Глава двадцать восьмая

Авиакомпания «Бритиш мидлендс»

Свеча горела совершенно обычно, даже не догадываясь о том, какую роль ей предстоит сыграть в событиях этой ночи. Огонь медленно поглощал фитиль и парафин, неумолимо приближаясь к гладкой поверхности спирта, которой вскоре предстояло сыграть роль зажигательной бомбы. Прошло ровно тридцать четыре минуты, прежде чем легковоспламеняющаяся жидкость вспыхнула. А затем последовало то, что на языке профессионалов называется «пожаром класса Б» — с участием горючих жидкостей. Спирт вспыхнул с воодушевлением, ничем не уступая бензину, — вот почему немцы в качестве топлива для ракет Фау-2 использовали не керосин, а именно спирт, — и быстро расправился с картонной коробкой из-под молока, после чего кварта пылающей жидкости выплеснулась на пол. От нее воспламенился пропитанный спиртом ковер. Голубая волна огненного фронта пронеслась за считанные секунды по полу гостиничного номера, словно живое существо. Пламя набирало температуру, поглощая кислород, которого в этом старинном помещении с высокими потолками было с лихвой. Еще мгновение — и вспыхнули обе кровати, обволакивая лежащие на них тела огненными языками и испепеляющим жаром.

Старое здание гостиницы «Астория» не было оснащено ни датчиками, реагирующими на дым, ни системами автоматического пожаротушения, которые могли бы предупредить об опасности и начать бороться с огнем, пока он еще не успел набрать силу. Поэтому огонь беспрепятственно вскарабкался к белому потолку, покрытому подтеками воды, уничтожая краску и обугливая скрытую под ней штукатурку, одновременно расправляясь с дешевой мебелью. Гостиничный номер превратился в крематорий для трех уже давно мертвых человеческих тел. Огонь пожирал их, словно плотоядное животное, каковым его считали древние египтяне. Самый страшный ущерб пожар нанес в течение всего пяти первых минут, но хотя после первоначального алчного порыва пламя и несколько поутихло, окончательно оно не умерло.

У ночного администратора работа была сложнее, чем можно было подумать. В половине третьего он поставил на столик табличку, предупреждавшую, что он вернется через несколько минут, и поднялся на лифте на последний этаж, чтобы обойти все коридоры. Спускаясь вниз с этажа на этаж, администратор не обнаружил ничего не обычного до тех пор, пока не очутился на третьем этаже.

Еще находясь на лестничной клетке, он почувствовал какой-то странный запах. Не придав этому особого значения, администратор вошел в коридор и повернул налево, и тотчас же увидел струйки дыма, выползающие из-под двери 307-го номера. Тремя шагами добежав до двери, он схватился за ручку и почувствовал, что она горячая, но не обжигающая. И тут администратор совершил ошибку.

Достав из кармана универсальный ключ, он отпер замок и, не пощупав деревянную створку и не проверив, горячая ли она, распахнул дверь.

Огонь, лишившийся кислорода, почти полностью умер, однако внутри помещения сохранялся жар, поскольку стены гостиницы сберегли тепло пожара, словно колодец для приготовления барбекю. Открыв дверь, администратор впустил в номер огромное количество свежего воздуха и кислорода, и не успел он как следует разглядеть царивший внутри ужас, как произошло явление, именуемое «повторным возгоранием».

