1

Елена вышла из пещеры, откинув в сторону кожаный полог, хранивший ласковое тепло утренних костров. Несмотря на то, что прошел уже месяц с того времени, как наступила весна, здесь, среди горных вершин, в эти утренние часы все по-прежнему было покрыто тонкой пленкой льда. Но воздух казался хрупким, настоянным на соснах и горном маке, и именно сегодня Елена впервые ощутила отдаленный и слабый запах грядущего лета.

Вздохнув, девочка откинула капюшон зеленой шерстяной куртки и подняла глаза к дальней цепи гор. Еще покрытые тяжелыми снегами, они казались грозными и опасными, а рев сотен далеких водопадов неистовым ураганом врывался ей в уши. После долгой зимы, когда, казалось, и вода, и время застыли навеки, приход весны представился девушке трудными и мучительными родами.

Улыбнувшись, она шагнула вперед, но тут, словно для того, чтобы напомнить, что зима еще не отдала все свои права, каблук ее поскользнулся на подтаявшем куске льда.

Елена пошатнулась и упала на каменистую тропу.

И тут же девушка услышала за собой шорох отодвигаемого полога — это выходил Эррил.

— Послушай, мы не можем позволить тебе сломать шею именно тогда, когда пришло время покидать эти горы, — он подошел и протянул ей руку. — Все в порядке?

— Ничего, — с горящим от неловкости лицом Елена не приняла его помощи и попыталась подняться на ноги самостоятельно. — Я просто не заметила... Поскользнулась... — Девушка вздохнула и отвернулась от сурового лица, склонившегося над ее плечом. Серые глаза под нависшими черными бровями все время словно оценивали ее, осуждая каждое действие, каждое слово. И почему он вечно появляется именно в тот момент, когда она или обожжет палец или, вот как сейчас, вдруг поскользнется на ровном месте? Елена вытерла руку о серые брюки и поднесла ее к лицу — пореза не было, остался лишь небольшой синяк.

— Все давно ждут тебя, — пробормотал Эррил, обходя ее и поднимаясь вверх, туда, где в сотне шагов от них уже собралась вся компания.

Вскоре появится и волк.

Фардайл в своем волчьем обличье еще на рассвете умчался исследовать тропы, ведущие в долины. Нилен и Мерик седлали коней и в последний раз проверяли повозки, Толчук и Могвид грузили запасы. Только Крал все еще оставался внизу, давая последние напутствия своему клану.

— Если мы хотим пройти перевал до ночи, надо поспешить, — продолжал Эррил, карабкаясь вперед. — Так что лучше смотри под ноги, а не в небеса.

Но тут, словно в насмешку, он сам поскользнулся, и ему пришлось невольно взмахнуть рукой, чтобы удержать подобающее его достоинству равновесие. Лицо старого воина еще больше потемнело.

— Будь уверен, я смотрю, куда идти, — пробормотала Елена, опустив глаза, но так и не сумев спрятать улыбки.

Эррил проворчал что-то себе под нос и стал подниматься еще быстрее.

Так они оба поднимались в полном молчании. Елена думала о предстоящем долгом и опасном путешествии через огромные пространства Аласии к потерянному городу Алоа Глен, где лежит Кровавый Дневник, спрятанный там Эррилом многие сотни лет назад — вещь, дающая ключ к освобождению страны от черной силы лордов Гульготы. Но смогут ли они добраться туда, они, жалкая кучка путников из разных стран, у каждого из которых свой интерес в этом путешествии?

Все последние недели они много говорили, планировали, рассчитывали и всячески обсуждали предстоящий поход, но даже твердо выработанный план так до конца и не избавил их от страха покинуть теплые защищенные пещеры. Страх этот жил в груди у всех. И тяжелое молчание висело в воздухе, давя на плечи каждого, если не считать...

— Хо-хо! — раздался возглас позади Елены, заставив остановиться и ее, и Эррила. Обернувшись, девочка увидела Крала, протискивавшего свое мощное тело из пещеры и казавшегося сверху миниатюрной фигуркой. Он помахал рукой, и голос его прокатился камнепадом в каньоне.

— Подождите, я сейчас догоню!

Согнувшись под тяжестью огромного заплечного мешка, горец ловко карабкался вверх, перемахивая через импровизированные ступени. У Елены даже перехватило дыхание от этого захватывающего зрелища; впрочем, ее всегда удивляло, как это такие огромные горцы так ловко лазают по скалам и не ломают себе шеи даже на самых опасных проходах. Но Крал шел уверенно, как по земле, ноги его сами искали нужное место, и было это умением или просто везением, девочка так и не могла понять.

Скоро он был уже рядом с ними.

— День будет отличный, — провозгласил Крал, потянув носом, не обнаружившим в воздухе ни единого дуновения ветерка. Крал оказался единственным, кто не испытывал сомнений в успехе будущего путешествия, и в то время, как все хмурились и молчали в ожидании отправления, горец, наоборот, удивлял всех энергией, торопил и убеждал. Он беспрерывно проверял и увеличивал запасы, драил оружие, перековывал подковы, проверял прочность льда и толщину снега или занимался еще какими-нибудь подобными полезными вещами.

Увидев над своим лицом широкую белозубую улыбку Крала, Елена не выдержала и задала вопрос, который ее так давно мучал:

— Вы, кажется, совсем не расстроены тем, что приходится покидать родину? Неужели вам совсем не жаль оставлять дом и близких?

Крал провел ладонью по густой черной бороде, словно стараясь скрыть некоторое смущение.

— Но весна — обычное время ухода. Зимние тропы открыты, и мой народ уходит зажигать отдельные огни на своих собственных отдельных тропах. Теперь клан не соберется вместе до глубокой осени. Честно сказать, ни одно место мы не можем назвать своим истинным домом. Наш дом там, где скала под нашими ногами и сердце в нашей груди. — Крал красноречиво кивнул в сторону гор.

Эррил молчал и не двигался с места.

— Ты, конечно, не лжешь, Крал, как не лжет никто из твоего племени, но ты говоришь не всю правду. — Стоя на несколько ступеней выше, Эррил заглянул горцу прямо в глаза. — Мне кажется, я прекрасно знаю, что так подстегивает тебя в этом уходе.

— И что же это, человек равнин? — Крал сузил глаза, и улыбка смущения сменилась на его губах жесткой презрительной линией.

— Когда мы встретились в первый раз в харчевне Винтерфелла, ты говорил о гибельном пророчестве, которое было дано твоему племени. И эта гибель должна быть связана с моим появлением.

Крал отвел глаза и стал пристально всматриваться в подтаявший лед на ступенях.

— И не грядущее путешествие радует твое сердце, — жестко продолжал Эррил. — А только то, что я, наконец, покину твое племя — и оно останется жить.

— Ты устыдил меня своими словами, — пробормотал Крал.

— Я не хотел устыдить тебя. И не для того остановил я тебя сейчас.

— Тогда для чего же? — грустно спросил горец.

— Для того, чтобы сказать «спасибо», — Эррил сделал шаг к горцу и крепко стиснул его широкое плечо. Глаза Крала распахнулись. — Я уже благодарил тебя за приют, за лечение от яда гоблинов, но еще никогда не сказал ни слова благодарности за то, что твое племя приняло меня, несмотря на пророчество. И ты, знавший о нем, не побоялся привести меня в свои пещеры.

— Ты... не обязан благодарить нас, — едва ворочая языком, прошептал Крал. — У нас не было иного выбора. Мы неотделимы от скал и не можем нарушать обещаний, иначе...

— И все же я в долгу у тебя, старина. — Эррил стиснул плечо горца еще сильнее и резко отвернулся. Впереди лежала Тропа Духов. — У нас на равнинах тоже есть понятие о чести и долге.

После этих слов старый воин двинулся дальше. Елена прочла в глазах горца теплый отблеск благодарности и одобрения и двинулась вслед за Эррилом. Но чем выше он поднимался, тем сильнее начинал хромать на правую ногу, так сильно изуродованную ножом гоблина прошлой осенью. Яд из кинжала слишком глубоко проник в тело воина Стендая, и хотя он достаточно быстро восстановил здоровье и силу, соки отравы еще блуждали в его теле, что особенно сказывалось при физическом напряжении. Эррил был не единственным пострадавшим. Раны были у всех — хотя и не у всех видимы. От Темного Лорда так или иначе пострадал каждый. И никто из воинов не мог теперь знать, какие еще испытания и битвы ждут их впереди, на пути к потерянному городу.

Эррил поднялся на гребень и остановился, глядя на открывшуюся его взгляду тропу.

— И все же я думаю, что наш план безрассуден, хотя и смел.

Крал и Елена подошли поближе.

Тропа Духов уходила в луга и мягкие склоны холмов и терялась в предутреннем тумане. Там внизу, весна уже вступила в полную силу. Сине-белыми сполохами цвели крокусы, а по краям тропы какие-то цветы распустились едва ли не на самом снегу, казалось, весна пыталась освободить свои нежные плечи от тяжелой зимней мантии. Рядом с цветами кипела жизнь. Набухали тугие березовые почки, то тут, то там мелькали оленьи семейства, важно и осторожно переходя Тропу. Над ними чертил свои круги ястреб, ныряя то в безбрежный синий океан неба, то в густой изумрудный океан травы, то и дело выхватывая там что-то робкое и живое.

Но Эррил, казалось, ничего не замечал.

— Посмотрите-ка на эту повозку, — наконец, произнес старый воин. — Она кажется прямо-таки какой-то дешевой придорожной харчевней, пестро разукрашенной и звенящей колокольцами, чтобы привлечь глаза и слух путников.

Действительно, неподалеку от небольшого ручья внизу, среди массивных голых валунов Елена увидела с десяток взнузданных лошадей, стоявших около большого крытого фургона, стены которого были окрашены в ярко-оранжевый цвет, а полотно, прикрывающее вход, расписано белыми звездами по темно-синему фону. По краям полотна были во множестве нашиты коровьи колокольцы, причем, каждый тоже покрашен в особый цвет.

— А мне нравится, — пробормотал стоявший рядом с девочкой Крал.

Усмехнувшись, Эррил решительным шагом направился к загону с лошадьми и группке стоявших рядом с ним людей.

— Честно говоря, я взял бы с собой одну Елену, — тихо сказал он, уходя. — Меньше было бы глупостей.

— Но все давно решено. Нам всем нужно это путешествие, — заметил Крал. — К тому же, кроме эльфа Мерика, который непременно попытается убежать, ты единственный, кто хочет расколоть нас.

— Нас слишком много. Чем меньше отряд, тем быстрей и незаметнее он может двигаться, не привлекая к себе внимания.

— Это так, но если нас все же заметит глаз неприятеля, то тебе потребуются силы и умение, чтобы спасти девочку от объятий Черного Сердца. Ведь нам предстоит защищать ее не от простых воров и разбойников.

— Я уже слышал эти аргументы.

Елена почти бежала за Эррилом.

— Дядя Бол предупреждал нас, чтобы мы держались все вместе, — задыхаясь, напомнила она.

— Знаю, Елена, — Эррил немного замедлил шаг, давая ей догнать себя. — И я не собираюсь оспаривать слова твоего дяди. Он был настоящим человеком. Хотя и он мог ошибаться.

— Он не ошибался, — твердо ответила девушка, в глубине души, как и ее дядя, свято верившая, что расставаться им ни в коем случае нельзя. Может быть, она чувствовала это оттого, что потеряла почти всю свою семью; родители сгорели заживо по ее собственной воле, дядя и тетка уничтожены тварями Гульготы, а брат похищен силами черной магии. Такие потери не перенести в одиночку, ей нужны друзья и защитники. После полугода, проведенного вместе, все эти существа стали ее второй семьей, к которой она теперь принадлежала не по крови рождения, но по крови битв. И терять эту семью у нее уже просто не было сил. — Мы должны быть вместе.

— И будем, — неохотно ответил Эррил, хотя в его голосе не было уверенности.

— Кстати, у меня есть план, — вдруг сказал подошедший Крал и снова указал на пестро раскрашенную повозку. — Именно это станет нашим убежищем. Переодетые небольшим странствующим цирком, еще одним цирком среди множества странствующих по весенним дорогам, мы сможем быть незаметными, не прячась. Пусть опасные глаза ищут нас по тайным тропам — мы будем путешествовать свободно и открыто, шумно и громко. И тогда не только скроемся от ненужных свидетелей, но и заработаем деньги, чтобы обновлять наши запасы. По-моему, план неплох.

— Да, — с сарказмом ответил Эррил. — К тому же, вы, горцы, всегда говорите правду.

Крал рассмеялся и добродушно похлопал Эррила по плечу.

— Как я вижу, пребывание у нас немного научило тебя мудрости, а?

Громкий голос горца не мог не привлечь внимания людей у повозки, еще не тронувшихся с места и занятых последними приготовлениями. Нилен оторвалась от седла, которое она укрепляла на широкой спине боевого коня и помахала Елене рукой.

Когда девочка подошла, нюмфая осторожно вытерла с ее щеки след грязи.

— Сладчайшая Матерь, Эррил, что ты сделал с бедным ребенком? Посмотри, на что похожи ее кудри!

Елена подняла руку к своим коротко остриженным волосам, словно только сейчас поняла, что с ней случилось. Теперь за ее спиной более не развевались огненно-рыжие длинные волосы, а топорщилась лишь густая шапка, едва прикрывавшая уши. Да и та уже была не рыжей, а черной, как смоляные локоны Эррила.

— Если мы намерены прятать Елену в доморощенном цирке, то почему бы не замаскировать и ее саму? — сухо ответил Эррил. — Так что, познакомьтесь с... моим сыном.

Эррил посмотрел на собравшихся вокруг девочки и подумал о том, что среди всего этого разноцветного и нежного народца Толчук напоминает булыжник в пенящемся потоке. Весом в два раза превышавший даже горца, огр старался держаться особняком, словно ему казалось, что его присутствие мешает остальным. Но, слегка презирая чудовище за его недалекость и страшный из-за морщинистой кожи, желтых клыков и валунообразного тела облик, Эррил уважал и даже восхищался им за его выдержку и спокойствие. Именно тихие слова Толчука в их горячих долгих спорах, в конце концов, убедили Эррила принять тот план, который они теперь выполняли.

По контрасту тихий Могвид смотрелся в тени огра хрупким. Для Эррила этот оборотень по сей день оставался загадкой. Узкий человек с шапкой пышных волос и нервными движениями редко говорил, а когда произносил что-то, то так тихо, что расслышать его было почти невозможно. Но даже в этих немногих словах сайлура Эррил постоянно ощущал нечто масляное и скользкое. И сейчас, когда Могвид исподтишка, не подходя ближе, изучал Елену, он неприятно напомнил Эррилу голодную птицу, наблюдающую за приглянувшимся ей червяком. Он почти зримо видел кипевшие в голове у оборотня мысли, которые тот, конечно же, никогда не выскажет вслух.

Мерик же, постоянно одетый в свою белоснежную рубаху и зеленые штаны в обтяжку, наоборот, ничего никогда не держал про себя. Высокий, с серебряными волосами эльф и сейчас тут же подошел к Елене и тонким пальцем приподнял ее подбородок.

— Как ты осмелился тронуть ее? — донеслись до Эррила его слова. — Ты не имел права так уродовать красоту нашей королевской крови.

— Так было нужно, — холодно ответил старый воин. — Этот маскарад только сохранит вашу королевскую кровь.

Мерик убрал руку и посмотрел на Эррила тяжелым взглядом.

— А как быть с ее рукой? — Он указал на ладонь девочки, где переливался пурпур. — Как ты намерен спрятать это?

— У моего сына будет пара отличных перчаток, — и Эррил вытащил из-за пояса грубую кожаную пару.

— Ты собираешься предложить это особе королевской крови? — Белое лицо Мерика потемнело. — Ты и так уже изуродовал ее этой одеждой и этой стрижкой.

Лицо девочки вспыхнуло так, что не уступало цвету ее ладони.

Мерик опустился перед ней на колени.

— Ах, Елена, тебе не надо было этого делать! Ты последняя из нашей королевской семьи. В твоих жилах струится кровь угасших династий. Нельзя так отрекаться от прав, данных тебе рождением. — Он коснулся ее руки. — Брось эти глупые затеи и отправляйся со мной к воздушным кораблям и морям твоей подлинной родины!

— Моя родина — просторы Аласии, — ответила Елена, высвобождая руку. — Может быть, я и вправду являюсь наследницей каких-то твоих пропавших королей, но я еще и дочь этих равнин, этих лесов, которые не хочу оставлять во власти черных лордов Гульготы. А ты можешь уходить, возвращаться домой, если хочешь. Но я останусь.

Мерик поднялся.

— Ты знаешь, что я не могу вернуться без тебя. Моя мать, королева, не вынесет, если с тобой что-нибудь случится. Так что, если ты продолжаешь настаивать на этой глупой затее, я остаюсь рядом, чтобы защищать тебя.

Эррил устал от этих велеречивых разговоров.

— Ребенок находится под моей защитой, — остановил он эльфа и обнял девочку за плечи. — В твоей протекции она не нуждается.

Гибкий эльф смерил Эррила с головы до ног полным презрения взглядом и махнул рукой.

— Что ж, я вижу, как ты ее защищаешь. Стоит хотя бы посмотреть на повозку, в которой ты собираешься везти королеву! Ты намерен обращаться с ней, как с бродягой!

Эррил невольно нахмурился, вспомнив свои собственные сомнения на этот счет. Слышать это от эльфа было вдвойне непереносимо.

— Еще ничего не решено, — пробормотал он, противореча собственным недавним словам. — Я сам путешествовал веками в качестве бродячего жонглера и фокусника и тем добывал себе пропитание. И такой маскарад вполне себя оправдывал.

— Но посмотри на ее кудри! — простонал Мерик. — Неужели это было столь уж необходимо?

Однако прежде, чем Эррил успел что-нибудь ответить, в разговор вмешался Толчук, и его голос прогремел настоящим камнепадом в ущелье.

— Волосы отрастут, — логично заметил он.

Крал что-то одобрительно хмыкнул и повернулся к нюмфае.

— Что ж, что сделано, то сделано. Теперь, с маскарадом Елены, ты осталась у нас единственной женщиной... Но если это будет уж очень тебя расстраивать, то мы можем напялить женский парик на огра и объявить его нежной возлюбленной Могвида.

Маленькая нюмфая рассмеялась, тряхнув своими длинными светлыми волосами.

— Не думаю, что это потребуется. А теперь, когда уже все, по-моему, высказались по поводу бедного ребенка, то, может быть, мы все же закончим вьючить лошадей и, наконец, отправимся?

— Нилен права, — поддержал Эррил, поворачиваясь к эльфу спиной. — Мокрые тропы к ночи оденутся льдом и...

— Смотрите! — крикнула вдруг Елена, указывая куда-то вперед.

Там вдалеке был четко виден черный силуэт волка, несущегося к ним по траве огромными прыжками, как гигантская тень.

— Ты, как всегда вовремя, Фардайл, — процедил сквозь зубы Могвид, и Эррил различил в голосе говорящего неприкрытую ненависть. Да, оказывается, между братьями было слишком много невысказанного...

Волк проскользнул к ногам брата и сел, высунув пышущий жаром розовый язык. Его яркие янтарные глаза напряженно и требовательно смотрели на Могвида, но через несколько секунд волк слегка склонил голову, выйдя из контакта, и побежал к ближайшей луже напиться.

— Все в порядке? Что сказал пес? — поинтересовался Крал.

Прежде, чем оборотень ответил, Елена резко повернулась к горцу.

— Это не пес! И не смей называть его так!

— Он шутит, шутит, — поспешил на помощь Эррил и тоже подошел к Могвиду. — Ну, что там узнал твой братец? Как тропа?

Могвид отодвинулся от Эррила и на всякий случай подошел поближе к огру.

— Он говорит, что многие тропы затоплены тающей водой. Пройти по ним невозможно. Но путь на севере свободен, если не считать нескольких небольших потоков.

Эррил кивнул.

— Отлично. Тогда у нас есть выход в долину и на равнины.

— Есть еще одно обстоятельство... — замялся оборотень.

— Что такое?

— Он сказал, что они... очень дурно пахнут.

Елена подошла к говорящим, и в глазах ее заметалось беспокойство.

— И что это значит?

Эррил потер больную ногу.

— Да, как это понимать?

Могвид посмотрел на раздавленные его сапогами цветы.

— Они нечисты. Что-то вроде... — оборотень неопределенно покачал головой.

Толчук заворочался и прокашлялся.

— Волк ведь говорит картинками, — попытался объяснить он. — И я, наполовину сайлур, тоже кое-что понял. У волка раздуваются ноздри. Свободные тропы пахнут гниющей падалью.

— Но что это значит? — осторожно повторила вопрос девочка.

— Волк предупреждает нас, что проход открыт, но в этом он чует какую-то ложь, подковыку. Что-то, что должно заставить нас быть осторожными.

В это время Фардайл напился и, притрусив обратно, сел у ног Елены, ткнувшись ей в бок влажным носом. Она ласково почесала его за ухом, и волк заворчал от удовольствия, как щенок.

Эррил подумал, что, возражая против того, чтобы Фардайла называли собакой, Елена сама относится к нему именно так, но промолчал. Близость, возникшая между волком и девушкой, каким-то образом успокаивала его и убаюкивала ненужные опасения. Особенно лишние перед выходом в дальний путь.

— Значит, вперед, — вздохнул он. — Но держите глаза и уши настороже.

Пока все были заняты последними приготовлениями, Могвид зашел за повозку с дальней стороны. У него были свои дела. Заметив в толпе провожавших их горцев согбенную старуху, он довольно ухмыльнулся, достал три монетки, но, подумав, одну все же положил обратно в карман. Двух будет достаточно.

Он прислушался: все были заняты разговорами и делами. Отлично. Он осторожно махнул старухе рукой, и скоро ее свистящее дыхание послышалось уже совсем рядом с повозкой. Могвид прикусил нижнюю губу, ненавидя свою зависимость. Но одному ему было бы все равно не справиться. Он призывно звякнул монетками — что ж, эти блестящие кругляши чужими руками сделают то, чего он сам сделать не может.

Старая седовласая женщина, опиравшаяся на посох из отполированного верескового деревца, добралась, наконец, до повозки и встала рядом с Могвидом. Когда-то она, должно быть, была значительно выше его, но годы согнули ее столь немилосердно, что теперь ей приходилось высоко запрокидывать голову, чтобы заглянуть в лицо оборотню. Она долго смотрела на него глазами цвета черного гранита и молчала. Бесчисленные зимы искорежили ее тело, и порой она ощущала себя глыбой льда или вечным снегом на вершинах продуваемыми всеми ветрами гор.

Неожиданно Могвиду стало не по себе.

Отведя глаза от ее странного взора, он облизал пересохшие губы.

— Сделала ли ты то... о чем я тебя просил?

Старуха посмотрела на него еще внимательней, но вздохнула, кивнула и слегка распахнула полы своей видавшей виды вытертой лисьей шубы.

— Мы, горцы, хорошие исполнители, разве не знаешь? — прошамкала она и стала подносить к Могвиду мешочек из козьей шкуры. Но когда он уже протянул к нему руки, она внезапно отдернулась. — А зачем тебе это, признавайся?

Он был готов к такому вопросу.

— Небольшой сувенир, — ответил он, как можно небрежней.

Глаза старухи сузились.

— Да ты хитрец, — прошипела она. — Хитрец, да и для себя одного.

— Не понимаю, что?

Старуха топнула башмаком.

— Ты провонял ложью!

Могвид отскочил. Неужели она догадалась? Рука его уже осторожно нащупывала рукоять кинжала за поясом.

— Не мне судить твою судьбу, а дело есть дело, — неожиданно сменила гнев на милость старуха и снова протянула ему мешочек. — Скалы сами оценят твои дела и воздадут по заслугам.

Дрожащей рукой Могвид повесил мешочек на грудь и, не в силах произнести ни слова, долго шарил по карману в поисках третьей монетки. Он каким-то образом почувствовал, что надо сделать этот жест щедрости.

— Возьми... За все беспокойства, — наконец, прохрипел он, протягивая ей на ладони три монеты.

Но старуха вдруг сильно ударила посохом по его руке, и три сверкающие монеты упали в грязь.

— Только серебро очистит мои уши от твоей лжи! — прохрипела она.

