Джеймс Клеменс
      Ведьмин огонь
      (Проклятые и изгнанные - 1)
      ПРЕДИСЛОВИЕ
      "Так кончается мир, но точно так же, как песчинки под ветром летят в Орлиное Гнездо, начинаются новые миры".
      Слова, написанные черными чернилами на пергаменте - всего лишь обманный рай. И кому, как не мне, писателю, знать это. Меняются языки, уходят смыслы, и ничто не может спастись от гнева слепого времени.
      Так зачем я пишу? Что преследую этими письменами? Ведь уже не в первый раз рассказываю эту проклятую историю. Об этой женщине, о множестве ее воплощений я писал неоднократно. Сначала - о доблести и девстве, затем - о зле, не рассуждающем и бездушном. Я писал о ней как о шуте, пророчице, клоуне, савояре, героине, крестьянке, - но на самом деле она всегда была всего лишь женщиной.
      И вот теперь хочу, наконец, рассказать ее подлинную историю. Рассказать так, чтобы открывшаяся вдруг правда уничтожила меня самого. Ведь я помню ее просьбу, и помню столь отчетливо, словно тогда время остановилось и сердце не билось: "Благословен ты или проклят, делай с моей историей что хочешь, но когда груз прожитых лет станет для тебя слишком невыносимым, расскажи ее... Расскажи именно так, как она происходила на самом деле... и ты освободишься от земных пут".
      Но смогу ли вспомнить все подробности? Прошло столько времени.
      Тысячи языков, включая и мой собственный, пересказывали эту историю на все лады, меняя детали и подробности, приспосабливая к своему пониманию. Как голодный вороны кость, мы хватали ее содержание, терзали, валяли в пыли и грязи, пятнали слюной и кровью до тех пор, пока от первоначальной сути не остались лишь жалкие клочки.
      И вот теперь, когда я, наконец, решился и чернила ложатся на бумагу, рука моя дрожит. Я сижу один в комнате, арендованной специально для этой цели, и упрямо царапаю букву за буквой. Вокруг громоздятся кипы ветхих пергаментов и пыльных книг, листы бумаг и обрывки писем, которые я собрал, словно старых друзей. Я держу их под рукой и у сердца, глажу кончиками пальцев и порой подношу к лицу, вдыхая забытый аромат давнего прошлого.
      И вот, держа в руке отравленное перо, вновь вспоминаю ее последние слова, которые до сих пор жгут меня, как огонь, режут, как нож. Перед мысленным взором всплывает ее нежное лицо, солнечный блеск рыжих волос, шрам на правой скуле и окровавленные губы, которые она все лижет и лижет шершавым языком, говоря мне эти свои последние слова... И вновь вижу воочию печаль в ее глазах в ответ на мой смех. О, эти ужасные, проклятые глаза!
      Но все это случилось позже, много позже. Теперь же, чтобы понять то, что произошло в конце, надо вновь вернуться к началу. Но чтобы понять начало, надо понять и прошлое, то прошлое, что стало мифом еще задолго до ее появления на свет.
      Так позвольте же мне рассказать вам все, что смогу. Если смогу. А если нет, пергамент сам расскажет вам о Книге, уничтожившей девочку и разрушившей мир.
      Вот она, эта история...
      ПРОЛОГ
      ПОЛНОЧЬ В ДОЛИНЕ ЛУНЫ
      Тишину зимней долины, покрытой снегом, как серебром, нарушил резкий треск барабанов. Протяжным недовольным криком ответил на это вторжение в его ночной покой ястреб.
      Эррил отодвинул скрюченными пальцами занавеску и высунулся с четвертого этажа старой харчевни. Его взору предстала долина, усеянная кострами тех, кто до сих пор следовал путем Ордена. "Как их мало!" - подумал он, глядя на темные тени, маячившие у костров и звенящие оружием. Они тоже понимали смысл неожиданно затрещавших барабанов.
      Ночной ветер донес до Эррила обрывки приказаний и запах смазанного оружия. Дым костров вместе с молитвами солдат возносился к небесам.
      А далеко за кострами, на краю долины, густела чернота, пожиравшая звезды.
