Глава 15

Работая над новым проектом журнала, Аманда сделала поразительное и немного забавное открытие: замужество дало ей куда больше свободы, чем статус одинокой женщины. Благодаря ему у нее были деньги, влияние, чтобы поступать по своему желанию, и… важнее всего, муж, который одобрял все ее действия и поступки.

Его не пугал и не страшил ее ум. Он гордился ее достижениями и без колебаний превозносил жену перед посторонними людьми. Ободрял ее, побуждал быть дерзкой, храброй, не стесняться высказывать свое мнение, вести себя так, как никогда бы не посмели «приличные» жены. А в постели дразнил, соблазнял, осыпал ласками, мучил, и Аманда обожала каждую проведенную с ним минуту. Она и не мечтала, что мужчина будет испытывать к ней подобные чувства, относиться к ней, как к прекраснейшей соблазнительнице, наслаждаться ее далеко не совершенным телом.

Но самым большим сюрпризом было очевидное тяготение Джека к мирному домашнему существованию. Для светского, привыкшего к ежевечерним развлечениям человека он, как ни странно, был рад снизить лихорадочный, почти невероятный темп жизни и крайне редко принимал чьи-то приглашения, предпочитая проводить вечера с женой.

– Мы можем выезжать чаще, если ты хочешь, – как-то предложила Аманда, когда они уселись за ужин вдвоем. – На этой неделе нас пригласили на три приема, не говоря уже о званом вечере в субботу и воскресной вечеринке на яхте. Не хочу, чтобы ты отказался от общества других людей из-за какого-то ошибочного представления о том, что я удерживаю тебя у своей юбки…

– Аманда, – перебил он, обнимая ее, – в последние несколько лет я выезжал почти каждый вечер и тем не менее даже в толпе чувствовал себя одиноким. Теперь у меня наконец есть дом и жена, и большего не нужно. Если хочешь куда-то поехать, с удовольствием тебя провожу, но сам бы лучше остался здесь.

Аманда нежно погладила его по щеке.

– Значит, тебе не скучно?

– Нет, – рассеянно ответил он. Брови насмешливо дернулись. – Я меняюсь, – торжественно объявил он. – Ты превращаешь меня в ручного мужа.

Аманда возвела глаза к небу.

– Ручной? Вот уж наименее подходящее для тебя описание! Ты самый необычный муж, которого только можно представить! Интересно, какой из тебя выйдет отец!

– О, я дам нашему сыну все самое лучшее! Стану бессовестно баловать, пошлю в самые дорогие школы, а когда он вернется из кругосветного турне, станет управлять издательством вместо меня.

– А если будет девочка?

– Тогда она станет управлять издательством вместо меня, – не растерялся Девлин.

– Глупый… женщины не способны на такое.

– Моя дочь способна, – объявил он. Аманда, не желая спорить, улыбнулась.

– А ты что станешь делать, пока наши сын или дочь займутся издательством?

– Буду дни и ночи проводить, пытаясь ублажить тебя. Не знаю более приятного и волнующего занятия, – рассмеялся Джек и ловко увернулся, когда она подняла руку, чтобы шлепнуть его по упругим ягодицам.

Худший день в жизни Джека начался на редкость безобидно, с мирных ритуалов завтрака, прощальных поцелуев и обещания вернуться домой к обеду, после работы в конторе. На улице закапал мелкий, но пронизывающий дождь, серое небо бугрилось тучами, обещавшими бурю. Оказавшись в теплом, приветливом убежище своего магазина, где уже толпились покупатели, искавшие убежища от непогоды, Джек с наслаждением потянулся.

Бизнес процветал, дома ждала любящая жена, и будущее казалось светлым и безоблачным. Все слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Подумать только, что его жизнь, начавшаяся так ужасно, приняла совершенно неожиданный оборот! Ему было даровано куда больше, чем он заслуживал!

Улыбаясь во весь рот, Джек взбежал по ступенькам к своему кабинету. И усердно работал до полудня, а потом, готовясь уйти, принялся складывать бумаги и рукописи. В дверь легонько постучали. На пороге с озабоченным видом появился Оскар Фретуэлл.

Девлин, тебе только что принесли записку. Человек, доставивший ее, утверждает, что дело срочное.

Джек, нахмурившись, взял листок бумаги и быстро прочитал. Черные строчки словно сами прыгали в глаза. Почерк Аманды, но она так спешила, что даже не подписалась.

«Джек, я больна. Послала за доктором. Немедленно приезжай».

Джек нервно смял записку в маленький шарик.

