно Сидней. Какая трагедия одновременно потерять обоих родителей! Если не ошибаюсь, они утонули?

— Да, ваша светлость. — Нику объяснили, что его мать утонула, когда во время увеселительной прогулки по реке перевернулась лодка. Отец бросился спасать ее и погиб сам.

— Очень жаль, — вздохнула герцогиня. — Помню, они были прекрасной, любящей парой. Если так, значит, им повезло — они покинули этот мир вместе.

— Действительно, — согласился Ник, подавляя вспышку раздражения. После гибели родителей эти слова он слышал бесчисленное множество раз — ему объясняли, как милостива к ним судьба, если позволила им умереть вместе. К сожалению, и Ник, и Софи не разделяли эти романтические взгляды — они предпочли бы, чтобы хоть кто-нибудь из родителей выжил. Ник переглянулся с сестрой, стоящей рядом с сэром Россом. Софи выслушала замечание герцогини, слегка прищурилась и обменялась с Ником мимолетной усмешкой.

— Ваша светлость, — улучив минуту, вступила в разговор Лотти, — с вашей стороны было чрезвычайно любезно оказать нам столь радушный прием. Мы с лордом Сиднеем навсегда с благодарностью запомним ваше великодушие.

Явно польщенная, герцогиня заговорила с Лотти, а герцог одарил Ника одобрительной улыбкой.

— На редкость удачный выбор, Сидней, — заметил пожилой джентльмен. — Ваша жена сдержанна, прекрасно воспитана и прелестна. Вам несказанно повезло.

Никто и не подумал бы противоречить ему, и в первую очередь Ник. Лотти стала королевой бала: ее платье было изящным, но не чрезмерно, улыбка — непринужденной, осанка — величественной, как у юной властительницы. Ни великолепие зала, ни сотни любопытных взглядов ничуть не смущали ее. Она была так безупречно вежлива и мила, что никто не заподозрил бы, что под этой маской скрывается стальная воля. Никто не догадался бы, что эта юная женщина воспротивилась родительской воле и целых два года прожила, зарабатывая себе на хлеб сама, а потом сумела укротить сыщика с Боу-стрит.

Пока герцог продолжал встречать гостей, герцогиня беседовала с Лотти. Они стояли рядом, дружески сблизив золотистую и седую головы.

Софи придвинулась поближе к Нику, прикрыла улыбку веером и пробормотала:

— Ну, что я тебе говорила?

Ник криво усмехнулся, вспомнив уверения сестры, что Лотти — настоящее сокровище.

— В английском языке нет более раздражающих слов, Софи.

— Лотти — милейшее создание, она слишком хороша для тебя, — насмешливо поблескивая глазами, известила его сестра.

— Я же не спорю.

— И она тебя обожает, — продолжала Софи. — На твоем месте я не принимала бы эту удачу как должное.

— Обожает? — настороженно переспросил Ник, у которого вдруг учащенно забилось сердце. — С чего ты взяла?

— Однажды она… — Софи осеклась, заметив только что прибывшую пару. — О, и лорд Фаррингтон здесь! Прости, Дорогой: весь прошлый месяц леди Фаррингтон проболела, и я просто обязана поскорее справиться о ее здоровье.

— Постой! — потребовал Ник. — Сначала объясни!

Но Софи уже отошла под руку с сэром Россом, оставив Ника тихо кипеть от возмущения.

Закончив беседу с герцогиней, Лотти взяла мужа под руку и двинулась по залу от одних знакомых к другим. Она умела поддерживать бессодержательные светские разговоры, не вдаваясь в длительные и сложные обсуждения, умела находить общий язык с людьми и помнила всех, с кем когда-либо встречалась. Ник вскоре понял: даже если ему взбредет в голову присоединиться к друзьям в курительной или бильярдной, Лотти не растеряется и не стушуется. Но, видя, сколько жадных глаз следит за каждым движением его жены, Ник остался с ней, небрежно обнимая ее за талию жестом собственника, понятным каждому мужчине в зале.

Под высоким сводчатым потолком зазвучала жизнерадостная мелодия в исполнении оркестра, хитроумно спрятанного за целым лесом пышных растений в кадках на одном из балконов. Пробираясь через толпу, Лотти флиртовала с Ником, соблазнительными жестами касалась его груди, тянулась что-то нашептать на ухо, задевала губами мочку. Очарованный и взволнованный Ник вдыхал исходящий от ее волос аромат белой розы, видел мельчайшие шарики благоухающей пудры в ее декольте.

Внезапно внимание Лотти привлекла стайка дам, две из которых смотрели на нее с явным изумлением.