      Вот снова прокричал ястреб, и губы Эррила сложились в тонкую усмешку:
      - Тихо, мой маленький охотник, - прошептал он, глядя в безлунную ночь. - Настанет утро, и ты с товарищами вволю набьешь свою утробу. Теперь же оставь меня в покое.
      - Но они очень сильны. Каковы наши шансы? - раздался сзади голос старого мага Грешюма.
      Эррил прикрыл глаза и опустил голову:
      - Сколько-то времени мы продержимся, мастер, - острый спазм подкатил к его горлу: - Еще есть надежда найти у них слабое место.
      - Но силы лордов ужаса уже перекрыли вход в долину. Послушай, как гремят барабаны. Это маршируют Черные Легионы.
      Эррил отвернулся от окна и посмотрел прямо на Грешюма с улыбкой, в которой сквозили одновременно тоска и печаль. Старик методично мерил шагами пространство перед камином, и его красное одеяние клочьями висело на высохшем теле. Длинные седые волосы падали, закрывая уши, а глаза покраснели от блеска огня.
      - Лучше помолитесь. Помолитесь за всех нас, - сурово ответил Эррил.
      Грешюм остановился и повернулся к огню спиной, весь подавшись в сторону Эррила:
      - Я знаю, что живет за твоими серыми глазами, Эррил из Стендая! Надежда. Но и ты, и воины Стендая хватаетесь за воздух.
      - А вы бы хотели, чтобы мы спокойно положили головы под топоры лордов ужаса?
      - Это и так произойдет достаточно скоро, - Грешюм потер культю своей правой руки, это выглядело едва ли не обвинением.
      Эррил молчал, не сводя глаз с культи, вспомнив, как полгода назад псы Гульготы поймали их обоих и еще горстку мятежников в полях Элизии.
      Грешюм, казалось, заметил его взгляд и поднес обрубок к мерцающему пламени:
      - Послушай, мой мальчик, мы с тобой хорошо знаем, что такое риск.
      - Но я в панике..
      - Ты просто боишься за детей, которые вместе с твоей племянницей стоят в рядах горожан.
      - Я ни к чему не толкаю вас, ибо уже знаю, чем может кончится подобное, - Эррил снова склонил голову, словно наяву увидел перед собой тот поздний полдень в полях таллака, когда Грешюм поднял кулак к небесам, прося милости бога Чи. Рука исчезла в небесах, тускло залитых уходящим солнцем, а когда старый маг опустил ее, то вместо победного красного блеска силы все увидели лишь кровавый обрубок.
      - То был мой собственный выбор, Эррил. И потому оставь это. В тот день всех спас только ты.
      Эррил невольно пробежался пальцами по шраму на предплечье.
      - Возможно... - После неудачи Грешюма он просто бросился на хищника и разорвал его в клочья. Но даже сейчас он не мог разобрать, что управляло тогда его телом - ярость или чувство вины? Весь он был покрыт дымящейся кровью и мозгом, дети - в том числе и племянница - закричали, увидев его тогда, от страха, словно сам он превратился в отвратительное чудовище.
      - Я уже тогда знал, что все будет именно так, - продолжил Грешюм. Такая судьба постигла всех магов Ордена. - Он натянул на культю рукав, закрыв его от взгляда Эррила: - Чи оставил нас.
      - Но такая судьба постигла не всех! - вскинул глаза тот.
      - Только лишь потому, что они еще не попытали обновления, - вздохнул старик. - Но они его попытают. Их просто заставят. Исчезнет рука даже твоего брата Шоркана. Когда я видел его в последний раз, Роза его уже поблекла. Силы в нем осталось немного, и раньше или позже он вынужден будет обратиться к самому Чи, - и тоже потеряет руку.
      - Он знает это. Академия в соседней долине...
      - Тщетная, глупая надежда! Даже если ему удастся найти ученика, еще полного крови, то что толку будет в кулачке ребенка? Потребуется с десяток свежих магов, чтобы дать ему силу... А на наших полях кипят сотни других битв, лорды ужаса Гульготы нападают со всех сторон.
      - Но у него остаются предвидения.
