Боже мой, Джек, что ты наделал! — воскликнул Арни. Теперь его лицо было бледным, но… по политическим причинам. Ван Дамм считал, что провёл блестящую и успешную кампанию по выборам Боба Фаулера, который сумел опередить президента, уже находившегося первый срок в Белом доме и пользовавшегося популярностью у избирателей. Значит, президента заставили проиграть? И он, менеджер избирательной кампании Фаулера, даже не узнал об этом?

Райан закрыл глаза. Он только что заставил себя заново пережить ту ужасную ночь.

— Я положил конец операции, которая формально не выходила за рамки закона, но оказалась на самой его грани. Мне удалось сделать это незаметно, не привлекая внимания. Колумбийцы так и не узнали о случившемся. Мне казалось, что я сумел предупредить новый Уотергейт и… невероятный международный скандал. Сэм и Эл согласились молчать, документация, касающаяся этих операций, запечатана и будет храниться в течение многих лет после того, как мы умрём. Тот, кто организовал утечку этой информации, слышал пару слухов и сделал несколько удачных догадок. Почему я так поступил? Мне кажется, что я следовал закону в силу своих возможностей, — нет, Арни, я не нарушил закон. Я следовал правилам. Это было непросто, но я сделал это. — Он открыл глаза. — Как ты относишься к этому, Арни?

— Но почему ты не доложил все это Конгрессу и ..

— А ты вспомни, Арни, что происходило в мире в то время, — ответил президент. — Речь ведь не только об Америке, правда? Тогда шёл процесс распада всей Восточной Европы, Советский Союз ещё держался, но едва-едва, происходили важные события, и рухни ещё и наше правительство — черт побери, могло бы случиться такое, чего ещё никто не видел. Америка не смогла бы — мы не смогли бы успокоить Европу, если бы занимались тушением домашнего пожара. Вот почему мне пришлось принимать решение и действовать, иначе солдаты, брошенные в Колумбии, погибли бы. Подумай, в какой ловушке я оказался, а?

Понимаешь, Арни, я не мог ни к кому обратиться за советом. Адмирал Грир умер. Мур и Риттер оказались замешанными в этот скандал. Президент тоже рухнул в него с головой; в то время мне казалось, что это он руководит операцией через Каттера, потом я узнал, что все не так, его просто обманул и скомпрометировал этот бездарный политический мерзавец. Я не знал, куда обратиться за помощью и потому пошёл в ФБР. Доверять я мог только Дэну Мюррею и Биллу Шоу, а также одному из наших оперативников в Лэнгли. Билл — ты знаешь, что он имел учёную степень доктора юридических наук? — помог мне с юридической стороной вопроса, а Мюррей оказал содействие при операции по спасению наших солдат. ФБР начало расследование деятельности Каттера. Это было секретное расследование, насколько я помню, операции присвоили кодовое название «Одиссей». Они уже собирались обратиться к окружному судье за ордером на арест по обвинению в преступном заговоре, но Каттер покончил с собой. Когда он бросился под автобус, в пятидесяти ярдах от него находился агент ФБР. Ты встречался с ним, это Пэт О'Дэй. Никто не нарушал закона — за исключением Каттера. Сами операции не выходили за пределы параметров, определённых Конституцией, — во всяком случае так сказал мне Билл.

— Но с политической точки зрения…

— Конечно, даже я не настолько безграмотен. Вот я и оказался здесь, Арни. Я не нарушал закона. Я служил интересам своей страны, как только мог, принимая во внимание существовавшие тогда обстоятельства, — и посмотри, где я оказался в результате всего этого.

— Проклятье. Как случилось, что Боб Фаулер ничего не знал об этом?

— Нужно спросить Сэма и Эла. Они считали, что это окажет отрицательное влияние на президентство Фаулера. К тому же я не имею представления, о чём они говорили с президентом, Я никогда не стремился узнать об этом и так и не узнал, и все, чем я располагаю, — это догадки, основанные на фактах и потому весьма близкие к истине, — признал Райан, — но всё-таки догадки.

