Глава 28

…а с рыданием

Политические деятели не любят сюрпризов. Несмотря на то что им нравится преподносить эти сюрпризы другим — главным образом другим политикам и большей частью публично, причём неизменно после тщательной подготовки и планирования, как засада в джунглях, — они ненавидят, когда сами оказываются их жертвами. При том следует принять во внимание, что речь идёт о политических сюрпризах в странах, где политика является относительно цивилизованным делом.

В Туркменистане до последнего было ещё далеко. Премьер-министр — у него было множество званий, из которых он мог выбирать, и титул премьер-министра нравился ему больше, чем звание президента, — наслаждался жизнью и всеми возможностями, которые предоставляла ему должность главы государства. Раньше он был одним из высокопоставленных чиновников низвергнутой коммунистической партии, и в прошлом ему приходилось жить при намного больших ограничениях в личной жизни, чем теперь. Он всё время был на телефонном проводе из Москвы, словно рыба на крючке. Но все это осталось в прошлом. Москва больше не могла принудить его, да и он сам стал слишком большой рыбой. Он всё ещё был энергичным мужчиной, несмотря на то что ему было далеко за пятьдесят, и любил встречаться с народом. В данном случае «народом» была привлекательная девушка двадцати лет, которая после непродолжительных танцев, сумела развлечь его так, как может развлечь только молодая женщина. Теперь он возвращался в свою официальную резиденцию под безоблачным звёздным небом, сидя на правом переднем сиденье чёрного «мерседеса» с удовлетворённой улыбкой мужчины, только что сумевшего с успехом продемонстрировать свои мужские достоинства. Пожалуй, стоит перевести девушку на более высокооплачиваемую должность… через несколько недель. Он владел если не абсолютной властью, то, по крайней мере, достаточными полномочиями, чтобы поступать так, как считал нужным, и от сознания этого его охватило ощущение полного удовлетворения. Он пользовался популярностью в народе, как близкий к труженикам человек, вождь простых людей, знал, как себя вести при общении с ними, как сидеть с людьми, как пожимать руки или похлопывать по плечу, причём всегда перед телевизионными камерами, демонстрируя, что он выходец из народа. При прошлом режиме это называлось «культом личности» и соответствовало истине, хотя, по его мнению, именно такой и должна быть политика. Он нёс огромную ответственность за судьбу своего народа, выполнял свой долг, и народ за это платил ему. В стране премьер-министру принадлежало почти все, в том числе этот роскошный немецкий автомобиль и резиденция, в которую он возвращался с улыбкой на губах. Жизнь была прекрасна. Он не знал, что ему осталось наслаждаться ею меньше шестидесяти секунд.

Он не пользовался полицейским эскортом. Народ любил его. Он не сомневался в этом, к тому же была уже ночь. Но впереди, на перекрёстке, он заметил полицейский автомобиль с включёнными огнями, стоявший поперёк улицы. Полицейский рядом с ним поднял руку, не переставая говорить по радио и даже не глядя на него. Премьер-министр не мог понять, что случилось. Его шофёр, одновременно исполняющий обязанности телохранителя, недовольно фыркнул, сбавил скорость и остановил «мерседес» у перекрёстка, тут же проверив, что пистолет под рукой и наготове. Едва автомобиль главы государства успел остановиться, как справа послышался шум. Премьер-министр повернул голову, и его глаза даже не успели расшириться от удивления — из переулка вылетел армейский «ЗИЛ-157» и со скоростью сорок километров врезался в борт «мерседеса». Высокий бампер армейского грузовика ударил лимузин чуть ниже уровня стёкол и отбросил его метров на десять в сторону с такой силой, что легковой автомобиль ударился о каменную стену здания на противоположной стороне улицы. Полицейский офицер опустил руку и подошёл к разбитому лимузину в сопровождении двух других полицейских, вышедших из тени соседнего здания. Водитель «мерседеса» был мёртв — от удара у него переломились шейные позвонки. Тем не менее один из полицейских протянул руку через рассыпавшееся ветровое стекло и повернул его голову, чтобы убедиться в этом. А вот премьер-министр, к удивлению полицейских, был ещё жив и издавал стоны. Видно, из-за алкоголя его тело в момент столкновения было расслабленным, подумали они. Впрочем, это легко исправить. Старший офицер подошёл к грузовику, достал из кабины тяжёлую стальную монтировку, вернулся к лимузину и с силой ударил ею по затылку премьер-министра. Покончив с ним, офицер бросил монтировку шофёру грузовика. Картина была очевидной — премьер-министр Туркменистана погиб в автокатастрофе. Теперь в стране придётся провести первые свободные выборы, не так ли? После них к власти придёт достойный человек, пользующийся уважением народа.

