- Я согласен с горцем, - грустно сказал он. - Оракулы не всегда говорят прямо.
      - А пролитую невинную кровь не вернешь, - подытожил Крал. - Ребенок не сделал ничего, из-за чего можно было бы хвататься за нож. И я буду судить о ней лишь по ее поступкам, а не согласно словам какого-то заморского оракула.
      Мерик, несколько смущенный, переводил глаза с Толчука на Крала:
      - Ваши слова идут от сердца, - пробормотал он. - И я подумаю над ними.
      - Но дай слово, что не навредишь девочке, ведьма она или нет.
      - Я удержу свое оружие, - нехотя пообещал эльф.
      - Хорошо. Тогда пошли дальше, - и Толчук пошел снова вперед.
      За ним последовал, убрав топор, Крал.
      Мерик быстро обежал горца и пошел посередине. Горец шел, глядя ему в спину, и с души у него так и не сходила какая-то смутная тревога, а из головы не шли прощальные слова Нилен: "Не верьте Мерику".
      Эльф лгал и сейчас.
      Елена в ужасе прижалась спиной к стене, не в силах отвести глаз от оживающей статуи. Когда ее плечи коснулись камня, лунный сокол вспорхнул и подлетел поближе к хрустальному мальчику. Статую затопил ровный мерцающий свет, но сокол пролетел дальше, в туннель, из которого они недавно вышли. Несколько гоблинов попытались, подпрыгнув, поймать птицу, но, судя по пронзительным крикам, соколу удалось благополучно миновать эту опасность.
      Однако теперь даже потеря птицы произвела мало впечатления на девочку. Перед ее глазами развертывалась удивительная картина: хрусталь постепенно становился жидким светом, сначала голова, потом тело; как роза, раскрывающая свои лепестки навстречу солнцу, скульптура словно наливалась все более ярким сиянием.
      Но была в этом превращении и боль. Вернее, как, спустя несколько секунд, обнаружила Елена, боль была в ней: ее правая рука стала гореть, словно кто-то натянул на нее слишком узкую огненную перчатку. Девушка поднесла руку к лицу: ничего не изменилось внешне, никаким огнем не горели красные пальцы, но боль становилась все непереносимей.
      Она спрятала руку в складках рубашки, словно желая охладить призрачный огонь, и под тканью жжение действительно немного ослабело, превратившись в ноющую боль. Так, стоя с рукой у сердца, Елена поняла, что руку надо держать скрытой от света, исходящего от мальчика. Однако желание броситься к источнику света и смешать две боли все не покидало ее. Девушка начала дрожать. Странное сочетание соблазна и отказа боролись в ее груди. Но память о предупреждении сумасшедшего старика, чтобы она не подходила к статуе, все-таки удерживала ее на месте.
      Елена повернулась в сторону этого старика с гоблинами и обнаружила, что тот смотрит прямо на нее. Гоблины оживленно суетились у его ног, их хвосты мотались в разные стороны от возбуждения. Изменения в статуе подействовали и на них. Один, маленький, все пытался вскарабкаться по ноге старика, цепляясь острыми когтями по одежде и прямо по телу. Старик молча смахнул его на пол, по бедру потекли Струйки крови, но Риалто все не отрывал глаз от Елены.
      И вдруг он сказал ей что-то, причем губы его свела судорога ненависти.
      "Ведьма", - догадалась она.
      Девушка попыталась совсем вжаться в стену, чтобы уйти от этих сверлящих ненавидящих глаз, но к счастью, подошел Бол и встал между ней и безумными старческими глазами. Обняв племянницу за плечи, Бол пробормотал:
      - Похоже, что Чи снова здесь, - дядя тоже во все глаза смотрел на статую. - В воздухе так и чувствуются следы древнего духа.
      Елена обмякла в надежных руках. Она тоже чувствовала эхо какой-то давно минувшей силы, которая закипала в крови и звала вперед. Бол печально улыбнулся, и глаза его блеснули влагой:
      - Ах, если бы это могла видеть Фила! - прошептал он и еще крепче обнял Елену.
