Без сомнения, самой душистой комнатой во всем особняке была кладовая рядом с кухней, где миссис Фэрклот хранила запасы мыла, свечей, засахаренных фруктов и волшебные снадобья вроде наливок из фруктов и ягод. Сегодня старая экономка была занята сверх обычного, ведь дом был полон гостей. Она вышла из кладовой, неся тяжелые брикеты мыла. Как только она принесет их в буфетную, две горничные, взяв нитку, разрежут их на маленькие кусочки.
      Занятая своими заботами, миссис Фэрклот не удосужилась даже оглянуться на рослого мужчину, который шел следом за ней по коридору.
      – Джеймс, – сказала она раздраженно, – будь так добр, отнеси все это в буфетную. Мне нужна твоя пара рук. И если Солтер станет возражать, скажи, что это я просила тебя помочь.
      – Да, мэм, – последовал послушный ответ. Но этот голос вовсе не принадлежал Джеймсу! Когда мужчина взял у нее из рук брикеты мыла, миссис Фэрклот в недоумении остановилась и только тут поняла, что отдавала приказы одному из гостей хозяина. И как она могла перепутать со слугой этого солидного господина, чья великолепная одежда говорила сама за себя? Слуг, даже высшего уровня, увольняли за подобные оплошности.
      – Сэр, простите меня... – заволновалась она, но темноволосый джентльмен продолжал идти в буфетную, с легкостью неся тяжелые брикеты.
      Положив ношу на стол, он отвернулся от горничных, которые смотрели на него разинув рты, и обратился с вежливой улыбкой к миссис Фэрклот:
      – Я не успел еще поздороваться с вами, а вы уже начали отдавать приказы.
      Глядя в его сверкающие бирюзовые глаза, миссис Фэрклот прижала руки к сердцу, словно ее вот-вот разобьет удар, и заморгала, прогоняя набежавшие слезы.
      – Маккена! – воскликнула она, импульсивно протягивая к нему руки. – О Боже...
      Он быстро шагнул к ней, обнял за талию и приподнял, словно она была юной девушкой. Его радостный смех коснулся ее седых волос.
      Услышав эмоциональные возгласы обычно сдержанной экономки, в буфетную из коридора заглянул повар, который служил в Стоуни-Кросс-Парке всего пять лет, а за ним потянулись девушки с кухни.
      – Никогда не думала, что увижу, тебя снова, – ахала миссис Фэрклот.
      Маккена снова обнял ее, и чувство теплоты и уюта тут же вернулось к нему. Он помнил то добро, которое делала для него эта женщина. Она не раз подкладывала ему добавку в тарелку, приберегала для него его любимую горбушку, или оставшееся от чая печенье, или ароматные остатки тушеного мяса. Но самое главное заключалось в том, что миссис Фэрклот внесла в его жизнь материнскую нежность... она всегда думала о нем хорошо.
      Пожалуй, она стала пониже ростом и волосы совсем поседели. Но время бережно отнеслось к ней, лишь добавило несколько морщинок вокруг глаз и немного сгорбило спину.
      Откинув голову, миссис Фэрклот с недоверием рассматривала Маккену.
      – О Боже, да ты настоящий Голиаф! Я едва бы узнала тебя, если бы не твои глаза. – Понимая, что они стоят на виду у всех, она отпустила его и строго посмотрела на слуг: – Что вы смотрите, занимайтесь своим делом! Нечего пялиться!
      Девушки послушно вернулись к работе, исподтишка бросая на гостя любопытные взгляды.
      Миссис Фэрклот сжала руку Маккены в своей мягкой ладони:
      – Пойдем ко мне.
      И они направились в ее комнату. Открыв дверь, она пропустила Маккену вперед, знакомый запах тут же вызвал чувство ностальгии.
      Взглянув на миссис Фэрклот, Маккена увидел, что ее глаза полны слез, и сжал ее пальцы.
      – Простите, – сказал он, – мне надо было сначала предупредить, а не сваливаться как снег на голову.