— Джек, редко случается, когда я не знаю, что сказать.

— Все равно говори, — потребовал президент.

— Скрыть случившееся уже не удастся. У средств массовой информации сейчас достаточно зацепок, чтобы опубликовать полученные ими сведения, и Конгресс начнёт расследование. А как относительно всего остального?

— Все это правда, — сказал Райан. — Действительно, к нам в руки попал «Красный Октябрь», я на самом деле лично вывез Герасимова из Советского Союза. Это была моя идея, моя операция, и в результате я едва не погиб. Так уж получилось. Не сделай мы этого, Герасимов попытался бы осуществить свой заговор, чтобы свергнуть Андрея Нармонова, — тогда Варшавский пакт все ещё сохранился бы и снова вернулись бы старые дни холодной войны. Вот почему мы скомпрометировали этого ублюдка и заставили улететь на самолёте. У нас просто не было иного выбора. Несмотря на все, что мы сделали здесь для него, он по-прежнему затаил злобу, хотя его жене и дочери нравится в Америке.

— Ты убивал кого-нибудь? — спросил Арни.

— В Москве — нет. А вот на подводной лодке началась перестрелка. Матрос, агент Главного разведывательного управления, попытался взорвать «Красный Октябрь». Он убил одного из офицеров и тяжело ранил двоих, но мне удалось застрелить его. После этого мне несколько лет снились кошмары.

В иной реальности, подумал ван Дамм, его президент был бы героем. Однако реальность и политика имеют между собой мало общего. Он заметил, что Райан умолчал о Бобе Фаулере и своём отказе дать согласие на запуск ракеты с ядерной боеголовкой. В то время Арни уже возглавлял администрацию Белого дома и знал, что через три дня Роберт Фаулер пришёл в ужас, когда понял, что его спасли от безумного поступка, в результате которого могли бы погибнуть бесчисленные тысячи людей, а мир заклеймил бы американского президента за преступление, не уступающее по масштабу гитлеровским.

Когда-то ещё в школе на Арни произвела большое впечатление одна фраза из «Отверженных» Виктора Гюго: «Каким злом могут обернуться добрые поступки». И вот теперь он столкнулся с очередным подтверждением. Райан служил своей стране мужественно и достойно, но ни один из его поступков не мог выдержать критического внимания со стороны общественности. Здравый смысл, патриотизм и бесстрашие позволили ему принять участие в серии событий, которые каждый мог исказить до неузнаваемости. Эд Келти как раз и был непревзойдённым мастером подобных интриг[81].

— Как нам уладить последствия всего этого? — спросил президент.

— Что ещё мне нужно знать?

— Досье на Герасимова и по «Красному Октябрю» находятся в Лэнгли. Что касается колумбийских событий — теперь ты знаешь всё необходимое. Я не уверен, что имею юридическое право отдать распоряжение о вскрытии документации, связанной с Колумбией. С другой стороны, для того чтобы нарушить стабильность наших отношений с Россией, первых двух досье достаточно.

«Красный Октябрь», подумал Головко, глядя на высокий потолок своего кабинета. А ведь ты умный сукин сын, Иван Эмметович, твою мать! В том, как он мысленно произнёс это грубое ругательство, звучало нескрываемое восхищение. Выходит, он недооценивал Райана с самого начала. Даже после всех встреч, после многочисленных контактов между ними, как прямых, так и косвенных, признался Головко, он продолжал недооценивать его. Значит, вот как Райан сумел скомпрометировать Герасимова и, может быть, этим спас Россию — но страну нужно спасать действиями внутренних сил, а не вмешательством извне. Есть тайны, которые следует хранить вечно, потому что они в равной степени затрагивают интересы обеих сторон. Это была одна из таких тайн. А теперь, когда её открыли для всеобщего обозрения, униженными оказались обе страны — и Россия и Америка. Для России это обернулось потерей ценного национального достояния в результате акта государственной измены. Ещё хуже было то, что российские разведывательные службы не сумели докопаться до сути происшедшего, а это, решил Головко после непродолжительного размышления, совсем уж невероятно. С другой стороны, американцы сумели разработать хорошее прикрытие, а потеря двух ударных подводных лодок во время одной операции превратила случившееся в событие, которое советский военно-морской флот хотел забыть как можно быстрее, и потому никто даже не подумал проникнуть за пределы созданного американцами тумана.