– Это Аманда, – пробормотал он.

– Чем я могу помочь? – немедленно спросил Фретуэлл.

– Присмотри, чтобы все было в порядке, – не оборачиваясь, бросил Джек, уже выходивший из кабинета. – Я еду домой.

Он сел в карету и велел гнать что есть мочи. Во время короткой поездки домой Джек дошел до полнейшего отчаяния, перебирая в голове всякие страхи и ужасы. Что, во имя Господа, могло стрястись с Амандой? Этим утром она просто цвела здоровьем, но что, если произошел несчастный случай?

Внутренности свернулись клубком от нарастающей паники, и, подъезжая к дому, он уже был белее полотна.

– О, сэр! – вскричала Сьюки, едва Джек ворвался в холл. – Сейчас с ней доктор… все вышло так неожиданно… моя бедная мисс Аманда…

– Где она? – крикнул он.

– В с-спальне, с-сэр, – заикаясь, пробормотала горничная. Взгляд Джека упал на груду простынь, которые она поспешно отдала служанке с приказом немедленно выстирать. Джек с ужасом заметил алые пятна на белоснежной ткани.

Он помчался наверх, перепрыгивая через две ступеньки, но не успел взяться за дверную ручку, как из комнаты вышел пожилой мужчина с докторским саквояжем. Несмотря на небольшой рост и узкие плечи, он держался с тем властным видом, который заставляет забыть о физических несовершенствах.

Он прикрыл дверь и, подняв голову, невозмутимо воззрился на Джека.

– Мистер Девлин? Я доктор Лейтон.

Джек тут же вспомнил это имя и протянул руку.

– Моя жена как-то упоминала о вас, – сдержанно ответил он. – Именно вы подтвердили ее беременность.

– Да. К несчастью, в подобных делах исход не всегда бывает тем, на который мы надеемся.

Джек не мигая уставился на доктора. Кровь в жилах застыла, превратившись в лед. Ощущение нереальности происходящего было слишком велико. Нет, это невозможно, невероятно!

– Она потеряла ребенка? – едва выговорил он. – Но как? Почему?

– Иногда объяснить причину выкидыша невозможно, – мрачно ответствовал доктор Лейтон. – Такое бывает с абсолютно здоровыми женщинами. За годы практики я усвоил, что временами, невзирая на наши желания, природа берет свое. Но позвольте заверить, что это не помешает ей в следующий раз зачать и родить здорового ребенка. Я и миссис Девлин так прямо и сказал.

Джек со свирепой сосредоточенностью уставился в ковер. Как ни странно, в этот момент он вспоминал отца, лежавшего в могиле и такого же бесчувственного в смерти, как и при жизни. Да что он был за человек? Произвести на свет так много детей, законных и внебрачных, и так мало о них заботиться?! А вот для Джека каждая крохотная жизнь бесконечно дорога. Особенно теперь, когда он потерял своего малыша.

– Должно быть, это я во всем виноват, – признался он. – Мы делим постель. Я… нужно было оставить ее в покое…

– Нет-нет, мистер Девлин.

Несмотря на серьезность ситуации, на лице доктора появилась слабая сочувственная улыбка..

– Иногда я предписываю воздержание от супружеских обязанностей во время беременности, но это не тот случай. Ни вы, ни ваша жена тут совершенно ни при чем. И вообще в этом нет ничьей вины. Я велел миссис Девлин несколько дней провести в постели, пока не прекратится кровотечение. К концу недели я вернусь, чтобы проверить, насколько успешно идет выздоровление. Она, естественно, пала духом, но, как женщина волевая и сильная, скоро придет в себя, и все уладится.

После ухода доктора Джек вошел в спальню. Сердце его сжало тоской и болью при виде Аманды, казавшейся такой маленькой на огромной постели. Всегдашний пламенный энтузиазм, горевший в ней, погас. Джек подошел ближе, пригладил ее волосы и поцеловал в горячий лоб.

– Мне ужасно жаль, – прошептал он, глядя в пустые глаза, ожидая какой-то реакции: отчаяния, гнева или надежды, но обычно выразительное лицо оставалось равнодушным. Она комкала в кулаке складку халата, немилосердно скручивая тонкую ткань.

– Аманда, – попросил он, взяв в ладонь этот побелевший кулачок, – поговори со мной.

– Не могу, – с трудом выдавила она, будто чья-то безжалостная рука стискивала горло.

Джек продолжал согревать ледяные пальцы своими, теплыми и сильными.

– Аманда, – прошептал он, – я понимаю, что ты сейчас испытываешь.