Могвид потер ушибленную руку и быстро выудил из другого кармана серебро, которое осторожно вручил старухе, не сводя глаз с ее посоха.

Деньги исчезли в складках шубы и, недовольно ворча, старуха повернулась к Могвиду спиной, успев пробормотать на прощание:

— Но всегда помни, что ты купил это ложью, хитрый лис! И когда-нибудь ты сможешь обнаружить, что награда не равнозначна цене! — С этими словами старуха вышла из тени повозки и скрылась за углом.

Не равнозначна цене? Могвид дрожащими пальцами развязал мешочек и уставился на его содержимое. На его лице появилась улыбка. Содержимое стоило любых денег.

Внутри отливали золотом несколько прядей Елениных волос.

Доказательство ее ведьмовства.

В тени раскидистых ветвей дуба царило молчание. Не было слышно ни пения птиц, ни жужжания насекомых. Вайрани прислушалась. Все было тихо. Тогда обнаженная, прикрытая лишь длинными черными волосами, она опустилась на колени прямо на подгнившие сосновые иглы, опаленные когда-то огнем. Кожа ее отливала бледным лунным светом.

Она задержала дыхание. Помешать мог любой звук.

Ее дети поработали прекрасно. На лигу вокруг в лесу не осталось ничего живого. Даже отсюда она видела пространство, усеянное маленькими тельцами мертвых обитателей леса — задушенными белками, разноцветными птичками, даже красная олениха лежала на опушке с мучительно искривленной от действия яда шеей. Удовлетворенная Вайрани нагнулась еще ниже.

Перед ней, на изъеденных червями корнях покоилась чаша из эбонитового камня размером в ладонь. Ее дно сверкало чернотой ярче обсидиана, а резные прожилки серебряного кварца пронизывали черную поверхность подобно молниям в грозу. Вайрани провела пальцем по краю чаши.

По краям лежало богатство, а внутри — власть.

Взяв костяной кинжал, Вайрани полоснула лезвием по большому пальцу и уронила несколько капель крови в середину чаши. Густые капли скатились к центру и быстро исчезли — камень всегда испытывал жажду.

Язык, нашептывавший выученные заклинания, деревенел все больше, но, зная, что любое промедление означает смерть, Вайрани все же продолжала говорить. К счастью, эта литания была короткой. Из-под зажмуренных век закапали слезы, и, наконец, она протолкнула сквозь занемевшие, посиневшие губы последнее слово.

Закончив заклинания, она присела на корточки, поднесла к губам порезанный палец и стала нежно лизать его. Кровь огнем разливалась по замороженному рту.

А теперь наступала самая трудная часть испытания — ожидание.

Когда она лизала порез, ее дети, должно быть, почувствовали ее состояние и осторожно приблизились. Вайрани позволила им вскарабкаться по ее обнаженным ногам и вновь укрыться в том месте, откуда они появились на свет. Впрочем, один, самый подвижный, умудрился-таки взобраться по животу вверх и волосатыми ножками начал сучить прямо по левому соску. Но она постаралась не обращать на это внимания, все еще продолжая совершать ритуал. Неужели где-то допущена ошибка? Может быть, слишком много крови...

Но вот из середины чаши внезапно взметнулись языки черного пламени и стали извиваться над краями, словно языки сотен змей.

— Темный огонь! — прошептала она все еще синими от холода губами. Но темный огонь не согревал, он жег льдом, и если обыкновенное пламя освещало, то это, наоборот, втягивало в себя свет теплого позднего полудня. Дерево над ней стало мрачным, словно от языков пламени исходил темный холодный туман.

Младенец на ее груди, испуганный черным огнем, укусил сосок, но Вайрани не обратила внимания на боль. Ядовитый или нет, укус маленького паучка — это ничто по сравнению с тем злом, которое исходило из чаши.

Вайрани еще ниже склонилась над пламенем.

— Хозяин, твоя слуга ждет Тебя!

Пламя мгновенно стало крошечным, и темнота поглотала чашу. Оттуда послышался слабый вскрик, но даже он заставил ее кожу покрыться мурашками. Вайрани узнала музыку донжонов Блекхолла. Ее собственный голос когда-то тоже примыкал к этому хору мучеников, и она так и осталась бы навсегда в этом средоточии пыток, если бы Черный Лорд не нашел ее однажды приятной для своих глаз, не избрал сосудом для своей власти и не влил ей в лоно семя, от которого произошла Орда.

Рука Вайрани невольно поднялась и коснулась того места, которое трогал сам Темный Лорд в ту последнюю ночь. Теперь на этом месте среди ее черных, как смоль, волос, сверкал единственный светлый локон, как белая змея среди черных корней. Пальцы ее тронули шелковистый волос, и перед глазами заплясали ужасные воспоминания: желтые клыки, капающая слюна, удары костистых крыл. Женщина убрала руку.

Некоторые воспоминания лучше не будить.

Но тут из пламени раздался голос, который мгновенно свел на нет всю ее решимость. Точно так, как много раз битая собака боится руки хозяина, Вайрани вдруг почувствовала, как мочится под себя, все ниже и ниже склоняя голову. Все внутри ее дрожало и корчилось.

— Готова ли ты? — вопрошал ее Темный Лорд.

— Да, господин, — женщина поцеловала мокрую землю под собой. Дети вновь врассыпную бросились от нее, прячась под листья и корни. Даже эти жалкие остатки Орды знали голос своего отца.

— Местность безопасна?

— Да, Господин. Дети охраняют все проходы. И если ведьма появится здесь, Орда предупредит меня. А я буду готова всегда.

— Ты знаешь свое дело?

Она кивнула, размазывая грязь по лбу.

— Умереть должны все.

2

Елена прикрыла глаза и отдалась мерному покачиванию лошади. Мускулы ее ног, казалось, слились с мускулами животного — и конь, и всадник дышали и двигались в одном ритме.

Они ехали уже почти целый день, хотя продвинулись по тропе совсем ненамного. Гремящий, скрипящий вагончик притормаживал их стремительность, позволяя лишь идти быстрым шагом. К тому же дорогу им уже несколько преграждали разлившиеся горные ручьи, которые надо было переходить с особой осторожностью, поскольку под мутными водами могли оказаться непредсказуемые камни, и копыта, даже подкованные, сильно скользили.

Но пока остальные ворчали по поводу возникавших препятствий, Елена не расстраивалась, будучи просто счастлива от осознания уже одного того, что вновь сидит верхом на своей любимой лошади. Небольшая серая кобылка Мист, выжившая среди ужаса последнего полугода, осталась теперь единственной памятью о доме. И, покачиваясь в такт ее равномерным движениям, Елена думала, что все прошедшее было всего лишь дурным сном. Можно было почти представить себе, что она едет на любимой Мист по родным полям и садам, едет к родному дому, может быть, даже для того, чтобы поучаствовать в пикнике, который они обычно устраивали на Отчаянной Горе. Ее рука невольно потянулась к гриве и погладила жесткие пряди. Слабая улыбка искривила губы девушки, и на мгновение она действительно уловила в остром запахе конского пота запах дома.

— Лучше все-таки ехать с открытыми глазами, — привел ее в чувство голос Эррила, и видение дома мгновенно исчезло.

Елена выпрямилась и открыла глаза. По краям тропы в изобилии росли полярные березки и альпийские пинии. Впереди мелькал полог повозки.

— Мист идет за всеми и никуда меня не завезет, — недовольно пробурчала девочка.

Эррил дал шенкелей своему коню, высокому белому боевому жеребцу, чья шкура, казалось, впитала в себя всю белизну льда и горного снега. Воин Стендая был одет в высокие сапоги и коричневую куртку для верховой езды; красная кожаная полоска стягивала черные кудри, убирая их с обветренного лица, хотя упорному ветру все же удалось растрепать несколько локонов, которые теперь развевались за спиной Эррила, как знамя. Белая лошадь и наездник возвышались над Мист и ее всадницей, как памятник или скала.

— Давно ли ты практиковалась в том, в чем я тебя просил? — обратился к девочке Эррил, и глаза его сверкнули в лучах заката.

Елена оторвала взгляд от седельной луки.

— Немного.

Эррил уже давно занимался с ней магией элементалов, приемы которой были ему немного знакомы. Ведь его брат Шоркан до того, как принес себя в жертву созданию Кровавого Дневника, был великим магом, и за те десять лет, что братья были вместе, Эррил хорошо освоил некоторые арканы и приемы.

Старый воин вздохнул и перехватил поводья кобылы, управляя своим конем лишь с помощью бедер.

— Послушай, Елена, я понимаю, что ты не хочешь тревожить дремлющую в тебе силу, но...

— Нет, ты не прав. — Девушка стянула перчатку, обнажив пурпурную ладонь. — Я уже свыклась с этой ношей и больше не боюсь ее. — Она слега дотронулась пальцами до запястья Эррила, отчего тот, как она и предполагала, резко отдернул руку. — Ее боишься только ты сам. И другие.

Девушка подняла глаза, но Эррил отвернулся.

— Это не страх, — начал он, но Елена подняла руку, останавливая его. Значит, придется сказать вслух.

— Я же вижу, как все стараются отводить глаза, не смотреть, как избегают моих прикосновений. И это ранит меня куда сильнее, чем магия.

— Прости, Елена, но ты тоже должна понять. С того времени, как у кого-то был знак Розы, прошли века... А уж если теперь это женщина...

— И все же — разве ты не видишь за Розой простую девочку! ? — Елена натянула перчатку обратно. — Я ведь — не только это пятно на ладони!

И тогда Эррил посмотрел ей прямо в лицо задумчиво и нежно, и суровое лицо старого воина смягчилось.

— Хорошо сказано, Елена, — прошептал он. — Возможно, я слишком много думаю о ведьме, а не о... женщине.

Елена кивнула.

— Наверное, нужно видеть все-таки обеих. Поскольку я чувствую, что в этом путешествии испытания действительно ждут обеих.

Эррил промолчал, но вдруг крепко сжал ее колено.

— Ты очень повзрослела за эти полгода среди горцев. И больше, чем я думал.

— Это, должно быть, горный воздух, — потупилась девушка.

Эррил погладил ее колено и одарил юную ведьму одной из самых своих редких улыбок. И Елена смутилась. Смутилась даже не от прикосновения к колену, но от чего-то большего, что вдруг поднялось внутри ее. И когда Эррил убрал руку, она почувствовала опустошение и горечь.

Теперь он ехал в нескольких шагах от нее, а девушка старалась держать кобылу впритык за повозкой. Неожиданно для себя она вздохнула — путешествие к Алоа Глен отчего-то показалось ей слишком коротким.

Вдруг впереди послышался привлекший ее внимание топот копыт, и из-за повозки появился Мерик верхом на прекрасной лошади, сидя на которой он, казалось, не ехал, а парил. Серебряные волосы, завязанные в привычный хвост, развевались за его спиной, смешиваясь с летящим хвостом коня.

— Что такое? — удивился Эррил.

Но, не обращая на него внимания, Мерик остановился около Елены и склонил голову.

— Крал просит всех остановиться. Он обнаружил нечто странное и просит подъехать к нему.

Елена туже перехватила поводья.

— Но что он нашел?

Мерик лишь покачал головой.

— Не знаю. Но он сказал, что никогда среди этих троп подобного не видел.

Елена вспомнила образ волка. Путь дурно пахнет. Она невольно одернула куртку и зябко повела плечами.

Рука Эррила легла на рукоять меча.

— Веди нас, — коротко бросил он.

Мерик развернул лошадь и поскакал вперед. По пути Елена заметила, что Нилен и Могвид тоже уже вышли из повозки. Под пологом было пусто. Толчук, должно быть, уже ушел далеко вперед.

Мерик повел их по едва заметной тропинке, которая вскоре исчезла за пологим склоном холма. Все были уже на вершине, откуда напряженно всматривались вниз, в долину. Трое путников тоже спешились и подошли к остальным.

— Что ты нашел, Крал? — потребовал Эррил, подходя к горцу.

В ответ тот лишь махнул могучей рукой куда-то вниз.

Елена встала рядом с Нилен, чье лицо было искажено беспокойством и тревогой. Впереди тропа терялась в глубоких зарослях, служивших как бы подходом к темному лесу. В свете заходящего солнца он казался особенно мрачным. Черные дубы и красные клены, искривленные и словно изуродованные, составляли странный контраст с прямыми тонкими березками и пиниями холмов.

— Этот лес болен, — прошептала нюмфая, прислушиваясь к ветру, но не слухом, а каким-то внутренним чувством.

— А что это растет на ветках? — вдруг удивился Могвид.

Елена тоже увидела, что почти с каждой ветки свисает какая-то отвратительная паутина, похожая на космы привидений. Паутина кое-где заплеталась в толстые жгуты или свивалась в ленты, которые были длиннее, чем сами ветви.

— Что это? — еще раз повторил Могвид, обращаясь уже напрямую к Нилен, которая была среди них лучшим знатоком лесов и деревьев.

Но ответил на вопрос Толчук, чьи острые глаза огра лучше всех могли рассмотреть эти странные образования.

— Это настоящая паутина.

— Но как... — В голосе Могвида уже неприкрыто звенел страх. — Что это значит?

— Пауки, — твердо ответила ему Елена.

Нилен подошла к ближайшему одинокому дубу, ища у него ответа. Старый великан стоял на самом краю странного леса, как стражник на часах, отделенный от загадочной паутины небольшим пространством и кустами. Его ветви, усыпанные зелеными почками, лишь слегка касались ветвей остальных деревьев.

Что-то было здесь смертельно опасным.

— Нилен! Подожди! — крикнул Эррил, но нюмфая продолжала подходить, лишь подняв руку, давая понять, что услышала этот крик предупреждения. Остальные пытались протолкнуть повозку через кусты, за которыми снова открывалась тропа, идущая уже по странному лесу. Нилен хорошо слышала их голоса и, обернувшись, увидела, что Эррил и Елена идут за ней к краю леса.

Как для любой нюмфаи, сведущей в магии корней и крон, лес был для Нилен открытой книгой. И она не могла оставаться равнодушной, видя страдания деревьев. Она должна была найти то, что так оскорбило их дух — и заставить ответить за это оскорбление!

Нилен осторожно приблизилась к старому дубу, стараясь не наступать на валявшиеся повсюду желуди. Зачем еще больше оскорблять долгожителя леса, тем более что от него надо добиться ответа.

Его кора, местами отполированная до блеска зимними льдами и летними грозами, а местами корявая и грубая, вызвала у Нилен уважение. Ветви его угрюмо шумели, словно выказывая гнев по поводу того, что случилось с его меньшими собратьями. Но и этому великану не удалось полностью избежать тлена. Нилен увидела несколько наростов, размером с дыню, которые изуродовали могучее тело. Они напомнили ей гнезда каких-то паразитов, живущих порой на деревьях, но столь огромных гнезд она никогда еще не видела.

Нилен протянула тонкий палец и осторожно дотронулась до коры, стараясь держаться как можно дальше от опасных наростов. Закрыв глаза и склонив голову, нюмфая открыла свое сердце.

Проснись и услышь меня, старик! Мне нужен твой совет.

Она замерла на секунду, надеясь услышать тихое гудение, говорившее о том, что ее просьба услышана. Порой старые деревья бывают настолько погружены в свои сны, что не хотят отвечать привычному зову леса. Но на этот раз было не так — Нилен просто не слышала не только внутренней древесной музыки, но даже намека на нее.

Весь лес на ее призыв отвечал гробовым молчанием.

Нилен вздрогнула, вспомнив, что только еще один лес хранил такую же мертвую тишину — ее родной лес, Локайхира, после того, как его уничтожила Напасть.

— Нилен, ты плачешь, — прошептала за ее плечом Елена, но голос ее доносился словно издалека. — Что случилось, Нилен?

— Лес... Он не болен... — Голос нюмфаи оборвался. — Он мертв. Он отравлен. Как и мой дом.

— Но как это могло произойти? — удивился Эррил. — Смотри, на нем же есть почки. И они здоровы.

— Нет. Он был жив. Еще недавно. И успел выкинуть почки. Но теперь... — Она снова приложила ладонь к холодной безжизненной коре. — Внутри него не звучит древесная песня. Его дух покинул тело.

— Но ведь и остальные деревья в почках, — продолжал настаивать Эррил.

— Это обман. Что-то забрало себе дух всех этих деревьев, и то, что лежит перед нами — не лес... Это нечто иное.

Елена невольно приблизилась к Эррилу.

— Но кто мог это сделать? — прошептала она с расширившимися от ужаса глазами.

— Не знаю... — Нюмфая осеклась. Конечно, это могло быть лишь игрой ее воображения, но ей показалось вдруг, будто внутри старого дуба что-то вздохнуло, словно ветер прошелестел в ветвях. Надежды почти не было, но через несколько секунд она уже явственно ощутила, как его дух пробирается к ней, выплывая из отравленных глубин.

Старик еще жил! Но боль его была нестерпима.

— Нилен? — прошептала чуткая Елена.

— Тс-с, он просыпается, — Нилен отвернулась и положила на изуродованный ствол уже обе прохладные ладони.

Приди же ко мне, старик, и позволь моей песне влить в тебя силу! — молила она.

И нюмфая запела мелодию без слов, которой была научена с детства. Дух дерева подбирался все ближе, нерешительно, осторожно, с опаской. Нилен раскрылась все шире. Увидь мой свет, не бойся! И скоро его песня слилась с ее, сначала лишь шепотом, но потом все с большей откровенной горячностью. Старый дуб уже давно не соприкасался с другими душами, и песня его обняла нюмфаю, словно руки давно потерянного друга. В этом когда-то могучем гиганте еще оставалась сила, но и она, прошедшая многие годы зимних холодов и летней жары, постепенно затухала с каждой нотой. Старик тратил последние силы, чтобы добраться до Нилен.

Надо было помочь ему достичь желаемого.

И тогда нюмфая запела сама, стараясь попасть в тон этой песне потерь и мук.

Скажи мне, что случилось со всеми, старик. Ты должен это знать, — умоляла она.

Старик пытался что-то ответить, но силы его таяли с каждой секундой.

До слуха нюмфаи донеслось лишь одно слово — Орда.

Что это могло означать?

Смущенная, она попробовала попросить разъяснений, но их не последовало. Голос умолк и, возможно, навсегда. Она еще пыталась петь ему песни выздоровления и надежды, но тщетно. Дух старого дуба умер у самого ее сердца.

Нилен прижала лоб к старым корням.

«Да хранит тебя, Сладчайшая Матерь», — подумала она вслед уходящей жизни в последней своей молитве, и тут последний ясный шепот уходящего в небытие старца проник в ее сознание.

Вздрогнув, нюмфая даже отдернула руки от древнего ствола. Нет! Только не это! Слезы заструились у нее по лицу.

— Что случилось? — закричала Елена.

Нилен изо всех старалась вернуть себе дар простой человеческой речи, которая всегда казалась ей столь бедной по сравнению с глубокими сложными оттенками древесных песен. Она встряхнула головой, словно пытаясь избавиться от наваждения.

— Мы должны...

— Назад! — вдруг крикнул Эррил и рывком оттащил нюмфаю от дерева.

Едва не потеряв равновесия, Нилен все-таки успела обернуться, чтобы посмотреть, что так напугало старого воина — и ее рука невольно метнулась ко рту, сдерживая возглас отвращения. Со смертью дерева желтые наросты зашевелились, и оттуда послышалось тошнотворное отвратительное жужжание, резавшее ее слух.

— Назад, назад, — торопил Эррил.

Все трое поспешно отступили.

Неожиданно наросты лопнули, как перезрелые плоды, и оттуда вырвалась туча крошечных красных паучков, мгновенно разбежавшихся по стволу и ветвям. От дерева пошел тяжкий зловонный дух гниющего мяса. Паучки тут же оплели все дерево миллионами невидимых нитей, слабо раскачивавшихся на вечернем ветерке.

— Что за ужас? — выругался Эррил.

— Орда, — только и ответила Нилен.

Пауки продолжали окутывать дерево смертельной пеленой, сами при этом быстро увеличиваясь в размерах. Их тела набухали, черные ножки вытягивались и толстели. С каждой секундой они явно становились все ядовитее и опаснее.

— Что же... что нам делать? — прошептала Елена. — Нам не пройти через этот лес!

— Но мы пройдем, — вдруг твердо ответила Нилен, вспомнив последние слова старого дуба. То, о чем он просил ее, поначалу показалось нюмфае богохульством, насилием над ее собственным духом — но теперь она вдруг отчетливо поняла эту его последнюю просьбу.

— Как? — удивился Эррил. — Что ты задумала?

Нилен прикрыла глаза, вызывая видение, переданное смертью старого дерева. Огонь лижет стволы и листья. И голос нюмфаи окреп от предвкушения грядущей мести.

— Мы выжжем себе путь.

Елена прикусила губы и расслабила правую руку, чей пурпур светился даже в ранних сумерках. Солнце уже село за гряду Зубов, оставив на опушке гиблого леса лишь дрожащие сумерки.

Никто не мешал ей, стоявшей за повозкой, ибо все были слишком заняты обсуждением завтрашнего дня. На данный момент было единогласно принято только одно решение — вечером через лес отправляться не стоит. Вместо этого решили разбить лагерь подальше от леса и выставить на ночь двух часовых.

Все продолжали спорить дальше, и рядом с Еленой стояла только Мист, глубоко погрузившая голову в торбу с овсом. Елена лениво расчесывала спутавшуюся за день гриву, но делала это почти машинально, поглощенная разглядыванием магических переливов на правой руке.

Вспомнив инструкции Эррила, она сосредоточилась на алой точке в середине. Надо только показать магию, но никак не выпускать ее. Елена задержала дыхание, сердце ее почти остановилось. Надо научиться держать магию в узде — может быть, завтра она вновь понадобится ей и всем остальным. Полуприкрыв глаза, девочка дала кончикам пальцев потеплеть, ногти постепенно стали наливаться розоватым жаром.

Теперь еще немножко.

Елена напрягла всю волю, уже чувствуя зуд своей магии, ее соблазнительный дикий призыв. Она слушала эту песню сирен и с радостью чувствовала, что может контролировать ее после стольких занятий с Эррилом.

Разумеется — и девочка не могла отрицать этого — какая-то ее часть, принадлежавшая ведьме, была соблазнена шепотами силы, но вместо того, чтобы отринуть эти притязания, она должна попытаться извлечь из них пользу. Довольно давно Эррил открыл ей, что, сопротивляясь зову, она только увеличивает силу ведьмы в себе, не давая ей победить просто женщину.

Позволять этого нельзя!

Она не только ведьма, она в первую очередь Елена Моринсталь. Кроме того, уже слишком многие умерли, соблазненные этой песней. Больше она не поддастся сладострастию магии.

Елена раскрыла руку шире. Кончики пальцев уже горели белым жаром, цвет выгорел. Она позволила себе удовлетворенно улыбнуться. Если сейчас проколоть палец, дикая магия вырвется на свободу и войдет, неукрощенная, в мир. Но когда она позволит себе сделать это, она будет уже не ведьмой, но женщиной, женщиной, умеющей подчинять силу своей воле.

Она стиснула руку в кулак, чувствуя, как энергия бушует и рвется наружу, и медленно раскрыла ладонь. Магия вспыхнула на ней ярким пламенем и ушла обратно в руку.

— Что это ты делаешь? — неожиданно раздался голос сзади.

Елена на мгновение расслабилась, и огонь на ладони вспыхнул ярче, словно в него подбросили дров. Девочке удалось загнать его обратно, но лишь после того, как пламя едва не лизнуло ей глаза, словно укоряя за то, что его не выпускают. Потом девушка быстро превратила его в ничто, обернулась и тут же покрасневшими от жара глазами увидела перед собой гибкую фигуру оборотня.

— Могвид? — Елена сунула остывшую руку в перчатку.

— Чистишь оружие, я так понимаю? — с легкой улыбкой произнес Могвид.

— Извини?

Он указал на ее руку в перчатке.

— Убери оружие. Меч, когда он в ножнах, выглядит вполне невинно, даже привлекательно. Но привлекательно он выглядит лишь до тех пор, пока его лезвие не обнажено и не являет миру свои смертоносные грани. — Глаза Могвида вспыхнули в сумерках янтарем. — Твоя магия — тоже оружие.

— Возможно. Но управлять мечом проще, — застенчиво призналась она. — Он не действует сам по себе.