Со второй тайной Сергей Николаевич был знаком лучше, чем с первой. Райан сумел предотвратить государственный переворот в России. Головко считал, что Райан вполне мог бы просто предупредить его о готовящемся перевороте и остальное сделали бы внутренние спецслужбы Советского Союза, однако Иван Эмметович решил поступить иначе. Разведывательные службы привыкли оборачивать все в свою пользу, и Райан был бы безумцем, если бы не воспользовался предоставившейся благоприятной возможностью. На допросах в Америке Герасимов наверняка пел кенарем и рассказал обо всём, что ему было известно; именно Герасимов раскрыл Эймса, не сомневался Головко, а ведь Эймс был подлинной золотой жилой информации для КГБ.

И это я всё время убеждал себя, что Иван Эмметович всего лишь талантливый дилетант, подумал Головко.

Но даже его восхищение профессионализмом Райана было сдержанным. Скоро России понадобится помощь. Разве сможет она обратиться за помощью к кому-то, кто, как стало теперь известно, вмешивался в её внутренние дела, делал марионеткой? Поняв это, Головко выругался снова, однако на этот раз в грубом ругательстве уже не было восхищения.

Водные пути свободны для всех, и потому военно-морской флот смог всего лишь не подпускать слишком близко к доку «восемь-десять» зафрахтованный репортёрами корабль. Скоро к нему присоединился ещё один, потом другой, пока объективы одиннадцати камер ни уставились на сухой док, надёжно укрытый от глаз любопытных. Теперь, когда почти все американские подводные ракетоносцы были сняты с боевого дежурства, он был пуст, равно как из него давно уже ушла подводная лодка неамериканского происхождения, находившаяся здесь непродолжительное время — по крайней мере так считалось.

С помощью компьютера можно получить доступ к личным делам военнослужащих американского военно-морского флота, и некоторые репортёры занимались сейчас именно этим, разыскивая моряков, служивших ранее на американской подлодке «Даллас». Ранним утром репортёры попытались дозвониться до командующего подводными силами Тихоокеанского флота, чтобы расспросить его о некоторых подробностях пребывания на посту командира «Далласа», но сумели добраться только до офицера по связи со средствами массовой информации, который отвечал на задаваемые ему вопросы: «никаких комментариев не будет». Сегодня ему придётся немало потрудиться, постоянно повторяя эту фразу. И другим тоже.

— Рон Джоунз слушает.

— Это Том Доннер из службы новостей телевизионной компании Эн-би-си.

— Очень приятно, — неуверенно отозвался Джоунз. — Вообще-то я смотрю Си-эн-эн.

— Ну что ж, может быть, сегодня вечером вам захочется переключиться на наш канал. Мне хотелось бы поговорить с вами относительно…

— Я уже читал утреннюю «Таймс». Нам рано доставляют газеты. Никаких комментариев, — закончил Джоунз.

— Но…

— Да, я действительно служил на подводном флоте, нас не случайно называют «молчаливой службой». К тому же с тех пор прошло много лет. Сейчас у меня собственная фирма, я женат, имею детей и все такое. Понимаете?

— Вы были старшим акустиком на ударной подлодке «Даллас», когда…

— Мистер Доннер, уходя с флота, я дал подписку о неразглашении. Мы никогда не говорим о том, чем занимались, ясно? — Это была его первая беседа с корреспондентом, и она оправдывала все ожидания Рона.

— Тогда просто скажите, что этого никогда не было.

— Чего никогда не было? — спросил Джоунз.

— Похищения русской подлодки под названием «Красный Октябрь».

— Знаете, что самое невероятное из всего, что мне приходилось слушать во время службы акустиком?

— Что?