— Сенатор, у нас действительно был долгий день, — согласился Тони Бретано. — А для меня это были две долгих недели, за время которых мне пришлось познакомиться с методами управления Министерством обороны и встретиться с многими людьми. Но вы ведь понимаете, что это огромное министерство и у него долго не было руководителя. Больше всего меня беспокоит система поставок. Они требуют слишком много времени и обходятся излишне дорого. Проблема заключается не столько в коррупции, сколько в попытке добиться столь высокого качества, что… позвольте проиллюстрировать это элементарным примером. Если бы вы, сенатор, покупали продукты в супермаркете так, как Министерство обороны вынуждено закупать вооружение, вы умерли бы с голоду, пытаясь сделать выбор между двумя сортами персиков: что лучше — «Либби» или «Дель-Монте». Моя корпорация занимается машиностроением и, как мне кажется, отлично справляется с работой. Но если бы я попытался руководить корпорацией так, как идут дела в министерстве, мои акционеры линчевали бы меня. Мы можем улучшить работу министерства, и я знаю, как это сделать.

— Господин исполняющий обязанности министра обороны, как долго это будет продолжаться? — спросил сенатор. — Мы только что победили в войне и…

— Сенатор, в Америке лучшая в мире система здравоохранения, однако её граждане продолжают умирать от рака и болезней сердечно-сосудистой системы. Лучшее — не всегда значит достаточно хорошее, правда? Но больше того, и позвольте мне говорить более конкретно, мы можем добиться лучших результатов при меньших затратах. Я не собираюсь обращаться к вам с просьбой об увеличении общего объёма средств, выделяемых на оборону. На поставки снаряжения потребуется больше денег, это верно, равно как и на боевую подготовку. Однако наибольшие средства в Министерстве обороны тратятся на содержание персонала, и вот тут мы можем сократить расходы. В министерстве занято слишком много людей, причём не там, где это требуется. Это приводит к напрасной трате средств налогоплательщиков. Уж это-то мне известно. Я плачу огромные налоги. Мы используем наш персонал недостаточно эффективно и нет ничего, сенатор, что приводило бы к таким бесполезным тратам. По моему мнению, я могу обещать вам сокращение расходов на оборону на два или три процента. Может быть, и больше, если мне удастся навести порядок в системе поставок снаряжения. Чтобы добиться этого, мне нужна помощь со стороны законодателей. Я не вижу причины, по которой нужно ждать от восьми до двенадцати лет, прежде чем на вооружение будет принят новый тип самолёта. Мы занимаемся изучением так долго, что начинаем забывать, что же нам нужно. Когда-то это делалось с целью сбережения денег и, может быть, раньше было полезным, но теперь мы тратим больше денег на изучение проблемы, чем на исследовательские и опытно-конструкторские работы. Настало время, когда пора положить конец усилиям изобретать колесо каждые два года. Граждане нашей страны работают, чтобы дать нам средства на оборонные расходы, и наш долг перед ними заключается в том, чтобы разумно тратить полученные деньги.

