У Чавеза остался последний комплект батареек. Положение не только не улучшилось, а стало хуже. Где-то позади них двигалась какая-то группа, и потому требовалось выставлять охрану. Самого Чавеза, находящегося впереди отделения, это не затрагивало, но беспокойство всё-таки не покидало его, такое же реальное, как боль в мышцах, из-за чего каждые несколько часов ему приходилось принимать тиленол. Может быть, их преследовали. А возможно, это чистая случайность — или капитан Рамирес не проявил достаточной изобретательности в тактике уклонения. В этом Чавез сомневался, но он слишком устал, чтобы логически мыслить, и знал это. Ему пришла в голову мысль о том, что и капитан мог столкнуться с такой же проблемой. Это превратилось в источник особого беспокойства. Сержантам платят за то, что они участвуют в боях, а капитанам чтобы думали. Но если Рамирес слишком устал и больше не способен думать, зачем он им нужен?

Послышался шорох. Едва заметный, словно шёпот внезапно выпрямившейся ветки. Но никакого ветра не было. Может быть, её согнуло дикое животное. А может, и нет.

Чавез остановился и поднял вверх руку. Вега, шедший в пятидесяти метрах позади, передал сигнал дальше. Динг подошёл к дереву и замер, оглядываясь по сторонам. Он попытался опереться на ствол плечом и почувствовал, что у него кружится голова. Сержант помотал ею, чтобы избавиться от головокружения.

Усталость одолевала все больше, Опять. Какое-то движение. Человек. Спектральная зелёная фигура, всего лишь призрак в поле зрения очков ночного видения, почти в двухстах метрах впереди и справа от Динга. Двигается вверх по склону, а вот ещё один, метрах в двадцати позади него. Они двигаются... да, как солдаты, выбирая, куда ставить ногу, походка кажется такой странной, когда следишь со стороны.

Проверить можно лишь одним способом. В нижней части очков находится небольшая инфракрасная лампочка для чтения карт. Она невидима для невооружённого человеческого глаза, но светит подобно маяку для человека, снаряжённого очками ночного видения. Чавезу даже не нужно двигаться. Если это солдаты, они всё время оглядываются вокруг.

Впрочем, это тоже опасно.

Чавез отошёл от дерева. Слишком далеко и не видно, есть ли у них очки...

Точно. Фигура, идущая впереди, поворачивает голову влево и вправо. Она замерла, глядя в сторону Чавеза. Динг поднял голову, чтобы лучше было видно инфракрасную лампочку, и трижды мигнул ею. И тут же увидел, как со стороны неясно видимой фигуры последовал аналогичный ответ.

— Мне кажется, это наши парни, — прошептал Чавез в микрофон рации.

— Если это так, то они заблудились и зашли очень далеко от своего участка, — послышался голос Рамиреса в наушнике. — Действуйте осторожно, сержант.

Чавез дважды нажал на клавишу передачи. Понятно. Он подождал, пока Осо установит пулемёт в удобном для него месте, и направился к едва различимой фигуре, стараясь идти так, чтобы Вега мог прикрыть его. Расстояние, казалось, было очень большим, особенно потому, что сержант не мог направить на приближающуюся цель свой автомат. Затем Чавез увидел ещё одну фигуру: наверняка там находились и другие, наблюдающие за его приближением в прицелы. Если сейчас он направляется не к американским солдатам, подумал Чавез, то его шансы увидеть рассвет колеблются между нулём и ничем.

— Динг, это ты? — услышал он шёпот, когда до фигуры оставалось метров десять. — Это я, Леон.

Чавез кивнул. Оба сержанта направились навстречу друг другу, осмелившись наконец глубоко дышать. Они обнялись. Простого рукопожатия тут было недостаточно. — Вы заблудились, Берто.

— Ещё бы, друг. Я отлично знаю, где мы находимся, но ты прав — мы потерялись.

— А где капитан Рохас?

— Убит. Эстевес, Дельгадо — половина отделения погибла.

— Ладно. Оставайтесь на месте. — Динг включил рацию. — «Шестой», это дозор. Мы встретили группу «Флаг». У них неприятности. Вам лучше подойти сюда.

Двойной щелчок.