      Миссис Фэрклот удалось справиться с эмоциями.
      – Что с тобой тогда произошло? – спросила она, разглядывая его элегантную одежду и блестящие туфли. – И что привело тебя сюда после стольких лет?
      – Мы поговорим позже, у нас будет много времени, – сказал он, вспоминая ту суету, которая царила в этом доме при приезде гостей. Слуги сбивались с ног. – У вас дом полон гостей, а я еще не видел лорда Уэстклиффа. – Он достал из кармана сюртука пакет с восковой печатью. – Но прежде чем уйти, я должен отдать вам это.
      – Что это? – Экономка с удивлением разглядывала пакет.
      – Деньги, которые вы дали мне на билет в Америку. Мне следовало давно вернуть их вам. Но... – Маккена замялся. Не хватало слов, чтобы объяснить, что ради своего спокойствия он старался избегать всего, что было связано с Алиной.
      Качая головой, миссис Фэрклот пыталась вернуть пакет.
      – Нет, Маккена, это был мой подарок. Я жалею только о том, что в то время у меня не было больше.
      – Те пять фунтов спасли мне жизнь. – С огромной нежностью он поправил чепчик на ее голове. – Я не просто возвращаю вам долг. Это акции новой локомотивной компании, все на ваше имя. Вы можете, если хотите, немедленно продать их. Но я не советую. В следующем году они будут стоить в три раза больше. – Маккена не мог удержаться от улыбки, когда миссис Фэрклот в полном недоумении посмотрела на пакет. Она плохо разбиралась в таких вещах, как акции, кредиты и тому подобное.
      – То есть это не деньги? – спросила она.
      – Это лучше, чем деньги, – заверил ее Маккена, подозревая, что акции будут вскоре использованы для заворачивания рыбы. – Положите их в надежное место. То, что вы держите в руках, стоит примерно пять тысяч фунтов.
      Побледнев, она едва не выронила пакет.
      – Пять тысяч...
      Вместо того чтобы демонстрировать бурную радость, которую ожидал увидеть Маккена, миссис Фэрклот покачнулась, и Маккена бросился к ней, чтобы поддержать.
      – Я хочу, чтобы вы оставили работу, – сказал он, – и купили себе дом, завели собственных слуг и карету. Вы так много сделали для других людей, я хочу, чтобы вы наконец пожили для себя.
      – Но я не могу принять такой подарок, – возразила она.
      Усадив ее в кресло около камина, Маккена присел на корточки и положил руки на подлокотники кресла.
      – Это лишь капля в море. Я должен вам гораздо больше. Я хотел бы, чтобы вы вернулись со мной в Нью-Йорк, чтобы я мог заботиться о вас.
      – Ах, Маккена... – Ее глаза снова заблестели, когда она накрыла своей рукой его руку. – Я никогда не оставлю Стоуни-Кросс! Я должна быть рядом с леди Алиной.
      – Леди Алиной? – повторил он, быстро взглянув на нее, словно не понимал, почему она вообще упоминает Алину. – Она наймет новую экономку. – Ему стало обидно, когда он услышал ее отказ.
      – Ты уже видел ее? – осторожно спросила миссис Фэрклот.
      Маккена кивнул:
      – Да, на ходу.
      – Судьба жестоко обошлась с дочерьми лорда Уэстклиффа.
      – Да, я слышал. Леди Алина рассказала мне о том, что произошло с ее сестрой.
      – Но ничего не рассказала о себе?
      – Нет.
      Маккена заметил тень, набежавшую на лицо экономки.
      – А что она должна была рассказать?
      Казалось, миссис Фэрклот подбирает слова.
      – После того, как ты уехал... она сильно заболела. – Две морщинки пролегли над переносицей. – Больше трех месяцев она была прикована к постели. Потом поправилась... но никогда уже не смогла быть прежней Алиной.
      Он насторожился.
      – А что случилось?
      – Я не могу рассказать тебе. Единственное, что могу сказать, – болезнь оставила свой след... она стала очень ранимой и...
