— Почему?

— Он всё время летел в противоположную сторону, уходил от района учений.

— Охотничья лихорадка, — предположил Бретано.

— Тогда почему не напасть на самолёты, направляющиеся прямо на тебя, вместо того чтобы выбирать улетающий прочь? Господин министр, я сам лётчик-истребитель и не могу согласиться с таким объяснением. Если я оказываюсь в неожиданной боевой ситуации, первое, что я сделаю, — это опознаю цели, представляющие угрозу для меня, и выстрелю прямо в них.

— Сколько погибших? — мрачно спросил Райан.

— Судя по сообщениям СМИ, больше сотни, — ответил Бен Гудли. — Есть и уцелевшие, но мы пока не знаем сколько. И я предполагаю с определённой долей уверенности, что на борту авиалайнера были американцы. Между Гонконгом и Тайбэем существуют прочные деловые связи.

— Предложения?

— Прежде чем что-то предпринять, господин президент, нам нужно знать, пострадали ли американские граждане. Поблизости от того района у нас находится лишь один авианосец — боевая группа «Эйзенхауэр», направляющаяся к Австралии для участия в учениях «Южная чаша». Однако можно не сомневаться, что происшедшее отнюдь не улучшит отношений между Пекином и Тайбэем.

— Нам нужно выпустить какой-нибудь пресс-релиз, — напомнил президенту Арни.

— Сначала следует точно установить, погибли ли американские граждане, находившиеся на борту авиалайнера, — сказал Райан. — Если погибли… как нужно поступить? Потребовать объяснения?

— Они скажут, что произошла ошибка, — повторил Джексон. — Даже обвинят тайваньских пилотов в том, что они первыми открыли огонь и начали бой. Таким образом откажутся принимать на себя ответственность за происшедшее.

— Но ты не веришь им, Робби?

— Нет, Джек, — извините меня, господин президент, — не верю. Мне хочется ещё раз проверить эти записи вместе с несколькими специалистами, поискать, нет ли ещё какого-то разумного объяснения. Может быть, я и ошибаюсь… но вряд ли. Лётчики-истребители всегда лётчики-истребители. Единственная причина, по которой ты сбиваешь самолёт, улетающий от тебя, вместо того, который летит тебе навстречу, заключается в том, что это входит в твои намерения.

— Может быть, перевести группу «Эйзенхауэра» на север? — спросил Бретано.

— Подготовьте для меня варианты, при которых мы переведём на север боевую группу «Эйзенхауэра», — распорядился президент.

— В этом случае Индийский океан останется совершенно беззащитным, — напомнил адмирал Джексон. — «Карл Винсон» сейчас на середине пути в Норфолк. «Джон Стеннис» и «Энтерпрайз» по-прежнему стоят в доках в Пирл-Харборе, так что в Индийском океане у нас нет боеспособного авианосца. В этой половине мира у нас вообще нет авианосцев, и нам понадобится по меньшей мере месяц, чтобы перебросить сюда один из авианосцев, базирующихся в Атлантическом океане.

Райан повернулся к Эду Фоули.

— Какова вероятность того, что это приведёт к катастрофе мирового масштаба?

— Тайвань оказался в крайне сложном положении. Самолёты двух стран обменивались ракетными залпами, погибли люди. Нанесён ущерб авиакомпании, которая является носителем государственного флага. Страны стараются оберегать свой флаг, — заметил директор ЦРУ. — Это не исключено, господин президент.

— Но каковы намерения КНР? — спросил Гудли директора ЦРУ.

— Если адмирал Джексон прав — я ещё не уверен в его правоте, между прочим, — добавил Эд Фоули. Робби кивнул. — Итак, если он прав, то что-то происходит, но что именно, я не знаю. Для всех было бы лучше, если бы это осталось несчастным случаем. Считаю, что будет ошибкой убрать авианосец из Индийского океана при ситуации, которая развёртывается в Персидском заливе.

— Что самое худшее может случиться при столкновении между КНР и Тайванем? — спросил Бретано, раздражённый тем, что ему вообще приходится задавать такой вопрос. Он слишком недавно занял пост министра обороны, так что ещё не мог схватывать налёту, как хочется того его президенту.