Но самое главное состоит в том, что, когда Америка посылает своих сынов и дочерей выполнять опасные задания и рисковать жизнью, они должны входить в состав наилучшим образом подготовленных и снаряжённых сил в мире. Суть проблемы состоит в том, что мы можем добиться этого и даже сберечь средства, если заставим систему функционировать более эффективно. — Крупным достоинством этих новых сенаторов, подумал Бретано, является то, что они ещё не научились проводить грань между возможным и невозможным. Он ни за что не смог бы успешно выйти из подобного положения ещё год назад. Эффективность представляет собой концепцию, чуждую большинству правительственных департаментов, не потому, что их персонал так уж глуп, а по той причине, что никто не потребовал от них работать лучше. Очень выгодно работать там, где печатают деньги, но когда питаешься одними эклерами, что тоже весьма приятно, это неминуемо кончится атеросклерозом. Если бы правительство было сердцем Америки, нация уже давно скончалась бы. К счастью, сердце страны бьётся повсеместно и она питается более здоровой пищей.

— Но зачем нам такая мощная оборона во время, когда…

Бретано снова прервал его. Он знал, что нужно избавиться от этой привычки, но слова сенатора вывели его из себя.

— Сенатор, когда последний раз вы смотрели на соседнее здание?

Было интересно наблюдать за тем, как голова сенатора откинулась назад, хотя помощник Бретано, сидящий слева от него, тоже вздрогнул. У сенатора было право голоса как в комитете, так и в зале заседаний Сената, которым уже можно было пользоваться. Однако смысл сказанного дошёл до большинства членов комитета, и министр обороны остался доволен этим. Через некоторое время председатель ударил молотком по столу и объявил заседание закрытым. Голосование состоится следующим утром. Сенаторы уже ясно продемонстрировали своё положительное отношение к чёткому и откровенному выступлению Бретано, выразили желание работать с ним, причём в словах, почти таких же наивных, как и его собственные, и на том закончился очередной день в одном месте, чтобы скоро начался новый день в другом.

Как только была принята резолюция Совета Безопасности ООН, в море вышел первый корабль, которому предстояло пройти небольшое расстояние до ближайшего иракского порта. Сразу по прибытии в порт зерно из его трюмов было разгружено с помощью огромных вакуумных устройств, и с этого момента события стали развиваться особенно быстро. На следующее утро впервые за много лет на прилавках в достатке появился хлеб. В утренних телевизионных новостях этому было уделено главное место, причём, как и следовало ожидать, показывали сцены из булочных, где хлеб продавался счастливым толпам улыбающихся иракцев. Передачи заканчивались сообщением, что новое революционное правительство соберётся сегодня на заседание, во время которого будут обсуждаться проблемы, имеющие важное значение для будущего страны.

Все передачи должным образом записывались на станциях радиоперехвата «Пальма» и «След бури» для последующей ретрансляции в Америку, но главные новости в этот день пришли из другого источника.

Головко попытался убедить себя, что туркменский премьер-министр вполне мог погибнуть в результате несчастного случая. Его личные наклонности были хорошо известны Службе внешней разведки, а автомобильные катастрофы не являются чем-то необычным в любой стране — более того, в Советском Союзе они случались намного чаще, чем в других странах, главным образом из-за того, что за рулём сидели пьяные водители. Однако Головко никогда не был склонен верить в случайные совпадения, особенно если они происходят в такие моменты и в таких местах, которые причиняют особый ущерб его стране. У него была обширная агентурная сеть в Туркмении, но сейчас от неё было мало пользы. Премьер-министр погиб. Предстоят выборы. Имя вероятного победителя было хорошо известно, потому что погибший премьер-министр на удивление действенно подавлял все оппозиционные выступления. Кроме того, увидел Головко, иранские воинские подразделения готовятся к переброске на запад. Два погибших главы государств за столь короткое время и в одном регионе, причём обе страны граничат с Ираном… Нет, даже если бы это было случайностью, Головко все равно не поверил бы в неё. Он принял решение и снял телефонную трубку.