— Песни Элвиса. — Рон положил трубку и связался с Пирл-Харбором.

Когда рассвело, фургоны телевизионных компаний устремились через Винчестер, штат Виргиния, словно армии в Гражданскую войну, когда город раз сорок переходил из рук в руки.

Вообще-то дом ему не принадлежал. Никто не смог бы даже заявить, что собственником является ЦРУ. Земельный участок и расположенный на нём особняк были оформлены на имя фиктивной корпорации, принадлежащей, в свою очередь, фонду, имена директоров которого ничего не говорили любопытным. Однако документация на владельцев недвижимого имущества в Америке открыта для общественности, равно как и сведения о всех корпорациях и фондах, так что не прошло и двух дней, как информация была получена, несмотря на то что на папке стоял таинственный знак, свидетельствующий, что клеркам следует проявить изобретательную некомпетентность при её поисках.

Приехавшие репортёры имели в своём распоряжении фотографии и видеоплёнку о прошлой жизни Николая Герасимова в Советском Союзе — все это они извлекли из телевизионных архивов. Камеры с телескопическими объективами были установлены на треногах за четверть мили от особняка и направлены на окна. От особняка их отделяло пастбище, на котором паслись стреноженные лошади. Репортёрам тут же не могло не прийти в голову заманчивое название репортажа: ЦРУ ОКРУЖАЕТ ГЛАВУ РУССКОГО ШПИОНСКОГО ВЕДОМСТВА КОРОЛЕВСКОЙ РОСКОШЬЮ.

Два охранника, приставленные к Герасимову, ошеломлённые множеством машин, телевизионных камер и репортёров, связались по телефону с Лэнгли и запросили инструкций, но отдел по связи с прессой — само по себе странное учреждение для разведывательного управления — не имел представления, как надлежит поступить в данном случае, разве что опираться на утверждение, что это частная собственность (не зная, правильно ли это с юридической точки зрения при создавшихся обстоятельствах, адвокаты ЦРУ взялись за выяснение) и потому репортёры не имеют права нарушать границу владения.

Прошли годы с того времени, когда у него были основания для веселья. Конечно, иногда возникало шутливое настроение, но происходящее сейчас было настолько невероятно, что Герасимов даже не думал о подобной возможности. Он всегда считал себя специалистом по Америке, планировал и руководил многими операциями против «главного врага», как раньше называли Соединённые Штаты в его теперь несуществующей стране, где он когда-то возглавлял КГБ. Однако, признался Герасимов, нужно приехать сюда и прожить несколько лет, чтобы понять, насколько непостижимой бывает Америка, где ничто не поддаётся оценке с точки зрения здравого смысла, где может случиться буквально всё что угодно, и чем безумнее ситуация, тем вероятнее её возникновение. Никакое, даже самое богатое воображение, не в состоянии предвидеть, что случится завтра, не говоря уж о том, что может произойти через год. И вот перед ним наглядное доказательство.

Бедный Райан, думал Герасимов, стоя у окна и держа в руке чашку кофе. В Советском Союзе — для него бывшая родина навсегда останется Советским Союзом — такое никогда бы не могло произойти. Несколько охранников в военной форме подошли бы к корреспондентам, угрожающе посмотрели бы на них, и те послушно удалились бы. А если взглядов оказалось бы недостаточно, всегда есть другие меры принуждения. Но только не в Америке, где средства массовой информации так же свободны, как волки в сибирской тайге, — при этой мысли он едва не рассмеялся. Здесь, в Америке, волки тоже защищены от истребления. Разве эти дураки не знают, что волки убивают людей?

— Может быть, они скоро уедут, — сказала Мария, подходя к нему.

— Не думаю.

— Тогда нам следует скрываться внутри дома, пока они не уедут. — Было ясно, что жена Герасимова смертельно перепугана происходящим.

— Нет, Мария. — Герасимов отрицательно покачал головой.

— А вдруг нас вернут обратно в Россию?

