- Я согласна. С вами обошлись ужасно, и вы вправе рассердиться, сказала она успокаивающе. - Да, и конечно же, господину Торанаге следовало у вас спросить, но он ведь не знает ваших обычаев. Он только пытался оказать вам честь, как сделал бы для любого заслужившего это самурая. Он сделал вас хатамото, это почти то же, что рыцарь, Анджин-сан. Во всем Кванто их только около тысячи. А что касается госпожи Усаги Фудзико, он только пытался услужить вам. У нас, Анджин-сан, это бы рассматривалось как большая честь.
      - Почему?
      - Потому что ее родословная очень древняя, и она очень образованная. Ее отец и ее дед дайме. Конечно, она из самураев, но, - деликатно добавила Марико, - вы окажете ей большую честь, взяв ее в наложницы. Ведь она нуждается в новом доме и новой жизни.
      - По какой причине?
      - Она недавно овдовела. Ей только девятнадцать лет, Анджин-сан, но она потеряла мужа и сына и переполнена угрызениями совести. Ей необходимо начать новую жизнь.
      - Что случилось с ее мужем и ребенком?
      Марико заколебалась, огорченная невежливой прямотой Блэксорна. Но она понимала, что это была его обычная манера поведения:
      - Они были приговорены к смерти. Пока вы будете здесь, потребуется кто-то, кто должен будет ухаживать за вашим домом. Госпожа Фудзико будет...
      - Почему их приговорили к смерти?
      - Ее муж чуть не послужил причиной смерти господина Торанаги. Пожалуйста...
      - Торанага приговорил их к смерти?
      - Да, но он был прав. Спросите ее, она так же думает, Анджин-сан.
      - Сколько лет было ребенку?
      - Несколько месяцев, Анджин-сан.
      - Торанага приговорил ребенка к смерти за то, что сделал его отец?
      - Да. Таков наш обычай. Пожалуйста, будьте терпимей к нам. В некоторых вещах мы не свободны. Наши порядки отличаются от ваших. Видите ли, по закону, мы принадлежим нашему сюзерену. По закону, отец распоряжается жизнями своих детей, жены и наложниц, а также слуг. По закону, его жизнь принадлежит его сюзерену. Таков наш обычай.
      - Так что отец может убить любого в доме?
      - Да.
      - Тогда вы нация убийц.
      - Нет.
      - Но ваш обычай прощает убийство. Я думал, вы христиане.
      - Я христианка, Анджин-сан.
      - А как же заповеди?
      - Я не могу этого объяснить, правда. Но я христианка, и самурай, и японка, и одно не противоречит другому. Пожалуйста, постарайтесь нас понять.
      - Вы отдадите своих детей на смерть, если Торанага вам это прикажет?
      - Да. У меня только один сын, но, я думаю, что да. Мой долг так поступить. Это закон - если мой муж с этим согласится.
      - Надеюсь, Бог сможет простить всех вас.
      - Бог понимает, Анджин-сан. О, он нас поймет. Может быть, он тоже откроет вам глаза. Извините, я не могу ясно это объяснить, - она обеспокоенно посмотрела на Блэксорна. - Анджин-сан, вы для меня загадка. Ваши обычаи мне непонятны. Может быть, нам следует быть терпимей друг к другу. Госпожа Фудзико, например. Она будет присматривать за вашим домом и вашими слугами. Будет исполнять ваши прихоти - все, что захотите. Ведь кто-то должен делать это. Вам не надо будет спать с ней, если вас это волнует - если вы не находите ее пригодной для этого. Вам даже нет необходимости быть вежливым с ней. Она будет служить вам, как вы захотите, любым способом, какой вас устроит.
      - Я могу обращаться с ней, как мне захочется?
      - Да.
      - Я волен спать или не спать с ней?
      - Конечно. Она найдет кого-нибудь, кто будет приятен вам для удовлетворения ваших телесных нужд, если захотите, или она не будет в это вмешиваться вообще.
      - Могу я прогнать ее? Приказать ей уйти?