      И эти слова вдруг всколыхнули в девочке всю боль о тех, кого она потеряла всего за два дня, - о матери, отце, тетке, брате, филине, жеребце и себе самой.
      Но и сквозь слезы девушка продолжала неотрывно смотреть на середину зала.
      Эррил стоял неподвижно, словно сам превратился в статую. Его глаза тоже сверкали, но не слезами и не удивлением, - они горели ужасом. Наконец, старый воин просто рухнул на колени, так, что голова его оказалась вровень с лицом мальчика.
      - Прости меня, я виноват, - прохрипел он так неразборчиво, что девочка скорее угадала, чем услышала эти слова.
      И статуя коснулась его головы железным кулачком, потом кулачок распрямился, и мальчик возложил открытую ладонь на плечо коленопреклоненного Эррила. Тот вздрогнул.
      - Нет, - свистящим звуком ненастроенной флейты произнес мальчик. - Это я один виноват во всем. Я предал всех вас.
      Эррил смотрел, как боль в лице мальчика становится все глубже, и знал, что его лицо зеркально повторяет эту боль.
      - Но я убил тебя, убил своим мечом, - рыдая, произнес бродяга, и снова перед его глазами возникла лужа крови на деревянном полу.
      Рука на его плече потяжелела, а голос стал громче. Теперь Эррил даже мог различить в нем акцент жителя побережья:
      - У меня мало времени. Вне хрусталя дух мой скоро развеется навсегда. Но знай, Эррил из Стендая, ты убил меня не насовсем. Я все еще жив, но твое лезвие поразило во мне лишь то, что каждый честный человек готов убить в себе сам.
      - Ты говоришь бессмыслицу. Я помню, как ты лежал мертвым на полу харчевни.
      Хрустальные губы печально улыбнулись:
      - Неужели ты так и не понял до конца смысла того, что случилось той ночью? Прошло столько лет, но как мало прибавилось в тебе мудрости... Впрочем, оставим... я уже никогда больше не предам своих братьев.
      - Предашь? Но ведь нас предал проклятый Грешюм, сыгравший с нами черную шутку! А мы оказались лишь слепыми Орудиями в его игре!
      - Я бы хотел, чтобы было так, рыцарь Ордена. Но ты не прав. Ни Грешюм, ни твой брат не нарушили правил чести. Когда сила вышла и Книга создалась, мы только тогда поняли, что действительно от нас требовалось. И поначалу мы думали, что расплатимся за это только своими жизнями. Но чем дальше бушевала магия, тем явственней мы понимали, что стоить это будет гораздо дороже, тут мальчик закашлялся. - И я понял это, и меня охватила паника. И они остались, а я сбежал.
      Эррил снова в тысячный раз вспомнил круг, очерченный воском, вспомнил кричавшего в ужасе Шоркана... и мальчика, пробивающегося за пределы круга.
      - Но что случилось? Что вы поняли?
      Голос мальчика упал до хриплого шепота:
      - Для того чтобы создать Книгу, мы все должны были принести жертву. Из нас забиралось все самое лучшее, благородное и чистое - и передавалось в Книгу. - Он задохнулся.
      Эррил тоже стоял молча, пытаясь избавиться от старого видения.
      - Но потом потребовалось большее - после того как мы стали низкими мерзавцами, нам не суждено было умереть никогда! - мальчик посмотрел на Эррила, и в глазах его блеснул ужас. - Зло и глупость наши оставались жить вечно!
      При последних словах перед глазами Эррила возникло искаженное временем лицо Грешюма, которое он тщательно скрывал на улице Винтерфелла, - горькое лицо.
      - Я видел Грешюма, - прошептал Эррил. - Он был в одеждах гульготалов, он стал черным магом...
      Мальчик опустил голову:
      - Вот какова конечная цена. За то, чтобы создать Книгу, которая поможет бороться против Темного Лорда, от нас потребовали, чтобы мы отдали ему часть себя. Нужно равновесие. За нашу доброту и свет все равно приходилось платить, подарить зло и глупость Гульготе, стать орудием... - мальчик сжал плечо Эррила еще крепче. - И я не смог заплатить такую цену.
      - И ты убежал.
