— Добрейший вечерок, приятель! — Злобный, леденящий душу хохот By Квока докатился до них откуда-то из глубины ночи, и Струан вскочил на ноги.
Ему показалось, что хохот раздался со стороны сампанов.
— Что тебе нужно, исчадие ада? — крикнул в темноту Струан.
Гортанный голос быстро протараторил что-то по-китайски, и Фонг побледнел. Потом сдавленно крикнул что-то в ответ.
— Что он сказал?
— Он… By Квок говорит, я должен ходить… туда.
— Стой где стоишь, — приказал Струан. — Что тебе нужно, Квок? — прокричал он, вглядываясь в сампаны.
— Тебя живым! За Кимой, клянусь Богом! Будь ты проклят. Ты и твои проклятые фрегаты!
Темные фигуры отделились от сампанов и бросились вверх по холму, вооруженные копьями и абордажными саблями. Струан подождал, пока первый из пиратов будет хорошо виден, потом уложил его выстрелом из пистолета. Немедленно затрещали мушкеты притаившейся в засаде команды Струана. Раздались дикие вопли, и первая волна из двадцати-тридцати пиратов была уничтожена.
По тропинке наверх с криком устремилась новая толпа головорезов. Следующий мушкетный залп разнес их в клочья, но четыре пирата добрались до колодца. Струан зарубил одного, Фонг — другого, мушкетные пули прикончили остальных.
Вновь настала тишина.
— Чума на тебя, приятель!
— И на тебя, By Квок! — проревел в ответ Струан.
— Мой флот выходит против «Льва и Дракона»!
— Выбирайся из своей крысиной норы, становись со мной лицом к лицу, и я прикончу тебя сейчас. Мразь!
— Когда я тебя поймаю, ты умрешь точно так же, приятель. По конечности в неделю. Этот ублюдок прожил пять, шесть недель, но ты будешь умирать целый год, готов поклясться. Встретимся один на один через год, если не раньше! — Снова злобный смех, потом — молчание. Струан почувствовал искушение поджечь все сампаны, но он знал, что там сейчас сотни рыбаков, женщин и детей.
Он опустил глаза на вспоротый мешок.
— Ты понесешь его, Фонг. Возвращайтесь к лорке, ребята! — крикнул он своим людям в окружавшую его темноту.
Он прикрывал Фонга всю дорогу назад. Когда лорка достаточно отдалилась от берега. Струан обвязал мешок цепью, прочел над ним молитву и опустил в черную бездну. Он видел, как мешок исчез под водой, оставив после себя маленький кружок морской пены.
Струану очень хотелось рассказать Скраггеру о своем прощании с его сыновьями.
На Вампоа он передал их на руки капитану с письмами к агентам «Благородного Дома» в Лондоне, которых он сделал ответственными за мальчиков и их обучение.
— Ну что ж, удачи вам, ребятки. Когда приеду домой, я зайду навестить вас.
— Можно мне поговорить с вами, ваша милость, наедине? — спросил маленький Фред, стараясь не расплакаться.
— Конечно, дружок. Пойдем со мной. — Струан отвел его в каюту. Берт, евразиец, забеспокоился, оставшись один, a By Пак изо всех сил вцепился в руку Берта.
— Я слушаю, Фред, — сказал Струан, когда они с мальчиком остались одни.
— Мой папа сказал, чтобы нам непременно дали правильное имя, раньше чем мы поплывем домой, ваша милость.
— Да, парень. Оно значится в ваших бумагах. Я говорил тебе об этом вчера вечером. Разве ты не помнишь?
— Прошу прощения, нет, ваша милость. Я забыл. Можно нам его снова узнать, пожалуйста?
— Ты Фредерик МакСтруан, — ответил он, потому что мальчишка ему понравился, а клановое имя было хорошим именем. — А Берт, он Берт Чен.
— О, — сказал малыш. — Да, теперь я вспомнил. Только почему мы разные? Я и мой братец?
— Ну, — ответил Струан, взъерошив ему волосы и вспомнив вдруг с пронзительной болью своих собственных сыновей, которых он потерял. — У вас ведь разные мамы, верно? Вот поэтому и имена разные.
