Мне нужно познакомиться с этими группами, увидеть, на что они способны.

— Я это организую, — кивнул Риттер. Он уже принял решение послать Кларка в Колорадо Лучше его никто не сможет оценить потенциальные возможности готовящихся там групп — Продолжайте

— Операция, которую мы подготавливаем, будет приносить плоды в течение одного-двух месяцев. Мы сможем следить за взлётом их самолётов и сообщать об этом тому, кто в них заинтересован. — Это была единственная часть операции, с которой познакомили Кларка. — В результате мы причиним противнику определённые неприятности на протяжении этого времени, но рассчитывать на большее не приходится.

— Картина, которую вы рисуете, Кларк, выглядит очень мрачной.

Оперативник наклонился вперёд.

— Сэр, если вы собираетесь провести тайную операцию с целью сбора тактической разведывательной информации о противнике, собственные операции которого децентрализованы, — да, такое возможно, но только на протяжении ограниченного времени и с получением ограниченного объёма сведений. Если вы увеличите объём операции, используете в ней больше агентов и попытаетесь получить более значительную отдачу, она обречена. Такую операцию можно вести, но время её действия ограничено. Я не понимаю, стоит ли вообще стараться. — Это было не совсем так. Кларк пришёл к выводу — совершенно правильному, — что главной причиной являлись выборы, проводящиеся в этом году, но решил промолчать. От агента-оперативника ждали иных сведений и не поощряли высказывать догадки, особенно верные.

— Почему мы стараемся, не должно интересовать вас, — напомнил ему Риттер.

Он не повышал голоса. Этого не требовалось, да и запугать Кларка трудно.

— Хорошо, но подобный замысел не является серьёзным Понимаете, сэр, это старая история. Поручите нам операцию, которую мы в состоянии провести, а не такую, которая для нас неосуществима. Скажите, насколько серьёзно мы относимся к этому делу?

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Риттер.

Кларк объяснил ему Лицо Риттера оставалось бесстрастным, когда он выслушивал ответ на свой вопрос. Одно из достоинств Кларка, подумал Риттер, состоит в том, что он единственный человек в управлении, способный обсуждать подобные темы спокойно, без всяких эмоций, и самое главное — говорить по существу дела. В ЦРУ было немало людей, для кого такие беседы представляли интересное интеллектуальное занятие, наводя на размышления, далёкие от профессионального знания предмета, сознательно или бессознательно полученные в результате чтения шпионских боевиков. «Господи, как было бы хорошо, если бы мы смогли...» — рассуждали они. Все почему-то думают, что в Центральном разведывательном управлении служат много профессиональных экспертов в этой области. Это не так. Даже КГБ перестал проводить подобные операции, поручая эту работу болгарам, которые считались их же союзниками, неотёсанными варварами, или настоящим третьим лицам вроде террористических групп в Европе и на Ближнем Востоке. Политическая цена этих операций была слишком велика, и, несмотря на маниакальную секретность, свойственную каждой разведывательной службе в мире, рано или поздно такие сведения становились достоянием общественности. Мир стал куда более цивилизованным с того времени, как Риттер закончил курсы «Фермы» на реке Йорк, и, хотя, по его мнению, это очень хорошо, бывали моменты, когда возвращение к добрым старым временам, обещавшим простое решение все ещё сохранившихся проблем, казалось таким заманчивым.

— Насколько трудной будет подобная операция? — спросил он, не скрывая интереса.

— При соответствующей поддержке и некоторые дополнительных мерах всё пройдёт очень легко — Кларк объяснил, какие потребуются дополнительный меры.

— Все, что они сделали, нам на руку. Это их самая главная ошибка. Дело в том, что они не отходят от принятых традиций при защите своих успехов. Так часто бывает. Вопрос состоит в том, кто определяет правила игры. В данный момент, при существующем положении вещей, и мы и они играем по одинаковым правилам, а эти правила дают преимущество нашему противнику. Создаётся впечатление, что мы не хотим учиться на своём опыте, позволяем противной стороне создавать правила игры и принимаем их. Мы можем помешать им, причинять неудобства, уменьшить уровень получаемых ими доходов, но ведь, черт побери, при тех суммах, о которых идёт речь, это пустяк. Все это может изменить лишь одно.

— Что именно?

— Как бы вам понравилось жить в доме вроде этого? — спросил Кларк, показывая Риттеру одну из фотографий, сделанных им самим.

— Сочетание искусства Фрэнка Ллойда Райта с запросами Людвига Чокнутого, усмехнулся Риттер.