Подводная лодка Военно-морского флота США «Пасадена» находилась между двумя соединениями китайских надводных кораблей, маневрирующих сейчас на расстоянии девяти миль друг от друга. Подводная лодка имела полный боезапас, но, несмотря на это, её шкипер чувствовал себя, будто одинокий полицейский на Таймс-сквер в Нью-Йорке в новогоднюю полночь: он пытается одновременно видеть все вокруг, потому что заряженный револьвер на боку ничего не меняет для него. Каждые несколько минут шкипер отдавал команду поднять радиоантенну над поверхностью моря, чтобы прислушаться к электронным сигналам, излучаемым повсюду, а его гидроакустики непрерывно передавали информацию группе слежения, расположившейся в кормовой части боевой рубки. Там набилось народу, сколько могло уместиться вокруг прокладочного стола, и все старались не упускать из виду многочисленные контакты. Наконец шкипер отдал команду «погружение» на глубину трехсот футов, под слой температурного скачка, чтобы за несколько минут изучить расположение кораблей, ставшее настолько сложным, что он уже не мог удерживать его в памяти. Когда подлодка выровнялась на новой глубине, он сделал три шага назад и посмотрел на карту.

Это были морские учения, но ему никогда не доводилось присутствовать при чём-либо подобном. Обычно одна группа кораблей играла роль противника, тогда как вторая вела против неё «боевые действия», и было нетрудно различить по расположению кораблей, кто играет роль противника. На этот раз, однако, обе группы вместо того, чтобы выстроиться друг против друга, направлялись на восток. Такое расположение кораблей носило название «ось угрозы», имея в виду направление, с которого нужно ожидать удар противника. С восточной стороны находилась Китайская Республика на острове Тайвань. Старший офицер, руководивший оперативной прокладкой, помечал расположение китайских кораблей на прозрачной ацетатной плёнке, наложенной на карту, и вырисовывалась совершенно ясная картина.

— Рубка, докладывает гидропост, — послышался голос старшего акустика.

— Рубка слушает, — ответил капитан, снимая с крючка микрофон.

— Два новых контакта, сэр, обозначены как «Сьерра-20» и «Сьерра-21». Оба в подводном положении. «Сьерра-20», пеленг три-два-пять, слышен слабо… одну минуту… похоже, это тип «хан», хорошо просматривается на частоте пятьдесят герц, слышен шум силовой установки. Контакт «Сьерра-21» тоже в погруженном положении, пеленг три-три-ноль, мне начинает казаться, что это тип «ксиа», сэр.

— Ракетоносец принимает участие в морских манёврах? — с удивлением спросил старший офицер.

— Насколько отчётливо прослушивается контакт «Сьерра-21»?

— Становится лучше, сэр, — ответил старший акустик. Весь персонал гидроакустического поста находился сейчас в своём отсеке на левом борту, перед боевой рубкой. — Судя по шуму силовой установки, я считаю, что это «ксиа», капитан. «Хан» перемещается к югу, его пеленг сейчас три-два-один, считаю обороты гребного винта… скорость около восемнадцати узлов.

— Сэр? — Старший офицер успел сделать быструю прокладку. Обе китайские подлодки — ударная лодка и ракетоносец — находились за северной группой надводных кораблей.

— Что-нибудь ещё, гидропост? — спросил капитан.

— Сэр, со всеми этими контактами ситуация становится немного запутанной.

— И ты мне говоришь это, — прошептал кто-то у прокладочного стола, делая новое изменение в курсе.

— Что на востоке? — настаивал капитан.

— Сэр, к востоку от нас шесть контактов, все относятся к категории торговых судов.

— Все они нанесены на карту, сэр, — подтвердил старший офицер. — И пока ничего от Военно-морского флота Тайваня.

— Это скоро изменится, — произнёс капитан, думая вслух.

Генерал Бондаренко тоже не верил в случайности. Более того, южная часть страны, известной раньше как Союз Советских Социалистических Республик, вызывала у него отвращение. Причиной было его пребывание в Афганистане и та страшная ночь в Таджикистане[68]. Рассуждая абстрактно, он только приветствовал полное отделение Российской Федерации от мусульманских наций, расположенных на южной границе его страны, но реальный мир не был абстрактным.

— Так что, по-вашему, там происходит? — спросил генерал-лейтенант.

— Вы присутствовали на брифинге по Ираку?

— Да, товарищ директор.

