При этом крике мульготра сильнее сжала ее грудь, желая заставить замолчать. И крик остался неуслышанным, поскольку тело Крала по-прежнему медленно подтягивалось к жадному рту. В глазах у Елены потемнело, и в сердце вспыхнул ледяной огонь.
      Все два дня и две ночи она почти не управляла собой, будучи, как оторванный бурей листок, швыряема по воле неких сил.
      Но больше этого не будет.
      Она заставит себя слышать.
      И если Темный Лорд хочет ведьму, он ее получит, - но со всей ее магической силой!
      И Елена раскрыла себя для магии и позволила ледяным языкам вырваться сквозь ее кожу наружу. Энергия бушевала в раковине ее тела и рвалась, жаждая крови.
      Пусть так и будет!
      Елена дотянулась до пасти мульготры и коснулась рукой заостренных зубов, чтобы поранить руку. И как только выступила первая капля крови, ничем не сдерживаемая дикая магия хлынула в мир.
      Елена изо всех сил ударила горящей рукой в морду чудовища.
      Тварь завизжала и уронила ее на землю.
      Поднявшись, девушка увидела, что Крала тоже выпустили, а мульготра опрометью убегает к лесу. Рукой, как топором, Елена перебила ее отвратительный язык, и тот еще долго извивался, словно перерубленная змея.
      Ногой Елена отбросила пляшущий язык в сторону.
      И снова она стояла в луже с воздетыми к небу руками и грозно глядела на мульготру и на то ужасное, что жило в ней. Под ее ногами вода замерзла в лед, и лужа превратилась в стеклянную чашу, только грязь по краям шипела от жара. Сам дождь вокруг нее превращался в град, больно ушибая нежное тело. Но, не обращая внимания на боль, Елена шагнула к чудовищу:
      - Я же сказала - больше никого! - девушка сделала еще шаг, и Крал оказался теперь за ее спиной. Торжествующая злоба полыхала в сердце Елены больше им не достанется никто!
      - Но уж тебя-то, дитя, я получу! - прошипела приготовившаяся к обороне и нападению мульготра.
      Но тут из-за своей спины девушка услышала и другой голос:
      - Нет, Елена! Нет, ты еще не готова! Беги ко мне! Беги!
      Однако она не обратила и на этот призыв внимания. Больше она не станет слушать других.
      С этим рассветом она перестанет быть игрушкой в руках тех, кто старше!
      Перестанет быть листком на ветру.
      Перестанет быть ребенком.
      Елена протянула руку к монстру. Кровь капала с ее пораненной ладони, дымясь и шипя в застывшей льдом грязи.
      Этой ночью она станет настоящей ведьмой.
      - Лучше выслушайте меня, - ледяным тоном сказала она мульготре, и чудовище на мгновение отступило на полшага, а потом, как рассерженная змея, прыгнуло; сотни щупалец рвались из ее горла, и воздух засвистел от их движений.
      Елена стояла неподвижно, прикрыв глаза и крепко сжав в кулак правую руку. Огонь бушевала в ее окровавленных пальцах, а сила внутри завивалась все более тугой пружиной. Тело дрожало от напряжения, и спустя несколько секунд ладонь ее превратилась в ледяное солнце.
      Земля вздрагивала под весом мульготры.
      В лицо Елены пахнуло едким смрадом и жаром.
      И тогда девушка медленно раскрыла кулак, как роза на рассвете раскрывает свои лепестки.
      И сила взорвавшейся звезды ослепила все вокруг.
      Эррила отбросило этим взрывом далеко назад и сильно ударило спиной о ствол. Кое-как старый воин сумел подняться; в глазах его застыли слезы. Проведя рукой по глазам, он снова обрел зрение, но картина, представшая его взору, остановила дыхание.
      Мульготра лежала навзничь, не дотянувшись всего ладони до горла Елены. Значит, девочка убила ее!!!
      Но нет.
      Эррил видел, что крылья чудовища еще подрагивают, и через мгновение, снова собравшись в тугой комок мускулов и крыльев, тварь вскочила на ноги и снова ринулась на девочку. Из глотки ее несся оглушительный рев.
      Елена стояла, высоко подняв вверх руку с растопыренными пальцами.
      Эррил окаменел.
      Рука была бела, как снег. Магия ушла, и спасения Елене больше не было.
      Старый воин заставил себя снова выйти на поляну, но пока он ковылял до опушки, Елена опустила руку, свела пальцы и направила их прямо на мульготру.