Леон сделал знак своим людям подойти. Чавезу не понадобилось даже считать — было видно, что солдат осталось меньше половины. Оба сержанта сели на ствол упавшего дерева.

— Как это случилось?

— Мы натолкнулись прямо на них. Думали, база по переработке. Оказалось, что ошиблись. Там было человек тридцать-сорок вооружённых боевиков. По-видимому, Эстевес проявил неосторожность, и все сразу пошло к чертям. Началось что-то вроде драки в баре, только с перестрелкой. Потом убили капитана Рохаса и... короче говоря, кончилось плохо. Вот мы и старались уйти из того района как можно дальше.

— За нами тоже охотятся.

— А хороших новостей у тебя нет? — спросил Леон.

— Последнее время не слышал, — покачал головой Динг. — Думаю, пора уносить отсюда ноги.

— Это точно, — согласился Леон, и тут подошёл капитан Рамирес. Сержант встал и доложил капитану о случившемся.

— Капитан, — обратился к Рамиресу Чавез, когда Леон кончил. — Мы все очень устали. Было бы неплохо найти место и передохнуть.

— Да, он прав, — поддержал Гуэрра.

— Но ведь нас преследуют.

— Вот уже два часа они не подают признаков жизни. Вон тот холмик кажется мне неплохим местом для отдыха. — Сержант понимал, что слишком давит на капитана, но наконец тот сдался:

— Хорошо, разместите на этом холмике людей. Установите охрану по периметру и два сторожевых поста. Постараемся отдохнуть до заката, а потом я попробую выйти на связь и запросить помощь.

— Слушаюсь, капитан. — Гуэрра принялся за размещение солдат. Чавез сразу пошёл прочёсывать окрестности, а все остальные стали располагаться на бивуак, только на этот раз бивуак был не ночным, а дневным, и проведут они здесь не ночь, а день.

— Боже милосердный, — потрясение выдохнул Райан. Было четыре часа утра, и он не заснул только благодаря бесчисленным чашкам кофе и чувству страха. Он и раньше немало узнал о Центральном разведывательном управлении. Но такое..

Первое, что надо сделать... а что надо сделать прежде всего?

Поспать хотя бы пару часов, подумай он. Джек поднял трубку и позвонил в Лэнгли. Там всегда находилась смена дежурных во главе со старшим офицером.

— Говорит доктор Райан. Я приеду попозже, не с самого утра. У меня, по-видимому, расстройство желудка — съел что-то несвежее. Тошнило всю ночь... нет, не беспокойтесь, вроде прошло, но мне нужно выспаться. Не присылайте машину — я завтра приеду сам — то есть сегодня, — поправился он. — Да, совершенно верно. Спасибо. До свидания.

Джек оставил жене записку на холодильнике и лёг спать в комнате для гостей, чтобы не разбудить Кэти.

Передать сообщение не составило для Кортеса ни малейшего труда. Такая задача оказалась бы не по силам любому другому, но не ему. Поступив на службу в картель, он первым делом обзавёлся номерами некоторых телефонов в Вашингтоне, округ Колумбия. Раздобыть список оказалось довольно просто. Ему понадобилось, как и при решении любой проблемы, всего лишь найти человека, имеющего доступ к интересующей его информации. Тут Кортесу не было равных. После того как список оказался у него в руках — Кортес заплатил за список десять тысяч долларов и счёл, что нашёл деньгам отличное применение, причём даже не своим, а наркомафии, — оставалось познакомиться с режимом дня людей, которым принадлежали эти номера. В этом заключалась немалая опасность. Человек, с которым хотелось связаться Кортесу, мог отсутствовать, что влекло за собой риск разоблачения, однако, если предварить текст фразой «только для адресата», это сразу отпугнёт большинство любопытных. Секретари таких людей относились, как правило, к числу дисциплинированных сотрудников и рисковали работой, если начинали проявлять излишнее любопытство.

Но процесс передачи сообщения намного облегчали достижения современной технологии, а именно наличие телефакса. Обладание телефаксом свидетельствовало о видном положении, равно как и прямая телефонная линия в обход секретаря; это особенно импонировало тем, кто стремился продемонстрировать свою значимость.

