Слово «камуфляж», означающее обман или заблуждение, является французским по происхождению. Вообще-то ему следовало бы быть русским, потому что именно русские были лучшими в мире экспертами в этом военном искусстве. Помещения, где находились настоящие танки, составляющие основу теоретической армии Бондаренко, были замаскированы настолько искусно, что только их экипажи могли найти их. Значительная часть этих помещений даже сумела ускользнуть от всевидящих глаз американских разведывательных спутников, которые годами пытались обнаружить их местонахождение. Даже дороги, ведущие к этим складам, были раскрашены в маскировочные краски, или на них росли фальшивые ели. Это был ещё один урок Второй мировой войны, когда Советская армия так часто вводила в заблуждение германские войска, что возникал вопрос, зачем вермахту такое количество офицеров-разведчиков, если их все время обманывают.
— Сейчас мы занимаемся рассылкой повесток о призыве на службу, — ответил полковник Алиев. — Если нам повезёт, половина повесток найдёт адресатов, которые когда-то служили в армии. Было бы лучше объявить об этом по средствам массовой информации.
— Нет, — ответил Бондаренко. — Нам нужно скрыть от китайцев, что мы готовимся к обороне. А как относительно офицеров?
— Для резервных частей? У нас сколько угодно лейтенантов и капитанов, но нет рядовых и сержантов, которыми они могли бы командовать. Думаю, что мы могли бы сформировать целый полк из младших офицеров для управления танками, — сухо заметил Алиев.
— Ну что ж, такой полк мог бы проявить себя с лучшей стороны, — согласился генерал с лёгкой улыбкой. — Насколько быстро могут прибыть резервные формирования?
— Письма с повестками уже готовы и проштемпелёваны. Они должны прибыть к адресатам через три дня.
— Отправьте их немедленно. Займись этим сам, Андрей, — приказал Бондаренко.
— Будет исполнено, товарищ генерал. — Затем он сделал паузу. — Как вы относитесь к этому делу с НАТО?
— Если они окажут нам помощь, то я поддерживаю решение президента. Мне бы хотелось командовать американскими самолётами. Помню, как эти птички проявили себя в Ираке. На Амуре китайцы построят много переправ, и американские лётчики легко уничтожат их.
— А их наземные части?
— Не надо недооценивать их. Я видел американцев во время учений и управлял некоторыми их танками и бронемашинами. Их снаряжение великолепно, и солдаты знают, как пользоваться ими. Одна рота американских танков под умелым руководством и с хорошей поддержкой может сдерживать целый бронетанковый полк. Не забывай, что они сделали с армией Объединённой Исламской Республики. Два бронетанковых полка американской армии и бригада резервистов сокрушили два тяжёлых корпуса, словно это было учение на столе с песком. Вот почему я хочу усилить темп нашей подготовки. Наши люди ничем не уступают их солдатам, Андрей Петрович, а вот их подготовка — лучшая, которую мне приходилось видеть. Прибавь это к их снаряжению, и ты увидишь, в чём заключается преимущество американских танкистов.
— А их командиры?
— Хорошие, но не лучше наших. Черт побери, ведь они постоянно копируют нашу доктрину. Я бросил им вызов прямо в лицо, и они сразу признали, что восхищаются нашим оперативным мышлением. Но они лучше пользуются нашей доктриной, потому что лучше готовят своих солдат.
— Они могут лучше готовить своих солдат, потому что у них больше денег.
— В этом все дело. Они не заставляют командиров танков красить бордюры вокруг места стоянки машин, как это делаем мы, — угрюмо заметил Бондаренко. Он только что начал менять подобную ситуацию, но «от только что начал» ещё очень далеко до «завершил преобразование». — Отправь письма с повестками как можно быстрее и не забудь, мы должны держать это в тайне. Иди. Мне нужно поговорить с Москвой.
— Слушаюсь, товарищ генерал. — Начальник оперативного отдела вышел из кабинета.
* * *
— Ты только посмотри! Вот это да! — таким был комментарий генерал-майора Диггза после просмотра передачи по телевидению.
— Невольно задумаешься, для чего создавали НАТО, — согласился полковник Мастертон.