      - Чушь! - Грешюм снова повернулся к огню и какое-то время молчал, тяжело дыша. - Как! Каким образом три века Цивилизации могли исчезнуть столь быстро? Наш дух, когда-то достигавший небес, лежит растоптанный в пыли. Наши люди бунтуют, обвиняя нас в том, что мы лишили их защиты и поддержки Чи. Но и сам Чи повержен. И по всей стране разносятся победные клики проклятых гульготалов.
      Эррил молча слушал и лишь сузил глаза, когда в долине вдруг пронзительно запел боевой рожок, рог Стендая. Неужели пора?
      Тогда он снова высунулся в окно и едва не выпал в ночь, стараясь разобрать, что же происходит внизу. Рог запел снова, и его торжественному звуку издалека вторили барабаны Черных Легионов. У северного лагеря началось движение, и Эррил долго всматривался, сощурясь, в темноту. Замелькали огни, в мгновение ока перед рядами на кауром жеребце показался всадник. Это был Шоркан.
      Но коварная тьма не дала разглядеть Эррилу, вышел брат в одиночку или его сопровождают еще несколько всадников.
      В ярости он ударил по слюде окна затянутой в кожу рукой.
      За плечом уже стоял Грешюм.
      - Это Шоркан?
      - Хотелось бы верить! - Эррил отскочил от окна. - Поспешу! Быть может, ему нужна помощь!
      И Эррил не стал ждать, последует ли за ним старый маг, а помчался огромными шагами вниз по деревянным ступеням. В несколько прыжков он оказался на первом этаже, пинком распахнул дверь и ворвался в общий зал. Вдоль стен стояли самодельные кровати, все занятые ранеными в бинтах. В иное время он остановился бы у какой-нибудь постели, похлопал очередного беднягу по колену и обменялся с ним соленой шуткой, - но не сейчас. Сейчас он вихрем пронесся между опешивших лекарей, а стоявший на страже часовой едва успел открыть перед ним входную дверь.
      Холодный ночной воздух обжег Эррилу легкие, и когда ноги его утонули в ледяной грязной каше у порога харчевни, он услышал приближающийся гром тяжело подкованной лошади. Тусклые сполохи факелов у входа с трудом давали возможность разглядеть всадника, но Эррил отчетливо увидел раздувающиеся ноздри и дикие, налитые кровью глаза заплясавшего вокруг него жеребца. Всадник натянул поводья, и конь замер, как вкопанный, зарыв передние ноги глубоко в ледяное месиво. С губ его падала пена, конь злобно грыз удила, и белые клочья с разгоряченных ноздрей улетали в черную ночь.
      Но Эррил не обратил никакого внимания на полуобезумевшую лошадь, хотя в другое время непременно пристыдил бы всадника, который довел прекрасное животное до такого состояния. Сегодня это было оправдано, и он протянул брату руку.
      Шоркан принял ее, спрыгнул с лошади и со стоном коснулся земли. Рука его впилась в плечо Эррила:
      - Хорошая встреча, брат. Помоги-ка ему.
      И только тут Эррил заметил невысокого второго всадника, сидевшего за спиной брата. Тоненькое тело его дрожало, скрючившись под чужим плащом, наброшенным прямо на ночные одежды. Мальчишке с посиневшими губами и бледным личиком было едва ли больше десяти лет. Эррил помог ему спешиться со взмыленного коня и почти на руках донес трясущегося ребенка до крыльца.
      - На четвертом этаже есть теплая комната и горячее какао, - бросил он брату через плечо. Шоркан передал поводья груму, и когда лошадь увели, Эррил неожиданно увидел боль в серых родных глазах.
      Оба брата отличались серыми глазами и густыми черными кудрями, доставшимися им по наследству, как и всем жителям Стендая, но лицо Шоркана, несмотря на то, что он родился двумя годами позже Эррила, было уже иссечено преждевременными морщинами в углах глаз и вокруг сурового рта. Эррил готов был взвалить на себя половину ноши, что пришлась на долю брата, но не ему выпала трудная честь носить дар Розы. Он мог предложить брату лишь силу своих рук и острие своего меча.
      - Тогда быстро наверх, - приказал Шоркан, не переставая прислушиваться к нараставшему гулу барабанов: - Впереди у нас долгая трудная ночь.