      - Но было уже слишком поздно. Деление моего духа уже началось, и остановить его было невозможно. Когда я пробился сквозь магический круг, все зло во мне вышло наружу и напало на тебя.
      Эррил вспомнил уродливое клыкастое существо:
      - Так тот зверь, которого я убил в харчевне, был твоим злом?
      Мальчик кивнул:
      - А пока ты сражался со зверем, я вылетел через разорванное кольцо, не оставив Книге ни своей доброты, ни света.
      В панике мой дух, все еще оживленный энергией Чи, вернулся в привычное место - я обнаружил себя в Школе и почувствовал, что там есть еще один маг, оставшийся в живых - мастер Риалто, умирающий от ран в этой подземной дыре. Я вылечил его и поддерживал жизнь своей силой. Но я чувствовал, что наступит время, когда смогу покаяться в своем позоре, и потому кристаллизовал мой дух, спрятал в пещере, сделал Риалто своим стражником и стал ждать. Я знал, что раньше или позже, но ты придешь. И когда ты возьмешь мой грех, а я твой, мы соединим наши половины, ты и я, узами времени и места.
      - Но для чего? Что от меня требуется?
      - Мы с тобой должны закончить то, что начал твой брат Шоркан. Книга еще не завершена. Я должен присоединить свой дух к двум другим, чтобы завершить то, что было начато той зимней ночью пятьсот лет назад.
      - Но как?
      - Ты проведешь меня к Книге, - тут мальчик обернулся в поисках Елены, но та проворно юркнула за дядину спину. - Проведешь вместе с ведьмой. Все должно быть сведено воедино.
      Эррил освободил плечо от железной руки:
      - Книга далеко отсюда. Как нести статую...
      - Не надо ничего нести. Ты принес мне талисман? - мальчик поднял вверх правую руку, которая на мгновение снова превратилась в ключ от Алоа Глен, а потом тут же опять сделалась кулачком. - Ты должен взять ключ, чтобы разомкнуть магическую завесу вокруг затопленного города. Но я сделаю этот ключ более чем простым куском железа в твоем кармане. Я... - мальчик неожиданно скривился от боли, и статуя стала плотнее и грубее, как застывающая кровь. Теперь мальчик мог говорить и двигаться с трудом. Больше я не могу удерживать свой дух вне хрусталя. Время прошло быстро, и теперь мне надо или вернуться обратно в хрусталь, - или стать новым сосудом.
      - Что я должен сделать!? - вскричал Эррил, не зная, что предпринять.
      - Я должен присоединиться к ключу, - и с этими словами малыш протянул правый кулачок к Эррилу. - Это и будет моя новая форма. Но больше я не смогу говорить с тобой.
      - Но я должен...
      - Я должен покинуть тебя, - голос мальчика становился все глуше с каждой секундой, и вот свет статуи начал гаснуть, сначала по краям, а потом все ближе и ближе к середине. Лицо расплывалось, железный кулачок все больше вбирал в себя густую жидкость. - Теперь я могу ответить только на один... последний вопрос, рыцарь... - голос доносился уже словно из глубины пещеры.
      В мозгу Эррила проносились тысячи вопросов, все те, которые возникли у него за пять столетий и останутся теперь без ответов. Язык его путался в них, но лишь один соскользнул с пересохших губ - лишь один вопрос, который он задавал себе бесконечными годами, казня себя за то, что не задал его вовремя. И теперь не мог упустить свой шанс:
      - Но как зовут тебя, мальчик!?
      Мальчик молчал, и по щеке его проползла единственная слеза - слеза благодарности.
      - Динал. Меня зовут Динал.
      - Я никогда этого не забуду, - низко склонил голову Эррил. А когда старый воин поднял голову, статуи уже не было - она превратилась в чистейшую силу, и железный кулачок повис в воздухе, впитав в себя энергию души и магии одновременно. И в тот момент, когда угас последний отблеск света, уха Эррила коснулся нежный шепот мальчика:
      - Ты прощен.
      Свет в последний раз взвихрился вокруг кулачка, и на пол со звоном упал только ключ от Алоа Глен. Тьма поглотила все вокруг. И, пользуясь этой тьмой, Эррил вытер кровавый след, оставшийся на его мече с той ночи, спустившейся на их страну пятьсот зим назад.