— Ах, все нуждается в практике, и меч смертелен настолько, насколько опытен его владелец.

— Но даже младенец может убить случайно мечом.

— Правда, чистая правда, — Могвид потянулся к гребню. — Позволь, я помогу тебе. — И он начал расчесывать Мист гораздо прилежней, чем это делала девушка.

— Я и сама умею, — возразила она, но не могла не заметить, что кобыле явно понравились прикосновения оборотня.

— Ах ты, красавица, — приговаривал он. — Мне нравится твоя лошадь. Она тоже заслужила ласку после такого тяжелого дня! — Он посмотрел на Елену своими странными косо поставленными глазами. — Ну, хватит про лошадей. На самом деле я пришел, чтобы узнать, не нужна ли тебе компания — а то ты все одна да одна. Почему ты не вместе с остальными?

— Никого не интересуют мои соображения насчет завтрашнего дня.

— Хм. Дело знакомое, — Могвид робко улыбнулся. — Я тоже держусь особняком. Боюсь, что не совсем понимаю людей, их образ мыслей. Мы, сайлуры, народ обособленный, живем далеко на Западных Равнинах, далеко от людей, если не считать случайных охотников или птицеловов. Мне неловко среди людей... — Он понизил голос, в котором явно прозвучали приближающиеся слезы. — Особенно, когда я так далеко от дома.

Елена взяла у него гребень и стала расчесывать бока лошади.

— Я понимаю, каково тебе, — прошептала она, и тоска сжала ее сердце. От лагерного костра послышалась нежная музыка — это Нилен заиграла на своей лютне. Печальные звуки касались души Елены, словно теплый ветерок, разгоняя не только тоску и ночь, но проникая в самую сокровенную глубину девушки. Эррил когда-то сказал ей, что в лютне нюмфаи живет древний дух потерянного дома всех нюмфай. И вот теперь, слушая ее печальный протяжный голос, Елена поняла, что это правда. Голос пел о потерянном доме и о пропавших друзьях. Девочка снова вспомнила, сколько и скольких она уже потеряла, вспомнила, что единственная ее надежда заключается теперь в брате, похищенном на улицах Винтерфелла темным магом, брате, живущем теперь где-то на просторах Аласии. Втайне Елена надеялась, что во время путешествия она так или иначе повстречает Джоаха вновь.

— Джоах! — простонала она в теплый бок Мист. — Джоах, ты же обещал быть со мной! И ты должен сдержать слово!

— Это ты мне? — оторвался от хвоста кобылы Могвид.

— Нет, прости, — вспыхнула девушка. — Просто вспомнилось...

Оборотень понимающе кивнул.

— В воспоминаниях о доме всегда есть какая-то смесь печали и радости.

— Да-да, есть, — Елена опустила голову еще ниже и украдкой вытерла слезы. А ведь раньше она считала этого оборотня надменным и холодным: всегда один, молчит, изучает всех своими подозрительными миндалевидными глазами. Может быть, только сейчас она начала, наконец, по-настоящему понимать его, может быть, не так уж они с ним и непохожи...

Оба продолжали чистить лошадь, погруженные в свои думы, но Елена не раз видела мелькавшую на губах оборотня улыбку в те мгновения, когда он думал, что она его не видит. Девочка подумала, что он, вероятно, тоже занят печальными и сладкими мыслями о далеком доме. Вскоре шерсть Мист заблестела под лунным светом, как опал.

Оба отодвинулись, чтобы полюбоваться своей работой.

— Так гораздо лучше. Спасибо, — поблагодарила Елена.

— Нет, это тебе спасибо за то, что разрешила помочь. Хорошо поговорить с кем-то, кто разделяет твои взгляды. — Рука Могвида неожиданно метнулась к внутреннему карману куртки и вынула оттуда что-то. — Вот тебе подарок, — прошептал он. — Просто безделушка.

Елена нагнулась, чтобы посмотреть, что лежит на протянутой ладони.

— Это желудь!

— Да, желудь с того большого дуба.

— Но зачем ты... Я имею в виду для чего...

— Я знаю, что это скромный подарок, но я коллекционер, и знаю, что порой вещь оценивается не деньгами. Я слышал историю, рассказанную Нилен. Этот лес мертв. И мне стало грустно, а потом я подумал, что, вот, подниму желудь, а потом все как-нибудь изменится, и можно будет из этого крошечного зародыша дуба вырастить новый лес. — Могвид стал потихоньку убирать руку. — Ты извини, я, конечно, сделал глупость...

— Нет-нет! — Елена потянула Могвида за руку, взяла желудь и стиснула его в кулаке, прижав к сердцу. — Какой нежный и умный поступок! — Спасибо тебе, Могвид! Я сумею оценить твой подарок!

— Я подумал, поскольку мы оба потеряли дом... Может, мы сможем помочь обрести его хотя бы другим... — Голос оборотня дрогнул. — И тогда нам самим легче будет вернуться.

Елена больше не скрывала слез, горячими каплями катившихся по ее щекам. Пусть Могвид видит, как она тронута его подарком и его словами!

Поначалу показалось, что оборотень смутился и низко опустил глаза, забормотав:

— Прости... Я не думал...

— Нет, Могвид, — Елена коснулась его плеча, и тот слегка вздрогнул от ее прикосновения. Но она только стиснула плечо еще крепче.

Прежде, чем девочка успела что-то сказать, за ее спиной раздался голос Эррила.

— Почему ты еще не спишь, Елена? Завтра нас ждет опасный и тяжелый день, и я хочу, чтобы ты отдохнула, как можно лучше.

Девочка убрала руку с плеча оборотня и обернулась.

— Я чистила Мист.

Но Эррил, казалось, ее не слышал.

— А ты, Могвид? Разве первая стража не твоя? Кажется, ты в паре с Кралом.

— Уже иду, — пробормотал Могвид, проскальзывая за девушку.

— И гляди в оба, — напутствовал его вслед Эррил, в чьем голосе было больше укора, чем пожелания.

Елена сурово свела в нитку свои густые брови.

— Не надо с ним так, — прошептала она, — Ведь он не воин, а просто путник и бродяга, как и я.

Эррил тяжело вздохнул.

— Я умею читать в мыслях, Елена. Он ловкач, один из тех, кто ищет легких путей.

Девочка молча сложила щетку и скребок в мешочек и подала кобыле ведро с водой, выплеснув немного влаги на Эррила.

— Да, ты проницателен и умен, Эррил. И понимаешь человеческие чувства, как никто иной.

Она тайком засунула руку в карман, где лежал желудь, напоминавший ей о том, что внешнее может быть очень обманчивым. Желудь был крошечным и слабым, но в нем дремало могучее огромное дерево.

А Эррил не видит и не знает этого — ни в ней, ни в Могвиде.

— Что это с нашей малышкой? — пробурчал позади нее Эррил.

«Ничего», — мысленно ответила она.

Совсем ничего.

Эррил стоял спиной к лагерным кострам. Их огни причудливо освещали кромку мертвого леса, но почти не грели спину. Орда далека и недосягаема в своем отравленном царстве, но все же было бы неразумным отменить стражу. За Эррилом в кольце костров спал их маленький отряд. Там было тепло и уютно, и старый воин, стоявший сейчас за кострами в этом весеннем ночном холоде, мерз даже в куртке из оленьей кожи, подбитой мехом. Все казалось обманом и ложью в этой беззвездной ночи; все, даже грядущее утро, даже спрятавшиеся звезды, порой слабо просвечивающие сквозь рваные облака.

Не моргая, Эррил упрямо смотрел в сторону леса, пытаясь проникнуть в его тайну. Вечером все много спорили о том, как будет лучше пробираться через это отравленное место. Конечно, все согласились с тем, что возвращаться обратно не стоит, ведь, как донес волк, остальные пути перекрыты весенними потоками, — да и кто мог бы теперь поручиться, что и там нет какой-нибудь напасти, вроде этой? Нет, надо было рисковать и идти. Но все же сомнение до сих пор бродило в крови Эррила. Ведь вся ответственность за Елену лежала теперь только на нем.

— Надо идти вперед, — неожиданно пробасил Толчук за его спиной, словно прочитав сомнения старого воина. Все время их стражи огр просидел молча и неподвижно, как замшелый валун, и Эррил, честно говоря, даже забыл о его существовании.

— Знаю, — охотно отозвался Эррил, благодарный огру за то, что теперь мог заговорить о том, что его беспокоило, вслух. — Но правы ли мы? Ведь есть возможность вернуться обратно к племени Крала и переждать, пока горные реки не войдут в свои берега.

— Нет, мы на верном пути.

Уверенность огра удивила воина.

— Откуда ты знаешь?

Толчук потянулся, от чего раздались громоподобные щелчки и хрусты, но Эррил тут же забыл об этом. Огр открыл свою набедренную суму и вытащил какой-то огромный предмет, от которого, как от тлеющего угля, исходил глубокий ровный свет, мерцавший между когтями. Эррил тотчас узнал его — это было Сердце — именно так Толчук называл этот огромный кристалл, кусок драгоценного Камня Сердца, залегавшего в глубинах страны огров.

Эррил уже видел этот кристалл раньше, но он никогда еще так не сиял. Старый воин не мог оторвать от камня взгляда. Его свечение, казалось, проникало в самую душу воина. Эррил даже ощутил, что голос его дрожит, когда он попытался все-таки уточить причину такой уверенности.

— Каково же значение свечения Сердца? — осторожно спросил он.

Но Толчук вновь замолчал, превратясь в камень. Только белые струйки пара выходили из его широких вывернутых ноздрей. Прошло немало минут, прежде чем он тихо ответил:

— Я расскажу тебе кое-что, Эррил. То, чего никогда не говорил другим.

— Но что же?

— Давным-давно один из моих кровных предков по имени Нарушитель Клятв предал всю нашу страну. И в наказание наша страна прокляла нас. — Огр наклонился, застыдясь, и согнулся над своим камнем.

Никогда еще Эррил не видел огра в таком страдании, и, стараясь не смущать его больше, вновь отвернулся к лесу.

— Но что же сделал этот ваш Нарушитель Клятв?

— Никто этого не знает, — вздохнул огр и поднял светящийся камень выше. — Но проклятие было наложено. И в этом камне находится дух всех наших мертвых. И он будет там находиться до тех пор, пока они не смогут переселиться в иной мир. Но кроме этого в Сердце Камня живет и само Проклятие — черный червь, который пожирает души умерших вместо того, чтобы отпустить их в далекое путешествие в другой мир.

Эррил незаметно скривился. Что за глупейшая история!

— А я — последний потомок этого Нарушителя Клятв. Я осужден за то, что во мне смешаны две крови, никогда не иметь потомства. И потому пророчество говорит, что только я могу вынести все тяготы пророчества и уничтожить червя.

Эррил снова обернулся и посмотрел на камень, словно желал увидеть в нем этого самого червя. Но ничего не увидел.

— Но это проклятие... Как ты собираешься его уничтожить?

— Я должен узнать, что же сделал Нарушитель Клятв, и исправить содеянное, — Огр медленно убрал камень обратно в суму.

— Но ведь никто не знает, что сделал твой предок.

— Это так. Но как путеводную нить мне и дали это Сердце. Оно приведет меня туда, куда нужно.

Эррил начал понимать.

— Это сияние...

— Оно зовет меня вперед, ведет туда, где мне надо быть. Сначала оно свело меня с оборотнями, потом с девочкой, потом со всеми вами — и тогда камень потемнел и успокоился. Поэтому я знал, что надо остановиться, остановиться и быть всем вместе. Но как только снег начал таять, его призывы стали являться снова, и с каждым днем все сильнее. Теперь он просто торопит меня, вонзая в сердце острые крючья. Нельзя больше откладывать путешествие ни на день.

Эррил какое-то время смотрел на суму огра.

— Верю, — наконец твердо ответил старый воин и вновь повернулся к лесу. Рассказ огра придал ему решимости, но не унял страхов в его сердце. Камень или не камень, пророчество или нет, но ни то, ни другое не защитят их от укусов ядовитых пауков. — И все же, правильно ли ты понимаешь зов своего сердца, Толчук?

Вместо ответа огр снова вынул камень и, высоко подняв его, обратил к лесу. Кристалл ярко вспыхнул, затмевая пламя костров.

— У нас нет иного пути. Мы должны пройти через паучий лес.

3

Елена натянула отсыревший капюшон куртки на лицо, щеки мерзли. Она невольно поерзала в седле, пытаясь снова подстроиться под ритм лошади.

— Мы выглядим прямо, как бандиты с большой дороги, а? — рассмеялся Крал, подъезжая к ней на своем жеребце. Ему явно тоже было холодно, но он держался. Остальные выглядели не лучше, изо всех сил поднимая воротники и натягивая на лица капюшоны от подступавшего дыма. Пепел и останки пауков летели прямо в глаза.

Елена кивнула горцу.

Они, точно, выглядели, как разбойники.

Впереди поднимался высокий столб черного дыма, уже порядком запачкавший ясное утреннее небо. Это был дым от чудовищного костра, запаленного на рассвете Эррилом и Мериком. Огонь выжигал неширокий проход от опушки вглубь леса.

Елена проследила за столбом дыма на небе. Почему всем ее путешествиям суждено начинаться с огня, подумала она, вспомнив пожар в яблоневом саду, ставший началом ее несчастий.

Она в сопровождении Крала медленно приближалась к огню и дыму. Повозка ехала позади, тонким звоном своих колокольчиков составляя странный контраст безжизненному лесу.

Солнце быстро разгоралось на востоке, но лес был еще почти полностью погружен в ночные сумерки. На путешественников надвигались кружева полусожженной паутины и лопнувшие красные тельца, от которых все старались держаться подальше.

Сзади в повозке тряслись Могвид, Фардайл и Толчук. Эррил настоял на том, чтобы никто не шел через лес пешком, дабы не быть укушенным пауками; даже ноги лошадей были тщательно обернуты кожей.

Елена ласково погладила Мист. Поначалу Эррил требовал, чтобы она ехала через лес в повозке, поскольку под пологом было все-таки значительно безопасней, но девочка решительно отказалась оставить кобылу и позволить ей плестись одной за повозкой.

Лишенная всякой возможности убежать или рвануться в сторону, Мист запросто может стать жертвой этих непонятных тварей. Этого Елена позволить не могла, и потому на свой страх и риск поехала на Мист верхом.

Затем процессия приостановилась.

— Йо! — приветствовал Крал Эррила, но Елена даже не подняла глаз. — Если ты запалишь костер еще сильнее, то, как бы нам не пришлось возвращаться обратно в пещеру, — усмехнулся горец.

Эррил поднял единственную руку в знак того, что все понял, но так и не отвел глаз от склоненной рядом среброволосой головы эльфа. Их руки и лица были в угле и саже. Они о чем-то жарко спорили.

Эльф яростно тряс головой, очевидно, в ответ на какие-то слова старого воина. Даже издалека Елена видела, каким гневом пылают синие глаза Мерика.

Несколько в стороне от них, не слыша и не видя никого вокруг, высоко подняв плечи, между костром и лесом стояла закутанная в плащ Нелин. Она упорно смотрела на стену деревьев, и глаза ее слезились отнюдь не от едкого дыма. Порой нюмфая подносила к лицу грязную руку и вытирала накатившиеся слезы, оставляя на щеке еще один темный след.

Позвякивание повозки и перестук копыт, наконец, привлекли внимание трех поджигателей. Эррил выпрямился и направился к остальным; за ним поспешили Мерик и Нелин.

— Мы готовы, — вздохнул Эррил, неодобрительно глядя на сидевшую верхом Елену. По его лицу промелькнула гримаса гнева, и он тотчас отвернулся. — Там на опушке приготовлены факелы. Каждый, кто едет верхом, должен взять факел и идти по проходу, ограждая себя его пламенем. — Эррил тут же показал каждому, где он должен идти и что делать. — Потом по моему сигналу мы начнем поджигать остальное пространство.

Все согласно кивнули и подошли ближе к полыхавшему огню.

Но когда попыталась подойти и Елена, тяжелая рука Эррила властно легла ей на колено.

— Ты остаешься в повозке, такое не для тебя.

Девушка решительно скинула руку.

— Нет, — стиснув зубы, ответила она и спрыгнула с седла. — Все это делается для меня и ради меня. И я понимаю, что должна сохранить свою магию до тех пор, пока она не станет совершенной. Но если мы собираемся поджечь лес, то и моя рука будет держать факел. Я не собираюсь оставаться ни к чему не причастной.

Лицо Эррила потемнело от гнева.

— Да, все это путешествие предпринято ради тебя, Елена. Но его цель заключается не в том, чтобы ты лично жгла лес. Если верить пророчествам, то ты — наша последняя надежда в борьбе с Гульготой, и потому мы не имеем права рисковать тобой, ребенком...

— Послушай, Эррил! Во-первых, мне давно надоело называться ребенком. У меня уже начались месячные! — И Елена гордо тряхнула головой, совсем забыв, что у нее уже больше нет ее роскошных кудрей. Она густо покраснела. — А, во-вторых, уж если мне суждено спасти эту стану, то я должна научиться смотреть опасности прямо в лицо, а не прятаться за пологом, как младенец! В этом путешествии я должна закалить свое сердце, как сталь, а, как ты сам учил меня, сталь может выковываться только огнем.

Эррил посмотрел на нее с удивлением, остальные поспешно отвернулись, а кое-кто даже трусливо отвел глаза.

— И я не собираюсь уходить от ответственности, — решительно продолжала девушка, сжимая кулаки. — Я должна заглянуть в лицо огню.

Эррил покачал головой.

— Отлично, — медленно произнес он, но, когда Елена попыталась обойти его, жестко остановил ее, взяв за плечо. — Но ты ни на шаг не отойдешь от меня, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Мертвым никакие уроки не нужны.

Елена кивнула и приблизилась к огню. Все уже разбирали факелы. Девочка сделала то же, и тогда раздался громкой клич Эррила:

— По коням!

Все бросились обратно к лошадям. Мист поначалу шарахнулась от шипящего факела, но, успокоенная несколькими ласковыми словами хозяйки, покорно позволила ей сесть в седло. Затем девушка подвела кобылу вплотную к белому боевому жеребцу, уже рвавшемуся вперед, чувствуя на своих боках сильные шенкеля старого воина.

Неожиданно ветерок, налетевший из долины, бросил огонь и дым его факела прямо в лицо девушки. Эррил резко обернулся, но обратился не к ней, а к Мерику:

— Ты уверен, что справишься?

Эльф осклабился.

— Ты уже спрашивал об этом сотню раз. И сейчас я отвечу тебе все то же.

Но Эррил настаивал.

— Да, но вспомни, ты сотни раз говорил и то, что сердце твое нетвердо в таком путешествии, а наш успех очень во многом зависит теперь от тебя, эльф. Если ты не заставишь ветра дуть, как нам нужно, и не погонишь пламя впереди, нам придется вернуться.

— Свои обязанности я знаю. И я дал слово благородного эльфа, что пламя прогрызет самую сердцевину этого проклятого места. Мои ветра не предадут меня, воин.

Оба смерили друг друга ледяными взорами. Елена знала, что Эррил ненавидел всякую зависимость от кого-либо; за долгие века странствий по долинам Аласии однорукий воин привык полагаться лишь на свою единственную, а не на чью-нибудь другую руку. Она подъехала и встала между ним и Мериком.

— Мерик нас не обманет, — тихо сказала она. — Он знает, чего я хочу, и не отступит от своего слова.

Мерик почтительно нагнул голову.

— Насколько я вижу, мудрый совет королевы эльфов не достигает ушей простых смертных...

Но тут раздался крик Крала, который вместе с Нелин ехал впереди. У горца в кулаке были зажаты аж три факела.

— Вы, конечно, можете и дальше разминать свои челюсти, а мы начинаем!

Эррил поднял свой факел и погнал жеребца к лесу. За ним поскакала Елена, за ней Мерик. Они поехали с левой стороны от уже выжженного прохода в то время как горец и нюмфая шли справа.

— Ну и тошнотворные твари, — пробормотал Мерик, когда лошади в страхе остановились перед первыми деревьями.

Назвать лесом это было уже трудно.

С деревьев свисали целые полотнища паутины, напоминавшей засохшую кровь, вытекшую из чудовищной раны. Тела красных жирных пауков, поодиночке и группками, метались по листьям, увеличивая сходство картины с текущей кровью.

— И неестественные, — тихо добавил эльф. — От них несет разложением и смертью.

— Естественные или нет, а настоящий огонь выжигает любую падаль, — подытожил Эррил и, замахнувшись, вонзил факел в самую гущу паутины. Пламя мгновенно побежало по веткам, яростно извиваясь и шипя. Группа пауков, попавшая в самое пламя, попыталась убежать, но вспыхнула. Некоторым из них удалось, однако, перебраться на другие деревья, хотя большинство вздулось, лопнуло от переполнявшего их яда и попадало вниз. По лесу пошла нестерпимая вонь; кора деревьев, на которые попал яд, оказалась разъеденной, как кислотой.

— Вперед! Сожжем их дотла! — услышали все отчаянный голос Эррила, разнесшийся далеко по долине, и он бросил свой факел вперед.

Елена тоже бросила свой факел в направлении, указанном Эррилом. Так же поступил и Мерик. Мертвые деревья, как губка, впитали огонь и заполыхали.

— Еще! — приказал Эррил. Все схватили новые факелы. Так продолжалось много раз, лес трещал и рассыпался искрами. Наконец, они вынуждены были прекратить атаки, поскольку начался такой жар, что держаться от огня можно было только на расстоянии брошенного камня.

Эррил объявил передышку. Все сгрудились, стараясь держаться поближе друг к другу, будто в этом было спасение. Только Елена все не могла оторвать глаз от багровых языков пламени, лизавших небо. Лес, казалось, хохотал диким визгом сотен гиен. Что же они натворили! ? К Мист неслышно подошла Нилен и тихонько прислонилась головой к седлу Елены. Нюмфая так и не могла заставить себя повернуться лицом к пылающему лесу.

— Мы должны... должны были сделать это, — тихо прошептала она, нащупывая своей маленькой рукой горячую руку девочки.

В ответ Елена только нежно сжала ее, зная, что никакие слова на свете не помогут сейчас горю нюмфаи.

— Я знаю, что лес мертв, — продолжала Нилен. — И я рада видеть, как огонь истребляет Орду, уничтожившую эти гордые деревья... Но все же... все же...

Девочка еще крепче сжала руку нюмфаи.

К ним уже ковылял Толчук, в чьих янтарных глазах полыхал отблеск пожара. Должно быть, острый слух огра дал ему возможность услышать последние слова Нилен.

— Но духа деревьев в них уже нет. Он ушел, он свободен теперь. А эти бездушные тела нельзя было оставлять этим гадам. И то, что пепел деревьев достигнет небес, только почтит их память. Потом на выжженном месте со временем возродиться новая жизнь.

От этих слов плечи Нилен распрямились.

— Да, зеленая жизнь, рожденная от красного огня, — прошептала она.

— Как это? — тихо спросила девочка.

Нюмфая вздохнула и легонько высвободила руку.

— Толчук прав, даже наши пророчества говорят о том, что страна может возродиться только через огонь. «Зеленая жизнь от красного огня», — таковы были последние слова последнего дерева. — Нилен вытерла слезы и указала на горящий лес. — Сегодня мы еще не возродимся в этом огне уничтожения, но сделаем первый шаг к новой жизни.

Эррил созвал всех, требуя не расходиться.

— Огонь пылает достаточно сильно, так что пришло время немного разогнать его. Все по коням и держаться наготове, мы должны следовать по пятам за убегающим противником. Он повернулся к эльфу.

— Ты готов, Мерик?

— Всегда, — сухо ответил тот и, развернув лошадь, на несколько шагов приблизился к пожарищу.

Наклонив голову, он скрестил руки на груди и замер. Поначалу все было тихо. Жеребец Эррила нервно перебирал копытами, словно выдавая опасения, снедавшие его хозяина. Наступал решающий момент.

Все ждали, напряженно обводя взглядами друг друга, только Мерик так и оставался неподвижным и продолжал сидеть, не поднимая головы.

Неожиданно с гор донесся пронзительный свист, напомнивший крик охотящегося сокола. Елена затаила дыхание. Пронеслось какое-то незаметное сначала дуновение, наполненное запахами пепла и падали; потом очень быстро воздух стал снова чист и прозрачен, с гор хлынул свежий пронзительный, обжигающий легкие воздух. И началась буря.