— Ник, вон там мои подруги, которых я не видела с тех пор, как покинула Мейдстоун. Я непременно должна поговорить с ними. Почему бы вам пока не присоединиться к джентльменам? Вряд ли вы захотите слушать воспоминания детства и сплетни.

Явное желание жены отделаться от него вызвало недовольство Ника.

— Ладно, — буркнул он. — Я буду в бильярдной.

Лотти метнула в него обольстительный взгляд из-под опущенных ресниц.

— А вы обещаете протанцевать со мной первый вальс?

Готовый на все, Ник согласно кивнул, нахмурился и еще некоторое время смотрел вслед Лотти, направившейся к подругам. К собственному изумлению, он совершенно растерялся. Лотти удалось так умело очаровать его, что он потерял способность мыслить и действовать. Ник, воплощение уверенности, рисковал попасть под каблучок жены. Поморщившись от этого неожиданного открытия, Ник услышал за спиной знакомый низкий голос:

— Такое может случиться с каждым, Сидней.

Ник обернулся к сэру Россу. Очевидно, тот прекрасно понял его чувства. В его серых глазах мелькала насмешка, но тон был сочувственным.

— Сколько бы мы ни брыкались, в конце концов мы становимся рабами одной-единственной женщины. Вы попались, дружище. Вам остается просто смириться с этим.

Ник не стал отрицать очевидное.

— Мне хватит ума, чтобы во всем разобраться самому. Сэр Росс усмехнулся:

— Ум тут ни при чем. Если бы разум мужчины измерялся его способностью оставаться равнодушным к любви, я был бы величайшим глупцом из всех ныне живущих.

При слове «любовь» Ник поморщился.

— Скажите, Кэннон, существует ли надежный способ заткнуть вам рот?

— Да, пожалуй, — предложить мне бокал «Коссар-Гордона» 1805 года, — последовал дружелюбный ответ. — Кажется, целый ящик этого напитка богов только что вынесли в бильярдную.

— Тогда идем, — предложил Ник, и они вдвоем покинули бальный зал.

— Лотти Ховард! — Две молодых дамы бросились к ней, едва сдерживая ликование, и схватили за руки. Если бы не суровая школа Мейдстоуна, все трое сейчас завизжали бы самым неподобающим для леди образом.

— Саманта! — воскликнула Лотти, окинув радостным взглядом рослую привлекательную брюнетку, к которой привыкла относиться как к старшей сестре. — Арабелла! — Миловидная пышечка Арабелла Маркенфилд ничуть не изменилась со школьных времен. Ее соломенные локоны были безупречно уложены над высоким, чистым, как фарфор, лбом.

— Теперь я леди Лексингтон, — с гордостью объяснила Саманта. — Представь себе, я сделала прекрасную партию — вышла за графа с недурным состоянием! — Она обвила рукой талию Лотти:

— Вон он стоит, у дверей оранжереи. Рослый, с плешью на макушке — видишь?

Лотти кивнула, с любопытством разглядывая мрачноватого джентльмена лет сорока, с глазами навыкате, слишком крупными для узкого вытянутого лица.

— На вид очень приятный джентльмен, — заметила Лотти, а Саманта рассмеялась.

— Ты на редкость тактична, дорогая. Но мне-то известно, что граф далеко не красавец и, увы, обделен чувством юмора. С другой стороны, остроумные мужчины нередко действуют всем на нервы. А как джентльмен он безупречен.

— Рада слышать, — искренне отозвалась Лотти, зная по прошлым разговорам, что именно о таком браке и мечтала Саманта. — А как ты, Арабелла?

— А я в прошлом году породнилась с Сифортами, — смущенно хихикнув, призналась Арабелла. — Ты их должна помнить: одна из их дочерей училась с нами, она на год постарше нас.

— Да-да, помню, — закивала Лотти. Сифорты не имели титула, зато располагали обширными земельными владениями. — Так ты вышла за ее брата Гарри?

— Ну конечно! — Локоны Арабеллы затанцевали на ее лбу, она оживилась. — Гарри хорош собой — правда, после свадьбы он слишком уж располнел. И все-таки он просто душка! Конечно, титула мне не видать как своих ушей, зато у меня есть собственный выезд… и настоящая горничная-француженка — не то что эти простолюдинки, с грехом пополам научившиеся выговаривать «сильвупле» и «бонжур». — Она засмеялась собственной шутке и вдруг посерьезнела, уставившись на Лотти круглыми от любопытства глазами. — Лотти, дорогая, это правда, что ты теперь леди Сидней?