      КНИГА ПЯТАЯ
      ГРОМ
      Толчук прильнул к расщелине, прильнул так плотно, что даже ободрал кожу на лице. Он мог поклясться, что видел только что мелькнувший там, в глубине проблеск света, причем, света совершенно непривычного. На языке огров существовало никак не меньше десятка слов, описывающих свет в туннелях и пещерах, но то, что он увидел сейчас, не подходило ни под одно из этих описаний. Однако когда огр пролез в расщелину, свет исчез. Толчук молча и напряженно смотрел в темноту, не желая согласиться, что, может быть, это просто тьма играет шутки с его уставшими глазами.
      Но огр не мог не знать и того, что глаза его отнюдь не устали и по-прежнему зорки, и потому скоро сосредоточился на другом. Почему, как только он увидел этот странный свет, то желание, почти понуждение, которое так гнало его вперед, утихло? Камень сердца молчал. Это обстоятельство поразило Толчука, пожалуй, еще больше, чем таинственный свет. Что же происходит?
      Позади огр услышал тяжелые шаги Крала и легкие - Мерика. Обрадованный Толчук тотчас же решил идти дальше, ибо неясность положения и неразрешимые вопросы уже начали утомлять его.
      - Что там за странный свет? - спросил горец, опершись на стену и тяжело вдыхая сырой подземный воздух.
      Мерик же провел рукой по рваной рубашке, стараясь привести в порядок те лохмотья, что свисали с его узких плеч.
      Черное пятно на его бедре все росло, и это означало, что рана снова начала кровоточить.
      Эльф стоял, едва переводя дыхание и стараясь не опираться на раненую ногу. Но в глазах его горело раздражение.
      - Свет, кажется, пропал, - сказал Толчук, не зная толком, куда теперь идти, раз Камень сердца больше не указывал ему никакого направления.
      - Ты сказал, что твой друг пошел туда, - так, может, он нашел выход?
      - Никакого ветерка, никакого движения воздуха. Словом, я не чувствую нелодара.
      - Чего?
      - Это слово огров, оно означает - воздух снаружи пещеры, воздух, свободный от подземных запахов, - пояснил Толчук весьма рассеянно, ибо увидел в глубине какую-то движущуюся тень. Он прищурился. Тень по левой стороне туннеля двигалась к ним, но вдруг замерла. Напрасно огр всматривался еще и еще, - все оставалось неподвижным. Может быть, он опять ошибся? Но в тот же миг тень двинулась снова. И Толчук предупреждающе зарычал.
      - Что это? - уточнил Крал, мгновенно вытаскивая топор.
      - Что-то приближается к нам, - Мерик тоже подошел к расщелине и направил лезвие своего кинжала в темноту.
      - Гоблины?
      Толчук не был в этом уверен и потому оставил вопрос эльфа без ответа. Все трое застыли у расщелины.
      - Можешь сделать свой дурацкий свет поярче? - зашипел на Мерика нервничающий Крал. Эльф молча поднес зеленый камень к губам и подул. Камень, как вздутый уголек, засиял ярче, и Мерик поднял его, направив в сторону туннеля.
      И тут из темного сплетения теней этот выхватил два больших глаза янтарного цвета.
      - Кто это? - прошептал Крал и бросил в туннель камень. Оттуда послышалось сдавленное рычание. - Волк! - и Крал крепче взялся за рукоять.
      Толчук вцепился в держащую топор руку:
      - Нет, это мой друг.
      Слова огра, видимо, долетели до волка, и рычание сменилось ворчанием, показывающим, что остальным волк все-таки не доверяет.
      - Все хорошо, Фардайл! Выходи! - позвал огр.
      Волк вышел медленно и осторожно, не сводя глаз с Толчука, в мозгу которого тотчас возникло множество картинок. Но понять их сайлур толком так и не успел, поскольку послышался обиженный и возмущенный голос Мерика:
      - Так мы проделали этот страшный путь ради твоего волка!?
