На первый взгляд, если принять во внимание общий рельеф лавового поля, планер выглядел значительно лучше, чем можно было ожидать. Хвостовое оперение было в порядке; обшивка фюзеляжа пострадала только в нижней части; даже узкие крылья казались невредимыми. Окажись здесь где-нибудь в пределах трех тысяч миль катапульта, можно было бы поддаться соблазну и попробовать снова поднять аппарат в воздух. Даже Дар Лан Ан мог бы обмануться, будь его глаза единственными приемниками информации.
      Но полагаться приходилось не только на зрение. Ведь именно он был тем бедолагой, который вел эту машину. Он видел, как изрытая черная поверхность лавового потока ринулась ему навстречу, когда внезапный порыв ветра потащил планер по направлению к безымянному вулкану, он ощутил удар, а затем упругий толчок, когда пружинистая деревянная рама воздушного корабля приняла на себя часть энергии столкновения; и, что самое главное, он услышал, как треснули лонжероны обоих крыльев. Первое, что пришло ему в голову, была мысль не о том, каким образом снова подняться в воздух, а о том, стоит ли перед тем, как покинуть планер, придать ему более явственные признаки крушения. Впрочем, дело, конечно, было не в этом. Истинной причиной беспокойства Дара были книги.
      Разумеется, книг было не так уж много; Ри Пел Ун был слишком предусмотрителен, чтобы доверить одному пилоту сколько-нибудь значительные сведения о городе. Но и эти книги не должны были пропасть втуне. Его долг — доставить их в Ледяную Крепость, а восемь сотен лет — срок вполне достаточный для того, чтобы воспитать в себе глубокую преданность долгу. Именно столько прожил на свете Дар Лан Ан.
      К счастью, книги оказались не слишком тяжелыми. Он решительно принялся за дело, стараясь уложить все необходимое в компактный узел, который не мешал бы ни при ходьбе, ни в случае, если бы пришлось взяться за оружие. Когда он наконец выпрямился и двинулся в путь, прочь от места катастрофы, он нес на себе книги, весившие примерно половину его собственного веса, в десять раз меньше еды, а также арбалет и стрелы, с которыми не расставался с самых ранних дней. В планере осталась большая часть продовольствия, зато не осталось ни одной книги.
      Маршрут он продумал, пока упаковывал ношу. Путь к намеченной цели по большому кругу составлял чуть более двух тысяч миль, из которых половина приходилась на океан. Расстояние, которое он намеревался пролететь, было значительно длиннее — из-за островов, дававших возможность пересечь океан перегонами не более пятидесяти миль каждый. Он решил держаться этого маршрута, потому что уже несколько раз летал таким путем и хорошо знал местность. Разумеется, с грунта ориентиры будут выглядеть иначе, но для его фотографической памяти это не должно представить больших затруднений.
      Сначала, конечно, ему пришлось отклониться от избранного направления. Такой путь повел бы его чуть ли не прямо через гору, на подступах к которой он разбился. Благодаря особенностям своего телосложения Дар был гораздо более искусным скалолазом, нежели любое человеческое существо, однако вершина горы курилась желтоватым дымом, а лава под ногами, как ему показалось, была несколько теплее, чем если бы она просто нагрелась от солнца. И потому, хотя ближайшая точка океанского побережья, к которой он устремлялся, находилась на северо-востоке, а ближайший край лавового поля лежал прямо на севере, он двинулся на северо-запад, так что алое солнце, именовавшееся Тииром, повисло слева и позади него, а маленький голубоватый Аррен — за спиной.
      Лавовое поле нелегко пройти пешком, даже без тяжелой ноши. А с грузом, как у Дар Лан Ана, это оказалось настоящей мукой. Подошвы его ног были достаточно крепки, чтобы не бояться острых каменных обломков, которые ему не удавалось обойти, но здесь не было ничего похожего на ровную тропинку. Снова и снова он мысленно увеличивал сроки, необходимые для этого перехода, но так ни разу и не признался себе, что, быть может, не сумеет дойти до цеди.
      Дважды он ел и пил, если так можно выразиться о символических глотках и крохах, которые он себе позволил. Оба раза он даже не замедлил шаг. От места, где разбился планер, до края лавового щита было менее пятидесяти миль, но, если бы он упал и заснул на середине пути, он бы наверняка погиб от жажды. Нигде на лавовом поле, насколько он знал, не было воды; между тем лето приближалось, а он испытывал в воде не менее острую нужду, чем человеческое существо в таком же положении.
      Когда он ел в первый раз, гора была уже достаточно далеко, и он повернул на север, так что Тиир теперь светил ему прямо в спину. Аррен догонял красное солнце, но тени все еще были коротки. И хотя Дар Лан Ан был привычен к сиянию двух солнц, ему было довольно трудно оценивать рельеф на расстояниях более чем в несколько десятков ярдов, и потому он часто избирал далеко не самый прямой и короткий путь.