— Дьюк, я рос, ожидая, что танки Т-72 вот-вот покатятся по Европе через долину Фулда, подобно тараканам на полу квартиры в Бронксе. Проклятье, теперь они наши друзья? — Он покачал головой, не веря собственным словам. — Я встречал несколько высокопоставленных русских военных вроде генерала Бондаренко, который теперь стоит во главе Дальневосточного округа. Он умный и серьёзный парень, настоящий профессионал. Был у меня в Форт-Ирвине. Схватывал все прямо на лету, подружился с Ал Хаммом и его «Чёрной Лошадью». Настоящий солдат, не хуже нас.
— Значит, сэр, он действительно готовит своих солдат?
И тут зазвонил телефон. Диггз поднял трубку.
— Генерал Диггз. О'кей, подключайте его… Доброе утро, сэр… Отлично, спасибо, и — да? Что вы сказали?.. Судя по всему, это весьма серьёзно… Да, сэр. Да, сэр, мы полностью готовы. Очень хорошо, сэр. До свиданья. — Он положил трубку. — Дьюк, хорошо, что ты сидишь.
— Что случилось?
— Это звонил Верховный главнокомандующий объединёнными силами НАТО в Европе. Нам отдан приказ приготовиться к погрузке на поезда и двигаться на восток.
— Куда на восток? — удивлённо спросил начальник оперативного отдела дивизии.
Может быть, незапланированное учение в Восточной Германии?
— Скорее всего в Россию, в её восточную часть. В Сибирь, наверно.
— Какого черта?
— Верховный главнокомандующий обеспокоен возможной войной между Россией и Китаем. Если война начнётся, нам придётся ехать на восток для поддержки Ивана.
— Какого черта? — снова удивился Мастертон.
— Он посылает сюда своего J-2 — начальника оперативного управления, чтобы проинструктировать нас относительно того, что ему сообщили из Вашингтона. Ожидается его прибытие через полчаса.
— Что ещё? Это задача НАТО?
— Он не сказал. Думаю, нам придётся подождать. В настоящий момент решено, только ты и штаб дивизии, мой адъютант и разведывательный отдел бригады будут присутствовать на инструктаже.
— Так точно, сэр, — сказал Мастертон, потому что это было всё, что он мог ответить.
* * *
Когда президент путешествует, ВВС посылает вдогонку несколько своих самолётов. Среди них были С-5В «Гэлакси». Этим транспортным самолётам на военно-морском флоте дали прозвище «Алюминиевое облако» из-за их огромного размера. Они могут нести внутри вместительного чрева танки. В данном случае, однако, они несли вертолёты VC-60, которые, хотя и больше танков по своим размерам, намного легче весом.
Вертолёт VC-60 является вариантом транспортно-десантного вертолёта «Чёрный ястреб» Сикорского, переоборудованного и предназначенного для высокопоставленных пассажиров. Его пилотом был полковник морской пехоты Дэн Мэллой, который провёл в кресле винтокрылой машины больше пяти тысяч часов. Его позывной был «Медведь».
Кэти Райан хорошо знала его. Обычно он летал с ней по утрам в больницу Джонса Хопкинса на таком же вертолёте. Рядом с ним сидел второй пилот, лейтенант, который выглядел неправдоподобно молодым для профессионального авиатора, и тут же находился старший сержант морской пехоты. Он следил за тем, чтобы все были пристёгнуты должным образом. Кэти была знакома с этой процедурой лучше Джека, не привыкшего к ремням, сдерживающим свободу его движений в вертолёте.
Если не считать этого, «Чёрный ястреб» летел великолепно, и его полет совсем не походил на ощущение, испытываемое при землетрясение, которое обычно досаждает вам во время полёта в винтокрылых машинах. На полет потребовался почти час. Президент надел наушники, защищавшие уши от грохота двигателей и одновременно обеспечивавшие его связью с пилотом. Весь воздушный транспорт в этом районе отсутствовал, даже коммерческие рейсы на аэродромах, мимо которых они пролетали, были временно приостановлены. Польское правительство беспокоилось о безопасности американского президента.
— Вот он, — послышался голос Мэллоя по интеркому. — В направлении на одиннадцать часов.
Вертолёт наклонился налево, чтобы дать возможность пассажирам посмотреть в плексигласовые иллюминаторы. Райан почувствовал внезапный холодок. Он увидел плохонькую железнодорожную станцию, здание, рядом с которым проходили две железнодорожные колеи, и ещё одну колею, уходящую через арку в сторону к другому зданию. В лагере было ещё несколько зданий, но главным образом виднелись бетонные основания, на которых когда-то стояло множество построек. Мысленно он увидел их по черно-белым кинофильмам, заснятым с самолёта, по-видимому русского, в конце Второй мировой войны. Он вспомнил, что эти здания напоминали складские помещения. Однако вместо товаров в них держали людей, хотя немцы, строившие здания, считали их не людьми, а паразитами, насекомыми или крысами, которых необходимо уничтожить эффективно и равнодушно, причём как можно быстрее.
