Глава 7

— Отец предупреждал вас всех, черт бы побрал вашу слепоту! — выругался Горт, отвернувшись от окна и проталкиваясь через торговцев.

— Толпу мы видели и раньше, — резко возразил Струан — И ты знаешь, что толпа никогда не собирается сама по себе, это делается исключительно по приказу мандаринов.

— Да, но только не такая, — буркнул Брок.

— Всему этому отыщется какое-нибудь самое простое объяснение. Пока нам не о чем беспокоиться.

Площадь внизу напоминала потревоженный муравейник. Некоторые из китайцев держали в руках фонари, другие — факелы. Несколько человек пришли с оружием. И все они в один голос что-то кричали.

— Этих пакостников там, должно быть, две или три тысячи, — проворчал Брок, потом крикнул: — Эй, Вольфганг! Что орут эти дьяволы-язычники?

— Смерть дьяволам-варварам.

— Подумать только, какая наглость! — воскликнул Роуч, маленький, похожий на нахохлившегося воробья человечек, сжимавший мушкет, который был выше его самого.

Маусс повернул голову и снова посмотрел на толпу. Сердце его тревожно стучало, рубашка взмокла от пота. Это ли время Твое, о Господи? Время Твоего беспримерного мученичества?

— Я пойду и поговорю с ними, обращусь к ним с проповедью, — хрипло произнес он, всей душой желая покоя, который сулила ему эта жертва и одновременно ужасаясь ей.

— Достойнейшая мысль, мистер Маусс, — часто кивая, сказал Румаджи, его черные глаза беспокойно косили то на Маусса, то на толпу. — Они не могут прислушаться к словам человека, наделенного таким даром убеждения, сэр.

Струан заметил капли пота на лице Маусса, его смертельную бледность и перехватил его у двери.

— Никуда вы не пойдете.

— Время пришло, Тай-Пэн.

— Вам не купить спасения такой дешевой ценой.

— Кто вы такой, чтобы судить об этом? — Маусс попытался протиснуться в дверь, но Струан не дал ему пройти.

— Я хотел сказать, что путь к спасению долог и исполнен страданий, — мягко проговорил он. Дважды раньше замечал он у Маусса эту странность. Оба раза это было перед схваткой с пиратами и потом, во время схватки. Маусс бросал оружие и шел навстречу противнику, охваченный религиозным экстазом, открыто ища смерти. — Это очень долгий путь.

— Мир… мир Господа Бога нашего… тяжко обрести, — пробормотал Маусс. Слова застревали у него в горле. Он радовался, что его остановили, и ненавидел себя за эту радость. — Я просто хотел…

— Совершенно верно. Я и сам все знаю про спасение, — вмешался в разговор Мастерсон. Он сложил ладони перед грудью и умильно смотрел на них. — Господи, защити нас от этих чертовых язычников! Я целиком с вами согласен, Тай-Пэн. Черт бы побрал весь этот шум, ну?

Маусс усилием воли взял себя в руки, ему казалось, что он голым стоит перед Струаном, который опять смог заглянуть в самую глубину его души.

— Вы… вы правы… Да. Правы.

— В конце концов, если мы вас лишимся, кто останется проповедовать Слово Божие? — добавил Струан, решив про себя не спускать с Маусса глаз, если дело дойдет до стычки.

— Абссолютно правильно, — согласился Мастерсон, сморкаясь в горсть — Какой смысл бросать ценного христианина на растерзание волкам? Эта чертова шайка разбойников довела себя до бешенства и не в настроении сейчас выслушивать проповеди. Господи, защити нас! Дьявольщина, Тай-Пэн, ведь я же говорил вам, что будет нападение.

— Как бы не так. Ни черта ты не говорил! — отозвался Роуч с другого конца комнаты.

— А кто, дьявол тебя растряси, спрашивал твоего мнения, клянусь Господом? Когда мы тут спокойно беседуем с Тай-Пэном и преподобным Мауссом? — крикнул в ответ Мастерсон. Он повернулся к Мауссу: — Почему бы вам не прочесть молитву за всех нас, а? Мы ведь в конце концов христиане, клянусь Богом! — Он ринулся к окну, расталкивая торговцев. — Что, уже нельзя человеку и посмотреть, что тут происходит?

