— Ты — президент. Веди себя как президент. Занимайся своей работой. То, что ты сказал на пресс-конференции, прозвучало неплохо. Притязания Келти не имеют под собой никаких оснований. Ты поручил ФБР проверить его заявление, но это заявление не имеет никакого значения. Ты принёс присягу, живёшь в Белом доме, выполняешь обязанности президента. Остальное неважно. Не обращай на него внимания, и он исчезнет. Стоит тебе, однако, вступить с ним в дебаты по поводу законности его притязаний, и этим ты сделаешь их легитимными.

— А как относительно средств массовой информации?

— Предоставь им возможность, и они все поймут.

— Летишь сегодня домой, Ральф?

Огастес Лоренц и Ральф Форстер были одного возраста и принадлежали к одной профессии. Оба начали свою медицинскую карьеру в армии Соединённых Штатов — один в медицинском управлении, другой — в качестве терапевта. Оба были приписаны к вспомогательному военному управлению во Вьетнаме ещё при президенте Кеннеди, задолго до того, как война там разгорелась по-настоящему, и оба обнаружили реальный мир за пределами того, что они учили. В отдалённых регионах мира властвовали болезни, от которых умирали люди. Выросшие в американских городах, они ещё помнили, как медицина победила пневмонию, туберкулёз и полиомиелит. Подобно большинству людей их поколения, они считали, что инфекционные заболевания побеждены. Однако в джунглях в то время относительно мирного Вьетнама их мнение изменилось. Иногда они видели, как крепкие здоровые молодые парни, американские и вьетнамские солдаты, умирали прямо на глазах от болезней, о которых они никогда не слышали и не знали, как с ними бороться. Однажды вечером в баре «Каравелла» они пришли к выводу, что так быть не должно, и оба, будучи учёными и идеалистами, вернулись обратно и начали заново овладевать своей профессией. Это положило начало новому процессу, который теперь не закончится в течение всей их жизни. Форстер оказался в медицинском университете Джонса Хопкинса, а Лоренц возглавил отдел инфекционных заболеваний в Центре по контролю над болезнями в Атланте. За время своей работы они налетали многие тысячи миль, больше, чем некоторые пилоты авиалайнеров, и побывали в таких экзотических местах, о которых не могли и мечтать фотографы журнала «Нэшнл джиогрэфик», разыскивая невидимых невооружённому глазу смертельно опасных существ.

— Пора бы уж, иначе эти молодые парни захватят мой факультет.

— Алекс — отличный учёный, — усмехнулся кандидат в лауреаты Нобелевской премии. — Хорошо, что он ушёл из армии. Мы были с ним в Бразилии, ловили там рыбу, ещё когда…

В стерильной лаборатории техник наконец отрегулировал электронный микроскоп.

— Смотри, — сказал Лоренц. — Вот наш друг.

Некоторые называли его «пастушьим посохом». Лоренц считал, что он больше походит на анк[38], но и это вряд ли было правильно. В любом случае назвать его красивым было нельзя. Оба учёных видели в нём воплощение зла. Вертикальная изогнутая нить называлась РНК — рибонуклеиновой кислотой. В ней находился генетический код вируса. В верхней части виднелись извивающиеся белковые структуры, назначение которых ещё не было до конца ясным, но которые, по мнению обоих, определяли ход болезни. Скорее всего определяли. Они достоверно не знали этого, несмотря на двадцать лет напряжённых исследований.

Эта проклятая штука не была даже живой, но все равно способна была убивать живых существ. В обычном живом организме присутствуют как РНК, так и ДНК, однако вирус наделён либо тем, либо другим. Каким-то образом он существовал в пассивном состоянии до тех пор, пока не вступал в контакт с живой клеткой. Оказавшись внутри неё, он мгновенно оживал и тут же принимался за свою смертоносную работу, словно какое-то невероятное чудовище, дождавшееся своего шанса, способное жить, расти и размножаться только за счёт другого, кого оно уничтожало, чтобы перейти к другой жертве.

Вирус Эбола был элегантно прост и микроскопически мал. Сто тысяч таких вытянувшихся вирусов едва ли закроют один дюйм на линейке. Теоретически один вирус мог убивать, расти, мигрировать и убивать снова. И снова. И снова.