И тут его охватила дрожь. Утро было прохладным, температура не выше 14 — 15 градусов Цельсия, подумал Джек, но его кожа казалась ещё холоднее. Вертолёт мягко коснулся земли, сержант отодвинул дверцу, и президент спустился на посадочную площадку, которая была недавно построена для этой цели. Официальный представитель польского правительства подошёл к нему, пожал руку и представился. Но Райан не обратил на это внимания, внезапно почувствовав себя туристом в аду. Чиновник, который был их гидом, проводил Райанов к автомобилю для короткой поездки к лагерю. Джек сел рядом с женой.
— Джек… — прошептала она.
— Да, — ответил он. — Да, детка, я знаю. — И больше он не произнёс ни единого слова, даже не прислушался к хорошо подготовленному комментарию польского гида.
«Arbeit Macht Frei» — такой была надпись на кованой железной арке. «Работа сделает тебя свободным» — буквальный перевод фразы, написанной по-немецки. Это был, наверно, самый отвратительно циничный лозунг, когда-либо придуманный бесчеловечным умом людей, считавших себя цивилизованными. Наконец автомобиль остановился, и они снова вышли на воздух. И снова гид повёл их от одного места к другому, рассказывая им о вещах, которые они не слышали, но скорее чувствовали, потому что сам воздух казался пропитанным злом. Трава была удивительно зелёной, походила на площадку для гольфа после весеннего дождя… «Может быть, она такая зелёная из-за обилия питательных веществ в почве?» — подумал Джек. Их здесь очень много. Больше двух миллионов человек приняли смерть в этом лагере. Два миллиона. Может быть, три. Через некоторое время счёт теряет смысл, он просто становится цифрой в бухгалтерской книге, написанной каким-нибудь бухгалтером, который давно перестал думать о том, что означают эти цифры. Джек мысленно видел все: человеческие очертания, тела, головы, но, к счастью, он не различал лица мёртвых людей. Теперь они шли по дороге, которую немецкие охранники называли «Himmel Strasse», дорога на небо. Но почему они так называли её?
Был это откровенный цинизм или они действительно верили, что бог смотрит сверху на то, что они делают, и если так, что он думает об этом месте и их деятельности? Что это были за люди? Женщин и детей умерщвляли сразу после приезда в лагерь, потому что от них было мало пользы на промышленных предприятиях, которые построил здесь И.Г. Фарбен. Работа мужчин использовалась как последняя мера пользы от людей, присланных сюда умирать, — получить хоть крошечную выгоду от их последних месяцев жизни. Разумеется, сюда присылали не только евреев; здесь убивали польских аристократов и польских священников, цыган, гомосексуалистов, свидетелей Иеговы и всех остальных, кого гитлеровское правительство считало нежелательными элементами.
Всего лишь насекомые, которых умерщвляли газом «Циклон-Б», производным от научных исследований, которые велись немецкой химической промышленностью в области пестицидов.
Райан не ожидал, что это будет приятной туристской прогулкой. Он полагал, что поездка обогатит его жизненный опыт, подобно посещению поля битвы в Антиетаме[78], например.
Но это не было полем боя, и ощущение здесь оказалось совсем иным.
«Что чувствовали солдаты, которые освободили этот лагерь в 1944 году?» — подумал Джек. Даже самые опытные вояки, не испытывавшие жалости при схватке с врагом, смотревшие в лицо смерти каждый день в течение нескольких лет, наверняка были потрясены тем, что увидели здесь. При всем ужасе, господствовавшем там, поле битвы оставалось местом чести, где люди испытывали стойкость других людей, там была чистота сражающихся людей, соревнующихся с другими вооружёнными людьми но… «Но это глупость, — подумал Джек. — В любой войне мало благородства… но в этом месте его не было совсем».
На поле боя, независимо от причины и применяемых средств, мужчины воевали с мужчинами, а не с женщинами и детьми. В битве была какая-то честь, но… не здесь.