      - Если она оскорбит вас, да.
      - А что тогда будет с ней?
      - Обычно в таких случаях с позором возвращаются в дом родителей, которые могут или принять или не принять обратно. Кто-то, подобно госпоже Фудзико, возможно, предпочтет убить себя, а не терпеть такой стыд. Но она... вам следует знать, что настоящий самурай не может покончить с собой без разрешения его господина. Некоторые, конечно совершают самоубийство, но они нарушают свой долг и не могут считаться самураями. Я бы не убила себя, несмотря ни на какой стыд, если бы мне не разрешил мой господин Торанага или мой муж. Господин Торанага запретил ей покончить с жизнью. Если вы отошлете ее, она станет неприкасаемой - эта.
      - Но почему? Почему ее семья не примет ее обратно?
      Марико вздохнула:
      - Извините, Анджин-сан, но если вы отошлете ее назад, позор будет столь велик, что ее никто не примет.
      - Из-за того, что она осквернена? Потому что была около чужеземца?
      - О, нет, Анджин-сан, только потому, что она не справилась со своими обязанностями, - сразу же сказала Марико. - Она теперь ваша наложница - ей приказал господин Торанага, и она согласилась. Вы теперь хозяин дома.
      - Я?
      - Да, вы, Анджин-сан. Вы теперь хатамото. У вас есть состояние. Господин Торанага дал вам жалованье двадцать коку в месяц. На эти деньги самурай обычно содержит кроме себя еще двух самураев. Но это не ваши проблемы. Я прошу вас, пожалейте Фудзико, будьте милосердны. Она хорошая женщина. Простите ей ее безобразность. Она будет хорошей наложницей.
      - У нее нет дома?
      - Да. Это ее дом, - Марико сдерживала себя. - Пожалуйста, примите ее. Она может многому научить вас. Если вы предпочитаете смотреть на нее как на пустое место, все равно позвольте ей остаться. Примите ее и потом, как глава дома, согласно нашему закону, убейте ее.
      - Вы мне советуете убить ее?
      - Вовсе нет, Анджин-сан. Но жизнь и смерть - это ведь одно и то же. Кто знает, может быть, вы окажете Фудзико большую услугу, лишив ее жизни. Это теперь ваше право перед законом. Ваше право также сделать ее неприкасаемой.
      - Так, я опять пойман в ловушку, - сказал Блэксорн, - в любом случае она погибнет. Если я не выучу вашего языка, будет казнена вся деревня. Если я поступаю не так, как вы хотите, всегда убивают кого-нибудь невинного. Выхода нет.
      - Есть очень легкое решение, Анджин-сан. Умереть. Вы не должны терпеть то, чего нельзя вынести.
      - Самоубийство - это сумасшествие и смертельный грех. Я думал, вы христианка.
      - Я же сказала, что я христианка. Но у вас, Анджин-сан, тоже есть много способов почетной смерти. Вы насмехались над моим мужем, что он не хотел умереть в бою, да? Это не наш обычай, а, наверное, ваш. Так почему вы не сделаете этого? У вас есть пистолет. Убейте господина Ябу. Вы ведь считаете, что он чудовище.
      Он посмотрел на ее безмятежное лицо, чувствуя, несмотря на свою ненависть, как она красива: "Это слабость, умереть без всякой цели. Лучше сказать, глупость".
      - Вы считаете себя христианином. Поэтому вы верите в сына Божьего Иисуса на небесах. Смерть не должна пугать вас. А что касается "цели", то это не нам судить, имеет смысл или нет. Для смерти всегда найдется причина.
      - Я в вашей власти. Вы знаете это. Я тоже.
