Те, кто знает таких людей, часто относятся к ним с уважением. Таким образом, утрата такого статуса наносит вред бывшему революционеру. Теперь ему приходится зарабатывать на жизнь, сидя за рулем грузовика или еще каким-то образом.

— Иными словами, как это случилось с тобой, когда КГБ уволил тебя по сокращению штатов, — высказал свое мнение Хенриксен.

Увы, к несчастью, Попову пришлось согласиться, хотя опять пострадало его «израненное» самолюбие.

— В определенном смысле, да. Будучи оперативником Комитета Государственной Безопасности, у меня был статус и положение, которого лишь немногие достигали в Советском Союзе, и утрата этого имела для меня большее значение, чем утрата моего скромного жалованья. То же самое относится и к ирландским марксистам. Таким образом, у них есть две причины для продолжения беспорядков: их политические идеологические убеждения и стремление к личному признанию общественностью. Они не желают быть просто шоферами или тупыми британскими «работягами».

— Ты знаком с такими людьми? — задал прямой вопрос Хенриксен.

— Да, я, наверно, смогу установить контакт с некоторыми из них. Мне довелось встречать многих в долине Бекаа в Ливане, где они готовились вместе с другими «прогрессивными элементами». Иногда я ездил в Ирландию, чтобы передать указания и деньги для поддержки их деятельности. Проводимые ими операции отвлекали значительную часть британской армии, и потому ирландцы заслуживали нашу поддержку, поскольку понижали боеготовность одного из главных врагов — члена НАТО. — Попов окончил свои рассуждения и посмотрел на других мужчин, присутствующих в комнате. — Что вы хотите от них?

— Вопрос заключается не в том, что мы хотим от них, а в том — как? — сказал Билл русскому. — Ты знаешь, когда я служил в Бюро, мы всегда говорили, что ИРА состоит из самых лучших террористов в мире — преданных своему делу, умных и совершенно беспощадных.

— Я, пожалуй, соглашусь с такой оценкой. Они блестяще организованы, идеологически подготовлены и готовы предпринять практически что угодно, если результатом будет настоящий политический успех.

— Как отнесутся они к такой миссии?

— Что это за миссия? — спросил Дмитрий, и тогда Билл объяснил свою концепцию операции. Русский внимательно и вежливо выслушал его, перед тем как ответить. Это понравится им, но размах и сопутствующие опасности очень велики.

— Что им потребуется для осуществления такой операции?

— Деньги и другая поддержка, оружие, взрывчатка — все, что им нужно для проведения операции. Происходящая в настоящее время борьба между фракциями оказывает влияние на организацию снабжения. Нет сомнения в том, что фракция, стремящаяся к миру, старается контролировать деятельность фракции, настаивающей на продолжении борьбы, просто ограничивая их доступ к оружию. Без этого они не могут предпринять реальных операций и, следовательно, не в состоянии повысить свой престиж. Таким образом, если вы дадите им материальную возможность проводить операции, они весьма серьезно выслушают ваше предложение.

— Деньги?

— Деньги позволяют человеку покупать вещи. Фракции, с которыми мы будем иметь дело, скорее всего, отрезаны от обычных источников финансирования.

— Которыми являются? — спросил Брайтлинг.

— Питейные заведения и то, что вы называете «протекционистским рэкетом», а у нас это зовут «крышеванием», верно?

— Точно, — подтвердил Хенриксен и кивнул. — Именно так они получают деньги, и этот источник контролируется, наверно, фракциями мира.

— Тогда, по вашему мнению, Дмитрий, сколько денег им потребуется?

— Я бы сказал, по меньшей мере несколько миллионов долларов.

— Вам следует проявить максимальную осторожность, отмывая их, — предупредил своего босса Билл.

— Пять миллионов долларов?

— Думаю, этого будет достаточно, — сказал Попов после секундного размышления, — плюс психологическая привлекательность нападения на зверя так близко к его логову. Но я не могу ничего обещать. Эти люди сами принимают решения, руководствуясь собственными соображениями.

— Насколько скоро вы сможете организовать встречу с ними?

— Через два, может быть, через три дня после того, как я приеду в Ирландию, — ответил Попов.

— Покупайте билеты, — решительно сказал Брайтлинг.

— Один из них заговорил, перед тем как уехал на задание, — сказал Тауни. — Его звали Рене. Уезжая в Испанию, он говорил со своей подругой. Ее замучила совесть, и она сама пришла в полицию. Французы допросили ее вчера.

— И что она рассказала? — спросил Кларк.