      Эррил стал быстро подниматься, поддерживая едва перебиравшего ногами мальчика. В харчевне малыш сразу согрелся, и на его лицо вернулись естественные краски: синие губы порозовели, щеки окрасились слабым румянцем. Из-под соломенных волос глядели на Эррила синие глаза, такие редкие в этих местах. Проходя по лазарету, Шоркан внимательно оглядел ряды кроватей:
      - Много раненых? - спросил он.
      - Схватки по краям долины, - сухо пояснил Эррил. Шоркан задумчиво кивнул, и суровая складка легла у его губ. Он легонько подтолкнул брата в спину, словно понуждая подниматься быстрее.
      Грешюм встретил их в комнате в той же позе, в какой Эррил оставил его десять минут назад: он грел спину у камина.
      - Странно, что ты еще здесь, Грешюм, - вместо приветствия произнес Шоркан.
      Старик отошел от огня, уступая место гостю:
      - А где же мне еще быть? Ты сам загнал нас в эту долину, как в ловушку.
      - Ты уже последовал за мной сюда, Грешюм, слепо веря моему слову, - так поверь еще, хотя бы самую малость.
      - Как скажешь, - старик жестом указал на руки Шоркана. - Покажи мне свою руку.
      - Если настаиваешь... - Шоркан сунул руку под нос старику; рука оказалась мускулистой и слегка красноватой, словно от свежего ожога.
      Грешюм покачал головой:
      - Твоя Роза уходит, Шоркан, - Грешюм бросил быстрый взгляд на мальчика, жавшегося к теплу очага, и, подойдя, ловко схватил его за плечо. - Неужели ты нашел ученика? - Старик нагнулся и закатал правый рукав на тоненькой руке малыша. Она выглядела такой же ледяной и безжизненной, как и испуганное лицо ребенка. - Что это? Ты ошибся?
      Шоркан мягко освободил руку мальчика и обнял его за плечи. Потом, усадив ребенка поближе к огню, успокаивающе погладил по голове.
      - Он левша, - воин обнажил левую руку мальчика, по запястье отливавшую ярко-красным, словно мальчик только что вынул ее из чана со свежей кровью. По ладони вились причудливые узоры, отдававшие всеми оттенками красного, и уходили на тыльную сторону. - Это спасло ему жизнь. Один из этих скотов совершил ту же ошибку, что и ты. Это позволило мальчику избежать первой смерти. Он спрятался в корзине для яблок. Остальная же Академия превратилась в кладбище.
      - Так больше никого не осталось? - уточнил старик. - Какой же прок от одного ребенка в битве против полчищ гульготалов? Я-то думал, ты нашел учителя, все еще полного крови и власти Розы, кого-то, кто обладает знанием.
      - Нет. Убежал даже главный мастер.
      - Уж не о Риалто ли ты говоришь? - вмешался в разговор Эррил. - Я никогда ему не верил.
      Шоркан отвернулся от камина и кивнул за окно, за которым по-прежнему надсадно трещали барабаны.
      - Все это теперь уже не имеет значения. К утру мы будем вырезаны полностью.
      - Что? - Эррил шагнул к брату: - А что говорит тебе твое предвидение?
      - Ну, что я тебе говорил?! - торжествующе проворчал Грешюм.
      - Поверь мне, брат. Сегодня уже неважно, выживем ли мы, - главное, выживет ли наше будущее.
      - Какое будущее? - снова вмешался Грешюм. - Этот мальчишка, возможно, один-единственный полнокровный маг, оставшийся в краю Аласии!
      - Ты говоришь правду, Грешюм.. С этим ребенком закончится и власть Чи. Мир погрузится в черные времена, в ужасные времена, когда люди потонут в слезах и крови. Все это было предсказано еще сектой хайфаев, той частью Ордена, что отслеживала будущее.
      - Безумцы! Еретики! - взорвался Эррил. - И они поплатились за это!
      - Плохие новости никто не любит и не любил, а меньше всех те, кто обладает властью. Но хайфаи сказали правду. - Шоркан махнул рукой в сторону окна: - И треск барабанов сейчас подтверждает это.