      Марико наклонилась вперед и, жалея, дотронулась до плеча:
      - Анджин-сан, забудьте о деревне. Может случиться миллион вещей, прежде чем кончатся эти шесть месяцев. Приливная волна, или землетрясение, или вы вернете обратно свой корабль и уплывете, или Ябу погибнет, или мы все умрем, или что-то еще случится, кто знает? Оставьте Богу Богово и карму карме. Сегодня вы здесь, и не в ваших силах изменить это. Вы живы и здоровы. Посмотрите на этот закат, красиво, правда? Этот закат есть только сейчас. Завтра не существует. Посмотрите. Это так красиво и никогда не повторится снова. Это бесконечность жизни. Забудьтесь в этом, останьтесь наедине с природой и не беспокойтесь о будущем, вашем, моем или всей деревни.
      Он поддался обману безмятежности ее слов. Посмотрел на запад. По небу расплывались громадные пурпурно-красные пятна.
      Он смотрел на солнце, пока оно не исчезло.
      - Я хочу, чтобы вы стали моей наложницей, - сказал Блэксорн.
      - Я принадлежу господину Бунтаро, и, пока он не умер, я не могу думать или говорить о том, что может быть в мыслях или на словах.
      "Карма, - подумал он, - Принимаю ли я карму? Свою? Ее? Их? Ночь красива. И вот есть она, и она принадлежит другому. Красивая. И очень умная: оставить проблемы Бога Богу и кармы - карме. Ты пришел сюда без приглашения. Ты в их власти. И какой ответ? ". "Ответ будет, - сказал он себе, - потому что Бог на небесах и Бог везде".
      Послышался шум шагов. По тропинке на холм поднимались двадцать самураев с факелами, во главе их - Оми.
      - Извините, Анджин-сан, но Оми приказал вам отдать пистолеты.
      - Скажите ему, пусть идет к черту!
      - Не могу, Анджин-сан, я не осмеливаюсь. Блэксорн свободно держал одну руку на пистолете, устремив свой взгляд на Оми. Он умышленно остался сидеть на ступенях, ведущих на веранду. Десять самураев стояли в садике сзади Оми, остальные - около дожидающегося их паланкина. Как только Оми без приглашения вошел в дом, Фудзико появилась откуда-то из дальних комнат и теперь, побледнев, стояла на веранде за спиной у Блэксорна.
      - Господин Торанага не возражал, и все эти дни мои пистолеты были при мне.
      Марико сказала, нервничая;
      - Анджин-сан, Оми-сан прав. У нас существует порядок, что в присутствии дайме нельзя быть вооруженным. Это не должно задевать вас. Ябу-сан ваш друг. Вы здесь его гость.
      - Скажите Оми-сану, что я не отдам ему мои пистолеты. Она не стала переводить, и его охватил гнев, и он покачал головой: "Ие, Оми-сан! Вакаримас ка? Ие! "
      Лицо Оми застыло. Он прорычал приказ. Два самурая выступили вперед. Блэксорн выхватил пистолеты. Самураи остановились. Оба пистолета были направлены прямо в лицо Оми.
      - Ие, - сказал Блэксорн. И потом Марико: - Скажите ему, пусть он отменит приказ, или я спущу курки.
      Она подчинилась. Никто не двигался. Блэксорн медленно поднялся на ноги, не спуская пистолетов с цели. Оми был абсолютно спокоен, его глаза следили за кошачьими движениями Блэксорна.
      - Анджин-сан, вы должны встретиться с господином Ябу. Вы не можете идти туда с пистолетами. Вы хатамото, вас охраняют, и вы к тому же гость господина Ябу.
      - Скажите Оми-сану, если он или его люди подойдут ко мне на десять шагов, я разнесу ему башку.
      - Оми-сан в последний раз предлагает сдать пистолеты.
      - Ие.
      - Почему не оставить их здесь, Анджин-сан? Бояться нечего. Никто их не тронет...
      - Вы считаете меня дураком?
      - Тогда отдайте их Фудзико-сан!
      - Что она может сделать? Он заберет их у нее - тогда я беззащитен.
      Голос Марико стал жестким:
      - Почему вы не слушаете, Анджин-сан? Фудзико-сан - ваша наложница. Если вы прикажете, она будет защищать ваши пистолеты, рискуя жизнью. Это ее долг. Я больше не буду вам повторять, но Тода-нох-Усаги-Фудзико - самурай.