— Да. Но мы же братцы, ваша милость, — сказал Фред, и глаза его наполнились слезами. — Прошу прощения, можно нам так, чтобы имя было одинаковое? Чен — очень хорошее, красивое имя. Фредерик Чен хорошо звучит, Тай-Пэн.
Поэтому Струан переписал документы, и капитан заверил его подпись.
— Вот, ребятки, теперь вы оба МакСтруаны. Альберт и Фредерик МакСтруаны.
И они заплакали от радости и прижались к нему, обняв своими ручонками.
Струан спустился вниз и постарался уснуть. Но сон бежал от него. Смерть Скраггера не шла у него из головы. Он знал, что это была излюбленная пытка By Фан Чоя, отца By Квока и деда By Пака. Жертве, назначенной к расчленению, давали три дня на то, чтобы выбрать, какая из конечностей будет отрублена первой. И на третью ночь к нему подсылали его друга, который тайно извещал его, что помощь близка и спасение рядом. Поэтому несчастный выбирал ту из рук или ног, без которой, как ему казалось, он смог бы обойтись лучше всего, пока не подоспеет помощь. Когда смола заживляла культю, беднягу заставляли выбирать еще одну конечность, снова обещая ему быструю помощь, которая так никогда и не приходила. Только очень сильные люди могли выжить, потеряв две конечности.
Струан встал с койки и поднялся на палубу. Ветер чуть-чуть посвежел, и пелена облаков стала толще: луна скрылась полностью. Волнение на море усилилось, но не настолько, чтобы представлять опасность для корабля.
— Завтра дождь, мистер Струан, — сказал Кьюдахи.
— Да, — ответил он. Струан устремил взгляд на восток, подставив лицо ветру. Он чувствовал, что море неотрывно следит за ним.
— Верховная госпожа, — сказала А Сам, будя Мэй-мэй легким прикосновением. — Катер Отца приближается.
— Лим Дин приготовил ему ванну?
— Да, Мать. Он поднялся наверх, чтобы приветствовать Отца.
— Ты можешь вернуться в постель, А Сам.
— Мне разбудить Вторую Мать? — Йин-си, свернувшись калачиком, спала в кровати у стены.
— Нет. Иди спать. Но сначала подай мне щетку и гребень и проследи, чтобы Лим Дин приготовил завтрак на случай, если Отец голоден.
Мэй-мэй на минуту опустилась назад на подушки, вспоминая то, что рассказал ей Гордон Чен. Этот грязный убийца, черепашье дерьмо! Подумать только! Он обвинил моего сына в связи с тайным обществом! Ему заплатили больше чем достаточно, чтобы он держал язык за зубами и умер тихо. Какой болван!
Она осторожно встала с постели. Первые несколько секунд ее ноги дрожали и подгибались. Потом она перестала качаться и встала прямо.
— О, — сказала она, — так гораздо лучше. — Она подошла к зеркалу и придирчиво себя рассмотрела: — Ты выглядишь как старуха, — упрекнула она свое отражение.
— Вовсе нет. И вы не должны вставать с постели, — проговорила Йин-си, садясь на своей кровати. — Позвольте мне расчесать ваши волосы. Отец вернулся? Я так рада, что вам лучше. Вы действительно выглядите очень хорошо.
— Спасибо, Сестра. Его катер как раз приближается — Мэй-мэй дала Йин-си расчесать ей волосы и заплести их в косу. — Спасибо, дорогая.
Она надушилась и вернулась в постель, чувствуя себя посвежевшей.
Дверь открылась, и в каюту на цыпочках вошел Струан.
— Что ты делаешь так поздно? Почему не спишь? — спросил он.
— Я хотела убедиться, что с тобой все хорошо. Твоя ванна готова. И завтрак тоже. Я очень рада, что ты вернулся целый и невредимый!
— Я, пожалуй, посплю несколько часов. Ты тоже ложись, девочка, и мы вместе позавтракаем, когда я проснусь. Я предупредил Лим Дина, чтобы он будил меня, только если возникнет что-то срочное.
Он коснулся ее губ легким поцелуем, немного смущаясь присутствием Йин-си, Мэй-мэй заметила это и улыбнулась про себя. Какие все-таки непостижимые люди эти варвары!
Струан чуть заметно кивнул Йин-си и вышел из каюты.
