Суматоха и пестрота Санкт-Петербурга были такими, как и в других больших городах, но только здесь все было ярче и суетливее. На улицах было полно спешащих куда-то пешеходов и экипажей. По реке и каналам сновали лодки, маленькие и большие. Среди домов стояли храмы, и не только православные, звон колоколов вразнобой несся над городом.
      Через десять минут Люк перестал даже пытаться понять окружающее. Он не собирался надолго оставаться в Санкт-Петербурге и поэтому не хотел узнавать о нем больше того, что уже знал. Все, что ему было нужно, – вернуть жену и никогда после этого не видеть Россию.
      Однако перед Биддлом не стояли такие цели. Он отправился в Россию с зонтом, крепко зажатым под мышкой, и с путеводителем по России, изданным в Лондоне. Они миновали рыночную площадь, прошли вдоль цветочного ряда, где продавались самые экзотические цветы. К ним подошел разносчик, через плечо у него висел кожаный короб с толстыми ломтями имбирной коврижки, со стаканами и кувшином, полным коричневой жидкости, которую он назвал «квас». Увидев кивок Люка, Биддл купил два стакана жидкости и немного этого темного кекса. Квас оказался похожим по вкусу на слабенькое ржаное пиво, подслащенное медом.
      «Странно, но не противно», – подумал Люк, допивая стакан.
      Его заинтересовала внешность русских. В большинстве они были светловолосыми и голубоглазыми, с правильными чертами лица, однако у многих была более экзотическая восточная внешность: широкоскулые лица и красивые раскосые глаза. Тасины черты были сплавом того и другого, что придавало ее красоте тонкую изысканность. При мысли о жене у него сжалось горло, а в груди заклокотала мучительная ярость, не покидавшая его с того момента, когда он узнал, что Тася похищена.
      – Сэр? – нервно обратился к нему Биддл, явно испуганный свирепым выражением его лица. – Вам не понравился напиток?
      – В резиденцию английского посла, во дворец Куркова, – с трудом выговорил Люк.
      – Одну секунду, милорд. – Биддл храбро вышел на мостовую и начал махать зонтом. – Я попытаюсь нанять экипаж. В путеводителе сказано, что они называются как-то вроде «дрожки», а еще сказано, что не стоит волноваться, если кучер станет разговаривать с лошадью. Они здесь все разговаривают со своими лошадьми.
      Наняв крохотную открытую коляску, они велели кучеру везти их в английское посольство. Как и предсказал Биддл, возница разговаривал с лошадью, называя ее Осипом. Экипаж мчался по городу с бешеной скоростью, как, впрочем, и остальные экипажи. Кучер часто вскрикивал «пади!», предупреждая пешеходов о своем приближении. Они чуть не задавили двоих прохожих, переходивших дорогу. Русские ездили чрезвычайно лихо, будь они в прекрасных лакированных каретах или в скрипучих тарантасах.
      Санкт– Петербург был городом камня, воды и мостов.
      Даже Люк, настроенный ненавидеть все в этой стране, должен был признать, что город прекрасен. Биддл, тут же открыв британский путеводитель, прочитал, что Санкт-Петербург был основан сто пятьдесят лет назад Петром Великим, который хотел принести западную культуру в Россию. Петр великолепно в этом преуспел. Некоторые части города казались более европейскими, чем сама Европа.
      Экипаж проезжал мимо поразительно роскошных дворцов, стоявших на гранитных набережных. Всюду были львы из камня, бронзы и железа. Они охраняли мосты и здания, пугая прохожих застывшей яростью своих морд.
      Резиденция английского посла, лорда Сиднея Брамуэлла, была в красивейшем дворце Куркова на восточной стороне Невского проспекта, центральной улицы города. Когда экипаж остановился. Люк вышел и оказался перед дворцом, построенным в классическом стиле, с фронтоном и высокими белыми колоннами. Люк поднялся по широким мраморным ступеням, предоставив Биддлу заплатить кучеру и заниматься чемоданами. Два дюжих казака в алых рубахах и высоких черных сапогах охраняли вход во дворец.
