– Это стоит обсудить, не правда ли? – спросил он.
– Но, дорогой, мы знаем друг друга всего лишь четыре ночи.
– Тогда скажи мне, как долго я должен ухаживать за тобой? Я готов подождать.
– Ты хотел вернуться в Нью-Йорк.
– Я могу это отложить.
Вздохнув, Ливия прильнула щекой к его груди. Она хотела быть абсолютно честной с ним.
– Ничто не заставит меня выйти за тебя, дорогой.
Он крепче обнял ее. Его пальцы ласкали ее спину.
– Почему?
– Потому что я слишком хорошо отношусь к тебе, чтобы ежедневно наблюдать, как ты убиваешь себя.
Она ощутила, как он напрягся. Снова попытавшись выбраться из его объятий, Ливия надеялась, что на этот раз он позволит ей уйти. Но он обнял ее одной рукой за спину, а другой прижал ее голову к своей груди. Покорность сквозила в его тоне.
– Ты хочешь, чтобы я перестал пить?
– Да, но я не хочу принимать решение за тебя.
– Но ты не станешь и думать о браке со мной, если я буду продолжать пить?
Она долго молчала. Он поднял ее голову и заставил посмотреть в глаза.
– Да, – наконец ответила она. – Если бы ты не пил, я бы подумала над твоим предложением.
Лицо Гидеона дрогнуло, рот скривился, словно он заглянул в себя и ужаснулся тому, что увидел.
– Не знаю, смогу ли я остановиться, – сказал он с удивительной прямотой, хотя слова были не из приятных. – Я даже не знаю, хотел бы я этого. Скорее, я хотел бы продолжать пить, но быть с тобой.
– Этому не бывать, – ровно произнесла она, – даже если ты – Шоу.
Гидеон повернулся на бок, держа ее голову в изгибе своей руки и глядя на нее.
– Я бы дал тебе все, что пожелаешь... Я бы показал тебе весь мир. Делал все, как ты скажешь...
– Разумеется, все было бы возможно... – Ливия задумалась. Если бы она была невинна и он был ее первым мужчиной, приняла бы она его предложение? Большинство женщин валялись бы от благодарности у него в ногах. Трепетная улыбка тронула ее губы, когда она взглянула на его лицо. Ей было ясно, что он не тот мужчина, который спокойно примет отказ. – Давай просто наслаждаться сегодняшним днем, пока мы вместе. Дней через пять мне придется вернуться в Стоуни-Кросс-Парк, но пока...
– Через пять дней? Нет, останься подольше и вернешься вместе со мной.
Она покачала головой:
– Нам не стоит путешествовать вместе, люди станут сплетничать...
– Пошли они к черту! – Отчаяние слышалось в его голосе. – Просто прими меня таким, какой я есть, Ливия.
– Я могла бы, – ответила она, закрывая глаза и чувствуя, как он касается губами ее ресниц, щек, кончика носа. – Но я не смогу спокойно наблюдать, как день за днем теряю тебя... пока ты окончательно не убьешь себя или не превратишься в человека, которого я не смогу узнать.
Гидеон оторвался от нее с мрачной улыбкой.
– По крайней мере скажи одну вещь: ты любишь меня?
Ливия хранила молчание, не будучи уверена, следует ли ей признаваться.
– Я должен знать, – настаивал Гидеон, его рот дрогнул в отвращении, когда он услышал мольбу в собственном голосе. – Я готов изменить свою жизнь ради тебя, но я должен видеть цель.
– Я не хочу, чтобы ты менял свою жизнь ради меня. Тебе придется принимать это решение каждый день. Снова и снова. Ты должен сделать это для себя. Иначе ты меня возненавидишь.
Она думала, что он начнет спорить с ней, но вместо этого Гидеон обнял ее.
– Я не хочу потерять тебя, Оливия, – прошептал он.
Проведя пальчиком по его руке, она улыбнулась.