— Господин министр, Китайская Народная Республика имеет на вооружении ракеты с ядерными боеголовками и может без труда превратить Формозу в остров пепла, но у нас есть основания подозревать, что на Тайване тоже есть термоядерное оружие и…

— Примерно двадцать бомб, — прервал его Фоули. — А их истребители F-16 при желании могут долететь до Пекина — если не будут надеяться на возвращение и полетят парами, причём из двух один заправит второй на середине полёта. Они не могут уничтожить КНР, но двадцать термоядерных бомб отбросят экономику континентального Китая назад, по крайней мере, на десять лет, а может, и на двадцать. КНР не хочет, чтобы такое произошло. Они не безумцы, адмирал. Давайте будем при наших расчётах придерживаться обычных вооружений, хорошо?

— Хорошо, сэр. КНР не обладает достаточными силами, чтобы захватить Тайвань. У них нет необходимых десантных средств для переброски большого количества войск, чтобы высадиться под огнём противника. Таким образом, что произойдёт, если ситуация обострится? Наиболее вероятным сценарием будут крупномасштабные воздушные и морские сражения, но, поскольку ни одна сторона не может одержать верх, результатом станет перемирие. Это будет также означать ожесточённую войну на пересечении самых оживлённых в мире торговых путей, что приведёт к самым разным дипломатическим последствиям для участников войны. Я не вижу смысла в намеренном развязывании такого конфликта. Такая политика слишком разрушительна, чтобы прибегнуть к ней… если только за спиной игроков не стоят какие-то иные силы. — Он пожал плечами. Все так бессмысленно… но не менее бессмысленна и ракетная атака беззащитного гражданского авиалайнера — а он только что сказал, что она была, по-видимому, преднамеренной.

— К тому же у нас торговые отношения с обеими странами, — заметил президент. — Мы должны предупредить дальнейшее обострение конфликта, не правда ли? Боюсь, что нам придётся перебросить этот авианосец, Робби. Давайте обсудим различные варианты и попытаемся решить, какого черта нужно КНР, а?

Кларк проснулся первым. Он чувствовал разбитость, но при таких обстоятельствах не мог позволить себе расслабиться. Через десять минут он побрился, оделся и направился к выходу, не разбудив Чавеза. К тому же Динг не говорил на фарси.

— Решили прогуляться пораньше? — услышал он голос француза, который привёз их из аэропорта.

— Да, нужно размяться, — признался Джон. — Как вас зовут?

— Марсель Лефевр.

— Глава местной резидентуры? — спросил Джон прямо.

— Вообще-то я торговый атташе, — ответил француз, что означало «да». — Не будете возражать, если я пройдусь вместе с вами?

— Отнюдь, — ответил Кларк, чем несказанно удивил ею. Они направились к выходу. — Просто хочу прогуляться. Здесь есть поблизости рынки?

— Идёмте, я вам покажу.

Через десять минут они оказались на торговой улице. Два иранца шли за ними в пятидесяти футах как тени, даже не скрываясь, хотя они всего лишь наблюдали за европейцами.

Шум вокруг напомнил Кларку о прошлом. Ею фарси был далеко не совершенным, особенно принимая во внимание, что последний раз он говорил на этом языке больше пятнадцати лёг назад, однако, слух оперативника тут же включился в работу, и скоро он уже схватывал болтовню торговцев по мере того, как они с французом продвигались между лотками, протянувшимися по обеим сторонам улицы.

— Каковы цены на продукты?

— Относительно высокие, — ответил Лефевр. — Дело в том, что значительная часть продовольствия была отправлена в Ирак. Кое-кто недоволен этим, ворчат.

Чего-то не хватает, подумал Джон через несколько минут. Пройдя половину квартала с лотками, где торговали съестным, они свернули в район рынка, где продавали золото, что всегда являлось популярным товаром в этой части мира. Люди покупали золото и продавали, но без того энтузиазма, который Джон помнил с прошлых времён. Он смотрел на лотки, проходя мимо них и пытаясь понять, чего же не хватает.

— Хотите купить что-нибудь для жены? — осведомился Лефевр.

Улыбка на лице Кларка была не слишком убедительной.

— Да не знаю. Впрочем, приближается годовщина свадьбы. — Он остановился у лотка, чтобы посмотреть на ожерелья.

— Откуда вы? — спросил торговец.