Маусс вытер пот со лба. О Господь вседержитель и благословенный Иисус, единственный Сын Твой, коею ты зачал в благости Своей, ниспошли мне мир Твой. Ниспошли мне учеников и миссионеров, чтобы мог я сложить с себя ношу свою. И пребуди благословен за то, что послал мне Тай-Пэна, который — совесть моя и видит меня таким, каков я есть. — Спасибо, Тай-Пэн.

Дверь распахнулась, и в комнату ввалились еще торговцы. Все они были вооружены.

— Какого дьявола? Что туг творится? Что случилось?

— Никто не знает, — ответил Роуч. — В один момент все было тихо, потом, ни с того ни с сего, они вдруг стали прибывать.

— Бьюсь об заклад, нам никогда больше не увидеть несчастного старину Эликсена. Бедный чертяка. Наверное, уже лежит где-нибудь с перерезанным горлом, — произнес Мастерсон, со зловещим видом ковыряясь в запале своего мушкета. — Сегодня ночью мы все умрем в своих постелях.

— О, ради всего святого, заткнешься ли ты наконец? — взмолился Роуч.

— Ты сегодня прямо ни дать ни взять провозвестник благости и утешения. — Вивиен, быкообразный торговец, сердито посмотрел на Мастерсона. — Почему бы тебе не помочиться в шляпу?

Раздался взрыв хохота. Когда он утих, Горт стал плечом прокладывать себе дорогу к двери.

— Я возьму своих ребят, и мы разнесем их всех к чертовой матери!

— Нет! — Возглас Струана щелкнул, как удар бича. В комнате воцарилась тишина. — Они пока что не причинили нам никакого вреда. В чем дело, Горт? Ты испугался кучки людей, кричащих проклятия в твой адрес?

Горт покраснел и двинулся к Струану, но Брок встал у него на дороге.

— Ступай вниз, — приказал он. — Будешь охранять парк, снесешь башку первому же китайцу, который вздумает туда сунуться!

Горт с видимым усилием обуздал свой гнев и вышел. Все опять разом заговорили.

— Нехорошо это — так цепляться к парню, Дирк. — Брок налил себе кружку пива и выпил ее большими глотками. — Он мог запросто подарить тебе твою же голову.

— Может быть. А может быть, получил бы урок хороших манер.

— Извините, мистер Струан, — прервал его Румаджи, взвинченные нервы заставили его забыть о вежливости. — А у задней двери есть охрана?

— Да. Три моих человека. Они сумеют справиться с целой армией этого отребья.

Среди торговцев вспыхнул горячий спор, и затем Роуч сказал:

— Я согласен с Гортом. По-моему, нам нужно немедленно пробиваться отсюда.

— Мы так и сделаем. Если возникнет надобность, — спокойно ответил Струан.

— Согласен, — поддержал его Брок. — Делать это сейчас значило бы напрашиваться на неприятности. Будем ждать и нести охрану, пока не рассветет. Может, к этому времени их уже и след простынет.

— А если нет? А? Что тогда, хотел бы я знать!

— Тогда мы сделаем им большое кровопускание Я тайком переправил трех ребят на нашу лорку, и они вывели ее на середину реки. С десятифунтовкой на борту.

Струан рассмеялся.

— Я думаю, мистер Брок заслуживает вотума доверия за свою предусмотрительность.

— Клянусь Богом, мистер Брок, это вы здорово придумали, — воскликнул Мастерсон. — Ура в честь мистера Брока!

Грохнуло троекратное «гип гип ура», и Брок довольно ухмыльнулся.

— Благодарствуйте, ребятки. Ну, а теперь лучше всего немного поспать. Тут нам, как будто, ничего не грозит.

— Gott im Himmel! Смотрите! — Маусс, вытаращив глаза, показывал рукой в окно.

Под звуки гонгов и барабанов с Хог Стрит на площадь вливалась процессия с фонарями. Перед ней шли «знаменосцы» и цепами прокладывали дорогу в густой толпе. Во главе процессии шествовал неимоверно толстый человек в богатых одеждах, но босой и с непокрытой головой. Он едва переставлял ноги под весом опутывавших его цепей.

