Кленов Игорь
Фауст в космосе
КОМИССИЯ ПО КОНТАКТАМ
ИГОРЬ КЛЕНОВ
Фауст в космосе
ПРОТОКОЛ О ВЫСЫЛКАХ ИЗ ИНГОЛЫПТАДТА
...В среду после Вита 1528 года приказано некоему человеку, именовавшему себя доктором Георгом Фаустом из Гейдельберга, искать себе пропитания в другом месте и взято с него обещание властям за этот приказ не мстить и никаких неприятностей не учинять.
Е го не любили ученые мужи.
Они писали о нем с презрением и некоторой долей зависти. И весьма обижались на суеверных и легкомысленных графов и герцогов, пригревавших бродячего врача, астролога и хироманта при своих дворах. Фауст был более славен, нежели они, трудом и терпением добившиеся признанного места в науке, переполненной суевериями, злыми духами, ведьмами и чертями. Фауста гнали из городов, хотя в протоколах о высылке почтенные бюргеры не забывали взять с него обещание не мстить негостеприимному городу - многие были уверены в том, что ему открыты тайны, что власть его над силами тьмы велика и загадочна.
Друзья Фауста, а их было немало среди студентов и разношерстного городского люда, прислушивались к каждому его слову. Спесивые рыцари с трепетом ждали исполнения предсказаний мудрого доктора.
"За три месяца погибли все флотилии, о которых я говорил, - писал домой из Венесуэлы рыцарь Филипп фон Гуттен, - и те, которые вышли из Севильи раньше нас, и те, которые следовали за нами. Приходится мне признать, что предсказания философа Фауста сбылись почти полностью, ибо немало мы натерпелись за это время".
Фауст отлично знал, что может ожидать рыцаря, отправившегося в опасное и долгое путешествие, он предсказал беды и не ошибся.
Странно было бы, если бы он не угадал.
Мы привыкли к "Фаусту" Гёте.
Образ старика, получившего молодость в обмен на рискованный союз с дьяволом, образ трагический, серьезный, вытеснил сразу двух Фаустов. Первого Фауста, о котором уже шла речь, - реального, умершего примерно в 1540 году ученого и предсказателя. И второго Фауста - героя народной книги, которая, видно, начала создаваться уже при его жизни, книги, где народная молва собрала всяческие сказочные и действительные истории как о докторе, так и о подобных ему чернокнижниках и вольнодумцах.
Книга эта увидела свет в 1587 году, через сорок с небольшим лет после смерти Фауста, и многократно переиздавалась в Германии и других европейских странах.
Фауст стал одним из наиболее популярных и любимых народных героев. В нем, во втором, народном, Фаусте, совместились черты Насреддина, Панурга и Уленшпигеля - шутников и мудрецов.
Рушилось средневековье, слабела власть церкви над умами людей. Фауст современник великой Крестьянской войны в Германии. Знаменитый реформатор Лютер знал о нем и в беседах с учениками не раз упоминал имя безбожника, понося его, хоть немного и побаивался колдуна, подобно почтенным гражданам Инголынтадта. Лютеру принадлежат слова: "Много говорилось о Фаусте, который называл черта своим куманьком и говаривал, что, если бы я, Мартин Лютер, протянул ему только руку, он бы сумел меня погубить. Но я не хотел его видеть..." Веселый, проказливый Фауст удивительно подошел к своей эпохе. Бунт его, бунт против церкви и власть имущих, даже союз с дьяволом вызывал ужас лишь у теологов и попов. В народной книге за сокрушениями издателей по поводу столь страшного и греховного союза с нечистой силой видны веселые интонации авторов, полностью сочувствующих герою.
Фауст помогает соединиться возлюбленным, наказывает жадных торговцев, возвращает жене мужа, приделывает оленьи рога богатому рыцарю, а потом до смерти запугивает его храброе войско... Он веселит студентов и в праздники, и в великий, пост, а в день смерти его окружают многочисленные скорбящие друзья.
Народная книга о Фаусте была не только веселым для одних н нравоучительным для других (кому что в ней хотелось видеть) рассказом. Она несла также массу всевозможных сведений - читатели XVI века были куда любознательнее своих предков. В книге много говорится о разных странах, которые посетил жадный до жизни Фауст.
И одно из этих путешествий Фауста стоит несколько особняком. Составители "от себя" рассказывают о странствиях чернокнижника по германским государствам (Германию Фауст и на самом деле всю объехал, возможно, побывал он и во Франции, в Париже, а ученик его, Вагнер, повествует даже о путешествии в Южную Америку и описывает там сумчатых животных), Чехии, Турции. Но путешествие Фауста в космос - один из трех написанных от имени Фауста и включенных в книгу документов (два других завещание, где Фауст отказывает своему наследнику и верному ученику Вагнеру книги и лист с описанием путешествий в ад).
Составители книги сообщают, что в бумагах покойного ученого они обнаружили письмо, написанное его доброму приятелю, врачу Ионе Виктору в Лейпциг. Обращается Фауст к своему другу как к физику и астроному, полагая, что его отчет может представить интерес с научной точки зрения.