– Каким образом? – глухо спросила она, дергая руку до тех пор, пока он ее не отпустил. Взгляд Аманды был направлен в какую-то невидимую точку на стене.

– Я устала. Хочу спать, – пожаловалась она. Озадаченный, обиженный, Джек поспешно отступил. Прежде Аманда никогда не обращалась с ним подобным образом. Впервые она была такой отчужденной, отказалась разделить с ним мысли и чувства, словно взяла топор и решительно обрубила все связывавшие их нити. Может, после того как она оправится и немного придет в себя, очнется, и из глаз уйдет это ужасное равнодушие.

– Все хорошо, – шепнул он. – Я никуда не уйду. Буду здесь, если тебе что-то понадобится.

– Нет, – так же безразлично обронила она. – Мне ничего не надо.

Следующие три недели Джеку пришлось скорбеть в одиночестве. Аманда ушла в себя. Удалилась в некое невидимое убежище, которое не собиралась ни с кем делить. Она, казалось, была исполнена решимости отстраниться от всего и всех, включая мужа. Джек из кожи вон лез, чтобы достучаться до нее. Настоящая Аманда каким-то образом исчезла, оставив пустую, равнодушную оболочку. Доктор считал, что она всего лишь нуждается в отдыхе, но Джек был далеко не так уверен, что этого достаточно. Он опасался, что потеря ребенка стала ударом, от которого жена никогда не оправится. Что бурлившая жизненной энергией женщина, на которой он женился, никогда не вернется.

В полном отчаянии он вызвал из Виндзора Софию, несмотря на всю свою неприязнь к язвительной мегере. София сделала все возможное, дабы утешить сестру, но ее присутствие мало чему помогло.

– Советую набраться терпения, – объявила она перед отъездом. – Рано или поздно Аманда придет в себя. Надеюсь, вы не станете давить на нее или предъявлять требования, которые она еще не готова удовлетворить?

– Что это значит? – прошипел Джек. Раньше София не скрывала своего мнения относительно зятя, считая его низкородным, невоспитанным негодяем с самообладанием и сдержанностью дикого кабана.

– Вы, что же, считаете, будто я способен предъявить супружеские права, едва за вами закроется дверь?

– Нет, не считаю.

Губы Софии растянулись в неожиданной улыбке.

– Я имела в виду требования эмоциональной природы. Не думаю, что даже вы способны силой тащить в постель женщину в подобном состоянии.

– Благодарю, – сардонически бросил он. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза. София продолжала улыбаться.

– Может, я была не права в своих чрезмерно резких о вас суждениях, – выпалила она. – Одно мне совершенно ясно: несмотря на все свои недостатки, вы, похоже, любите мою сестру.

– Люблю, – спокойно подтвердил Джек, не отводя глаз.

– Что ж, со временем, возможно, я и одобрю этот брак. Вам, конечно, далеко до Чарлза Хартли, но, полагаю, моя сестра могла сделать куда худший выбор.

– Вы слишком добры, София, – сухо усмехнулся Джек.

– Когда Аманда встанет с постели, привезите ее в Виндзор, – скомандовала София, и Джек поклонился, признавая свое подчинение монаршему эдикту. Они обменялись неожиданно дружелюбными улыбками, прежде чем лакей проводил Софию к ожидавшему экипажу.

Поднявшись наверх, Джек нашел жену у окна спальни. Аманда провожала зачарованным взглядом катившийся по аллее экипаж. На шее нервно билась жилка. Поднос с нетронутым ужином стоял на столе.

– Аманда, – пробормотал он, вынуждая жену обернуться. На какой-то момент ее потухшие глаза остановились на нем, но тут же опустились, когда он подошел ближе. Аманда встала и безвольно вытерпела его короткие объятия.

– Сколько это еще будет продолжаться? – не вытерпел он, но, не дождавшись ответа, негромко выругался.

– Если бы ты только смогла потолковать со мной, черт возьми…

– И что сказать? – монотонно пробормотала она. Джек повернул ее лицом к себе.

– Если тебе нечего сказать, тогда, клянусь Богом, у меня есть! Ты не единственная, кто переживает потерю. Это был и мой ребенок.

– Я не хочу разговаривать, – сказала она, вырываясь. – Не сейчас.

– Сейчас. Больше никаких недомолвок. Никакого молчания, – настаивал он, следуя за ней. – Мы должны справиться с бедой и найти способ жить дальше.

– Не хочу, – задохнулась она. – Между нами все кончено… Наш брак потерял смысл.

Жестокие слова до глубины души потрясли Джека.