— Не вернут. Это невозможно. Так не поступают с теми, кто попросил политического убежища. Таково правило, — объяснил он. — Мы ведь не выслали из Советского Союза Филби, Бёрджесса или Маклина, хотя они были пьяницами и дегенератами. Наоборот, мы охраняли их, покупали им спиртное и позволяли заниматься своими извращениями, потому что существует такое правило. — Он допил кофе и сходил в кухню, где положил чашку и блюдце в посудомойку. Герасимов с недовольной гримасой посмотрел на автоматическую машину. В его квартире и особняке на Ленинских горах — им, наверно, присвоили уже другое название — не было ничего подобного. Этим занималась прислуга. Но не теперь. В Америке удобство заменяет власть, а комфорт — положение в обществе.

Прислуга. Все это могло принадлежать ему. Статус, прислуга, власть. Советский Союз мог бы по-прежнему оставаться великой державой, его уважали бы и боялись во всём мире. Сам он стал бы генеральным секретарём Коммунистической Партии Советского Союза. Тогда он осуществил бы необходимые реформы, чтобы очистить страну от коррупции и ускорить её дальнейшее развитие. Может быть, он даже пошёл бы на полное примирение с Западом, но это был бы мир равных партнёров, а не мир ценой разрухи, такой, как сейчас. В конце концов, он никогда не был слепым сторонником коммунистической идеологии, хотя бедный старик Александров считал его таковым, потому что Герасимов всегда оставался членом партии — а кем ещё можно быть в стране с однопартийной системой, особенно если ты избран судьбой стать во главе её и пользоваться неограниченной властью.

Однако все обернулось по-другому. Судьба предала его, представ перед ним в образе Джона Патрика Райана той холодной снежной ночью, когда они сидели, вспомнил Герасимов, в вагоне трамвая, стоящем в депо. И вот теперь у него есть комфорт и безопасность. Его дочь скоро выйдет замуж за человека с огромным состоянием, но не за нувориша, а за «унаследованные деньги», как говорят американцы. В других странах таких людей называют аристократами, а сам он считает их бесполезными тунеядцами — именно по этой причине большевики победили в революции. Его жена нашла удовлетворение в комфорте и удобствах, в её небольшом кругу друзей. А его ярость так и не умерла.

Райан отнял у него судьбу, лишил наслаждения властью и ответственностью, возможности решать направление пути, выбранного его страной, — и вот судьба неожиданно преподнесла Райану такой же подарок, а этот дурак не знает, как им распорядиться. Подлинное унижение заключалось в том, что он, Герасимов, потерпел поражение от такого ничтожного человека. Но ведь он может всё-таки что-то предпринять, не правда ли? Герасимов надел в гардеробной кожаную куртку и вышел через неё на другую сторону дома. Так как же поступить? Ну конечно, он закурит сигарету и не спеша пройдёт четыреста метров по дорожке к тому месту, где расположились телевизионщики. По пути он обдумает свои замечания и выразит благодарность президенту Райану. Герасимов все это время продолжал изучать Америку, и теперь ему пригодятся наблюдения за ходом мыслей представителей средств массовой информации, решил он.

— Я не разбудил вас, шкипер? — спросил Джоунз. В Пирл-Харборе было около четырех утра.

— Отнюдь. Знаешь, личный секретарь у меня — женщина, она беременна, и я боюсь, как бы из-за всего этого дерьма у неё не начались преждевременные роды. — Контр-адмирал (он вот-вот должен был стать вице-адмиралом) Манкузо сидел за столом у себя в кабинете. Он запретил соединять его с кем-либо без особо важной на то причины. Звонок старого товарища по службе на «Далласе» попадал в категорию особо важных.

— Мне позвонили из Эн-би-си, спрашивали о той маленькой работёнке, которую мы проделали в Атлантике.

— Что ты им ответил?

— Как вы думаете, шкипер? Ничего. — Помимо соблюдения чести, Джоунзу приходилось принимать во внимание и то, что почти вся работа его фирмы состояла из выполнения заказов военно-морского флота. — Но…

— Да, я знаю. Но кто-то обязательно проговорится. Так всегда происходит.