В те времена путешествия к звездам были куда менее популярны, нежели визиты в рай и ад (Фауст, естественно, посетил оба эти района). Немногочисленные сказочные путешествия за пределы планеты не выходили за рамки обычных в средневековье представлений о Земле и небе. Да и куда полетишь, если всем известно, что небо твердое?
Начало рассказа о путешествии Фауста не обещает ничего необычного. Летел он в весьма стандартном экипаже - повозке, запряженной двумя драконами. Драконы описаны со знанием дела, у них коричневые с черным крылья в белых крапинках, а спина, брюхо и голова в зеленоватых, желтых и белых пятнах.
Но стоило Фаусту отделиться от Земли, как начались интересные вещи. Интересные для сегодняшнего читателя - с точки зрения современников Фауста они не слишком отличались по характеру от сведений о драконах.
Из-под колес повозки вырывались огненные языки. Казалось бы, зачем ей подобная иллюминация, если ее все равно тащат летающие драконы? Дальше сообщается: "Чем выше я поднимался, тем темнее становилось вокруг.
Казалось, будто из яркого солнечного дня я погружаюсь в темную яму".
Вряд ли читатель народной книги обращал особое внимание на то, что по мере подъема колесницы небо чернело. Ведь только через несколько веков люди, поднявшиеся в стратосферу, увидели днем темное небо.
Через некоторое время огненная повозка поднялась на 47 миль в вышину, то есть примерно на 80 километров. С этой высоты Фауст разглядывает открывающиеся картины. Что он видит? Всю Землю? Или только родной город?
Нет. Часть Европы, именно такую, какую мог бы увидеть, поднимись он в самом деле на эту высоту.
"Взгляни, - говорит Фаусту Мефистофель, - вот по левую руку лежит Венгрия, далее здесь Пруссия, там, наискось, Сицилия, Польша, Дания, Италия, Германия. Завтра же ты увидишь Азию, Африку, также Персию, Татарию, Индию, Аравию".
Три дня продолжается орбитальный полет. Фауст видит практически все страны Европы и Азии.
Но стран, не известных его современникам, он не наблюдает. Даже не видит Америки, которая к тому времени уже открыта.
Любопытно, что Константинополь с высоты в 80 километров кажется ему столь маленьким, "будто там едва три дома".
Затем Фауст полетел прочь от Земли. На восьмой день он себя плохо почувствовал. Такое впечатление, что у него были нелады с вестибулярным аппаратом. "Увидел я, - пишет Фауст, - что небо движется и крушится так быстро, как будто оно разлетится на тысячу кусков. Небо было таким ослепительным, что я ничего не мог разобрать, и таким жарким, что я мог бы сгореть, если бы мой слуга не поднимал ветер".
В это время корабль, видимо, приблизился к солнцу, потому что Фауст сообщает своему корреспонденту: "И хотя мне казалось, что Солнце у нас величиной едва ли с днище от бочонка, на самом деле оно больше всей Земли, так что я не мог видеть, где оно кончается. Поэтому-то Луна ночью, когда Солнце заходит, получает от него свет и так ярко светит ночью, что и на небе становится светло".
Весьма смело для XVI века) Смело увеличивает Фауст "общепризнанные" размеры звезд и планет. Звезды, говорит он, больше, чем по полземли, планеты - величиной е Землю.
Кстати, в другой главе книги Фаует объясняет некоему почтенному астроному, что мнение о том, будто звезды размером подобны пламени восковой свечи, неверно.
Звезды велики, "многие поболе, чем эта страна". Астроном, видно, лишь улыбнулся снисходительно и спросил, а как же тогда они падают? Ведь если такое чудище свалится на Землю, от нее ничего не останется. Но Фауст не растерялся и придумал новую- "небылицу".
"В том, что происходит со звездами, - сказал он самоуверенно, - когда они светят и надают на Землю, нет ничего необыкновенного, это бывает каждую ночь.
Когда мы замечаем вспышки или искры, это знак, что со звезд падают капли... Но то, что звезды будто бы падают, это только люди так воображают, и когда часто видим мы ночью падающий огненный поток, это все же не падающие звезды, как обычно полагают".
Не исключено, что некоторые прозрения Фауста случайны. Ведь, в конце концов, они обильно перемешаны со сведениями о духах, драконах и иных потусторонних явлениях, куда более привычных человеку XVI века, нежели сообщения о невероятных размерах Солнца и звезд, о метеоритах и черном небе космоса. Возможно, в книге Фауста отразились догадки астрономов и ученых (может, и самого Фауста), обогнавших свое время, но не смевших высказать эти догадки от своего имени.
И не исключено, что тем, кто был знаком с книгой, куда легче было потом поверить еретическим словам Коперника и Джордано Бруно, так как внутренне они были подготовлены к восприятию революционных понятий о Земле и небе.
Сообщение о докторе Фаусте было зачитано на очередном заседании Комиссии по контактам.
- Итак, - сказал председатель, - кто из присутствующих хочет высказаться?
Члены комиссии переглянулись.