– Я так долго не ощущала вкуса жизни, пожалуй, со смерти Эмберли, и сейчас готова начать жизнь сначала. Ты появился как раз тогда, когда я так нуждалась в тебе, я всегда буду вспоминать тебя с нежностью и благодарностью.
– С нежностью? – повторил он, и его губы дрогнули. – С благодарностью?
– Хорошо, я скажу: я чувствую нечто большее, чем нежность и благодарность, но это насилие с твоей стороны!
Тяжело дыша, Гидеон приподнялся над ней.
– А может быть мне следует подумать над твоим предложением?
– Ради Бога, подумай, —сказала Ливия, стараясь придать тону легкость; но вместо этого голос был грустным, и она так крепко обняла Гидеона руками и ногами, словно хотела защитить от его собственных демонов.
Алина вздохнула, вытащила из ящика письменного стола очередной листок кремовой бумаги, вытерла перо кусочком черного фетра. Добрая дюжина писем лежала перед ней. От друзей и родных, которые, без сомнения, будут недовольны, если она запоздает с ответом. Тем не менее непросто набросать краткий, но содержательный ответ. Составление писем – это настоящее искусство, требующее усидчивости и внимательности. Последние новости должны быть изложены с соблюдением стиля и образности... а если писать особенно не о чем, то следует придумать что-то интересное или хотя бы пофилософствовать.
Нахмурившись, Алина смотрела на три письма, которые были уже написаны и лежали перед ней. Чем подробнее она описывала будничную жизнь, добавляя некоторые новые сплетни и даже жалуясь на погоду, тем более грустные мысли приходили ей в голову. «Как искусно я научилась говорить обо всем, кроме правды», – подумала она с усмешкой. Однако она сомневалась, что реальные новости будут приятны для ушей ее родственников: «Я завела любовника и дважды встречалась с ним: в лесу и в моем будуаре. Моя сестра Ливия пребывает в полном здравии и сейчас находится в Лондоне, где в данный момент, возможно, занимается любовью с вечно пьяным американцем...»
Представив, как такой пассаж будет воспринят ее чопорной кузиной Джорджией или тетушкой Мод, Алина не могла не рассмеяться.
Голос брата прервал ее размышления:
– О мой Бог. Тебе, наверное, совсем нечем заняться, если ты взялась за письма.
Она посмотрела на Марка с лукавой улыбкой:
– И это говорит человек, который ведет гораздо более обширную переписку, чем я!
– Я ненавижу это занятие, но положение обязывает, – возразил Марк. – Одному Богу известно, почему все думают, что мне интересно знать детали чьей-то жизни.
Продолжая улыбаться, Алина положила перо и посмотрела на чернильное пятно на кончике своего пальца.
– Тебе что-нибудь нужно, милый? Умоляю, отвлеки меня от этого нудного занятия.
– Не надо умолять. Спасение – в моей руке... По крайней мере на время это тебя отвлечет. – Он показал ей конверт, который держал в руке, при этом странное выражение возникло на его лице. – Доставили из Лондона, но не только письмо.
– Что же еще? Наверное, устрицы, за которыми мы посылали два дня назад?
– Нет, не устрицы. – Марк прошел к двери и жестом поманил сестру. – Идем, в холле тебя ждет сюрприз.
– Пойдем. – Алина отставила баночку с клеем, которым приклеивала марки, и закрыла коробку с восковой печатью. Затем встала из-за стола и последовала за Марком. И тут же сладкий запах роз ударил в нос, словно весь холл окропили духами.
– О Господи! – воскликнула она, застыв на месте при виде огромных охапок цветов, которые выносили из кареты. Там было море белых роз, одни из которых еще не раскрылись, другие предстали во всей красе. Двое слуг поспешили на помощь кучеру, и втроем они продолжали доставать из кареты букеты, завернутые в белую кружевную бумагу.
– Пятнадцать дюжин, – сказал Марк. – Я сомневаюсь, что в Лондоне осталась хоть одна белая роза.