— Из Америки, — ответил Джон тоже по-английски. Торговец безошибочно определил его национальность, наверно, по одежде и рискнул заговорить на этом языке.

— У нас редко бывают американцы.

— Очень жаль. Когда я был помоложе, мне довелось немало путешествовать по вашей стране. — Вообще-то ожерелье было весьма привлекательным. Он посмотрел на цену, мысленно произвёл расчёты и увидел, что цена чертовски низка. К тому же действительно приближалась годовщина, — Может быть, придёт время, и все изменится, — сказал золотых дел мастер.

— Между нашими странами столько противоречий, — печально заметил Джон. Да, он мог позволить себе эту покупку. Как всегда у него было с собой много наличных. У американских долларов есть несомненное достоинство — их принимают практически повсюду.

— Времена меняются, — произнёс торговец.

— Это верно, меняются, — согласился Джон. Он посмотрел на ожерелье подороже. Товары лежали на лотке свободно, можно было подойти, посмотреть и прицениться. В исламских странах существовал действенный способ избавляться от воров. — Я вижу здесь так мало улыбок, а ведь это торговая улица.

— За вами следят два человека.

— Вот как? Но я ведь не нарушаю законов, правда? — спросил Кларк с очевидной озабоченностью.

— Нет, не нарушаете, — ответил торговец, но было заметно, что он нервничает.

— Я куплю вот это, — показал Кларк на ожерелье.

— Как вы будете платить?

— Американские доллары вы примете?

— Да. Цена девятьсот американских долларов. Кларк постарался не выказать своего удивления. Даже на оптовом рынке в Нью-Йорке подобное ожерелье стоило бы по меньшей мере втрое дороже, и хотя он не собирался платить такие деньги, всегда приятно поторговаться, тем более что здесь это традиция. Кларк полагал, что если ему удастся сбить цену до тысячи пятисот долларов, то и это будет очень дёшево. Но, может быть, он не расслышал торговца?

— Вы сказали девятьсот?

Торговец выразительно ткнул пальцем в грудь Кларка.

— Хорошо, восемьсот долларов и ни долларом меньше. Вы что, хотите разорить меня? — громко прибавил он.

— Вы отчаянно торгуетесь, — произнёс Кларк, делая вид обороняющегося человека, потому что заметил, что двое следивших подошли ближе.

— Все вы так неверные! Отдать вам даром? Это дорогое ожерелье, и надеюсь, вы покупаете его вашей честной жене, а не какой-нибудь уличной развратнице!

Кларк решил, что и так достаточно подверг торговца опасности. Он достал из кармана бумажник, отсчитал банкноты и вручил их торговцу.

— Вы даёте мне слишком много! Я не вор, а честный человек! — Золотых дел мастер вернул ему одну стодолларовую банкноту.

Семьсот долларов за такое дивное золотое ожерелье?

— Извините меня, я не хотел оскорблять вас, — сказал Джон, пряча в карман ожерелье, которое торговец едва не бросил ему в руки без всякого футляра.

— Мы не варвары, — отчётливо произнёс торговец и тут же повернулся к нему спиной.

Кларк и Лефевр прошли до конца улицы и свернули направо. Они шли быстро, заставив следующих за ними иранцев ускорить шаг.

— Какого черта? — недоуменно спросил американец. Он никак не ожидал чего-либо подобного.

— Как видите, энтузиазм народа по отношению к режиму уменьшился. Вы видели наглядный пример этого. Вы вели себя весьма убедительно, мсье Кларк. Сколько времени работаете в ЦРУ?

— Достаточно долго, чтобы не проявить изумления по такому поводу. Насколько я знаю, в вашем языке есть хорошее слово для характеристики здешней ситуации — merde.

— Значит, это подарок вашей жене?

— Да, — кивнул Джон. — У него будут неприятности?

— Не думаю, — ответил Лефевр. — Но он, наверно, продал ожерелье себе в убыток, Кларк. Любопытный жест со стороны иранского торговца, верно?

— Пошли обратно. Мне нужно разбудить госсекретаря.

Через пятнадцать минут они были в посольстве. Джон сразу поднялся к себе в комнату.

— Что там за погода, мистер К.? — спросил Динг. Кларк сунул руку в карман и бросил ему через комнату какой-то предмет. Чавез поймал его. — Тяжёлое, — пробормотал он.