— Послушай, дорогая Сестра, — сказала Мэй-мэй, когда уверилась, что Струан не может ее слышать. — Вымойся в душистой воде и, когда Отец будет глубоко спать, заберись к нему в постель и будь с ним.
— Но, Верховная госпожа, я уверена, что Отец никак не показал своего желания взять меня к себе. Я наблюдала за ним очень внимательно. Если я приду незваной, я… он может очень рассердиться и прогнать меня, и тогда я сильно потеряю лицо перед вами и перед ним.
— Ты просто должна понять, что варвары очень отличаются от нас, Йин-си. У них нет понятия о «лице», как у нас, — совсем никакого. А теперь сделай так, как я скажу. Сейчас он примет ванну и пойдет спать. Подожди один час. Потом иди к нему. Если он проснется и прикажет тебе уйти, просто будь терпелива и скажи, — она перешла на английский, — «Верховная госпожа послала меня».
Йин-си повторила несколько раз незнакомые слова и запомнила их.
— Если это не поможет, возвращайся сюда, — продолжала Мэй-мэй. — Ты ни чуточки не потеряешь лица, я обещаю тебе. Не бойся. Я много знаю об Отце и о том, как он понимает «лицо». Мы ни в коем случае не можем допустить, чтобы он ходил в эти грязные бордели. Безобразник, вчера вечером он отправился прямиком в один из них.
— О, нет! — воскликнула Йин-си. — Мы ужасно потеряли лицо. О боги. Я, должно быть, внушаю Отцу отвращение. Наверное, вам лучше продать меня могильщику.
— Ха! — фыркнула Мэй-мэй. — Уж я бы показала ему, если бы была здорова. Не волнуйся, Йин-си. Он ведь даже еще не видел тебя. Говорю же тебе, он варвар. Это отвратительная манера ходить по притонам, когда здесь есть ты или даже А Сам.
— Я совершенно согласна. О, дурной человек!
— Они все дурные люди, дорогая, — сказала Мэй-мэй. — Я надеюсь, он так устал, что не прогонит тебя, как я ожидаю. Просто усни в его постели. С Отцом нам приходится все делать очень постепенно. Даже в его годы он еще очень стеснителен во всем, что касается любви.
— Он знает, что я не девственница? — Йин-си гладила голову Мэй-мэй.
— Он пока слишком молод, чтобы ему требовались девственницы для возбуждения желания, дорогая Сестра. И слишком стар, чтобы у него еще оставалось терпение заново обучать девственницу искусству любви. Просто скажи ему: «Верховная госпожа послала меня».
Йин-си еще раз повторила английские слова.
— Ты очень красива, Сестра. Ну, беги теперь. Подожди один час, потом иди к нему. — Мэй-мэй закрыла глаза и, довольная, блаженно расслабилась на постели.
Стоя рядом с кроватью, Йин-си широко открытыми глазами смотрела на Струана. Он глубоко спал; одна рука небрежно вытянулась поперек подушки. Окна были плотно занавешены, и свет раннего утра не проникал в каюту.
Йин-си сняла пижаму и осторожно скользнула под покрывало рядом со Струаном.
Теплота постели взволновала ее.
Она ждала, затаив дыхание, но он не проснулся. Она пододвинулась ближе, мягко положила ладонь на его вытянутую руку и опять замерла. Он по-прежнему не просыпался. Она придвинулась еще ближе, положила руку ему на грудь и оставила ее лежать там. И стала ждать.
Сквозь туманящий сон Струан чувствовал, что Мэй-мэй рядом с ним. Он вдыхал запах ее духов, ощущал теплоту ее тела, и душу его обнимал покой, потому что лихорадка осталась далеко в прошлом и она опять была здорова. Они лежали вместе, согретые солнцем, и он физически ощущал исходящую от нее силу и радость жизни. Он спросил, что подарить ей на день рождения, но она просто рассмеялась и тесно прижалась к нему под солнцем, которое было темным, необычным и нереальным, но все же прекрасным. Потом они изо всех сил приникли друг к другу, и он слушал ее счастливое щебетание, а в следующий миг они уже вместе плавали в море, и это показалось ему странным, потому что он знал, что она не умеет плавать, и он изумленно спрашивал себя, когда она успела научиться. Затем они нагие лежали рядом на пляже, соприкасаясь друг с другом всей длиной тела. Потом она начала дрожать, и его охватила паника, что у нее снова лихорадка, но тут появился монах в заскорузлой от крови рясе и с чашкой в руке, и лекарство прогнало лихорадку Мэй-мэй, а затем наступила тьма. Тучи сомкнулись над ними, и настала ночь среди дня, и Фонг кричал им из глубины волн: «Тайфун!» А потом они побежали прочь от этих туч и вместе оказались в постели, далеко от опасности.