      - Фардайл не волк, - раздражено ответил Толчук, пытаясь одновременно понять смысл стоявших в его сознании видений. - Он мой брат по крови. У нас с ним одни предки.
      Картинки, посылаемые сайлуром-волком, требовали осмысления все настойчивей, и сбитый с толку огр очень смутно начал понимать, что там, за этим туннелем, произошло что-то совершенно таинственное, но что - он все никак не мог понять.
      Свет вспыхивает. Плоть течет, как вода.
      Образы были полны печали и боли, словно Фардайл хотел как можно быстрее от них избавиться, но в то же время их красота и таинственность пленяли волка.
      - А где остальные? - вмешался Мерик. - Ты говорил, что видел два источника света.
      Толчук кивнул.
      - Где они, Фардайл?
      Волк потянул носом и повернулся в сторону туннеля, откуда пришел.
      - Похоже, что они уходят, - вздохнул горец. - Надо и нам двигаться. Волка твоего мы нашли, теперь давайте искать выход.
      Фардайл снова пристально посмотрел на огра.
      - Остальные нашли выход? - спросил Толчук.
      Но в ответ он увидел только одно - гоблины. Сотни гоблинов. Это означало, что волк возвращался по туннелю, а мимо него в такой спешке и ужасе проносились гоблины, что даже не заметили хромого раненого зверя.
      - Ну, и чего мы ждем? - торопил Крал. - Волк все равно ничего нам не скажет.
      Толчук внимательно посмотрел на горца:
      - Он скажет. И уже сказал. Там, впереди, гоблины. Они поймали остальных.
      - Он тебе так и сказал? - фыркнул Крал.
      - Здесь, в наших краях, есть много такого, что вам только предстоит узнать, человек с гор.
      - Возможно, но скажу другое: сейчас надо уходить отсюда. Если этот путь занят гоблинами, значит, надо искать другой. Может быть, по другую сторону пропасти.
      - И мы бросим всех остальных на растерзание гоблинам!?
      - Это меня не касается, - бросил Крал. - У меня тоже друзья наверху, и они тоже в опасности. Я за них отвечаю.
      - Но Фардайл показал мне остальных. Они вашей расы, и охраняет их лишь мужчина с одной рукой. И мы оставим их с такой жалкой защитой!?
      Крал изумлено раскрыл глаза:
      - С одной рукой?! - горец перевел удивленный взгляд, в котором теперь было видно уважение и восторг, на волка. - Но этого не может быть! Тут внизу? Так что... этот твой волк сказал... показал... что эти твари с ними делают? И они... это кто?
      - Однорукий охраняет человеческую девочку и старика с усами.
      - Сладчайшая матерь, это они!
      - Кто?
      - Мои друзья! Скорее! - Крал ринулся в туннель, а за ним, развернувшись, побежал Фардайл.
      Толчук тоже уже начал пролезать в расщелину, но услышал позади равнодушный голос эльфа:
      - Я с вами не пойду.
      - Ты дал клятву! - вдруг глухо прокричал Крал, остановившись и снова хватаясь за топор.
      Мерик пожал плечами:
      - Я выполнил свою клятву, поскольку клялся помогать вам до тех пор, пока огр не найдет своего приятеля, - он указал на волка: - Что ж, вот он. И это единственное, в чем я клялся, и теперь свободен от всяких обязательств. Я забираю свет и сам иду на поиски своего сокола. Вы слишком утомительные спутники.
      - Ты чудовище! - взревел горец. - Нам нужен свет!
      - Это меня не касается, - криво усмехнулся Мерик, повторив фразу, брошенную минуту назад самим Кралом, причем с той же интонацией и тем же презрительным тоном. - Я, так и быть, дам вам одну вещь, которая вам поможет... - Крал ждал, насупив брови. Мерик улыбнулся, беспощадно сверкнув глазами: - Я дарю вам свои наилучшие пожелания.
      Крал зарычал и в бешенстве бросился к эльфу. Но Толчук успел остановить его:
      - Нет! Нельзя проливать кровь! - Крал вырывался, но из объятий огра вырваться трудно. - Мерик свободное создание, не слуга и не раб. Он выполнил слово.
