— Сэр, ведь у того человека, Маккрори, в руках был АК-47. Идти с пистолетом против автомата.

— Но когда вы на него пошли, у него уже не было «Калашникова», не так ли?

— Да, верно. Если бы он у него был… Не знаю, может, я бы не выскочил из-за укрытия, а стрелял бы в него оттуда. Из-за машины, я имею в виду.

— Ага, теперь понятно! — воскликнул Аткинсон, воздев руки вверх. — У него не было в руках автомата, и, следовательно, у вас появился шанс пристрелить его на ковбойский манер, учинить нечто в духе Дикого Запада на улицах Лондона!

— Интересно, что же я должен был, по-вашему, делать в той ситуации? — устало спросил Джек.

— Для такого меткого стрелка, как вы, стрелка, который с первого раза попадает в сердце человека, почему бы вам было не выбить выстрелом пистолет из его рук?

— Ага, ясно, — улыбнулся Райан — теперь был его черёд воспользоваться промахом Аткинсона. — Вам следует выбрать что-то одно, сэр.

— Как? — растерялся адвокат.

— Минуту назад вы заявили, что я пытался убить вашего подзащитного. Я был на расстоянии вытянутой руки от него, но не убил его. Это значит, что я мазила. И при этом вы хотите, чтобы я попал в руку человека на расстоянии пяти-шести метров. Что-то тут не срабатывает, сэр. Или я плохой стрелок или хороший — одно из двух. И вообще, это только в кино выстрелом выбивают пистолет из рук. Это там, для киношных бравых ребят. Но кино — это не реальная жизнь. Из пистолета вам приходится стрелять в самый центр цели, что я и сделал. Я вышел из-за машины, чтобы получше прицелиться… Если бы Маккрори не вскинул пистолет, целясь в меня… Не могу утверждать наверняка, но, возможно, я бы не выстрелил. Но он его вскинул и выстрелил… Вы видите моё плечо… И я выстрелил в ответ. Возможно, мне следовало бы действовать иначе. Но я поступил, к сожалению, именно так. У меня не было времени для раздумий. Я действовал, как мог. Я сожалею, что убит человек, но и он ведь хотел убить меня — он выстрелил первым, сэр.

— Но вы даже слова ему не сказали, не так ли?

— Нет, по-моему, не сказал, — согласился Джек.

— Вы не жалеете, что все произошло именно так, а не иначе?

— Если вам, мистер Аткинсон, будет легче, скажу, что я то и дело возвращаюсь в мыслях к тому, что произошло. Будь у меня тогда больше времени на размышление, я, возможно, действовал бы иначе. Но этого мне знать не дано, поскольку размышлять мне было просто некогда, — сказал Джек и замолк на секунду. — И вообще, было бы лучше, если бы всего этого и вовсе не случилось. Но не я ведь все это заварил, а он, — Джек указал рукой на Миллера.

Миллер, скрестив руки на груди и слегка склонив голову набок, сидел на стуле с прямой спинкой. Он взглянул на Райана, и в углу его рта дрогнула ухмылка — едва приметная, одному Райану предназначавшаяся.

«А, может, не только мне», — подумал Джек. Серые глаза Сина Миллера смотрели, не моргая. Верно, он в этом практиковался. Райан скрестился с ним глазами, стараясь, чтобы взгляд его был максимально равнодушным, и пока секретарь суда записывал его показания, а публика на галерее шёпотом обменивалалась впечатлениями, они смотрели друг другу в глаза, испытывая, чья возьмёт. «Что за этими глазами?» — снова подумалось Джеку. Он не слабак, это точно. Там была сила, но вроде той, что видна в глазах хищного зверя. И ничего, кроме силы. Ничего, смягчающего силу, — ни проблеска морали, совести…

Только сила и воля? С четырьмя полицейскими по бокам, Син Миллер, конечно, чувствовал себя, как волк в клетке. И смотрел на Райана, как смотрел бы волк из-за прутьев — как на нечто, до чего ему хотелось бы дотянуться зубами. Костюм и галстук — только маскировка, как и та его улыбка друзьям или родственникам на галерее. Сейчас он о них забыл. Не думал он и о том, чем кончится суд, как не думал и о тюрьме. Это было ясно Райану. Он думал только об одном — о человеке по имени Райан, о человеке, до которого пока не может добраться. Правая рука Райана инстинктивно сжалась, словно готовая вскинуться и схватить пистолет, лежавший на столе среди других вещественных доказательств, метрах в двух от него.