— Как ты думаешь, сколько это стоит, Доминго?

— Похоже на чистое золото, на ощупь тоже… не меньше пары косых.

— Ты поверишь, что я заплатил за него семьсот баксов?

— Может быть, это был твой родственник, Джон? — улыбнулся Чавез и тут же нахмурился:

— Мне казалось, что нас здесь не любят.

— Времена меняются, — негромко произнёс Джон, цитируя золотых дел мастера.

— Серьёзная авиакатастрофа? — спросила Кэти.

— Говорят, уцелело сто четыре человека, некоторые с тяжёлыми травмами, девяносто погибших — их тела извлекли из-под обломков, — ещё тридцать пока не удалось обнаружить, это означает, что они тоже мертвы, просто не смогли опознать трупы. — Джек читал донесение, которое только принёс к двери Раман. — В числе уцелевших шестнадцать американцев. Пятеро погибли. Девять не опознаны и считаются погибшими. Боже мой, на борту было сорок граждан КНР! — Он покачал головой.

— Но почему… если они не ладят друг с другом…

— Почему поддерживают столь обширные деловые отношения? Они действительно активно торгуют между собой, хотя фыркают и шипят друг на друга, словно уличные коты. Просто они нужны друг другу.

— Как мы поступим теперь? — спросила его жена.

— Пока не знаю. Мы задержали выпуск пресс-релиза до утра в ожидании более подробной информации. Но как я могу спать в такую ночь? — спросил президент Соединённых Штатов. — На другом краю света погибло четырнадцать американцев. Разве я не должен был защитить их? Я не могу допускать, чтобы кто-то убивал наших граждан.

— Люди умирают каждый день, Джек, — напомнила ему первая леди.

— Но не от ракет «воздух — воздух». — Райан положил донесение на ночной столик и выключил свет, надеясь, что сон всё-таки придёт, и думая о том, чем кончится встреча в Тегеране.

Началось с рукопожатий. Чиновник Министерства иностранных дел встретил их у входа. Французский посол представил всех, и они быстро вошли внутрь, чтобы избежать назойливых телевизионных камер, хотя на улице было пустынно. Кларк и Чавез исполняли свои обязанности, стоя недалеко от государственного секретаря, но не слишком близко, и нервно оглядывались по сторонам, как от них и ожидали.

Государственный секретарь последовал за иранским чиновником. За ними шли остальные. Французский посол остался в приёмной вместе с сопровождающими, а Адлер и чиновник вошли в скромно обставленный кабинет духовного главы Объединённой Исламской Республики.

— Приветствую вас с миром, — сказал Дарейи, поднимаясь из-за стола, чтобы поздороваться со своим гостем. Он говорил через переводчика. Это был обычный приём при встречах такого рода, поскольку давал время для более точного перевода каждого слова, а если что-то потом оказывалось не так, всегда можно сослаться на ошибку переводчика. Это предоставляло обеим сторонам удобный выход из положения. — Пусть Аллах благославит нашу встречу.

— Мы благодарны вам за то, что вы нашли возможность принять нас, хотя вас предупредили за столь короткое время, — ответил Адлер, опускаясь в кресло.

— Вы проделали дальний путь. Я надеюсь, ничто не осложнило его? — вежливо осведомился Дарейи.

Весь ритуал будет вежливым, во всяком случае его начало, подумал Адлер.

— Наше путешествие прошло спокойно, — ответил он. Чтобы подавить зевоту и не обнаружить усталости, он ещё в посольстве выпил три чашки крепкого французского кофе, хотя желудок отреагировал на них бурчанием. Дипломаты во время серьёзных встреч должны держаться, как хирурги в операционной, и Адлер давно научился не выдавать своих эмоций, что бы ни происходило с его желудком.

— Сожалею, что мы не можем показать вам весь наш город. В нём заключено столько истории и красоты. — Оба ждали, пока переводчик закончит перевод. Переводчиком был тридцатилетний мужчина, его лицо выражало напряжение и, увидел Адлер… страх перед Дарейи? Скорее всего это сотрудник Министерства иностранных дел, на нём был несколько помятый костюм — в противоположность аятолле, который был в просторном халате, что подчёркивало его национальную и религиозную принадлежность. Лицо Махмуда Хаджи было строгим, но не враждебным, и, как ни странно, он, казалось, не проявлял ни малейшего любопытства.