      – Я пришел повидать лорда Брамуэлла, – коротко сказал Люк.
      Казаки посовещались. Один из них на ломаном английском с наглым угрожающим видом ответил:
      – Это невозможно.
      – Почему?
      – Лорд Брамуэлл дает обед в честь губернатора. Приходите позже. Завтра. А может, через неделю.
      Люк насмешливо посмотрел на Биддла:
      – Ты слышал? Мы опоздали на обед. – С этими словами он повернулся и послал кулак в живот казака, так что тот согнулся пополам. Второй удар, сверху по шее, швырнул наглеца на ступеньку, где он и остался лежать. Другой страж двинулся было на подмогу, но, ахнув, застыл на месте, когда Люк взмахнул левой рукой. Люк улыбнулся с тихой угрозой. прекрасно понимая, какое впечатление производит вид стального крючка вместо руки.
      – Подходи, подходи, – вежливо пригласил он.
      Казак покачал головой, не отрывая глаз от крючка, затем попятился и сошел с лестницы.
      – Сэр, я вас таким никогда не видел, – пробормотал Биддл, с тревогой глядя на Люка.
      – Ты и раньше видел, как я дрался.
      – Да, но никогда вы не делали это с таким удовольствием…
      – У, еще только вхожу во вкус, – буркнул Люк и открыл парадную дверь.
      Повсюду во дворце можно было увидеть вьющиеся растения, магнолии, орхидеи. Великолепные паркетные полы были выложены удивительным узором из дерева различных цветов, что делало паркет похожим на восточный ковер. Слуги в ливреях стояли по углам неподвижно, как статуи. Ни один из них даже глаз не поднял, чтобы взглянуть на проходивших.
      – Где лорд Брамуэлл? – спросил Люк одного из них.
      Когда ответа не последовало, он повторил нетерпеливо:
      – Брамуэлл!
      Слуга робко показал пальцем в сторону одного из ярко освещенных залов.
      – Сэр, – раздался за его спиной встревоженный голос Биддла. Он ненавидел скандалы, а сейчас чувствовал, что это неминуемо. – Может быть, мне подождать с чемоданами в холле?
      – Да, оставайся здесь, – ответил Люк, отправляясь на поиски Брамуэлла в банкетный зал.
      Биддл с явным облегчением отступил к вестибюлю:
      – Благодарю вас, милорд!
      Зал окаймляли колонны, покрытые золотом и полудрагоценными камнями. Французская речь доносилась из распахнутых двойных дверей, выложенных узором из золотых пластинок и лазурита. Нежные звуки струнного инструмента, цитры или какого-то ей подобного, служили музыкальным фоном для мужских и женских голосов. Люк вошел в банкетный зал, где за длинным золоченым столом сидело по крайней мере человек двести – иностранные дипломаты и их жены.
      Одетые в бархат с золотым шитьем слуги разливали охлажденное шампанское, но, увидев Люка, замерли от неожиданности с бутылками в руках. Стол ломился от различных мясных яств, холодных салатов, дичи, пирогов, икры. Многое на этом столе было непривычно глазу иностранца: изящнейшие эмалевые сосуды с горчицей и солью, гигантские серебряные чаши с маринованными грибами и солеными огурцами. Украшением стола был большой жареный павлин с широко расправленным веером перьев, сверкающих золотом и отливающих зеленоватой синевой.
      Знатные гости замолчали, пораженные нежданным вторжением. Музыка стихла.
      Люк узнал посольские отличия и ордена Дании, Польши, Австрии, Франции, Германии, Швеции. Во главе стола сидел почетный гость – худой седовласый человек с аристократическим лицом и темными раскосыми «татарскими» глазами. На его мундире с золотым шитьем было множество орденов и медалей.
      Заметив по правую руку от него английского посла, Люк решительно подошел к нему.
      – Лорд Брамуэлл? – спросил он, и взоры всех гостей обратились к нему.
      Посол, пухлый розовощекий мужчина с несколько свинячьим лицом и глубокосидящими быстрыми глазками под редкими бесцветными бровями, надменно выпрямился:
      – Я Брамуэлл. Ваше вторжение весьма непристойно…
      – Мне нужно поговорить с вами.