В конце-то концов, этот Миллер не был зверем. У него был интеллект и даже образование. Он мог думать и разрабатывать планы, как и всякий человек, но когда он принимал решение, человеческие чувства уже не влияли на его действия.

В исследовании, выполненном для ЦРУ, Джек подходил к террористам, как к некоей абстракции, как к роботам, которые что-то там делали и надо было их так или иначе нейтрализовать. Он никогда не думал, что ему придётся встретиться с одним из них. И, что более важно, он не ожидал, что на него будут так смотреть. Он что не понимает, что это был всего лишь его гражданский долг?

«Тебе на это плевать. Я — только некая препона на твоём пути. Я ранил тебя, убил твоего друга и провалил твоё дело, — размышлял Райан. — Ты хочешь посчитаться со мной, не так ли? Раненый зверь всегда рыщет в поисках того, кто его ранил, — сказал самому себе Джек. — А у этого раненого зверя есть мозги. У него есть память, — подумал Джек и тайком вытер вспотевшую руку о брюки. — Он сидит там и думает».

Райаном овладел страх. Такого страха он никогда прежде не испытывал. Но уже несколько секунд спустя он успокоился, напомнив себе, что Миллер под стражей, что присяжные признают его виновным, что его приговорят к пожизненному заключению и что тюрьма изменит это существо или… что там скрывается за этими блекло-серыми глазами.

«Я ведь бывший морской пехотинец, — сказал он себе. — Я не боюсь тебя. Я знаю, как с тобой, сопляком, быть. Один раз я тебя уже уделал, — он улыбнулся Сину Миллеру, тоже уголком рта. — Ты не волк, ты лиса. Противно, конечно, но нечего слишком-то беспокоиться, — сказал он себе и отвернулся от Миллера, как отворачиваются от очередной клетки в зоопарке. — Интересно, — мелькнуло у него, — заметил ли Миллер, что я его не боюсь?»

— Вопросов больше нет, — сказал Аткинсон.

— Свидетель свободен, — произнёс судья Уиллер. Джек поднялся, и глаза его вновь скользнули по лицу Миллера. Его взгляд не изменился, и улыбка в углу рта тоже была прежней.

В холле Райана поджидал Дэн Мюррей.

— Неплохо, — заметил он, — однако не следует скрещивать шпаги с адвокатами. Он чуть-чуть не загнал вас в угол.

— Вы думаете, это имеет значение?

Мюррей покачал головой.

— Ни в коем разе. Суд — чистая формальность. Дело вполне ясное.

— Что он получит?

— Пожизненное. Обычно «пожизненное» здесь значит лет шесть-восемь, но для него это будет действительно пожизненное. Ага, вот и Джимми!

По коридору к ним направлялся Оуинс.

— Ну, как? — спросил он, имея в виду Райана.

— Оскара не получит, но присяжным он понравился, — сказал Мюррей.

— Откуда это вам известно?

— Сразу видно, что вы никогда не были присяжным. Они же сидели совершенно неподвижно, едва дыша, когда вы говорили. Они поверили каждому вашему слову, особенно тому, что и как вы думали и по поводу чего волновались. Вы произвели впечатление честного человека.

— Я и есть честный человек, — сказал Райан. — Ну и что же?

— Не все таковы, — заметил Оуинс. — И присяжные — молодцы, умеют почувствовать. В этом плюс этой системы.

Мюррей кивнул.

— У всех нас есть что сказать — и хорошего, и не очень хорошего — о суде присяжных. Но в основном система эта работает довольно хорошо. Мистер Оуинс, почему бы нам не угостить этого джентльмена пивом?

— Отличная идея, — ответил Оуинс и, подхватив Раина под руку, направился к лестнице.