— Что целью операции было освобождение Карлоса, но он ничего не сказал ей о том, кто поручил ему проведение этой операции. Честно говоря, он вообще мало о чем говорил, хотя в ходе допроса было упомянуто имя еще одного участника операции, или, по крайней мере, так считают наши французские коллеги. Сейчас они проверяют это имя. Женщина, о которой идет речь, — ну он и она были друзьями, любовниками в течение некоторого времени, и он, наверно, доверял ей. Она пришла в полицию по своей собственной инициативе из-за убитого голландского ребенка. Парижские газеты описали убийство очень подробно и красочно, и это, по-видимому, встревожило ее совесть. Она рассказала полиции, что пыталась отговорить его от участия в операции, — я не уверен, что верю этому, — и тогда он сказал ей, что думает. По-видимому, он не говорил о подробностях, но французы считают, что кто-то, может быть, отказался от участия в операции. Сейчас они опрашивают обычных подозреваемых и пытаются разговорить их. Может быть, им удастся узнать что-нибудь, — закончил Тауни, не скрывая надежды.

— Это все? — спросил Кларк.

— Вообще-то совсем немало, — заметил Питер Ковингтон. — Это гораздо больше, чем мы знали вчера, и дает возможность нашим французским друзьям расследовать дополнительные сведения, о которых им стало известно.

— Может быть, — согласился Чавез. — Но почему они взялись за операцию? Кто убедил этих ублюдков приняться за нее?

— Известно что-нибудь о двух других инцидентах? — задал вопрос Кларк.

— Ни единого звука, — ответил Тауни. — Немцы покопались во всех кустах. Было замечено, что автомобили приезжали и отъезжали от дома Фюрхтнера/Дортмунд, но она была художницей, и это вполне могли быть покупатели ее картин. В любом случае, не известны ни марки автомобилей, ни их номерные знаки. Это дело закрыто, если только кто-нибудь не войдет в полицейский участок и не сделает заявление.

— Известные сообщники? — спросил Ковингтон.

— Все допрошены, но никаких результатов. Ганс и Петра никогда не отличались разговорчивостью. То же самое относится к Моделю и к Гуттенаху. — Тауни махнул рукой в разочаровании.

— Он где-то здесь, Джон, — сказал Чавез. — Я чувствую это.

— Согласен, — кивнул Ковингтон. — Но фокус заключается в том, чтобы он попал к нам в руки.

Кларк сердито нахмурился, но он тоже знал правила еще с того времени, когда занимался оперативной деятельностью. Вы хотите получить информацию, но простое желание никогда не приводит к ее появлению. Подобная информация приходит к вам, когда она сама решает прийти. Это так просто и сводит с ума, особенно когда вы знаете, что она вот здесь, совсем рядом, а вы нуждаетесь в ней. Получив самую незначительную информацию, «Радуга» могла обратиться в какое-нибудь национальное полицейское агентство, направить его в нужном направлении, арестовать одного человека или нескольких и поджаривать их на медленном огне до тех пор, пока они не расскажут то, что нужно «Радуге». Лучше всего, чтобы это оказались французы или немцы, — ни в одной из этих стран нет юридических ограничений, которые налагает на свою полицию Британия и Америка. Так, однако, не следует думать, и ФБР обычно ухитряется расколоть подозреваемых, хотя и обращается со всеми преступниками в «белых перчатках». Даже террористы, захваченные ФБР, обычно рассказывали все, что им было известно, — ну, разумеется, если это не ирландцы, вспомнил Джон. Некоторые из этих подонков отказываются произносить единое слово, не говоря уж о своих именах. Ну что ж, существуют способы сломить такую степень упрямства. Они заключаются в том, чтобы поговорить с ними вне пределов полицейских участков, вдохнуть в них страх божий, ну и, конечно, применить боль. Обычно это действовало, — по своему опыту Джон Кларк знал, что это действует всегда. Но сначала нужно было найти, с кем говорить. Это самое трудное.

Будучи оперативником ЦРУ, он часто бывал в отдаленных опасных местах, где намечалось проведение операции, и вдруг приходило сообщение, что операция отменяется или, что еще хуже, откладывается из-за того, что отсутствует или утеряна важнейшая часть информации. Он видел, как по этой причине погибли трое мужчин и одна женщина, в четырех различных странах, все за железным занавесом. Четыре человека, лица которых он не забудет никогда, потеряны, убиты в соответствии с решением суда своими родными странами. Их борьба против тирании оказалась, в конечном итоге, успешной, но они не дожили до этого времени и не увидели торжества своих бесстрашных усилий. Совесть Кларка мучительно страдала от того, что он помнил каждого из них, и по этой причине он научился ненавидеть людей, владеющих нужной для него информацией, но не способных передать ее вовремя. Как это происходит сейчас. Динг прав. Кто-то вызывает этих зверей из своих берлог, и Кларк хочет знать имя этого человека. Стоит им обнаружить его или ее, и у них в руках окажется список имен и телефонных номеров и адресов. Получив его, европейские полицейские агентства сметут их в огромный мешок, и это положит конец значительной части террористической опасности, все еще нависшей над Европой. А это чертовски лучше, чем посылать своих людей на операции с заряженным оружием.