      – И что?
      Она покачала головой:
      – Не спрашивай.
      Маккена опустился на колени и посмотрел миссис Фэрклот в глаза, пытаясь любым способом вытянуть из нее информацию. Голос его был мягким и вкрадчивым.
      – Вы же знаете, что можете доверять мне. Я не скажу никому.
      – Но ты не можешь просить меня нарушить данное слово, – устыдила его миссис Фэрклот.
      – Нет, не могу, – сухо ответил он. – Хотя я все время прошу людей нарушать данное кому-то слово. А если они не соглашаются, я заставляю их пожалеть об этом. – Он встал на ноги. – Что значит, что леди Алина никогда не станет прежней? Для меня она и сейчас дьявольски красива.
      – Не богохульствуй! – Экономка осуждающе поцокала языком.
      Их взгляды встретились, и Маккена вдруг улыбнулся, вспомнив, как часто она смотрела на него именно так, когда он был мальчишкой.
      – Можете не говорить... Я сам узнаю правду у леди Алины.
      – Сомневаюсь, что она скажет. И на твоем месте я бы не заставляла ее. – Миссис Фэрклот была непреклонна. – Но в какого же красавца ты превратился! – воскликнула она. – В Америке тебя поджидает жена? Любимая?
      – Нет, слава Богу. – Его улыбка угасла при последних словах.
      – А... Это навсегда принадлежит ей, да? Так вот почему ты вернулся? – В ее тоне слышалась скорее жалость, нежели любопытство.
      Маккена помрачнел.
      – Меня привели сюда деловые интересы. Мы надеемся, что Уэстклифф вложит деньги в развитие нашего предприятия. Мое присутствие здесь не имеет никакого отношения к леди Алине и никак не связано с нашим прошлым.
      – Но ты же все помнишь, – вздохнула миссис Фэрклот. – Так же, как и она.
      – Я должен идти, – бросил он. – Я еще не выяснил, не возражает ли лорд Уэстклифф против моего присутствия в его доме.
      – Не думаю, – ответила миссис Фэрклот. – Лорд Уэстклифф джентльмен. Я уверена, он примет тебя так же тепло, как принимает других гостей.
      – Значит, он совершенно не похож на своего отца, – с иронией заметил Маккена.
      – Да, я уверена, что ты с ним поладишь. Если только не вздумаешь обидеть леди Алину. Она достаточно настрадалась и без тебя...
      – Настрадалась? – Маккена не в состоянии был скрыть презрение, которое сквозило в его тоне. – Я видел настоящие страдания, миссис Фэрклот: как люди умирают от недостатка еды и медикаментов... ломают себе спины из-за тяжкого труда... как семьи страдают от нищеты. Не пытайтесь доказать, что Алине приходилось так же бороться за жизнь.
      – Ты очень прямолинейно судишь, Маккена, – мягко упрекнула миссис Фэрклот. – Это правда, что граф и его сестры страдали по-другому, чем приходится нам, простым людям, но боль всегда боль, что у богатых, что у бедных... И нет вины леди Алины в том, что на твою долю выпала трудная жизнь, Маккена.
      – Как нет и моей, – отрезал он, чувствуя, как закипает его кровь.
      – О Боже, какой нехороший взгляд, – мягко сказала экономка. – Что ты задумал, Маккена?
      Он постарался стереть какое бы то ни было выражение со своего лица.
      – Ничего.
      Она снова взглянула на него с недоверием.
      – Если ты намерен дурно поступить с леди Алиной, предупреждаю тебя...
      – Нет, – покачал он головой. – Я никогда не обижу ее. Вы же знаете, как много она когда-то значила для меня.
      Экономка, кажется, успокоилась и, отвернувшись, пропустила недобрую ухмылку, появившуюся на губах Маккены.
      Он постоял немного, прежде чем открыть дверь, и взглянул на нее через плечо.
      – Миссис Фэрклот, скажите мне...
      – Да?