— Может быть, мне удастся познакомиться с вашим городом во время следующего визита.

Дружеский кивок.

— Да, конечно. — Эти слова Дарейи произнёс по-английски, это напомнило Адлеру, что аятолла понимает язык своего гостя. В этом не было ничего необычного, заметил государственный секретарь.

— Прошло много времени с тех пор, как между нашими странами осуществлялись прямые контакты, тем более на гаком уровне. — Это верно, но мы приветствуем такие контакты. Чем могу служить вам, секретарь Адлер?

— Если вы не возражаете, мне хотелось бы обсудить проблему стабильности в нашем регионе,

— Проблему стабильности? — с невинным удивлением повторил Дарейи. — Что вы хотите этим сказать?

— Создание Объединённой Исламской Республики породило в этом регионе новую огромную страну. Это не может не вызывать некоторого беспокойства.

— По моему мнению, это способствовало стабильности в регионе. Разве иракский режим не оказывал дестабилизирующего влияния на соседние страны? Разве не Ирак начал две агрессивные войны? Мы не делали ничего подобного.

— Это верно. — согласился Адлер.

— Ислам — это религия, проповедующая мир и братство, — продолжал Дарейи тоном учителя, которым и был в течение ряда лет. Наверно, он был строгим учителем, подумал Адлер, за мягким голосом у него скрывался стальной кулак.

— И это верно, однако в человеческом мире те, кто зовут себя верующими, не всегда следуют религиозным правилам, — напомнил американец.

— Другие страны не принимают правление Бога так, как это делаем мы. Только признание верности этого правления вселяет людям надежду найти мир и справедливость. Недостаточно только произносить слова. Следует жить в соответствии со словами.

Спасибо за преподанный урок воскресной школы, подумал Адлер, уважительно кивая. Тогда какого черта вы поддерживаете «Хезболлах»?

— Моя страна всего лишь стремится к миру в этом регионе — и не только в нём, а во всём мире.

— Такова воля Аллаха, выраженная словами Пророка, — кивнул Дарейи.

Адлер увидел, что аятолла строго придерживается сценария. Когда-то, много лет назад, президент Джимми Картер послал своего эмиссара для встречи с наставником этого человека, Хомейни, который жил тогда в изгнании, в скромном домике во Франции. В то время правление шаха переживало тяжёлые времена, и было решено прощупать оппозицию, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох. Boзвратившись домой после встречи, посланец сказал президенту, что Хомейни «святой». Картер согласился с докладом своего эмиссара, что привело к свержению Муххамеда Реза Пехлеви. Его место занял «святой».

Следующей американской администрации пришлось иметь дело с этим «святым», что привело к скандалу и насмешкам над американцами всего мира.

Адлер принял твёрдое решение не повторить этих ошибок.

— Одним из принципов нашей страны является сохранность международных границ. Уважение к территориальной неприкосновенности является непременным условием региональной и глобальной стабильности.

— Секретарь Адлер, все люди — братья, такова воля Аллаха. Братья могут время от времени ссориться, но Аллах отвергает войну. Как бы то ни было, содержание ваших высказываний вызывает у меня некоторое беспокойство. Мне начинает казаться, что вы хотите сказать, будто у нас враждебные намерения по отношению к нашим соседям. Почему вы так считаете?

— Извините меня, мне кажется, вы меня не правильно поняли. Я не говорил ничего подобного. Я приехал сюда только для того, чтобы обсудить взаимные трудности.

— Ваша страна и её союзники находятся в экономической зависимости от этого региона. Мы не хотим нарушать установившиеся связи. Вам нужна наша нефть. Нам нужны товары, которые можно приобрести на деньги, полученные за проданную нефть. Наша культура традиционно зиждется на торговле. Вам это известно. Кроме того, наша культура — исламская, и мне причиняет острую боль, что Запад никак не может понять содержания нашей веры. Несмотря на утверждения ваших еврейских друзей, мы не варвары. Более того, у нас, по сути дела, нет религиозных расхождений с евреями. Местом рождения их патриарха, Авраама, является этот регион. Они были первыми, кто заявил о существовании истинного Бога, и потому между нами должен существовать мир.