В порыве ветра, заставившем всех плотнее вжаться в седла, послышались угрожающие нотки урагана. Пламя взметнулось выше, все более жадно стремясь языками к небу, словно пытаясь своей мощью остановить ветер — но тот лишь крепчал с каждой секундой.

Елена почти лежала на седле, вцепившись в гриву Мист. Позади нее жалобно и тревожно звенели колокольцы повозки, и полотнище полога отчаянно хлопало. Ветер свистел в ушах с такой силой, что девочка едва разобрала призыв Эррила быть наготове.

И скоро пламя стало уходить от ветра, углубляясь все дальше в гущу леса, прожигая в нем широкую неровную тропу. И ветер, словно понимая, что уже выиграл битву, немного поуспокоился, хотя и продолжал ровно и мощно дуть, гоня пожар все вперед и вперед. Это и был план путешественников — выжечь в лесу тропу такой ширины, чтобы можно было спокойно проехать, оставляя достаточное пространство между собой и пауками с обеих сторон.

— Вперед! — крикнул Эррил. — И не рассыпаться!

Впереди Мерик, наконец, поднял голову. На его лице, освещенном отблесками убегающего пожара, была написана почти мука. Он медленно повернулся к Эррилу.

— Ты по-прежнему сомневаешься в моих возможностях?

— Пока дует ветер — нет, — бросил старый воин, увлекая всех за собой в лес.

Мерик попытался усмехнуться, но применение магии элементала настолько истощило его силы, что он был не в силах сделать даже это, хотя и смог подавить в своем сердце все былые страхи. И в первый раз Елена увидела перед собой не человека, но принца.

— Поспешим! — торопил Эррил, стараясь перекричать рев ветра.

Девушка посмотрела на лес. Перед ней открывалась дорога, еще минуту назад полыхавшая огнем и черневшая дымом. Надвинув капюшон как можно глубже, она послала Мист вперед.

Вайрани так и стояла коленопреклоненной; ее тонкая гибкая фигура казалась высеченной из лунного света, а длинные пальцы утопали в жидкой грязи. Слегка склонив голову, она внимательно вслушивалась в лес. Ее длинные шелковые волосы, напоминавшие младенческую паутину, касались прошлогодних опавших листьев.

Ее окружали черные скелеты деревьев, оплетенные паутиной. Тысячи ее детей долго трудились в этом лесу, сражаясь и спариваясь. Они продолжали заниматься этим и сейчас, но Вайрани уже не обращала на них внимания, вся поглощенная своими собственными чувствами. Как и деревья, она находилась в гнезде из серебристой паутины, от которого шло восемь своеобразных пуповин, соединявших ее с детьми. Пуповины эти дрожали и звенели, как туго натянутые струны прекрасноголосой лютни.

В своем гнезде Вайрани наслаждалась музыкой детей, наслаждалась не слухом, а всем своим существом, всей кровью и плотью. Но с рассветом что-то изменилось в этой музыке, Вайрани явственно чувствовало какое-то нехорошее возбуждение.

По одной из пуповин полз ее ребенок. Женщина вытащила ладонь из грязи и протянула ему палец.

— Что случилось, мой хороший? — Паучок взобрался на ладонь. — Есть новости? — Паучок, подобрав под себя мохнатые ножки, устроился на самой середине ладони, мелко дрожа. — Не бойся, — ласково ободрила его Вайрани, и, поднеся младенца к губам, взяла его в рот. Он был такой слабый, такой нежный, и извечная материнская любовь к своему ребенку заструилась по жилам Вайрани. Она чувствовала, как восемь его легких ножек танцуют у нее по языку, и нежная улыбка трогала ее губы. О, как любила она этого крошку! Но сейчас было не время для ласк. Что-то случилось, дрожание пуповин с каждой секундой делалось все сильнее и сильнее.

Вайрани высунула язык и мысленно приказала младенцу рассказать все, одновременно сильно прикусив его зубами и раздавив. Яд мгновенно проник в ее тело, но Хозяин приготовил ее и к такому.

Женщина легко сглотнула и уперлась о землю обеими руками. Перед глазами у нее замерцали миллионы звезд, потом появились деревья и паутина. И тогда она глазами своих детей увидела, как ее лес охвачен огромным, все пожирающим на своем пути пожаром. Огонь распространялся на много лиг, начинаясь от края гор. Она видела это пламя миллионами глаз одновременно и чувствовала миллионами чувств.

Жгучие слезы потекли по ее щекам при виде такого побоища.

Языки пламени пожирают стволы и паутину... ее дети гибнут... дым от сотен раздуваемых ветром огней... пауки горят и умирают... а вот и странная повозка, ее полог дымится, впереди лошади с выкаченными от ужаса и жара глазами.

Женщина выплюнула останки младенца на землю.

— Нет, — простонала она. — Дети! Мои дети!

Вайрани вскочила на ноги, разрывая серебристую паутину. Глядя на далекое западное небо, она пыталась проникнуть взглядом сквозь деревья и ветви. Небо над ней оставалось еще чистым, солнце стояло высоко, но на горизонте, с запада надвигалась громадная черная туча. Ее можно было принять за приближающийся ураган, чреватый громами и молниями, но Вайрани знала, что это такое. Эта туча была беременна не дождем и не вспышками света, но огнем и ветром.

И скоро Вайрани услышала далекий гул, словно где-то далеко призывно рычал хищник, и небо над ее головой стало чернеть от приносимых ветром пепла и гари.

Огонь шел к ней, сюда, прожигая себе дорогу через гущу леса!

Вайрани вздрогнула, ощутив на щеках его жар. Он сожрет все, он все погубит! Женщина поднесла к губам грязный кулак и с трудом оторвала глаза от грозного неба.

— Орда не должна погибнуть! — дико вскрикнула она, и в ее груди страх перед гибелью детей смешался с ужасными словами Темного Лорда о том, что будет, если она упустит его добычу.

На мгновение женщина хотела снова воззвать к нему, но пока будут произнесены все заклинания, огонь уже доберется сюда, и все будет кончено. Этого не должно случиться, во что бы то ни стало! Обращение к Хозяину только ослабит ее решимость, она обратится к нему потом, когда окажется с детьми в безопасности.

Рев пожара все приближался, и солнце уже стало темнеть за пеленой дыма и пепла.

Надо спешить.

Женщина широко расставила свои маленькие колени над сырой грязью, закрыла глаза и открыла свои глубины, чтобы ее запах распространился по лесу. Запахло свежим мясом и кислым молоком.

— Ко мне, дети мои!

Женщина расставила ноги еще шире, и они поползли, поковыляли, побежали со всех сторон. Вайрани знала, что спасти всех — невозможно, да это было и не нужно. Достаточно совсем немного, всего лишь одно маленькое семя, из которого Орда возродится снова. — Бегите, спешите, торопитесь!

Дети карабкались вверх по коленям и гладким бедрам, вновь возвращаясь туда, откуда когда-то появились на свет. Они пищали и верещали, скрываясь в ее глубинах, и гордая материнская улыбка играла на красивых губах Вайрани, пока потомство заполняло ее матку. Она запела старинную колыбельную, слышанную ею еще от матери, и ее плоский живот стал расти, пока не вырос до размеров живота женщины, беременной двойней. Вайрани почувствовала, как дети успокоились в ней, и усмехнулась.

Она-то родит не двойню, о нет! Колени ее сомкнулись. Какие-то запоздавшие дети еще взбирались по лодыжкам, но женщина нежным движением сбросила их.

Потом собрала разбросанные вещи, оделась и перекинула суму за плечо. Тропинка была неподалеку, но все равно надо было спешить, чтобы выйти из леса, пока огонь не поглотит его полностью.

И Вайрани заспешила прочь, одной рукой поддерживая суму, а другой огромный живот. Она шла тяжело задыхаясь, но на губах ее играла довольная улыбка.

Вайрани была настоящей матерью.

4

— Вперед! Вперед, не отступать! — кричал Эррил, горло которого уже давно саднило от дыма и крика. Он обернулся и увидел, как повозка тщетно пытается перебраться через полуобгоревшее бревно на дороге. — Могвид, не жалей лошадей! Стегай их как следует! Впереди бушевали вихри из вспыхивающего искрами пепла, прожигавшего тут и там полотно повозки. Стоять — значило подвергнуться опасности загореться совсем. И хотя основной огонь был уже достаточно далеко впереди, подгоняемый ветрами эльфа, местами постоянно вспыхивали небольшие костры, так и норовившие поджечь что-либо на пути выбивавшихся из сил путешественников. Главной опасности подвергалась повозка — лакомая добыча для случайных языков пламени.

— Быстрее, быстрее, — торопил Эррил, но и без этих слов Крал и Нелин верхами на своих изможденных лошадях подскочили к повозке и стали заливать тлеющее полотно из бурдючных мешков. Пламя зашипело и нехотя угасло, оставив на полотне длинные черные шрамы.

— Мы уходим от воды, — заметила Елена и тяжело закашлялась, согнувшись в седле. Горячее дыхание огня иссушало все внутренности, и эта жара выматывала хуже огня и хуже возможности быть укушенными пауками, а ведь неизвестно, сколько придется идти вперед.

Эррил натянул полотняную маску повыше, чтобы скрыть обеспокоенное выражение лица.

— Ничего, пройдем, — бросил он и вновь ускакал вперед.

Потушив полотнище полога, Нилен пустила свою лошадь ему вслед.

— Мерик на пределе, — шепнула она. — Он отрицает, но я-то вижу, как дрожат его руки с поводьями. А несколько минут назад он чуть не рухнул с седла.

— Придется ему потерпеть, — холодно ответил Эррил. — Если огонь погаснет раньше, чем мы выберемся отсюда, считайте, что мы оказались в западне. Ему надо продолжать гнать огонь дальше, останавливаться нельзя. — И тут же словно в насмешку над этими словами колокольцы повозки тревожно зазвенели, — это на дороге снова попалось бревно, переехать через которое оказалось невозможно. Колеса стали увязать все глубже.

Глаза обеих женщин воззрились на Эррила.

Из-за повозки выехал и Крал, указывая на пространство слева от нее:

— Можно бы сюда, но тут они запросто могут появиться снова.

Эррил посмотрел в направлении руки горца. Казалось, что пауки каким-то образом чувствуют любую остановку и даже замедление скорости путешественников. Многочисленные выжившие отряды Орды то и дело угрожали им на протяжении всего пути, но, к счастью, двигались пауки слишком медленно, и пока все ехали на хорошей скорости, жар и искры представляли куда большую опасность, чем ядовитые твари.

Но это пока...

По искореженной земле к выжженному проходу со всего леса катились тысячи красных тел. Искры и раскаленные головешки уничтожали большую их часть, тельца шипели, надувались, лопались и умирали, но на смену им спешили другие и заменяли своих мертвых братьев. Даже по воздуху плыли в пепле и остатках паутины крошечные едва родившиеся паучки.

Сама смерть катилась, плыла и ползла рядом.

Эррил еще раз посмотрел на повозку и стегнул жеребца.

— Облегчите груз! — крикнул он сидевшим в повозке. — Выкидывайте запасы!

Огромная рука Толчука откинула полог, но, опередив его, на землю выпрыгнул Фардайл.

— Назад! — рявкнул на него Эррил. — Назад, в повозку! Под ногами полно тварей! Выкидывайте вещи, только вещи!

— Я вешу куда больше, чем все вещи, вместе взятые, — проворчал огр, игнорируя слова Эррила и продолжая вытаскивать свое грузное тело наружу. Наконец он встал на обожженную землю прямо голыми ступнями. — У нас, огров, шкура толстая и никакому пауку ее не прокусить.

Но Эррил уже теснил огра своим конем.

— И все же я предпочту потерять все запасы, чем тебя, — с белыми от бешенства глазами, прохрипел он.

Толчук спокойно похлопал всадника по колену.

— Я тоже, — улыбнулся он, обнажая желтые клыки.

Потом повернулся к повозке, встал на колени и приподнял ее за задние колеса. Мускулы его напряглись, как вздувшиеся корни, и повозка медленно перевалила через преграду.

— Ну, вот и все, — тяжело дыша, но довольный собой, выдохнул он.

В воздухе снова просвистел кнут, и повозка помчалась вперед, словно лошадей стали кусать оводы. Толчук рванулся вперед и успел, схватившись за повозку, остановить ее. Ноги его по щиколотку увязли в пепле.

— А теперь можно и дальше, — пробормотал он, вытирая руки и освобождая ноги. Через минуту он был уже снова внутри.

Вытирая заливавший глаза пот, Эррил почти с ужасом смотрел на манипуляции огра. Толчук, несмотря на свое спокойствие и доброту, на самом деле являл собой такую силу, что Эррил уже давно понял — перечить этому компаньону практически бесполезно.

— Пауки! — вскрикнула Елена, чья лошадь танцевала рядом. Эррил отвлекся от своих мыслей и обернулся.

Как волна прибоя накатывает на песчаную отмель, так красная пелена пауков накатывалась на них сбоку. Казалось, что у тварей одно сознание, одна воля, одно намерение — поглотить Эррила и остальных в своих ядовитых тошнотворных объятиях.

— Нилен, бери Елену и живо к Мерику! — развернулся в седле Эррил. — Надо выиграть у этих тварей побольше расстояния!

Впереди из-за повозки высунулась голова Могвида, его янтарные глаза стали огромными от страха.

— А я? Мне тоже вперед? Мерика ведь почти не видно!

— Иди! — махнул рукой в длинной перчатке Эррил. — Поезжай с ним, да смотри, не загони кобылу! — Эррил пропустил вперед лошадей Елены и Нилен, посмотрел, действительно ли они выполняют его приказ, и только тогда повернулся к Кралу.

Закутанный по глаза в черный плащ, огромный горец верхом на своем боевом коне казался воплощением возмездия. Подкованные железом ноги лошади глубоко проваливались в землю, по которой уже совсем неподалеку ползли пауки.

— Что думаешь делать? — спокойно спросил горец, не обращая внимания на смыкавшийся вокруг них отравленный океан.

Эррил спрыгнул с седла.

— Купим немного времени, — усмехнулся он, вытаскивая меч и прогоняя коня. Изумленная лошадь встала на дыбы и рванулась прочь, в самую гущу красных тел.

Жертва была необходима.

Пауки мгновенно облепили лошадиные ноги и полезли наверх. Через несколько мгновений конь стал красным, как кровь. Жеребец пронзительно заржал, шея его выгнулась от нестерпимой боли, но в ту же секунду он рухнул в грязь, так и не закрыв распахнутого в последнем, уже немом крике рта. Над ним тут же заблестели первые нити паутины, и мертвый глаз, еще минуту назад, сверкавший жизнью и отвагой, теперь смотрел на Эррила с холодным укором. Прямо посреди глазного яблока танцевал маленький паук.

Сунув меч обратно в ножны, Эррил отвернулся, чтобы не видеть этого взгляда и этого пира врага.

Крал подал ему руку и подсадил на своего коня.

— Его звали Шешон, — тихо сказал горец и отвернулся.

Эррил угрюмо прикусил губы: не следовало бы этому горцу называть коня по имени. Безымянного легче забыть.

Но Крал, не говоря больше ни слова, спокойно поехал вперед. И Эррил тоже больше не оглянулся.

— Что случилось? — встревоженно спросила Елена с побледневшим лицом, глядя, как Эррил медленно отвязывает одну из запасных лошадей, идущих за лошадью Мерика. Старый воин небрежно сбросил все три вьюка прямо в грязь и взобрался на крепкую выносливую кобылу.

— Давай дальше, Мерик, — приказал он. — Крал, проследи, чтобы эти вьюки забрали потом в повозку.

Крал пробурчал что-то, выражая этим согласие, и развернул коня.

— Я лучше вернусь назад и посмотрю, как там дела. Этот кусок конины не выиграет нам много времени.

И горец ускакал.

Как только Крал скрылся в дыму, девочка подъехала к Эррилу. Впереди, в смутном свете пламени, ехали Мерик и Нилен.

— Что случилось с конем? — тихо спросила она.

Эррил не повернул головы.

— Он умер, — нехотя ответил старый воин и пришпорил кобылу, всем своим видом давая понять, что бессмысленный разговор окончен.

Елена провела рукой по покрасневшим глазам и обернулась, словно могла увидеть, что произошло позади. Но она увидела лишь повозку, которая дергалась взад и вперед, управляемая неумелой рукой Могвида. Все, что произошло там, все равно было закрыто от девочки повозкой. Вздохнув, она стала догонять Эррила и, глядя на его развевающиеся черные кудри, подумала, что самая тяжкая ноша опять легла лишь на его плечи, и что он, конечно, не собирается делить ее ни с кем.

Она туже перехватила поводья левой рукой. Каким-то образом девочка чувствовала, что если бы она владела своей магией лучше, то этим вполне могла бы дать возможность Эррилу не брать всю ответственность на себя. Елена задумчиво поднесла к лицу правую руку в перчатке. Там, под оленьей кожей лежала тайная власть, которая горячила ей кровь и упорно твердила о том, что отрицать ее все равно невозможно.

Но ведь однажды настанут времена, когда для решения ее проблем рядом не будет Эррила — и тогда придется снять перчатку и принять свое решение, каким бы тяжелым или страшным оно ни было. Хватит ли у нее тогда мужества? Елена с тоской посмотрела на печально опущенные плечи едущего впереди старого воина.

Внезапно Нилен остановилась.

— Впереди опасность. Лигой впереди путь обрывается в глубокий овраг. Огонь перепрыгнул это препятствие и пошел верхом.

— А пауки?

— В овраге все осталось нетронутым. Там Орда хозяйничает в полный рост.

Елена невольно прижалась к боку лошади Эррила.

— Можно объехать?

Нилен покачала головой.

— Только не с повозкой. Даже если всем выйти и все оттуда выгрузить, вряд ли мы сможем беспрепятственно пробраться через завалы деревьев и небольшие очаги пламени.

— Давайте-ка посмотрим, — предложил Эррил и отпустил поводья, гоня лошадь вперед.

Но его опередила Нилен.

— Это как раз за тем поворотом. Мерик ждет.

Все молча подъехали туда, где с поводьями в руках стоял эльф. Вперед уже невозможно было ступить ни шагу, жар гигантского костра не давал сделать ни малейшего движения. Елена почувствовала, что начинает хватать воздух ртом, как рыба.

Поглядев на Мерика, девочка увидела, что и эльфу с трудом дается каждое движение. Он едва не валился с седла, словно пользование магией элементала истощило саму его суть. Он смутно посмотрел на подъехавших. Глаза его были обведены темными кругами. Лошадь тоже нервно выплясывала под седоком.

— Как ты, Мерик? — осторожно спросил Эррил.

Потрескавшиеся губы эльфа дрогнули.

— До конца леса осталось не больше лиги. Я выдержу. — Он кивнул вперед, где можно было еще увидеть зеленые листья. — Но с оврагом я помочь не могу ничем. Все мои силы и уменья уходят на то, чтобы гнать огонь вперед.

Эррил кивнул и сузил глаза, вглядываясь в неожиданное препятствие.

Елена подогнала Мист к спуску в глубокую лощину. Сохранившийся кусок леса, нетронутый огнем, молча лежал в паутине. Но никаких пауков не было видно в серебристых переплетениях бесчисленных нитей. Все было недвижно. Лес лежал, как труп. И это полное отсутствие движения вдруг обеспокоило девочку гораздо больше, чем тысячи движущихся пауков.

— Может быть, их выкурил отсюда дым? — предположила она с малой толикой надежды.

— Рассчитывать на это нельзя, — остановила ее Нилен. — Защищая свои гнезда, пауки становятся и вовсе безжалостными. И я уверена, что они только притаились, чтобы тут же напасть на нас.

— Тогда, может быть, стоит поджечь и этот кусок... моей рукой? — едва слышно прошептала Елена.

Мерик вздохнул и покачал головой.

— Времени нет. Надо идти вплотную за главным огнем, и идти скорым шагом, иначе пауки окружат нас и отрежут путь. Мы уже и так задерживаемся. Огонь уйдет от нас, пока мы разговариваем.

От нерадостных мыслей их отвлек гром приближающихся копыт. Это скакал на своем жеребце Крал. Почти сразу же следом за ним трясся фургон.

— Орда снова пришла в движение. И скоро нас нагонит. Почему медлите? — Но голос его замер при виде зеленого моря внизу.

Нилен в двух словах объяснила ему ситуацию, а Эррил вновь углубился в изучение оврага. Елена не отставала от всадника, но молчала, не мешая ему думать. Теперь она тоже знала и понимала то, что уже давно узнал и понял Эррил: у них оставался лишь один шанс, но если она предложит это сама, Эррил непременно заупрямится. Что ж, она позволит ему самому прийти к мысли, что другого выхода у них нет. Еще несколько минут — и он осознает это.

Глядя на старого воина, девочка видела, как плечи его все более горбятся от непосильной ноши. Но вдруг он стремительно распрямил спину, фигура его вновь наполнилась решимостью, он резко развернулся в седле и в упор посмотрел на Елену жесткими глазами. Она знала, какая мука для него — просить, и потому, не дожидаясь слов, просто кивнула. Оба знали, что это должно быть сделано.

Эррил развернул лошадь и перегородил дорогу подъехавшему фургону.

— С пауками или без, но мы должны продолжить наш путь, — начал он, прочистив горло, чтобы голос его был слышен всем.

Все лица вспыхнули, но ни один не посмел возразить.

— Надеюсь, у нас достаточно лошадей для жертвоприношений, — невесело пошутил Крал.

К счастью, девочка не поняла истинного смысла этой шутки, но спрашивать не стала. Времени на объяснения больше не было. Она поставила Мист мордой к зеленому оврагу и набрала в легкие побольше воздуха.

За ее спиной повисла напряженная тишина. Девушка быстро сняла перчатку с правой руки. Пятно уже сияло и переливалось малиново-пурпурными волнами. Елена выпрямилась и позволила ведьминскому огню заполыхать жарче. На открытой ладони взметнулась вверх алая роза пламени и пошла, извиваясь, плясать по кончикам пальцев.

Девушка собрала в кулак всю волю, но в этот момент почувствовала, что рядом с ней возник Эррил.

— Путь она будет созидательной, — шепнул он. — Не позволяй ей переполнить себя. Твоя сила — в контроле.

Елена только ниже опустила веки. Рука пылала все ярче, языки огня лизали кожу, пламя охватывало все ее тело. Как теперь удержать его? Как заставить действовать на пользу?

— Осторожно, — вкрадчиво, но тревожно произнес Эррил, и это простое слово неожиданно обрело в груди Елены благодатную почву. Она снова увидела перед собой поглотившую ее родителей стену огня, вырвавшегося из ее собственного тела. Пламя сразу же успокоилось, но тут же вспыхнуло с новой силой. Больше у нее нет никаких способов унять его.

— Я... Я не могу... — простонала она.

Эррил положил руку ей на колено.

— Ты можешь, Елена. Магия в твоей крови, она часть тебя — поэтому успокойся, и тогда ты сладишь и со всем остальным.

— Но я...

Он стиснул колено.

— Поверь мне, Эл. Я знаю, что ты можешь.

Глотая слезы, девочка посмотрела на воина. Серые глаза под соболиными бровями сверкали спокойствием и уверенностью. Жесткие линии лица говорили о силе — о силе, что до сих пор лишь защищала ее. И тогда девочка кивнула, вздохнула и вновь повернула лицо к лесу, убирая из сознания все, кроме токов магии в своей крови. Через несколько секунд огонь горел на ее ладони ровно и мерно.

Она смогла.

— Ну, если ты готова... — впился ей в уши голос Эррила.

— Все, хватит! — не выдержала она. — Ты прав, ты всегда прав! Но теперь и я знаю, что мне делать.

Левая рука ее потянулась к кинжалу на поясе и взялась за его рукоять в виде розы. Обнаженное лезвие ведьминского кинжала сверкнуло отраженным розоватым пламенем.

Магия требовала крови и пела о ее освобождении.

Но теперь Елена готова была услышать эту песню.

Она приставила лезвие к большому пальцу и провела резкую линию. Магия вышла на свободу, холодный огонь ринулся в мир.

И прежде, чем девочка успела придать лицу строгое выражение, безудержная улыбка счастья раздвинула ее губы. Что-то в самой глубине ее существа содрогалось от смеха и невыразимого наслаждения, но она постаралась загнать это ощущение как можно глубже в себя.