      Эльф признательно кивнул Толчуку, но глаза его по-прежнему смотрели на горца.
      - Но нам ничего не сделать без света! - отчаянно возразил Крал. - И ты, эльф, хочешь, чтобы они погибли!
      - Но я прекрасно вижу в темноте, - попробовал успокоить его огр. - Я отведу вас к вашим друзьям, и у них есть свет. И как только мы до них доберемся, свет эльфа все равно нам станет не нужен.
      Но Крал все рвался, не убежденный словами Толчука.
      - Прощайте, я ухожу, - улыбнулся Мерик. - Удачи, огр. Тебе я желаю успеха.
      Толчук кивнул, все еще продолжая удерживать горца, и тут же увидел короткий проблеск света в глубине туннеля.
      - Подождите! - крикнул он. - Смотрите!
      Все глаза устремились к туннелю, проблеск быстро становился сиянием, потом отчетливым светом, передвигающимся медленно, ровными взмахами вверх и вниз.
      - Это мой сокол! - крикнул Мерик, когда птица подлетела ближе.
      В алмазной вспышке сокол перелетел через голову Толчука и опустился на правое запястье эльфа. Птица чуть свела крылья, грудь ее вздымалась, словно от изнеможения. Через несколько секунд его яркий свет погас, оставив лишь слабое мерцание.
      - Теперь он может поделиться с нами камнем, - настаивал Крал, прижавшись к уху огра. - Он же нашел свою птицу и может использовать ее свет, чтобы освещать свой трусливый путь отсюда!
      Мерик услышал эти слова и, поглаживая соколиные крылья, надменно ответил:
      - Нет, камня ты все равно не получишь.
      Крал опять рванулся из рук огра, который теперь удерживал его не совсем искренне, ибо в изменившейся ситуации сам полагал, что эльф ведет себя не очень-то достойно. А горец говорил правду, сейчас эльф может обойтись и без камня.
      - Я не дам вам камень, зато сам пойду с вами, - неожиданно усмехнулся Мерик.
      - Зачем? - взорвался Крал. - Что это вдруг за странное милосердие? Зачем нам теперь твоя помощь?
      - Я не предлагаю вам никакого милосердия. И помощи, - Мерик коснулся хохолка на голове сокола. - Когти птицы стали серебряными. Это знак, - эльф старался говорить по-прежнему небрежно, но радостное возбуждение так и сквозило в его голосе: - Он нашел нашего потерянного короля.
      Нилен встала, прислонясь спиной к стволу старой ели, и пальцы ее быстро побежали по твердой морщинистой коре. Неподалеку всхрапывала от страха кобыла, зашедшая в лес настолько, насколько позволяла привязь. Бедная Мист все еще надеялась скрыться среди деревьев.
      Нилен старалась не обращать внимания на нависшего над ней скалтума, который все время облизывал узкие губы длинным черным языком. Второй страж, свободный от обязанностей, пошел доедать остатки жеребца. Хруст костей и жадное чавканье заставили нюмфаю прикрыть хотя бы глаза.
      Она все продолжала расковыривать кору ногтями, почти специально причиняя себе боль, лишь бы отвлечься и не кричать от ужаса перед нависшим над ней чудовищем. Эти твари, уверенные в своей силе, даже не потрудились связать ее. Что ж, в этом они, пожалуй, правы, ибо быстры и проворны, как змеи, сильны, как львы, и глаза их остры даже в темноте. Спасения для маленькой женщины не было.
      Нюмфая ждала, глядя на переплетенный корнями вход в пещеру.
      Рокингем предал ее, но, несмотря на ненависть к этому мерзавцу, она все же надеялась, что он действительно спас хотя бы сайлура. А если он еще и сумеет найти в лабиринтах подземелья Крала и огра и предупредить их, они тоже найдут какой-нибудь выход и снова ускользнут из когтей преследователей. Значит, ее смерть не пройдет даром. Так, по крайней мере, хотелось ей надеяться.
      Нилен вздохнула. Она должна поддерживать обман Рокингема до тех пор, пока возможно. Пусть эти скалтумы думают, что она и вправду сестра той девочки, которую они ищут. Это пока дарует ей жизнь и держит чудовищ вдалеке от домика старика.