Он шевельнулся во сне. Наполовину проснувшись, он ощутил прикосновение нежного тела; его ладонь заскользила по нему, накрыла ее грудь, и он почувствовал, как дрожь пробежала по ним обоим.
Он лежал в полутемной комнате на пороге пробуждения. Грудь под его рукой была мягкой, и он чувствовал ладонью набухший сосок Он открыл глаза.
Йин-си томно улыбнулась.
Струан рывком приподнялся на локте:
— Кровь господня, какого дьявола ты здесь делаешь? Йин-си непонимающе заморгала глазами:
— Верховная гаспажа пастлала миня.
— А? — Струан попытался обрести ясность мысли.
— Верховная гаспажа пастлала миня, Тай-Пэн.
— Что? Мэй-мэй? Мэй-мэй? Она что, с ума сошла? — Он показал рукой на дверь. — Ну-ка, давай. Йин-си покачала головой:
— Верховная гаспажа пастлала миня.
— Мне наплевать, даже если тебя послала королева Английская! Убирайся! Йин-си надула губы.
— Верховная гаспажа пастлала миня! — упрямо повторила она, потом решительно уткнулась головой в подушку и яростно посмотрела на него снизу вверх.
Струан расхохотался.
Йин-си ничего не понимала О боги, Верховная госпожа была права. Варвары — поразительный народ Но я с этой кровати не уйду! Как он смеет ходить в бордель и заставлять меня терять лицо перед Тай-тай? Что я, в конце концов, старая ведьма, до которой противно дотронуться? О нет, Тай-Пэн! Я никуда не уйду! Я очень красивая, и я Вторая Сестра и вторая госпожа в вашем доме, вот так-то!
— Клянусь всеми богами, — сказал Тай-Пэн, приходя в себя. — Я женюсь на Мэй-мэй, даже если это будет последнее, что я сделаю в своей жизни. И чума на них всех!
Он откинулся на спину и начал размышлять о том, что он и Мэй-мэй будут делать дома в Англии. Она станет кумиром Лондона… если только не будет надевать европейских нарядов. Вместе мы устроим английскому обществу хорошую встряску. Теперь я должен торопиться домой. Возможно, мне удастся самому сокрушить министра иностранных дел! Или блокировать Уэйлена. Да. Теперь ключ к Гонконгу находится в Лондоне. Итак — домой, и чем скорее, тем лучше.
Он повернул голову на подушке и посмотрел на Йин-си. Только сейчас он по-настояшему увидел ее. Она была очень желанна. Аромат ее духов был столь же изысканным и нежным, как и ее кожа.
— Ах, девочка, нельзя так искушать человека, — проговорил он.
Она придвинулась ближе к нему.
Глава 4
«Белая Ведьма» дотащилась в гавань перед самым полуднем. Клипер потерял фок-мачту, главную палубу покрывали обломки рей вперемешку со спутавшимся такелажем.
Корабль медленно двигался к своей стоянке, когда к его борту подошел катер Брока.
— Клянусь Господом, кто-то заплатит мне за это, — прорычал он, поднявшись на палубу. Глядя на порванную незарифленную парусину, запутавшуюся в фалах, он инстинктивно понял, что корабль нес слишком много парусов. — Что случилось?
— Добрый день, сэр, — сказал Майклмас, рослый и крепкий первый помощник со следами оспы на лице. — Я заменил мистера Горта. До тех пор, пока вы не решите насчет капитана. — В огромном кулаке он сжимал плеть. — В двух часах плавания от Макао мы угодили в шквал. Этот чертов шквал едва не перевернул нас кверху килем. Унес мачту и стащил с курса на пятьдесят лиг.
Брок сжал кулак и потряс им перед самым носом первого помощника.
