Глава 8

Струан сидел в своем рабочем кабинете на первом этаже и писал письмо Роббу. Было почти два часа пополудни. Снаружи торговцы вместе со своими клерками, носильщиками и слугами перетаскивали вещи из факторий на свои лорки. Хоппо отменил приказ, отзывавший из поселения всех слуг. Слугам и носильщикам было разрешено исполнять свои обязанности до Часа Обезьяны — трех часов дня — к каковому времени все европейцы должны были покинуть Кантон. «Знаменосцы» по-прежнему оставались на площади, отрезая англичан от американской фактории.

Струан закончил писать, поставил на листе под посланием свою личную печать, которой пользовался лишь в исключительных случаях, и капнул на письмо воском, прижав к нему перстень с печаткой. В письме он сообщал Роббу, что беспокоиться не о чем и что он привезет в Гонконг добрые вести, добавив, что если сам он опоздает, Робб должен вместо него пойти на распродажу и приобрести все участки, которые они заранее подобрали для компании. И купить круглый холм, чего бы это ни стоило. Сколько бы Брок ни давал, Робб должен предложить на доллар больше.

Струан откинулся на спинку кресла, потер глаза, прогоняя усталость, и начал заново, шаг за шагом, перепроверять свой план, пытаясь отыскать в нем слабые звенья. Как и в любом плане, успех которого во многом зависит от реакции других людей, Струан, готовясь осуществить свой замысел, тоже в какой-то степени полагался на удачу — предусмотреть все было невозможно. Но он чувствовал, что флюгер его йосса опять показывает в ту сторону, где судьба неизменно хранила его и все получалось именно так, как ему хотелось.

Высокие напольные часы пробили дважды. Струан встал из-за резного тикового стола и подошел к слугам, которые непрерывно сновали взад-вперед между факторией и причалом под надзором португальских клерков.

— Мы почти закончили, мисгер Струан, — сказал Мануэль де Варгаш, престарелый седовласый португалец, державшийся всегда с большим достоинством. Он служил «Благородному Дому» уже одиннадцать лет и являлся старшим клерком. До этого он владел собственной компанией с главной конторой в Макао, но не выдержал конкуренции с британскими и американскими коммерсантами. Он не держал на них зла. То была воля Господа, сказал он тогда безо всякой ненависти, взял с собой жену, собрал детей и отправился слушать мессу, после чего возблагодарил мадонну за все, чем она благословила его. Он был таким же, как и огромное большинство других португальцев — верным, спокойным, всегда довольным своей судьбой, неспешным в мыслях и поступках. — Можем отправляться, как только прикажете, — устало произнес он.

— Вы хорошо себя чувствуете, Варгаш?

— Небольшая лихорадка, сеньор. Но как только мы обоснуемся на новом месте, со мной опять все будет в порядке. — Варгаш покачал головой. — Скверно это — бесконечно переезжать с места на место. — Он что-то резко выговорил на кантонском наречии носильщику, сгибавшемуся под тяжестью гроссбухов, и показал рукой на лорку.

— Это последние из книг, мистер Струан.

— Хорошо.

— Печальный сегодня день, печальный. Ходит много плохих слухов. Некоторые совсем глупые.

— Что за слухи?

— Говорят, что нас всех перехватят по дороге и убьют. Что Макао пора уничтожить, а нас изгнать с Востока раз и навсегда. Ну и обычные разговоры о том, что мы вернемся через месяц, и торговля пойдет лучше, чем когда-либо. Некоторые даже утверждают, что где-то в Кантоне спрятаны сорок лаков серебра.

Улыбка Струана осталась все такой же снисходительной и безмятежной.

— Да столько лаков не наберется во всем Квантуне!

— Разумеется. Глупость, конечно, но пересказывать ее занятно. Считают, что это серебро собрали купцы Ко-хонга в подарок императору, чтобы умилостивить его.

— Чушь.

— Конечно, чушь. Нет в Кантоне такого человека, который осмелился бы держать столько серебра в одном месте. Все бандиты Китая слетелись бы сюда, как мухи на мед.