Попов уложил чемоданы. Русский сказал себе, что стал в этом настоящим экспертом и научился укладывать рубашки так, что он доставал их из чемоданов без единой морщинки.

За все время пребывания в КГБ Попов так и не научился этому. Возможно, это объяснялось тем, что теперь рубашки более высокого качества, более дорогие, и он лучше ухаживает за ними. Чемоданы, однако, все-таки отражали его предыдущую профессию, в них находились потайные карманы и отделения, в которых он держал свои «запасные» документы. Теперь он всегда возил их с собой. Если весь этот проект рухнет под своей тяжестью, Попов надеялся исчезнуть, не оставив за собой никаких следов, его три неиспользованных комплекта документов должны помочь в этом. В самом крайнем случае он появится в своем бернском банке, снимет деньги со счета и растает в России, хотя у него были и другие планы на будущее...

Однако он беспокоился, что жадность может затемнять его мышление. Пять миллионов долларов. Если он сможет положить их в банк на свой счет, тогда в его распоряжении будут ресурсы, позволяющие ему вести комфортабельную жизнь до самой смерти практически в любом выбранном им месте мира, особенно, если разумно распорядиться деньгами. Но как обмануть ИРА и украсть деньги, выделенные для них? Ничего, это может оказаться не так уж и трудно. Тут его глаза закрылись, и он опять спросил себя о жадности. А вдруг и впрямь она затемняет его оперативное мышление? Неужели он рискует без крайней необходимости, увлеченный мечтой об огромной сумме денег? Трудно быть объективным, рассматривая собственные мотивации. Не менее трудно, чем быть теперь свободным человеком, а не одним из тысяч оперативников Комитета Государственной Безопасности, где приходилось отчитываться за каждый потраченный доллар, фунт или рубль перед бухгалтерами в доме № 2 на площади Дзержинского, людям, полностью лишенным чувства юмора в этом поразительно бесчувственном государственном механизме.

Жадность, думал с беспокойством Попов. Ему придется пока отложить в сторону весь этот вопрос. Ему нужно вести себя как положено профессионалу, которым он был всю жизнь, быть осторожным и осмотрительным на каждом шагу, в противном случае он будет захвачен вражескими контрразведывательными службами или даже людьми, с которыми он собирается встречаться. Временное крыло Ирландской республиканской армии было еще беспощаднее, чем любая террористическая организация в мире. Хотя его члены могут казаться веселыми и дружески настроенными парнями за кружкой пива — в манере пить они очень напоминали русских, — они убивали своих врагов как внутри организации, так и за ее пределами, с таким же отсутствием жалости и равнодушием, как медицинский персонал убивает своих подопытных крыс Тем не менее они могут быть исключительно преданными. По сути дела, их действия были легко предсказуемыми, что являлось удобным для Попова. И он знал, как вести с ними дела. Он делал это в прошлом довольно часто, как в Ирландии, так и долине Бекаа. Просто нужно не позволить им распознать его желание положить на свой счет деньги, предназначенные им.

Закончив с чемоданами, Попов отнес их к лифту, затем спустился на уровень улицы, где швейцар его дома вызвал такси, которое отвезет русского в аэропорт Ла-Гардия. Там он поднимется на борт шаттла, прилетит в международный аэропорт Логан в Бостоне и оттуда на авиалайнере «Боинг-747» ирландской компании «Аэро Лингус» отправится в Дублин. Помимо всего прочего, работа Попова на Брайтлинга позволила ему накопить огромное количество бонусных миль «частого путешественника», но, поскольку он летал на самолетах самых разных авиакомпаний, это не принесло никакой пользы. Он всегда путешествовал в первом классе, что не допускалось в КГБ, подумал Дмитрий Аркадьевич со скрытой улыбкой, сидя на заднем сиденье такси. Все, что от него требуется, напомнил он себе, это осуществить честную сделку с ИРА. Если возникнет возможность украсть деньги, он воспользуется ею. Одно он знал совершенно точно: они с радостью ухватятся за предоставившуюся возможность. Она была слишком хороша, чтобы упустить ее, и, помимо всего прочего, ИРА обладала страстным желанием проявить себя с блеском.