      – Почему она не вышла замуж?
      – Это ты должен спросить у нее.
      – Но наверняка ведь был кто-то, – пробормотал он. – Такая красивая женщина, как Алина, не должна быть без любовника!
      Миссис Фэрклот ответила, осторожно подбирая слова:
      – Есть один человек, с которым у нее дружеские отношения. Лорд Сандридж, ему теперь принадлежит старинное поместье Маршли. Он приехал сюда пять лет назад. Я уверена, что ты увидишь его завтра на приеме, он часто приезжает в Стоуни-Кросс-Парк.
      – И что он за человек?
      – О, лорд Сандридж настоящий джентльмен, его тут все любят. Возьму на себя смелость сказать, что ты сам убедишься в этом, когда познакомишься с ним.
      – С нетерпением жду этой встречи, – мягко проговорил Маккена и вышел из комнаты.
 
      Алина рассеянно приветствовала гостей. Кроме мистера Шоу, которого она встретила на пути в особняк, она уже успела познакомиться с его сестрой Сьюзен Чемберлен и ее мужем, а также с их богатыми нью-йоркскими друзьями: Ларошами, Кейлерами и Робинсонами. Как и ожидалось, они испытывали типичный для американцев благоговейный трепет перед британской аристократией. Тот факт, что Алина расспрашивала их о путешествии через Атлантику, вызвал поток благодарностей. Ее слова об аперитиве, который вскоре подадут, всеми были приняты с необыкновенным воодушевлением, за исключением одного мрачного господина, который не выразил особого восторга. Алине оставалось только надеяться, что, проведя несколько дней под крышей особняка, они чуть-чуть умерят свой восторг.
      Оставив гостей, Алина прошла на кухню, разыскивая миссис Фэрклот. Странно, стоило ей войти туда, как она ощутила невидимое изменение, говорившее, что Маккена побывал там. И хотя на кухне внешне все оставалось как всегда, воздух, казалось, был уже другим, словно после грозы. Выражение лица экономки давало понять, что она права. Наверняка сразу же после встречи с ней Маккена отыскал миссис Фэрклот. Из всех, кого он когда-то знал здесь, она любила его больше всего.
      Маккена... мысли о нем неотвязно кружились в ее голове, как пчелы кружатся над цветком... Она не могла остановиться ни на чем конкретно, в сознании не рождалось ни одной догадки. Казалось совершенно невероятным, что Маккена вернулся в Стоуни-Кросс-Парк: то ли какой-то таинственный магнит притягивал его, то ли необходимость разобраться в прошлом, которое преследовало их обоих. Или же он чего-то хотел от нее? Искупления вины, раскаяния, обладания ее телом, которое наконец даст ему покой? Но она не могла предложить ему ничего, хотя готова была пожертвовать всем, даже своей душой.
      Она хотела снова увидеть его, чтобы убедиться, что он существует на самом деле. Она хотела услышать звук его голоса, почувствовать его руку на своей руке, получить какой-то знак, подтверждающий, что она не сошла с ума от постоянного желания быть с ним. Придав своему лицу нейтральное выражение, Алина подошла к длинному деревянному столу. Она взглянула на кучу записей, лежавших между поваром и миссис Фэрклот, и внесла несколько изменений в меню. Когда с этим было покончено, она хотела присоединиться к гостям за ленчем, но почувствовала, что устала. Она не хотела есть, не хотела улыбаться и поддерживать разговор с чужими людьми... Но должна будет делать это, потому, что Маккена наблюдает за ней... Нет, позже, вечером, она придет в себя и будет настоящей хозяйкой, а сейчас ей необходимо побыть одной и подумать. И куда-нибудь спрятаться, шепнул насмешливый голос. Да, спрятаться. Она не хочет снова видеть Маккену, пока не обдумает все и не успокоится.
      – Граф хочет видеть вас, – сказала миссис Фэрклот, выходя с ней из кухни. Ее взгляд был теплым и спокойным, когда она смотрела на взволнованное лицо Алины.