– Что? – ошеломленно пролепетал он. – Почему, во имя Господа?

Аманда пыталась ответить, но слова не шли с языка. Все эмоции, которые так долго копились в ней целых три недели, с безумной силой рвались наружу. И как она ни боролась с собой, так и не сумела подавить разрывающие грудь всхлипы. Она судорожно обхватывала себя руками, скрещивала их на груди, поднимала над головой, чтобы сдержать неистовые спазмы. Ее пугала полная неспособность взять себя в руки… словно сама душа распадалась на мелкие осколки. О, как она нуждается в чем-то, в ком-то, чтобы помочь сохранить гибнущий рассудок.

– Оставь меня, – заплакала она, закрывая ладонями мокрое лицо, но, ощутив пристальный, встревоженный взгляд мужа, оцепенела. Она никогда еще не распускалась подобным образом в присутствии другого человека, искренне считая, что скорбеть и расстраиваться необходимо в одиночестве.

Джек схватил ее в объятия и прижал к широкой груди.

– Аманда… дорогая… обними меня. Вот так…

Какой он сильный, могучий, как бережно поддерживает ее… И запах… солоноватый родной запах, такой знакомый, будто она знала его всю свою жизнь.

Она вцепилась в него, и слова, безумные, страстные, полились потоком:

– Мы и поженились-то по одной причине: из-за малыша. Теперь он никогда не родится, и между нами уже ничего больше не будет.

– Вздор и чушь.

– Тебе ребенок ни к чему, – рыдала она, – а я очень сильно его хотела. И вот теперь потеряла и не могу этого вынести.

– Я тоже его хотел, – потрясение признался Джек. – Аманда, мы должны вместе пройти через наше общее горе, и когда-нибудь у нас будет еще дитя.

– Нет, я слишком стара, – возразила она, и слезы снова хлынули по лицу. – Поэтому и выкинула ребенка. Слишком долго ждала. Больше я никогда не смогу родить…

– Ш-ш… Глупости все это. Доктор сказал, что принимал детей у женщин куда старше тебя. Ты просто не в состоянии мыслить связно.

Джек легко подхватил жену, отнес к маленькому креслу с бархатной обивкой, устроился сам и посадил ее себе на колени. Потом взял с подноса салфетку и вытер ей щеки и глаза. От него веяло такой надежностью, что паника Аманды немного унялась. Она послушно высморкалась в салфетку и, прерывисто вздохнув, положила ему голову на плечо. Джек медленно гладил ее по спине, успокаивая разгулявшиеся нервы, согревая своим теплом.

Постепенно ее дыхание успокоилось и стало более размеренным, а слезы высохли, оставив на щеках соленые дорожки.

– Я женился на тебе не только из-за ребенка, – признался Джек. – Пойми, я тебя люблю. И если хоть еще раз соберешься оставить меня, я…

Он помедлил, явно пытаясь придумать достаточно суровое наказание.

– Ну… просто не смей, – докончил он.

– Никогда не чувствовала себя так ужасно. Даже после смерти родителей.

Его грудь тяжело вздымалась от глубокого волнения.

– Я тоже. Если не считать… я так чертовски рад держать тебя в объятиях. Последние недели были адом. Ни поговорить, ни коснуться тебя…

– Ты в самом деле думаешь, что мы еще сможем иметь ребенка? – задыхаясь, спросила она.

– Если ты этого желаешь.

– А ты?

– Сначала мне было трудно смириться с мыслью об отцовстве, – признался Джек, целуя ее в подбородок и шею. – Но потом мы стали строить планы, и малыш стал для меня реальностью. Я вспоминал о маленьких мальчиках в Начфорд-Хит, которых так и не смог уберечь и защитить, и вместо былого отчаяния ощутил надежду. Наконец-то в мире появится ребенок, о котором я сумею позаботиться. Для меня это стало новым началом. Я… я хотел сделать его жизнь чудесной сказкой.

Аманда подняла на него полные слез глаза.

– И сделал бы, – прошептала она.

– В таком случае не стоит смиряться, красотка. Когда тебе станет легче, я дни и ночи посвящу тому, чтобы наделить тебя младенцем, а если не получится, всегда можно , найти другой способ. Богу известно, на свете немало детей, нуждающихся в семье.

– И ты сделал бы это для меня? – дрожащим голосом спросила она, не в силах поверить, что человек, который так противился самой мысли о создании семьи, теперь стремится посвятить себя жене и детям.

– Не только для тебя, – выдохнул он, целуя кончик ее носа и мягкий изгиб щеки. – И для себя тоже.