Медицинские анналы сохранили гораздо меньше, чем хотелось каждому из них. В 1918 году «испанский грипп», или «испанка», — скорее всего одна из форм пневмонии — пронеслась за девять месяцев по всему миру, погубив по меньшей мере двадцать миллионов человек, возможно, гораздо больше, причём заболевание протекало с такой быстротой, что некоторые жертвы ложились спать здоровыми и не просыпались на утро Однако несмотря на то что симптомы болезни были подробно описаны, состояние медицинской науки ещё не достигло того уровня, чтобы распознать природу заболевания, отчего никто не знал, каким образом началась эта эпидемия. В семидесятые годы даже эксгумировали захоронения жертв «испанки» на Аляске, в зоне вечной мерзлоты, в надежде найти вирусы для последующего изучения. Это была неплохая идея, но исследования оказались безуспешными. Медицинское сообщество почти забыло об этой эпидемии, и многие считали, что в случае вспышки «испанку» удастся победить с помощью новейших методов лечения.

А вот специалисты не были в этом уверены. «Испанка», подобно СПЙДу, лихорадке Эбола и некоторым другим заболеваниям, имела, по-видимому, своим возбудителем вирус, а успехи медицины в борьбе с вирусными заболеваниями часто равняются нулю.

Возникновение вирусных заболеваний можно предупредить с помощью вакцин, но если инфекция уже попала в организм, оставалось только ждать, победит иммунная система пациента в этой борьбе или проиграет, причём лучшие врачи при этом порой лишь беспомощно наблюдают за ходом болезни. Врачи, как и представители других профессий, часто предпочитают не обращать внимания на то, чего они не видят и не понимают. Это является единственным объяснением того, что медицинское сообщество так поздно осознало существование СПИДа и его смертельных последствий. Вирус СПИДа был в числе экзотических патогенных микроорганизмов, которые изучали Лоренц и Форстер, и он тоже был даром африканских джунглей.

— Знаешь, Гас, иногда меня охватывают сомнения, сумеем ли мы когда-нибудь докопаться до природы этих маленьких мерзавцев.

— Докопаемся, Ральф, раньше или позже докопаемся. — Лоренц отошёл от микроскопа — по сути это был монитор компьютера — и горестно вздохнул, сожалея, что не может закурить трубку. Он не хотел отказываться от этого порока, хотя работа в государственных учреждениях это предусматривала. Гас убеждал себя, что с трубкой в зубах ему лучше думается. Оба врача смотрели на экран, разглядывая извивающиеся белковые структуры.

— Вот этот взят от мальчика.

Оба, Лоренц и Форстер, шли по стопам гигантов. Лоренц написал статью об Уолтере Риде и Уилльяме Горгасе, двух армейских врачах, которые путём систематических исследований и непрерывного применения их результатов сумели победить жёлтую лихорадку. Однако накопление знаний в области вирусологии происходило слишком медленно и обходилось чрезвычайно дорого.

— Кенни, положи-ка на предметный столик другой образец.

— Сейчас, доктор, — послышался ответ по интеркому. Через мгновение рядом с первым образцом появился второй.

— Да, — кивнул Форстер. — Похоже, никакой разницы.

— Это из крови медсёстры. А теперь смотри. — Лоренц нажал на кнопку телефона. — О'кей, Кенни, включай компьютер. — Перед их глазами появилось компьютерное изображение обоих образцов. Когда одно изображение наложилось на другое, они точно совпали.

— Во всяком случае мутации не произошло.

— Для этого слишком мало возможностей. Всего два пациента. Больных надёжно изолировали. А может быть, нам повезло. Проведено тестирование родителей мальчика. Похоже, у них в крови ничего не обнаружили — по крайней мере судя по телексу. Как и в окрестных деревнях. Группа ВОЗ проводит проверку в округе. Как всегда, обнаружены обезьяны, летучие мыши, насекомые. Пока — никаких зацепок. Не исключено, что это какая-то аномалия. — В словах Лоренца звучала скорее надежда, чем точка зрения.