— Смерть господня! — вырвалось у Струана. — Это же Ти-сен!

Процессия приблизилась к центру площади и здесь остановилась. В ней шли все купцы Ко-хонга, за исключением Дзин-куа. У всех с шапочек были спороты церемониальные пуговицы, свидетельствовавшие об их ранге, и все они дрожали и пошатывались. В толпе раздались издевательские выкрики и свист. Тогда начальник «знаменосцев», высокий чернобородый воин, ударил в огромный гонг, и толпа опять утихла.

На площадь внесли открытый паланкин, впереди и, позади него ехали конные «знаменосцы». В паланкине в полном церемониальном серо-алом облачении восседал Хипиа-хо — императорский Хоппо. Это был приземистый и толстый маньчжурский мандарин, почти без шеи. В руке он держал императорский веер слоновой кости, инкрустированный нефритом — символ своей должности.

Паланкин Хоппо поставили в центре площади, и начальник «знаменосцев» что-то громко прокричал. Каждый человек на площади пал на колени и трижды коснулся лбом земли, потом все поднялись на ноги.

Хоппо развернул свиток и при свете фонаря, который держал один из стражников, начал читать высоким голосом.

— Что он говорит? — спросил Брок у Маусса.

— Посмотрите-ка, вон старик Хау-куа, — сказал Мастерсон со смешком. — Здорово же его трясет, прямо как…

— Пожалуйста. Тише. Я ничего не слышу, hein? — попросил Маусс. Он высунулся из окна. Все замолчали, прислушиваясь.

— Это императорский указ, — быстро заговорил Маусс. — «…и изменник Ти-сен, наш бывший родственник, подлежит немедленному закованию в цепи и отправке в нашу столицу как приговоренный к смерти, и…» Я не слышу, hein? Подождите минутку. «…Позорный договор, именуемый соглашением Чуэн-пи, который он подписал без нашего повеления, аннулируется. Варварам приказывается немедленно покинуть пределы нашей империи, оставить Кантон и Гонконг под страхом немедленной и мучительной смерти, и…»

— Я прямо ушам своим не верю, — усмехнулся Роуч.

— Заткнись! Как Вольфганг может расслышать что-нибудь?

Маусс напряженно вслушивался в жуткий высокий голос, прорезавший гнетущую тишину на площади.

— Нам приказано убираться, — перевел он. — И мы должны возместить весь ущерб, нанесенный стране по нашей вине. Никакой торговли, кроме как по Восьми Правилам. Королеве Виктории приказано прибыть в Кантон в трауре… что-то… что-то еще вроде того, что за наши головы назначена награда, и… «как знак нашего неудовольствия, преступник Ти-сен будет подвергнут публичному бичеванию, и все его имущество конфискуется. Да убоится этого всякий и, дрожа, подчинится!».

Начальник «знаменосцев» приблизился к Ти-сену и показал кнутом на землю. Ти-сен, белый, как мел, опустился на колени, а начальник «знаменосцев» поднял руку и обрушил кнут на его спину. Потом еще, еще и еще. Вся площадь замерла в молчании, был слышен лишь свист рассекающего воздух бича. Ти-сен повалился вперед, лицом вниз, а «знаменосец» все продолжал хлестать его.

— Я не могу в это поверить, — проговорил Мастерсон.

— Это невозможно, — сказал Маусс.

— Если они способны сделать такое с Ти-сеном, клянусь распятием, они перережут нас всех.

— Чепуха! Мы можем захватить весь Китай, когда только пожелаем.

Брок захохотал.

— Что тут смешного, hein? — нетерпеливо спросил Маусс.

— Это означает, что у нас опять война на руках, — ответил Брок. — А я так скажу: вот и хорошо. — Он с издевкой посмотрел на Струана. — Ведь говорил я тебе, парень. Вот куда завело нас твое желание заключать с отребьем договоры помягче.