Прямая телефонная линия и телефакс объединялись в единое целое Приехав в свой офис в Медельине, Кортес сам напечатал текст. Он знал, как выглядят американские правительственные сообщения, и сделал всё возможное, чтобы напечатанный им текст походил на американский. Сначала шла фраза «ТОЛЬКО ДЛЯ АДРЕСАТА — НИМБУС», имя пославшего факс в графе «Отправитель» было вымышленным, зато имя адресата — подлинным, и это сразу привлечёт его внимание. Сам текст был кратким, содержательным, в нём указывался и зашифрованный адрес отправителя. Какова будет реакция адресата? Трудно сказать. Однако и здесь шансы, по мнению Кортеса, были достаточно велики. Он вложил лист бумаги с текстом сообщения в свой телефакс, набрал соответствующий номер в Вашингтоне и принялся ждать. Всё остальное делалось автоматически. Как только послышался электронный призывный зов другого телефакса, текст сразу был передан. Кортес извлёк из аппарата оригинал и спрятал его в бумажник.

Услышав жужжание своего телефакса, печатающего текст сообщения, адресат, находящийся в Вашингтоне, удивлённо обернулся. Поступающее сообщение должно быть официальным, потому что лишь полдюжины людей знали номер этой прямой линии (ему и в голову не пришло, что номер известен и компьютеру телефонной компании). Он закончил работу, которой занимался, и протянул руку за переданным текстом.

Что за «Нимбус»? — удивился он. Кто бы ни скрывался за этим, тексту предшествовала фраза «Только для адресата», и потому он начал читать сообщение.

При этом он отхлебнул кофе — из третьей чашки, приготовленной за это утро.

Содержание оказалось настолько неожиданным, что он поперхнулся и закашлялся, так что кофе выплеснулся из чашки, к счастью, на стол, а не на брюки.

Кэти Райан всегда была пунктуальной. Телефон в комнате для гостей зазвонил ровно в половине девятого. Голова Джека дёрнулась на подушке, словно от удара током, и он тут же протянул руку к трубке.

— Алло?

— Доброе утро, Джек, — послышался приветливый голос жены. — Что это с тобой?

— Мне пришлось работать почти всю ночь. Ты взяла, что я просил?

— Да, но это...

— Я знаю, что там написано, крошка, — прервал её Джек. — Позвони, пожалуйста, прямо сейчас. Это очень важно.

Доктор Кэролайн Райан сразу поняла смысл этих слов.

— Хорошо, Джек. Как ты себя чувствуешь?

— Ужасно. Но все равно пора браться за дело.

— Мне тоже, милый. До свиданья.

— До свиданья. — Джек положил трубку и заставил себя подняться. Прежде всего нужно принять душ, решил он.

Кэти шла в операционное отделение, и нужно было торопиться. Она подняла трубку телефона и набрала номер прямой линии, связывающей больницу с Вашингтоном. Ей ответили после первого же звонка.

— Дэн Мюррей слушает.

— Дэн, это Кэти Райан.

— Доброе утро. Что я могу сделать для вас в столь прекрасный день, доктор?

— Джек просил передать, что приедет к тебе сразу после десяти. Он хочет, чтобы ты разрешил ему поставить машину во внутреннем дворе, и настоятельно просил ничего не говорить друзьям в соседней комнате. Я не знаю, что все это значит, но он сказал, чтобы я передала тебе именно это. — Кэти не знала, нужно ли принимать все всерьёз. Джек любил такие игры, которыми он занимался с людьми, имеющими высокую степень допуска. Самой Кэти такие игры казались глупыми, и сейчас она начала думать, что это какая-то шутка. Джек особенно любил подобные забавы, когда их участником был его приятель из ФБР.

— Хорошо, Кэти. Я приму меры.

— Вот и отлично. А сейчас мне пора в операционную — нужно заняться глазным яблоком одного бедняги. Передавай привет Лиз.

— Обязательно. Желаю удачи.

Мюррей положил трубку. На его лице появилось озадаченное выражение. Ничего не говорить «друзьям в соседней комнате». Эту фразу Мюррей впервые произнёс, когда оси встретились в больнице Св. Томаса в Лондоне. В то время Дэн был советником по юридическим вопросам при посольстве США на Гросвенор-сквер, а «друзьями в соседней комнате» он называл сотрудников ЦРУ.