— Возьмите вот это письмо и передайте его мистеру Роббу, из рук в руки. Сразу, как только увидитесь с ним. Затем немедленно отправляйтесь в Макао. Я хочу, чтобы вы набрали группы строительных рабочих. Они понадобятся мне на Гонконге через две недели, считая от сегодняшнего дня. Пятьсот человек.

— Да, сеньор. — Варгаш вздохнул и подумал, сколько еще ему придется притворяться. Все мы знаем, что «Благородному Дому» пришел конец. Пятьсот человек? Зачем нам люди, когда нет денег, чтобы купить землю? — Это будет трудно, сеньор.

— Через две недели, — повторил Струан.

— Найти хороших работников будет нелегко, — вежливо настаивал Варгаш. — Торговцев много, строители пойдут нарасхват. К тому же императорский указ отменил мирный договор. Может быть, они вообще откажутся работать на Гонконге.

— Хорошая плата заставит их передумать. Мне нужны пятьсот человек. Лучшие из лучших. Платите вдвое, если понадобится.

— Да, сеньор.

— Если у нас не окажется денег, чтобы заплатить им, — добавил Струан с мягкой усмешкой, — вам хорошо заплатит Брок. Для беспокойства нет причин.

— Я пекусь не о плате за свой труд, — ответил Варгаш с большим достоинством. — Я тревожусь за благополучие компании. Я бы не хотел, чтобы «Благородный Дом» прекратил свое существование.

— Да, я знаю. Вы хорошо служили мне, Варгаш, и я ценю это. А теперь забирайте с собой всех клерков. Я поплыву с Мауссом и моими людьми.

— Мне запереть факторию, или это сделаете вы?

— Заприте сами, когда все клерки будут на борту.

— Очень хорошо. Господь да хранит вас, сеньор.

— И вас также, Варгаш.

Струан прошел через площадь. Вокруг него сновали люди, перенося последние кипы, ящики, узлы на тяжело груженные лорки, расположившиеся одна позади другой вдоль всего причала. Впереди на причале он заметил Брока и Горта, которые безжалостно погоняли своих надрывающихся матросов и клерков. Кое-кто из торговцев уже отчалил, и Струан приветственно махнул рукой какой-то лорке, уходящей вниз по течению. У другого берега за их от правлением наблюдали танка, речные люди, громко предлагая торговцам свои сампаны, чтобы вывести лорки на стремнину: направление ветра затрудняло маневрирование и отходить от причала было неудобно.

Лорка Струана имела две мачты и вместительный корпус длиной сорок футов. Маусс уже стоял на полуюте.

— Все как будто утихло, Тай-Пэн. Ходят слухи, что Хоппо захватил дом Ти-сена. В нем оказалось пятьдесят лаков серебряных слитков.

— Ну и что?

— Ничего, Тай-Пэн. Слухи, hein? — Маусс выглядел усталым. — Вся моя паства разбежалась.

— Они вернутся, не переживай. И тебе еще многих предстоит обратить на Гонконге, — сказал Струан, испытывая к нему сострадание.

— Гонконг теперь наша единственная надежда, не так ли?

— Да. — Струан двинулся вдоль причала. Он заметил, как из американской фактории выскользнул высокий носильщик, тут же растворившийся в людском муравейнике на площади. Струан повернул в ту же сторону.

— Хейа, сто твоя янки делать мозна? — крикнул он этому кули, отыскав его в толпе глазами.

— Черт вас возьми, Тай-Пэн. — ответил из-под соломенной шляпы носильщика голос Купера — Неужели мой наряд так плох?

— Вас выдал ваш рост, дружище.

— Просто хотел пожелать вам попутного ветра. Бог знает, когда мы с вами снова свидимся. Конечно, у вас еще есть ваши тридцать дней.

— Но вы не думаете, что от них будет какая-то польза?

— Это я узнаю через месяц с небольшим, не так ли?

— А тем временем купите для нас восемь миллионов фунтов чая.

— А чем платить, Тай-Пэн?

— Чем вы обычно платите за чай?

— Разумеется, мы ваши агенты. В течение следующих тридцати дней. Но я не могу что-то покупать для вас, не имея серебра.