      И все же он двигался вперед. Когда он «принимал пищу» во второй раз, вулкан уже скрылся из виду, а еще через несколько часов ему показалось, что он различает впереди полосу зелени. Разумеется, это мог быть мираж, но Дар Лан Ан понятия не имел о миражах. Это могло быть и более плотное скопление мясистых колючих растений с толстыми, как бочки, стволами, которые росли там и сям прямо из лавы. Но путник был уверен, что это настоящий лес, растительность, а значит, и много воды, в которой он с каждым шагом нуждался все острее. Он облегченно вздохнул, поправил на плечах узел с книгами, допил остатки воды и вновь зашагал к далекому горизонту. Свою ошибку он обнаружил несколько раньше, чем вновь ощутил жажду.
      Двигаясь напрямик, он смог бы легко пройти расстояние до леса. Даже со всякого рода зигзагами и обходами, к которым вынуждало его лавовое поле, он сумел бы покрыть это расстояние, прежде чем муки жажды доконали его. Мысль о серьезных препятствиях просто не приходила ему в голову, потому что во время прежних своих полетов он не замечал на лавовом поле ничего, кроме однообразного чередования небольших трещин и незначительных холмов. Как оказалось, его подвела не память, его обманула сама местность.
      Тиир уже почти закончил свое движение к западу и заметно поднялся над горизонтом, готовясь к ежегодному скачку назад, к Аррену, когда Дар Лан Ан наткнулся на препятствие. Это была не стена, он преодолел бы любую стену, это была трещина — трещина, которая образовалась, должно быть, когда лавовая масса почти полностью затвердела, ибо она была слишком глубока и длинна, чтобы ее можно было объяснить простым разрывом застывшей корки под давлением жидких расплавов снизу.
      Он не заметил ее с воздуха просто потому, что она не была прямой; она извивалась змеей среди обычных неровностей местного рельефа, и он следовал вдоль нее более часа, прежде чем ему открылось истинное положение вещей. Это случилось, когда трещина повернула назад, по направлению к уже далекому теперь вулкану.
      Поняв, что происходит, Дар Лан Ан сразу же остановился и прежде всего поспешил укрыться в тень под нависшей скалистой плитой. Он не стал упрекать себя, хотя сознавал, что поступил неразумно, а немедленно сосредоточился на возникшей перед ним проблеме.
      Стены провала были неприступны. Обычно поверхность застывшей лавы шероховатая и грубая, так что любой представитель племени Дар Лан Ана способен, цепляясь когтями, найти опору даже на почти вертикальной поверхности, но тут был разлом в цельной спаянной массе. Правда, в породе было полно пузырьков газа; разлом вскрыл эти пузырьки, и оставшиеся от них лунки были достаточно велики, чтобы можно было цепляться за них, но только вблизи от поверхности. На противоположной стене расселины было видно, как уже на глубине в несколько ярдов лунки уменьшались до размеров булавочной головки, а еще глубже пропадали вовсе. Кроме того, стена была не просто вертикальной. Ее поверхность была волнистой, так что, откуда бы он ни начал спуск, рано или поздно он бы повис без опоры под ногами. Нет, о спуске нечего было и думать.
      Перепрыгнуть расселину было невозможно — почти повсюду она была слишком широка даже для прыжка без груза, а Дар Лан Ану в голову бы не пришло бросить свою ношу.
      Веревки у него не было, ремней, которыми он стянул узел, не хватило бы даже на длину его прыжка. И ничто не росло на лавовом поле, из чего можно было бы свить трос или устроить перекидной мостик. Растения здесь были с мясистой мякотью внутри, без всяких признаков древесной структуры, а кожица их оказалась настолько непрочной, что не выдерживала даже нажима его когтей.
      Он долго не мог найти правильное решение только потому, что не мыслил себя отдельно от своих книг. Поразительно, сколько времени понадобилось ему, чтобы сообразить: нет никакой необходимости расставаться с книгами навсегда; достаточно сначала перебросить книги через пропасть, а затем перепрыгнуть самому.
      Это разрешало почти все проблемы, поскольку он сразу же припомнил несколько мест, где наверняка смог бы перескочить на ту сторону, если бы не ноша. Ему только требовалось найти такое место, где на другой стороне расселины, на расстоянии броска, была бы относительно ровная площадка.
      В конце концов он нашел то, что нужно. В тот момент он не думал, сколько времени было потеряно. Он просто свалил узел с плеч на черный грунт, проверил прочность упаковки — не хватало, чтобы узел рассыпался в воздухе! — прикинул вес на одной из своих могучих рук, а затем, раскрутившись на месте, как это делает метатель молота, швырнул узел через провал. Он не сомневался, что все обойдется благополучно; на самом деле узел пролетел даже дальше, чем рассчитывал Дар Лан Ан, и на секунду он испугался, что узел попадет на изрытое поле за ровной площадкой. Но вот узел перестал катиться, он лежал на виду и был, по-видимому, цел и невредим; и тогда, успокоившись, Дар Лан Ан примерился и перепрыгнул через пропасть сам.