      - Но мы все еще сильны, - не сдавался Эррил, - мы можем выжить!
      Шоркан печально улыбнулся на слова старшего брата:
      - И ты говоришь правду, Эррил. Мы можем выжить, но Аласия все равно погибнет, а ее народ будет покорен Гульготой. Впереди у страны - мрак. Но, как в природе Луну сменяет Солнце, мы тоже можем сейчас приложить силы, чтобы когда-то для нее наступил день. Мы его не увидим, не увидят и наши правнуки, но когда-нибудь над Аласией взойдет новый рассвет. И этот рассвет, это грядущее солнце, которое засияет для наших потомков, обеспечим сегодня мы.
      - Но как? - спросил Эррил, не сводя глаз с мальчика: - Как?!
      - Хайфаи говорили о Книге.
      Грешюм присел на единственную в комнате кровать:
      - О Книге? Шоркан, да ты, я вижу, дурак. Неужели ты притащил меня сюда за этим?
      - Это были твои собственные слова, Грешюм. Слова того, кто когда-то сам принадлежал к хайфаям.
      Эррил побледнел и невольно отступил от старика.
      - Это было слишком давно, - равнодушно ответил Грешюм: - Тогда я еще только начал обладать даром. Я вышел из секты столетия назад.
      - Но, я уверен, пророчество свое ты все еще помнишь. Да оно и не раз подтверждалось другими.
      - Это безумие.
      - Это правда. Каковы же были твои слова?
      - Не помню, ничего не помню. Это была глупость, не больше.
      - Так вспомни.
      Грешюм прикрыл глаза единственной ладонью и заговорил голосом, который исходил, словно откуда-то со стороны:
      И будут трое.
      Один искалечен,
      Другой невредим.
      И третий, не знавший крови...
      И там,
      На крови невинных.
      В полночь, в долине Луны
      Будет создана Книга.
      И трое станут одним.
      И Книга сольется с ним...
      Шоркан сел на кровать рядом со стариком:
      - Мы поняли твои слова. Время пришло.
      Грешюм застонал:
      - Здесь слишком много того, чего вам понять не дано. Вы слишком молоды для настоящей крови. С тех пор, как сожгли хайфаев, я изучал иные свитки и тексты. И не все из них доверено пергаментам.
      Шоркан с силой схватил мага за плечо:
      - Так говори же все, Грешюм! Освободи свой язык от пут. Время бежит слишком быстро!
      Грешюм опустил голову еще ниже и тихо прошептал в наступившей тишине:
      Кровь ее вызовет.
      Книга ее повяжет.
      И, связанная кровью.
      Она восстанет.
      С сердцем из камня.
      С сердцем, полным духа.
      Она будет восставать вновь и вновь...
      Комнату окутало торжественное молчание, в котором раздавалось лишь потрескивание поленьев в камине. Рука Эррила легла на рукоять меча:
      - Я думаю, это всего лишь миф.
      - Сисайкоффа, - тихо произнес Шоркан, освобождая плечо мага от своей крепкой хватки. Глаза его беспокойно прищурились: - Ведьма духа и камня.
      Эррил в волнении принялся мерить шагами истертый ковер:
      - Легенда гласит, что она была уничтожена Чи за то, что осмелилась узнать магию крови. И теперь все женщины осуждены истекать кровью каждый лунный месяц в наказание за ее святотатство. Как же это может свершиться во второй раз? Грешюм пожал плечами:
      - Поэтому мы и держали язык за зубами. Не все видения Книги достаточно отчетливы.
      - Но это, увы, вполне отчетливо, - прервал его Шоркан. - Возможно, со временем мы сможем расшифровать и другие пророчества, которые прольют свет на твои слова о Книге. Но сегодня тучи над нами сгущаются. И Книга должна быть создана сегодня, иначе мы упустим шанс навсегда.
      - Ты все-таки хочешь рискнуть? - со вздохом спросил старик.
      - Увы, даже несмотря на дар предвидения, далекое будущее нам неведомо, - Шоркан поднялся с ложа, и деревянная кровать жалобно скрипнула, словно протестуя. - Придется работать с тем, что есть под рукой. Ордену пришел конец, но, создав Книгу, мы сумеем сохранить хотя бы малую толику нашей магии. И останемся жить навсегда.