— Тогда расскажите мне, каково ваше мнение, Геннадий Иосифович, — произнёс Головко.

Бондаренко наклонился над картой и начал говорить, водя по ней пальцем.

— Я бы сказал, что вас больше всего должна интересовать вероятность стремления Ирана приобрести статус сверхдержавы. После объединения с Ираком его нефтяные запасы увеличились на сорок процентов. Более того, у Ирана появилась теперь непосредственная граница с Кувейтом и Саудовской Аравией. В случае завоевания этих стран запасы нефти удвоятся, причём можно не сомневаться, что крошечные страны этого региона тоже станут лёгкой добычей. Объективные обстоятельства очевидны, — продолжал генерал бесстрастным голосом профессионального военного, анализирующего катастрофу. — Вместе взятое, население Ирана и Ирака раз в пять превосходит общее население всех остальных стран, товарищ директор, может быть, даже больше. Я не помню точные цифры, но, вне всякого сомнения, преимущество в людских резервах будет играть решающую роль, если не в непосредственном завоевании, то, по крайней мере, в колоссальном увеличении политического влияния. Одно лишь это обеспечит гигантскую экономическую мощь новой Объединённой Исламской Республике и даст ей возможность отрезать Западную Европу и Азию от источников энергии в тот момент, когда она пожелает.

Теперь о Туркменистане. Если гибель премьер-министра, как я подозреваю, не является случайностью, то мы увидим, что Иран стремится продвинуться и на север, может быть, поглотить Азербайджан, — его палец двигался по карте, — Узбекистан, Таджикистан, а также часть Казахстана. Это в три раза увеличит его население, добавит значительную территорию с огромными естественными ресурсами и далее, можно предположить, проложит путь к присоединению Афганистана и Пакистана. Таким образом, возникнет новая сверхдержава, протянувшаяся от Красного моря до Гиндукуша — нет, если говорить более конкретно, от Красного моря до Китая, и тогда на юге мы будем целиком граничить с враждебным нам государством.

Он поднял голову.

— Все это намного хуже, чем мы предполагали, Сергей Николаевич, — сдержанно заметил он. — Мы знаем, что китайцы мечтают захватить наши восточные территории. Это новое государство угрожает нашим южным месторождениям нефти в Закавказье — я не могу защитить эту границу. Господи, защита Родины от гитлеровских орд была детской шалостью по сравнению с этой задачей.

Головко сидел по другую сторону стола, покрытого картами. У него была серьёзная причина для приглашения Бондаренко. Высшее военное руководство страны состояло из стариков, оставшихся от прошлого, но сейчас они вымирали и на их место приходило новое поколение военачальников, таких, как Бондаренко. Эти молодые генералы прошли боевое испытание неудачной войной в Афганистане и были достаточно опытными, чтобы знать, что такое война, — как ни странно, Бондаренко и такие же, как он, были на голову выше тех, кого им скоро предстоит заменить, — и в то же время достаточно молодыми, чтобы не тащить за собой идеологический багаж предыдущего поколения. Бондаренко не был пессимистом, скорее оптимистом, готовым учиться у Запада, где он провёл больше месяца в различных армиях НАТО, перенимая у них все то, что возможно, — особенно у американцев. Но сейчас он смотрел на карту с тревожным выражением на лице.

— Сколько времени? — спросил генерал почти про себя. — Сколько времени им потребуется, чтобы создать это новое государство?

— Кто знает? — пожал плечами Головко. — Три года, в худшем случае два. Если нам повезёт, то пять.

— Дайте мне пять лет и возможность перестроить военную мощь нашей страны, и мы сможем… может быть… впрочем, нет. — Бондаренко покачал головой. — Я ничего не могу гарантировать. Правительство не даст мне ни средств, ни ресурсов, которые требуются. Оно не в состоянии сделать это. У нас нет денег.

— И что тогда?

Генерал посмотрел прямо в глаза директору Службы внешней разведки.