      Ну разумеется, Марк хочет убедиться, что она не рыдает и не дрожит из-за появления человека, которого когда-то любила.
      – Я найду его, – пообещала Алина. – Я и сама хотела попросить, чтобы он утром развлекал гостей вместо меня. Я немножко... устала.
      – Конечно, – согласилась миссис Фэрклот, – вам нужно хорошенько отдохнуть перед балом.
      Маккена будет присутствовать у них на балу этим вечером – и это никак не укладывалось в голове Алины.
      – Какая странная вещь жизнь, – еле слышно пробормотала она. – Надо же было ему вернуться в качестве гостя... какая ирония...
      Миссис Фэрклот прекрасно знала, кого Алина подразумевает под словом «ему».
      – Вы все еще небезразличны ему.
      От этих слов дрожь охватила все ее тело, а спина натянулась, как тетива лука.
      – Он так сказал?
      – Нет... но я видела его лицо, когда он упоминал ваше имя.
      Алина испуганно взглянула на миссис Фэрклот:
      – Но вы не сказали ему...
      – Я никогда не выдам ваш секрет, – заверила ее экономка.
      С благодарностью Алина взяла ее руку. Это прикосновение успокоило ее.
      – Он не должен знать, – прошептала она. – Я не вынесу этого...
      Алина нашла Марка и Ливию в маленькой семейной гостиной, где они обычно собирались, чтобы обсудить насущные проблемы. Оказалось, что именно сейчас появилась подобная необходимость. Несмотря на хаос, царивший в ее душе, Алина улыбнулась, видя напряженные лица брата и сестры.
      – Вы совершенно напрасно беспокоитесь. Уверяю вас, я не собираюсь бросаться из окна, – сказала она. – Поверьте, я совершенно спокойна. Я видела Маккену, мы поговорили. И оба пришли к выводу, что прошлое осталось далеко позади.
      Марк подошел к ней и, взяв ее руку, обнял за плечи.
      – Прошлое никуда не уходит, – сказал он своим характерным хрипловатым голосом. – Никогда. И сейчас обстоятельства требуют, чтобы мы... Я не хочу, чтобы ты опять так переживала.
      Алина улыбнулась, стараясь успокоить его:
      – Никто меня не обидит. То, что я испытывала к нему когда-то, осталось в прошлом. Я тогда просто сошла с ума. И утверждаю, что и Маккена ничего не чувствует ко мне сейчас.
      – Тогда зачем он приехал? – настаивал Марк, не сводя с нее пристального взгляда.
      – Разумеется, заниматься делами мистера Шоу. И обсудить твое участие в их производстве!
      – Я подозреваю, что цель его визита не ограничивается только этим.
      – Тогда для чего он приехал, по-твоему?
      – Чтобы в конце концов отомстить тебе.
      – Неужели ты сам не слышишь, как нелепо это звучит?
      – Я охотник, – спокойно возразил он. – Когда я иду на охоту, то преследую жертву до тех пор, пока не пристрелю ее.
      Отодвинувшись от брата, Алина весело улыбнулась ему:
      – Мне следовало помнить, что ты все приводишь к общему знаменателю. Жизнь куда сложнее, чем преследования и победы, Марк.
      – Для женщины – может быть. Но не для мужчины.
      Алина вздохнула. И посмотрела на Ливию, молча прося ее поддержки.
      Младшая сестра немедленно ринулась в бой:
      – Если Алина говорит, что ее не смущает присутствие Маккены, я думаю, что нам не следует волноваться по этому поводу.
      Но выражение лица Марка не смягчилось.
      – И все же я настоятельно попрошу его уехать.
      – Господи, ты понимаешь, сколько слухов родит подобное поведение? – возмутилась Алина. – Зачем спрашивать мое мнение, если ты уже все решил? Оставь это, хорошо? Я хочу, чтобы Маккена остался.
      Она была удивлена тем, как посмотрели на нее брат и сестра. Словно она говорила с ними на иностранном языке.