Но ведь Райан был одним из шести руководителей Центрального разведывательного управления и, по-видимому, одним из трех, занимающих там самое влиятельное положение.

Что это за чертовщина?

— Н-да. — Он вызвал секретаршу и попросил её предупредить службу безопасности, чтобы те пропустили Райана во внутренний двор, расположенный под главным входом в здание Гувера. Если Джек хочет рассказать ему что-то, ну что ж, можно подождать.

Кларк приехал в Лэнгли в девять утра. У него не было пропуска — такие вещи не берёшь с собой, когда занимаешься оперативной работой, — и ему понадобилось прибегнуть к устному коду, чтобы въехать через ворота. Это показалось ему поистине таинственным и достойным конспираторов. Он поставил машину в месте, отведённом для посетителей, — в ЦРУ существовало и такое, — вошёл внутрь здания через главный вход и тут же свернул налево. Там он быстро получил карточку, похожую на гостевую, с помощью которой, однако, прошёл через дверь, контролируемую электронным устройством. Далее Кларк повернул направо, миновал фрески, напоминающие мазки грязи, нанесённые на стены каким-то огромным ребёнком, и подошёл к лифту. Относительно фресок у Кларка была своя теория: или роспись поручили художнику, согласившемуся на самую низкую оплату, или же скорее всего стены расписывал агент КГБ. В лифте он поднялся на седьмой этаж и прошёл по коридору к кабинетам руководства ЦРУ, у дверей которых проходит собственный коридор вдоль лицевой части здания. Он остановился перед столом секретарши заместителя директора по оперативным вопросам.

— Меня зовут Кларк. Мне нужно видеть мистера Риттера, — сказал он.

— Вы договаривались о встрече? — осведомилась секретарша.

— Нет, но мне кажется, что он захочет поговорить со мной, — вежливо ответил Кларк. Нет смысла обижать женщину. К тому же его с детства воспитали в духе уважения к слабому полу.

Секретарша подняла трубку телефона и сообщила о приходе мистера Кларка.

— Заходите, мистер Кларк, — улыбнулась она, положив трубку.

— Спасибо. — Он вошёл в кабинет и закрыл за собой дверь, которая была тяжёлой и звуконепроницаемой.

— Какого черта вы делаете здесь? — недовольно спросил заместитель директора ЦРУ.

— Необходимо сейчас же прекратить операцию «Речной пароход», — заявил Кларк без лишних слов. — Там все разваливается. Противник охотится за нашими парнями и...

— Да, я знаю. Мне сообщили об этом вчера поздно вечером. Послушайте, Кларк, я с самого начала не верил, что при проведении этой операции нам удастся избежать потерь. Одна из наших групп сильно пострадала тридцать шесть часов назад, но мы перехватили переговоры противника и знаем, что наши парни нанесли им куда более ощутимые потери, а затем расквитались и с другими, которые...

— Это был я, — прервал его Кларк.

— Что?! — удивился Риттер.

— Мы с Ларсоном отправились в горы вчера утром и встретились с тремя боевиками. Они только закончили грузить в машину трупы, вот я и решил, что им не стоит больше жить, — спокойно произнёс Кларк. Прошло очень много времени с тех пор, как кто-либо в ЦРУ говорил о подобных вещах.

— Боже мой, Джон! — Риттер был настолько изумлён, что даже не обрушился на Кларка, который рисковал собственной безопасностью, вмешавшись в проведение совершенно другой операции.

— Среди трупов я узнал одного из наших ребят, — продолжал Кларк. — Капитан Эмилио Рохас из армии США. Между прочим, он был отличным парнем.

— Мне очень жаль. Но никто не говорил, что операция — дело безопасное.

— Не сомневаюсь, что его семью успокоит это заявление, — если у него есть семья. Так вот, операция сорвалась. Необходимо спасать тех, кто ещё остался в живых. Как мы собираемся эвакуировать их оттуда? — спросил Кларк.

— Я занимаюсь этой проблемой. Мне необходимо обсудить её ещё кое с кем. Я не уверен, что он согласится.

— В этом случае, сэр, — Кларк внимательно посмотрел на своего босса, — постарайтесь изложить доводы в пользу немедленной эвакуации как можно убедительнее.

— Вы мне угрожаете? — тихо спросил Риттер.