      - Я следую твоему решению, Шоркан. Что же еще остается мне делать? старик медленно обнажил культю.
      - Тогда начнем, - Шоркан помог магу подняться на ноги. - И начнем с огня.
      Шоркан привлек к себе мальчика, затем трое магов воском очертили перед камином круг. Круг могучей охраны могучей магии. Эррил попятился к двери.
      - Но тебе тоже придется принять участие в этом, брат, - услышал он жесткий и одновременно ласковый голос Шоркана. - Это жизненно важно. Когда все закончится, вспыхнет сноп яркого света, и дикая магия разольется по комнате, тогда ты должен будешь захлопнуть Книгу, чтобы положить этому конец.
      - Я не обману вас, - прошептал Эррил, чувствуя, как внутри становится пусто и холодно. - Но магия - твое дело, брат, почему ты не закроешь Книгу сам?
      - Ты сам знаешь ответ или, во всяком случае, догадываешься. Я вижу это по твоим глазам, - спокойно ответил Шоркан. - Создание текста должно уничтожить нас троих - мы станем Книгой...
      Подозрения Эррила сбывались:
      - Но...
      - Полночь приближается, брат.
      - Я знаю, что час поздний, но... этот ребенок? - он кивнул на мальчика: - Вы собираетесь пожертвовать даже им! Не спросив, не узнав...
      - Я был рожден для этого, добрый воин, - ответил мальчик, заговорив в первый раз, но спокойно и твердо. Эррил вдруг подумал, что не узнал даже имени мальчика, хотя его акцент выдавал в нем жителя прибрежного города. Это Чи привел меня в яблочную корзину, чтобы я смог пересидеть там нападение лордов ужаса. Свершается то, что должно свершиться.
      - Мы с ним уже обо всем переговорили, - улыбнулся Шоркан, выходя из круга и кладя руки на плечи брату: - Не бойся, мой старший брат. Мы делаем лишь то, что должны, - и он крепко обнял Эррила.
      В ответ последний тоже порывисто прижался к брату и надолго замолчал, опасаясь, чтобы какой-нибудь звук не нарушил глубину его любви и отчаяния.
      Но вот Грешюм прокашлялся, поставил свечу на камин, и Эррилу пришлось в последний раз стиснуть брата в прощальном объятии.
      - Что будет тотемом Книги? - деловито осведомился старик, вытирая воск с пальцев о мантию, и Эррил заметил, что он словно стал прямее и выше ростом. С того момента, когда старый маг в последний раз прибегал к магии, прошло уже немало времени. - Тотем тоже будет воплощен в Книгу.
      Шоркан вытащил из кармана колета потрепанную книжицу, и Эррил немедля узнал розу, вышитую золотом на ее обложке. Позолота стерлась и теперь лишь тускло светилась в неверном мерцании огня.
      Это был дневник Шоркана.
      - Я носил его на груди все три последних года, - задумчиво прошептал он, после чего твердой рукой положил дневник в середину круга, а потом достал из-за пояса небольшой кинжал, рукоять которого также венчала выпуклая роза.
      Задумчиво помолчав несколько мгновений, Грешюм тоже вытащил откуда-то из глубин своих лохмотьев изящную дагу и внимательно посмотрел на мальчика.
      - У меня своего нет, - ответил малыш, глядя широко распахнутыми синими глазами на мага: - Он остался в школе.
      - Впрочем, неважно, - поспешил ему на помощь Шоркай: - Сгодится любой нож. Наши лезвия тоже не больше чем бутафория.
      - И все же необходимо, чтобы нож был хотя бы соответствующей формы, проворчал Грёшюм: - Мы не простым делом занимаемся.
      - Выбора все равно нет. Ночь идет к перелому, - Шоркан обернулся к брату и торжественно поднял руку: - Дай мне твой кинжал - тот, что подарил отец.
      В душе Эррила как будто заныло, появилась чудовищная пустота, но он твердой рукой освободил из ножен кинжал и положил стальной клинок с деревянной рукоятью на широкую ладонь брата.