      С неба ударила молния такой силы, что Эррил невольно упал, Уткнувшись лицом в прошлогодние листья, а когда поднялся, то его снова заставил вжаться в землю чудовищный раскат грома.
      И этот раскат окончательно поглотил мульготру.
      Значит, Елена обратилась к самим небесам! Такой власти Эррил даже не мог и подозревать в ней.
      Значит, магия ее не пропала, а лишь ушла в небо, чтобы вернуться оттуда в виде грома и молнии. И действительно, вокруг Елены снова сверкал голубой огонь.
      Но щупальце, внезапно высунувшееся из дымящейся черной тучи, потянулось к простертой вперед руке.
      Елена ликовала. Радость победы играла на ее губах, и сила пела в ней свою торжествующую песню. Девушка чувствовала, как тело и магия отныне подвластны ей, и теперь она знает, что делать.
      Глаза ее остановились на приближающемся щупальце.
      Магия говорила с ней своим сокровенным языком и уверяла, что черная туча, окутавшая монстра, тоже подвластна ее руке. Елена стиснула пальцы. Туча заметалась, словно ее рвали изнутри ветры, и стала все плотнее облегать мульготру. Спустя несколько секунд туча превратилась в воду, в огромный водяной пузырь, в котором задыхалось чудовище.
      Но Елена знала, что Темному Лорду каким-то неведомым образом опять удалось ускользнуть и вернуться обратно в свои страшные подземелья под Блекхоллом, оставив вместо себя лишь эту чудовищную оболочку.
      Мульготра все еще боролась со смертью, но разбушевавшаяся магия уже настойчиво требовала новых жертв. Новых!
      Какая-то часть существа Елены понимала, что умирающая мульготра всего лишь примитивное оружие в руках Темного Лорда, и ее смерть не причина для такой радости, но другая часть наслаждалась и праздновала победу.
      А неиспользованная магия требовала нового применения, крича девочке в уши о том, что отныне ей все подвластно и все доступно.
      И Елена поддалась на этот призыв.
      Она посмотрела на тонущую мульготру и снова свела пальцы в кулак. Водный шар перед ней медленно стал превращаться в лед, замораживая чудовище в своей сердцевине, как насекомое, попавшее в смолу. Потом хрустальный шар лопнул, и осколки его вонзились в землю. По осколкам метались синие огни следы силы.
      Ах, как сладко пела ее сила, как умоляла - еще! Кровь кипела от ее песен!
      Елена напрягла руку, так что взбугрился бицепс, ногти от напряжения вонзились в ладонь. Боли не было, и девушка продолжала напрягать руку все сильнее.
      Улыбка ведьмы уже выражала экстаз.
      Весь лед взорвался, и замороженная тварь внутри распалась на тысячи мельчайших кусочков, как совсем еще недавно меч Эррила, там, в пещере, у ручья.
      Куски разлетелись, не коснувшись Елены, но лесу вокруг пришлось плохо. Взрыв повалил деревья на целую лигу вокруг, останки мульготры, разлетевшись веером, повисли на сучьях.
      И тут рука девушки, увидевшей такие разрушения, невольно разжалась. Елена упала на колени, а потом и вовсе на четвереньки. Что она снова наделала! Она представила себе задыхающуюся мульготру, и попыталась убедить себя, что все правильно, что чудовище опасно и его все равно надо было непременно убить. Да, это было правдой - но ужасно было другое, то, что она наслаждалась сознанием умерщвления, наслаждалась видом смерти.
      Однако хуже всего было то, что руки ее вновь стали белыми, как снег, и ничто, никакая сила, кроме тепла еще не взошедшего солнца, не могла теперь возродить ее силу вновь. Елена растратила ее наполовину впустую!
      И не ведьминская сила пела в ней, требуя новых жертв, нет, это пело ее собственное сердце, жаждавшее власти.
      Но куда было деть юную женщину, не скрывавшую слез при виде живой жизни, уничтоженной ее собственной рукой? И ведь это тоже была она, Елена.
      Так кто же она?
      Чем она стала?
      Перед глазами ее показались высокие сапоги, и Эррил опустился на колени рядом с нею и осторожно приподнял пальцами ее подбородок. И от этого прикосновения по лицу девушки разлилось блаженное тепло. Магия вызывала только дрожь и озноб.
      Бродяга прижал ее к себе, но ничего не сказал...
      Отныне сердцу Елены не было излечения.