Алина не могла поверить, что ее сердце может биться так быстро. Осторожно пройдя вперед, она вынула одну розу из букета. Дотронувшись до нежного бутона, она наклонила голову и вдохнула пьянящий аромат. Лепестки хранили прохладу, касаясь ее шелковой кожи.
– Там есть кое-что еще, – заметил Марк.
Последовав за его взглядом, Алина увидела, что дворецкий приказал лакею открыть огромный деревянный ящик, в котором лежали свертки одинакового размера, завернутые в тонкую коричневую бумагу.
– Что это такое, Солтер?
– С вашего разрешения, миледи, я полюбопытствую. – Старый дворецкий с великой осторожностью развернул один из свертков. И там оказался имбирный пряник в форме длинного батончика, его пряный аромат тут же смешался со сладким ароматом роз.
Алина прикрыла ладонью рот, чтобы сдержать смех, от переполнявших эмоций дрожало все тело. Это подношение ужасно взволновало ее, и в то же время она была приятно поражена его экстравагантностью.
– Имбирный пряник? – недоверчиво спросил Марк. – Почему Маккена прислал тебе целый ящик пряников?
– Потому что я люблю их, – чуть задыхаясь от волнения, ответила Алина. – Но как ты узнал, что это Маккена?
Марк выразительно посмотрел на нее, словно это было ясно без слов, и передал ей конверт.
Немного замешкавшись с конвертом, Алина наконец вытащила сложенный лист бумаги. В нем небрежным размашистым почерком, простым и без всяких завитушек, было написано:
Ни бесконечные пустыни, ни высокие горы,
Ни синие моря, ни океаны,
Ни слова, ни слезы,
Ни страхи, ни уговоры
Не удержат меня от того, чтобы вернуться к тебе...
Подпись отсутствовала... но нужна ли была подпись? Алина закрыла глаза, в носу защекотало, и крупные слезы покатились по щекам. Она прижала письмо к губам, забыв о присутствии Марка.
– Это стихи, – прошептала она. – Какой ужас... – Это была прелестнейшая вещь, которую она когда-либо читала. Она прижала письмо к щеке, потом вытерла рукавом слезы.
– Дай мне взглянуть.
Алина быстро убрала листок в лиф платья.
– Нет. Это очень личное... – Она проглотила слезы, пытаясь держать себя в руках. – Маккена,– прошептала она, – как ты тронул меня.
Покачав головой, Марк протянул ей носовой платок.
– И что мне теперь делать? – пробормотал он, смущенный видом женских слез.
Единственное, что могла ответить Алина и что ему наверняка не понравилось:
– Ты ничего не можешь сделать с этим.
Она подумала, что он хочет обнять ее, но в это время появился новый гость в сопровождении лакея. Держа руки в карманах, лорд Адам Сандридж с изумлением оглядел парад белых роз.
– Я так понимаю, это для вас, дорогая? – спросил он у Алины, подходя и вынимая руки из карманов.
– Добрый день, Сандридж, – сказал Марк, они обменялись деловым рукопожатием. – Ваш приход как нельзя кстати, я думаю, леди Алина нуждается в вашей приятной компании.
– Тогда я готов быть и приятным и утешительным, – ответил Адам с вежливой улыбкой. Он склонился к руке Алины.
– Пойдем в сад, – предложила она, протягивая ему руку.
– Чудесная идея. – Адам, вынув розу из букета, обломал ее и, вставив в петлицу, протянул руку Алине. Они прошли к французским окнам, выходившим в сад, расположенный позади дома.
Сад был залит солнцем и благоухал ароматом цветущих незабудок, лимонной мелиссы, желтого лилейника и алых роз, которые окружал темно-красный клематис. Длинные ряды серебристых заячьих ушек, словно иней, покрывали пространство между большими каменными вазами, полными разноцветных восточных маков. Спустившись по широким ступеням, Адам и Алина ступили на усыпанную гравием дорожку, петлявшую между аккуратно подстриженными тисами. Адам был одним из тех редких людей, с которыми было хорошо молчать. Он терпеливо ждал, когда Алина заговорит первая.