— Этот парняга страшноват, а? — сказал Райан, чтобы услышать мнение профессионалов.

— Вы тоже заметили это? — спросил Мюррей. — Добро пожаловать в прекрасный мир международного терроризма. Да, этот сукин сын — крепкий орешек. Но большинство из них такие только поначалу.

— Через годишко он немного изменится. Он из крепких, это так, но крепкие зачастую и ломкие, — сказал Оуинс. — Они порой дают трещину. Время очень даже на нашей стороне, Джек. А если даже он и не даст трещину, об этом тоже не следует волноваться.

— Очень уверенный в себе свидетель, — произнёс телевизионный комментатор новостей. — Доктор Райан парировал выпад защитника Чарлза Аткинсона и совершенно недвусмысленно опознал подсудимого Сина Миллера во время слушания дела об убийстве на Молу.

В кадре появился Райан, выходивший из зала суда вместе с двумя мужчинами.

Американец что-то говорил, жестикулируя, а проходя мимо телекамеры, засмеялся.

— Наш старый приятель Оуинс. А кто второй? — спросил О'Доннелл.

— Дэниел Мюррей, представитель ФБР в американском посольстве, — ответил помощник О'Доннелла по разведке.

— Ага. Раньше мне его видеть не случалось. Так вот он каков. Идут выпить, видно. Герой и его шестёрки. Жаль, что мы этого Оуинса не прикончили…

Как много раз они пытались выследить Оуинса, но за ним всегда следовала машина с охраной, и он никогда не ездил одной и той же дорогой. Возле его дома стояла охрана. Они могли бы убить его, но скрыться потом было бы слишком трудно, а О'Доннелл не хотел отправлять своих людей на явную смерть.

— Райан возвращается домой завтра или послезавтра, — сказал он.

— Вот оно что? — удивился разведчик, подумав про себя:

«Откуда только Кевин получает такую информацию?..»

— Очень жаль, не правда ли? Неплохо было бы отправить его домой в гробу, а, Майкл?

— Ты же сам говорил, что не стоит марать о него руки, — ответил Майкл Маккини.

— Верно. Но уж больно гордо он вышагивает. Скрестил шпаги с нашим другом Чарли и теперь гарцует себе за пинтой пива. Чёртов америкашка, такая самоуверенность…

«Да, было бы неплохо…», — покачал головой Кевин О'Доннелл.

— Нам, — сказал он, — сейчас надо другое планировать. Сэр Джон может подождать, и мы тоже подождём.

— Я их вынудил к этому чуть ли не под дулом пистолета, — говорил Мюррей через плечо. Он сидел за рулём своей машины, слева от него размещался охранник, а сзади следовала машина с детективами из С-13.

«Следи за этой чёртовой дорогой», — твердил ему про себя Райан. Он всё ещё мало разбирался в том, как тут ездят, и только теперь начал понимать, что к указателям об ограничении скорости тут все относились с полным презрением. Да к тому же ещё эта езда по левой стороне улицы!..

— Том Хьюс, начальник охраны, рассказал мне о своих планах, и я решил, что вам нужен сопровождающий, который знает что и как.

«И умеет нормально водить машину, — подумал Райан, когда они обогнали грузовик совсем не с той стороны. — Или как раз с той? Черт их разберёт!» То, что они прошли в полуметре от грузовика, — это факт. Шириной своей английские дороги отнюдь не впечатляли.

— Стыдобушка, что вы так ничего толком и не посмотрели тут.

— Ничего. Зато Кэти насмотрелась, а я вдоволь поглазел на телевизор.

— И что же вы там смотрели?

— Они то и дело крутили куски из чемпионата по крикету, — рассмеялся Джек.

— Разобрались в правилах? — спросил Мюррей, обернувшись к нему.

— А там есть правила? — недоверчиво поинтересовался Райан. — Зачем портить игру правилами?

— Говорят, что правила там есть, но мне так и не удалось в них разобраться. Но теперь мы с ними сравнялись.

— То есть?