      Если бы ему пришлось составлять отчет об этом происшествии, он не стал бы углубляться в детали. Большинству людей было бы трудно удержаться от упоминания о том, что они чувствовали, когда бежали к краю бездны, как, собрав все силы, взвились в воздух, как бросили взгляд в тошнотворную глубь под собой и затем тяжело ударились о твердую и грубую поверхность лавы на той стороне. Впоследствии один человек много рассказывал обо всем этом. Конечно, и Дар Лан Ан испытал все положенные ощущения, но после прыжка он думал уже только о книгах. Он двинулся дальше.
      Тиир был заметно выше, когда он наткнулся на новую трещину. Теперь ему понадобилось меньше времени, чтобы переправиться, но все-таки это была новая задержка; и в конце концов, когда красное солнце вошло почти в зенит и сделалось вдвое больше, чем оно казалось с места крушения планера, он был вынужден признать, что лето все-таки захватило его на лавовом поле, а лето — это не такое время года, которое можно провести вдали от больших запасов воды.
      Значит, его смерть наступит несколько раньше, чем он ожидал, и надо будет что-то сделать с книгами. Вероятно, когда он не вернется домой в срок, его примутся искать; он еще не слишком удалился от обычного воздушного маршрута между Кварром и Ледяной Крепостью, и поисковым группам не понадобится напрягать воображение, чтобы понять, где он находится. Нужно только сделать что-то, чтобы его можно было легко заметить с воздуха. Он поразмышлял, не стоит ли вернуться к планеру, но скоро понял, что больше не способен на такое путешествие — хотя бы потому, что слишком ослабеет к тому моменту, когда доберется до трещин, и не сможет перебраться через них. Конечно, если бы он сразу отдал себе отчет, как мало у него надежды пересечь лавовое поле, он оставил бы книги в планере; но тогда ему просто в голову не приходило усомниться в своих силах. И теперь ему предстояло исправить эту ошибку или, по крайней мере, дать возможность исправить ее кому-то другому.
      Естественно, никаких следов на голых камнях он не оставил, и поисковым группам, которые найдут планер, не будет от этой находки никакого толку. Они будут знать только, в какую сторону он пошел; но им не известно точно, когда произошло крушение, и ничто не подскажет им, какое расстояние он успел пройти. Они не смогут предположить, как и он сам, что ему не удалось добраться до края лавового поля; никто точно не знает, каковы условия в такой близости от вулкана.
      Наблюдатель с воздуха не сможет обнаружить его тело на фоне лавы, ибо ни размеры его, ни цвет ничем не выделяются на этой местности. Все каменные обломки вокруг примерно одинаковой расцветки, и потому бесполезно пытаться выложить из них какой-нибудь заметный узор, который мог бы привлечь внимание поисковых групп. В его узле не было ни материала для достаточно большого флага, ни краски, которой можно было бы что-нибудь написать на скалах. Единственными предметами, пригодными, по мнению Дар Лан Ана, для решения этой проблемы, были пряжки на его ремнях.
      Железные, плоские, хорошо отполированные, они могли служить зеркалами, хотя и были весьма малы. Поскольку другого выхода не оставалось, надо было приспособить эти пряжки. Он все еще продолжал брести к северу, когда пришел к этому выводу.
      Теперь оставалось решить, остановиться ли тут же на месте и посвятить оставшееся время выкладыванию из пряжек узора, который с максимальной надежностью привлечет внимание наблюдателя с пролетающего планера, или же продолжать идти до тех пор, пока он не почувствует приближение конца. Последнее решение имело то преимущество, что давало ему надежду добраться до какого-нибудь особенно удобного места, скажем, до пика или до нагромождения лавовых пластов, которое само по себе бросится в глаза поисковой группе. То, что при этом он мог найти воду и спасти собственную жизнь, не играло для него никакой роли; выбирая решение, он уже считал себя мертвым. Единственное преимущество первой альтернативы состояло в том, что остаток жизни он мог бы провести в тени, а это было бы куда приятнее, чем тащиться дальше и дальше под огнем двух солнц. Неудивительно, что он решил продолжать путь.
      Он брел, карабкался, взбирался в зависимости от характера местности, а красное солнце все поднималось, все росло. Вот оно уже начало попятное движение к востоку, и только равномерное движение Аррена на запад могло еще служить ориентиром для Дар Лан Ана. Вероятно, поправки, которые Дар вводил в свой курс, были несколько неопределенные; вероятно, его путь, путь к концу, вообще нельзя было назвать курсом в истинном смысле этого слова, ибо, по мере того как шло время и поднималась температура, его мозг все сильнее одолевали мучительные сигналы жажды, которые слало его тело. Человеческое существо на его месте давно бы уже погибло — умерло и высохло бы до последней капли влаги. Но у Дар Лан Ана не было потовых желез, его нервные ткани выдерживали температуры, близкие к точке кипения воды, и потому он терял драгоценную жидкость не столь быстро, как человек. Правда, с каждым выдохом вода все же понемногу уходила, и дышать становилось все больнее. Он уже не знал, почему так колышется ландшафт впереди: быть может, дрожит горячий воздух, а быть может, у него что-то со зрением; ему то и дело приходилось наводить на один предмет оба глаза, чтобы удостовериться, что видит он правильно.