      Елена плотнее запахнула на себе оленью шубку, стараясь, чтобы внутри не осталось ни капли холодного воздуха. Это было первое ясное утро с тех пор, как три полные луны назад они прибыли в пещеры племени Крала. Снежные вершины, слегка тронутые розовым рассветом, упирались в прозрачно-синее небо. От этого зрелища перехватывало дыхание и мерзло лицо. Елена утопила подбородок в меховом воротнике шубы.
      Это прозрачное ясное утро на мгновение заставило девушку подумать, что все случившееся с нею было только дурным сном. Здесь, в горах, по-прежнему играли дети и беспечно болтали готовившие завтрак женщины. В воздухе стоял запах изюма, корицы и поджаренного овса, ложки звякали о миски, и голоса были полны веселья, а не угроз.
      Однако стоило Елене пройти еще несколько шагов, как она снова отчетливо осознала, что окружающий ее новый мир - только иллюзия. Рядом в пещере лежал слабый Эррил, по горло завернутый в меховые одеяла, и кости на его лице были готовы прорвать тонкую кожу. Теперь это был не стройный мускулистый жонглер, а лишь подобие человека, истощенного непрекращающейся горячкой. Яд поднялся до его сердца как раз в тот момент, когда они уже добрались до жилища Крала, и Эррил так и упал во главе процессии, не успев сделать последние несколько шагов.
      И если бы не широкая спина и не сильные ноги огра Толчука, Эррил, пожалуй, никогда не добрался бы сюда. Устали и вымотались даже оставшиеся в живых кони - боевой Роршаф горца и любимая Мист Елены. Но лошади были уже не в силах везти раненого по опасным горным дорогам. И лишь с помощью того же Толчука все каким-то чудом сумели добраться до стана горцев.
      Спустя день горячка Эррила разыгралась так, что никто уже не надеялся на его выздоровление, и только какие-то листья, варимые в горшке Нилен, да сильный дух самого больного все еще не пускали смерть в пещеру долгие-долгие дни. Все ночи девушка проводила у постели своего ленника, омывая его лицо прохладной водой из горных источников, прислушиваясь к его стонам и поправляя разметавшиеся простыни. Однажды он вдруг раскрыл глаза, увидел Елену и простонал: "Ведьма убьет нас всех!"
      Елена закричала и выбежала из пещеры, хотя и понимала, что это лишь больной бред, и кровь Эррила отравлена ядом. Но она заставила себя зайти к нему снова спустя лишь много-много дней. Сегодня утром, угостив Мист сушеными яблоками, Елена прошла к Эррилу и увидела, что старый воин уже сидит на кровати и беседует с Кралом. Нога горца все еще была в лубках, но гигант умудрялся перебираться даже по скалам с помощью верескового костыля. Волк тоже сидел у постели, навострив уши и прислушиваясь к разговору. Елена до сих пор никак не могла окончательно поверить, что это роскошное животное действительно оборотень, и порой не могла удержаться, чтобы не почесать его за ухом и не похлопать по холке. Так сделала она и сейчас. Волк недовольно забил хвостом, и Эррил посмотрел на Елену с укоризненной улыбкой.
      Сегодня лицо его стало розовым, краски жизни победили пепельные тона смерти. В глазах светилась возвращающаяся сила. Елена застенчиво ответила на эту улыбку. Эррил будет жить. И вот теперь девушка взбиралась, скрипя снегом, на покрытую льдом тропинку, что вела из пещер на продуваемую всеми ветрами Тропу Духов.
      Отовсюду курилась дымки других горных племен, приветствовавших это дивное утро. Елена насчитала их целую дюжину. Эти люди дали им кров и убежище, а теперь тропу плотно занесло снегом, и добраться сюда стало невозможно никому. Они предполагали переждать зиму в гостеприимном племени Крала, так чтобы псы Гульготы забыли и запах их следов, подлечиться и дать возможность зарубцеваться ранам не только телесным, но и душевным.
      Впереди их всех ожидало долгое путешествие, но никто никогда не заговаривал о нем, словно все понимали, что та кровавая ночь должна как можно скорее изгладиться из их сознания и памяти. И потому теперь они просто жили, наслаждаясь теплом и добрыми друзьями и изо всех сил стараясь не вспоминать о прошлом.
      Было решено только одно: едва минует зима, все вместе с Еленой и Эррилом отправятся на поиски Алоа Глен.
      У всех существовали на то свои причины: Мерик считал своим долгом защищать наследницу престола, Нилен - выполнить волю умирающего пророка, Крал собирался в поход в поисках отмщения, Могвид и Фардайл - чтобы снять проклятие, а Толчук - чтобы удовлетворить требования светящегося камня.