— Нет, сэр, мне бы не хотелось, чтобы вы так истолковали мои слова. Просто информирую вас на основании своего опыта, что операцию следует немедленно приостановить. Ваша задача заключается в том, чтобы это поняли люди, распорядившиеся о её проведении. В случае, если вам не удастся убедить их в этом, настоятельно советую прекратить операцию без их согласия.

— Меня уволят за это, — заметил заместитель директора ЦРУ.

— После того как я опознал тело капитана Рохаса, я поджёг грузовик. На это у меня было две причины. Нужно было отвлечь внимание противника от преследования тех ребят, которые ещё остались в живых, и, кроме того, нужно было, разумеется, сделать невозможным опознание трупов. Никогда раньше мне не приходилось сжигать тело нашего офицера, но я вынужден был сделать это. Ларсон все ещё не знает, почему я поджёг грузовик. Он слишком молод, чтобы понять это.

А вот вы, сэр, не можете использовать молодость в качестве оправдания. Вы послали этих парней для участия в операции и несёте за них ответственность.

Если вы утверждаете, что ваша работа важнее жизни десятков солдат, я готов доказать, что вы ошибаетесь, сэр. — Кларк ни разу не изменил тон разговора, со стороны могло показаться, что два разумных человека обсуждают повседневные проблемы, но Боб Риттер впервые за очень долгое время почувствовал смертельную опасность.

— Между прочим, Джон, ваша попытка отвлечь противника от преследования оказалась успешной. Сейчас у противника сорок боевиков заняты поисками там, где нет наших солдат.

— Отлично. Это облегчит эвакуацию.

— Джон, вы не имеете права командовать мной.

— Сэр, вы ошибаетесь. Я вовсе не командую вами, а просто говорю, что следует предпринять. Вы уверяли меня, что операцией буду руководить я один.

— Речь шла об «Ответном ударе», а не об операции «Речной пароход».

— Сейчас не время заниматься семантикой, сэр. Если вы не эвакуируете этих ребят, погибнут многие — может быть, все. Ответственность за это ляжет на вас. Нельзя отправлять людей на проведение операции и отказывать им в поддержке. Вы знаете это.

— Да, вы правы, — произнёс Риттер после недолгого размышления. — Но осуществить это я один не смогу. Мне нужно известить о создавшемся положении вы знаете кого. Я беру это на себя. Мы вывезем их оттуда как можно быстрее.

— Отлично. — Кларк перевёл дыхание. Риттер — мужик себе на уме, часто проявляет поразительную хитрость в отношениях со своими подчинёнными, но слово держит всегда. К тому же заместитель директора ЦРУ по оперативным вопросам слишком умён, чтобы пытаться обмануть его. В этом Кларк не сомневался. Он чётко и недвусмысленно выразил свою точку зрения, и Риттер сразу понял, какими могут быть последствия.

— Как относительно Ларсона и его курьера?

— Я отозвал их обоих. Самолёт Ларсона в Панаме, а сам он — в отеле «Мэрриотт» недалеко отсюда. Между прочим, он превосходный оперативник, но действовать в Колумбии, по-видимому, больше не сможет. Я предложил бы дать обоим несколько недель отдыха.

— Я согласен. А что делать с вами?

— Если хотите, я готов отправиться обратно уже завтра. При эвакуации может понадобиться моя помощь.

— Видите ли, Джон, не исключено, что нам удалось выяснить местопребывание Кортеса.

— Неужели?

— А вы — первый, кому удалось его сфотографировать.

— Понятно. Только где? Ну конечно, это тот самый парень у дома Унтивероса, которому удалось чудом спастись?

— Да, это он. Его опознала женщина, которую он соблазнил. Кортес руководит боевиками, что охотятся за нашими солдатами, из крестьянского дома рядом с Ансермой.

— Тогда мне придётся взять с собой Ларсона.

— Думаете, такой риск оправдан?

— Захватить Кортеса? — Кларк задумался. — Пожалуй. Стоит попытаться. Что нам известно про его охрану?

— Ничего, — признался Риттер. — Мы узнали о том, где он примерно находится, из радиоперехвата. Было бы неплохо взять его живым. Ему известно очень многое, о чём нам хотелось бы узнать. Доставим его сюда и сможем предъявить ему обвинение в преступлении, которое карается смертной казнью.