      – Что такое? – спросила она.
      – Просто я увидел в тебе что-то прежнее, – признался Марк. – Это приятная перемена.
      Алина улыбнулась в ответ:
      – Что ты хочешь сказать, Марк? Что я стала слишком застенчивой и бесхребетной?
      – Скорее замкнутой, – ответил он. – Ты не обращала внимания ни на одного мужчину, кроме Сандриджа, а его терпишь лишь потому, что он не представляет для тебя угрозы...
      Когда Алина попыталась протестовать, Марк повернулся к Ливии.
      – И ты, Лив, не лучше, чем твоя сестра, – спокойно сказал он. – Прошло два года после смерти Эмберли, а ты словно похоронила себя вместе с ним. Время стирает печали вдов. Начни жизнь сначала. Господи, вы обе – прекраснейшие из женщин во всем Гемпшире, а живете как монашки. Я боюсь, что мне придется возиться с вами до тех пор, пока не стану беззубым, лысым, противным стариком.
      Ливия обиженно посмотрела на него. Алина внезапно прыснула, представив любимого брата лысым, немощным, чудаковатым старикашкой. Она подошла и нежно поцеловала его.
      – Мы такие, как ты сказал, и твое беспокойство оправданно. Но будь терпим, я ведь не читаю тебе лекций, что ты в свои тридцать четыре года холост, а у тебя есть обязанность перед семьей произвести на свет наследника!
      – Хватит, – простонал он. – Я слышал это тысячи раз от матушки. И, Господи, не хочу слышать от тебя.
      Алина повернулась к Ливии с победным взглядом. Сестра ответила робкой улыбкой.
      – Хорошо, я согласна замолчать, если ты, в свою очередь, оставишь Маккену в покое.
      Марк кивнул и, бормоча что-то себе под нос, направился к выходу.
      Глядя на сестру, Алина заметила, что слова Марка задели ее. Она улыбнулась.
      – Он прав в одном, – сказала она. – Ты должна сегодня выйти к гостям.
      – То есть к компании мужчин, ты хочешь сказать?
      – Да. Ты когда-нибудь снова полюбишь, Лив, ты выйдешь замуж за самого замечательно мужчину и родишь ему детей, и у тебя будет жизнь, которую Эмберли хотел бы для тебя.
      – А ты?
      Улыбка исчезла с лица Алины.
      – Ты знаешь, что это невозможно.
      Вздох протеста сорвался с губ Ливии.
      – Но это несправедливо!
      – Да, – согласилась Алина. – Но ничего не поделаешь, есть вещи, которые мы не в силах изменить.
      Обхватив плечи руками, Ливия задумчиво рассматривала ковер на полу.
      – Алина, есть кое-что, что я никогда не говорила тебе. Мне всегда было стыдно. Но сейчас, когда Маккена вернулся... и прошлое ожило в моих мыслях, я больше не могу молчать.
      – Не надо, Ливия, – сказала Алина, понимая, что хочет сказать сестра.
      Слеза катилась по щеке Ливии.
      – Это я рассказала отцу, что видела тебя и Маккену у конюшни, ты подозревала, но никогда не спрашивала. Я так виновата, что проболталась... Я разрушила твою жизнь.
      – Ты не виновата! – воскликнула Алина, подходя к сестре и обнимая ее. – Как я могу обвинять тебя в этом? Ты была ребенком и... нет, ради Бога, не плачь! Дело не в том, что ты рассказала отцу. Все равно наши отношения с Маккеной были обречены. Не было места, куда бы мы могли бежать, никто не позволил бы нам быть вместе.
      – Мне так жаль.
      Глубоко вздохнув, Алина похлопала ее по спине.
      – «Только дурак спорит со своей судьбой» – так всегда говорил отец, помнишь?
      – Да, он много чего говорил... уши вяли.
      Алина едва не рассмеялась.
      – Может быть, ты права. Но Маккена, кажется, сумел изменить свою жизнь, ведь так?