— Репортёры и без того знают слишком много. В «Новостях дня» ведётся прямая передача из Норфолка, от дока «восемь-десять». Можете представить себе, о чём они говорят.

Манкузо подумал, а не стоит ли включить телевизор, стоящий у него в кабинете, потом вспомнил, что ещё слишком рано для приёма передачи Эн-би-си-ньюз. Тогда он выбрал программу Си-эн-эн. Передавали спортивные новости, но вот-вот должно было наступить четыре утра.

— В следующий раз они могут поинтересоваться нашей другой работой и спросить про пловца.

— Это открытая линия, доктор Джоунз, — предостерёг командующий подводными силами Тихоокеанского флота.

— Я ведь не сказал где, шкипер. Просто хотел, чтобы вы подумали об этом.

— Это верно, — согласился Манкузо.

— Может быть, вы скажете мне кое-что.

— Что именно, Рон?

— Что происходит, черт побери? Разумеется, я не проговорюсь и вы тоже, но кто-то обязательно проговорится, можно не сомневаться. Это слишком интересная морская история, чтобы умолчать о ней. Но всё-таки, что происходит, Барт? Разве мы не поступили правильно?

— Я считаю, что нас не в чём обвинить, — согласился адмирал. — Просто есть люди, которым нравятся такие истории.

— Знаете, шкипер, я надеюсь, что Райан выставит свою кандидатуру на президентских выборах. Я буду голосовать за него. Чертовски хладнокровный парень, вывез главу КГБ и…

— Рон!

— Я всего лишь повторяю то, что они говорят по телевидению, верно? Лично я не имею не малейшего представления обо всём этом. — Черт побери, подумал Джоунзи, какая интересная морская история. И все в ней правда.

На другом конце телефонного канала, в кабинете Манкузо, на телевизионном экране появилась надпись: «Последние новости».

— Да, меня зовут Николай Герасимов, — произнёс человек на экранах всего мира. По меньшей мере двадцать репортёров собрались по другую сторону каменной ограды, и самым трудным было разобрать выкрикиваемые ими вопросы.

— Это правда, что вы были…

— Вы…

— Вы были…

— Правда, что вы…

— Прошу соблюдать тишина. — Герасимов поднял руку. Понадобилось секунд пятнадцать, прежде чем репортёры замолчали. — Да, раньше я был председатель КГБ. Ваш президент Райан вынудил меня улетать из Советский Союз и просить политическое убежище в Америке. С тех пор я живу здесь вместе со своей семьёй.

— Но как он вынудил вас скрыться из Советского Союза?

— Вы должны знать, что разведывательная деятельность ведётся жёсткими методам и игра временами становится, как вы говорите, грубая. Мистер Райан хорошо владеет этой игра. В то время в Советский Союз шла борьба за власть. ЦРУ выступило против моей фракции и поддержало сторонников Андрея Ильича Нармонова. Райан приехал в Москву как советник на переговорах по ограничению стратегических вооружений. Там он заявил, что хочет передать мне информацию, без которой встреча может не принести желаемый результат, да? — Герасимов решил, что ему нужно говорить на ломаном английском, чтобы вызвать у репортёров большее доверие к тому, что он говорит. — На самом деле он говорить мне, что могу быть обвинённый, как это сказать, в государственный измена? Это не правда, но производить сильное впечатление, поэтому я решил переехать в Америка со своей семьёй. Я прилетел в Америка на самолёте, а моя семья — на подводная лодка.

— Что? На подводной лодке?

— Да. Это был подводная лодка «Даллас». — Герасимов сделал паузу, и на его лице появилась недоуменная улыбка. — Почему вы так жестоко критиковать президента Райана? Он верно служит своя страна. Блестящий шпион, — с восхищением закончил Герасимов.

— Вот и конец серии моих очерков. — Боб Хольцман приглушил звук телевизора и повернулся к главному редактору.