— Вы продали весь свой хлопок?

— Нет еще.

— Тогда поторопитесь с продажей.

— Почему?

— Возможно, у рынка окажется выбитым дно.

— Если это так, то прощай наша «Независимость».

— Было бы жаль распрощаться с нею, не правда ли?

— Надеюсь, вы как-нибудь договоритесь с Броком. И построите свое «Независимое Облако». Я хочу испытать удовлетворение, побив вас лично.

— Становись в очередь, парень, — добродушно усмехнулся Струан. — Будьте готовы покупать для нас много и быстро. Я дам вам знать, когда.

— Без вас Восток будет уже не тем, Тай-Пэн. Если вы уйдете, мы все немножко потеряем.

— Может быть, в конце концов я все-таки и не уйду.

— Одна моя половина жаждет в дальнейшем обходиться без вас. Вы, первый среди всех нас, владели чрезмерно большим куском того сладкого пирога, который представляет собой здешний рынок. Владели слишком долго. Пришло время открывать моря.

— Открывать для американских кораблей?

— И для других тоже. Но не на британских условиях.

— Морями мы будем править всегда, дружище. Это наш долг. Вы — сельскохозяйственная страна. Мы — промышленники. Эти моря нужны нам.

— Когда-нибудь они станут нашими.

— Возможно, к тому времени они уже перестанут быть нам нужны. Потому что мы будем править небесами. Купер усмехнулся.

— Не забывайте о нашем споре.

— Кстати, вы мне напомнили. Несколько дней назад я получил письмо от Аристотеля. Он попросил у меня взаймы, чтобы пересидеть вынужденное бездействие, поскольку «тот упоительный заказ приходится отложить до лета, на холоде у нее появляется гусиная кожа». Так что времени у нас достаточно, чтобы загнать эту лисичку в нору — или, может быть, в постель?

— Это кто угодно, но не Шевон. У нее в жилах ледяная вода, а не кровь.

— Она что, опять отказала вам?

— Да. Может быть, вы замолвите за меня словечко?

— Нет уж, в таких переговорах я не посредник! Через плечо Струана Купер увидел, что к ним приближаются Брок и Горт.

— Если бы оба Брока сейчас не добрались до Гонконга, вы бы получили как раз то время, которое вам нужно. Не правда ли?

— Вы предлагаете мне слегка подзаняться убийствами?

— Это было бы не слегка. Это было бы очень и очень серьезно, Тай-Пэн. Доброе утро, мистер Брок.

— Я так и подумал, что это вы, мистер Купер, — с веселым видом заметил Брок. — Очень любезно с вашей стороны прийти проводить нас. — Он повернулся к Струану: — Ты отплываешь сейчас?

— Да. Я хочу предоставить Горту возможность любоваться кормой моего корабля до самого Вампоа. А потом, на «Китайском Облаке», — до самого Гонконга. Как обычно.

— Единственной кормой, которую вы мне покажете, будет ваша собственная через шесть дней, когда вас швырнут в долговую яму, где вам и место, — набычившись проговорил Горт.

— До самого Гонконга, Горт. Правда, нет никакой радости соревноваться с вами. Как мореход вы не годитесь даже грести на лодке.

— Клянусь Богом, я лучше вас.

— Полно, если бы не ваш отец, вы были бы посмешищем всей Азии…

— Клянусь Богом, ты, су…

— Придержи язык! — рявкнул Брок. Он знал, что Струан будет в восторге, если его публично назовут «сукиным сыном», потому что тогда у него будет полное право вызвать Горта на дуэль. — Зачем задирать парня, а?

— Я не задираю его, Тайлер. Просто говорю все, как есть. А тебе не мешало бы научить его кое-каким манерам, а заодно и мореходству.

Брок сдержал свой гнев. Горту пока еще не справиться со Струаном. Пока. Через год-другой, когда парень станет хитрее и опытнее — другое дело. Но не сейчас, клянусь Господом. Да и не достойно это англичанина — топтать противника, беспомощно лежащего на спине. Как проклятый Струан сейчас. — Дружеское пари. Ставлю сто гиней, что мой мальчик обойдет вас. Первым коснется флагштока на Гонконге.