— Футбол тут становится популярным. Наш футбол, я имею в виду. И сколько я ни втолковывал Джимми Оуинсу что к чему, он так ничего и не понял.

— Значит, я мог бы смотреть по телику футбол… Почему же никто не сказал мне?

— Какая жалость, — заметила Кэти.

— Приехали, — сказал Мюррей, притормозил и свернул к реке. Дорога была узкой одноколейкой, но, отметил Джек, Мюррей по крайней мере сбросил скорость.

Машина наконец остановилась.

Темнело.

— Вот вам и ваш сюрприз, — сказал Мюррей, выпрыгнул из машины и открыл дверь. Райан, словно краб, выпростался следом.

— Эй, привет, Том! — крикнул кому-то Мюррей. К ним подошли двое мужчин в красно-голубых мундирах. Первый, лет пятидесяти, направился прямо к Райану.

— Сэр Джон, леди Райан, добро пожаловать в Лондонский Тауэр Её величества. Я — Томас Хьюс, а это — Джозеф Эванс. Я вижу, Дэну удалось доставить вас сюда вовремя.

— А могу я узнать, что за сюрприз поджидает нас?

— Тогда он уже не будет сюрпризом, — заметил Хьюс. — Я хотел сам провести вас по территории, но меня ждут в другом месте. Так что вами займётся Джо, а попозже и я к вам присоединюсь.

И начальник охраны куда-то направился, Мюррей за ним.

— Вам уже приходилось бывать в Тауэре? — спросил Эванс.

Джек покачал головой.

— Я была, когда мне было девять лет, — сказала Кэти. — И мало что помню.

— Ну что же, — сказал Эванс, приглашая их следовать за ним, — на этот раз мы попытаемся сделать так, чтобы это запомнилось вам надолго.

— Вы тут все солдаты, не так ли?

— Фактически мы все, сэр Джон, в прошлом сержанты, хотя двое из нас даже и старшие офицеры. Я был сержантом первого парашютно-десантного полка. Мне пришлось ждать четыре года, прежде чем меня взяли сюда. Работа тут, как можно догадаться, интересная, так что конкуренция очень велика.

На кителе Эванса красовались несколько наград. Было ясно, каково рода людей брали на эту работу. Эванс не шёл, а вышагивал, как и положено человеку, отслужившему тридцать лет в армии.

— Как ваша рука, сэр?

— В порядке. Зовите меня Джек.

— Мне пришлось таскаться с таким же гипсом в шестьдесят восьмом, если не ошибаюсь. Несчастный случай во время учений, — сочувственно сказал Эванс. — Приземлился на каменный забор. Болело дьявольски.

— Но вы продолжали прыгать. И отжиматься одной рукой от земли.

— Конечно, — подтвердил Эванс и остановился. — Перед нами здание Средней башни. Раньше тут было ещё одно здание — вон там, где магазин сувениров. Оно звалось Львиной башней, потому что там был королевский зверинец — до восемьсот тридцать четвёртого года. — Его речь текла плавно, благо он несколько раз на дню говорил все те же слова.

«Мой первый замок», — подумал Джек, разглядывая каменные стены.

— А ров был настоящий?

— О, да, и при том довольно неприятный. Проблема в том, что по проекту тут должна была быть проточная вода, из реки. К несчастью, инженер просчитался и вода оказалась стоячей. Что ещё хуже — обитатели замка бросали все отбросы в воду. Так что тут все гнило. Впрочем, думаю, это преследовало также и тактическую цель. Одной этой вони было достаточно, чтобы все держались подальше ото рва, за исключением разве что самых отчаянных храбрецов. Наконец, в восемьсот сорок третьем году его осушили, и теперь он по-настоящему полезен дети могут гонять там в футбол. А вон там, подальше — качели и трапеции. У вас есть дети?

— Один, а второго ожидаем, — сказала Кэти.

— Правда? — Эванс заулыбался. — Чертовски здорово! Этот янки всегда будет британцем — хотя бы чуть-чуть. У нас с Мойрой двое, и оба родились за границей. А это Башня Байуорд.

— У всех ведь башен были подъёмные мосты, не так ли? — спросил Джек.