— Ты что, не знаешь, как заранее разглядеть шквал в открытом мере? Не знаешь, что в это время года надо брать рифы на парусах?
— Знаю, мистер Брок, — без страха ответил Майклмас. — Но шквал-то налетел с подветренной стороны. Не ругайте меня за шквал, клянусь Богом!
Кулак Брока отбросил его к фальшборту, и Майклмас без сознания сполз на палубу.
— Пенниуорт! — проревел Брок второму помощнику, приземистому молодому силачу. — Ты назначаешься капитаном до дальнейших распоряжений. Выводи штормовые якоря. Погода портится к чертям. — Он увидел на юте Кулума. Моряки спешили убраться с его дороги, пока он пробирался через груды порванных снастей и поднимался по короткому трапу. Наконец его гигантская фигура выросла перед молодым Струаном.
— Доброе утро, мистер Брок. Я хотел бы…
— Где миссис Брок?
— Внизу, сэр. Мистер Майклмас был не виноват. И я хотел…
— Заткнись! — прорычал Брок и пренебрежительно повернулся к — нему спиной. Кулум вскипел при таком оскорблении: Брок никогда бы не повернулся спиной к Тай-Пэну.
— Корабль покидать запрещаю! — прокричал Брок. — Немедленно наведи здесь порядок, Пенниуорт, или отправишься на берег следом за этим содомитом Майклмасом. Уберите его к чертям с моего клипера! — Он круто повернулся назад к Кулуму: — Скоро я с тобой поговорю!
— Я бы хотел поговорить прямо сейчас.
— Еще одно слово, прежде чем я буду готов, и я сотру тебя в порошок.
Кулум последовал за Броком вниз и пожалел, что рядом нет Тай-Пэна. О Боже, как я смогу справиться с этим человеком? И почему нам обязательно нужно было попасть в этот проклятый шквал?
Тесс стояла у двери своей каюты. Она робко улыбнулась и сделала книксен, но Брок прошел мимо, открыл дверь главной каюты и с треском захлопнул ее за собой.
— О, дорогой, да поможет нам Господь, — сквозь слезы сказала Тесс Кулуму.
— Не волнуйся. С нами все будет в порядке. — Кулум старался, чтобы голос его звучал ровно; ему отчаянно хотелось иметь под рукой пистолет. Он подошел к кофель-план-ке, выдернул из нее кофель-нагель и жестом показал Тесс, чтобы она вернулась в каюту. — Не тревожься. Он дал священную клятву. Он обещал.
— Давай убежим, пока еще есть возможность, — взмолилась она.
— Теперь бежать нельзя, дорогая. Не тревожься. Лучше все решить сейчас. Мы должны поговорить с ним.
— Стало быть, ты проворонила Тесс и позволила этому щенку одурачить тебя, а? — говорил Брок.
— Да. — Лиза пыталась сдержать охватившую ее панику. — Я приглядывала за ней, как положено, и я никогда не думала, что… но они сбежали, и это моя вина. Только они женаты, дружок, и мы ничего не…
— Это уж мне решать, клянусь Богом! Что произошло с Гортом?
Она рассказала ему все, что знала.
— Горт сам вызвал Дирка Струана, — повторила она. Ее сердце сжималось от страха. Не только за себя, но еще больше за Тесс и Кулума. И за мужа. Если Тайлер вот так выйдет против этого дьявола, он не жилец на этом свете. — Это все Горт, Тайлер. Он называл Тай-Пэна ужасными именами. И ударил его плетью. Прямо на глазах у всех ударил. Я говорила Горту подождать — приехать сюда и послушать, что ты скажешь, — но он ударил меня и ушел.
— Что?!
Она убрала волосы, открыв правое ухо. Оно раздулось и почернело, внутри запеклась кровь. — До сих пор болит так, что просто ужас — Она расстегнула блузку. На груди темнели огромные кровоподтеки. — Он сделал это. Твой сын. Он сущий дьявол, и ты сам это знаешь.
— Господи, Лиза. Если он… если бы я знал… тогда оно и к лучшему, что он умер. Но не от руки наемного бандита и не без почетного поединка, клянусь Богом.
С искаженным от гнева и боли лицом, он подставил кружку под бочонок с элем, и Лиза возблагодарила Бога за то, что у нее хватило предвидения сменить старый бочонок на свежий.