Здесь было место преступления в колоссальном масштабе, и какой бы жестокой ни была война, человеческий уровень она оставляла позади в тот момент, когда происходящее переходило в преступление, намеренное нанесение боли и смерти невинным людям. Как могли немцы совершить такое? Сегодня Германия, как была она и раньше, являлась христианской страной, той самой нацией, которая дала миру Мартина Лютера, Бетховена и Томаса Манна. И после всего этого у них появился такой лидер? Адольф Гитлер, ничтожество, родившийся в семье чиновника, неудачник во всем, что он пробовал… за исключением демагогии. Вот в демагогии он был гребаный гений…
…Но почему Гитлер так ненавидел людей, что сконцентрировал всю промышленную мощь своей нации не на завоеваниях, а на гнусной цели хладнокровного уничтожения нежелательных элементов, которыми он считал в первую очередь евреев? Это была одна из самых трудных задач истории. Некоторые говорили, что Гитлер ненавидел евреев потому, что увидел одного на улице Вены, и это стало источником ненависти. Некий эксперт, который сам был евреем, выдвинул предположение, что проститутка-еврейка заразила неудачливого австрийского художника венерической болезнью, но никаких документальных доказательств этого не существует. Ещё одно, самое циничное, направление утверждает, что Гитлеру было совершенно всё равно, кого ненавидеть, и евреи были выбраны лишь потому, что ему нужно было найти объект ненависти для народа, чтобы это помогло ему стать вождём Германии, и он просто остановился на евреях как на самом удобном объекте, против которого он смог объединить нацию. Райан считал эту альтернативу маловероятной, но из всех — самой отвратительной. Как бы то ни было, бывший ефрейтор взял в руки огромную власть, данную ему страной, и использовал её для своих целей. Имя Гитлера стало навечно проклятым, но это не было утешением для миллионов людей, чьи останки превратились в удобрение для травы. Босс жены Райана в больнице Джонса Хопкинса был еврейским врачом по имени Берни Катц, с которым Райаны дружили уже много лет.
Сколько таких людей погибло здесь? Сколько потенциальных Джонасов Салков лежит в земле или превратилось в дым крематориев? И, может быть, один или два Эйнштейна?
Сколько поэтов, актёров или простых людей, которые вырастили бы простых детей…
…и когда Джек произносил клятву исполнять обязанности президента в соответствии с Конституцией Соединённых Штатов, в действительности он клялся защищать простых американцев и, может быть, таких людей, которые нашли свою смерть здесь. Как человек, как американец и как президент Соединённых Штатов, разве не должен был он делать все возможное, чтобы такие ужасы больше никогда не повторились? Он действительно верил, что применение Вооружённых сил может быть оправдано только тогда, когда необходимо защитить жизни американцев и интересы безопасности Америки. Но что представляла собой Америка? Как быть с принципами, на которых была основана его нация? Должна ли Америка применять их только к специфическим, ограниченным местам и целям? Как быть с остальным миром? Разве это не могилы реальных людей?
Джон Патрик Райан стоял и смотрел вокруг, и его лицо было таким же опустошённым, как его душа.
Он пытался понять, что произошло здесь и что он может — что он должен усвоить из этого.
На кончиках пальцев он держал огромную власть каждый день, пока жил в Белом доме. Как использовать её? Как применить и против кого? И, что более важно, за что бороться?
— Джек, — тихо сказала Кэти, касаясь его руки.
— Да, я тоже увидел достаточно. Давай улетим отсюда. — Он повернулся к польскому гиду и поблагодарил его за слова, которые он едва слышал. Потом повернулся и пошёл обратно к автомобилю. Снова они прошли под аркой лжи, делая то, что два или три миллиона человек так и не смогли сделать.
Если существует такая вещь, как призраки, они говорили с ним без слов, но говорили одним голосом: Никогда больше. Райан молча согласился с ними. Пока он жив. Пока существует Америка.
Глава 46
Возвращение домой
Они ожидали очередного донесения от «ЗОРГЕ», и редко кто ожидал с большим нетерпением даже рождения своего первого ребёнка. В этом ожидании заключалась драма, потому что «ЗОРГЕ» не присылал донесения каждый день и они не всегда могли понять систему, когда донесения появлялись и когда нет. Эд и Мэри-Пэт Фоули просыпались ранним утром и лежали в постели с час, потому что им было нечего делать. Наконец они вставали, пили утренний кофе и читали газеты в своём доме в пригородной Виргинии. Дети уходили в школу, затем родители одевались и шли к своему служебному автомобилю, в котором уже сидел шофёр, а рядом стояли наготове машины эскорта с вооружёнными охранниками. Странным обстоятельством было то, что автомобиль четы Фоули сопровождался охраной, но их дом никто не охранял. Таким образом, сообразительный террорист мог додуматься до того, чтобы напасть на дом, что было совсем не так трудно. «Ранняя птичка» уже ждала их в автомобиле, но этим утром в ней было мало интересного. Страница комиксов в «Вашингтон Пост» была интереснее, особенно раздел «Из этого вовсе не следует», их любимый утренний источник для смеха, а ещё — спортивная страница.