— Человек, построивший себе этот дом, верит в своё всемогущество, сэр. Он и его соратники подчинили своему влиянию целые правительства. Что там говорить, все считают, что они и есть правительство, если не обращать внимания на формальности. То же самое говорили в Чикаго во времена сухого закона про Капоне, будто именно он управляет городом — только одним городом, верно? Так вот, эти люди вот-вот станут настолько могущественными, что будут управлять своей собственной страной и брать в аренду другие. Давайте признаем, что они обладают фактической мощью правительства. Теперь умножим это на растущий эгоцентризм. Рано или поздно они поведут себя именно таким образом. Я знаю, что мы не пойдём на нарушение правил. Но меня ничуть не удивит, если они выйдут за их рамки раз или два, просто чтобы убедиться, удастся им это или нет.

Понимаете, что я имею в виду? Они стремятся как можно больше расширить пределы своего могущества и пока ещё не натолкнулись на кирпичную стену, границу, которая способна заставить их остановиться.

— Джон, ты превращаешься в настоящего психолога, — заметил Риттер с натянутой улыбкой.

— Возможно. Эти ребята торгуют наркотиками, химическими соединениями, ведущими к образованию труднонарушимой привычки, правда? Сами они обычно не пользуются своим товаром, но мне кажется, что они начинают привыкать к самому сильному наркотику в мире.

— Власти.

Кларк кивнул.

— Так вот, рано или поздно они примут слишком большую дозу этого наркотика. Ещё до этого момента, сэр, нужно, чтобы кто-то серьёзно задумался над моим предложением. Когда достигаешь вершины своей лиги, правила меняются. Разумеется, для этого нужно принять политическое решение.

Он был повелителем всего, что видел, и, как обычно бывает со всеми подобными афоризмами, это может быть одновременно и правильно, и ошибочно. Не вся долина, в которую он смотрел, принадлежала ему; участок земли, где он сейчас стоял, занимал меньше тысячи гектаров, а панорама, открывающаяся перед ним, охватывала целый миллион. Но ни один человек, живущий в обозреваемом им пространстве, не мог продолжать жить, если ему этого не хотелось. Таким было могущество, которым он обладал, и подобную власть он использовал слишком часто, чтобы запомнить отдельные случаи. Лёгкое движение руки, небрежное замечание, брошенное одному из компаньонов, и всё кончено. Нельзя сказать, что он относился к таким вещам бездумно, смерть — серьёзное дело, но он знал, что такое в его власти. Действительно, это безграничное могущество может свести человека с ума. Он не раз наблюдал, как это происходило с его деловыми партнёрами, причём неоднократно, к их глубокому сожалению. Но он любил изучать мир и его историю. Он извлёк немалую пользу из хорошего образования, навязанного ему отцом, одним из первых путепроходцев, что было весьма необычно для человека, выбравшего такую профессию. Больше всего он сожалел о том, что до смерти отца так и не проявил должную благодарность за полученное образование.

Благодаря ему он разбирался в экономике не хуже профессора университета. Он понимал силы, движущие рынком, и образующие их тенденции. Он понимал и исторические течения, которые вели к их формированию. Он изучал марксизм и, несмотря на то, что отверг его по многим причинам, знал, что в марксизме скрывается не одно зерно истины, смешанное с политической тарабарщиной.

Остальную часть своего профессионального образования он получил в процессе, Как это называют американцы, «обучения на рабочем месте». Пока его отец принимал участие в создании совершенно нового вида коммерческой деятельности, он наблюдал за ним, давал советы и осуществлял конкретные шаги. Он исследовал новые, ещё не открытые рынки — под руководством отца — и завоевал репутацию осторожного человека, стремящегося тщательно разрабатывать планы. Его часто разыскивала полиция, но никогда не задерживала. Он подвергался аресту лишь однажды, но после того, как скончались два следователя, у остальных наступил внезапный провал в памяти. В итоге его непосредственный контакт с полицией и правосудием закончился.

Себя он считал пережитком прошлого — классическим примером капиталиста, нажившего состояние, не брезгуя применением силы. Сто лет назад по территории Соединённых Штатов — он был подлинным знатоком этой страны — прокладывали железные дороги и при этом сокрушали все на своём пути. Индейские племена рассматривались как двуногая порода степных буйволов и подвергались безжалостному уничтожению. Профсоюзы — вербовались наёмные бандиты для борьбы с ними. Правительства — их подкупали или свергали. Пресса — ей позволяли истошно вопить... пока к ней не начинало прислушиваться слишком много людей. Этому он научился у своего отца. Местные газеты старались не быть излишне откровенными, особенно когда выяснилось, что их сотрудники простые смертные люди.