      Нюмфая верила, что Эррил с ребенком и стариком все-таки выскочили из дома и теперь уже далеко отсюда. И чем дольше она будет поддерживать подлый обман, тем больше шансов спастись у всех остальных. И Нилен прикусила губы и приготовилась ждать и жить столько, сколько отпущено судьбой.
      Скалтум, видимо, увидел, что женщина неотрывно смотрит на вход в пещеру.
      - Не бойссся, малышка, сссессстрица твоя ссскоро придет, - рассмеялось чудовище. - Какая сссладкая вссстреча ждет вассс! Я даже разрешу вам обнятьссся!
      Нилен ничего не ответила и только отвернулась, чтобы скалтум не прочел на ее лице страха. Он может убить ее, но развлечения она ему не доставит.
      Ногти ее, наконец, прорвали кору и добрались до мягкого тела дерева. Она положила на него пальцы, и боль в них тотчас утихла от прохлады и неги. Над далекими Зубами все еще полыхали молнии, и раскатисто гремел гром. Буря, которую так торжественно предвещали черные тучи, грянула, и эта буря потрясет основание всего мира. Нилен отвела глаза от небесного сражения и стала готовиться. Дух дерева был уже близко.
      Что ж, как только скалтум приблизится к ней, она сумеет достойно его встретить!
      Елена скорчилась у стены. Тьма была такой плотной, что девочка, казалось, физически ощущала ее тяжесть своей кожей. И если бы не теплая дядина рука на плече, можно было подумать, будто она в настоящей преисподней, где о свете невозможно даже подумать. Девушка и вообразить себе не могла такого мрака. Но глаза не закрывались и все искали хотя бы какой-нибудь лучик света.
      Рука Бола вдруг соскользнула с ее плеч, оставив Елену совсем одну, и только камень под ногами еще как-то связывал ее с реальным миром. Даже боль в правой руке совершенно прошла вместе с исчезновением света. Девушка сама обняла себя за плечи, только сейчас пожалев о том, что лунный сокол тоже ее оставил. Ах, если бы сейчас вспыхнул его свет!
      И тут - словно боги услышали ее - в глубине зала действительно появился свет. Елена даже опешила и в первое мгновение, ослепленная, не могла понять, откуда он. Но потом поняла, что это дядя Бол поднял фонарь и выкрутил фитиль до упора, ибо никто уже не думал ни о каком масле.
      При свете фонаря Елена разглядела неподалеку Эррила, поднимающего с пола железный кулачок. Какое-то время старый воин смотрел на него со странным выражением на окаменевшем лице, а потом бережно положил в карман.
      Но стоило девочке отвести глаза, как в глубине зала она увидела такое, от чего крик застыл у нее на губах. Масса гоблинов визжала и каталась вокруг распростертого на полу тела сумасшедшего мастера Риалто. Тот лежал лицом вниз, и единственная его рука была протянута к тому месту, где только что стояла статуя. Старик не двигался и, кажется, не дышал. Какой-то маленький гоблин приподнял его руку, и та мертвым грузом повисла в его когтях. Гоблин уронил руку и в ужасе бросился прочь.
      Теперь тело Риалто заметил и Эррил и шагнул в его сторону.
      - Не надо, Эррил. Он мертв, - произнес Бол. - Его поддерживал только свет мальчика, а как только ушла магия, кончилась и его жизнь. И, судя по поведению гоблинов, нам сейчас лучше его не трогать.
      Эррил согласно кивнул и взял у Бола меч, который, даже не обдаваемый магическим светом, вдруг засиял сильнее и ярче фонаря. На его лезвии плясали переливы и вспышки.
      - Можно попробовать вернуться тем же путем, что и пришли, - предложил Эррил. - Гоблинов там мало.
      - Но не забывайте, что любое наше действие может быть истолковано ими неверно и возбудить агрессию. Они только что видели исчезновение статуи, а Риалто, которого они так обожали, лежит теперь бездыханным. - Бол кивнул в сторону нескольких гоблинов, уже тянувших к ним свои когти: - И в обоих этих потерях они обвинят нас.