Это очень напоминало взрыв. Комната вспыхнула заново, засасывая в себя воздух. Поток был настолько сильным, что администратора сбило с ног и потащило внутрь, — но в это мгновение волна раскаленного пламени вытолкнула его в противоположную сторону и тем самым спасла ему жизнь. Зажимая руками опаленное лицо, администратор на четвереньках дополз до кнопки пожарной сигнализации на стене рядом с лифтом — так и не закрыв дверь 307-го номера. Тревожный звонок прозвучал на всех этажах гостиницы и одновременно повторился в ближайшей пожарной части, расположенной в трех километрах. Вопя от боли, администратор спустился, точнее, скатился по лестнице в фойе, где первым делом плеснул себе в лицо стакан воды, а затем позвонил в городскую пожарную охрану. К этому времени на лестнице появились первые постояльцы, спускавшиеся из своих номеров. Для них самым сложным испытанием было пройти мимо третьего этажа, и администратор, несмотря на собственные ожоги, схватил огнетушитель и заливал их пеной. Однако он не смог подняться на третий этаж, охваченный огнем, и достать из шкафа пожарный шланг. Впрочем, это все равно не имело значения.

Первая пожарная машина подкатила к гостинице меньше чем через пять минут после того, как прозвучал сигнал тревоги. Пожарным едва ли нужно было объяснять, где требуется их помощь: огонь уже был виден с улицы, поскольку от жара вспыхнувшего с новой силой пламени вылетели стекла номера. Огнеборцы быстро проникли в здание сквозь толпу спасающихся постояльцев. Через считанные минуты после их появления семидесятимиллиметровый брандспойт уже извергал мощную струю воды в охваченную пожаром комнату. Потребовалось меньше пяти минут на то, чтобы укротить огонь, и пожарные, не обращая внимания на удушливый дым, проникли в помещение и застали внутри то, чего так боялись: семью из трех человек, погибших в своих кроватях.

Лейтенант, командовавший пожарной бригадой, которая первой откликнулась на вызов, подхватил мертвого ребенка на руки и сбежал вниз на улицу, однако он сразу же понял, что это было бесполезно. Маленькое тельце запеклось в пламени, словно кусок мяса в духовке. Струя из брандспойта лишь обнажила жуткие последствия воздействия огня на человеческую плоть, и лейтенанту не оставалось ничего другого, кроме как прочитать молитву за упокой души невинного ребенка. Глубоко верующий католик, родной брат священника, он попросил у господа бога прощения для души маленькой девочки, не догадываясь о том, что то же самое пять дней назад уже произошло в четырех тысячах миль отсюда.

В течение считанных минут «кроличье» семейство покинуло город. Хадсон вел машину очень аккуратно, соблюдая скоростной режим, чтобы не нарваться на случайного полицейского. Ночные улицы оставались пустынными; лишь изредка попадались грузовики с закрытым брезентом кузовом, везущие неизвестно что неизвестно куда. Райан сидел на переднем правом сиденье, полуобернувшись назад. На лице Ирины Зайцевой застыло полупьяное смятение. Не понимая до конца, что происходит, мамаша Крольчиха пока что не испытывала страха. Маленькая девочка крепко спала, как спят все дети в такой поздний час. Глава семейства пытался сохранять выдержку, однако даже в темноте у него на лице была видна тревога. Райан попробовал поставить себя на его место, но не смог. Его воображения не хватило на то, чтобы представить себе это. Джеку было известно, что находятся те, кто наносит Америке удар ножом в спину, в основном, ради денег, но он даже не пытался понять их мотивы. Да, в тридцатые и сороковые годы встречались те, кто считал коммунизм движущей силой истории, однако в настоящее время подобные заблуждения были мертвы, как и Владимир Ленин. Коммунизм превратился в умирающую идею для всех, кроме тех, кому он был нужен, как источник личной власти… И, возможно, кто-то до сих пор верил в него просто потому, что не видел в своей жизни ничего другого, или потому, что эта вера была накрепко вдолблена в сознание в далеком детстве — так верит в бога священнослужитель. Однако Полное собрание сочинений Ленина не являлось для Райана священным писанием и никогда не могло им стать. Окончив колледж, Джек дал клятву соблюдать конституцию Соединенных Штатов Америки, а, произведенный во вторые лейтенанты морской пехоты Соединенных Штатов, присягнул «хранить веру и быть преданным», и этого было достаточно.

— Долго еще, Энди?