      Дежурившие солдаты приблизились к Люку, готовые схватить его по первому знаку. Обернувшись, он остановил их угрожающим взглядом.
      – Нет-нет, все в порядке. – Лорд Брамуэлл поднял короткопялую руку, повелительным жестом останавливая солдат. – Этому человеку пришлось очень постараться, чтобы увидеть меня. Мы дадим ему возможность сказать, что ему нужно. Несмотря на бесцеремонность, у него вид джентльмена.
      Люк представился:
      – Лорд Стоукхерст.
      Брамуэлл задумчиво посмотрел на него:
      – Стоукхерст… Стоукхерст… Если не ошибаюсь, вы и есть муж несчастной Анастасии Ивановны Каптеревой?
      Шепот пробежал по залу.
      – Да, это я, – мрачно подтвердил Люк. – Я приехал обсудить с вами положение моей жены. Если бы мы могли поговорить без…
      – Нет-нет… В этом нет нужды. – Брамуэлл снисходительно улыбнулся Люку и бросил взгляд на гостей, как бы призывая их оценить, насколько трудна его задача – убедить безумца. – К сожалению, лорд Стоукхерст, я ничего не могу поделать. Как я знаю, уже назначен день, когда приговор о повешении вашей жены будет приведен в исполнение.
      Люк ожидал, что русское правительство будет действовать быстро, но не настолько… Услышав произнесенные будничным голосом слова «повешение вашей жены», он чуть не потерял рассудок. Ему еле удалось сдержаться, чтобы не наброситься на посла и не растерзать его. Каким-то образом он смог сказать холодно и ровно:
      – У меня с собой перечень официальных действий, которые вы должны предпринять в отношении моей жены. В вашей власти отложить казнь.
      – Нет, лорд Стоукхерст, не могу. Во-первых, я не намерен рисковать своим именем и положением, защищая женщину сомнительной репутации. Кроме того, у меня нет права действовать без указаний моего министерского начальства в Лондоне. А теперь, будьте любезны, покиньте наше собрание. – Брамуэлл самодовольно улыбнулся, снова поворачиваясь к своей тарелке, явно удовлетворенный тем, как он показал свою власть.
      Очень бережно Люк взял со стола блюдо с изысканно разложенным кушаньем, с удовольствием вдохнул его аромат и швырнул на пол. Дорогое севрское блюдо упало с оглушительным звоном, осколки бесценного фарфора и все, что было на блюде, полетели в разные стороны.
      В зале наступила тишина. Никто не осмеливался ни двинуться, ни заговорить. Люк сунул руку во внутренний карман сюртука:
      – Хм, мне помнится… А, да. Вот они. – Он швырнул на стол перед Брамуэллом пачку свернутых документов. Несколько гостей подскочили на месте от неожиданности. – Вот бумаги из Лондона, из министерства иностранных дел, с подробными распоряжениями касательно дипломатических действий, которые вы должны предпринять по этому вопросу. И если вы не убедите своих русских коллег, что возможен неприятнейший международный скандал, – блестящий изгиб крючка скользнул по плечу Брамуэлла, – моей выдержки тоже может не хватить. – И мягко добавил:
      – Мы ведь не хотим этого?
      Посол поспешно согласился.
      – – Я сделаю все зависящее от меня, чтобы вам помочь, – торопливо пообещал он.
      – Хорошо, – улыбнулся ему Люк. – А теперь мне бы хотелось побеседовать с вами с глазу на глаз.
      – Разумеется, милорд. – Брамуэлл вышел из-за стола и попытался принять вид благодушного хозяина. – Прошу всех…, и ваше высокопревосходительство…, продолжать в мое отсутствие.
      Граф Щуровский величественно кивнул. В полной тишине взволнованный посол покинул зал вместе с большим мрачным англичанином. Лишь после этого гости принялись возбужденно переговариваться.
 

***

 
      Люк последовал за Брамуэллом в маленькую уединенную гостиную. Они закрыли за собой застекленную дверь.