Аманда обвила руками его шею и крепко сжала. Мучительные тиски скорби начали постепенно отпускать ее сердце. Чувство облегчения было таким острым, что у нее закружилась голова.

– Не знаю, что теперь делать, – прошептала она. Джек снова поцеловал ее жаркими, нежными губами.

– Сегодня ты не будешь ни о чем думать. Только есть и отдыхать.

При мысли о еде Аманда поморщилась и скривила губы.

– Не могу.

– Ты все это время голодала.

Джек потянулся к подносу, поднял крышку с чаши и взял ложку.

– Попробуй немного, – предложил он. – Я свято верю в целительное действие… – он глянул на содержимое чаши, до этой поры спрятанное под серебряным куполом крышки, – картофельного супа.

Аманда посмотрела на ложку, на решительное лицо мужа, и впервые за три недели несмелая улыбка коснулась ее губ.

– Ты просто бандит какой-то. Рад запугать беззащитную женщину!

– И к тому же я сильнее, – напомнил он.

Аманда со вздохом взяла ложку и уставилась на молочно-белую поверхность, усыпанную рублеными листочками салата. Рядом на маленькой тарелочке лежала жаренная на сковороде оладья. На десерт сегодня был ягодный пудинг, увенчанный свежей клубникой, так называемый пудинг a la framboise. В последнее время у кухарки появилось пристрастие именовать блюда по-французски.

Джек встал, внимательно наблюдая, как Аманда опускает ложку в суп. Она ела медленно, ощущая, как тепло наполняет желудок. Джек время от времени подносил к ее губам бокал с вином. Понемногу краски стали возвращаться на ее лицо. Она расслабилась и тяжело откинулась на спинку кресла, с нежностью взирая на сидевшего рядом мужчину. Ее вдруг захлестнула волна такой безумной любви, что она порывисто схватила его руку и поднесла к лицу.

– Я люблю тебя.

Он осторожно провел костяшками пальцев по линии ее подбородка.

– И я тоже, Аманда. Больше жизни.

Подавшись вперед, он коснулся ее губ своими, мягко, словно сознавал, как она измучена и беззащитна и только он может исцелить ее своими поцелуями. Она погрузила руки в густые пряди темных волос и с готовностью приняла вторжение его языка. Начавшийся так нежно поцелуй вскоре возгорелся вулканической страстью. Аманда склонила голову набок, что-то сонно пробормотала и закрыла глаза. Пальцы Джека легли на ее грудь. Одна пуговица… вторая… третья… Легкая ткань с тихим шелестом разошлась. Его губы прижались к ее шее, находя чувствительные местечки, которые он легко покусывал, пока она не застонала.

– Джек… я так устала… не думаю…

– Тебе ничего не придется делать, – убеждал он шепотом. – Лишь позволь мне касаться тебя. Мы так долго были в разлуке, солнце мое.

Аманда, тяжело дыша, даже не пыталась найти нужные слова, только бессильно откинула голову. Ей казалось, что все это сон…

Она не открыла глаз, даже когда Джек отодвинулся, и покорно ждала, пока он притушит лампы и вернется к ней. Неяркий свет почти не проникал сквозь сомкнутые веки. Джек снял рубашку, ее руки ощущали тепло его сильных, теплых, бугрившихся мускулами плеч. Он встал на колени перед креслом, между ее расставленных ног, и, распахнув халат, сжал ее груди. Большие пальцы обвели соски, гладя, дразня, пока они не превратились в крохотные твердые горошины. Он взял один в рот, и Аманда самозабвенно выгнулась, охнув от неожиданности и восторга. Джек ущипнул другой сосок, не больно, но чувствительно, и ее ногти впились в упругую кожу его плеч. Он взял ее в плен губами и руками, и теперь все ее существо сосредоточилось на медленном и неотступном обольщении. Джек поднял кружевной подол халата, задрал до талии и провел большими пальцами от ее колен в ямочках до внутренней поверхности бедер. Ее ноги раздвинулись еще шире, мышцы трепетали под жаром его рук. И хотя он знал, как страстно она желает его, все же не торопил события и предпочел завладеть ее ртом такими ленивыми и легкими поцелуями, что Аманда в отчаянии стиснула кулаки. Улыбаясь в ее молящие глаза, он снова провел ладонями, но уже теперь вниз от бедер, и чуть пощекотал сгиб колен. Потом осторожно поднял ее ноги, закинув на подлокотники кресла. Она никогда еще не была столь дерзко обнажена, так открыта его жадным взорам.