— Я намерен поставить ряд экспериментов с этим вирусом. Заказал партию обезьян. Хочу вырастить его, поместить в живые клетки, а затем, Ральф, следить за тем, что в них ежеминутно происходит с ним. Буду брать образцы заражённых клеток, резать их, сжигать ультрафиолетом, замораживать в жидком азоте, а потом рассматривать под микроскопом. Мне хочется посмотреть, как ведёт себя РНК вируса. Здесь есть какая-то последовательность… не знаю, как это выразить. Такая мысль вроде как бродит у меня в голове. Черт побери. — Гас выдвинул ящик стола, достал оттуда свою трубку и раскурил её спичкой. Это его кабинет в конце концов, и он действительно думал лучше с трубкой в зубах. Во время полевых экспедиций Лоренц утверждал, что дым отгоняет насекомых и к тому же он не затягивается. Из вежливости он открыл окно.

Идея, под которую он только что получил финансирование, была намного сложнее, чем его краткое объяснение, и оба учёных знали это. Для того чтобы появилось правильное представление о том, как протекает процесс внутри клетки, одну и ту же процедуру придётся повторить более тысячи раз. А ведь это только начало. Понадобится осмотреть и измерить каждую клетку. На это могут уйти годы, но, если Лоренц был прав, в конце концов у учёных впервые появится представление о том, как действует вирус и как цепочка РНК влияет на живую клетку.

— Мы рассматриваем такую же проблему в Балтиморе.

— Вот как?

— Часть проекта по изучению геномов. Мы пытаемся исследовать комплексное взаимодействие, выяснить ход процесса — как эти крохотные мерзавцы нападают на клетки ещё на молекулярном уровне, каким образом вирус Эбола размножается без функции соответствующего преобразования внутри генома. Но все это поразительно трудно. Прежде чем искать ответы, следует выяснить, какие ставить вопросы. А затем понадобится гениальный программист, чтобы объяснить машине, как анализировать их.

Лоренц вопросительно поднял брови, — И далеко вы продвинулись?

— Пока только пишем мелом на доске, не больше.

— Ну что ж, когда мне привезут моих обезьян, я сообщу, чего нам удалось добиться. По крайней мере образцы ткани хоть что-то объяснят.

Похороны приобрели поистине эпический размах. В них принимали участие тысячи людей. Громкими криками они выражали свою преданность мёртвому человеку, что помогало скрывать их истинные мысли. Гроб везли на орудийном лафете в сопровождении солдат с винтовками, перевёрнутыми задом наперёд, следом вели осёдланную лошадь без всадника, за нею шли военные — все это попадало на антенну станции «След бури» и передавалось в Вашингтон.

— Жаль, что не видно лиц, — негромко заметил Васко.

— Пожалуй, — согласился президент. Райан сохранял серьёзность, хотя ему и очень хотелось улыбнуться. Он навсегда останется офицером разведки, Джек не сомневался в этом. Ему нужна была непосредственная информация, а не сведения, обработанные и приглаженные кем-то для передачи ему. В данном случае он мог наблюдать за происходящим в прямом эфире, в реальном времени, причём рядом были комментаторы, способные тут же дать необходимые объяснения.

В Америке поколением раньше это назвали бы «хэппенингом». Толпы людей стояли на тротуарах и вели себя так, потому что именно этого от них ожидали. Человеческое море буквально заполнило площадь — у неё было название, но никто не мог припомнить его, — и даже те, кто не могли видеть. А… вот новая камера ответила на вопрос. Происходящее демонстрировалось на гигантских телевизионных экранах. Интересно, а не повторяется ли это только что сделанная запись, подумал Джек. Две шеренги генералов, заметил он, шли в ногу, вслед за лафетом.

— Как вы думаете, они долго будут идти?

— Трудно сказать, господин президент.

— Вас ведь зовут Берт, верно? — спросил президент.

— Да, сэр.

— Берт, я могу пригласить сюда одного из офицеров, проводящих утренние брифинги по поступившим разведданным, если захочу услышать, как он не сможет ответить на мои вопросы.

Как и следовало ожидать, Васко растерянно мигнул. Какого черта я буду молчать? — подумал он и выпалил:

— Восемь из десяти, они скоро разбегутся.

— Вот с такими данными можно уже заключать пари. А теперь скажите мне, почему вы так думаете.