      Блэксорн все свое внимание сосредоточил на Оми, с трудом понимая то, что она говорит.
      - Скажите Оми-сану, что мне не нравятся такие приказы. Я гость господина Торанаги. Вы "просите" гостей что-нибудь сделать. Вы не приказываете им и не вламываетесь в дом мужчины без приглашения.
      Марико перевела все это. Оми слушал без всякого выражения, потом что-то коротко ответил, глядя на недрогнувшие стволы.
      - Он говорит: - Я, Касиги Оми, просил вас отдать мне пистолеты и пойти со мной, потому что Касиги Ябу-сама приказал доставить вас к нему. Но прежде я должен забрать ваше оружие. Так что извините, Анджин-сан, я в последний раз вам приказываю сдать его мне.
      Блэксорн почувствовал тяжесть в груди. Он был в ярости от собственной глупости, но не мог уступить и сказал себе: "Если мне суждено сейчас умереть, то Оми умрет первым, ей-богу! "
      Он чувствовал себя хорошо, хотя немного кружилась голова. Потом в его ушах зазвенели слова Марико: "Фудзико - самурай, она ваша наложница! " И его мозг начал работать. Он нашел выход.
      - Подождите секундочку! Марико-сан, пожалуйста, скажите Фудзико-сан следующее: "Я отдаю вам свои пистолеты. Вы должны охранять их. Никто, кроме меня, не должен прикасаться к ним".
      Марико сделала, как он просил, и он услышал, как Фудзико ответила: "Хай".
      - Вакаримас ка, Фудзико-сан? - спросил он ее.
      - Вакаримас, Анджин-сан, - сказала она тонким прерывающимся голосом.
      - Марико-сан, пожалуйста, скажите Оми-сану, теперь я пойду с ним. Пусть он извинит меня за это недоразумение. Я прошу прощения.
      Блэксорн отступил назад, потом повернулся и передал Фудзико пистолеты. Пот бисером выступил у нее на лбу. Он обратился к Оми, радуясь, что все закончилось: - Теперь мы можем идти?
      Оми что-то сказал Фудзико и протянул руку. Она покачала головой. Оми отдал короткий приказ и два самурая двинулись по направлению к ней. Она быстро засунула один пистолет за пояс, взяла другой обеими руками и направила его на Оми. Курок слегка отошел, и спусковой крючок пришел в движение.
      - Угоки на! - сказала она. - Дозо!
      Самураи послушались и остановились.
      Оми заговорил быстро и рассерженно, она слушала и потом ответила мягко и вежливо, но не отводя пистолета от его лица. Спусковой крючок был спущен уже наполовину. Закончила она очень просто:
      - Ие, гомен насаи, Оми-сан! - Нет, извините, Оми-сан.
      Блэксорн ждал.
      Самураи чуть приблизились к ней. Курок отошел уже на опасное расстояние, почти до верхней точки своей дуги. Но рука ее оставалась твердой.
      - Огоку на! - приказала она.
      Никто не сомневался, что она спустит курок. Даже Блэксорн. Оми что-то коротко сказал ей и своим людям. Они отошли, она опустила пистолет, но все еще держала его наготове.
      - Что он сказал? - спросил Блэксорн.
      - Только, что он сообщит об этом случае Ябу-сану.
      - Хорошо, скажите ему, что я сделаю то же самое, - Блэксорн повернулся к ней: - Домо, Фудзико-сан. - Потом, вспомнив, как Торанага и Ябу разговаривали с женщинами, он повелительно буркнул Марико: - Пойдемте, Марико-сан... икамасо! - И он повернулся к воротам.
      - Анджин-сан! - окликнула его Фудзико.
      - Хай? - Блэксорн остановился. Фудзико поклонилась ему и быстро стала что-то говорить Марико.
      Глаза Марико расширились, потом она кивнула и ответила, поговорила с Оми, который также кивнул, явно взбешенный, но сдерживаясь.
      - Что происходит?
      - Минуту, Анджин-сан.