      – Я думаю, что у вас много вопросов, – сказал посол, окидывая Люка взглядом, в котором смешались страх и неприязнь.
      – Сначала только один. Где, черт возьми, моя жена?
      – Я все вам объясню. Общество настроено против нее, угрозы поступают со всех сторон. Поэтому держать ее в государственной тюрьме было бы слишком рискованно. И потом, конечно, принимая во внимание ее предыдущий побег…
      – Где она? – прорычал Люк.
      – Один зна…, знатный петербуржец любезно согласился держать ее в заключении в собственном дворце, а государство предоставило соответствующую охрану.
      – Знатный петербуржец? – Люк смотрел на посла с явным недоверием. – Ангеловский! – хрипло произнес он. И после краткого кивка Брамуэлла не мог сдержать взрыва ярости:
      – Проклятие, продажные холуи…, ублюдки!… Они отдали ее в руки Ангеловского! Чего ждать еще? Не собираются ли они часом принять его любезнейшее предложение совершить казнь, чтобы не затруднять правительство? Это цивилизованная страна или какое-то средневековье? Клянусь Богом, я скоро здесь убью кого-нибудь…
      – Милорд, пожалуйста, успокойтесь! – воскликнул посол, пятясь от него. – Я за это не отвечаю!
      В синих глазах Люка сверкал сатанинский гнев.
      – Если вы не сделаете все, что в вашей власти…, и, более того…, все, чтобы вызволить мою жену из этой проклятой истории, я вас сотру в порошок, растопчу в пыль…
      – Лорд Стоукхерст, уверяю вас… – начал было Брамуэлл, но Люк уже выходил из комнаты быстрым шагом, так что Брамуэлл едва поспевал за ним.
      В холле Люк чуть не налетел на двоих мужчин. В одном из них, высоком и седом, он узнал почетного гостя, сидевшего во главе стола. Его молодой спутник в безупречно сшитом гвардейском мундире явно был адъютантом.
      – Граф Щуровский, – с беспокойством сказал Брамуэлл. – Я надеюсь, что вы извините нас за то, что прием был прерван.
      Раскосые глаза Щуровского впились в Люка.
      – Я хотел увидеть этого англичанина.
      Люк молчал, хотя все в нем напряглось от вызывающего тона, каким это было произнесено. Один Бог знает, зачем этому высокопоставленному лицу понадобилось увидеть его.
      Этот человек с темными жесткими глазами вызывал у Люка инстинктивную неприязнь.
      Пока двое мужчин пристально разглядывали друг друга, адъютант довольно дерзко проговорил:
      – Что за странная история! Убит князь Михаил Ангеловский, молодая женщина, ответственная за это, «умирает» в тюрьме, а через несколько месяцев ее привозят обратно в Россию вполне живой, а теперь здесь появляется муж-англичанин и хочет снова увезти ее в Англию.
      – Вам это не удастся! – визгливым голосом обратился Щуровский к Люку. – Я заявляю от имени правительства: за смерть Ангеловского кто-то должен понести наказание. Искупительная жертва должна быть принесена.
      – Но это не будет моя жена, – тихо и твердо отчеканил Люк. – И не в этой жизни.
      Прежде чем граф успел ответить, Люк покинул посольство и, как надвигающийся шторм, поспешил ко дворцу Ангеловских.
 

***

 
      Дворец Ангеловских был еще великолепнее, чем у Куркова. Всюду царила варварская роскошь: золотые накладки на дверях, серебряные полосы с гравировкой на оконных наличниках, золотые с драгоценными камнями рамы картин Гейнсборо и Ван-Дейка, люстры из хрусталя и эмали, походившие на свисающие с потолка букеты цветов. Люк изумился этой роскоши. Королева Англии жила куда проще и охранялась не так строго. Гвардейцы, казаки, черкесы толпились всюду: в вестибюле вдоль стен, на мраморной лестнице и около каждой двери.