— И тогда я предпочёл бы стать начальником оперативного управления у другой стороны. На востоке нас защитят горы, и это хорошо, но в нашем распоряжении всего два железнодорожных пути, чтобы обеспечивать снабжение войск, а это намного хуже. В центре ситуация остаётся неясной — что, если они захватят весь Казахстан? — Он постучал пальцем по карте. — Посмотрите, как близко это от Москвы. А кто станет нашими союзниками? Может быть, Украина? Как относительно Турции? Или Сирии? Весь Ближний Восток будет вынужден искать пути примирения с новым режимом… Мы проиграем, товарищ директор. Можно пригрозить, что прибегнем к ядерному оружию, но это ничем нам не поможет. Китай в состоянии потерять пятьсот миллионов из своего населения и все равно будет сильнее нас в количественном отношении. Его экономика развивается, тогда как наша находится в состоянии застоя. Они могут позволить себе приобретать вооружение на Западе или, что ещё выгоднее для них, покупать лицензии и производить его самим. Если мы прибегнем к ядерному оружию, то поставим себя в опасное положение как с тактической, так и со стратегической точки зрения. Кроме того, нельзя забывать и о политическом аспекте, но это я оставляю вам. В военном отношении мы уступаем по всем позициям. У противника будет превосходство в вооружении, личном составе и географическом положении. Поскольку они способны ограничить снабжение остального мира энергоносителями, наша надежда на помощь из-за рубежа ограничена — это даже если Запад вообще захочет нам помочь. То, что вы мне показали, потенциально ведёт к уничтожению нашей страны. — Больше всего Головко беспокоило то, что это заявление было сделано спокойным и бесстрастным голосом. Бондаренко не был паникёром. Он просто констатировал объективный факт.

— Как мы можем не допустить этого?

— Мы не можем позволить захвата южных республик, но, с другой стороны, каким образом сумеем удержать их? Взять под свой контроль Туркменистан? Начать борьбу с партизанским движением, которое там неизбежно возникнет? Наша армия неспособна вести такую войну, даже одну, а речь идёт о военных действиях в нескольких республиках, правда? — Предшественник Бондаренко был снят со своего поста за неспособность Советской Армии — название и представление о её силе никак не могли исчезнуть — одержать победу в Чечне. То, что должно было стать относительно простой операцией по наведению законного порядка на маленькой территории, продемонстрировало всему миру, что русская армия превратилась в бледную тень той могучей силы, которой она была всего несколько лет назад.

Оба знали, что Советский Союз исходил из принципа устрашения. Страх перед КГБ сдерживал народные выступления, а страх перед армией мог и должен был не допустить крупномасштабных политических мятежей. Но что произойдёт теперь, когда страх исчез? Неудачная попытка победить в Афганистане, несмотря на самые жестокие меры, показала всему мусульманскому миру, что бояться нечего. А теперь Советский Союз распался, на его месте осталась всего лишь бледная тень бывшей сверхдержавы, и вот эта тень затмевается ярким солнцем, восходящим на юге. Головко видел это на лице генерала. У России не было военной мощи, в которой она нуждалась. Несмотря на громкие фразы, которыми его страна всё ещё была способна запугать Запад — там ещё помнили Варшавский пакт и угрозу огромной Советской Армии, готовой перейти в наступление до самого Бискайского залива, — другие регионы мира лучше понимали создавшуюся ситуацию. Западная Европа и Америка по-прежнему помнили стальной кулак, который они видели, но так и не почувствовали. А вот те, кто почувствовали его, быстро поняли, что былая хватка ослабла. Но что ещё важнее, они сразу осознали значение ослабленной хватки.

— Что вам потребуется?