— До Сурго чуть больше часа, — ответил Хадсон. — По крайней мере, можно быть уверенным, что дороги будут свободными.

Что действительно оказалось так. Через несколько минут машина покинула пределы венгерской столицы, и огни зданий и фонарей закончились, словно кто-то одним рубильником отключил электричество во всем районе. Шоссе представляло собой двухрядную полосу асфальта, причем достаточно узкую. По бокам телеграфные столбы и никакого дорожного ограждения. «И это одна из важнейших транспортных магистралей страны?» — недоуменно подумал Райан. Казалось, машина едет по проселочной дороге где-то в пустыне центральной части Невады. Один — два огонька на километр, сельские дома, хозяева которых не любят искать дорогу до туалета впотьмах. Даже дорожные знаки выглядели какими-то убогими и обшарпанными — им было далеко до сочно-зеленых указателей американских федеральных автострад или дружелюбных синих английских знаков. К тому же, от них все равно не было никакого толку, поскольку надписи на них были на марсианском языке. Правда, в остальном они соответствовали европейским стандартам, обозначая максимальную разрешенную скорость черными цифрами на белом поле в красном круге.

Попыхивая сигарой, Хадсон умело вел машину, словно направлялся по лондонским улицам к театру Ковент-Гарден. Райан благодарил бога за то, что перед тем, как идти пешком до гостиницы, заглянул в туалет, так как в противном случае он точно потерял бы контроль над мочевым пузырем. Что ж, остается надеяться, его лицо не передает всех его переживаний. Джек твердил себе, что сам он не рискует своей жизнью в отличие от тех, кто находится на заднем сиденье. Он в ответе за этих людей, и что-то у него внутри, вероятно, доставшееся от отца-полицейского, заставило его поставить чувство долга на первое место.

— Как вас зовут? — вдруг спросил Олег Иванович, неожиданно нарушив молчание.

— Райан, Джек Райан.

— Откуда у вас такая фамилия — Райан? — продолжал допытываться Кролик.

— Мои предки были выходцами из Ирландии. Имя Джон, насколько мне известно, соответствует русскому «Иван», но меня все зовут Джеком, то есть, наверное, Ваней.

— И вы работаете в Центральном разведывательном управлении?

— Да, работаю.

— Какова ваша специальность в ЦРУ?

— Я аналитик. В основном, мне приходится сидеть в кабинете и составлять отчеты.

— Я тоже сидел в кабинете в центральном управлении.

— Насколько мне известно, вы офицер связи?

Кивок.

— Да, я работал в отделе связи.

Но тут Зайцев, судя по всему, сообразил, что важную информацию надо сообщать не в салоне машины, и резко умолк.

Райан его понял. У него тоже было что сказать, но не сейчас, поэтому он счел решение русского перебежчика справедливым.

Путешествие прошло гладко. Хадсон успел выкурить четыре сигары, Райан — шесть сигарет, и наконец, машина подъехала к небольшому городку Сурго.

Райан ожидал увидеть что-нибудь более значительное. На самом деле Сурго представлял собой лишь два ряда зданий, вытянувшихся вдоль шоссе. В городке не было даже заправочной станции, не говоря уж про круглосуточный торговый центр. Хадсон свернул с шоссе на грунтовую дорогу, и через три минуты фары высветили впереди силуэт грузовика. Райан разглядел, что это была большая «Татра» с кузовом, крытым черным брезентом. Рядом с машиной курили двое мужчин. Обогнув грузовик, Хадсон поставил «Ягуар» за каким-то убогим сараем в нескольких ярдах. Выйдя из машины, он подал остальным знак сделать то же самое.

Райан направился следом за английским разведчиком к двоим мужчинам. Подойдя к старшему из них, Хадсон пожал ему руку.

— Привет, Иштван. Рад, что вы нас уже ждете.

— Привет, Энди. Ночка сегодня выдалась тихая. Кто твои друзья?