Чувствуя благостный покой, внушаемый безмятежностью сада и присутствием Адама, Алина глубоко вздохнула.
– Эти розы прислал Маккена.
– Я понял.
– И там были еще стихи. – Она достала л исток из лифа и передала ему. Единственным человеком на земле, которому она могла показать стихи Маккены, был Адам. Стоя посреди дорожки, Адам развернул листок и пробежал глазами написанное.
Когда он поднял взгляд на Алину, то заметил странную смесь боли и радости в ее глазах.
– Очень трогательно, – искренне произнес он, возвращая стихи. – Что ты теперь думаешь делать с ним?
– Ничего, отошлю назад, как и планировала.
Осторожно подбирая слова, Адам, казалось, предпочел рискнуть, нежели тянуть волынку. Он пожал плечами:
– Что ж, если ты хорошо подумала, то поступай как знаешь.
Никто из окружения Алины не дал бы такой совет. Она взяла его руку и крепко держала ее, пока продолжался их разговор.
– Адам, это то, что я обожаю в тебе, – ты никогда не учишь меня, как поступать.
– Я презираю советы, от них никакого проку.
Они прогуливались вдоль мраморного фонтана, который усыпляюще шумел посреди густых зарослей дельфиниума.
– Я думала, не рассказать ли Маккене все, – сказала Алина. – Но что бы он ни ответил, это только все испортит.
– Почему, милая?
– Когда он увидит мои шрамы, они покажутся ему настолько ужасными, что он не сможет смириться с этим. Или хуже, он пожалеет меня и будет страдать от того, что обязан... и когда-нибудь пожалеет о своем решении и захочет избавиться от меня. Я не смогу жить, глядя каждое утро в его глаза и гадая, когда он оставит меня.
Адам с сочувствием смотрел на нее.
– Я не права?
– Я никогда не рассматривал этот вопрос с такой точки зрения, то есть права ты или не права, – сказал он. – Каждому предстоит сделать свой выбор, учитывая обстоятельства, чтобы потом не кусать локти. Ради самого же себя...
Алина не могла не сравнить его с Марком, который во всем был категоричен – правильно и неправильно, хорошо и плохо, и ее губы изогнулись в горькой улыбке.
– Адам, дорогой. Я обдумала твое предложение...
– Да?
Они снова остановились, глядя в глаза друг другу и не размыкая рук.
– Я не могу принять его, – сказала она. – Это было бы несправедливо по отношению к нам обоим. Я думаю, что фиктивный брак не принесет мне счастья. Но в то же время я с большой радостью буду дружить с тобой и дальше.
Видя глубокую печаль в глазах Алины, Адам обнял ее и прижал к себе.
– Моя дорогая, – пробормотал он, – что бы ты ни говорила, мое предложение остается неизменным. Я же останусь твоим преданным другом до конца дней. И если ты когда-нибудь изменишь свое решение, тебе стоит только щелкнуть пальцем. – Он улыбнулся. – Мне казалось, подобная имитация чертовски занятна, хотя и неосуществима.
Глава 17
Проведя семь незабываемых ночей в Лондоне, Ливия вернулась в Стоуни-Кросс с многочисленными покупками: коробками, свертками и картонками, которые подтверждали, что целью посещения города было не что иное, как естественное желание женщины обновить гардероб. Женская половина гостей принялась рассматривать ее приобретения. Маленькая изящная шляпка с перышками... перчатки, украшенные вышивкой и бисером на запястье... шали из кружева, кашемира и шелка... пачка модных журналов и образцов тканей от лондонской модистки, которая шила ей туалеты.
Естественно, Сьюзен Чемберлен поинтересовалась, видела ли Ливия мистера Шоу и Маккену во время своего пребывания в Лондоне, и Ливия ответила с веселой беззаботностью:
– О да, вместе с моей компаньонкой миссис Смедли мы провели несколько прелестных вечеров в театре. Места были в ложе, откуда прекрасно видно сцену. Мы получили такое удовольствие!