— Да. Львиная и Средняя башни были по сути островами, окружёнными рвами с вонючей водой. Обратите внимание, что дорога к замку поворачивает под прямым углом. Это чтобы заставить попотеть тех, кто шёл с тараном. Проследуем в Башню.

Джек, оценив ширину рва — порядка шести метров — и высоту башенных стен, спросил:

— И что же, никому никогда не удалось взять её?

Эванс покачал головй.

— Никто на это всерьёз не решался. И вряд ли этого следует ожидать в наши дни.

— Это верно, — согласился Райан. — Вы не боитесь, что кто-нибудь устроит тут взрыв?

— Это уже было. Лет десять тому назад — в Белой башне. Террористы. С тех пор усилили охрану, — сказал Эванс.

На территории самой Башни, помимо охраны Тауэра, были ещё и гвардейцы в красных мундирах, в медвежьих шапках и с винтовками — как тот, на Молу.

— Вам, несомненно, известно, что это здание в разные времена использовали для разных надобностей. Когда-то здесь была королевская тюрьма, а во время второй мировой войны тут держали Рудольфа Гесса. Знаете ли вы имя первой королевы Англии, казнённой тут?

— Анна Болейн, — сказала Кэти.

— Отлично. Они там преподают в Америке нашу историю? — спросил Эванс.

— Это я почерпнула из телевизионной программы «Шедевры театра», объяснила Кэти.

— Ну, тогда вы знаете, что все казни осуществлялись при помощи топора. Кроме этой. Для неё король Генрих вызвал палача из Франции — он пользовался мечом, а не топором.

— Он хотел, чтобы было не так больно? Это очень мило с его стороны, — сказала Кэти, криво усмехнувшись.

— Да, он был человеком снисходительным, не так ли? А это Врата предателя. Вам, быть может, небезынтересно узнать, что до того они назывались «Уотергейт».

Райан рассмеялся.

— Удачное название.

— Именно. Узников отправляли через эти ворота — на лодке — в Вестминстер, для суда.

— А потом назад — чтобы привести в порядок причёску?

— Только самых важных. Прочих казнили в Зелёной башне. Но это были казни без публики. Публичные казни производились в других местах.

Через ворота они вошли в Кровавую башню, и Эванс рассказал о её прошлом.

Райан подумал, что, если бы написать историю всех этих Башен, это заняло бы множество томов.

Зелёная башня оказалась приятным местечком — как-то не укладывалось в голове, что тут кого-то казнили. С двух сторон её окружали дома (конечно, времён Тюдоров), в северном конце площади было то самое место, где воздвигали эшафот. Эванс подробно объяснил процедуру, которая включала и плату палачу, приговорённый к казни платил палачу, чтобы тот делал своё дело получше.

— Последней женщиной, казнённой здесь, — продолжал Эванс, — была Джейн, виконтесса Рошфор. Это было тринадцатого февраля пятьсот сорок второго года.

— Что она такое сделала? — спросила Кэти.

— Скорее, чего она не сделала. Она не сообщила королю Генриху Восьмому о том, что его пятая жена, Кэтрин Ховард, состояла, э-э, в романтических отношениях с кем-то другим, — деликатно объяснил Эванс.

— Это был действительно исторический случай, — хмыкнул Джек. — Женщину казнили за то, что она умела держать рот на замке.

Кэти улыбнулась.

— Джек, а как насчёт того, чтобы сломать тебе вторую руку?

— А что скажет на это Салли?

— Она меня поймёт, — заверила его жена.

— Ну, не поразительно ли, сержант, как женщины всегда стоят друг за друга?

— Я тридцать один год прослужил и не настолько глуп, чтобы оказаться впутанным в семейные споры, — разумно сказал Эванс.

«Один ноль в его пользу», — сказал себе Райан. После Зелёной башни Эванс провёл их мимо Белой башни, а затем свернул налево, к пространству, огороженному верёвками. Здесь Райан с женой поняли ещё одну причину, почему желающих получить работу в Тауэре было хоть отбавляй.

В каменном строении четырнадцатого века была пивная для служащих Тауэра.