— Это мистер Райан. А там — семейство Сомерсетов. Нам нужно переправиться через границу, — объяснил Хадсон.

— Хорошо, — согласился Ковач. — Познакомься, это Яни. Сегодня он у меня водитель. Энди, ты поедешь в кабине с нами. Остальным придется забраться в кузов. Идемте, — сказал он, показывая дорогу.

К заднему борту грузовика была прикреплена лесенка. Забравшись в кузов первым, Райан, нагнувшись, подхватил девочку — он вспомнил, что ее звали Светланой, — а затем помог подняться отцу и матери. Джек увидел, что кузов наполовину заполнен большими картонными коробками, наверное, из-под видеомагнитофонов венгерского производства.

Ковач тоже заглянул в кузов.

— Здесь все говорят по-английски? — спросил он. Все дружно закивали. — До границы совсем близко, чуть больше пяти километров. Вам придется спрятаться в эти коробки. Пожалуйста, ведите себя очень тихо. Это очень важно. Вы всё поняли? Никакого шума.

Ответом Ковачу снова стали дружные кивки. Он обратил внимание, что мужчина — определенно, не англичанин, — переводит своей жене. Затем он взял на руки ребенка. Убедившись, что груз спрятан, Ковач закрыл задний борт и вернулся к кабине.

— И за все это пять тысяч немецких марок? — спросил он.

— Совершенно верно, — подтвердил Хадсон.

— Мне следовало бы запросить больше, но я человек нежадный, — усмехнулся Иштван.

— Ты верный товарищ, друг мой, — заверил его Хадсон, на мгновение пожалев о том, что у него за поясом нет пистолета.

Мощный двигатель «Татры» ожил с натужным ревом, и грузовик, резко дернувшись с места, выехал обратно на шоссе. Яни с трудом крутил большое, расположенное практически горизонтально рулевое колесо.

Дорога до границы оказалась совсем недолгой.

Чему был очень рад Райан, скорчившийся в три погибели в картонной коробке в кузове. Ему оставалось только догадываться, что чувствуют русские, затаившиеся словно неродившиеся младенцы в жутком чреве, рядом с которым стоит заряженная пушка.

Райан даже побоялся выкурить напоследок еще одну сигарету, опасаясь, что кто-нибудь учует в сильном зловонии выхлопов дизельного двигателя запах табачного дыма — хотя это было маловероятно.

— Итак, Иштван, — спросил сидевший в кабине Хадсон Ковача, — какой у нас алгоритм?

— Сам увидишь. Как правило, мы ездим ночью. Так более — как бы это сказать — драматично? Со здешними пограничниками я знаком уже много лет. С капитаном Ласло Будаем приятно иметь дело. У него есть жена и маленькая дочка, и он всегда ждет подарка для своей Зоськи. Сегодня я его не разочарую, — пообещал Ковач, показывая бумажный сверток.

Ярко освещенный контрольно-пропускной пограничный пункт был виден километра за три, и, слава богу, в такой поздний ночной час движения на дороге почти не было. Яни спокойно подъехал к посту, сбросил скорость и, повинуясь приказу рядового-пограничника, остановил грузовик.

— Капитан Будай на месте? — тотчас же спросил Ковач. — У меня для него кое-что имеется.

Сходив в караульное помещение, рядовой вернулся с офицером.

— Ласло! Как тебе дежурится в такую холодную ночь? — воскликнул по-венгерски Ковач, спрыгивая из кабины с бумажным свертком в руках.

— Иштван, что я могу сказать, ночные дежурства всегда утомительны, — ответил моложавый капитан.

— Как поживает твоя маленькая Зоська, здорова ли?

— На следующей неделе у нее день рождения. Ей исполнится пять лет.

— Как замечательно! — обрадовался контрабандист, протягивая пограничнику пакет. — Подаришь ей вот это.

«Этим» была пара желтых с красным кроссовок «Рибок» с застежками-"липучками".