      К удивлению Люка, требование провести его к Ангеловскому было выполнено быстро и без всяких разговоров. Биддл остался в вестибюле, чему он очень обрадовался, а Люка повели вниз, в курительную комнату. Воздух в ней был сизым от табачного дыма. Стены украшала коллекция холодного оружия – от античных мечей и рапир до славянских секир со злобно изогнутыми лезвиями. Посередине комнаты стоял круглый «поворотный» стол, заставленный графинами с различными алкогольными напитками. Несколько офицеров и штатских вольно расположились в комнате – кто сидел, кто стоял. Они курили, болтали и при появлении нового человека все, как по приказу, уставились на него.
      Один из молодых людей шагнул вперед. Он сказал несколько слов по-русски, но, видя, что Люк его не понимает, перешел на английский, произнося слова с легким акцентом:
      – Что угодно?
      Это, несомненно, был Николай Ангеловский. Он был моложе, чем ожидал Люк, – немного больше двадцати. Люк убедился в справедливости слов Алисии Эшборн – экзотическая мужественная красота, грация тигра, желто-золотые глаза поражали. Никого Люк так не хотел убить, как этого русского красавца. Жажда крови вспыхнула в нем, но ему удалось сдержаться.
      – Я хочу видеть свою жену, – с трудом произнес Люк.
      На мгновение Ангеловский ошеломленно замер и пристально посмотрел на Люка:
      – Стоукхерст? Я, признаюсь, думал, что вы старик. – Уголок его рта приподнялся в нагловатой усмешке. – Добро пожаловать в Россию, кузен!
      Люк молчал, стиснув зубы так крепко, что свело челюсть.
      Заметив это легкое движение лицевых мускулов, Николай принял его за страх и усмехнулся прямо в неподвижное лицо Люка.
      – Вы зря потратили время. Посетители к заключенной не допускаются. Примите мой совет: возвращайтесь в Англию и найдите себе новую жену.
      Он был застигнут врасплох, когда Люк, прыгнув с молниеносной быстротой, прижал его к стене, рыча, как бешеный волк. Острый конец стального крючка слегка вонзился Николаю в грудь, и в месте укола показалась капелька крови.
      Голос Люка проскрежетал негромко ему в самое ухо:
      – Дай мне увидеть ее… Или я этой штукой выковырну тебе сердце.
      Какое– то мгновение Николай растерянно смотрел на него, затем оскалился в хищной одобрительной ухмылке:
      – Ну и наглый же ты мужик! Угрожать мне в моем собственном доме, в комнате, полной оружия и солдат! Ладно, можешь посетить Анастасию. Вреда от этого не будет. Она все равно останется у меня, когда ты уедешь. А теперь, если изволите… – Он выразительно глянул на расплывающееся по рубашке кровавое пятно. Люк убрал жалящий конец своего крючка с его груди и опустил руку.
      Взяв льняную салфетку, Николай промокнул ранку. Все еще улыбаясь, он обратился к солдату:
      – Митька, отведи-ка моего нового двоюродного братца в покои нашей пленницы. И не стой к нему близко: он может и укусить.
      Вокруг раздались добродушные смешки, потому что более всего русские ценят грубую силу в сочетании с твердой решимостью. Обнаружить эти черты в англичанине показалось всем невероятно забавным.
 

***

 
      Тасины покои состояли из маленькой передней и спаленки, которые были обставлены с обычной для русских роскошью.
      Она полулежала на диване, ручки и спинка которого были украшены русской «сквозной», то есть кружевной, резьбой по дереву. Хотя посетители к ней не допускались, но она получала закапанные слезами материнские записочки.
      Еще Николай позволил Марии Петровне переслать Тасе несколько ее старых платьев. Одно из них, из фиолетового шелка, было на ней сейчас, оно было сшито так давно, еще в той жизни: широкая юбка, пышные рукава, отделка из белых кружев.
      Тася грустно перебирала стопку французских романов. До сих пор ее попытки заняться чтением не удавались. Сколько раз она ловила себя на том, что перечитывает одну и ту же страницу, не понимая смысла прочитанного.
      Ключ повернулся в замке. Дверь отворилась, потом закрылась. Уверенная, что это один из слуг несет ей поднос с дневной трапезой, Тася не подняла глаз от книги.