— Мне приятно это слышать. Как можем мы достичь такого мира? — спросил Адлер, пытаясь вспомнить, когда последний раз кто-то не просто предложил ему оливковую ветвь мира, а обрушил ему на голову целое оливковое дерево.

— С помощью времени и переговоров. Возможно, самым лучшим будут прямые контакты. Они тоже являются торговой нацией, помимо того что их религия мало отличается от нашей.

Адлер попытался понять, что имеет в виду Дарейи. Прямые контакты с Израилем? Это реальное предложение или всего лишь подачка, брошенная американскому правительству?

— А ваши исламские соседи?

— У нас одна религия. У нас, как и у них, есть нефть. У нас общая культура. Мы уже являемся единой нацией во многих отношениях.

Кларк, Чавез и посол Франции сидели в приёмной. Иранский персонал, предложив им напитки и лёгкую закуску, старался не обращать на них внимания. Местные охранники стояли в приёмной, не глядя на гостей, но и не упуская их из поля зрения. Для Чавеза это была возможность увидеть новый мир. Он заметил, что мебель тут была старомодной и, как ни странно, потёртой, словно ничто в здании не менялось, после того как его покинуло прежнее правительство — а это произошло давным-давно, напомнил он себе, — не то чтобы все казалось ветхим, нет, скорее просто не было современным. Впрочем, здесь ощущалось какое-то напряжение. Американский персонал отнёсся бы к подобным посетителям с любопытством. Шестеро же иранцев, находившиеся в приёмной, просто игнорировали их. Почему?

Кларк ожидал этого. Его не удивляло такое отношение. Они с Дингом были охранниками и потому представляли собой что-то вроде мебели, были недостойны их внимания. Находившиеся здесь люди были доверенными помощниками и секретарями главы государства, преданными своему боссу, на них падало отражение частицы его власти. Гости, что сидели в приёмной, могли утвердить эту власть на международной арене либо угрожать ей, но, несмотря на важность этого для личного благосостояния каждого из них, они не могли ни на что повлиять, как не могли повлиять на погоду. Поэтому они делали вид, что просто не замечают их присутствия, за исключением охранников, в обязанности которых входило рассматривать всех как потенциальную угрозу, хотя дипломатический протокол и лишал их возможности оказывать физическое давление на иностранцев, что было бы предпочтительней.

Что касается посла, то для него это был ещё один дипломатический манёвр, при котором стороны тщательно выбирают слова, чтобы выдать как можно меньше и одновременно узнать как можно больше. Он догадывался, о чём идёт беседа. Больше того, для него был даже очевиден истинный смысл сказанного. Посла особенно интересовала скрывающаяся за словами правда. Что задумал Дарейи? Посол и его страна надеялись на сохранение мира в регионе, вот почему он и его коллеги убедили Адлера быть готовым к такой возможности, хотя вовсе не были уверены, что мир станет результатом переговоров. Интересный человек этот Дарейи. Посвятив свою жизнь служению Богу, организовал убийство президента Ирака. Стремясь к миру и справедливости, железной рукой правит своей страной. Милосердный и добрый, в ужасе держит ближайшее окружение. Достаточно посмотреть по сторонам, чтобы убедиться в этом. Современный средневосточный кардинал Ришелье? Любопытная мысль, шутливо подумал француз, скрывая веселье за непроницаемым лицом. Неплохо будет сегодня пустить эту мысль среди сотрудников посольства и посмотреть, как к ней отнесутся. Вот напротив Дарейи сидит только что назначенный американский министр иностранных дел. Посол не сомневался, что Адлер — кадровый дипломат, но будет ли этого достаточно для благоприятного исхода таких переговоров?

— Почему мы обсуждаем эту проблему? Неужели вы считаете, что у меня есть территориальные притязания к нашим соседям? — спросил Дарейи почти ласково, но сумев одновременно дать понять собеседнику, что испытывает раздражение. — Мой народ стремится только к миру. У нас было слишком много раздоров и войн в прошлом. На протяжении всей своей жизни я занимался изучением и преподаванием религии, и вот теперь, когда мои дни подходят к концу, наступил мир.

— Мы тоже всего лишь стремимся к миру в этом регионе, и ещё хотим установить хорошие отношения с вашей страной.