Железнодорожные короли выстроили для себя дома, похожие на дворцы, — зимние в Нью-Йорке и летние «коттеджи» в Ньюпорте. Стоит ли говорить, что они не сталкивались с проблемами, встающими на его пути, но любые исторические параллели разрушаются, если сравнение заходит слишком далеко. Он предпочитал также не обращать внимания на то обстоятельство. что Гоулды и Гарриманы создали нечто полезное для своего общества, а не ведущее к его уничтожению Наконец, ещё один полезный пример, который он извлёк из предыдущего столетия, заключался в том, что острая конкуренция крайне разорительна. Он уговорил своего отца начать переговоры с соперниками. Даже в то время у него был немалый талант убеждения.

Более того, был выбран момент, когда опасность извне сделала сотрудничество привлекательным. Лучше не ссориться друг с другом, увеличивая свою уязвимость, чем понапрасну тратить время, деньги, силы и кровь, — было его аргументом.

Разум одержал верх.

Его звали Эрнесто Эскобедо. Он был одним из многих главарей картеля, но большинство партнёров прислушивались к его мнению. Не то чтобы они всегда соглашались с ним, не все принимали его советы, но мысли, высказанные им, воспринимались с пониманием, которого они заслуживали, потому что, как правило, были эффективными.

У картеля не было главы как такового, поскольку картель не являлся единым предприятием, а скорее представлял собой группу лиц, тесно сотрудничающих друг с другом на конфедеративной основе, — почти комитет, но не совсем, едва ли не друзья, однако и это не соответствовало истинному положению вещей. Возникало желание сравнить картель с американской мафией, но картель был одновременно более цивилизованным и действовал в случае необходимости с большей свирепостью.

По мнению Эскобедо, картель лучше организован и более энергичен, что является признаками молодой и жизнеспособной организации по сравнению с мафией — формацией старого и феодального типа.

Он знал, что сыновья баронов-грабителей использовали богатство, накопленное их предками, для того, чтобы образовать могущественную элиту, которая правила своей нацией, придя к ней на «службу». Эскобедо, однако, не хотел оставлять такое наследство своим сыновьям. К тому же, если уж говорить строго, он сам являлся представителем второго поколения. Теперь всё происходило намного быстрее, чем раньше. Для накопления колоссального состояния больше не требовалась вся жизнь, и потому, убеждал себя он, не обязательно оставлять все сыновьям. Эрнесто сам мог распоряжаться деньгами. Первым шагом в достижении поставленной цели является признание, что это возможно. Он уже давно признал это.

Теперь он поставил перед собой цель осуществить поставленную задачу.

Эскобедо было сорок лет, и он отличался исключительной жизненной силой и решительностью. Он никогда не пользовался товаром, поставляемым другим, предпочитал отключаться с помощью вина, да и то прибегал теперь к этому очень редко. Бокал-другой перед обедом, коктейль во время деловых встреч с соратниками, но обычно — минеральная вода «Перье». Это качество завоевало ему ещё большее уважение среди остальных главарей картеля. Эскобедо был трезвым, рассудительным человеком, это знали все. Он регулярно занимался физическими упражнениями и следил за своей внешностью. В юности курил, но покончил с этой привычкой совсем молодым. Соблюдал режим питания. Его матери было семьдесят три года, но она была все ещё энергичной и живой женщиной. То же самое относилось к её матери, которой исполнился девяносто один год. Его отцу исполнилось бы семьдесят пять лет на прошлой неделе, если бы... но те, кто убил его отца, заплатили страшную цену за это преступление вместе со всеми членами их семей, причём большей частью от руки Эскобедо. Он вспоминал об этом с сыновней гордостью, особенно то, что изнасиловал жену последнего из убийц на глазах умирающего мужа, прикончив затем и её, и двух маленьких детей до того, как его веки сомкнулись навсегда. Эскобедо не получал никакого удовольствия, убивая женщин и детей, разумеется, но такие вещи необходимы. Он продемонстрировал убийцам своего отца, что он сильнее их, и, когда слава о его поступке распространилась, стала маловероятной попытка покушения на членов его семьи.

Такая жестокость была не по душе Эскобедо, но он знал, что подобные уроки укрепляют память. Он понял также, что те, кто не преподаёт своим врагам жестокие уроки, утрачивают уважение в глазах окружающих, а Эскобедо требовал больше всего уважения к себе Его личное участие в расправе — вместо того, чтобы поручить сведение счётов наёмным убийцам, — привело к тому, что его престиж внутри организации ощутимо возрос. Эрнесто — мыслитель, говорили его соратники, но знает, как отомстить врагам.