— Время и деньги, а также политическая поддержка, необходимая для перестройки армии. Нужна помощь Запада. — Генерал продолжал смотреть на карту. Он чувствовал себя, словно потомок могущественной капиталистической семьи. Глава семьи умер, и он стал наследником огромного состояния, но тут же выяснилось, что патриарх разорился, оставив своему наследнику одни долги. Бондаренко вернулся из Америки в состоянии эйфории. Ему казалось, что он сумел заглянуть в будущее, увидеть способ решения проблем армии, узнал, как обезопасить свою страну с помощью создания профессиональной армии, состоящей из служащих в ней опытных солдат, отлично подготовленных и владеющих оружием, гордящихся своей службой, честью мундира, верных защитников и слуг свободной страны, напоминающих тех гордых ветеранов, которые служили в Красной Армии во времена марша на Берлин. Но на создание такой армии уйдут годы… Если Головко и Служба внешней разведки правы, то лучшее, на что можно надеяться, это попытаться собрать все силы страны в один кулак, как это произошло в 1941 году, отдать территорию, но выиграть время, как в том же 1941, и перейти в контрнаступление, подобно тому как сумела это сделать Россия в 1942 — 1943 годах. Генерал сказал себе, что никто не может заглянуть в будущее, люди не наделены этим даром. Пожалуй, это к лучшему, потому что прошлое, как известно всем, редко повторяется. России повезло в войне против фашистов. Нельзя полагаться на одно везение.

Надо рассчитывать на коварного и непредсказуемого противника. Есть и другие люди, которые тоже могут смотреть сейчас на карту, как и он, различать обстоятельства и препятствия, взвешивать соотношение сил и понимать, что решение проблемы находится на обратной стороне листа бумаги, в противоположном полушарии. Классическая формула ведения боевых действий заключалась в том, чтобы сначала нанести удар и ослабить сильного противника, затем сокрушить его слабого союзника и уж потом добить сильного противника в удобное для себя время. Бондаренко знал это, но ничего не мог предпринять. Его страна была слабым противником для исламского мира, и у неё было множество других проблем. Россия не могла рассчитывать на помощь друзей, потому что долгое время неустанно трудилась, создавая себе врагов.

Салех даже не помышлял о такой возможности. Он видел страдания других и даже причинял их сам, когда был одним из сотрудников службы безопасности своей страны, но не такие мучительные. Ему казалось, что теперь он расплачивается за каждое прегрешение, совершенное в течение жизни, только за все одновременно. Страшная боль непрерывно пронзала все его тело. Салех был сильным мужчиной, физически крепким и умел переносить боль. Но не такую. Сейчас страдала каждая его клетка, и когда он чуть поворачивался в надежде уменьшить нестерпимую боль, добивался лишь того, что боль перемещалась. Страдания были такими невыносимыми, что даже заглушили страх, который должен был сопровождать их.

Но страх не покидал врача. Иан Макгрегор был в защитном костюме хирурга с маской на лице и в перчатках. Только предельная сосредоточенность позволяла ему сдерживать дрожь в руках. Он только что с особой осторожностью, большей, чем при общении с пациентами, больными СПИДом, взял у больного пробу крови. Два санитара помогали ему при этом, удерживая руку Салеха. Макгрегору ещё не приходилось иметь дело с геморрагической лихорадкой. Эта болезнь была для него всего лишь страницей учебника или статьёй в медицинском журнале «Ланцет». Нечто интересное и отдалённо пугающее, вроде рака, вроде многих африканских заболеваний, но сейчас это происходило перед его глазами.

— Салех? — обратился к мужчине врач.

— … да. — Едва слышное слово, похожее на стон.

— Как ты оказался здесь? Мне нужно знать это, чтобы помочь тебе.

Салех не колебался, не задумывался о соображениях безопасности или сохранения секретов. Он сделал паузу, чтобы вздохнуть и собраться с силами.

— Прилетел из Багдада, — наконец ответил он и добавил:

— На самолёте…

— Тебе приходилось недавно бывать в Африке?

— Нет, никогда. — Пациент едва качнул головой в подтверждение своих слов. Глаза у него были закрыты. Он старался сохранять самообладание и почти справлялся с этим. — Первый раз в Африке.

— У тебя были недавно половые сношения? Скажем, последнюю неделю, — пояснил Макгрегор. Он понимал, что задаёт жестокий вопрос. Теоретически такой болезнью можно заразиться при сексуальном контакте — может быть, от местной проститутки? А вдруг в какой-нибудь другой больнице Хартума произошёл аналогичный случай и его стараются замять..?