— Ираку не на что опереться. Комитет не может стоять во главе диктатуры, по крайней мере, не в течение длительного времени. Ни один из них не в силах захватить власть. А если они будут бездействовать в ожидании перемен и власть переменится, эти перемены не обещают им ничего хорошего. Их ждёт такой же конец, как и генералов шаха, — спиной к стене, глядя в дула винтовок. Может быть, они попытаются сопротивляться, но я сомневаюсь в этом. У каждого из них где-нибудь на счёте наверняка лежат деньги. Пить коктейли на берегу моря — это, конечно, не такое удовольствие, как быть генералом, но всё же намного лучше, чем выталкивать цветочки над своей головой. К тому же им нужно позаботиться о семьях.

— Значит, нам нужно рассчитывать на то, что в Ираке появится совершенно новый режим? — спросил Джек.

— Да, сэр, — кивнул Васко.

— Подчинённый Ирану?

— Не стану спорить, — ответил Васко, — но у нас слишком мало надёжной информации, чтобы предсказывать будущее. К сожалению, сэр, не могу сказать вам ничего более определённого, но вы ведь платите мне не за то, чтобы я высказывал предположения.

— Пока и этого достаточно. — Вообще-то полученной информации было слишком мало, но Васко сообщил Райану все, что мог. — Значит, мы ничего не можем предпринять? — Это был вопрос, адресованный супругам Фоули.

— Ничего, — покачал головой Эд. — Полагаю, можно было бы перебросить туда одного из наших сотрудников, находящихся в Саудовской Аравии, но тогда возникает другая проблема: к кому он обратится? Мы не имеем представления, кто стоит во главе событий, происходящих в Ираке.

— Если кто-нибудь вообще стоит, — добавила Мэри-Пэт, глядя на шеренги марширующих генералов. Ни один из них не выбился вперёд.

— Что вы хотите сказать? — спросил покупатель.

— Вы мне вовремя не заплатили… — Поставщик осушил первую кружку пива и рыгнул. — У меня появился другой покупатель.

— Но я задержался с оплатой всего на два дня, — возразил покупатель. — У нас возникли проблемы, связанные с переводом денег.

— Сейчас у вас есть деньги?

— Да.

— Тогда я достану вам обезьян. — Поставщик поднял руку и, щёлкнув пальцами, привлёк внимание бармена. Английский плантатор пятьдесят лет назад не сделал бы этого лучше. — Тут никаких трудностей. Вам через неделю? Или быстрее?

— Но Центру по контролю над болезнями они нужны немедленно. Самолёт уже в пути.

— Сделаю все, что от меня зависит. Только объясните своему клиенту, если он хочет вовремя получить заказанную им партию, он должен вовремя заплатить за неё. Спасибо, — поблагодарил он бармена. — И одну для моего друга, пожалуйста. — Теперь он мог позволить себе это, поскольку сумма его устраивала.

— Сколько времени нам придётся ждать?

— Я уже сказал вам. Неделю. Может быть, меньше. — Почему этот парень так волнуется из-за нескольких дней? — недоуменно подумал поставщик.

У покупателя не было выбора, по крайней мере не было выбора в Кении. Он решил выпить пива и поговорить о других вещах. Затем позвонить в Танзанию. В конце концов африканские зелёные обезьяны широко распространены по всей Африке. Вряд ли в ближайшее время наступит дефицит этого товара, подумал он. Однако через два часа его точка зрения изменилась. На всех рынках, поставляющих африканских зелёных обезьян, наблюдался дефицит, хотя он продлится всего несколько дней — именно столько времени потребуется трапперам, чтобы отыскать ещё несколько мест обитания этих длиннохвостых паразитов.

Помимо своих обязанностей комментатора, Васко вёл перевод выступлений на похоронах.

— Мудрый и любимый вождь, так много давший нашей стране…

— В том числе сумевший контролировать народонаселение с помощью войн и каторжных работ, — фыркнул Эд Фоули.

Солдаты — все члены Национальной гвардии — перенесли гроб в заранее сооружённый мавзолей, и вместе с ним ушли в прошлое двадцать лет иракской истории. Теперь главный вопрос в том, подумал Райан, кто будет писать следующую главу?