— Доктор уверен насчет женской болезни? У этого юного мерзавца?
— Болезни у него нет, и он не мерзавец. Он твой зять.
— Знаю. Будь он проклят!
— Тайлер, прости их. Я умоляю тебя. Он славный юноша и ужасно любит Тесс, и она так счастлива, и…
— Придержи язык! — Брок залпом проглотил пиво и со стуком поставил кружку на стол. — Это все дело рук Дирка. Я знаю Мне назло! Сначала он задумал убить моего старшего сына, а потом отнял у меня радость выдать мою дочку замуж честь по чести. Будь он проклят! Даже это Струан отнял у меня! — Он запустил кружкой в перегородку. — Мы похороним Горта в море сегодня.
— Тайлер. милый, — начала Лиза. Она коснулась его руки. — Тайлер. милый, это еще не все. Я должна сказать тебе что-то. Ты должен простить их… тебе есть что прощать. Нагрек…
— А?
— Горт рассказал мне, что ты и он сделали с Нагреком. Это ужасно, но он… он заслужил такой конец. Потому что он спал с Тесс. По-настоящему. Но Кулум не знает, кажется. И твоя дочь спасена от ужасной участи.
Мышцы вокруг пустой глазницы Брока начали бешено подергиваться:
— Что ты сказала?
— Это правда, Тайлер, — ответила Лиза, и ее боль прорвалась наружу. — По крайней мере, дай им шанс. Ты же поклялся перед Богом. И Бог помог нам с Тесс, дружок. Прости их. — Она обхватила голову руками и разрыдалась.
Губы Брока шевелились, но из них не вылетало ни звука. Он грузно поднялся на ноги, пересек коридор и в следующую секунду уже стоял перед Кулумом и Тесс.
Он увидел ужас в глазах Тесс. Это причинило ему боль и ожесточило его.
— Ты решила пойти против моего желания. Три месяца, я сказал. Но ты…
— О, Па… о, Па…
— Мистер Брок. Позвольте, я…
— Закрой рот. Скоро ты получишь слово! Но ты, Тесс, предпочла сбежать, как дешевая красотка. Очень хорошо. Попрощайся со своей матерью. Ты навсегда уйдешь из нашей жизни и отправишься на берег с мужем.
— О, Па, пожалуйста, выслушай.
— Отправляйся! Я хочу поговорить с ним.
— Я не уйду! — закричала Тесс в истерике. Она схватила кофель-нагель. — Ты не тронешь его. Я убью тебя!
Он выхватил кофель-нагель у нее из рук прежде, чем она даже успела сообразить, что он сделал какое-то движение.
— Вон, и на берег. — Брок видел себя словно в кошмарном сне. Он всем сердцем хотел простить, хотел, чтобы она обняла его, но какая-то черная, порочная тень его самого гнала его вперед, не давая остановиться, и он не мог ей противиться. — Вон, клянусь Богом!
— Все хорошо, дорогая, — сказал Кулум. — Иди и собирай вещи.
Двигаясь спиной вперед, она вышла из каюты и заторопилась прочь.
Брок пинком закрыл за ней дверь.
— Я поклялся дать тебе довольно места и спокойную гавань. Но это было, когда ты собирался жениться как положено.
— Выслушайте, мистер Брок…
— Нет, это ты послушай, клянусь Богом, а не то я раздавлю тебя, как клопа. — Из угла его рта спустилась ниточка слюны. — Я спросил тебя честно, как мужчина мужчину, устраивают ли тебя три месяца. Ты сказал, да. Но ты нарушил свое слово. Я же сказал: «Будь откровенен, парень».
Кулум промолчал. Он молился, чтобы у него достало сил, и понимал, что проиграл свой поединок с Броком. Но он еще попробует, клянусь Богом, он еще попробует…
— Нарушил или нет?
— Да.
— Тогда, думается мне, я свободен от своей клятвы.
— Могу я говорить теперь?
— Я не закончил. Но, даже хотя ты пошел обманным путем, вы женаты. Ты ответишь мне на один вопрос? Как перед Богом? Тогда мы будем квиты.
— Конечно. — Кулум хотел рассказать Броку о болезни, о публичном доме, о главной причине всего случившегося.