      Достав платок из кармана, Ливия вытерла слезы и высморкалась.
      – Слуги говорят, – платок заглушал ее голос, – а именно слуга мистера Чемберлена, что его зовут Маккена – король Манхэттена, у него огромный особняк на Пятой авеню, и его знает каждый на фондовой бирже на Уоллстрит.
      Алина усмехнулась:
      – От помощника конюха до короля Нью-Йорка. Я и не ожидала от него меньшего.
      – Алина, Маккена по-прежнему влюблен в тебя?
      Вопрос заставил ее вздрогнуть.
      – Нет. Поверь мне. Если пламя прежней любви погасло, нет сил, способных оживить его.
      – А что, если это не так?
      – Ливия, за долгие двенадцать лет Маккена ни разу не вспомнил обо мне.
      – Но ты... – Ливия замолчала.
      Понимая, что хочет спросить сестра, Алина покраснела. Подойдя к окну, выглянула в сад, посмотрела на каменные арки, ведущие в его восточную часть. Увитые розами, клематисом, колокольчиками, они представляли собой великолепный душистый туннель, который выходил к каменной стене летнего домика под сводчатой крышей. Воспоминания о Маккене были на каждом шагу: его руки перебирают стебли роз, обрывая увядшие цветки... его загорелое лицо мелькает посреди кустов и деревьев... черные волосы, блестящие от пота, падают на лицо, когда он чистит гравий на дорожках... или выпалывает сорняки в цветочных клумбах.
      – Я не знаю, может быть, кто-то может назвать это наваждением, – сказала Алина, проводя пальцами по раме, – но где бы ни находился Маккена, он всегда был частью меня. Говорят, когда человек теряет руку или ногу, у него долго сохраняется ощущение, что они на месте. И хотя Маккена уехал из Стоуни-Кросс-Парка, он остался со мной. Как часто я представляла, что он здесь, и пустота во мне исчезала от его присутствия. – Она закрыла глаза и прижалась лицом к холодному стеклу, чтобы немного остыть. – Я люблю его несмотря ни на что, – прошептала она. – И хотя сейчас он чужой, но все равно родной и близкий. Когда он рядом... нет более сладостного чувства.
      Прошло какое-то время, прежде чем Ливия решилась заговорить.
      – Алина... ты не хочешь сказать ему правду, теперь, когда он вернулся?
      – Зачем? Это только вызовет его жалость, я скорее брошусь с обрыва! – Оторвавшись от окна, Алина вытерла лоб рукавом платья. – Пусть лучше ненавидит меня.
      – Не представляю, как ты сможешь выдержать это! – воскликнула Ливия.
      Алина криво улыбнулась:
      – Я нахожу странное удовольствие в том, что он не ощущает сейчас той степени враждебности, потому что не любит меня так сильно, как прежде.

* * *

      Несмотря на все уговоры Марка и Алины, Ливия отказывалась принять участие в бале, на который были приглашены все знатные представители графства.
      – Мне нужно, чтобы ты была рядом, – настаивала Алина, стараясь любым способом вызволить сестру из добровольного заточения. – Сегодня я немножко не в себе, Ливия. И твое присутствие окажет мне большую помощь...
      – Нет, – твердо проговорила Ливия, сидя в семейной гостиной с книгой в одной руке и бокалом вина в другой. Ее волосы были небрежно заплетены в косу, на ногах – мягкие домашние тапочки. – Не испытываю никакого желания находиться в этой толпе американцев. Кроме того, я знаю точно, почему ты «не в себе», и, поверь, мое присутствие ничего не изменит.
      – Ты не хочешь увидеть Маккену после стольких лет?
      – Пусть Бог простит меня, но – нет. – Светло-карие глаза Ливии смотрели на нее сквозь стекло бокала, она молча потягивала вино. – Мысль о том, что я увижу Маккену после того, как предала вас обоих, вызывает у меня одно желание – провалиться сквозь землю.
      – Но он ничего не знает об этом.
      – Достаточно того, что я знаю!