— Мне очень жаль, Боб. — Редактор вернул ему рукопись первой части сериала. Его публикация должна была начаться через три дня. Хольцман мастерски провёл огромную работу по сбору информации. При этом он нарисовал красочный и убедительный портрет человека, чей кабинет находился всего в пяти кварталах от редакции «Вашингтон пост» и его собственного кабинета. Весь смысл серии очерков заключался в создании «благоприятного впечатления», что было самыми любимыми словами в Вашингтоне. Вот только в данном случае кто-то опередил его и нарисовал совершенно иную картину. После этого даже такой известный журналист, каким был Хольцман, уже не мог изменить создавшегося впечатления, особенно без поддержки его собственной газеты.

— Послушай, Боб, — смущённо заметил редактор, — наша точка зрения на Райана совсем другая, правда? А что, если он действительно действует ковбойскими методами? Я согласен, одно дело похитить новейшую подводную лодку, холодная война и все такое, но вмешиваться во внутренние дела Советского Союза — согласись, это может стать поводом к началу настоящей войны!

— Всё было совсем иначе. Райан пытался вывезти из Советского Союза нашего агента с кодовым именем «Кардинал». Герасимов и Александров воспользовались шпионским скандалом, чтобы свергнуть Нармонова и положить конец всем реформам, которые он начал осуществлять.

— Райан может говорить об этом весь день, и никто ему не поверит. Важно то, что мы услышали по телевизору. «Блестящий шпион»? Неужели это именно тот человек, который нужен нам во главе правительства?

— Но Райан совсем не такой, черт побери! — вспылил Хольцман. — Он честный, говорит прямо и откровенно, не выбирает окольных путей, бьёт прямо в цель…

— Прямо в цель, это точно. Застрелил по крайней мере трех человек. Он убил их, Боб! Как Роджеру Дарлингу могло прийти в голову, что такой человек лучше других сможет исполнять обязанности вице-президента? Согласен, Эд Келти далеко не подарок, но он по крайней мере…

— … по крайней мере знает, как манипулировать общественным мнением. Он сумел убедить этого пустоголового кретина на телевидении, а затем и всех нас в том, что нужно рассматривать происшедшее именно с его точки зрения.

— Ну… — У Бена Саддлера истощился запас доводов. — Разве это не основано на фактах?

— История, основанная на фактах, и правдивая история — не одно и то же, Бен, и ты знаешь это.

— Тут надо разобраться. Райан походит на человека, который нарушал законы во всём, с чем ни соприкасался. А сейчас я хочу, чтобы ты постарался пролить свет на эту колумбийскую операцию. Ты готов за неё взяться? У тебя отличные связи в ЦРУ, но, должен признаться, меня беспокоит, насколько ты сможешь быть объективным в этом деле.

— У тебя нет выбора, Бен. Если хочешь продолжать журналистское расследование этой проблемы, тебе придётся положиться на меня. Правда, ты всегда сможешь переписать своими словами то, что сказано по этому вопросу в «Таймс», — добавил Хольцман, заставив редактора покраснеть. Жизнь бывает трудной и в средствах массовой информации.

— Хорошо, Боб, это твоё расследование. Только дай мне гарантию, что представишь материал. Кто-то нарушил закон, а Райан скрыл все это и вылез из поганой истории чистеньким и благоухающим, как роза. Мне нужен этот материал. — Саддлер встал. — А пока я должен взяться за передовую.

Дарейи просто не мог поверить в столь поразительную удачу. Трудно представить, что такое может произойти в более подходящий момент. Уже оставались считанные дни до следующего этапа, а цель начала падать в пропасть даже без его помощи. Правда, с его помощью это падение станет ещё стремительней.

— Неужели это то, чем кажется?

— Похоже, дело обстоит именно так, — заметил Бадрейн. — Я произведу срочную проверку и доложу вам завтра утром.

— Но разве такое действительно возможно? — настаивал аятолла.

— Помните, что я говорил вам о льве и гиенах? В Америке это национальный вид спорта. Это не обман. Такими обманами там не занимаются. Тем не менее позвольте мне убедиться. У меня есть свои методы проверки.

— Тогда встретимся завтра утром.