Тем не менее, несмотря на невозмутимое поведение Ливии, ее заявление было встречено поднятыми бровями и обменом многозначительными взглядами. Каждый, казалось, подозревал, что история на самом деле была куда более интересная, чем она рассказала.
Алина услышала рассказ о деталях лондонского визита, как только Ливия вернулась к себе. Она ждала ее в спальне, и когда сестра надела ночную сорочку, они вдвоем уселись на постели, держа в руках по бокалу вина. Алина устроилась у спинки кровати, Ливия полулежала на подушках.
– Я была с ним каждый вечер, – рассказывала она, ее щеки горели. – Семь ночей на седьмом небе.
– Выходит, он хороший любовник? – с улыбкой, но без излишнего любопытства спросила Алина.
– О, превосходный, потрясающий, такой... – Не в состоянии объяснить, что она ощущала, Ливия вздохнула и глотнула вина. Глядя на Алину сквозь стекло бокала, она пожала плечами. – Как странно, он совсем не такой, как Эмберли, и в то же время подходит мне. Может быть даже больше...
– Ты хотела бы выйти за него замуж? – спросила Алина с болью в сердце. С одной стороны, она была счастлива за сестру, но с другой – не могла не думать о том, как далеко находится Америка. И если быть честной с самой собой, она не могла не признать, что внутри раздавался голос, требовавший ответа, почему она, Алина, не может сделать то, чего хочет больше всего на свете.
– Он просил моей руки, – продолжала Ливия. И тут же удивила Алину, добавив: – Но я отказала.
– Почему?
– Ты знаешь почему...
Алина кивнула, их взгляды встретились в молчаливом понимании. Глубоко вздохнув, она опустила глаза и обвела пальцем край бокала.
– Я уверена, что это верное решение, дорогая, хотя тебе и нелегко было принять его.
– Да, это так, – вздохнула Ливия. Несколько минут они сидели молча. – Ты не хочешь спросить меня о Маккене?
Алина улыбнулась, но не подняла глаз от бокала.
– Как он?
– Нормально... немного расстроен... мы говорили о тебе.
Алина насторожилась, услышав виноватые нотки в голосе сестры. Она быстро подняла глаза, ее лицо исказило страдание.
– Что ты сказала ему обо мне?
Ливия сделала большой глоток вина.
– Все хорошо, – сказала она осторожно. – По крайней мере хуже не будет, хотя никто не может знать, как он отреагирует...
– Ливия, прекрати это! – потребовала Алина, похолодев от страха. – Что ты рассказала ему?
– Совсем немного. – Ливия смущенно смотрела на сестру. – Во-первых, я извинилась за свое предательство, хотя это было давно. Объяснила, что это я рассказала отцу...
– Ливия, ты не должна была делать этого, – возмутилась Алина. Она так сильно взмахнула руками, что едва не пролила свое вино.
– Не сердись, – попыталась успокоить сестру Ливия, еще больше раздражая ее. – Я не нарушила данное тебе обещание, ничего не рассказала ни о пожаре, ни о шрамах. Я просто поведала о моей роли в произошедшем и... да, еще упомянула, что ты прогнала его, чтобы защитить, потому что отец угрожал уничтожить его...
– Что? – На лице Алины появилось страдальческое выражение. – Я не хотела, чтобы он узнал это. Бог мой, Ливия, что ты наделала!
– Я открыла ему только частичку правды. – Казалось, Ливия разрывается между наступлением и защитой. Ее лицо стало пунцовым. – Прости, если я расстроила тебя. Но, как говорят, честность – лучшая политика.
– Я никогда не говорила этого! – взорвалась Алина. – Это слишком банальное утверждение и в данной ситуации неприемлемо. Ливия, разве ты не понимаешь, как все усложнила? Мне будет намного труднее расстаться с ним теперь, когда он знает... – Она внезапно остановилась. – Когда ты рассказала ему?
– На второй вечер нашего пребывания в Лондоне.
Алина закрыла глаза. Цветы прибыли через два дня после этого. Так вот почему Маккена послал ей розы и стихи!