Специальный агент Патрик О'Коннор прочитал информацию, переданную по факсу из Нью-Йорка. Самым трудным в расследовании киднепинга был фактор времени. Ни одно следствие не шло достаточно быстро, но хуже всего дело обстояло с киднепингом, потому что вы знаете, что где-то находится реальный человек, чья жизнь зависит от вашей способности получить информацию, и на основании ее принять меры, прежде чем похититель решит покончить со своей мерзкой игрой, убить жертву, находящуюся в его руках, и похитить другую. Похитить другую? Да, вероятно, потому что не поступило требования о выплате выкупа, а это означало, что преступник, схвативший Мэри Баннистер прямо на улице, не собирался возвращать ее обратно. Нет, он пользовался ею как игрушкой, почти несомненно для удовлетворения своих сексуальных потребностей, до тех пор пока она не надоест ему. Тогда он, скорее всего, убьет девушку. Таким образом, О'Коннору казалось, что он принимает участие в гонке, только он не видел, по какой трассе мчится, стараясь опередить секундомер, находящийся в руке кого-то другого. У него был список местных друзей и компаньонов Мэри Баннистер, и он разослал своих людей — мужчин и женщин — по адресам, надеясь узнать имя или телефонный номер, который приведет его к следующему этапу расследования... но, возможно, и не приведет, подумал он. Это произошло в Нью-Йорке. Молодая женщина поехала туда в поисках счастья среди ярких городских огней, как это делали до нее так много других. И многие нашли то, что искали. Но вот эта девушка, из окраины Гэри, Индиана, отправилась в Нью-Йорк, не зная, что значит жить в большом городе, не обладая искусством самозащиты, без чего не обойтись в городе с восьмимиллионным населением... и сейчас она, возможно, уже мертва, тихо признался себе О'Коннор, убита неизвестным чудовищем, схватившим ее на улице. Но он не мог сделать абсолютно ничего, разве что найти, опознать, арестовать и обвинить поганого урода. Это поможет спасти других, но не будет иметь никакого значения для жертвы, чье имя виднелось на обложке файла у него на столе. Ничего не поделаешь, это одна из проблем полицейского. Ты не можешь спасти всех, зато пытаешься отомстить за их смерть, и это имеет для него большое значение, сказал себе агент, вставая из-за стола и надевая пальто, чтобы ехать домой.

Чавез выпил несколько глотков своего «Гиннесса» и посмотрел вокруг себя в клубе. Орел Легиона висел на стене напротив бара, люди нередко подходили к нему и прикасались в знак уважения. Трое солдат из его Группы-2 сидели за столом, пили свое пиво и разговаривали о чем-то с двумя солдатами из группы Ковингтона. Телевизор был включен — передавали чемпионат по крикету, — с удивлением заметил Чавез. Неужели это событие национального масштаба? Затем изображение сменилось, стали передавать новости и метеосводку.

Опять понесут про Эль Ниньо, фыркнул Динг. Раньше это называлось просто погодой, но потом какой-то проклятый океанограф открыл, что смешение холодной и теплой воды у берегов Южной Америки меняется каждые несколько лет, и, когда это происходит, мировой климат немного меняется здесь и там. Средства массовой информации радостно вцепились в это, получив, наконец, новое название событий, которые они по неграмотности не могли объяснить. Теперь они утверждают, что современное истолкование «эффекта Эль Ниньо» несет ответственность за необычно жаркую погоду в Австралии.

— Мистер К., вам достаточно много лет, чтобы помнить. Что они говорили до этого дерьма?

— Они называли это необычно жаркой, холодной или свойственной времени года погодой, пытались сказать вам, какой день будет завтра — жаркий, холодный, солнечный или дождливый, а потом сообщали счет бейсбольных матчей. — Причем, говоря о погоде, предсказывали ее со значительно меньшей точностью, подумал Кларк, но промолчал. — Как дела у Пэтси?

— Еще пара недель, Джон. Она держится очень хорошо, но все время жалуется, что ее живот становится таким большим. — Он посмотрел на часы. — Должна вернуться домой через тридцать минут. У нее та же смена, как и у Сэнди.

— Спит хорошо? — продолжал Джон.

— Да, только немного беспокойно, когда маленький хомбре[26] начинает ворочаться, но она получает все, что ей нужно. Не волнуйся, Джон. Я хорошо забочусь о ней. Ты как, предвкушаешь, что станешь дедушкой?

Кларк отпил из своей третьей пинты за вечер.