— Это какая-то хитрость, — спокойно возразил Струан. Но внутри он был не менее их потрясен тем, что сейчас происходило на площади. — Ти-сен — самый богатый человек в Китае. Императору просто понадобился мальчик для побоев, козел отпущения. Ну и, конечно, богатство Ти-сена. Это вопрос лица. Император просто сохраняет свое лицо.

— Катись ты к черту со своим лицом, парень. — Брок уже не смеялся. — Вот оно уже где сидит, твое лицо. Договору конец, торговле конец, Гонконгу конец, тебе самому конец, а ты тут все разглагольствуешь о каком-то лице.

— Ты ошибаешься, Тайлер. Гонконг только начинается, — сказал Струан. — Многое еще только-только начинается.

— Верно Война, к примеру, разрази меня гром.

— А если и будет война, где ты отыщешь базу для нашего флота? Макао нас не спасет, как никогда не спасал — это часть материка, и китайцы могут захватить город в любой момент. Но наш остров — другое дело, клянусь Господом. До него им не добраться, пока там стоит наш флот. Я готов согласиться, что без Гонконга нам действительно конец. Что без него мы не сможем снарядить экспедицию на север Никогда. Не сможем защитить те порты и поселения на материке, которые появятся у нас в будущем. Слышишь, Тайлер? Гонконг — это ключ к Китаю. Без Гонконга мы связаны по рукам и ногам.

— Клянусь Создателем, я и сам знаю, что нам нужен остров-крепость, — голос Брока загремел, перекрывая одобрительный гул, которым были встречены слова Струана. — Я просто говорю, что Гонконг не единственное место. Цюшан лучше.

— Ты никогда не сможешь защищать Цюшан так же успешно, как Гонконг, — с торжеством возразил Струан, понимая, что и для Брока нет пути назад, как не было его ни для кого из них. — Эта «голая проклятая скала», как ты его называешь, заключает в себе все твое чертово будущее.

— Может, да, а может, и нет, — угрюмо ответил Брок. — Поживем — увидим. Но вот уж тебя-то Гонконг ничем не порадует. Круглый холм будет моим, а тебе придет конец.

— Не будь так самоуверен. — Струан повернулся и посмотрел на площадь. Кнут по-прежнему поднимался и опускался. Ему стало жаль Ти-сена, угодившего в ловушку, которой он не мог ни избежать, ни предвидеть. Он не искал должности императорского представителя — ему приказали занять ее. Он оказался жертвой эпохи, в которой жил. Так же, как и сам Струан, и Лонгстафф, и Брок, и Хоппо, и все торговцы стали безвольными пешками в игре обстоятельств теперь, когда сделан первый ход. Дальнейшее было столь же неотвратимо, как удар бича. Кантон, как и раньше, подвергнется нападению. Сначала англичане захватят укрепления на подступах к городу, после чего станут просто угрожать ему. Брать город штурмом не придется, поскольку Кантон сначала заплатит выкуп. Затем летом, когда установится ветер, — вновь на север, к устью и причалам реки Пей Хо, и вновь император, беспомощный в тисках обстоятельств, как и все остальные, немедленно запросит мира. Договор останется, потому что он справедлив. Потом пройдут годы, и китайцы по своей воле откроют порты на материке, увидев, что британцам есть что предложить им: закон, правый суд, неприкосновенность собственности, свободу.

Ибо простые китайцы хотят того же, чего хотим мы, думал он, и нет между нами никакой разницы. Почему же нам не трудиться всем вместе ради общего блага? Может быть, со временем мы поможем китайцам выбросить из страны этих варваров-маньчжуров. Именно так все и произойдет, пока существует такой разумный договор, как сейчас, и пока у нас достанет терпения разыгрывать свою игру с китайцами по китайским правилам и с китайской неторопливостью. Ибо китайцы измеряют время не днями и не годами, а поколениями. А пока что мы сможем торговать в ожидании грядущих перемен. Без торговли мир станет тем, чем был когда-то — адом, где единственным законом была сильная рука и тяжелая плеть. Кроткие никогда не унаследуют землю. Да. Но Закон, по крайней мере, может защитить их и позволить им прожить свою жизнь так, как им хочется.