– Ливия, я готова убить тебя, – прошептала она.
Видимо, желая получить прощение, младшая сестра перешла в наступление:
– Не вижу ничего ужасного в том, что я устранила препятствия между тобой и Маккеной. Осталось одно – ты должна сама рассказать ему о шрамах.
Алина ответила ледяным тоном:
– Этого не будет никогда!
– Ты ничего не потеряешь, рассказав ему, – убеждала Ливия. – Для меня ты всегда была самым смелым человеком, которого я когда-либо знала. Была – до этого дня, когда ты получила шанс стать счастливой и бежишь от него прочь, а виной всему твоя трусость и упрямство.
– Я никогда не была смелой, – отрезала Алина. – И вообще, при чем тут смелость, когда ничего нельзя изменить? Единственная причина, почему я не валяюсь в рыданиях на полу все эти двенадцать лет, заключается в том, что я знаю – когда встану, ничего не изменится. Мои ноги всегда будут отвратительными. Даже ты с трудом смотришь на них. Как же ты смеешь утверждать, что я не хочу показать их Маккене из-за трусости! – Она вскочила с постели и отставила бокал. – Ты жуткая лицемерка, Лив, ты, кажется, ждешь, что Маккена примет меня, несмотря на мои недостатки. Но сама отказалась сделать то же самое, то есть принять Шоу вместе с его пьянством!
– Ты несправедлива, – вспыхнула Ливия. – Это совершенно разные ситуации. Твои шрамы нельзя сравнивать с его пьянством! Неужели ты хочешь сказать, что я поступила глупо, отказав ему?
Горя негодованием, Алина прошла к двери.
– Знаешь что? Просто оставь меня в покое и не смей больше ни о чем говорить с Маккеной. – Она еле удержалась, чтобы изо всей силы не хлопнуть дверью.
Отношения Алины и Ливии всегда отличались особой гармонией. Возможно, этому способствовала разница в возрасте. Будучи старше сестры, Алина была для нее как вторая мать. В тех редких случаях, когда они ссорились, сестры какое-то время просто избегали друг друга. А когда страсти остывали, делали вид, что ничего не случилось. Если ссора была особенно сильной, каждая шла к миссис Фэрклот, и та напоминала им, что нет ничего более важного, чем сестринские узы. На этот раз Алина не пошла к экономке и не думала, что Ливия пойдет. Вопрос был слишком личный и слишком болезненный. Напротив, Алина старалась вести себя так, как будто ничего не произошло, и разговаривала с Ливией с подчеркнутой вежливостью, на которую только была способна. Она понимала: чтобы сгладить конфликт, достаточно просто попросить друг у друга прощения... но извинения всегда давались ей с трудом. И, к тому же вряд ли Ливия первая пошла бы на примирение, хотя была больше виновата в том, что произошло между ними.
Прошло три дня, Алина и Ливия продолжали поддерживать ровные отношения, хотя холодная отчужденность стеной стояла между ними.
В субботу вечером Марк решил устроить небольшой банкет на свежем воздухе, который вскоре пришлось перенести в дом из-за надвигающейся грозы. Небо затянуло черными тучами, и несколько крупных капель дождя упали на землю и головы гостей, заставив садовые фонари протестующе мигать. Гости потихоньку потянулись в дом, а Алина суетилась, отдавая приказы слугам, чтобы они убирали закуски, посуду и стулья в столовую. Посреди этой суеты она заметила нечто, что заставило ее остановиться. Ливия разговаривала с Гидеоном Шоу, который, видимо, уже вернулся из Лондона. Они остановились около входа. Ливия стояла, прислонившись к стене, и смеялась над какой-то шуткой Шоу, ее лицо светилось, руки были сомкнуты за спиной, словно она хотела удержать себя от того, чтобы обнять его.