— Как перед Богом?
— Да. Мне нечего скрывать, и…
Брок оборвал его:
— Это твой отец подстроил все это? Подбросил тебе мысль о побеге? Зная, что этим взбесит Горта? Зная, чго это выведет Горта из себя настолько, что он публично вызовет его на дуэль, и твой отец сможет драться с ним по всем правилам? Ты ходил пьяным в бордель, не зная, где ты и с кем ты? Тебе не нужно отвечать. Это написано у тебя на лице.
— Да… но вы должны выслушать меня. Есть много…
— Ты получишь от меня свою безопасную гавань. Но я говорю тебе прямо: я объявляю войну твоему отцу. Я объявляю войну «Благородному Дому». Я не успокоюсь, пока не разорю его. Отныне твоя единственная гавань будет с «Броком и Сыновьями». Только там, Кулум трижды проклятый Струан! А до того дня ты для меня не существуешь. Ни ты, ни Тесс.
Он распахнул дверь.
— Вы не выслушали мою сторону! — крикнул Кулум. — Это нечестно!
— Не говори мне о честности, — ответил Брок. — Я спросил тебя прямо в глаза. Три месяца! Я сказал: «Будь откровенен, парень». Но ты все же нарушил свое слово. Для меня ты человек без чести, клянусь Богом!
Он ушел, а Кулум стоял и смотрел ему вслед, раздираемый болью и облегчением, стыдом и ненавистью.
— Вы несправедливы, — произнес он, и звук собственного голоса был ему мучителен.
Брок вышел на палубу; команда благоразумно держалась от него подальше.
— Пенниуорт!
Второй помощник отвернулся от матросов, разбиравших под его присмотром реи, порванные паруса и снасти, и, тяжело переставляя ноги, подошел к Броку.
— Разыщи Струана, — сказал Брок — Скажи ему, что я буду ждать его в Счастливой Долине На полпути между его причалом и моим. — Он вдруг замолчал, и его лицо искривила холодная усмешка. — Нет. На круглом холме в Счастливой Долине. Да. Его который был холм. Скажи ему, я буду ждать его на круглом холме в Счастливой Долине… как он хотел выйти против Горта. Понятно?
— Да, сэр. — Пенниуорт закусил губу. — Слушаюсь, сэр.
— И если ты шепнешь об этом кому-нибудь, кроме него, клянусь Господом Богом, я отрежу тебе все, что делает тебя мужчиной. — Брок начал спускаться по трапу.
— Кто будет заниматься наведением порядка на корабле, сэр?
— Ты. Ты — капитан «Белой Ведьмы». После того, как передашь мое послание.
Струан разглядывал Йин-си. Она лежала рядом и все еще спала. Он сравнил ее с Мэй-мэй. А Мэй-мэй — с другой китайской любовницей, которая была у него много лет назад. А потом всех их трех — с Рональдой, своей единственной женой. Такие разные. И вместе с тем во многом такие похожие. И он задумался, почему каждая из трех восточных женщин возбуждала его больше, чем Рональда, которая была его любовью — до тех пор, пока он не узнал Мэй-мэй. И он спросил себя, что такое любовь.
Он знал, что все китаянки имеют между собой много общего: невероятную шелковистость кожи, веселый нрав, преданность и такое неукротимое стремление наслаждаться всеми радостями земной жизни, какого он никогда и нигде до них не встречал. Но Мэй-мэй значительно превосходила остальных двух. Она была совершенна.
Он ласково коснулся Йин-си. Девушка пошевелилась, но не проснулась. Струан осторожно выскользнул из кровати и подошел к окнам, чтобы взглянуть на небо. Тучи сгустились. Он оделся и спустился вниз.
— Итак, — сказала Мэй-мэй. Она сидела на постели — воплощенная изысканность во всем.
— Итак, — сказал он.
— Где моя Сестра?
— «Верховная гаспажа пастлала миня».
— Ха! — воскликнула Мэй-мэй, тряхнув головой. — Ты просто сладострастная ипокритность и ты больше не обожаешь свою старую Мать.
— Это правда, — поддразнил ее Струан. Она казалась ему прекрасней, чем когда-либо, и осунувшееся после болезни лицо нисколько ее не портило. — Думаю, я теперь соберу твои вещи и выгоню тебя из дома!