      – Поставь его на столик у окна, – сказала она по-русски.
      Ее распоряжение было встречено молчанием. Она подняла холодный вопрошающий взгляд и увидела улыбающиеся синие глаза. Ее муж произнес хриплым голосом:
      – Я же говорил тебе, что не собираюсь спать отдельно.
      Тася вскрикнула, не веря самой себе, и, буквально перелетев комнату, кинулась ему на шею.
      Люк засмеялся и подхватил ее за тонкую талию. Опустив ее на пол, он приник лицом к изгибу между шеей и плечом.
      – Господи, как я по тебе соскучился! – пробормотал он, прижимая ее к себе.
      – Люк, Люк… Ты пришел за мной! Неужели это правда и ты здесь? Нет, это сон! – Руки Таси скользнули к его лицу, притянули вниз голову, и она стала целовать его с безудержной страстью. Она наслаждалась его родным запахом, вкусом, надежной силой его тела.
      Заставив себя оторваться от ее губ, он прошептал:
      – Нам надо поговорить.
      – Да…, да… – Тася обвила его шею руками, и они снова слились в поцелуе, глубоком, проникновенном, томительном, забывая обо всем на свете. Он прижал ее к стене, его губы дразнили и ласкали ее рот, а его большая ладонь легла на ее грудь. Тася водила носом и ртом по его шее, ощущая на губах соль его кожи. Он тихо застонал, еще сильнее прижимая ее к стене своим возбужденным телом.
      – С тобой все в порядке? – ухитрился он спросить, почти лишив ее воздуха жестким поцелуем. Она кивнула и неуверенно улыбнулась:
      – Как Эмма? Я так волновалась.
      – Она хочет, чтобы ты как можно скорее вернулась домой.
      – О, если б только… – начала Тася с мучительной тоской и вдруг, подпрыгнув, вцепилась обеими руками ему в рубашку. – Люк, я все вспомнила! На корабле. Теперь я знаю, что произошло с Михаилом! Я ничего ему не сделала. Я пришла во дворец в самый неподходящий момент и наткнулась на ссору… Я видела настоящего убийцу. Я не убивала.
      Глаза его сузились.
      – Кто это сделал?
      – Граф Савелий Игнатьевич Щуровский. Они с Михаилом были любовниками.
      – Щуровский? – потрясенно повторил Люк. – Будущий генерал-губернатор? Я только что видел его!
      – Но каким образом?
      – Не важно. Расскажи мне все подробно.
      Тася рассказала обо всем, что видела и слышала в ночь убийства. Люк внимательно слушал ее, все крепче и крепче прижимая ее к себе.
      – Но Николай мне не верит, – закончила она. – Ему хочется, чтобы виновной была я, и он не желает слышать ни о ком другом. Тем более что граф Щуровский – очень влиятельный человек! Царский любимец. Мне кажется, все слуги знают, что он был той ночью во дворце, но боятся сказать об этом. Может, их подкупили или запугали, чтобы они не проболтались.
      Люк молчал, не высказывая своих мыслей. Тася никак не могла поверить, что он на самом деле здесь, в Санкт-Петербурге. То, что он последовал за ней, переполнило ее душу такой всепоглощающей любовью, которую она не могла выразить словами. Она прильнула к нему, всхлипнув от наслаждения, и он отозвался, сжав ее сильнее в своих объятиях.
      – Ты ешь что-нибудь? – спрашивал он, целуя ее виски, где шелковистые локоны переходили в тугие косы.
      – Да, аппетит у меня хороший. Мне дают все, что я люблю: щи, блины с икрой и замечательные грибы в сметане. И сколько угодно каши.
      – Я и спрашивать не буду, что такое каша, – усмехнулся Люк уголком рта. Он вглядывался в ее лицо, нежно обвел пальцем темные круги под глазами, словно это могло заставить их исчезнуть. – Ты плохо спишь.
      Тася покачала головой и тихо сказала:
      – Они никогда меня не отпустят. Не думаю. Люк, что ты чего-то здесь добьешься.
      – Я много чего могу добиться, – грубовато перебил он ее. – Сейчас я ненадолго уйду. Попытайся поспать, пока я не вернусь.