Нет никаких сомнений, что Ливия влюблена в Гидеона Шоу, подумала Алина. Стоило лишь посмотреть на них, чтобы убедиться в этом. Она видела свою сестру такой только с одним мужчиной. И хотя Алина не могла разглядеть лицо Шоу, потому что он стоял к ней спиной, его поза была очень красноречива. Как жаль, что они не могут быть вместе, подумала Алина. Несмотря на все различия между ними, было ясно, что каждый нашел в другом то, что искал.
Странное тепло вдруг проникло в каждую клеточку ее тела и дошло до корней волос, выведя Алину из задумчивости. Как зачарованная, она смотрела, как гости проходят мимо нее, спеша укрыться от надвигающейся грозы.
Раскаты грома слышались все ближе, воздух стал влажным и тяжелым, заставляя покрыться мурашками ее кожу.
– Алина! – послышался низкий голос за ее спиной.
Она посмотрела вниз на землю, потому что ей показалось, что мир закачался у нее под ногами. Потом, когда она смогла пошевелиться, повернулась и увидела в нескольких шагах от себя Маккену.
Неужели возможно столь сильно нуждаться в другом человеке? Это страстное желание было близко к бредовому состоянию. Сердце трепетало в груди, и ей потребовалось сделать над собой усилие, чтобы успокоить его. Они застыли, словно две мраморные статуи, посреди гостей, спешащих в дом.
Он знает, подумала она, и ее нервы натянулись до предела. Он изменился, произошла какая-то внутренняя метаморфоза, освободившая его от постоянного напряжения. Он смотрел на нее так, как когда-то в юности, его глаза светились страстью. Это родило в ней ответное чувство, дав возможность выйти наружу всем ее тайным желаниям.
Алина стояла неподвижно, а холодные капли дождя катились по щекам вниз, к уголкам рта. Маккена медленно подошел к ней и стал осторожно стирать влагу пальцами, словно это был драгоценный эликсир. Она инстинктивно отступила, борясь с искушением поцеловать его, но он удержал ее, обняв одной рукой за талию, медленно привлек к себе, так что ее лицо оказалось на уровне его воротника. От приятного запаха его кожи зашлось сердце, но сразу растаяло, как только он обнял ее. Их связывало нечто большее, чем просто страсть. Маккена держал одну руку на ее спине, другую – на подбородке. Жар его прикосновений пронзил Алину до самых костей. Его бедра прижимались к ее бедрам, нежно надавливая, словно он знал о том желании, которое зрело в ее сокровенной плоти. Он держал ее, просто держал, его губы почти касались ее виска, она чувствовала его горячее дыхание. Их тела были близко, но не так, как ей хотелось. Она с радостью отдала бы остаток своих дней, чтобы разделить с ним еще одну ночь, почувствовать его нагое тело, услышать, как бьется сердце.
– Спасибо, – прошептала Алина после долгого молчания.
– За что? – Его губы медленно двигались по ее лбу.
– За подарки, – сказала она. – Они прелестные.
Маккена не отвечал, вдыхая аромат ее волос. В отчаянной попытке спасти свое душевное спокойствие Алина попыталась продолжить разговор.
– Ты хорошо провел время в Лондоне?
К ее радости Маккена ответил:
– Да. – Он отклонил ее голову назад, поддерживая за затылок. – Мы получили права на использование доков от «Сомерсет шиппинг», и все потенциальные инвесторы дали твердое согласие.
– Включая моего брата?
Его губы тронула мимолетная улыбка.
– Он подтвердил, что включит свой лот вместе с другими.
Она вздохнула с облегчением:
– Это хорошо.
– Теперь все улажено, и я должен возвращаться в Нью-Йорк. Еще многое предстоит сделать и принять много решений.
– Да, я понимаю... – Ее голос затих, когда она с печалью посмотрела на него. – Когда ты должен ехать?
– Во вторник.
– Так скоро? – прошептала она.
– Шоу и я возвращаемся в Нью-Йорк. Чемберлены, чета Кейлер и остальные едут за границу – сначала в Париж, потом в Рим.
Алина быстро обдумывала информацию. Если корабль отходит во вторник, тогда Маккена и Шоу должны будут покинуть Стоуни-Кросс послезавтра. Она не могла поверить, что так быстро потеряет его.