— Как ты считаешь, что будет? — спросила Эда Мэри-Пэт. Это удивило его, поскольку жена редко интересовалась его мнением по вопросам полевых операций.
Он пожал плечами. В этот момент они проезжали киоск, торгующий пончиками «Данкин Донатс».
— Легче подкинуть монету и загадать — орёл или решка, Мэри.
— Пожалуй. Я всё-таки надеюсь, что на этот раз выпадет орёл.
— Джек поинтересуется нашим мнением… через полтора часа, наверно.
— Пожалуй, — негромко ответила заместитель директора ЦРУ по оперативным вопросам.
— Проблема с НАТО должна сработать, должна заставить их задуматься, — произнёс директор ЦРУ, словно думая вслух.
— Не делай особую ставку на это, милый, — предупредила его Мэри-Пэт.
— Я знаю. — Молчание. — Когда самолёт Джека вылетит обратно в Вашингтон?
Она посмотрела на часы.
— Часа через два.
— К этому времени мы уже будем знать.
— Да, — согласилась она.
Через десять минут, получив последние сведения о состоянии мира с помощью передачи «Утренний выпуск» Национального общественного радио, они въехали в Лэнгли, снова поставили машину в подземном гараже и снова поднялись в лифте на седьмой этаж, где снова их пути разошлись — они пошли в разные кабинеты. Здесь Эд удивил жену. Она ожидала, что он зайдёт в её кабинет, постоит за спиной, пока она включит компьютер, надеясь получить новый рецепт изготовления пирога, как называла она донесения из Пекина. Это произошло в семь часов пятьдесят четыре минуты.
— Прибыла почта, — объявил электронный голос, когда она вышла на свой специальный сайт в Интернете. Её рука не то чтобы дрожала, когда Мэри-Пэт передвинула мышку, чтобы кликнуть соответствующую иконку, но она едва сдерживала её. На экране появилось письмо, прошло через процесс дешифровки, и она увидела чистый текст, который не могла прочесть. Как всегда, Мэри-Пэт перенесла текст донесения на жёсткий диск, проверила, что он действительно сохранён в памяти компьютера, затем сделала печатную копию и, наконец, стёрла текст со своего электронного раздела поступления, полностью уничтожив его в Интернете. Затем она подняла трубку внутреннего телефона.
— Попросите доктора Сиэрса немедленно подняться ко мне, — сказала она секретарше.
Джошуа Сиэрс тоже приехал на работу ранним утром и сейчас сидел за столом, читая финансовую страницу «Нью-Йорк Таймс», когда раздался звонок. Меньше чем через минуту он был в лифте и вскоре оказался в кабинете заместителя директора ЦРУ по оперативной деятельности.
— Вот, — сказала Мэри-Пэт, передавая ему шесть страниц, покрытых иероглифами. — Садитесь.
Сиэрс опустился в комфортабельное кресло и взялся за перевод. Он видел, что заместитель директора немного волнуется по поводу этого донесения, и его первоначальный диагноз появился, когда он открыл вторую страницу.
— Это плохие новости, — сказал он, не поднимая головы. — Похоже, что Чанг внушает премьер-министру Ху, что следует двигаться в направлении, которое ему нравится. Фанг чувствует себя неуверенно по этому поводу, но вынужден согласиться. Маршал Луо полностью на стороне Чанга. Думаю, этого следовало ожидать. Он всегда был сторонником решительных действий, — комментировал Сиэрс. — Здесь ведётся разговор относительно режима оперативной секретности, проявляется беспокойство, что мы можем знать их планы — но они считают, что это очень маловероятно, — заверил заместителя директора ЦРУ Сиэрс.