      Но о крови, навек связавшей теперь всех, не говорил никто.
      Елена подставила лицо солнцу и постаралась забыть обо всем. Она медленно поднималась к Тропе Духов, и холод пробирался под шубу. Но девушка знала: как бы ни было трудно, она с остальными должна пройти этот путь, пройти ради тех, кто умер во имя ее - и ради тех, кто жив, чтобы показать им, что она достойна их любви.
      Она пройдет этой тропой и ради родителей, и ради тети и дяди, и ради брата, так таинственно и страшно исчезнувшего на улицах Винтерфелла.
      Девушка вытерла слезу, прежде чем та успела застыть, и пошла дальше, в тысячный раз думая о том, что же стало с ее братом.
      - Подойди ко мне, мальчик, - проворчал Грешюм, открывая платяной шкаф и снимая с плечиков белую робу.
      Брат ведьмы молчал, и только пена пузырилась в углах его сжатого рта. Он смотрел на мага, ожидая его приказаний, не пытаясь ни сопротивляться, ни убегать. Магия Грешюма все еще держала Джоаха в повиновении.
      Грешюм посмотрел на истощенное лицо юноши - он, кажется, забыл приказать ему есть! Маг нахмурился. Нельзя допустить, чтобы парень умер, он еще должен сослужить свою службу.
      Надев робу через голову, маг опустил на лицо капюшон и набросил на плечи синее покрывало, дабы обозначить, что носит обет молчания, чтобы их никто не беспокоил, когда они пойдут к покоям претора. С пристрастием осмотрев наряд в зеркале, Грешюм нахмурился и опустил голову еще ниже, и лицо его совсем спряталось в тени. Удовлетворенный, наконец, старый маг повернулся к дверям дортуара:
      - Следуй за мной, - приказал он и открыл двери. Джоах, тяжело шаркая, сделал пару шагов следом за магом, и они вышли в коридор. Он был пуст, но Грешюм упорно не поднимал головы - слишком много глаз следит за этими коридорами. Незакрытое лицо мальчишки, впрочем, не должно возбудить ничьих подозрений, поскольку он выглядит, как десятки других слуг; лишь рот у него сжат чересчур крепко. Ничего, все примут его просто за тупицу и не станут задавать никаких вопросов.
      Грешюм шел уверенно и быстро, не нуждаясь в том, чтобы поднимать голову и находить дорогу. Вот старик поднялся по лестнице неподалеку от кухонь и по запыленному переходу направился в другое крыло здания. Наконец, пройдя множество путаных переходов, он попал в самую старую часть Эдифайса. Теперь при каждом его шаге тучей взметалась пыль, лежавшая здесь веками. Добравшись до ступеней, ведущих в западную башню, названную по имени ее единственного обитателя Копьем Претора, старик остановился, прочистил от пыли нос и отряхнул одеяние.
      Юноша, как автомат, остановился у него за спиной. Из носа у него капало.
      - Стой, - приказал ему Грешюм и, не оглядываясь, уверенный в исполнении своего приказа, стал один подниматься по бесконечным ступеням, вырезанным прямо в стене башни.
      Наверху старый маг миновал двух стражников, которые были предупреждены хозяином о его прибытии. Грешюм даже не махнул им рукой, а просто надменно прошел мимо. В глазах стражников стояла смерть. Они оба были примерно в том же состоянии, что и юноша внизу, хотя и более тонком, ибо возможности Грешюма в этом отношении были значительно ниже преторских. Эти двое даже не подозревали, что их коснулась невидимая рука.
      Грешюм добрался до последней площадки и приблизился к _ дубовой двери, обитой железом. Там стояли еще двое стражей с мечами в ножнах. Они даже не повели глазом при появлении старика, но только Грешюм поднял руку, чтобы постучать, тяжелая дверь открылась сама.
      - Входи, - раздался голос изнутри, и Грешюм невольно пригнулся еще ниже при звуке этого голоса. Пригнулся не от страха, а лишь оттого, что голос этот абсолютно повторял его собственный, когда он приказывал что-либо мальчику внизу. "Он считает меня всего лишь слугой", - подумал с озлоблением Грешюм.