Когда Ти-сен получил сто ударов, «знаменосцы» подняли его. Кровь струилась по его лицу и шее, одеяние на спине превратилось в кровавые лохмотья. Толпа кричала и улюлюкала. «Знаменосец» ударил в гонг, но толпа продолжала неистовствовать, и тогда солдаты врезались в нее, рассыпая направо и налево град ударов. Раздались вопли, толпа отшатнулась и замерла в молчании.

Хоппо повелительным жестом указал на парк. Паланкин подняли, и «знаменосцы» двинулись впереди него, щелкая кнутами и расчищая дорогу в направлении торговцев.

— Пошли, — сказал Струан Мауссу и Броку. — Остальные пусть приготовятся на случай нападения. — Он выбежал в парк, Маусс и Брок следовали за ним по пятам.

— Ты что, умом тронулся? — спросил Брок на ходу.

— Нет.

Они напряженно наблюдали, как толпа раздвинулась, и у ворот парка появились «знаменосцы». Хоппо остался сидеть в паланкине, прокричав что-то с высокомерным видом в их сторону.

— Он приказывает вам подойти и взять копию указа, мистер Струан, — перевел Маусс.

— Скажи ему, что мы не одеты в подобающие случаю одежды. Такое важное дело требует большой торжественности, нужно придать ему величие и достоинство, которого оно заслуживает.

На лице Хоппо появилось озадаченное выражение. Через секунду он заговорил снова.

— Он говорит: «Варвары не имеют торжественных обычаев и не заслуживают даже презрения. Однако. Сын Неба простирает свою милость на всех, кто трепещет перед ним. Депутация должна прибыть в мой дворец сегодня утром в Час Змеи».

— Сколько это будет по-нашему, дьявол его побери? — спросил Брок.

— Семь утра, — пояснил Маусс.

— Мы не собираемся совать голову в их вонючий капкан. Скажи ему, пусть проваливает к черту.

— Скажи ему, — начал Струан, — что в соответствии с Восемью Правилами нам не разрешается лично встречаться с высоким Хоппо, но мы должны получать документы через Ко-хонг здесь в поселении. Час Змеи не дает нам достаточно времени. — Он поднял голову: небо начинало бледнеть на востоке.

— Когда будет одиннадцать часов ночи?

— В Час Крысы, — ответил Маусс.

— Скажи ему, что мы примем документ из рук Ко-хонга здесь в поселении с «должной церемонией» в Час Крысы. Завтра вечером.

— «Должная церемония» — это ты ловко ввернул, Дирк, — одобрительно кивнул Брок. — Времени будет достаточно, чтобы приготовить им приветствие по всей форме!

Маусс выслушал ответ Хоппо.

— Он говорит, что Ко-хонг доставит указ в Час Змеи — это девять часов утра — сегодня. И все британские варвары должны покинуть поселение к Часу Овцы — это час пополудни — сегодня же.

— Скажи ему, что до часа пополудни осталось слишком мало времени. В Час Овцы завтра.

— Он говорит, что мы должны уйти в три часа дня сегодня — это Час Обезьяны — и что до этого времени нам ничего не грозит, и мы можем уехать беспрепятственно.

— Скажи ему: Час Обезьяны завтра.

Хоппо ответил Мауссу и выкрикнул приказ. Паланкин тут же подняли, и процессия стала выстраиваться в том же порядке, в каком прибыла на площадь.

— Он сказал, что мы должны уйти сегодня. В Час Обезьяны. Три часа дня сегодня.

— Передай ему, чтобы шел в ад! — в бешенстве крикнул Струан. Процессия уже направлялась к Хог Стрит. Один из «знаменосцев» толчком поставил Ти-сена позади паланкина и принялся подгонять его плетью, когда тот, тяжело волоча ноги, двинулся вслед за ним. Еще больше солдат навалилось на толпу, которая начала быстро редеть. Оставшиеся на площади «знаменосцы» разделились на два отряда. Один придвинулся ближе к фактории, отрезав ее от Хог Стрит, другой расположился к западу от нее. Фактория оказалась окруженной.

— Почему ты так настаивал на отсрочке? — спросил Брок.

— Обычный прием при ведении переговоров.