      - В таком случае, чем быстрее мы исчезнем, тем лучше, - Эррил жестом подозвал девочку. - Надо их как-то отвлечь. Ну, например, занять их внимание хотя бы на минуту так, чтобы мы успели ускользнуть незамеченными.
      Елена согласно кивнула, правда, не понимая, чего именно хочет Эррил от нее.
      Но Болу не понравился такой план, и он упорно не сводил глаз с окружающих их гоблинов:
      - Думаю, что в таком состоянии дразнить их незачем, они и так сейчас взволнованы безмерно. Может начаться паника, и тогда...
      - Но если мы не поспешим, то запросто окажемся в их желудках, - Эррил опустился перед Еленой на одно колено и высоко поднял меч.
      - Ну, дитя, еще недавно я научил тебя, как вылечить старика, а теперь пришла пора показать тебе еще один магический трюк.
      Елена вся съежилась, и губы ее пересохли. Сердце сжалось в кулачок, подобный тому, какой был у пропавшего мальчика. Магия страшила девушку больше когтей и зубов гоблинов:
      - Неужели нет никакого иного выхода? Может быть, дядя прав? Пусть они просто успокоятся, и мы как-нибудь выберемся...
      Но шипение вокруг уже начинало переходить в истерический визг, и зал все больше заполнялся гоблинами, хлынувшими из обоих проходов. Их испарения наполняли зал запахом страха, а те, что стояли ближе к телу мастера, вдруг дружно затопали левыми копытцами. Скоро таким же образом топала уже вся зала, и топот этот грозным эхом разносился далеко вокруг. Красные глаза горели все жарче.
      - Пожалуй, Эррил все же прав, - прошептал Бол.
      И девочка увидела, как оба взрослых мужчины с надеждой смотрели на нее. Сердце Елены стучало в один лад с бешеным топаньем гоблинов, и с трудом ворочая языком, девочка согласилась:
      - Я попробую.
      - Молодец! - Эррил снова передал меч Болу. - Не спускайте с него глаз. Его, они, кажется, еще уважают. - Бол угрожающе поднял лезвие, а Эррил крепко взял Елену за правую руку. Из пальцев старого воина в нее входили решительность и сила, но голос Эррила был тих и спокоен. И ему девочка верила больше, чем мечу.
      - Это сработает, Елена. Поверь мне. Магия тесно связана со светом. Ты сама видела это на примере статуи Динала, а также на примере того, как на твою силу влияет солнечный или лунный свет. И сердце твое знает это.
      Елена кивнула.
      - И одним из простейших магических действий всегда было выявление присутствия, наличия силы.
      Елена смешалась и скосила глаза в сторону.
      - Магия тайно течет в твоей крови, во всем теле, но только красная рука указывает на то, что ты обладаешь этой великой духовной мощью. Магия, как пламя из фонаря, желает вырваться из тебя, вырваться и явить себя. Но как створка фонаря преграждает путь огню, так и твое тело держит магию в узде. Сейчас я покажу тебе, как можно приоткрыть дверцу и выпустить наружу силу.
      Елена вспомнила, что случилось, когда она уже позволила себе один раз выпустить магию наружу, - и ее родители оказались заживо сожженными.
      - Я не буду никого убивать, - твердо произнесла девочка.
      - Не надо, об этом тебя никто и не просит. Неконтролируемая магия действительно может убить. И научить тебя убивать под контролем я не могу. Да и не хочу. Но сейчас прошу тебя только о том, чтобы ты немного приоткрыла себя и позволила всем остальным увидеть, что у тебя внутри, увидеть этот огонь, этот дух.
      - Но зачем? Кому это поможет и как?
      - Гоблины боятся света и тонко чувствуют магию, если ты покажешь им себя, они будут поражены и позволят нам уйти.
      Елена недоверчиво обвела глазами толпу гоблинов. Тело Риалто уже подобрали и несли куда-то на своих спинах взрослые гоблины, с подобающим святыне уважением и осторожностью. Остальные расступились, пропуская тело, в котором было для них так много тайны и магии.