— Полагаю, что это еще одна веха на пути к смерти. — Затем он засмеялся. — Да, Доминго, предвкушаю. — Я чертовски избалую маленького негодяя, а затем просто верну его родителям, когда он начнет плакать. — А ты готов стать отцом?

— Думаю, что как-нибудь справлюсь. Это действительно трудно? Ты ведь был отцом.

Кларк игнорировал скрытый вызов.

— Через несколько недель мы собираемся послать группу в Австралию.

— Зачем? — спросил Чавез.

— Австралийцы немного обеспокоены по поводу Олимпийских игр, а мы выглядим очень привлекательно из-за всех операций, которые провели. Так что они попросили прислать кого-нибудь из нас, чтобы осмотреться и обсудить проблемы с их SAS.

— Эти парни действительно хороши?

Кларк кивнул.

— Так мне говорили, но ведь не повредит узнать постороннее мнение, правда?

— Кто полетит в Австралию?

— Я еще не принял решения. У них уже есть договор с консультативной компанией «Глобал Секьюрити, Инк.». Ее директором является бывший сотрудник ФБР.

Нунэн знает его. Хенриксен, что-то вроде этого.

— А разве там был хотя бы один террористический инцидент? — спросил Доминго.

— Насколько я знаю, ничего крупного, но ты, наверно, не помнишь Мюнхен, 1972 год, или как?

Чавез покачал головой.

— Только то, что читал об этом. Германские копы, насколько я помню из того, что читал, натворили там черт знает что, — полностью сорвали операцию по спасению израильских заложников.

— Да, похоже на это. Никто не говорил им, что придется встретить таких ублюдков. Теперь мы хорошо знакомы с этим, правда? После Мюнхена у немцев появилась GSG-9, и эти ребята здорово подготовлены.

— Как случай с «Титаником», верно? Теперь на кораблях достаточно спасательных шлюпок, потому что у «Титаника» их не хватило.

Джон кивнул, соглашаясь.

— Вот так все и происходит. Нужен жестокий урок, чтобы заставить людей научиться делать что-то, сынок. — Он поставил на стол свою пустую кружку.

— О'кей, но тогда почему преступники никогда не извлекают уроки? — спросил Чавез, заканчивая свою вторую кружку за вечер. — Мы преподали им несколько жестоких уроков, не так ли? Но ты ведь не считаешь, что нам пора сворачивать палатки, верно?

Нет, не считаешь, мистер К. Они все еще где-то там и не собираются уходить на пенсию. Они не учатся ничему, вот и все.

— Зато я, черт побери, извлекаю из этого уроки. Может быть, они просто глупее нас.

— Поговори с Беллоу, — предложил Кларк.

— Пожалуй, я так и сделаю.

Попов засыпал. Океан далеко внизу под авиалайнером 747 «Аэро Лингус» был теперь темным, и его мысли намного опережали авиалайнер, пытаясь вспомнить лица и голоса из прошлого, думая, а не стал ли его контакт осведомителем британской секретной службы, что обречет его на опознание и возможный арест. Скорее всего, нет. Они казались преданными своим идеалам, но нельзя быть уверенным. Люди превращались в предателей по самым разным причинам. Попов хорошо знал это. Он сам помог многим изменить своим идеалам, предать свои страны, часто за небольшие суммы в наличных. Насколько проще предать иностранца-атеиста, который обеспечивал их двусмысленной поддержкой? Что, если его контакты осознали тщетность своей борьбы? Ирландия не станет марксистским государством, несмотря на все их пожелания. Список таких стран стал теперь очень коротким, хотя находились ученые во всем мире, которые по-прежнему придерживались учения Маркса — Энгельса, и даже Ленина. Дураки. Были даже такие, которые утверждали, что коммунизм пытались построить не в той стране, что Россия была слишком отсталой, чтобы осуществить эти великолепные идеи.

Этого было достаточно, чтобы на лице Попова появилась ироническая улыбка. Он покачал головой. Когда-то он состоял в организации, которая называлась «Мечом и Щитом Партии». Он закончил академию, посещал все политические занятия, узнал ответы на все неизбежные вопросы и проявил достаточную сообразительность, чтобы в точности написать то, что хотели услышать его инструкторы. Таким образом, он получил высокие оценки и завоевал уважение своих менторов, из которых мало кто верил в этот бред, подобно ему, но никто не решался высказать вслух свои подлинные мысли. Поразительно, как долго прожила эта ложь, и, честно говоря, Попов помнил свое изумление, когда красный флаг спустили со своего древка над главным зданием Кремля. По-видимому, ничто не живет так долго, как извращенные идеи.