Обвинение в убийстве.

Кларк кивнул. Ещё одним элементом шпионских романов была выдумка о том, что разведчики, захваченные противником, с радостью проглатывают ампулы с цианистым калием или идут на расстрел с улыбкой на лице и песней в сердце.

Действительность совсем не походила на шпионские романы. Люди смело смотрели в лицо смерти лишь в тех случаях, когда у них не было выхода. Уловка контрразведчиков заключалась в том, чтобы предоставить им такую альтернативу, при которой не требовался гений учёного-ракетчика, как говорилось в новейшем афоризме. Если им удастся схватить Кортеса и вывезти его в Соединённые Штаты, они смогут подвергнуть его самому обычному суду, который приговорит бывшего полковника к смертной казни — для этого потребуется всего лишь найти подходящего судью, а в вопросах национальной безопасности судья всегда имеет немалую свободу выбора, — и затем взяться за дело. Рано или поздно Кортес не выдержит, скорее всего, ещё до начала суда. Кортес вовсе не дурак и быстро поймёт, когда и как пойти на компромисс. Он уже один раз предал собственную страну. По сравнению с этим измена картелю — дело тривиальное.

— Мне понадобится несколько часов, чтобы все обдумать, — произнёс Кларк.

Райан повернул налево с Десятой улицы и въехал в проезд, что вёл к зданию Гувера. Впереди стояли охранники — как в форме, так и в штатском. У одного в руках был блокнот. Он подошёл к автомобилю.

— Меня зовут Джек Райан, и я приехал к Дэну Мюррею.

— Прошу предъявить удостоверение личности.

Джек достал свой пропуск в здание ЦРУ. Охранник сразу узнал его и дал знак другому охраннику. Тот нажал на кнопку, и массивный стальной барьер, перекрывающий въезд потенциальным самоубийцам с взрывчаткой внутри машин, лёг на асфальт. Райан миновал барьер и нашёл свободное место, чтобы поставить автомобиль. В вестибюле его встретил молодой сотрудник ФБР и передал ему пропуск, позволяющий проходить через двери, управляемые электронными устройствами. Сумей кто-то внедрить в электронную систему Вашингтона соответствующий компьютерный вирус, подумал Райан, и половина государственных служащих не сможет попасть на рабочие места. Впрочем, не исключено, что стране это только пойдёт на пользу.

Расположение кабинетов и коридоров внутри здания Гувера было совершенно необычным — лабиринт диагональных коридоров пересекался с коридорами, идущими под прямым углом. Для новичков найти нужную комнату здесь было труднее, чем в Пентагоне. Когда проводник подвёл Райана к приёмной Мюррея, Джек полностью потерял ориентировку. Дэн ждал его и сразу проводил в свой кабинет; Джек плотно прикрыл за собой дверь.

— Что-нибудь случилось? — спросил Мюррей. Райан положил кейс на стол и открыл его.

— Мне нужен совет.

— По какому вопросу?

— Это касается того, что является, по-видимому, незаконной операцией даже несколькими, если говорить честно.

— Насколько незаконной?

— Речь идёт об убийстве, — произнёс Джек, стараясь говорить без лишнего драматизма.

— Ты имеешь в виду взрывы бомб в Колумбии, заложенных в автомобили? — спросил Мюррей, останавливаясь у своего кресла.

— А ты следишь за тем, что происходит в мире, Дэн. Только это не бомбы в автомобилях.

— Вот как?

Дэн сел и задумался, прежде чем ответить. Он вспомнил, что происходящее являлось возмездием за гибель Эмиля и остальных американцев.

— Чем бы они ни были, законодательство по этому вопросу весьма запутанно.

Запрещение убивать во время проведения тайных операций основывается на президентском приказе. Стоит ему написать «за исключением данного случая», и всё становится законным или почти законным. Закон, регулирующий этот вопрос, какой-то странный. Он более любого другого закона исходит из положений конституции, а конституция всякий раз, когда это требуется, сформулирована расплывчато и неопределённо.

— Да, я знаю. Но эти операции стали незаконными потому, что меня заставили предоставить конгрессу неверную информацию. Если бы о происходящем знали те, кому поручен надзор за проведением таких операций, это не было бы убийством.