Гул пожарища так и преследовал Вайрани с дальнего конца леса. Лицо ее блестело от пота, дыхание стало прерывистым и жестким, а когда она выбралась, наконец, на опушку, то силы совсем оставили ее. Вся одежда и волосы оказались покрыты густым слоем пепла, и только слезы проделали две дорожки по грязным щекам. Ноги ее подкашивались, но женщина продолжала спешить, стараясь уйти от рева огня за спиной.

Одной рукой Вайрани все еще поддерживала свой чудовищный живот, напоминавший ей о том, почему она не смеет поддаться усталости. Она не может позволить погибнуть дару Темного Лорда. А перед глазами ее все стояли картины смерти ее детей в беспощадном пламени лесного пожара. О, тот, кто устроил это, еще жестоко поплатится — и страдания его будут ужасны. И эта грядущая месть поддерживала последние силы Вайрани.

Через несколько шагов она поняла, что, наконец-то, убежала от огня и теперь спасена. Она шла по равнине, лежащей у подножия невысоких холмов. Скоро ноги ее зашлепали по прохладной воде разлившихся ручьев, а глаза увидели зелень раскинувшихся впереди полей. Перед ней в сочном свете позднего полудня раскинулись поля, отливавшие в дымке золотом и пурпуром. То тут, то там мелькали рощи юных дубков, а яркие желтые нарциссы трубили о приходе настоящей весны.

По склонам холмов в изобилии неслись ручейки и ручьи, питая уставшую за зиму землю.

Избавившись от нависавших над головой веток и паутины своих детей, Вайрани неожиданно почувствовала себя свободной. Ноги ее сами собой замедлили шаг, но, случайно обернувшись, она вновь увидела черное небо над кровавым заревом. Как жадный зверь, пожар медленно, но верно подбирался к краю леса, сердито рыча, словно обиженный на то, что она все-таки ускользнула.

Вайрани вновь ускорила шаг. Неужели огонь выжрет весь лес? Неужели не остановит его эта зеленая трава, еще свежая и влажная от разлившихся ручьев и рек?

Женщина споткнулась и едва не упала, прикрыв рукой живот. У нее есть, что спасать, кроме себя самой. Значит, она должна идти дальше. И до самого заката Вайрани упорно шла вперед и вперед. Только тогда, когда она точно будет знать, что ее Орда в безопасности, только тогда она известит о несчастье своего хозяина. Вайрани то и дело оглядывалась назад и, озабоченная тем, чтобы уйти от опасности, не увидела раскинувшийся неподалеку охотничий бивак. Она буквально ввалилась в круг шалашей, удивившись сама и удивив остальных.

Вайрани невольно застыла, не зная, чего ждать от этих людей. В уме она уже быстро прикинула опасность. Перед ней находилась дюжина мужчин, одетых в зеленые куртки и высокие охотничьи сапоги. Они сидели вокруг трех костров. Было видно и несколько женщин, хлопотавших над котлами и вертелами с мясом. Между ними высовывались любопытные детские личики. Плакали грудные младенцы.

Все застыли в немом молчании. И молчание это длилось до тех пор, пока у ближайшего шалаша не показалась собака и не завыла на Вайрани долгим, жутким, протяжным воем. Собачий вой привел всех в движение. Вайрани отступила на шаг, но несколько человек уже спешили к ней. Женщины вновь завертели мясо, а одна полногрудая молодайка свистнула собаку и пристыдила ее, велев замолчать.

К Вайрани подошел крепкий мужчина с соломенными волосами и густой рыжей бородой, бывший на голову выше остальных. Губы его были плотно сжаты, а в зеленых глазах читалось подозрение.

— Что это ты бродишь одна по холмам, девка?

Вайрани сжалась под этим взглядом и закрыла лицо своими черными волосами. Она даже не могла найти слов, так внезапно очутившись среди людей.

— А где твои приятели? Или...

Но тут его остановила подошедшая женщина, по росту почти ему не уступавшая. Ее светлые волосы были коротко обрезаны, открывая волевое лицо и строгие глаза.

— Сладчайшая Матерь, Йоза, ты разве не видишь, что она на сносях и вот-вот лопнет? — Она потянула охотника в сторону. — Иди, уйми пса, а не то он захлебнется от своего лая.

Но как только Йоза ушел к кострам, женщина остановилась и уперла кулаки в широкие бедра, оглядывая Вайрани с головы до ног не менее подозрительным взглядом. Наконец, она заговорила уже более мягко.

— Ну, девка, не трусь. Меня зовут Бетта. Ты будешь тут в безопасности, только дыши глубже и не волнуйся.

Вайрани выпрямилась, убирая волосы с лица.

— Огонь... — начала она, но осеклась.

— Я уж вижу, как ты вся засыпана пеплом. Так ты из леса? Что ж ты бродишь одна в такую пору?

— Да... Нет... Дети, мои дети... — лепетала Вайрани, не в силах скрыть текущих по грязному лицу слез.

Бетта шагнула к ней — и вовремя, ибо ноги совсем перестали держать Вайрани. Она обвисла в сильных руках охотницы, потихоньку приходя в себя. Так хорошо было не заставлять себя больше держаться на ногах. Только женщина может понять другую женщину, пережившую смерть детей и несущую в себе жизнь, которой угрожает жестокий мир вокруг. Она горько разрыдалась на груди Бетты, пока та ласково гладила ее по волосам и шептала слова утешения.

Бетта подвела Вайрани к кострам и указала ей на небольшой шалаш. Там она уложила ее на груду подушек и приказала какой-то соплеменнице с коровьими глазами принести чашку чаю. Постепенно Вайрани взяла себя в руки. Она позволила хозяйке обтереть ей лицо мокрой тканью, вымыть руки и ноги. Она даже хотела что-то рассказать Бетте, но та молча приложила палец к губам.

— Сначала выпей, а потом уж поговорим... — женщина подала Вайрани чашку горячего мятного чаю, пар от которого, казалось, проникал в самые кости, согревая и давая силы.

Вайрани молча выпила чай, грея о чашку руки, и почувствовала, что, наконец, может говорить без слез.

— Спасибо, — застенчиво поблагодарила она, отдавая чашку.

Бетта присела рядом.

— Ну, а теперь расскажи, что случилось. У тебя были еще спутники, которых надо спасать?

Вайрани долго смотрела на свои тонкие пальцы, заставляя их не дрожать.

— Нет, я шла одна... Только с детьми...

— Они не спаслись от огня?

— Он застал нас врасплох. И шел слишком быстро. Я не могла... Я не смогла спасти всех... — Она снова зарыдала. Бетта положила тяжелую руку ей на плечо.

— Ш-ш-ш, не вини себя. Ты спасла, кого могла, — улыбнулась она, кивая на торчащий горой живот Вайрани. — А теперь надо отдохнуть. Тебе надо быть сильной ради того, кто сейчас живет в тебе.

Вайрани уняла слезы и кивнула.

Бетта поднялась, готовая уйти.

— Пожар огромный, — прошептала ей вслед Вайрани. — Он может перекинуться и на луга.

— Не бойся. Мы хорошо знаем эту местность. Весенние луга полны сырости и остановят любой огонь. А мы на всякий случай выставим дозорных. При малейшей опасности снимемся с лагеря и в мгновение ока, на лошадях, будем уже далеко. Так что, спи спокойно. Мы будем охранять тебя и твоего малыша.

— Вы так добры, — пролепетала Вайрани и стала устраиваться в подушках поудобней. Однако почти сразу же острая боль пронзила ее живот, доходя до самого сердца. В глазах у нее помутилось, сквозь стиснутые зубы вырывался лишь хрип. На короткое мгновение она увидела тысячами глаз своих еще не погибших детей странную картину. Маленькая женщина верхом на лошади... ее правая рука поднята и сверкает, как алое солнце... От нее исходит смерть и поглощает все... Смерть более ужасная, чем само пламя... смерть, рожденная дикой магией...

Но боль и видение исчезли так же быстро, как и явились, оставив лишь ломоту во всем теле и тяжесть в груди. Над ней снова склонилась Бетта.

— Что случилось, дитя мое?

Вайрани молчала, не в силах избавиться от воспоминаний о поднятой руке, о пламени дикой магии. Теперь она знала, кто губил ее детей — это она, она — ведьма! Та, которая нужна Хозяину! Ее дрожащая рука снова коснулась белого локона. Но Вайрани не забудет своего долга и сослужит Хозяину верную службу! Лицо Вайрани побледнело при одной мысли о том, как она едва не провалила все дело Темного Лорда. А ведьма едва не выскользнула у нее меж пальцев — но эта девочка совершила ужасную ошибку! Ведь Хозяин научил Вайрани всем темным женским искусствам, а дети предупредили ее об опасности. Бедные дети! Но теперь она не предаст Хозяина во второй раз! Она заставит ведьму страдать, как страдали в огне ее дети!

Но ей нужна помощь... Вайрани посмотрела в заботливые глаза склонившейся над ней Бетты и увидела в ней возможного союзника, того, кто поможет ей в ее великом деле...

Вайрани позволила слезам течь без остановки.

— Ах, я вспомнила! — громко простонала она. — Мой мозг отупел от страха... Он не мог... Но теперь я все вспомнила! Все, огонь и смерть! — Она привстала с подушек и вцепилась в руку Бетты. — Сюда идут те, кто устроил пожар и погубил моих детей!

Глаза женщины вспыхнули.

— Ты знаешь, кто поджег лес! ?

— О, да... Да... — Вайрани уставилась в побагровевшее лицо Бетты. — Она идет сюда и не одна! Я видела фургон! — Вайрани заставила свои плечи вздрогнуть. — Они уничтожают все на своем пути.

— Но кто это?

Вайрани выпрямилась в подушках и пронзительно взвизгнула:

— Убийцы! Убийцы! Пожиратели детей! Не люди — звери!

Глаза Бетты наполнились гневом, губы побелели.

— Наши старейшины предупреждали, что этот лес полон зла, что в нем царствуют отрава и страшные твари. Но посланные вернулись оттуда и сообщили, что эти пауки не трогают лугов, вот уже четвертый день они висят лишь на деревьях, избегая прямого света Солнца. Но теперь... Сладчайшая Матерь! Если ты говоришь правду, то опасность грозит и нам, и огонь возвещает ее! — Бетта вырвала руку и встала. — Я должна предупредить остальных. Чудовища здесь не пройдут!

Вайрани спокойно наблюдала, как Бетта выбежала из шалаша, поднимая повсюду тревогу.

— Нет, не пройдут, — эхом повторила она, потирая свой огромный живот, и на губах ее заиграла ядовитая паучья улыбка. — Нет, убийцы ее детей не минуют этих холмов.

5

Магия истекала реками ледяного огня из раскрытой ладони Елены. Его синие язычки танцевали вокруг запястья свой бешеный танец. Пот заливал ей глаза, но девочка полностью сосредоточилась, стараясь полностью управлять магией. Да, Эррил уже научил ее всем основным действиям, благодаря тем простым урокам, которые он помнил из времен юности, когда он был вассалом Ордена. А сложные деяния оставались пока неподвластны ей.

Но то, чего она не умела теоретически, Елена наверстывала чувством, силой, желанием. Магия была тем, чему мало что или кто могли противостоять в этом мире. Как только она коснулась островка зеленого леса, листья его почернели и подернулись изморозью, стволы захрустели, как от мороза. Ставшие хрупкими вымороженные корни вылезали на поверхность и ломались, отчего падали их хозяева — старые дубы и мощные клены. Даже страшная паутина превращалась в ледяное кружево, звенящее при малейшем дуновении ветерка.

Над лесом поднялось облако холодного тумана и понеслось по дымному небу, уничтожая все на своем пути. Магия уничтожала лес еще мощнее, чем огонь. Так два огня, близнецы и противники, соединили свои усилия, очищая проход. Елена смотрела на то, как белый туман соединился в небе с черным дымом, и вспомнила, что пора остановить действие магии. Занимаясь с Эррилом, она уже поняла, что характер ее магии зависит от света, который ее обновляет. Солнечный свет давал ей власть над красным огнем, а лунный — над ледяным и морозным. Казалось, магия отражает один и тот же дух, ее собственную двойственность — ведьмы и женщины.

В небе над головой Елены, там, где встретились дым и туман, началось волнение, словно две стороны оспаривали друг у друга поле битвы. Рядом стучали, как кости скелетов, покрытые толстой коркой льда листья. Само небо стонало и ярилось.

И буря, отражаясь в небесах, кипела в самой груди Елены. Магия пела в крови, прося присоединиться к войне, идущей наверху. Сердце стучало от наслаждения разрушением. Девочка боролась с этим соблазном изо всех сил, как дым боролся с туманом, но ведьма в ней торжествовала и пела от гармонии магии, находящей упоение в треске ледяного огня и вое ветров.

Елена сузила глаза, оторвалась от неба и заставила душу вернуться к себе, сосредоточившись на своем дыхании. Теперь она полностью ощущала свое тело, все его жилы и вены, суставы и кости. Она чувствовала усталость бедер после целого дня езды верхом, чувствовала, как саднит свежий порез на большом пальце, как плечо ее царапает ветка, как сладко ноют бугорки ее недавно зародившихся грудей. Она была больше, чем просто вместилище магии — она была женщиной, — и магии ей становилось мало.

— Елена, ты уничтожишь больше, чем надо, — привел ее в себя знакомый голос. — Возвращайся. — Это был Эррил, по-прежнему сидевший верхом на своей кобыле неподалеку от нее.

Елена слегка наклонила голову и совсем закрыла глаза. Теперь действительно не время упиваться красотами магии. Она медленно сжала кулак поднятой руки. Пальцы, казалось, промерзли до самых костей. На мгновение девочке даже показалось, что сейчас они хрустнут и отвалятся, как древесные ветви, но мало-помалу они послушно сложились и замкнули холодный огонь внутри себя. Остатки магии еще взывали внутри ее тела о продолжении, и рука дрожала. «Еще! — Пела кровь. — Вкуси меня в полную силу!» И один палец снова начал медленно разгибаться.

— Нет! — снова послышался сбоку жесткий голос, но на сей раз это был не голос старого воина Стендая — это был ее собственный голос, прозвучавший уверенно и въяви. Елена стиснула кулак крепче, чувствуя, что в нем бьется ее собственное сердце. И тогда она заставила его биться ровнее и реже, и, не открывая глаз, уже поняла, что пламя в руке угасло, превратившись в привычное пятно. Она устало опустила руку к бедру.

— Сладчайшая Матерь, дитя! — Послышался голос Крала, гарцевавшего рядом с ней на своем сталионе[1]. — Вы только гляньте!

Девушка открыла глаза и в первый раз воочию увидела сотворенное ею. Овраг внизу лежал в густом слое инея, каждая ветка, каждый ствол и лист были похоронены в хрустальной могиле. Между ними тянулись тысячи ледяных нитей и тысячи таких же нитей, выросших из земли, наклонялись в сторону от Елены, словно подавшись под сильным ветром.

Пока Елена смотрела на дело своих рук, небо местами освободилось от дыма, и все увидели пронзительные лучи позднего закатного солнца, падавшие на уничтоженный овраг. И там, где они плавили лед, вспыхивали сотни крошечных радуг. На какое-то время овраг превратился в видение дивного сна — леса изо льда и света.

— Как красиво, — тихо сказала Нилен. — Словно сама лесная песнь обрела плоть и форму.

Елена с трудом оторвала глаза от алмазного леса. Как обманчиво спряталась смерть за красотой! Горячие слезы хлынули по ее замерзшим щекам. Нет, смерть не должна быть такой прекрасной.

— Что случилось? — тут же подъехал к ней Эррил. — Ты в порядке?

Елена покачала головой, поднеся к лицу правую руку. Теперь на пальце не было видно даже крошечной ранки, она исчезла без шрама. Однако рука изменилась: магия исчерпала пока свои силы, и вместо яркого пятна ладонь теперь лишь слабо отливала розовым, словно чуть обожженная солнцем. Уничтожение оврага вытянуло из нее почти всю магию, оставив от силы лишь след, намек, воспоминание. Она показала руку Эррилу.

— Со мной все в порядке, но магии осталось очень мало.

Эррил внимательно посмотрел и кивнул.

— Не беспокойся. Теперь мы уже и сами очистим лес. И вообще — все возвращается. Всегда.

— Но почему для этого мне надо ждать? Зачем вообще истощаться полностью? — Девочка опустила руку. — Не лучше ли всегда иметь на всякий случай некий запас?

— Что ж, ты думаешь, как истинный маг, — улыбнулся Эррил, и черты его лица на мгновение смягчились. — Мой брат Шоркан частенько говаривал то же самое. И многие маги в то время пытались открыть способы обновлять магию еще до того, как она полностью истощится. Но ни один не преуспел в этом. Иначе магия просто не работает.

— Тогда мне, может быть, стоит сейчас все и истратить? Опустошить последнее и возродить снова? — Это вдруг показалось Елене самым простым способом, несмотря на приводящую ее в трепет мысль о новом страшном опыте.

— Нет. Выкинь это из головы, — лицо Эррила снова потемнело, а голос стал хриплым. — Магия — дар, который не тратят по пустякам. Ею пользуются лишь в высших целях. Оставь ее, сколько есть. — Эррил послал лошадь вперед и призывно махнул рукой остальным. — А теперь вперед!

Елена нетерпеливо догнала воина.

— Но почему? Какая разница, на что я ее истрачу? Это моя магия, и я могу тратить ее, как захочу.

Эррил даже не повернул головы.

— Это опасная дорога, Елена. Фривольность и беспечность в обращении с магией даже в мои времена неизбежно приводила к уничтожению духа того, кто пользуется ею.

И Эррил пустился дальше по тропе, но глаза его, смотревшие на вымороженный лес, видели совсем иное. Девочка, думая, что разговор окончен, стала разворачивать Мист к Нилен. Но в этот момент Эррил заговорил снова, тихо и напряженно.

— Очень скоро такие маги напивались своей силой допьяна и сходили с ума. И из этих безумцев возникло Братство Черных Магов. — Эррил вдруг повернулся и в упор поглядел на девочку. — Будь осторожна. Ты рискуешь не просто жизнью — ты рискуешь потерять светлую часть магии и себя, превратившись в темную силу.

Елена знала, что он говорит правду. Она сама уже вкусила соблазнительных зовов магии и чувствовала, что какая-то часть ее существа уже отдана безумным диким желаньям. Девушка вздрогнула. А что будет дальше? Дрожащими руками Елена поскорее натянула перчатку и решила, что отныне станет пользоваться магией только в том случае, когда не останется ничего иного. Но и тогда прежде крепко подумает.

Эррил пробормотал что-то сквозь стиснутые зубы.

— Что ты говоришь? — снова подъехала она, застегивая перчатку, не совсем уверенная, что он обращается именно к ней.

Эррил поднял к ней измученные глаза.

— Тебе нужен учитель получше, чем я, — ответил он. — Я не настолько искушен, чтобы учить тебя тонким нюансам магического искусства, равно как и тому, как хранить свой собственный дух. А неумелое обращение с магией чревато слишком многими печальными последствиями.

И тут в первый раз Елена увидела, какая пропасть лежит между каменными чертами лица старого воина и той болью, что за ними таится. Значит, она не единственная, кто страдает, когда ей приходится бороться со своей магией.

— Но я... я буду стараться... Ты очень хорошо научил меня... — Она неловко улыбнулась. — Да ведь у нас все равно нет выбора. Ты — это все, что у меня есть.

Эти слова смягчили боль в серых глазах.

— И все же... будь осторожней.

— Буду, — пообещала девушка.

К ним рысью подъехали Мерик и Нилен. Мерик едва держался в седле, хватаясь одной рукой за высокую переднюю луку.

— Огонь добрался до конца леса, — с трудом разлепляя губы, прохрипел он. — Мы потеряли слишком много времени. Поспешим, пока Орда снова не заполнила прожженный коридор.

— Тогда поезжай вперед, — распорядился Эррил. — А ты, Нилен, не отставай от него и помогай, как можешь. — Затем Эррил повернулся и крикнул в сторону повозки, едва двигавшейся невдалеке. — Дай-ка им хорошего кнута, Могвид! Надо гнать лошадей что есть силы, если только мы хотим выскочить из этой ловушки!

Елена увидела, как и без того бледное лицо оборотня еще более побелело от страха, но все же он мужественно кивнул и занес хлыст. Лошади пошли быстрее. От резкого толчка оба обитателя повозки вывалились наружу и теперь бежали с ней рядом. Елену поразило, что огромный неуклюжий огр мог двигаться с такой скоростью и с таким изяществом.

Эррил разозлился окончательно.

— Нет, всем назад в повозку! Мы не можем рисковать из-за скорости вашей безопасностью!

— Меньше ноши, больше скорости, — спокойно ответил Толчук, с легкостью обгоняя повозку. — Хотя бы часть пути. Я, например, и вообще запросто добегу до края леса. Мы с Фардайлом никому не помешаем.

На лице Эррила отразилось сомнение.

— Но пауки....

Толчук махнул рукой вбок от тропы. Там замороженные пауки сверкали, словно гранаты, вделанные в ледяные алмазы.

— Быстро они не оттают.

Эррил задумался еще на секунду, потом махнул рукой.

— Эй, Крал, давай назад! — крикнул он. — Охраняй тылы!

Крал приподнялся в седле, шутливо салютуя, и отправился в конец процессии.

Эррил же, наоборот, стал изо всех сил пришпоривать лошадь, устремившись вперед.

— Может твоя кобыла доскакать на полном галопе до конца? — на ходу крикнул он Елене.

— Она девочка сильная и, хоть порядком устала, думаю, доскачет.

— Тогда поторопись, — Эррил все пришпоривал и понукал свою лошадь. — Я уже видеть не могу деревья и только и думаю о том, как бы вырваться в холмы или на луга.

Елена ласково погладила Мист между ушами, та всхрапнула и красиво изогнула шею, готовая для хозяйки на все. Елена решила скакать вплотную за Эррилом, не отставая ни на шаг.

Путники были уже почти на середине оврага. Мертвые заледенелые ветви смыкались над их головами, впереди крошечными фигурками маячили Нелин и Мерик, которым то и дело приходило разрывать ледяные нити паутины, преграждавшие путь. За ними клубились, как маленькая пурга, облачка взвихренного инея. И девушка, вдруг ощутив на своем лице холодные прикосновения смерти, вновь надвинула маску, которую сняла, когда вызывала свою магию. Однако даже прикосновения этого льда и снега к ее плащу и сапогам вызывали у нее дрожь и омерзение. Теперь Мист неслась вперед без всякого понукания, тоже подгоняемая ледяными прикосновениями.

Скоро путники вновь выбрались на тропу, выжженную огнем. Вокруг опять воцарилась жара. Елена с облегчением вздохнула, но только на мгновение; жара была хороша лишь в первые минуты, а потом в воздухе снова запахло горелым деревом и ядовитым дымом. Девушка закашлялась, и Мист невольно замедлила бег, покрываясь хлопьями белой пены.

Расстояние между Еленой и Эррилом теперь неуклонно росло. Девушка уже слышала за собой перезвон колокольцев повозки. Тогда Елена почти легла в седле и стала гладить шелковистую шею кобылы.

— Милая, девочка, ну, сделай это, сделай для меня, родная, — шептала она спекшимися от жара губами. — Осталось совсем немножко!

Впереди не было видно ни зги от гари и дыма, и Елена молилась, чтобы ее слова оказались правдой. Она потеряла уже из виду не только Нилен и Мерика, давно скрывшихся в дымке, но и Эррила, который теперь, как призрак, маячил далеко впереди. Она хотела было крикнуть ему, но поняла, что это бесполезно. Заставить Мист бежать быстрее было теперь невозможно.

Все же девушка снова похлопала кобылу по боку и снова попросила, чтобы та хотя бы не замедляла бег. В ответ Мист громко фыркнула и сильней застучала копытами по земле, бока ее тяжело вздувались и опадали. Фигура Эррила впереди стала чуть яснее.

— Молодец, девочка, умница, — пела Елена в ухо лошади. — Я знала, что ты справишься, сможешь...