На стенах её красовались бронзовые таблички с названиями всех полков британской армии.

В пивной оказался и Дэн Мюррей.

— Джек, Кэти, — это Боб Халлстон, — представил он им ещё какого-то человека.

— Вы, должно быть, умираете от жажды, — сказал Боб.

— Я не против пива, — сказал Джек. — А ты, Кэти?

— Что-нибудь без алкоголя.

— Вы уверены? — спросил Халлстон.

— Я не из общества трезвости, просто я не пью во время беременности, объяснила Кэти.

— Поздравляю! — Халлстон направился к бару и вернулся со стаканом пива для Джека и с чем-то вроде кока-колы для Кэти. — За ваше здоровье, и за здоровье младенца.

Кэти просияла. «В беременных женщинах есть что-то особенное», — подумал Джек. Кэти уже не была просто хорошенькой, она вся светилась.

— Я слышал, что вы врач.

— Хирург.

— А вы, сэр, преподаёте историю?

— Точно. А вы работаете здесь, как я понимаю.

— Верно. Нас тут тридцать девять. Мы — церемониальная гвардия короля. Мы пригласили вас, чтобы выразить вам благодарность за сделанное вами, а также для участия в нашей небольшой ежевечерней церемонии. Она называется «Церемония передачи ключей».

— Каждый вечер — с тысяча двести сорокового года, — сказал Мюррей.

— С двести сорокового? — спросила Кэти.

— Да. Это вам не стряпня для туристов. Это — настоящее, — сказал Мюррей. — Верно, Боб?

— Самое настоящее. Когда мы запираем замки, эта музейная коллекция становится самым безопасным в Англии местом.

— Я верю этому, — сказал Джек, осушив половину своего стакана. — Ну, а если всё-таки те негодяи проникнут сюда, вам ведь придётся что-то делать, а?

— Куда же денешься? — улыбнулся Халлстон. — Кое-кому из нас пришлось бы вспомнить, чему нас обучали. Я ведь когда-то был в первых формированиях СЛС, гонялся за Роммелем по пустыне. Ужасное это место — пустыня. С тех пор я вечно пребываю в состоянии жажды.

«Есть в них что-то специфическое, в настоящих профессионалах. Они никогда не утрачивают этого, — подумал Райан. — Они стареют, прибавляют в весе, немного мягчают, но за всем этим все равно ощущается дисциплина и хребет. И в этом вся разница. И ещё гордость, сдержанная уверенность в себе, потому что ты прошёл через все это и не обязан говорить об этом каждому встречному-поперечному. Только среди своих. Это никогда не уходит».

— Есть тут у вас парни из морской пехоты?

— Двое, — сказал Халлстон. — Мы стараемся не давать им пускать в ход кулаки.

— Правильно! Я сам был в морской пехоте.

— Никто не совершенен, — посочувствовал ему Халлстон.

— Так в чём же ваша церемония?

— В тысяча двести сороковом году стражник, в чью обязанность входило запирать все замки, подвергся нападению каких-то разбойников. После этого он отказался выполнять свои обязанности без военного сопровождения. С тех пор каждый вечер начальник стражи запирает главных входы, а затем относит ключи в Королевский дом в Зелёной башне. Это все сопровождается небольшой церемонией. Мы думали, что вам с женой она может показаться интересной, — сказал Халлстон и опять приложился к своей кружке. — Вы ведь, насколько я знаю, были сегодня в суде. Ну и как там всё шло?

— Я рад, что это уже позади. По мнению Дэна, я вёл себя правильно, — Райан пожал плечами. — Когда мистер Эванс показал нам тюремную башню, я пожалел, что она теперь уже не используется по назначению, — добавил Райан, вспомнив выражение лица Миллера. «Интересно, где он сейчас? В своей камере? Думает обо мне? — Райан допил пиво. — Уверен, что так оно и есть».

— Простите?

— Этот Миллер. Жаль, что ему тут нельзя привести в порядок причёску.

Халлстон холодно усмехнулся.

— Вряд ли кто-нибудь тут не согласен с вами. Мы бы тут легко нашли добровольцев помахать топором.