Она слышала это много раз, но всегда по спине у неё пробегал холодок, когда она получала подтверждение того, что враг (для Мэри-Пэт почти каждый был врагом) обсуждает и отрицает ту самую возможность, осуществлению которой она посвятила всю свою профессиональную жизнь. Когда-то в Москве контролировала деятельность агента по кличке Кардинал. Он был настолько стар, что вполне мог быть её дедушкой, но она думала о нем, как о собственном первом младенце, когда давала ему поручения и получала от него сведения, пересылала их в Лэнгли и всегда беспокоилась о его безопасности. Сейчас она вышла из этой игры, но, по сути дела, все осталось по-прежнему. Где-то там находилась китайская девушка, посылающая Америке жизненно важные сведения. МП знала её имя, но не её лицо, не имела представления, что заставляет её делать это. Все, что знала Мэри-Пэт, заключалось в том, что девушке нравилось спать с одним из офицеров американской разведки, что она вела официальный дневник министра Фанга и что её компьютер посылал информацию во Всемирную сеть, по каналу, который заканчивался на письменном столе в кабинете седьмого этажа Центрального разведывательного управления.
— Краткое содержание? — спросила она у доктора Сиэрса.
— Они продолжают подготовку к войне, — ответил аналитик. — Может быть, через некоторое время они приостановят подготовку, но в этом донесении нет никаких указаний на это.
— Если мы предупредим их?..
Сиэрс пожал плечами:
— Трудно сказать. Сейчас они больше всего беспокоятся о внутренних волнениях в стране и возможном коллапсе всей политической системы. Этот экономический кризис заставил их беспокоиться о политическом крахе для всех них, только это их и тревожит.
— Войны начинают испуганные люди, — заметила заместитель директора ЦРУ.
— Да, история говорит нам об этом, — согласился Сиэрс. — И это снова происходит сейчас, прямо перед нашими глазами.
— Проклятье, — проронила миссис Фоули. — О'кей, отпечатайте перевод и доставьте его ко мне как можно скорее.
— Хорошо, мэм. Полчаса. Вы хотите, чтобы я показал это Джорджу Вивёру, верно?
— Да. — Она кивнула. Профессор работал с материалом «ЗОРГЕ» уже несколько дней, медленно и тщательно формулируя свой раздел в Специальной национальной разведывательной оценке, так, как он привык работать в университете. — Тебе нравится работать с ним?
— Вполне. Он хорошо знаком с их мышлением, может быть, лучше меня — у него степень магистра психологии, которую он получил в Йельском университете. Просто он слишком медленно формулирует свои выводы.
— Передай ему, что мне нужно что-то, что я смогла бы использовать, к концу дня.
— Будет исполнено, — пообещал Сиэрс, встал и направился к двери. Мэри-Пэт последовала за ним, но повернула в другую сторону.
— Да? — сказал Эд Фоули, когда она вошла в его кабинет.
— Перевод будет у тебя в руках примерно через полчаса. Вкратце: приём России в НАТО не произвёл на них впечатления.
— Вот дерьмо, — сразу прокомментировал директор ЦРУ.
— Да, — согласилась жена. — Ты лучше узнай, насколько быстро мы можем доставить эту информацию Джеку.
— О'кей. — Директор ЦРУ поднял трубку своего кодированного телефона и нажал на кнопку быстрого набора, связывающую его с Белым домом.
* * *
В американском посольстве проходила в это время последняя полуофициальная встреча, и Головко снова говорил от имени своего президента, пока Грушевой находился в британском посольстве, беседуя с премьер-министром.
— Какое впечатление произвёл на тебя Освенцим? — спросил русский.
— Да, это тебе не «Диснейленд», — ответил Райан, поднося к губам чашку кофе. — Ты не был там?
— Мой дядя Саша был в составе танковой группы, которая освободила лагерь, — ответил Сергей. — Он командовал танковым полком в чине полковника во время Великой Отечественной войны.
— Он не рассказывал тебе об этом?
— Да, когда я был мальчишкой. Саша — он брат моей матери — был настоящим солдатом, крутым мужчиной с жёсткими правилами жизни и преданным коммунистом. Наверно, то, что он увидел в лагере, потрясло его, — продолжал Головко. — Он только сказал, что это было ужасно и доказывает правильность выбранного им пути. Он сказал, что после Освенцима воевал особенно успешно — убивал ещё больше немцев.