Неожиданно Мист споткнулась о какой-то корень, и девушка, стараясь не вылететь из седла, выбросила руки вперед, но все же не удержалась и полетела вниз. Она была уже готова почувствовать жесткость сплетенных корней, как вдруг ощутила себя в мягких могучих руках. Открыв глаза, девушка увидела над собой желтые клыки Толчука. Огр бежал, легко неся ее в объятиях. Она прижималась к грубой, как кора, коже на его груди, и ей казалось, что нет места безопасней и лучше на всей земле. От тела огра шел резкий запах мокрой псины, но даже это не мешало ей. Краем глаза девушка видела, как рядом легкими прыжками несется Фардайл, а за ним, прихрамывая, бежит Мист.

— Спасибо тебе, Толчук, — прошептала он. — Я бы непременно сломала ноги. Но вообще-то я могу и сама бежать.

— На это нет времени, — проворчал огр голосом, похожим на рев камнепада. — Пауки наступают со всех сторон.

Елена выглянула из-под мохнатой руки. До сих пор она была так сосредоточена на дороге впереди, что не обращала внимания на опасность, подкрадывавшуюся с флангов. А там, сквозь ядовитый дым на нее смотрели миллионы фасетчатых глаз. На них надвигались сонмы пауков, превратившихся в одну могучую разъяренную тварь. Горящая земля поглощала их тысячами, но на место погибших вставали десятки тысяч новых и шли по мертвым, как по мостам. Все это полчище имело одну цель, одно намерение. И только сейчас Елене стало понятно это название — Орда.

Сначала огр несся только на задних ногах, но стал уставать и он, а потому все чаще одной свободной рукой начинал опираться для поддержки о землю. Так, получеловеком, полузверем, Толчук упрямо пробирался вперед.

Неожиданно рядом с ними загрохотали копыта могучего сталиона Крала.

— Живей шевели ногами, огр! — крикнул он. — А девочку возьму я!

Роршаф, казалось, совсем не уставший, лихо гарцевал под тяжелым седоком, и Толчук не стал спорить.

Он знал, что сейчас фальшивый героизм не нужен никому. Елена очутилась на лошади впереди горца, и тот гортанными словами лошадника послал Роршафа вперед рысью. Жеребец помчался, словно и не было за его могучим задом многих лиг перехода. Деревья мелькали перед глазами Елены, и через полминуты они уже догнали Эррила.

— Йо! — притормозил сталиона Крал. — Орда приближается со всех сторон! И если мы хотим спастись, придется сделать невозможное! — Эррил опустил маску и обомлел, увидев перед горцем сидящую Елену. Сзади бежала прихрамывающая Мист.

— Что случилось? — начал он, но махнул рукой. — Впрочем, неважно. Вывози ее отсюда любой ценой, Крал. А я помогу огру и повозке.

Крал кивнул и без лишних слов умчался вперед, оставив Эррила далеко позади. Елена сидела, едва дыша, вцепившись в черную гриву Роршафа, который несся сквозь дым и грязь. Сердце у девочки замирало от страха, но не за себя, а за тех, кто оставался в лесу на съедение паукам. Крал склонился над ней.

— Быстрей невозможно, — прошептал горец, и Елене захотелось услышать в этих словах надежду. Но кто знал, как долго будет еще продолжаться лес? Казалось, что он не кончится никогда.

Но тут, словно в ответ на ее мысли, стена обгорелых деревьев перед ними раздвинулась, и впереди показались пологие холмы и зеленая трава. Теперь до них было не дальше, чем на полет стрелы. Правда, спустя мгновение просвет снова затянуло вонючим дымом. Неужели это был лишь мираж, плод воспаленного воображения! ?

— Благодари же Сладчайшую Матерь, — пробормотал горец и яростно дал Роршафу шенкелей. — Ну, гони вперед, мешок ты с костями, выноси, выноси нас скорей из этого поганого леса!

Жеребец обозленно фыркнул и, словно желая доказать хозяину, что он вовсе не мешок с костями, а настоящий боевой конь, помчался быстрее ветра; копыта его едва касались земли, и все смешалось перед глазами Елены.

Через пару минут все трое вырвались из леса на волю. Крал натянул поводья, перевел сталиона на шаг, и они медленно, как корабль, вплыли в прохладу густой высокой травы. Пожар смог опалить луг лишь на четверть лиги, а дальше захлебнулся в росе и разлившихся ручьях. Конь наслаждался, опуская губы к воде и громко шлепая по ней копытами.

Елена блаженствовала в лучах позднего полуденного солнца, пробивавшегося здесь даже сквозь задымленное небо. Впереди разноцветными пятнами пестрели купы весенних цветов, в изобилии росших по холмам. Итак, они спасены! Вскоре из лесу вылетела Мист и, как дурная, стала кругами носиться по влажному лугу.

— Мист, — позвала Елена, однако серая кобылка испуганно продолжала скакать, ничего не слыша и не видя. — Крал, надо ехать за остальными.

Но горец поднял руку, призывая к молчанию. Выпрямившись в седле, он все кружил и кружил по лугу, и круги эти становились все уже и уже. — Где же Мерик и Нилен? Должно быть...

Внезапно над ухом Елены что-то просвистело, и Крал медленно сполз с седла, увлекая девочку за собой. Кое-как удержавшись на широкой спине коня, Елена посмотрела вниз. Крал лежал, раскинувшись навзничь в густой траве, и у него из плеча торчала оперенная стрела. Он попытался подняться, но страшно закашлялся и снова упал. Наконец, ему кое-как удалось приподняться на локте, и он прохрипел несколько слов на лошадином языке.

Роршаф, однако, медлил.

— Ступай, бесполезный кусок дерьма! — взъярился Крал. — Рорами дестро, Роршаф, ном!

Сталион грозно всхрапнул и, взвившись свечой, развернулся. Елена в ужасе схватилась за жесткие пряди гривы, а конь стрелой понесся в луга. Вслед ему засвистели другие стрелы.

Заливаясь слезами, девочка прижалась к Роршафу, который несся и несся по пустынным лугам и холмам, как черный ураган среди зеленой травы. Куда и зачем он спешит? Елена рискнула обернуться, но увидела, лишь скрывающуюся из глаз кромку страшного леса. Перебравшись через крестовину холмов, Роршаф чуть замедлил бег, но лес уже окончательно пропал из виду. А с ним и те, кого она любила теперь больше всех на свете.

6

Оставшись в шалаше одна и раздевшись догола, Вайрани, встала коленями на подушку, обеими ладонями поддерживая живот. Перед ней на дубовой подставке стояла чаша из эбонита. По гладкой поверхности уже метались язычки темного огня, поглощавшие и без того слабый свет вокруг. Вайрани вздрагивала от каждого шороха; становилось все холодней, поскольку темный огонь забирал последнее тепло из ее тела.

Снаружи лагерь охотников почти опустел. Среди этого отважного племени не было принято разделяться в беде и охоте на мужчин и женщин, и могучие подруги в случае надобности охотились и воевали не хуже своих мужей. Все они теперь лежали в засадах, ожидая тех, кто должен был появиться из мертвого леса. В лагере остались лишь дети под присмотром двух женщин и согбенного старика.

Вайрани дождалась, пока лагерь затихнет окончательно и только тогда начала готовиться к встрече с Хозяином.

Она произнесла нужные слова, пролила кровь и стала ждать. Все было тихо, в лагере царило почти мертвое молчание.

Склонившись совсем низко, Вайрани прошептала последние заклинания и ощутила, как в огне появилось присутствие Черного Сердца. Тени в шалаше сгустились, дышать стало трудно. Вайрани стояла, не поднимая головы. Где-то вдали пронзительно залаяла собака, но скоро затихла. Вайрани ощутила, как дети завозились в ней, чувствуя приближение своего настоящего властителя. Она склонилась еще ниже, касаясь лбом края чаши, словно прося защиты и милости у Хозяина.

И он заговорил из глубины, голосом во сто крат более ядовитым, чем вся Орда.

— Зачем ты зовешь меня?

— Чтобы дать тебе знать, повелитель. Та, которую ты ждешь, на подходе. Я видела ее и испытала на себе огонь ее магии.

— И она еще жива! ?

— Я сплела свою паутину, и ей не спастись.

— Она и не должна сделать этого! — Гнев Хозяина сдавил шею Вайрани, как змея. — Если проклятое дитя доберется до равнин, то сможет затеряться в любом направлении, в любой земле. Этого нельзя допустить.

Губы Вайрани пересохли от страха.

— Я и Орда не предадим тебя, повелитель. Ты можешь верить своим слугам.

Черный огонь разразился дьявольским смехом. Тьма стала еще плотнее, еще мертвее, словно в шалаш вошла сама смерть. Живот Вайрани свело, и в нем стало холодно, как в самые лютые зимние морозы. Во рту появился привкус железа.

И из этого мрака вдруг вновь возник голос хозяина, возник близко, у самого уха.

— Верить? Ты просишь верить?

— Д-д-да, господин.

Голос червем вполз в самое сердце.

— Я покажу тебе, как я тебе верю.

Вайрани зажмурилась. Кровавая пена закапала с ее губ.

— О, хозяин, прошу... — Но даже через закрытые глаза она видела, как темнота обступает ее, и знала, что после этого прикосновения она будет навеки отмечена чудовищной печатью. Вайрани сжалась, свернулась и застыла, как овца под ножом.

Первое прикосновение пришлось по колену, но Вайрани глухо застонав, не двинулась с места, ибо уже знала, что Хозяин не любит, когда кто-то из его слуг отодвигается при его касании. Она слишком хорошо помнила это по своим первым урокам в подвалах Блекхолла. Поэтому женщина застыла недвижно, загнав сознание как можно глубже внутрь себя. Три зимы, проведенные в тесных клетках владений гульготалов научили ее способам, как сохранять в таких случаях рассудок. Она ушла в полубессознательную кому и уже едва ощущала, как ледяной палец скользит по внутренней поверхности ее бедра.

И там, в спасительном небытии, она лишь пела про себя те песни, которым учила ее мать среди сетей и лодок их рыбачьей деревни на продуваемом всеми ветрами северном берегу. Она вспомнила свою первую, навеки потерянную любовь и окружила себя ее плотной завесой. Здесь, в этом тайном мире никто не мог ее тронуть, никто не мог ей повредить...

Но резкая боль разрушила этот теплый кокон, боль, хуже которой она не испытывала, которая была страшнее самых страшных пыток в подвалах. Веки ее распахнулись, однако агония все равно не давала ей ничего видеть. Вайрани видела перед собой лишь черную бездну с огненными краями. И по мере того, как боль проходила, возвращалось и зрение, возвращалось, пока не возвратилось до того отчетливо, что она даже застонала перед открывшимся ей зрелищем.

Дрожащая пуповина, похожая на какое-то извивающееся морское чудовище, соединяла теперь ее матку с эбонитовой чашей. Пуповина пульсировала и вздрагивала, гоня в ее чрево черную энергию, полосуя ее внутренности раскаленным железом. Вайрани была не в силах даже кричать, стоны застывали на ее губах, и она могла только судорожно вздыхать. Магия Темного Лорда не давала ее сердцу умереть — и это тоже было страшным даром, ибо умереть в тот момент было бы счастьем.

Но постепенно боль становилась все слабее, и призрак смерти отступал все дальше. И вот голос, пьющий ее сознание, как пиявка кровь, вытягивающий ее волю, парализующий сознание, пропел:

— Посмотри же, как я верю тебе, Вайрани. Я одарил тебя новым счастьем, я забрал Орду из твоего лона и дал тебе для твоей любви кое-что новенькое.

— Мои дети! — вскрикнула она, осознав потерю. — Нет! Нет! — Новая пытка была изощренней и хуже любой физической боли.

— Не стоит плакать, женщина. Это дитя будет любить тебя не меньше, чем те. Пуповина содрогнулась в последний раз, отделилась от лона и скользнула обратно в чашу. — Ты должна радоваться новому дару.

В животе ее что-то заворочалось, и последние остатки боли ушли. На губах Вайрани появилась улыбка блаженства. Живот мерно вздымался, в то время как она, обессиленная, откинулась на подушки, гладя его согревающейся рукой.

Внутри себя она уже ощущала нечто сильное, тяжкое, наполненное черной магией Темного Лорда. Вайрани туго обхватила живот руками, пытаясь оценить силу своего не рожденного ребенка. Он был крепок, и сладкая улыбка тронула ее губы.

Хозяин был, как всегда, прав. Теплая нега разлилась по ее жилам, и на глазах женщины показались слезы счастья... Она будет... Конечно, она будет любить это дитя, и это случится уже совсем скоро.

Ее дитя, плод Темного Лорда, родится сегодня же ночью. И Вайрани удобно устроилась среди подушек в предчувствии скорых схваток.

Взмыленная лошадь Эррила плясала за фургоном.

— Еще немного, Могвид! — понукал он. — Мы сможем, мы вырвемся! — Но он сам знал, что с языка его слетает ложь. Эррил старался не обращать внимания на приближающуюся со всех сторон Орду, но избавиться от ее свистящего шороха было невозможно. Он проникал в самый мозг. — Толчук, они близко, уже слишком близко...

— У меня большие уши, человек с равнин. Я слышу. — Огр мчался за повозкой, еще пытаясь иногда подталкивать ее. Но с каждой секундой бег его все замедлялся.

«Слишком медленно, — с ужасом подумал Эррил и рискнул посмотреть через плечо. Тропа за ними уже кишела, извивалась, сверкала красными тельцами. Впереди по сторонам всего на три корпуса лошади тоже было красным-красно. — Надо выжать из лошадей все, что возможно».

Неожиданно перед повозкой послышался громкий лай, от которого лошадь Эррила встала на дыбы, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить ее двигаться. Там, впереди, фургон вдруг рванулся вперед, выскользнув из рук Толчука, который от неожиданности упал прямо в грязь. Правда, он мгновенно поднялся, встряхнулся и помчался дальше. А лай не стихал, прерываясь теперь порой злобным низким рычанием.

Эррил пустил лошадь в галоп.

— Толчук, один справишься? — бросил он на ходу, обгоняя огра.

Задыхаясь, Толчук кивнул валунообразной головой.

— Только убери эту колымагу и увидишь, как быстро умеют бегать огры!

Эррил натянул поводья и остановился впереди повозки. Теперь он понял, в чем дело. Огромный черный волчина метался меж лошадиных ног, кусая уставших лошадей за бабки и порой получая от них опасные удары копытами. Но лошади все же неслись быстрее, и янтарные глаза волка победно сверкали в дыму.

Может, это и был выход...

Впереди уже виднелось свободное пространство, от чего сладко пело уставшее сердце. Но между свободой и путешественниками возникала теперь страшная красная река пауков. Орда окружила их. Но как?

И только сейчас Эррил заметил в глубине леса речку, давшую на своих берегах пристанище Орде. Оставшиеся там пауки теперь отрезали их от лугов. Эррил почти беспомощно оглянулся. Кольцо замкнулось.

Могвид, казалось, тоже заметил препятствие и стал судорожно натягивать поводья.

— Фардайл! Остановись! Оставь лошадей! — надрывно кричал оборотень. — Надо остановиться! Скорее!

Фардайл, наконец, услышал крик брата и выскочил вперед лошадей, останавливая их.

Но Эррил уже видел всю глупость и опасность плана Могвида. Если они остановятся, то спастись будет и вовсе невозможно. Как только они замрут на месте, пауки просто поглотят их своей массой, а там впереди на расстоянии всего брошенного камня уже лежали спасение и свобода. Так близко! Он стиснул в руках поводья, не желая сдаваться. Что ж, если ему суждено умереть, он умрет в борьбе.

Эррил вырвался вперед фургона. У них остался только один защитник — скорость. А глупый Могвид уже готов был лишить их и этой последней возможности.

— Не останавливайте лошадей! — рявкнул Эррил. — Гоните их что есть силы! Это единственный выход!

Глаза Могвида побелели от страха и, почти не слыша приказания Эррила, он все сильнее натягивал поводья.

Эррил понял, что тратить время на споры бесполезно, и если он хочет спастись, то должен сам взять на себя управление повозкой. Прекрасно научившийся верховой езде за долгие столетия странствий, он поднялся в стременах и рывком выбросил свое гибкое тело на скамью кучера, плечом едва не вышибив оттуда Могвида. Не обращая внимания на боль, он стал вырывать поводья из рук оборотня, который так и застыл с кнутом в руке. Лицо его совсем исказилось при столь отчаянном поступке старого воина.

— Дай кнут! — крикнул Эррил. — А сам живо ступай назад и передай Толчуку, чтобы он залезал внутрь.

Потрясенный Могвид повиновался, как во сне.

— Неужели вы...

— Да, я собираюсь проскочить прямо по ним. Ну, ступай!

Могвид стал пролезать назад через тюки и коробки. Эррил отпустил поводья, сунул их под колено и взял в руки кнут. От поводьев теперь мало току. Он слегка коснулся кнутом вспотевших спин.

— Фардайл, оставь лошадей и мигом в повозку!

Волк уже спешил повиноваться, нутром поняв план Эррила. Мелькнули четыре заросшие густым мехом лапы, и волк оказался в фургоне вместе с братом.

Оставался один Толчук.

— Поторопите огра, — начал Эррил, но тут вся повозка грузно просела под тяжестью взобравшегося тела.

— Он внутри! — провизжал Могвид.

Но с огром в фургоне лошади заметно сбавили скорость, а это было самым опасным.

— Выкидывайте все! — приказал Эррил. — Все, без сожаленья!

Не поворачиваясь больше, он слышал, как шлепались наземь тюки и коробки, но жалеть о них у Эррила не было времени. Он дико вскрикнул и стегнул лошадей изо всех сил, прося у них про себя прощения за такую жестокость. Первой вступила в красную реку его освободившаяся от седока кобыла.

И смерть несчастного животного не была напрасной. Ее появление обратило все внимание Орды именно на нее и отвлекло кровожадную армию от фургона.

Эррил направил повозку в сторону, откуда основная масса подалась к упавшей в судорогах лошади.

Он взмахнул кнутом над мокрыми спинами коней, выжимая из них последнее.

— Пошли же! — понукал он сквозь стиснутые зубы, и повозка въехала прямо в кишащую массу.

Лошади, словно почувствовав грозящую им опасность, понесли сами. Гордые животные отчаянно перебирали ногами, стараясь не касаться земли, но все равно давили пауков копытами, и было видно, как из-под них поднимается слабый зеленый дымок ядовитого пара. И этот яд, эта боль лучше любого кнута гнала животных дальше. Эррил опустил занесенный хлыст, понимая, что в нем теперь нет смысла.

Большего он сделать не мог.

Он видел, как пауки уже стали карабкаться вверх по коже, которой были обернуты лошадиные ноги. Впереди, в дыму и солнечных лучах, манило спасение. Они прорвались уже до середины паучьего моря. Эррил стиснул кулак. Победа так близка! Они должны вырвать ее!

Но лошади неуклонно замедляли бег, их сердца сдали после долгого дня гонки и страхов. А дымок все вился впереди, обещая свободу и передышку. Но Эррилу казалось, что отныне весь мир состоит лишь из дыма и яда.

Около его плеча показалась голова Толчука. Огр молча смотрел на дорогу. Все слова были все равно бесполезны.

— По крайней мере, девочка спаслась, — тихо пробормотал Эррил.

— Да и мы еще живы, — отозвался огр. — И пока мы двигаемся, надежда есть.

Но при этих словах, умирая, рухнула в грязь правая пристяжная. Упряжь оторвалась, а вторая, судорожно дергаясь, запуталась между ног трупа. Потом грохнулась и она. Лошади даже не пытались подняться, лишь пару раз жалобно вытянули шеи, глядя на повозку с печалью в больших измученных глазах. А потом жизнь навсегда покинула их тела.

Лес молчал, пропитанный смертью.

Спасение лежало впереди, совсем рядом, но было столь же недостижимо, словно находилось в тысячах лиг.

Повозку неожиданно качнуло, и Эррил схватился рукой за стенку фургона, чтобы удержаться на месте кучера. Краем глаза он увидел, что огр выскочил через боковую стенку.

— Что ты делаешь? — крикнул воин.

В когтистых руках Толчука сверкнул нож. Он поспешно перерезал упряжь и вонзил когти в покрытые пауками спины лошадей. Двумя движениями он отбросил мертвые тела прочь с дороги, как ребенок отбрасывает надоевшую игрушку. Но пауки уже висели на его руках и ногах.

— Толчук... — простонал Эррил, и стон его застрял в пересохшем горле. Что он мог сказать теперь? Смерть уже была и снаружи и внутри повозки.

— Пока есть движение, есть надежда, — упрямо повторил Толчук, быстро впрягся в повозку и сделал один шаг по ядовитому месиву. Потом еще один. Фургон тяжко вздрогнул и тронулся с места.

Эррил скорчился на сиденье, не имея никакой возможности помочь несчастному товарищу. Никогда еще за все столетия он не чувствовал себя таким бесполезным и таким беспомощным! Все, что он мог делать, это наблюдать, как вздуваются на спине мускулы огра и слышать, как печально звенят колокольцы фургона.

Они двигались. Пусть еле-еле, но все же двигались. Кровь бешено стучала у Эррила в висках, и каждый шаг казался ему вечностью.

Он видел, как пауки все больше облепляют Толчука, но, к счастью, их большая часть отвлеклась на трупы двух павших коней, которые представляли собой более лакомую добычу, чем толстая жесткая шкура огра. Однако на столбообразных его ногах угнездилось уже немало тварей. И, даже будь кожа Толчука такой же прочной, как хотя бы древесная кора, и это, в конце концов, не помешало бы яду Орды проникнуть в его кровь. С кучерского сидения Эррил с ужасом видел облачка зеленого дыма, поднимавшиеся в воздух от бедер огра, когда пауки пытались прокусить его кожу в поисках наиболее уязвимого места. Они взбирались все выше и выше, добравшись уже до лопаток.

Толчук держался уже из последних сил.

Неожиданный порыв ветра на мгновение отнес дым от дороги. Сладчайшая Матерь! Луг был уже лишь на расстоянии вытянутой руки. Эррил вскочил. В дыму и отраве он и подумать не мог, что спасение так близко.

— Мы почти пришли! — крикнул он, стараясь хотя бы так ободрить выбивающегося из сил огра.

Толчук поднял лицо, увидел луг и напрягся в последнем порыве. Зрелище зеленых полей, казалось, удвоило его силы. Его сильные ноги отмахали последние несколько шагов, и фургон мягко покатился по влажной траве.

Как только ноги огра коснулись травы, пауки в страхе попрыгали с него, поспешно убираясь в спасительную для них сень леса. Орда явно боялась покидать свое мрачное убежище. Однако огр продолжал тащить повозку до тех пор, пока вокруг не стала расстилаться лишь свежая чистая трава.

Наконец, Толчук остановился. Ноги его дрожали, он кое-как высвободился из упряжи и хотел подойти к фургону, но закачался и рухнул на колени в пестрый от цветов луг.

Эррил спрыгнул и подбежал к нему. Обожженная пожаром кожа огра была вся в белых точках и шрамах от укусов, лицо его исказила гримаса боли, а из глотки вырывался нутряной надрывный кашель. Эррил склонился над ним, и Толчук с трудом поднял тяжелые веки над янтарными глазами.

— Мы вышли... вышли? — прошептал он.

Эррил положил руку ему на плечо, и там, где его пальцы коснулись белых шрамов, почувствовал, как их начало жечь нестерпимым огнем. Можно было представить, от какой боли страдает огр!

— Ты спас нас, дружище. Только ты. Твое сердце и твое мужество.

Толчук кивнул.

— Хорошо. Я ведь говорил, что у нас толстая шкура. — И с этими словами он снова закрыл глаза и повалился на землю. Но не успел Эррил припасть к его груди, чтобы проверить, бьется ли это храброе сердце, как сзади послышался негромкий голос:

— Прочь от своего демона! И не мешай нам пронзить его стрелами!

Эррил выпрямился и увидел толпу человек в двадцать, одетую в зеленые охотничьи куртки. Люди медленно поднимались из травы, держа наготове натянутые луки. Инстинктивно рука Эррила потянулась к мечу, но он вовремя сообразил, что так эту битву ему не выиграть.

Он молча разглядывал окружившие его решительные лица.

Было не время для сражения.

И Эррил поднял вверх единственную руку, открывая единственную ладонь всем понятным жестом сдачи побежденного.