Дождь усилился, крупные холодные капли сбегали по черным кудрям Маккены на загорелую шею.
– Нам лучше пойти в дом, – сказала Алина, потянувшись к его волосам, чтобы стряхнуть дождинки. Он перехватил руку, переплел ее пальцы со своими и поднес к губам.
– Когда я смогу поговорить с тобой? – спросил он, целуя ее руку и исподлобья глядя на нее.
– Мы можем поговорить прямо сейчас.
– Ты знаешь, чего я хочу...
Алина устремила взгляд на плетеную изгородь за его спиной. Да, она точно знала, что именно он собирается обсудить с ней, и готова была отдать все, лишь бы избежать этого разговора.
– Завтра утром, до того как проснутся гости, – предложила она. – Мы встретимся на конюшне и там поговорим...
– Хорошо.
– Тогда до завтра? – сказала она, кивнув на прощание.
Но Маккена не дал ей уйти – схватив ее за руку, привлек к себе. Взявшись за ленты в волосах, он отвел ее голову назад, накрыв ртом ее губы. Алина прерывисто дышала, пока он исследовал ее рот языком, заполняя его так, как хотел бы заполнить ее тело.
Чувствуя возрастающее желание Алины, Маккена положил руки ей на бедра и, просунув колено между ногами, провел им снизу вверх. Он возбуждал ее снова и снова; ее сердце бешено колотилось в груди, а лицо покраснело, несмотря на холодный дождь. Теряя равновесие, она вцепилась ему в плечи, он же горячо целовал, что-то нашептывая при этом. Затем привлек ее ближе и стал руками ритмично ласкать ее плоть. Это постоянное трение, именно там, где ее тело стало податливым и горячим, дарило немыслимое удовольствие, которое все возрастало... Она вытянулась, прижимаясь к нему со стоном отрицания.
Тяжело дыша, Маккена отпустил ее. Они смотрели друг на друга, стоя под дождем, как одурманенная парочка безумцев. Сбросив сюртук, Маккена поднял его над Алиной вместо зонта и увлек ее за собой.
– Пойдем в дом, – сказал он. – Если мы и дальше будем стоять здесь, нас убьет молния. – Он усмехнулся и добавил: – Не та, что на небе...
Глава 18
Часа через два в тот же вечер Ливия незаметно проскользнула в домик холостяка и тут же оказалась в крепких мужских объятиях. Подавив возглас удивления, она обнаружила, что Гидеон прижимает ее к своему теплому большому телу. На нем был шелковый халат. Ливия расслабилась в его руках и ответила на поцелуи. Ее язык переплелся с его. Он целовал ее с такой страстью, словно они не виделись не один день, а несколько месяцев.
– Почему ты так долго? – Крепко обняв Ливию, требовательным тоном спросил он, прежде чем проводить ее к постели.
– О, разные дела: то одно, то другое. Когда дом полон гостей, это неудивительно, – оправдывалась Ливия. – Я должна была выбрать удобный момент, чтобы никто не заметил, как я иду сюда. Особенно если учесть, что мы и так под подозрением.
– Неужели? – Он остановился у постели и начал расстегивать пуговицы на ее платье.
– Конечно... после того как я вдруг следом за тобой отправилась в Лондон. И потом, ты так смотришь на меня, что всем становится ясно, что мы любовники. Для человека, искушенного в подобных делах, ты как на ладони.
– Ужасно, – согласился он, беря ее руку и прикладывая к мощному выступу под халатом.
Отпрянув назад с притворным ужасом, Ливия спустила платье с плеч... под ним не оказалось ничего. Ахнув от удивления, Гидеон резко выдохнул, не в состоянии отвести глаз от ее нагого тела.
– Я готова, – улыбнулась Ливия.
Покачав головой, будто это надо еще проверить, Гидеон сбросил с себя халат и подошел к ней. Его руки осторожно скользили по изгибам ее бедер, словно она была бесценной скульптурой.