      Шоркан подержал оружие на ладони, словно взвешивая, и сурово заговорил:
      - Отойди от нас на три шага, Эррил, и не приближайся, что бы ты ни увидел, что бы ни услышал, - до тех пор, пока не поднимется столб белого света.
      Эррил повиновался и отошел, после чего все трое упали на колени посреди воскового круга. Шоркан передал свой кинжал с розой мальчику, оставив себе отцовский.
      - Что ж, давайте готовиться, - услышал Эррил голос брата и увидел, как тот острым концом лезвия провел у себя на правой ладони тонкую алую линию. Грешюм повторил это действие на левой руке, держа дагу в зубах, и только мальчик все еще никак не мог решиться.
      Шоркан заметил его колебания:
      - Нож заточен отлично. Не бойся, режь быстро и почувствуешь лишь мгновенную боль.
      Но мальчик по-прежнему не поднимал руки с кинжалом. Грешюм переложил дагу изо рта в окровавленную ладонь:
      - Ты должен сделать это по своей воле, малыш. И снять эту ношу с тебя никто не может. Даже мы.
      - Я знаю. Но я в первый раз...
      - Быстро и чисто, - приказал Шоркан, и мальчик почти зажмурился, гримаса пробежала по лицу, а лезвие кинжала скользнуло по ладони. Через несколько секунд она, как чаша, была уже полна алой кровью. Мальчик поднял на Шоркана заблестевшие влагой глаза.
      - Отлично, - одобрил тот. - А теперь начнем.
      И все трое возложили окровавленные ладони на дневник, касаясь друг друга кончиками пальцев, словно нежные любовники.
      - Как смешивается наша кровь, так утроится и наша сила. Пусть трое станут одним.
      Эррил не сводил глаз с красной руки мальчика, протянутой к двум взрослым ладоням, до тех пор, пока все три их кисти не превратились в слепящее пятно. По комнате пробежал ветер, приподняв черные волосы Эррила. Поначалу ему показалось, что это всего лишь дует из окна, но в лицо ему дул не холодный, а теплый ветер, отдававший весной.
      Все трое молились, опустив головы и беззвучно шевеля губами. И по мере их молитв ветер становился все сильней и сильней, жарче и жарче. Он завивался вихрем по комнате, и круг посередине становился все бледнее. Ветер крепчал, обретая плоть и цвет, а круг и те, кто в нем, все больше превращались в бесплотные тени. В этом тающем кругу реальной оставалась лишь книга, становившаяся все ярче, в то время как маги, превратившиеся уже в прозрачные статуи, таяли, как снеговики на солнце.
      Ветер перерастал в ураган. Эррил с трудом держался на ногах под горячими порывами разноцветных вихрей. Глаза щипало, дышать становилось нечем. Его начинало затягивать в эпицентр, но тут он неожиданно увидел брата, вернее его прозрачное тело, взметнувшееся в середине круга.
      - Нет! - пронзительно крикнул он, и с этим криком дневник распахнулся, взлетая кверху, и из него хлынул слепящий свет. Но это длилось всего лишь какое-то мгновение, а затем огненный столб словно втянулся обратно на страницы.
      Эррил протер глаза, пытаясь избавиться от рези, но в это время мальчик, такой же прозрачный, как и остальные двое, начал пятиться от книги.
      - Стоять! - закричал Шоркан, но мальчик, казалось, не обратил на это приказание внимания и продолжал подвигаться к границе воскового круга. Тут, почувствовав какое-то сопротивление, он наклонился и сделал явное усилие, чтобы преодолеть невидимый барьер. И мальчик оказался сильнее и начал выходить из кольца, причем освободившиеся части его тела начинали вновь обретать плоть и цвет.
      Однако то, что выходило, уже не было человеком!
      И когда он вышел полностью, вместо бледного мальчика перед Эррилом оказалось грубое животное на мощных кривых ногах.
      - Останови его, Эррил! - услышал он вопль брата. - Останови, или все будет потеряно, и мы обречены!
      Но прежде чем Эррил ответил, из круга вырвался очередной порыв ветра и перенес его через всю комнату, бросив на ложе. Комната погрузилась во тьму, поскольку от ветра погасли все свечи и даже огонь в камине.