      – Нет. – Она вцепилась в него. – Не уходи еще…, или я решу, что только вообразила, что ты был здесь. Обними меня.
      Люк снова заключил ее в объятия.
      – Любовь моя, – проговорил он, и его теплое дыхание согрело ее лицо. – Милая мря, бесценная жена. Разве ты не знаешь, что я могу сражаться за тебя со всем миром?
      Она рассмеялась дрожащим смехом:
      – Думаю, что так и придется!
      – В день нашей свадьбы я посчитал, сколько ночей проведу с тобой. По меньшей мере десять тысяч. Неделю у меня украли. Ничто не разлучит нас на остальные.
      – Не надо… – Она прикрыла ладонью ему рот. – Не искушай судьбу.
      – Я скажу, какая тебя ждет судьба. – Люк отклонился и посмотрел ей прямо в глаза. – Тебе предстоит провести девять тысяч девятьсот девяносто три ночи в моих объятиях. И я их получу все, чего бы это ни стоило. Можете не сомневаться, леди Стоукхерст.
      Сидя на покрытых ковром ступенях лестницы, Николай наблюдал за Люком, направлявшимся к нему.
      – Ну, теперь вы убедились, что с ней обращаются хорошо. Еда, книги, одежда…
      – Все равно это тюрьма, – холодно отозвался Люк.
      – Тася вам рассказала свою историю насчет Савелия Игнатьевича? – Николай улыбнулся в непонимающее лицо Люка и добавил, объясняя:
      – Графа Щуровского.
      Остановившись на верхней ступеньке, Люк посмотрел на него:
      – Она сказала мне, что вы ей не верите.
      – Между Щуровским и Мишей не было никаких отношений.
      – Вы спрашивали об этом Щуровского? – поинтересовался Люк.
      – Это ничего не даст, только опозорит меня. Все это ложь от начала до конца. Она придумала эту историю от отчаяния и хочет всех нас оставить в дураках.
      – Тогда почему же она не рассказала эту историю на суде, во время разбирательства? Она не лгала тогда, не лжет и теперь. Но вы скорее отправите невинную женщину на смерть, чем взглянете в лицо неприятной истине.
      – Вы смеете говорить мне об истине? – Голос Николая вдруг приобрел угрожающие интонации. Он встал и в упор посмотрел на Люка. Такой же высокий, он был сложен совершенно иначе. У Люка была широкоплечая мускулистая фигура атлета. Николай был жилист и гибок, как кошка. – Мне хочется вогнать вам в глотку эти слова, – сказал Николай. – Идите спрашивайте Щуровского. Благословляю. Хотелось бы мне увидеть ваше лицо, когда вы поймете, что натворила ваша жена.
      Люк повернулся, чтобы уйти.
      – Подождите, – остановил его князь. – Не пытайтесь увидеться со Щуровским сейчас. Пойдите к нему вечером. Когда стемнеет. Русские такие дела делают по ночам. Понимаете?
      – Понимаю. Русские любят все делать в тайне.
      – Мы предпочитаем слово «скрытно», – мягко поправил его Николай. – Этим достоинством, кузен, вы явно не обладаете. Ночью я пойду с вами. Щуровский не говорит по-английски. Вам понадобится переводчик.
      Люк издал хриплый смешок:
      – Вы последний человек, кого я хотел бы взять с собой.
      – Не будьте дураком. Не думайте, что я преследую вашу жену по личным мотивам. Если будет доказано, что я ошибся…, что Тасю осудили несправедливо…, я поцелую край ее подола и буду молить о прощении. Я хочу только одного – чтобы убийца моего брата был наказан.
      – Вам нужен козел отпущения, – едко отозвался Люк. – Вам все равно, кто им будет, лишь бы чья-то кровь пролилась взамен крови Михаила.
      Плечи Николая напряглись, окаменели, но больше он ничем не выдал своих чувств.
      – Сегодня вечером я иду с вами, Стоукхерст, и мы вместе убедимся в том, что Тася лжет, и больше не будем сомневаться в том, кто именно убил Мишу.