— Двадцать тысяч гиней. И его деньги, не твои, — предложил Струан, насмешливо глядя на Горта.

— Откуда у вас взяться таким деньгам, Тай-Пэн? — презрительно бросил Горт, и у Брока все вскипело внутри: Боже, какой глупец.

— Это всего лишь шутка, Дирк, ничего больше, — быстро сказал он. — Пусть будет двадцать тысяч, как ты говоришь.

— Что ж, шутка так шутка. Если ты за это ручаешься, Тайлер. — Внешне Струан оставался холоден, но душу его переполняло ликование. Они клюнули на его наживку! Теперь Брок и Горт понесутся на Гонконг, забыв обо всем на свете: двадцать тысяч гиней — нешуточное состояние, но это ничто по сравнению с сорока лаками серебра на борту «Китайского Облака». Итак, Брока он благополучно убрал с дороги. Однако игра получилась довольно опасной. Горт едва не зашел слишком далеко, и тогда пришлось бы пролить кровь Убить Горта — пара пустяков.

Он протянул руку Куперу.

— Помните, у меня еще тридцать дней. — Они пожали друг другу руки. Струан посмотрел на Горта. — Флагшток на Гонконге! Приятного путешествия, Тайлер! — Он бросился к своей лорке, которая уже отошла от причала, сампаны тащили ее за нос, выводя на середину реки.

Струан вспрыгнул на планширь, повернулся и насмешливо помахал им рукой, потом исчез внизу.

— Надеюсь, вы извините нас, мисгер Купер, — торопливо сказал Брок, беря Горта за руку. — Мы вас разыщем!

Он подтолкнул Горта к их лорке. На полуюте он яростно швырнул его к фальшборту и, подступив вплотную, разразился:

— Ах ты, чертов полудурок, безмозглая корабельная крыса! Ты что, хочешь, чтобы твое дурацкое горло располосовали от уха до уха? В этих водах закон один: если ты называешь человека сукиным сыном, ты должен драться. Попробуй назвать его так, и он будет вправе убить тебя! — Тыльной стороной ладони наотмашь он ударил Горта по лицу, так что у того изо рта побежала струйка крови. — Я пятьдесят раз предупреждал тебя, чтобы ты остерегался этого дьявола. Уж если я его остерегаюсь, клянусь Господом, тебе и подавно пристало!

— Я могу убить его, Па, я знаю, что могу!

— А я тебе пятьдесят раз говорил, будь с ним вежлив. Он только и ждет, как бы тебя подрезать, дурень ты несчастный. И будь спокоен, это у него получится. С этим дьяволом ты будешь драться только один-единственный раз! Понятно?

— Да. — Горт почувствовал во рту вкус крови, и это сделало его еще злее.

— В другой раз я не стану вмешиваться, помирай, если охота, недоумок. И запомни еще одно: никогда не задирай человека, который проиграл тебе деньги и вроде как бы твой должник. И не пинай его в пах, когда он лежит у твоих ног избитый и беспомощный. Это не по правилам!

— К чертям правила! Брок ударил его еще раз.

— Броки чтят кодекс чести. Все в открытую. Один на один. Пойдешь против этого, и твоему партнерству в компании «Брок и сыновья» конец.

Горт вытер кровь с подбородка.

— Не бей меня больше, Па!

Брок почувствовал ярость, звеневшую в голосе сына, и его лицо потемнело и стало жестоким.

— Не надо, Па Клянусь господом нашим Иисусом Христом, в следующий раз я отвечу. — Горт стоял, широко расставив ноги, сжав гранитные кулаки. — Сегодня ты ударил меня в последний раз. Ударишь меня снова, и я не остановлюсь ни перед чем. Господом Иисусом клянусь, ты ударил меня в последний раз!

Вены на шее Брока вздулись и почернели, когда его огромная фигура грозно надвинулась на сына — уже не сына, а врага. Нет, не врага. Все-таки сына, который просто перестал быть юнцом. Сына, который бросил вызов отцу, как все сыновья рано или поздно бросают вызов отцам.