— Ай-й-йа! Попробуй, увидишь, как мне все равно! Он рассмеялся и поднял ее на руки.
— Осторожнее, Тай-Пэн. Тебе понравилась Йин-си? Я так рада, что понравилась. Я сама вижу.
— Как бы тебе понравилось быть Тай-тай?
— Что?
— Ну, если это тебя не интересует, мы не будем больше об этом говорить.
— О, нет, Тай-Пэн! Ты хочешь сказать, Тай-тай? Настоящей Тай-тай, согласно обычаю? О, ты не дразнишь меня? Пожалуйста, не дразни меня такой важной вещью.
— Я не дразню тебя, Мэй-мэй. — Он сел на стул с нею на руках. — Мы едем в Англию. Вместе. Мы отправимся с первым же свободным клипером и поженимся по пути домой. Через несколько месяцев.
— О, чудесно. — Она обняла его. — Отпусти меня на минутку.
Он разжал руки, и она, слегка пошатываясь, подошла к кровати.
— Вот Видишь, я почти снова здорова.
— Давай-ка ложись в постель, — сказал он.
— Ты правду говоришь о женитьбе? По твоим обычаям? И по моим?
— Да. И по тем, и по другим, если хочешь Она грациозно опустилась перед ним на колени и коснулась лбом ковра.
— Клянусь, я буду достойна того, чтобы стать твоей Тай-тай.
Он быстро поднял ее с ковра и уложил на кровать.
— Не надо этого, девочка.
— Я низко кланяюсь тебе, потому что ты дал мне самое огромное фантастически великое лицо на земле. — Она снова обняла его, затем отстранила немного и рассмеялась. Как тебе понравился подарок ко дню рождения, хейа? Ты поэтому женишься на своей бедной старой Матери?
— Нет и да. Просто у меня вдруг возникла такая мысль.
— Она красивая. Она мне очень благословенно нравится. Я рада, что и тебе она понравилась.
— Где ты нашла ее?
— Она была наложницей в доме мандарина, который умер шесть лет назад. Я говорила тебе, что ей восемнадцать? Для — его дома настали трудные времена, поэтому Тай-тай обратилась к брачному посреднику, чтобы он подыскал ей хорошего мужа. Я услышала о ней и побеседовала с ней.
— Когда? В Макао?
— Нет, что ты. Два, три месяца назад. — Мэй-мэй теснее прильнула к нему. — Я говорила с ней в Кантоне. Тай-тай Дзин-куа рассказала мне о ней. Когда я стала с ребенком, я подумала: «Ага, очень хорошо» и послала за ней. Потому что мой мужчина очень сластолюбец и вместо оставаться дома пойдет, может, в бордель. Ты обещаешь не ходить, но вчера ночью ты ходить в бордель Грязные черепашьи лепешки!
— Я ходил туда не к девушкам. Просто повидал Аристотеля.
— Ха! — Мэй-мэй погрозила ему пальцем. — Это ты так говоришь. Я против шлюх ничего не имею, но только не таких О, ладно, хорошо, на этот раз я тебе верю.
— Благодарю покорно.
— Йин-си особенно красивая, поэтому и борделей не надо. О, я так счастлива. Она прекрасно поет, и играет на многих инструментах, и хорошо шьет, и очень быстро учится. Я буду учить ее по-английски Она поедет с нами в Англию. И А Сам, и Лим Дин. — Мэй-мэй слегка нахмурилась: — Но мы будем приезжать домой в Китай? Очень часто?
— Да. Может быть.
— Хорошо. Конечно, мы будем приезжать. — Снова безмятежная улыбка. — Йин-си очень хорошо воспитана. С ней хорошо в постели?
Глаза Струана весело прищурились:
— Я не занимался с ней любовью, если ты спрашиваешь об этом.
— Что?
— Я люблю сам выбирать, кого мне брать в постель и когда.
— Она в твоей постели, а ты не делаешь любовь?
— Да.
— Клянусь Богом, Тай-Пэн. Я тебя никогда не понимаю. Ты не желаешь ее? Нет?
— Конечно, да. Но я решил, что сегодня для этого не время. Вечером, может быть. Или завтра. Когда я решу. Не раньше. Но я ценю твою заботливость.