— Можно было бы тащить жребий, Боб, — сказал Мюррей, протягивая Джеку очередную кружку пива. — Вы ещё не выбросили его из головы, Джек?

— Мне никогда не приходилось встречать таких.

— Он в тюрьме, Джек, — сказала Кэти.

— Да, я знаю.

«Так почему он все не выходит у тебя из головы? — спросил себя Джек. — К чёрту его! К чёрту все это!»

— Отличное пиво, сержант.

— Из-за него они и рвутся на эту работу, — усмехнулся Мюррей.

— Это одна из причин, — Халлстон прикончил свою кружку. — Ну, что же почти пора.

Джек залпом проглотил своё пиво. Вновь появился Эванс, и они вышли на улицу — воздух был по-ночному свеж. Небо было ясным, луна светила вовсю. Там и сям поблёскивали огни редких фонарей. Джек удивился тишине — в самом центре города, а тихо, как у него дома. Он взял Кэти под руку, и Эванс повёл их по направлению к Кровавой башне. Возле Ворот предателя уже собралась небольшая толпа, и один из стражей Тауэра объяснял им, что они должны соблюдать тишину и ничего не фотографировать. Там стоял часовой и ещё четверо вооружённых гвардейцев — их дыхание клубилось, голубоватое от подсветки фонарей. И это был единственный признак того, что они живые существа. А то можно было бы подумать, что это каменные изваяния.

— Сейчас, — прошептал Мюррей.

Откуда-то спереди донёсся звук запираемой двери. Трудно было что-то разглядеть — уже сгустилась тьма, а свет фонарей был слишком тусклым. Потом Джек услышал, как позвякивает связка ключей — словно колокольчики в такт чьим-то шагам. Потом появилась какая-то светящаяся точка. Она все росла и росла, пока не превратилась в квадратной формы фонарь, внутри которого горела свеча, — его нёс Том Хьюс, начальник стражи. Звук его шагов был чёток, как метроном, спина — пряма, как шомпол. Через минуту к нему, печатая шаг, примкнули четверо солдат. Торжественным маршем они направились дальше, в туннельную тьму. Звяканье ключей и клацанье кованых сапог по мостовой служило им аккомпанементом.

Как они запирали ворота, слышно не было, но через несколько минут снова послышалось звяканье ключей и запрыгал свет фонаря. От всего этого так и несло необъяснимым романтизмом. Джек обнял жену за талию и прижал к себе. Она подняла на него глаза.

— Люблю тебя, — прошептал он.

Звяканье ключей опять приближалось к ним.

Часовой, справа от них, вскинул ружьё и крикнул:

— Стой! Кто идёт?

Том Хьюс крикнул в ответ пароль:

— Ключи!

— Чьи ключи? — требовательно спросил часовой.

— Ключи королевы Анны!

— Дорогу несущим ключи королевы Анны! — часовой вернул ружьё в исходное положение.

Четверо стражей с Хьюсом посредине миновали пост и свернули налево, по направлению к Зелёной башне. Райан и Кэти последовали за ними. На вершине склона, возле Зелёной Башни, Хьюза и сопровождающих его гвардейцев встретил отряд стрелков и горнист. Хьюз и гвардейцы остановились. Отряд приставил ружья к ноге, а начальник стражи обнажил голову.

— Боже, храни королеву Анну!

— Аминь! — откликнулись гвардейцы и стрелки. Горнист протрубил отбой. Эхо запрыгало по древним камням, извещая о конце дня. Как круги от брошенного в воду камня, последние печальные ноты поплыли куда-то вдаль и растворились там в безбрежье ночной тиши. Райан наклонился и поцеловал Кэти.

— Каждый вечер с двести сорокового года? — спросил Джек.

— С одним перерывом — во время войны с наци. Немецкая бомба попала прямо на территорию Тауэра во время этой церемонии. Начальника стражи отбросило взрывной волной, и свеча в фонаре потухла. Ему пришлось снова зажечь её, чтобы довести церемонию до конца, — сказал Эванс. То, что начальник стражи был ранен, к делу не относилось. Есть вещи более важные, нежели это. — Ну, заглянем снова в пивную?