      И сразу же после этого ветер полностью стих, словно кто-то закрыл дверь и оградил комнату от жестокой зимней бури. Эррил с трудом поднялся и обшарил комнату. Он был один.
      Неожиданно снова сам по себе запылал огонь, и от него доносился явственный запах амбры. Морщась от внезапного света, Эррил увидел дневник брата, валявшийся на ковре открытым. Страницы его были мертвенно бледны, и никакого сияния от них не шло.
      Но где же зверь? Где брат? И старый маг? Эррил еще раз, теперь уже при свете, обшарил всю комнату, перевернул одежду, вытряхнул дорожные сундуки, опрокинул стол и стулья, - напрасно.
      Однако когда он захотел подобрать с пола дневник, что-то схватило его сзади за лодыжку и резко дернуло, уронив на ковер. Упав на спину, он наудачу ударил нападавшего; удар пришелся в податливую плоть, и хватка ослабла. Эррил высвободил ногу и быстро откатился, чтобы оказаться с неведомым противником лицом к лицу. И даже успел выхватить меч.
      И тогда под кроватью он увидел затаившегося зверя, бывшего когда-то мальчиком. Янтарные глаза в черных кругах горели ненавистью, зверь зашипел и, мгновенно выскочив из-под кровати, оказался напротив Эррила. Зверь был почти одного с ним роста, но по массе превышал воина, наверное, вдвое. Клочья густой черной шерсти свисали с него, как старый мох с деревьев, но самыми страшными были его отточенные, как кинжалы, зубы и острые, как бритва, когти. Зверь медленно подходил к Эррилу, издавая чудовищное зловоние.
      Эррил отступил на шаг и медленно стал поднимать меч, но это движение словно послужило сигналом для зверя, и тот бросился в атаку. Эррил уклонился вправо, ушел под левую лапу и в это мгновение ударил ужасное животное в бок острием своего длинного меча.
      Зверь взвыл, Эррил развернулся и стал выжидать новой атаки. Его меч был готов отразить любое нападение монстра, но животное словно успокоилось и даже, наоборот, стало отходить. Оно двигалось к дневнику!
      Нет! Эррил рванулся вперед, занеся меч обеими руками, и вложил в удар весь свой вес, всю силу, всю ненависть... и всю любовь. Удар пришелся как раз в середину широкой мохнатой спины, прошив зверя насквозь. Удар оказался настолько сильным, что меч вонзился в истертый деревянный пол. Чудовище судорожно дернулось, шея его неестественно изогнулась, а из пасти вылетело хриплое рычание. Через секунду огромная туша, пришитая к полу, затихла окончательно.
      Эррил подскочил ближе, инстинктивно ища рукой отцовский кинжал; его рука в ужасе щупала пустые ножны. Ах, кинжал был отдан Шоркану! Но зверь, кажется, валялся на полу бездыханным. Тяжело дыша и не спуская глаз с монстра, Эррил подлез под лапу чудовища и вытащил раскрытый дневник. А ведь брат просил его закрыть книгу, чтобы завершить магию. Но после того, что случилось, нужно ли было это делать? И не была ли напрасной жертва?
      Растерянный воин стоял перед дневником на коленях и в недоумении рассматривал страницы, исписанные красивым и четким почерком брата. Дневник остался всего лишь дневником, не больше.
      И тогда Эррил ощутил, как из его обожженных глаз текут слезы. Неужели Шоркан отдал свою жизнь понапрасну? Эррил протянул руку и нежно погладил вышитую розу на обложке - все, что осталось от его потерянного навеки брата, погибшей семьи, утраченной родины. Опустив веки, воин закрыл дневник, несмотря ни на что стараясь исполнить предсмертную волю последнего для него родного существа.
      Но как только дневник закрылся, по телу Эррила пробежала легкая дрожь и распростерла его на полу рядом со зверем. Перед глазами его заплясали разноцветные огоньки, и комната накренилась и поплыла куда-то. Правда, через несколько секунд все встало на свои места, и первым делом Эррил с удивлением обнаружил, что животное снова превратилось в мальчика, из спины которого торчала рукоять меча, а снизу текла кровь, уже запятнавшая дневник.