Напротив, все превратилось бы а должным образом сформулированную государственную политику. Более того, насколько я понимаю законодательство, это не было бы убийством даже в том случае, если бы мы сначала совершили его, а уже потом сообщили конгрессу, потому что нам предоставляется время для осуществления операции, если лица, ответственные за осуществление надзора, находятся вне нашей досягаемости. Но когда директор ЦРУ приказывает мне предоставить членам конгресса ложные сведения, это превращается в убийство, потому что мы нарушаем действующие законы. Но это всё-таки благоприятные новости, Дэн.

— Продолжай.

— Плохие новости заключаются в том, что о происходящем знают слишком многие. Если сведения об операции вырвутся наружу, пострадают парни, которых мы послали для участия в ней. Пока я не буду говорить о политических аспектах всего этого, только добавлю, что их немало. Дэн, я не знаю, что делать.

Оценка происходящего, сделанная Райаном, была, как всегда, точной. И всё-таки он допустил одну ошибку — Райан не знал, в чём. заключаются по-настоящему плохие новости.

Мюррей улыбнулся — не потому, что ему было весело, просто его друг нуждался в этом.

— Почему ты считаешь, что я знаю это?

Райан почувствовал, что напряжение начинает исчезать.

— Видишь ли, я мог бы обратиться к священнику и спросить его совета, но священники не имеют необходимого допуска для работы с совершенно секретными сведениями. А вот у тебя такой допуск есть, и ФБР является организацией, лишь немного уступающей священникам в праве на исповедь, правда? — Это была шутка, смысл которой известен лишь им двоим. Оба являлись выпускниками Бостонского колледжа.

— Откуда осуществляется руководство операцией?

— Сам попробуй догадаться. Но не из Лэнгли, по крайней мере не полностью. Ею руководят из места, что ровно в шести кварталах отсюда — и на этой же улице,

— Выходит, я даже не смогу обратиться к министру юстиции.

— Это верно. Ведь министр юстиции может сообщить о разговоре своему боссу, не так ли?

— Значит, у меня будут неприятности с чиновниками, — благодушно заметил Мюррей.

— Скажи, неужели государственная служба стоит всего этого? — мрачно спросил Джек. Он чувствовал, как его снова охватывает уныние. — Чёрт возьми, может быть, мы вместе уйдём в отставку. Есть ли человек, которому ты доверяешь?

Это был вопрос, на который Мюррей мог ответить не задумываясь:

— Билл Шоу. — Дэн встал. — Пошли, поговорим с ним.

«Замкнутая система управления» — один из терминов вычислительной техники, перенесённый затем на общество. Под ним подразумевается система управления с замкнутым посредством обратной связи контуром передачи воздействий. В социальном плане она включает происходящие события, и люди, их вызывающие, и представляют собой цикл действий или решений, существующий независимо от окружающих обстоятельств. В любом правительстве существует практически неограниченное количество таких замкнутых систем, причём каждая из них определяется своими собственными правилами, понятными для игроков. В течение нескольких следующих часов была создана ещё одна такая система. В неё входили несколько избранных сотрудников ФБР, но не был включён министр юстиции, которому ФБР подчиняется. Кроме того, её участниками стали агенты Секретной службы, хотя и в этом случае их босс, министр финансов, не удостоился такой чести. Расследования подобного рода заключались обычно в изучении документов и анализе, и Мюррей, которому поручили возглавить эту группу, с удивлением увидел, что один из тех, к действиям которого он проявлял интерес, начал неожиданно быстро передвигаться. Изумление Мюррея ничуть не уменьшилось после того, как он узнал, что «объект» выехал на базу ВВС Эндрюз.

К тому времени Райан вернулся к себе в кабинет, несколько осунувшийся, по мнению сотрудников, однако все знали, что прошлой ночью он плохо себя чувствовал. По-видимому, съел что-то, не пришедшееся по вкусу его желудку.

Теперь Джек знал, что ему следует предпринять: ничего. Риттер уехал, а судья Мур все ещё не вернулся. Ничего не делать оказалось непросто. Ещё труднее было заниматься делами, которые сейчас мало что значили. И всё-таки Джек чувствовал себя лучше. Теперь этой проблемой занимались другие. Он не знал, что лучше чувствовать себя из-за этого не следовало.