— У нас дома нет ничего похожего на это, — тихо сказала Кэти.

— Для этого Америка ещё недостаточно стара, не так ли?

— Неплохо бы нам тоже обзавестись такого рода церемониями, — сказал Джек.

Мюррей кивнул, соглашаясь.

— Да, что-нибудь такое, что напоминало бы нам, зачем мы тут, на земле.

— Традиция — важная вещь, — сказал Эванс. — Солдату традиция порой помогает выстоять. Это больше, чем ты сам, больше, чем твои товарищи… Это то, что существует не только для солдат. Это для всех.

— Точно, — сказала Кэти. — Так же и в медицине.

— И в морской пехоте, — поддакнул Джек. — Но мы не нашли этому столь красочного выражения, как вы тут.

— У нас было больше практики, — Эванс открыл дверь в пивную. — А кроме того, тут помогает и наше пиво.

— Вам бы ещё научиться должным образом готовить мясо… — сказал, обращаясь к Эвансу, Джек.

— А ну-ка, Джек, врежьте им всю правду, — хмыкнул Мюррей.

— Ещё пива моему собрату из морской пехоты, — кто-то протянул Райану кружку.

— Берт — один из морских пехотинцев, о которых я вам говорил, — пояснил Эванс.

— Я никогда не отзываюсь плохо о тех, кто выставляет мне пиво, — сказал Райан Берту.

— Невероятно разумно! Вы уверены, что были всего лишь лейтенантом?

— И всего три месяца, — сказал Джек и рассказал о вертолёте.

— Это просто невезуха. Ох, уж эти несчастные случаи на ученьях! — сказал Эванс. — Опаснее, чем на фронте.

— Так вы что, ребята, вроде гидов тут?

— Это только часть нашей работы, — вступил в разговор ещё один охранник. — Это неплохой способ за всем тут наблюдать, а также просвещать приблудных лейтенантов. Как раз на прошлой неделе я толковал тут с одним из Уэльской стражи — он не все понимал, как надо делать, и я дал ему одну идею.

— Очень даже верную, — согласился Эванс. — 0 том, что прежде чем стать офицером, надо побыть в солдатах. Кто сказал, что в Белом Доме самые лучшие дипломаты?

— Я никогда не чувствовал себя полностью бесполезным в качестве второго лейтенанта, — улыбнулся Джек.

— Всё зависит от точки зрения, — вставил другой охранник Тауэра. — Судя по тому, как вы вели себя на Молу, вы в армии были бы на уровне.

— Не знаю, Берт. Лейтенант с героическим комплексом — не того сорта человек, с которым очень-то сладко. Он такое будет чудить!.. Но, думаю, что те, кому удаётся выжить и что-то из этого извлечь, те бывают ничего ребята.

— Скажите, лейтенант Райан, что вы извлекли? Какой урок?

— Не быть подстреленным. В следующий раз я буду стрелять из укрытия.

— Отлично, — к ним присоединился Боб Халлстон. — И не оставляйте никого живым у себя в тылу.

За людьми СЛС не замечалось, чтобы они оставляли в такого рода случаях кого-то в живых. Кэти подобных разговоров терпеть не могла.

— Джентльмены, нельзя просто так убивать людей.

— Лейтенанту повезло, мэм, повезло на редкость. Но если с ним ещё раз такое случится, то надо действовать или, как полицейский, или, как солдат, одно из двух. Вам, молодой человек, очень повезло — могли бы и не выжить. Пусть ваша рука напоминает вам о том, как вам повезло. Хорошо быть храбрым, лейтенант, но ещё лучше быть сообразительным — оно и для ваших близких будет не так болезненно, — Эванс допил своё пиво. — Господи Боже, сколько раз я уже говорил это!

— Сколько раз мы все говорили это? — проговорил Берт. — Но, к сожалению, не все нас слушали. Ну, хватит. Прекрасная леди не желает слушать болтовню старых рубак. Боб сказал, что вы ожидаете ребёнка. А я через два месяца стану дедушкой.