— А как относительно того, что делал…
— Ты имеешь в виду, что делал Сталин? Мы никогда не говорили об этом в семье. Мой отец служил в НКВД, ты ведь знаешь это. Он считал, что всё, что делало государство, является правильным. Это мало отличалось от того, что делали фашисты в Освенциме, согласен, но он смотрел на это по-другому. Тогда было другое время, более жестокое. Насколько я помню, твой отец тоже участвовал в этой войне.
— Да, парашютист, в 101-й воздушно-десантной дивизии. Он почти не рассказывал об этом, говорил только, что происходили странные вещи. Он сказал, что ночное десантирование в Нормандии было пугающим, и это все — он никогда не рассказывал о том, как чувствуешь себя, когда бежишь в темноте, а вокруг тебя свистят пули.
— Да, мало удовольствия быть солдатом в бою.
— Не думаю, что это особенно весело. Правда, посылать людей в бой убивать других людей тоже не доставляет особого удовольствия. Черт побери, Сергей! Я обязан защищать людей, а не рисковать их жизнями.
— Значит, ты не похож на Гитлера. И не похож на Сталина, — добавил русский. — Могу заверить тебя, что Эдуард Петрович тоже не похож на этих монстров. Сейчас мы живём в спокойном мире, более спокойном, чем тот, в котором жили наши отцы и дяди. И всё-таки недостаточно спокойном. Когда ты узнаешь, как реагировали наши китайские друзья на вчерашние события?
— Надеюсь, что скоро, но мы не уверены в результате этих событий. Ты ведь знаешь, как все происходит.
— Да. Ты полагаешься на донесения своих агентов, но не знаешь, когда они поступят, и ожидание ведёт к разочарованию. Иногда тебе хочется свернуть им шеи, но это глупо и неправильно с моральной точки зрения.
— Какова реакция общества? — спросил Райан. Русские узнают об этом скорее, чем его люди.
— Никакой реакции, господин президент. Никаких комментариев среди граждан. Этого следовало ожидать, но всё-таки неприятно.
— Если китайцы начнут наступление, вы сможете остановить их?
— Президент Грушевой задал именно этот вопрос Ставке, своим генералам, но они пока не дали определённого ответа. Нас беспокоит оперативная безопасность. Мы не хотим, чтобы в КНР знали, что нам что-то известно.
— Это может нанести вам вред, — предостерёг его Райан.
— Сегодня утром я сказал это, но у военных своё мнение, верно? Мы объявили мобилизацию, и в механизированные войска поступили приказы о боевой готовности. Но буфет, однако, как говорите вы, американцы, в настоящее время пуст.
— Что ты сделал с людьми, которые пытались убить тебя? — спросил Райан, меняя тему.
— Главный субъект находится сейчас под постоянным наблюдением. Если он вздумает что-то предпринять, тогда мы поговорим с ним, — пообещал Головко. — Как тебе известно, он действует по заданию китайцев.
— Да, я слышал об этом.
— Ваш представитель ФБР в Москве, этот Райли, очень способный парень. Мы могли бы найти ему место во Втором Главном управлении.
— Да, Дэн Мюррей высоко ценит его.
— Если эта китайская война зайдёт дальше, нам понадобится группа связи между вашими военным и нашими.
— Действуй через Верховного главнокомандующего объединёнными силами НАТО в Европе, — сказал Райан. Он уже подумал об этом. — Ему даны инструкции сотрудничать с вашими людьми.
— Спасибо, господин президент. Я передам это в Ставку. А как твоя семья? С ней все в порядке? — Нельзя вести такой разговор без приятных вещей, не относящихся к делу.
— У моей старшей дочери, Салли, появился молодой человек. Это непросто для отца, — признался Райан.
— Да. — Головко позволил себе улыбнуться. — Ты живёшь в страхе, что она найдёт себе юношу, каким был когда-то ты сам, верно?
— Ничего, агенты Секретной службы помогают держать маленьких мерзавцев под контролем.
— Действительно, люди с пистолетами иногда оказываются очень полезными, — с улыбкой согласился русский, чтобы разрядить обстановку.
— Да, но мне кажется, что дочери являются небесной карой для нас за то, что мы мужчины, — засмеялся Райан.
— Совершенно верно, господин президент, совершенно верно. — Сергей помолчал. Пора возвращаться к делу: — Сейчас трудное время для нас обоих, не правда ли?
— Да, правда.
— Может быть, китайцы увидят, что мы стоим плечом к плечу, и откажутся от своей жадности. В конце концов, поколение наших отцов совместными усилиями положило конец Гитлеру. Кто решится противостоять двум нашим государствам?