Состояние Эскобедо было столь огромным, что считать не имело смысла. Он обладал божественной властью над жизнью и смертью. У него были прелестная жена и три восхитительных сына. Когда его интерес к брачной постели угас, он начал выбирать любовниц. Всё, что можно было приобрести за деньги, любую роскошь, он покупал. Эскобедо принадлежали дома в городе, расположенном ниже, эта горная крепость и несколько ранчо на океанском побережье — фактически на побережье двух океанов, поскольку Колумбию омывают воды как Тихого, так и Атлантического океанов. На ранчо — конюшня с арабскими скакунами. Кое-кто из его соратников завели у себя площадки для боя быков, но его этот вид развлечений никогда не интересовал. Великолепный стрелок, Эскобедо охотился на все живущее в его стране — включая людей, конечно. Он попытался убедить себя, что ему следует быть удовлетворённым, но не смог.

Американские бароны-грабители путешествовали по всему свету, их приглашали ко дворам коронованных особ в Европе, они выдавали потомков за наследников благородных семей — циничный ритуал, конечно, но он полностью понимал его ценность. Эскобедо чувствовал себя лишённым свободы, и, хотя причина этого была очевидна, его оскорбляло, что человек, обладающий таким богатством и могуществом, лишён чего-то. Несмотря на все, что ему удалось достичь, он был не в силах преодолеть ограничения своей жизни, но, что казалось ещё хуже, это были ограничения, наложенные людьми, обладающими меньшей властью. Двадцать лет назад он выбрал свой путь к величию, и, несмотря на очевидный успех, то, что он когда-то выбрал именно такой путь, лишило его плодов, на которые он имел полное право, — лишь потому, что маленькие людишки не одобряли выбранный им путь.

Но такое положение существовало не всегда. «Закон? — произнёс когда-то один из великих железнодорожных королей. — Какое мне дело до закона?» И этот магнат сумел добиться своего, путешествовал, где хотел, и был признан великим человеком.

Тогда почему это не могу сделать я? — спросил себя Эскобедо. Часть его сознания знала ответ, но другая часть, более сильная, отвергала это. Он был неглупым человеком, даже умным, но, достигнув таких вершин, Эскобедо не хотел, чтобы его жизнью управляли другие. Говоря по правде, он нарушал все человеческие правила, какие хотел, и это шло ему только на пользу. Он стал таким могущественным, потому что создавал свои собственные правила, говорил себе делец. Придётся заставить себя придумать новые. Они будут вынуждены иметь с ним дело на его условиях. Приняв решение, Эрнесто стал искать пути его осуществления.

Что принесло пользу другим?

Самый очевидный ответ — успех. Если нельзя что-то преодолеть, приходится это что-то признать. В международной политике, как и в любом крупном предприятии, мало правил, за исключением одного — необходимости успеха. В мире нет страны, которая в конце концов не шла бы на сделки с убийцами; требовалось лишь одно — убийцы должны быть ловкими. Стоит убить несколько миллионов людей, и ты — государственный деятель. Разве не лебезит каждая нация в мире перед китайцами — а разве они не убили миллионы своих соплеменников? Разве Америка не старалась примириться с русскими — после того, как они убили многие миллионы собственных народов? При Картере американцы поддерживали режим Пол Пота, а ведь полпотовцы умертвили миллионы жителей своей страны. Когда Рейган был президентом, Америка пыталась установить modus vivendi[3] с теми самыми иранцами, которые убили столько своих соотечественников, и среди них множество тех, кто думали об Америке как о дружественной стране и оказались покинутыми. Среди друзей Америки было немало диктаторов с руками, обагрёнными кровью, принадлежащих и к левому крылу, и к правому, — и все это ради Realpolitik, причём отказывались поддерживать умеренных — как левых, так и правых, опасаясь, что они окажутся недостаточно умеренными. Итак, любая страна, у которой до такой степени отсутствуют принципы, может признать его, Эскобедо, вместе с его партнёрами по картелю, не так ли? Такой выглядела, по мнению Эскобедо, Америка. Ведь у него были принципы, от которых он отказывается отойти, тогда как у Америки их не было.

Коррумпированность Америки была для Эрнесто очевидна. В конце концов, именно он питал её. На протяжении многих лет в этой стране, его самом крупном и прибыльном рынке, существовали силы, стремящиеся превратить его бизнес из нелегального в легальный. К счастью, все они потерпели неудачу. Легализация наркотиков означала бы катастрофу для картеля, но у правительства не хватило здравого смысла добиться этого. Оно могло бы извлечь миллиардные прибыли от продажи наркотиков — подобно тому, как это делал Эскобедо со своими компаньонами, — но у правительства было недостаточно воображения и проницательности для этого. И ещё они считают себя великой державой! Несмотря на всю видимость мощи, у этих янки нет силы воли, нет мужества. Он мог контролировать происходящее в стране, где живёт, а вот они не могут. Они могут захватить океаны, поднять в небо тысячи самолётов, но не в состоянии воспользоваться ими для защиты собственных интересов. Эскобедо недоуменно покачал головой. Нет, американцы не заслуживают уважения.