Вайрани все еще лежала под толстым одеялом на мягких подушках, когда услышала топот множества людей, бегом возвращавшихся в лагерь. Послышались торжествующие победные кличи и радостные возгласы приветствий. Кто-то ворвался в шалаш, и Вайрани невольно выставила вперед руку, защищая живот.

Полог шалаша отдернули, и в проходе показалась Бетта. Крупная женщина, одетая в мужской охотничий костюм, шумно ворвалась внутрь. Глаза ее сверкали, на губах играла широкая улыбка. Она подошла и опустилась рядом с Вайрани на одно колено.

— Мы поймали их! — воскликнула она, едва не дрожа от восторга. — Всех изловили!

Лучших новостей нельзя было и придумать.

— Всех? — на всякий случай уточнила Вайрани.

Бетта кивнула.

— Ты была права. Они появились с огромным демоном, запряженным в повозку! С когтями, с клыками, прямо смотреть страшно! Но, к счастью для нас, он, как вышел, так и свалился.

В видениях Вайрани не присутствовало никакого клыкастого демона, но это могло быть просто очередной выходкой проклятой ведьмы.

— А девочка? Ну, девушка... Видели вы девушку верхом на лошади?

— Тоже бедняжка. Она, видать, пленница какого-то черноволосого великана. Мы уничтожили его метким выстрелом, а она уж спасется как-нибудь сама собой. — Бетта гордо рассмеялась. — Я сама видела, как она стрелой умчалась далеко в поля.

Вся кровь Вайрани так и стыла в венах с каждым словом охотницы... Нет, только не это! Этого не должно было случиться! Ведьма опять ускользнула! И ужас этого открытия, видимо, отразился на лице Вайрани.

— Что с тобой? — обеспокоилась Бетта, и улыбка сошла с ее широкого лица.

— Ребенок... Девушка... — простонала Вайрани. — Эта девушка — дьявол, приведший всех. Она носит обличье невинности, как маску, но именно она убила моих детей! — У Вайрани началась истерика... — О, верьте мне, верьте!

Бетта распахнула глаза и суеверно приставила ко лбу большой палец, защищаясь от черных сил.

— Да я и верю. И то, что остальные тоже дьяволы, только подтверждает твои слова, — Бетта вскочила на ноги. — Оставайся здесь, я дам знать другим. Мы, конечно, попытаемся выловить дьяволицу в наших полях, но кто знает, каковы ее намерения и что она может придумать? Вдруг она решит освободить своих друзей? Надо приготовиться!

Вайрани протянула к женщине дрожащую руку.

— Нет, надо сразу же отправиться на поиски! Немедленно! Сию же секунду!

Но Бетта покачала головой.

— Нет. Скоро ночь. А ночью искать раненого зверя в густой траве — дело пустое. Уж мы, охотники, это знаем. На рассвете мы отправимся на поиски. Если она еще в наших землях, мы выследим ее... или убьем. Словом, можешь не волноваться.

Вайрани растерялась, не зная, как убедить охотницу в том, что поиски надо начать сейчас же. Она лихорадочно соображала, что предпринять, но в этот момент по животу ее прошел острый спазм. Она громко застонала, и Бетта участливо нагнулась над ней. Но едва кончилась первая схватка, пришла вторая, и Вайрани откинулась на подушки, визжа и кусая губы.

Бетта присела рядом, откинула одеяло и положила тяжелые руки на содрогавшийся живот Вайрани. Пошла третья схватка, тягучая волна боли разорвала промежность, и по ногам роженицы хлынула горячая жидкость. Неожиданно по всему шалашу поплыл чудовищный запах падали.

— Это воды, просто воды, — попыталась успокоить ее Бетта, брезгливо зажимая нос рукавом. — Ребенок идет, но что-то не в порядке... Она вскочила и широко распахнула полог. — Надо позвать бабку да заодно сказать Йозе о дьяволице. — И с этими словами охотница убежала.

Оставшись одна, Вайрани снова натянула одеяло и приподнялась на локтях до очередной схватки. Между ног дымилась зеленовато-черная жидкость, заляпавшая все подушки. Она пахла гниением и падалью. Это были не воды, но разложившаяся плоть мертвого ребенка.

Вайрани опять легла навзничь. Она уже имела один раз подобные роды в подвалах Блекхолла. Ее много пытали тогда, а однажды ночью просто распяли на алтаре, и на нее возлегло крылатое чудовище. Несколько лун спустя в одиночестве на каменном полу донжона, она родила мертвого младенца. Тогда тоже шли черные воды, а из матки пахло смертью. Но в тот раз она все равно взяла трупик на руки, поцеловала и стала укачивать, стеная и плача. Когда-то давно в другой жизни она уже потеряла горячо любимого младенца, но смерти второго перенести была не в силах. Она кричала так громко, что Хозяин сжалился над ней и забрал у нее трупик. Используя черную магию, он превратил малыша в Орду. Вместо одного ребенка их стало много, и Черное Сердце вернуло их обратно в ее лоно, чтобы они никогда не покидали его навсегда. На глазах Вайрани показались слезы счастья при одном воспоминании об этом блаженстве.

Но новая боль, раскалывавшая бедра, оторвала Вайрани от приятных воспоминаний. Теперь она чувствовала, как ребенок рвется из матки, и на лице ее, покрытом потом боли, появилась счастливая улыбка.

О, этот ребенок живой!

В проеме шалаша показалась согбенная старуха. В руках она несла два горшка с горячей водой и гору чистого тряпья под мышкой.

Но запах гнилых околоплодных вод ударил ей в нос, и старуха застыла. Постояв немного, она пробурчала что-то себе под нос, однако все-таки заставила себя подойти к роженице.

— Ну, милая, не бойся, — прошепелявила она. — Я принимаю младенцев вот уже сорок зим, и уж кое-что знаю о том, как мы приходим в этот мир. Все будет хорошо.

Но Вайрани видела нехорошую озабоченность на старом лице и понимала, что старуха почуяла запах смерти.

— Да-да, — послушно закивала головой несчастная.

Бабка поставила горшки с водой около подушек и, достав из кармана порошок сушеной мяты, насыпала в один.

— А зовут меня Гредди, хотя можно кликать и просто тетушка Ди, — бормотала она, размешивая жидкость. — Ты расслабься, милая, а я пока позабочусь о тебе и о младенчике.

Снова страшная боль согнула Вайрани пополам. Она закричала, моля о помощи у тетушки Ди. Но уже едва чувствовала, как старуха положила ей на лоб тряпку, смоченную в воде, а потом встала между ее раскинутых ног. Но боль ушла так же внезапно, как и появилась. Задыхаясь, Вайрани упала в подушки снова.

Бормоча что-то себе под нос, старушка согнула в коленях и развела пошире ноги Вайрани.

— А теперь слушай меня внимательно, милая. Тужься, когда я буду говорить тебе «йа». Поняла? — Старуха внимательно посмотрела меж напрягшихся ног Вайрани. — Но только никак не раньше, слышишь?

— Я постараюсь, — прошептала Вайрани, с трудом убирая мокрые волосы, прилипшие к разгоряченному лицу. — Тетушка Ди нахмурилась.

— Нет. Не постараешься, а будешь делать, как я велю. Поняла? И не пытайся меня обмануть.

— Хорошо, бабушка, — сглотнув слюну, согласилась Вайрани.

— Вот и молодец. — Лицо старухи снова нырнуло вниз, чтобы получше рассмотреть, как идет младенец. — А что это все означает? — недовольно спросила она, засовывая руку все глубже в чрево.

Вайрани поняла, что повитуха спрашивает о тех знаках власти Темного Лорда, которые были выжжены на ее влагалище.

— Я... Я не знаю, — пролепетала она, но тут новая боль набросилась на нее, как зверь, пронзив молнией все тело. Роженица изогнулась на подушках.

— Тихо! — прикрикнула бабка, но голос ее доходил до Вайрани словно издалека. — Тихо! Я уже вижу головку, но потерпи, а не то потеряешь ребенка!

И эти слова Вайрани услышала. Она не может, не должна потерять младенца на этот раз! Прикусив губы, бедняжка стала подчиняться командам тетушки Ди, вся сосредоточившись на том, чтобы произвести на свет живого младенца.

— Почти... Почти... — шептала бабка. — Мне казалось, что ребенок мертв, но... посмотрите-ка, как этот дьяволенок рвется в мир!

Но Вайрани не слышала пришепетываний старухи. В последних муках рождения она схватила руками подушки, разрывая ткань ногтями... Через несколько секунд шалаш огласил пронзительный крик, означавший, что младенец вышел наружу.

Вайрани рухнула на спину, как тряпичная кукла, и какое-то время лежала почти бездыханно, пока мысль о ребенке не заставила ее вновь подняться на локте.

Бабка подозрительно молчала.

Испуганная мыслью, что случилось нечто ужасное, Вайрани приподнялась на подушках, но облегченно вздохнула, увидев бабку с ребенком. Восемь его членистых ножек оплели лицо тетушки Ди, и младенец цепко висел у нее на голове. Через мгновение старуха упала и, несколько раз судорожно дернувшись в мучительной агонии, испустила дух. Младенец взмахнул четырьмя ножками, суша их перед тем, как полететь, потом низко загудел и смачно впился в морщинистую шею, погружаясь все глубже и глубже в старую плоть. По полу струями потекла кровь. Ах, дети всегда едят так неопрятно...

И Вайрани нежно улыбнулась, глядя на сына. Такое счастье видеть, как твой ребенок ест в первый раз!

7

Елена скакала прочь от заходящего солнца. Но тени догоняли и Роршафа, и ее, обеими руками вцепившуюся в его густую гриву. Копыта гулко стучали по влажной земле, то и дело разбрызгивая воду весенних ручьев. Девочка давно отказалась от мысли как-нибудь управлять сталионом; его поводья развевались по ветру, а на все ее окрики конь просто не обращал никакого внимания. Иногда ей хотелось попросту спрыгнуть с седла, но падение на такой скорости с такой высоты грозило неизбежным переломом ног, если не шею. Так она и скакала неизвестно куда, прижимаясь щекой к влажной атласной шее Роршафа, надеясь лишь на то, что сталион знает, куда бежит.

Но по мере того, как рос ее страх перед неизвестным, росла и ее тревога за тех, кто остался на краю леса. Что случилось с ними? Последний раз она видела Крала почти бездыханно лежавшим на траве, с концом стрелы, торчащим из плеча. Кровь уже обагряла зеленый луг. Елена зажмурилась, стараясь прогнать страшное видение. А что с остальными?

Перед глазами, как призрак, всплыло лицо Эррила, ее странника, ее рыцаря, ее ленника и... учителя. Елена знала, что если даже на сей раз она выберется из новой напасти, с потерей Эррила для нее все будет кончено. Как она доберется до побережья в одиночку? Как избегнет слежки миньонов Темного Лорда? Как найдет потерянный город Алоа Глен? Нет, для этого ей нужен не только Эррил, но и все остальные.

Оторвавшись от шеи Роршафа, Елена изо всех дернула за спутанную жесткую гриву.

— Да остановишься ты когда-нибудь или нет, проклятый! ? Стой же! — Но сталион все продолжал нестись вперед, и слезы показались на глазах Елены.

И все же словно муха, борющаяся со слоном, Елена все продолжала свои попытки прервать неустанный бег лошади. Надо остановить Роршафа, пока он не унес ее неизвестно куда. Но что значила ее воля по сравнению с могучим порывом жеребца? Вот уже и закатные тени покрыли холмы, а сталион все продолжал свое упорно стремиться вперед.

— Прошу тебя, прошу, остановись, — умоляла девушка в стремительно тающем свете. — В отчаянии она зарылась лицом в гриву. — Я не хочу остаться одна, понимаешь? — Последние слова были уже стоном.

И тогда вдруг произошло чудо, словно ее горячие слезы растопили железную волю боевого коня. Гром подков вдруг сменился мягким шагом, и, подняв лицо, девушка увидела, что они приблизились к широкому потоку, преграждавшему путь. Тихие воды сверкали, как зеркало, и последний розоватый отблеск дня нежно отражался в них. Множество стрекоз на перламутровых крыльях дрожали над водами.

Роршаф остановился у одинокой ветлы, печально клонившей нежные ветви к воде. Мускулы коня дрожали от усталости и напряжения. Елена соскользнула с широкой спины, сама едва не падая от усталости. Ноги ее болели от долгой езды, но девушка, взяв коня под уздцы, заставила себя пойти вперед. Коня надо было выходить, иначе ему грозила простуда и смерть. Елена повела его прямо по воде, почти уверенная, что упрямое животное упрется, но Роршаф спокойно пошел за ней, словно они просто прогуливались по берегу.

Откуда ни возьмись повыскакивала целая армия лягушек, их разноголосый хор пел что-то о нарушенном покое. В воздухе, напоенном запахом кувшинок, мелькали ласточки, низко скользя над водой и ловя водяных насекомых. Девочка забытым жестом прихлопнула севшего на руку комара. Роршаф зафырчал и начал яростно отмахиваться хвостом от оводов, привлеченных запахом едкого пота.

Елена вела его все дальше, и постепенно вздрагивающие бока коня успокоились. Однако девушка поводила коня еще немного, пока не дошла до маленького омута, чуть замедлившего их путь. Здесь она позволила коню остановиться и попить. Кроме того, надо было вычистить Роршафа прежде, чем падет ночной холод, но на это у нее уже просто не было сил. Девушка присела на торчащий из воды камень.

Глядя в ровную поверхность воды, она с трудом различала свое отражение. Медленно стянув перчатки, Елена поднесла руку к остриженным волосам. Кто эта странная девушка? Глядящее из воды лицо, испачканное пеплом и гарью, казалось чужим и странным. Елена наклонилась, зачерпнула воды и плеснула прохладой на щеки, пытаясь таким образом обнаружить перед собой прежнюю девочку, беспечно бегавшую по родительскому яблоневому саду. Вода замутилась от прикосновения, но быстро успокоилась, и Елена снова вгляделась в чужое лицо. Нет, та веселая девочка из сада ушла безвозвратно.

Но внезапно краем глаза Елена заметила какое-то движение. Что то выпало из куртки и теперь, раскачиваясь, висело, касаясь воды. Она поднесла руку к шее и обнаружила крошечный флакончик на плетеной тесьме из волос ее погибшей тетки. Воспоминания с новой силой нахлынули на девушку: добрые воспоминания детства, пахнувшие корицей и сдобой из времен, счастливо проведенных в пекарне Винтерфелла, и — ужасные, полные крови и страха, когда смерть тетки на улице помогла Елене спастись от страшного скалтума. Слезы подступили к ее глазам. Она крепко зажала флакончик в руке, не замечая, как острый край режет ей изнутри ладонь.

— Ты так нужна мне, тетя Фила! — прошептала она туманному отражению в воде.

Елена не ждала никакого ответа. Уже много раз за время, проведенное в племени Крала, девочка пробовала вызвать дух тетки с помощью старинного амулета. Но ни разу из этой затеи ничего не вышло. Или элементарная магия во флаконе давно исчезла — или тетка теперь была уже слишком далеко. Однако Елене все равно нравилось носить у сердца памятную семейную безделушку. Она стиснула флакон еще сильнее, вспомнив теперь не только тетю, но и дядю Бола, который и дал ей амулет, рассказав, как с ним обращаться. «Ищи сестру в отражениях, — сказал он тогда среди руин старой школы магов. — И если сможет, она придет».

Елена печально раскрыла ладонь, флакон, тихо качаясь, повис над водой, и несколько капель крови из порезанной руки катились по агатовой поверхности ладони, готовые упасть. Через секунду они действительно упали, по воде разошлись маленькие дрожащие круги, а от кругов над водой вдруг пошло мутное молочное сияние.

Раскрыв глаза, Елена видела, что молоко густеет, заворачиваясь в тугие водовороты.

— Тетушка? — прошептала она.

Но водоворот лишь становился все мощнее, захватывая все больше пространства.

— Прошу тебя, тетя Фила, приди! — Елена снова схватилась за флакон, и слезы громко закапали в воду.

И тогда мутный туман, словно сжалившись над ее горем, принял дрожащие, прозрачные и призрачные, очертания ее погибшей тетки. По родному лицу ходили сполохи бледного света.

Горло Елены сдавили рыдания. Слишком многое и многих она уже потеряла в этой борьбе, и вид тетки разбудил в ней всю боль, которую она так долго и мучительно лечила.

Образ прояснился, явственно различимы стали жесткие черты и горящие гневом глаза. И вот от воды поднялись горячие слова:

— Дитя мое, времени мало, а расстояние слишком велико, чтобы мне быть с тобой долго! Ты в великой опасности и должна бежать.

Не таких слов ожидала Елена от тетки.

— Бежать? Но куда? — Слезы градом лились по щекам девушки.

— Тихо, успокойся! Хватит паники. Умойся и не трать соли впустую.

Бездумно подчиняясь словам тетки, Елена умылась. Решительная и деловая тетка Фила никогда не любила возражений. И это свойство не убила в ней даже смерть. — А теперь обернись.

Елена посмотрела через плечо. Далеко впереди на холмах уже лежала ночь, но на горизонте то и дело вспыхивали странные огни.

— Это лагерь твоих врагов, — произнес за ее плечом голос тетки. — В нем пленены твои друзья. Но между ними и тобой стоит создание ада, плод самой черной из всех магий. И чтобы освободить твоих друзей, тебе надо победить его.

Елена обернулась к водному отражению.

— Но как? Моя магия почти исчерпана.

Тетка нахмурилась.

— Я чувствую это. Твоя магия всегда ощущается мной, как горящий маяк, а сейчас она лишь слабо мерцает. Но то, что надвигается на тебя этой ночью, чернее бездны. И ты не в силах победить это. Пока не в силах. Поэтому ты должна бежать.

Елена вытерла кулаком слезы.

— Но что будет с остальными?

— Они пропали.

— Но я не могу их оставить!

— Сейчас главное — это ты. Ты должна выжить, чтобы добраться до Кровавого Дневника. Пророчество должно быть исполнено.

Елена молчала.

Голос тетки смягчился.

— Я знаю, что требование мое трудно. Но перед тем, кому суждено освободить нас от этого ужаса, кому дано встретить рассвет новой жизни, всегда стоит трудный выбор. Помни, что ты — единственная надежда страны.

Елена медленно встала.

— Молодец, — голос стал слабеть, а свечение гаснуть. — Я больше не могу говорить с тобой. Используй ночь, чтобы уйти отсюда. Равнины за этими горами широки и полны сотнями небольших городов и деревень. В них ты найдешь убежище. — Теперь вода лишь слабо мерцала, уже ничего не было видно, только, словно издалека, долетал слабый шепот. — Я люблю тебя, сердце мое!

Затем все исчезло.

— Я тоже, — успела прошептать девушка в прояснившуюся воду.

И тут же настоящая ночь обступила ее. Елена снова посмотрела назад. Огни стали еще ярче в наступившей темноте. Тоска сжала ее сердце и согнула плечи. С камнем в груди отвернулась она от дальних огней, а в голове все громче звучали слова тетки: «Ты — единственная надежда страны».

Елена медленно подошла к Роршафу, вдела ногу в стремя и закинула тело на широкое седло. Твердо взяв в руки поводья, она решила на этот раз сама приказывать сталиону, куда идти. Елена выпрямилась в седле и взяла себя в руки. Она не хочет больше быть игрушкой ни дикого коня, ни диких сил. Отныне она выбирает свой собственный путь.

Девушка развернула коня головой к огням, и, мысленно прося прощения у тетки, вонзила каблуки в бока Роршафа. Сталион всхрапнул, ударил железными подковами по воде и бешеным галопом помчался к огням.

Будь проклято любое пророчество! Других друзей у нее нет!

Эррил ощупал веревки, которыми был привязан к деревянному столбу. Плетеные из кожи ремни оказались прочны, а узлы туги. Он попытался вытянуть ноги, но они только еще больше увязли в жидкой грязи.

— Зря стараешься, все без толку, — пробормотал Крал, привязанный к столбу по соседству. Его правое плечо было перевязано окровавленной тряпкой, а лицо — все в запекшихся подтеках крови.

— Поосторожней, — прошипел Мерик. — Они просто изобьют нас, если заметят, что мы пытаемся освободиться. — Эльф, пойманный еще раньше, стоял за горцем и на лице его, в доказательство справедливости произнесенного, красовалась огромная царапина. Он кивнул в сторону двух стражников, стоявших, опираясь на пики, в нескольких шагах от пленников. Одетые в зеленые охотничьи куртки и шапки, оба мужчины были широкоплечи и сильны, явно закалены охотой и многими зимовками в полях. Но победные песни, раздававшиеся от костров, то и дело отвлекали внимание стражников, давая пленникам возможность иногда обмениваться словами.

Эррил внимательно осмотрелся. Кроме них троих, здесь был еще только Могвид. Оборотень понуро обвис на веревках, голова бессильно лежала на груди. Эррил обеспокоенно обернулся к Кралу.

— Но где Елена и Нилен?

— Нилен они взяли на допрос еще до вашего появления здесь, — потом торжествующая улыбка прорезала черную бороду. — Но Елена спаслась. Я отослал ее на Роршафе. Все в порядке.

Эррил облегченно вздохнул.

— Куда она отправилась?

— Я приказал Роршафу везти ее до воды, а там остановиться. А если и там станет опасно, он знает, что надо увозить ее и оттуда.

— И твой жеребец все это понял? — недоверчиво спросил Эррил.

Улыбка горца стала шире.

— Я вырастил его из крошки-жеребенка. Он понимает все и проследит за девочкой так, как надо.

Эррил заставил себя поверить словам горца, но легче ему от этого не стало. Со сталионом или нет, но Елене нельзя долго оставаться одной.

— А где огр? — вмешался Мерик, и его синие глаза тревожно заметались в поисках Толчука. — И волк?

Эррил кивнул в сторону повозки.

— Они связали Толчука почище поросенка, заковали железными цепями. Я вообще думал, что он мертв, но когда они тащили его сюда тремя лошадьми, то услышал, как он стонет... Огр отравлен паучьим ядом, но, думаю, выживет... Если, конечно, они не прикончат его ножом.

— А Фардайл? — мрачно спросил Крал, и улыбка исчезла с его губ.

На это, не поднимая головы, ответил Могвид.

— Мой брат убежал, еще раз доказав, что он трус.

— У него не было иного выбора, — возразил Эррил. — Охотники не терпят волков, и они немедленно уничтожили бы его, даже ни о чем не подозревая.

— Но он оставил меня! — горько простонал Могвид.

И тут вдруг в ночи раздался пронзительный женский крик. Все четверо застыли от ужаса. Первой мыслью Эррила было, что это охотники пытают Нилен, но не успел он превратить гнев в силу, чтобы снова попытаться порвать веревки, как увидел нюмфаю с двумя рослыми женщинами по бокам. Платье ее было порвано, в фиалковых глазах стояли слезы. Нилен привязали к столбу неподалеку.

Стражи начали о чем-то расспрашивать женщин, но их вопросы уносило ветром.

— Не мужское это дело, — услышал, однако, Эррил ответ одной из женщин, привязывавшей Нилен. — Все, как и положено при родах. Видать, только младенец идет трудно. — С этими словами женщины закончили работу и ушли.

Стражники, ухмыляясь, посмотрели на пятерых пленных и отошли поближе к кострам, напряженно изогнув шеи, чтобы получше видеть и слышать торжество.

Эррил как мог ниже наклонился к Нилен и прошептал:

— Что-нибудь узнала? Кто эти люди и зачем они напали на нас?

Прежде чем ответить, нюмфая несколько раз вздрогнула всем телом.

— Они... Они думают, что мы сообщники дьявола. Кто-то сказал им, что мы убили каких-то детей и сожгли лес.

— Что? Каких детей?

— Не знаю. Но от одной из женщин, которые меня допрашивали — ее зовут Бетта, — я услышала какие-то намеки о девушке, пришедшей из сожженного леса, которая должна вот-вот родить. И она была очень взволнована, похоже, роды идут плохо.

— И ты думаешь, эта девушка и есть одна из наших обвинителей? — Нилен повела плечами.

— Не уверена. Но потом эта Бетта ушла, чтобы узнать о родах. А кричала, наверное, роженица. Может, у нее и действительно что-то не в порядке.

Эррил нахмурился.

— Если все кончится плохо, то уж можно догадаться, кого в этом обвинят, — проворчал он.