— Какая прелесть! — с искренним восхищением произнес капитан Будай. Он достал кроссовки, чтобы лучше разглядеть их в свете фонаря. Такому подарку будет рада любая девочка на свете, и Ласло был так счастлив, как через четыре дня будет счастлива его дочь. — Ну, что везешь сегодня?

— Ничего существенного. Зато утром я буду закупать товар в Белграде. Тебе ничего не нужно?

— Моей жене хотелось бы достать кассеты к магнитофону, который ты привез ей в прошлом месяце.

Самое поразительное качество капитана Будая заключалось в том, что он не страдал чрезмерной алчностью. В этом состояла одна из причин, по которым Ковач предпочитал пересекать границу именно в его дежурство.

— Какую музыку она любит?

— Кажется, группа называется «Би джиз». А для меня, если не трудно, просто кассеты с популярными мелодиями, хорошо?

— У тебя есть какие-нибудь предпочтения? Могу предложить музыку из американских фильмов, например, из «Звездных войн».

— У меня есть одна кассета, но только только к первой части. Быть может, ты привезешь музыку к части «Империя наносит ответный удар»?

— Договорились. — Они пожали руки. — А как насчет импортного кофе?

— Какого?

— Австрийского или американского. В Белграде есть одно место, где можно достать американский «Фолджерс». Очень вкусный кофе, — заверил приятеля Ковач.

— Никогда такой не пробовал.

— Я тебе привезу, и ты попробуешь — бесплатно.

— Отличный ты парень, — заметил Будай. — Счастливого пути. Проезжай!

Капитан махнул рядовому, и тот поднял полосатый шлагбаум.

На этом все закончилось. Ковач забрался в кабину, радуясь тому, что ему не пришлось отдавать подарок, приготовленный для сержанта Михали Керекеша. Все прошло лучше не придумаешь.

— И что, никакой проверки документов? — удивленно спросил Хадсон.

— Ласло просто отослал мою фамилию по телетайпу в Будапешт. Там есть люди, которые тоже получают от меня подарки. Они более жадные, чем Будай, но все же в целом расходы весьма умеренные. Яни, поехали, — сказал Ковач водителю.

Тот завел двигатель, и «Татра» переехала через проведенную по асфальту белую полосу. И вот так просто грузовик покинул пределы стран, объединенных Варшавским договором.

Затаившийся в кузове Райан давно не испытывал такой радости, как в тот момент, когда грузовик снова тронулся. Через минуту машина снова остановилась, но это уже была другая граница.

Въезд на территорию Югославии Яни совершил, лишь обменявшись парой слов с местными пограничниками, даже не заглушив двигатель грузовика. Ему махнули рукой, и «Татра» очутилась в этой полукоммунистической стране. Яни отъехал от границы километров пять, затем Хадсон сказал ему свернуть на проселочную дорогу. Немного попрыгав на ухабах, грузовичок остановился. Хадсон убедился, что югославская пограничная служба выполняет свои обязанности чисто номинально.

Когда он отдернул полог брезентового тента, Райан, выбравшийся из картонной коробки, уже стоял в кузове.

— Ну, вот мы и прибыли на место, Джек, — сказал Хадсон.

— Где именно мы находимся?

— В Югославии, мой мальчик. Ближайший отсюда город — Леград, а мы с тобой должны здесь расстаться.

— Вот как?

— Да, я передаю тебя Вику Лукасу. Он мой белградский коллега. Вик, иди сюда, — окликнул Хадсон.

Подошедший мужчина был похож на него, словно брат-близнец, вот только волосы у него были черные. Кроме того, Джек, присмотревшись внимательнее, решил, что Вик выше Хадсона дюйма на два — три. Вернувшись в кузов, он помог Кроликам выбраться из коробок. Все было сделано очень быстро. Джек передал девочку — поразительно, все еще спящую, — в руки матери, которая, похоже, была сбита с толку еще больше.