      Остаток дня Люк провел в посольстве, заставив лорда Брамуэлла и его секретаря составить официальную жалобу о похищении и незаконном задержании жены подданного ее величества королевы Англии.
      Вечером Люк опять был во дворце Ангеловских. Николай небрежно приветствовал его, грызя яблоко. На взгляд Люка, оно было необычным – с белоснежной мякотью и почти прозрачной желто-зеленой кожицей.
      – Это русская антоновка, ее еще называют восковым яблоком, – проговорил он, вытаскивая из кармана еще одно. – Я их очень люблю. Хотите попробовать?
      Хотя Люк не ел весь день, он покачал головой.
      Николай рассмеялся.
      – Какие вы, англичане, гордецы, – насмешливо произнес он. – Вы будете голодать, но не примете пищи из моих рук. Это всего лишь яблоко, кузен. – И он бросил его Люку.
      Тот легко поймал его и, надкусив хрустящий кисло-сладкий плод, проворчал:
      – Я вам не кузен.
      – Кузен, кузен. Тася – внучка двоюродной сестры моего отца. Так что мы теперь связаны родством. Русские очень ценят родственные связи, какими бы далекими они ни были.
      – Ценят, но преданности не испытывают, – с издевкой заметил Люк.
      – Убийство как-то охлаждает родственные чувства.
      Обменявшись ненавидящими взглядами, они направились к ждавшей на улице лакированной черной коляске. Большая часть пути до дома Щуровского прошла в полном молчании. Коляска летела по уже опустевшим улицам. Мягкий теплый свет лился из окон домов и дворцов, мимо которых они проезжали.
      – Вероятнее всего, Щуровский сегодня вечером у царя, – заметил Николай. И, не обращая внимания на то, что Люк не ответил, небрежно продолжал:
      – Они очень близки, почти как родные. Когда царь отправляется в Царское Село, в свой загородный дворец, он всегда требует, чтобы Щуровский был в числе сопровождающих. Граф – человек не только влиятельный, но и очень хитрый.
      – Вы уважаете его?
      – Нет. Разумеется, нет. Щуровский станет на четвереньки и будет лаять собакой, чтобы угодить государю.
      – Что вам известно о его личной жизни?
      – Внебрачных связей у него нет. Некоторых людей мучают плотские желания, но Щуровский к таким не принадлежит. Он питает страсть к политике, к власти.
      – Вы не можете быть так наивны. – Люк пожал плечами.
      – Придворное общество России – это очень узкий круг лиц. Здесь сохранить тайну невозможно. Если бы у Щуровского проявлялся вкус к мальчикам, об этом бы все узнали.
      Между тем о нем не было ни слова. Да и мой брат вечно хвастался своими победами, несмотря на все усилия семьи притушить эти разговоры. Так вот, Миша никогда не упоминал и не намекал на то, что он хотя бы знаком со Щуровским. Между ними не было никаких отношений.
      – Значит, Михаил компрометировал свою семью, – задумчиво сказал Люк. – Я думаю, Ангеловским очень хотелось, чтобы эти слухи прекратились. Не так ли?
      Впервые с момента их встречи в золотистых глазах Николая мелькнуло какое-то чувство.
      – Не надо, – тихо и жестко проговорил Николай. – Даже и не думайте такого, или я…
      – Убьете меня? – предположил Люк, поднимая темную бровь. – Полагаю, что вы способны на убийство…, несмотря на наши родственные связи.
      Николай стиснул зубы и яростно сверкнул глазами. Ненависть накрыла их тяжелым облаком. Наконец они подъехали к дому Щуровского, двухэтажному особняку на берегу Невы. Перед золоченой резной дверью стояли двое часовых.
      – Это дворники, – сказал Николай, выходя из экипажа. – Безвредные сторожа. Прежде чем вы начнете рубить их в капусту, дайте-ка я с ними поговорю.
      Люк выбрался из коляски вслед за ним и наблюдал, как Николай перебросился со сторожами парой слов, а потом сунул им несколько монет. Те, быстро и бесшумно открыв двери, пропустили их в дом.