— Я видел, как несколько охотников собирают хворост. Много хвороста. Гораздо больше, чем нужно для простого костра, — тихо произнес Крал. — И, если мы не хотим быть заживо сожженными, то надо выбираться отсюда во что бы то ни стало.

— Не буду спорить. Но как?

Все промолчали.

Эррил мучительно перебирал немногочисленные возможности. Но ни одна из них не казалась ему выполнимой. Даже если они умудрятся каким-нибудь способом развязать веревки. А Толчук? Неужели они оставят огра одного на мучительную смерть? А все вещи, снаряжение? Проще всего угнать фургон, но один из охотников при обыске вытащил из внутреннего кармана Эррила маленький железный кулак. Как они отправятся без ключа от магических оград потерянного города? Эррил до хруста сжал зубы.

— Он возвращается! — вдруг пронзительно взвизгнул Могвид, привлекая всеобщее внимание. Даже один из стражников, оскалившись, обернулся через плечо, но новый женский крик, пронесшийся над лагерем, тут же отвлек его.

— Тихо, Могвид, — прошипел Эррил.

Но оборотень так и раскачивался в веревках.

— Вон там, — шептал он. — Вон за теми кустами!

Эррил глянул в сторону, куда указывал Могвид.

— Ничего не вижу. — Должно быть, оборотню просто померещилось что-то со страху. Но, присмотревшись, Эррил увидел пару горящих янтарных глаз, сверкавших в кустах.

— Это Фардайл, Фардайл, — с облегчением твердил Могвид.

В тени кустов и высокой травы могучей черной фигуры волка практически не было видно, но не узнать огонь золотых миндалевидных глаз было невозможно. Отлично. Эррил быстро добавил этот новый фактор в свои планы. С появлением волка шансы на спасение несколько возрастали.

— Ты можешь поговоришь с ним? — осторожно спросил он у Могвида, изо всех сил стараясь душить в себе разгоравшееся чувство надежды.

Но оборотень уже глядел в глаза брата.

— Фардайл говорит, что разведал весь лагерь: всюду отвратительно пахнет падалью, тем же запахом, о котором он говорил и раньше. — В глазах оборотня снова появился страх. — Это запах... пауков. Но только здесь он гораздо сильнее.

Вайрани с гордостью смотрела на свое дитя. Оно уже заметно выросло, добравшись до середины туловища старухи. Теперь младенец сидел на груди тетушки Ди и был размером с небольшого теленка.

Под ним лежала еще нетронутая нижняя половина старухи, тогда, как верхняя валялась уже изрядно обглоданная. Каким-то образом от всех этих действий морщинистая кожа на ее лице натянулась, и старуха выглядела теперь значительно моложе. Какой прекрасный подарок сделал ее ребенок тетушке Ди за тяжкие труды этой ночи!

Но, разумеется, подарок этот был не его...

— Ну, хватит, я знаю, что ты все еще голоден, но если мы хотим поймать сегодня эту сучку, нам предстоит еще много всяких дел, мой милый.

Ребенок повернулся к ней тем, что было его лицом. В воздухе мелькнула пара мощных челюстей, с которых капала кровь. Мембраны крыльев мягко вздрогнули, и шесть глаз в некотором удивлении посмотрели на мать.

Вайрани поднесла руки к лицу. О, как красив ее сын! Но все же не время заниматься нежностями. Это она успеет наверстать потом, а пока надо сделать все возможное, чтобы изловить ведьму.

— Ну, поцелуй старушку за то, что она нам помогла, милый, — ласково сказала Вайрани. Но только быстро, мы спешим.

Сын наклонился и впился зубами как раз между обвисшими грудями старухи, урча и чмокая. Раздался хруст костей, и Вайрани счастливо улыбнулась. Какой послушный малыш!

Вцепившись всеми ногами в тело старухи, ребенок с жадностью добирался до самого ее сердца и, наконец, Вайрани увидела, как огромный красный кадык на его шее несколько раз дернулся, поглощая последний дар тетушки Ди. Покончив с этим, младенец сполз с тела, ноги его затанцевали, а кожистые крылья задрожали от возбуждения.

Но тут же останки вдруг стали извиваться и вздрагивать на сыром полу, рот судорожно открываться и закрываться, как у выброшенной на берег рыбы, а глаза загорелись красным огнем.

Спустя несколько секунд, словно в конвульсии, тело старухи приподнялось и село. Из полураскрытого рта закапала черная тягучая слюна, а руки отчаянно скребли по полу — это яд проникал во все клетки мертвого тела.

Как раз в это время за спиной трупа хлопнул полог, и Вайрани увидела, как ее сын метнулся в сторону. В шалаш зашла, наклонившись у низкого входа, Бетта.

— Ну, как, кончено? — спросила она, не закрывая полога и останавливаясь в дверях. Лицо ее сморщилось от отвращения. — Сладчайшая Матерь, что за вонь!

Вайрани только гордо улыбнулась, а тетушка Ди попыталась что-то сказать, но лишь судорожно дергала перегрызенным горлом.

— Тетушка Ди? — Бетта приблизилась к спине повитухи, сидевшей в подушках.

Привлеченная голосом, старуха медленно обернулась, шея ее заскрипела, но позвоночник вдруг хлопнул и сломался еще до того, как она увидела Бетту.

Глаза охотницы наполнились ужасом. Она застыла неподвижно, сжимая руками горло, потом громко вскрикнула. Это и был тот отчаянный крик, что пронесся по всему лагерю.

В этот момент старуха все же кое-как поднялась, с трудом поставила позвоночник на место и стала ковылять к Бетте на шатающихся ногах. Изо рта ее продолжала течь пена. Величавым жестом старуха указала Бетте на свою грудь, как раз туда, куда ее только что поцеловал ребенок Вайрани. Пальцы схватились за края раны и стали рвать ее шире, а потом решительным движением разорвали и всю грудную клетку.

Бетта вскрикнула еще раз, но на этот раз, к несчастью, не так громко.

А из разорванной груди повитухи уже лезли полчища чернокрылых скорпионов. Всего в палец длиной, высунув жало, они быстро вскарабкались на потерявшую силы и способность двигаться охотницу. Закрываясь руками, Бетта выпала из шалаша спиной назад уже вся покрытая ядовитыми тварями.

Не одеваясь, Вайрани выскочила за ней, по пути оттолкнув тщедушное тело старухи. Та рухнула, превратившись в груду костей и морщинистой кожи. Перешагнув это препятствие, Вайрани вышла наружу, едва не споткнувшись о лежавшую у входа Бетту. Ее кожа уже начала чернеть, а живот разваливался на куски, как плоть слишком долго лежавшей на солнце мертвой коровы.

За ней стоял круг охотников, онемевших и неподвижных от ужаса.

Но Вайрани не обратила на них внимания, обратившись к останкам Бетты:

— Не надо быть такой эгоисткой, дорогая! Поделись поцелуем со всеми.

И при этих словах из разложившегося живота Бетты вырвался клуб черного дыма, который быстро окутал стоявших охотников. Раздались крики ужаса. Какой-то ребенок в отчаянии бросился прямо к Вайрани, слезы ручьем бежали по его круглым щечкам.

Вайрани присела, чтобы взять на руки обезумевшего малыша.

— Тише, милый, тут нечего бояться! — И она прижала ребенка покрепче к своей обнаженной груди. Какая прелестная девочка! Какие нежные кудри! Почти кукла! Она зажала малышке уши рукой, чтобы та не слышала чудовищного воя, несущегося над лагерем. Бедняжка! Дети всегда так боятся громких звуков! Вайрани прижимала к себе плачущего ребенка и спокойно ждала.

Ждать пришлось недолго. Вокруг нее, корчась в агонии, охотники падали наземь на мягкую луговую траву, и скоро их крики замерли навсегда. Вайрани вздохнула и встала, подняв малышку на руки. Все лежали там, где застала их смерть, лишь один бедолага попытался прыгнуть прямо в костер, но и там его настиг яд скорпионов. Теперь от костра поднимался к небу густой маслянистый дым, и ночной ветерок разносил повсюду запах горелого мяса.

Вайрани усмехнулась и, подобрав длинные волосы, отвернулась. Теперь она решительным шагом направилась туда, где на окраине лагеря находились пленники. Скорпионы знали ее волю и пока не трогали пятерых убийц ее детей. Она разберется сама и с каждым по отдельности. Но пока Вайрани пробиралась между шалашей и палаток, девочка у нее на руках снова заплакала.

— Тише, малышка, — шикнула она и опустила ребенка на землю.

Но, слишком напуганная, девочка никуда не пошла, а свернулась калачиком прямо на земле, продолжая рыдать и раскачиваться взад и вперед. Перешагнув через нее, Вайрани упорно пошла дальше. — И чего плакать зря? — бормотала она. — Почему бы тебе теперь не поиграть с моим малышом? Вам обоим будет весело.

Вайрани знала, что ее собственный сын следует за ней в нескольких шагах, она слышала, как слабые пока ноги шуршат по высокой траве. Потом раздался пронзительный крик девочки, за которым наступила полная тишина. Вайрани улыбнулась: всем детям нужен товарищ для игр.

Но она уже подходила к пяти столбам.

Притаившись за углом крайнего шалаша, Вайрани сначала внимательно посмотрела. Итак, четверо мужчин и женщина. И все убийцы! При виде их все ее счастье от рождения живого и прелестного ребенка улетучилось, превратясь в сосущую боль под ложечкой. Она решительно вышла из-за палатки, не стесняясь своей наготы. Да и чего ей стыдиться? Плечи ее вздрагивали от сдерживаемого гнева. Она медленно перешагнула через трупы стражников, оттолкнув ногой ставшие ненужными пики.

Сын, видимо, закончив играть, подбежал к ней. Слабые крылышки махали в воздухе, словно он пытался взлететь, и ребенок упрямо тыкался ей в ноги. Ах, малыш снова голоден, а она еще так ни разу и не покормила его!

Привязанная впереди всех женщина, увидев ее сына, задохнулась от ужаса. Что ж, у этой малышки хороший вкус, раз она смогла понять всю красоту и прелесть ее ребенка! Волна благодарности прошла по сердцу Вайрани. Теперь она даже, может быть, позволит этой женщине перед смертью покормить ее младенца!

Но тут раздался возглас однорукого пленника, единственного, кто осмелился заговорить.

— Сладчайшая Матерь! Этого не может быть!

Вайрани поглядела на него тяжелым взглядом черных глаз.

— Неужели это ты, Вайрани! ? — Взор пленника помутился.

Удивление остановило ее, пригвоздив к месту. И даже голодные крики младенца зазвучали вдруг в ушах далеким, почти неразличимым шумом... Вайрани впилась глазами в пленника, словно видя его впервые. Черные кудри... Гибкая высокая фигура... И эти глаза... эти пронзительные глаза цвета разбушевавшихся небес...

— Эррил! Я знала! Знала! Я знала, что ты не умер!

Оба молча смотрели друг на друга.

Потом огромный чернобородый человек гулко закашлялся.

— Эррил, ты, что, действительно знаешь эту женщину?

Старый воин кивнул. И слова его прошуршали опавшими листьями на осеннем ветру.

— Да. Очень давно. Мы когда-то любили друг друга.

8

Елена слышала, как нечеловеческий вой над лагерем взметнулся в небо и умер. Что произошло? Страх заставил ее руки сильнее натянуть поводья, и жеребец еще быстрее поскакал по лугам, черным в ночи. Был ли это крик ее друзей? Девушка встряхнула головой, чтобы отогнать страшную мысль. Даже издалека было слышно, что кричит много, очень много народа. Но, может быть, среди них звучали и родные голоса? Проверить это было невозможно, поскольку над лугами снова повисла мертвая тишина.

От ужасного крика замерли даже лягушки и кузнечики, словно весь мир затаил дыхание перед чем-то зловещим. И глухая гнетущая тишина была еще хуже, чем крики. Елена почти явственно ощущала в наступившем молчании присутствие смерти.

Дергая поводья, она все сильнее понукала Роршафа, но даже у сил сталиона был свой предел. После целого дня пожара, пауков, бешеной гонки, конь мог идти лишь нескорой рысью. Но гордое животное упрямо пересиливало себя, подчиняясь наезднице. Бока тяжело опадали, а из ноздрей тянулись две струйки белого пара, развевающиеся в воздухе, словно боевые стяги.

Неожиданно конь остановился, как будто натолкнулся на невидимое препятствие. Елена впустую дергала поводья — опытный конь упрямо шел шагом. И только тогда девушка поняла, что сердце ее обезумело от странного крика, и страх замутил сознание. Роршаф оказался мудрей. Теперь надо было быть осторожней и не нестись, сломя голову.

Девушка посмотрела в поля. Лунный свет сиял еще слишком слабо для того, чтобы осветить что-либо, кроме клонящейся под ветром травы да озерец скопившегося в низинах тумана. Скачка по незнакомым местам в темноте явно была чревата падением, сломанными ногами, если не чем-либо похуже. И куда она спешит? К своему концу? В ушах у Елены снова раздался голос Филы: «Между тобой и товарищами стоит существо ада, плод самой черной из всех магий... Ты не можешь одолеть его».

Елена натянула поводья и остановила Роршафа. На горизонте стояло смутное красноватое свечение — то догорали тысячи деревьев сожженного леса. Чуть ближе вспыхивали огни лагеря. Елена долго и молча смотрела на оба зарева.

Что же делать?

Мысль исполнить приказание тетки и вернуться обратно несколько раз приходила ей в голову. Было еще не поздно. На Роршафе, даже измотанном и ослабевшем, она без труда доберется до равнин уже к утру.

Нет! Этот путь неприемлем и отвратителен. Она не оставит друзей. Это не ее выбор.

Но тогда какой же выбор — ее?!

Девушка сняла перчатку с правой руки. «Знак Розы», как любил называть его Эррил, оставался бледным, словно слабый поцелуй солнца. По жилам струились лишь жалкие остатки магии. На мгновение Елене снова пришла идея полностью отдаться магии и тем самым заставить Розу расцвести пышным цветом: ведь, даже несмотря на недавние предупреждения Эррила, возможность остаться лицом к лицу со страшным противником безоружной, пугала Елену.

Левая рука невольно скользнула к рукояти кинжала. Серебряное лезвие сверкнуло в лунном свете и заблестело, как маленький светильник, от которого не оторвать глаз. Ей казалось, что лезвие видно за много лиг вокруг.

И этот свет дал девушке возможность не торопиться и подумать. Ее высвобожденная магия запылает куда ярче, чем сверкает сейчас лезвие. И все увидят этот огонь, включая врагов, притаившихся в ночи. Елена спрятала кинжал в ножны. Нельзя выдавать себя раньше времени, кто бы ни таился среди мерцающих огней далекого лагеря.

И постепенно в ее голове стал рождаться план. Пусть магии пока мало, зато на ее стороне темнота и внезапность. Под прикрытием ночи и при толике удачи есть реальный шанс освободить друзей и без помощи силы Розы. И кто сказал, что ей надо вступать в открытую схватку с врагом?

С этими мыслями Елена спрыгнула с Роршафа. Сталион слишком огромен и слишком шумит, чтобы подползти к лагерю невидимым. Поэтому придется добираться туда одной. Она стянула с коня седло и вьюки и позволила немного охладиться покрывшейся хлопьями пены коже его спины. К счастью, конь успокоился, дал себя быстро вычистить и даже привязать к молодому дубку.

— Жди здесь, — прошептала Елена в горячее ухо.

Роршаф тихонько всхрапнул и выкатил на нее огромный лиловый глаз. Было ясно, что ситуация ему явно не нравится, но он вынужден подчиниться.

Елена разобрала вьюки, сложив в один мешок все, что могло понадобиться. Потом взгляд ее остановился на привязанном к седлу топоре Крала. Лезвие тускло сверкало, но никакой чисткой и полировкой было не убрать с него черного пятна — крови скалтума, однажды попавшей на железо.

Не задумываясь, девушка отвязала топор и попыталась взвесить его в своих маленьких руках. Разумеется, она не смогла даже поднять его на нужную высоту, но оружие в руках придало ей смелости и мужества. Положив топор на плечо, она еще раз посмотрела на лагерные огни. Что ж, сегодня ей придется быть несгибаемой и твердой, словно железо.

И, сжимая в руках отполированную рукоятку, Елена медленно побрела к огням. До них оставалось, судя по всему, чуть больше лиги, и девушка рассчитывала добраться туда еще до рассвета. Мысли ее витали вокруг друзей. Живы ли они? Стоит ли ей предпринимать это, возможно, последнее путешествие, которое, может быть, уже ничего не исправит, но только подвергнет смертельному риску ее собственную жизнь? Но она упорно шла вперед. Сердцем девушка чувствовала, что все живы, хотя каким образом возникла эта уверенность, ответить себе она не могла. Как бы то ни было — она должна быть с живыми.

Ночь становилась все холоднее, изо рта вырывался белый пар, но движение по вязким болотистым лугам не давало девушке замерзнуть окончательно. Скоро лагерь приблизился уже только на полет стрелы. Елена завернула немного вправо, чтобы подобраться к лагерю из-за высокого холма. Ее появление должно быть как можно более неожиданным.

Но уже отсюда, даже еще не видя, что происходит в лагере, Елена чувствовала, что творится там нечто нехорошее. Не было слышно ни голосов, ни стука крышек котлов, в которых варят пищу. И, что гораздо хуже, из лагеря доносился знакомый запах падали, смешивавшийся с запахом сгоревшей человеческой плоти. Елена слишком хорошо знала этот запах. Перед глазами снова возникли измученные тела родителей в языках беспощадного пламени. Девушка с трудом заставила себя отбросить это видение — сейчас такие воспоминания могли только помешать.

Наконец, Елена подобралась к одинокому кургану, возвышавшемуся прямо над лагерем. Здесь явно должна была стоять стража, но ее или не поставили, или слишком хорошо спрятали. Елена, согнувшись, осторожно кралась по густой траве вниз. Теперь надо собрать все силы.

Вокруг стояла какая-то неестественная тишина; из-под ног не взлетело даже птицы, не стрекотали в траве кузнечики. И в призрачном безмолвии шаги ее казались особенно громкими. Елена понимала, что это говорит в ней страх, но все же с каждым шагом сгибалась все ниже и двигалась все бесшумней.

И вот обостренным чувством опасности слухом девушка расслышала какой-то глухой щелчок слева. Она развернулась, с трудом занося топор, но в тот же момент перед ней из травы появилась огромная черная фигура, словно сами тени сгустились и породили мощную спину, сверкающие в лунном свете клыки и миндалевидные желтые глаза, суженные в злобном предупреждении.

В голове у нее возникла картина.

Два одиноких волка встречаются в лесу. Они идут на охотников спина к спине.

Елена уронила топор и радостно бросилась к оборотню. Фардайл! Она обняла мощную шею и зарыла лицо в густой мех. Можно было хотя бы несколько секунд насладиться покоем и уверенностью. Если жив волк... Она потянула к себе брошенный топор.

— А остальные? — прошептала девушка. — Ты знаешь, где остальные?

Фардайл подался назад и обернулся к ней через плечо.

Волк ведет мимо тайных ловушек охотников.

Елена кивнула, понимая язык сайлура, даже не будучи оборотнем. За долгую зиму в горах она много общалась с волком и научилась понимать его язык, используя не кровь, но магию. И теперь, узнав, что волк ведет ее в лагерь, махнула рукой, посылая его вперед, но прежде, чем повиноваться, волк передал последнее послание. Елена распахнула глаза, и сердце ее тоскливо сжалось. Но она не успела ответить, как волк скользнул в траву и растворился в темноте. Елена пошла за ним на нетвердых ногах, а из головы у нее так и не выходила картина, только что созданная Фардайлом:

Голая женщина поразительной красоты стоит перед стаей пойманных волков. Из ее рта ползут к пойманным ядовитые змеи.

Эррил почувствовал, как язык, распухая, заполняет собой все горло. Как это могло случиться? Он глядел на обнаженную женину перед собой, на ее красивые бедра, запятнанные черной кровью. Прекрасное до боли лицо было каменно-холодным, а в черных, как эбонит, волосах, в этом прибежище стольких его ночей, теперь сверкала густая белая прядь. И самое ужасное — в глазах у женщины горело безумие. Эррил стоял, привязанный к столбу, а разум его мучительно пытался связать воспоминания о юной девушке, любимой им десять зим назад, с той женщиной, что стояла перед ними сейчас. Он вспомнил их первую встречу на дальнем пустынном морском берегу, в городе, постоянно окутанном сырыми морскими туманами, где воздух всегда имеет привкус соли и льда. Вспомнил юную девушку, дочь рыбака, застенчиво смотревшую на фокусника, жонглирующего факелами в прибрежной таверне.

Неожиданно перед его глазами встала и компания, окружавшая ее тогда. Нежное лицо под шелковыми кудрями одиноко бледнело среди красных физиономий закаленных в ветрах и бурях рыбаков, словно робкая роза, неожиданно выросшая средь скал. Эррил кидал факелы и не мог оторвать взгляда от зовущих губ.

Закончив тогда выступать на эстраде из гладких кедровых досок, он собрал вещички и с трудом проложил себе дорогу через толпу бородатых мужчин и грубых женщин, чтобы у самого выхода из таверны снова увидеть поразившую его девушку.

Она не подняла синих глаз ни тогда, когда он остановился возле ее столика, и даже, когда он назвал себя, едва ли услышала его. Зато, когда она сама впервые заговорила, голос ее оказался таким же нежным и горячим, как и благоухающая цветами кожа.

— Меня зовут Вайрани, — сказала она, и крупные кольца черных волос дрогнули по обеим сторонам смуглого лица, и в синих влажных глазах Эррил вдруг увидел печаль, сходную с той тоской, что жила в его собственном сердце.

И он вдруг понял — они нужны друг другу, нужны, как никто на этом свете. Понял, что ему надо свернуть со своего пути хоть ненадолго, а ей необходимо сердце, которое отзовется на ее печаль. И они проговорили тогда всю ночь и все утро.

Потом она познакомила его с родителями, которые приняли незванного гостя, как долгожданного, вернувшегося из долгой отлучки сына. Он хотел провести там лишь несколько дней, но неожиданно обнаружил всю прелесть жизни на морском побережье. Эррил помогал чинить старые лодки, и дни незаметно сливались в луны. Отец Вайрани научил его плести и закидывать сети, брат открыл многие тайны и чудеса моря, равно как и густых лесов вокруг. Все были счастливы выбором дочери.

— С одной рукой или с двумя — какая разница, если у человека сильное тело и ловкие пальцы, — как-то сказал ему старик, когда они вечером курили трубки перед камином. — Я буду только горд назвать тебя своим сыном.

Это было сладкое время ловли рыбы и крабов, которое открыло Эррилу то, чего ему так не хватало в его одиноких странствиях — ему открылись тепло и уют семейного очага.

Но внезапно он услышал слова, которые мгновенно вернули его с морского побережья на ночной луг, и он обнаружил, что все еще неотрывно продолжает смотреть в синие и бездонные глаза Вайрани.

— Зачем ты оставил меня? — в глубине синих глаз, когда-то светившихся любовью, таились теперь чернота и безумие. Голос Вайрани дрожал на грани истерики, и тонкая рука тянулась к белой пряди надо лбом.

— Ты же знаешь, что у меня был ребенок! Твой ребенок!

Эррил отвернулся.

— Я не причинил тебе зла, — прошептал Эррил. Он и не хотел этого. Просто время и семейное тепло постепенно заполнили пустотой его сердце, а властный голос дорог продолжал звать все дальше и дальше. В какой-то момент старый воин пришел в себя, очнулся и понял, что должен покинуть этот берег и эту девушку. Он обрел в ее семье мир и покой — но какой ценой? Беременность Вайрани окончательно вынудила Эррила осознать весь эгоизм своих действий. Он не постареет никогда, а Вайрани и дитя... Его путь не есть путь детей и дома — эта дорога для тех мужчин, которые имеют возраст, которые мужают и стареют вместе с женами. Человек же, который живет сотни зим и будет жить еще неизвестно сколько, не должен жениться. Его единственный дом — пустая одинокая дорога.

И, зная, что, чем дольше он будет медлить, тем будет хуже, Эррил разыграл собственную смерть. Однажды в сильный шторм он выехал в открытое море на утлой лодчонке и просто не вернулся назад, списав свою гибель на совесть капризной любовницы — северного моря.

— Я не понимаю, — начал он, пытаясь объясниться. — Я думал...