— Об этом следует поговорить более подробно. Я благодарен вашей стране за то, что она не выступила против снятия торговых санкций с Ирака, народ которого решил теперь объединиться с Ираном. Может быть, это символизирует благоприятное начало. В то же самое время нам хочется, чтобы Америка не вмешивалась во внутренние дела наших соседей.

— Мы приняли на себя обязательство сохранить целостность и неприкосновенность Израиля, — напомнил ему Адлер.

— Строго говоря, Израиль не является нашим соседом, — ответил Дарейи. — Но если Израиль будет жить в мире, то и мы будем жить в мире.

Какой блестящий собеседник, с восхищением подумал Адлер. Он почти ничего не раскрывает, просто все отрицает. За всё время переговоров ни единого заявления относительно будущей политики своего государства, разве что о постоянном стремлении к миру. Каждый глава государства делает это, но мало кто опирается при этом на волю Божью. Мир. Мир. Мир.

Единственное, чему Адлер ни на мгновение не верил, так это разговору Дарейи об Израиле. Будь у него мирные намерения, прежде всего он сообщил бы об этом Иерусалиму, чтобы привлечь израильтян на свою сторону перед началом переговоров с Вашингтоном. Израиль был безымянным посредником в переговорах «оружие в обмен на заложников», и его тоже обвели вокруг пальца.

— Надеюсь, на этой основе можно развивать наши отношения.

— Если ваша страна будет относиться к моей стране с уважением, то мы и дальше сможем вести плодотворные переговоры, а со временем и обсудить, как улучшить отношения между нашими странами.

— Я передам это своему президенту.

— Вашу страну постигли большие несчастья. Мне хотелось бы пожелать ему самообладания и силы, чтобы залечить раны, причинённые стране.

— Спасибо. — Оба встали, снова обменялись рукопожатиями, и Дарейи проводил Адлера до дверей.

Кларк заметил, как персонал вскочил на ноги. Дарейи проводил Адлера к выходу из приёмной, ещё раз пожал ему руку и остался стоять у двери, пока государственный секретарь вместе с сопровождающими не покинул здание. Две минуты спустя американцы сидели в автомобилях, направляясь в сторону аэропорта.

— Любопытно, как прошла встреча? — произнёс Джон. Это интересовало всех, но никто не проронил ни слова. Через тридцать минут в окружении официального эскорта автомобили въехали на территорию международного аэропорта Мехрабада и замерли у ангара ВВС, где американцев ждал французский реактивный самолёт.

Не обойтись было и без церемонии проводов. Французский посол несколько минут говорил с Адлером, держа его руку в затянувшемся прощальном рукопожатии. Поскольку силы безопасности ОИР окружили их тесным кольцом, Кларку и Чавезу ничего не оставалось, как смотреть по сторонам, что им и надлежало делать. Совсем рядом были отчётливо видны шесть истребителей, над которыми работали механики. Техники входили и выходили из большого ангара, построенного, несомненно, ещё при шахе. Динг ухитрился заглянуть внутрь его, на что никто не обратил внимания. Там стоял ещё один самолёт с полуразобранными двигателями. Один из них лежал на тележке, и над ним тоже трудились механики.

— Не поверишь, там полно куриных клеток, — шепнул Чавез Кларку по возвращении.

— Что ты имеешь в виду? — недоуменно спросил Кларк и посмотрел в другую сторону.

— Погляди сам, мистер К.

Джон чуть отступил и повернулся. Вдоль задней стены ангара действительно стояли ряды клеток из проволочной сетки, похожих на клетки, в которых перевозят домашнюю птицу. Сотни клеток. Авиабаза ВВС странное место для такого хранения, подумал он.

На противоположной стороне аэродромного поля «Артист» наблюдал за тем, как последние члены его группы поднимаются в авиалайнер, который доставит их в Вену. Случайно он обратил внимание на частные реактивные самолёты в дальней части аэродрома. Возле одного из них толпились люди и стояло несколько автомобилей. Интересно, что это там? — подумал он. Не иначе что-то связанное с правительством. Предстоящая операция тоже была определённым образом связана с правительством, но он не мог даже себе признаться в этом. Рейс «Остриэн эйрлайнс» точно по расписанию начал рулёжку, он взлетит сразу же за небольшим реактивным самолётом, стоящим на взлётной дорожке. «Артист» направился к трапу своего рейсового авиалайнера, чтобы подняться на борт.