- Скажите, а не мог он быть наркоманом? - осторожно спросил кто-то.
- Таких сведений не сохранилось, - сухо ответил докладчик. Разумеется, белена,- опиум и некоторые другие средства в том, же роде были уже давно известны.
- А как насчет пейотля?
- Фауст умер почти через полвека после открытия Америки. Можно допустить, что он был знаком и с этим наркотиком.
- Итак, мнение первое: рассказ Фауста - продукт интенсивной галлюцинации, - подытожил председатель. - Кто еще желает высказаться?
- Предположим на секунду, что Фауста забирают с собой в космос пришельцы, тогда почему в его рассказе не отмечено явление невесомости? спросил физик.
- На аппарате могла действовать искусственная сила тяжести.
- Тогда отчего у Фауста закружилась голова?
- Но вы заметили, что это случилось лишь раз за весь восьмидневный полет?
- Временная поломка?
- Если хотите.
- Можно предложить и другое объяснение этому умолчанию, - заметил историк. - "Письмо" опубликовано через 47 лет после смерти Фауста. Мы не знаем, сколько раз письмо Ионе Виктору редактировалось, сокращалось и дополнялось, прежде чем оно было напечатано в типографии Иоганна Шписа. Но если даже это подлинный текст письма, проблема его соответствия действительным наблюдениям и ощущениям Фауста не становится более легкой. Достаточно вспомнить подробное описание сказочных драконов. Современники доктора и народная легенда о нем сходятся в мнении, что Фауст был весельчаком и мистификатором, обожавшим разыгрывать своих напыщенных коллег. Вряд ли от него можно ожидать чего-то вроде бортжурнала полета, даже если бы этот полет вправду состоялся.
- Главное все-таки не в том, о чем Фауст умолчал и почему именно, сказал докладчик. - Важно другое: можем ли мы выделить в его письме картины, какие не было бы в состоянии создать даже самое буйное воображение человека XVI века. Я предлагаю для конкретного обсуждения четыре пункта: 1) Черное небо на высоте более 80 километров. 2) Внезапное вращение неба на восьмой день полета. 3) Площадь обзора и возможность разглядеть те или иные объекты. 4) Ослепительное и яркое небо.
- Черное небо люди впервые увидели в тридцатых годах нашего века, заметил физик. - Но это не было открытием для ученых. Представление о черноте космоса было выведено теоретически.
- Но не в XVI веке?
- Нет. Мы не знаем таких работ столь большой давности. Впрочем, ведь и великие открытия Леонардо .да Винчи стали известны лишь в XIX веке, и то лишь по воле случая - нашелся его рукописный архив.
- Площадь обзора с такой высоты примерно соответствует действительной, - сказал математик. - Но, зная геометрию, Фауст мог легко эту площадь вычислить.
- Учебника Эвклида для этого хватило бы? - спросил историк.
- Да. Хватило бы и одной теоремы Пифагора.
- Что же касается слепящего света в связи с близостью Солнца,, . гдобавил физик, - Фауст мог его ощущать, только если смотрел прямо на Солнце. Достаточно ему было немного отклониться в сторону (а судя по письму, у него был круговой обзор), как Фауст вновь бы увидел черное небо.
- Стало быть, и это сообщение не может быть весомым доводом, согласился докладчик. - Остается "вращение неба".
- А Фауст не мог страдать, скажем, лабиринтитом, как Свифт?
- Во веяном случае, он, как врач, мог быть знаком с этой болезнью, заметил историк.
- Будем подводить итоги, - сказал председатель. - Как же мы в целом оценим "письмо" Фауста?
- Мне кажется, - сказал историк, - что Фауста надо рассматривать на фоне его эпохи. Он родился около 1480 года и умер в 1540 году. В 1488 году в Европе впервые был напечатан в подлиннике греческий писатель (Гомер), а к 1520 году все важнейшие работы греческих авторов, дошедшие до нас, были опубликованы. После тысячелетнего забвения в руках европейских ученых внезапно оказалась огромная сокровищница античной мысли. Фауст мог почерпнуть оттуда чрезвычайно многое. Если взять "письмо" Фауста в целом, а не только четыре положения из него, выбранные докладчиком, окажется, что космогонические представления Фауста гораздо ближе к представлениям древнегреческих философов-материалистов, чем к данным науки XX вена.
- И все-таки это был большой человек, - сказал докладчик. - Ведь знаменитый "Молот ведьм", пособие по уничтожению инакомыслящих, был напечатан впервые почти одновременно с Гомером, в 1487 году, а к 1520 году выдержал тринадцать изданий с предисловием папы римского. Фауст очень рисковал. Может быть, я неправильно выбрал эпиграф н докладу?
- А какой следовало бы избрать?
- Случалось, что шутовская форма изложения истин помогала избежать костра, - заметил историк. - У великого Рабле, например, были современники и единомышленники, которые сказали куда меньше, чем он, но сделали это в более серьезной форме - и поплатились жизнью.
- Да, может быть, доктор Фауст и не был, в сущности, таким уж весельчаком... - сказал кто-то.