      Маг вошел в зал основателя Братства и увидел хозяина стоящим у западного окна. Там, за стеклом, темная тень башни указывала на далекий берег. Претор смотрел на погребенные под водой останки когда-то гордого города Алоэ Глен и еще дальше, за море, за острова Архипелага, видневшиеся в воде, словно спины неведомых морских существ. И Грешюм знал, куда смотрит хозяин.
      Он ждал. Дверь за ним захлопнулась и, по-видимому, оказалась тут же запертой. Теперь, не опасаясь больше соглядатаев, Грешюм откинул капюшон с лица.
      В этом зале не было места секретам.
      Но старый маг по-прежнему молчал, зная, что претор заговорит лишь тогда, когда будет готов, и потому сейчас можно было просто стоять и рассматривать его широкую спину. Только несколько людей знали претора в лицо. Как глава города и Братства он сменил свое подлинное имя на безликое звание претора. Это случилось очень давно, и день этот помнил теперь один только Грешюм.
      Наконец, претор отвернулся от окна и посмотрел на пришедшего ясными серыми глазами, так напоминавшими глаза его брата.
      - Я чувствую ее взгляд, - произнес он. - Ведьма ищет Книгу.
      - Она придет сюда, - тихо произнес Грешюм. - Книга позовет ее.
      Претор опустил голову, и тени черной энергии заскользили по его лицу, разливаясь блаженством.
      - Мы должны быть готовы к ее появлению. Черное сердце должно получить ведьму.
      Елена прошла последний поворот подъема, и сердце ее радостно забилось, увидев широкую тропу. Девушка ступила на нее со словами благодарности на устах. В лицо ей ударил сильный порыв ветра, но ветер быстро успокоился и, потрепав капюшон, совсем затих. С утра ветер был слаб, но она знала, что к вечеру над Зубами начнется настоящая буря.
      Елена посмотрела на тропу. Ночью шел густой снег, и ни один след не нарушал его девственной белизны. Елена даже пожалела, что придется смять это снежное покрывало своими грубыми ботинками, но этим утром цель ее должна быть достигнута во что бы то ни стало. Глубоко вздохнув, отчего в воздух изо рта ушел серебристый комочек, девушка пошла по тропе к перевалу, ломая тонкий наст. Снег хрустел, словно сопротивляясь, и от этого скрипа у нее звенело в ушах.
      К тому времени, когда Елена подобралась к перевалу, ноги ее были в снегу уже по колено, по телу тек пот, и девушка знала, что остановиться теперь никак нельзя, ибо она мгновенно продрогнет на ветру. И она шла, не позволяя себе передохнуть.
      Но на самом перевале Елена все же остановилась и посмотрела на восток и теперь, уставшая, в поту, боясь замерзнуть, она больше не жалела о подъеме. Перед ее взором открывалось безмятежное пространство гор, купавшееся в солнечных лучах свободно и привольно.
      Утро было настолько ясным, что Елене казалось, будто она видит сам Великий Океан. Земля раскинулась перед ней в зимнем величавом сне, который простирал свои владения далеко вниз, на подножья холмов и долины. Но где-то там, далеко внизу, ближе к океану, все же виднелась, как обещание весны, тоненькая полоска зелени.
      Девушка стянула варежки из кроличьего меха и подняла руки к солнцу, и они сверкнули в его лучах, одна белая, как снег, другая розовая, как рассвет.
      После той страшной ночи Елена восстанавливала свою силу очень долго, и, в отличие от остальных не пострадав телесно, она получила от темных сил, пожалуй, самую страшную рану. И ей понадобилось немало времени и усилий, чтобы залечить ее.
      С того момента, как Елена прижалась к груди Эррила на лесной поляне около пещеры, из головы у нее не выходил один-единственный вопрос: кто же она?
      Елена поглядела на свои руки и подняла их еще выше.
      Была ли она тем красным, что принадлежало ведьме - или белым, принадлежавшим женщине?
      Но здесь, на Тропе Духов, Елена окончательно все поняла и, соединив пальцы, поднесла их к лицу.
      Вот кто она отныне.
      И вот сейчас, когда Елена смотрит на далекое море на горизонте, а за спиной у нее ее верные друзья, я вынужден закончить свою историю.
      Чернильница моя пуста, и рука ноет, и мне надо еще найти купца, что продаст мне новых чернил и бумаги не очень дорого... Так позвольте мне закончить, позвольте передохнуть. То, что предстоит описать мне потом путешествие в потерянный город, - так ужасно, что забыть это невозможно никогда.
      Поэтому я и заканчиваю рассказ.
      Легион собран, и путь указан.
      Темное путешествие начнется завтра.