      Фудзико что-то крикнула, ей ответили из дома. На веранду вышла служанка. В руках она несла два меча. Самурайских меча.
      Фудзико с почтением взяла их в руки, с поклоном предложила их Блэксорну, что-то тихо сказала.
      Марико перевела: - Ваша наложница справедливо указала, что хатамото, конечно, должен носить два самурайских меча. Более того, это его долг. Она считает, что вам не подобает приходить к господину Ябу без мечей - это будет невежливо. По нашим законам, носить мечи - это обязанность. Она спрашивает, не согласитесь ли вы пользоваться этими, недостойными вас, пока не купите себе свои собственные.
      Блэксорн посмотрел на нее, на Фудзико, потом снова на нее:
      - Вы хотите сказать, что я самурай? Что господин Торанага сделал меня самураем?
      - Я не знаю, Анджин-сан. Но никогда не было хатамото, который не был бы самураем, - Марико повернулась и спросила Оми. Тот нетерпеливо покачал головой и что-то ответил. - Оми-сан такого не знает. Конечно, носить мечи особая привилегия хатамото во всех случаях, даже в присутствии господина Торанага. Это его долг. Только хатамото имеет право требовать немедленной аудиенции с господином...
      Блэксорн взял короткий меч и заткнул его за пояс, потом другой, длинный боевой меч, точно такой же, как у Оми. Вооружившись, он почувствовал себя лучше.
      - Аригато годзиемасита, Фудзико-сан, - сказал он спокойно.
      Та опустила глаза и тихонько ответила. Марико перевела:
      - Фудзико-сан говорит: - Если разрешите, господин, поскольку вы должны быстро и хорошо выучить наш язык, она почтительно хочет указать, что "домо" более чем достаточно для мужчины. "Аригато", с добавлением или без добавления "годзиемасита" - излишняя вежливость, это выражение, которое употребляют только женщины.
      - Хай. Домо. Вакаримас, Фудзико-сан, - Блэксорн впервые внимательно посмотрел на нее, как бы заново узнавая. Он увидел пот на лбу и блеск на руках. Узкие глаза, квадратное лицо и зубы, как у хорька. - Пожалуйста, скажите моей наложнице, что в данном случае я не считаю "аригато годзиемасита" ненужной вежливостью по отношению к ней.
      Ябу еще раз взглянул на мечи. Блэксорн сидел перед ним на почетном месте, скрестив ноги на подушке, с одной стороны от него сидела Марико, сзади него стоял Игураши. Они находились в главной комнате крепости.
      Оми кончил рассказывать.
      Ябу пожал плечами:
      - Ты вел себя неправильно, племянник. Это обязанность наложницы защищать Анджин-сана и его имущество. Конечно, он теперь имеет право носить мечи. Да, ты неправильно провел это дело. Я ясно дал понять, что Анджин-сан здесь мой почетный гость. Извинись перед ним.
      Оми немедленно опустился перед Блэксорном на колени и поклонился:
      - Извините меня за ошибку, Анджин-сан. - Он слышал, что у чужеземцев принято извиняться. Он поклонился еще раз и спокойно вернулся назад на свое место. Но внутри себя он не был спокоен. Теперь он был полностью поглощен идеей: убить Ябу.
      Он решил сделать неслыханную вещь: убить своего сюзерена и главу своего клана. Но не потому, что он был вынужден публично извиниться перед чужеземцем. В этом Ябу был прав. Оми знал, что он был без необходимости ретив, хотя Ябу по глупости предложил ему отобрать пистолеты сразу же в этот вечер. Он знал, что ими можно было пожертвовать и оставить пока в доме, чтобы затем украсть или позднее как-нибудь испортить.
      И Анджин-сан был совершенно прав, отдав пистолеты своей наложнице, сказал он себе, так же как и она тоже была права, поступив таким образом. Она, конечно, спустила бы курок, ее цель была ясна. Не было секретом, что Усаги Фудзико ищет смерти. Оми также знал, что, несмотря на его решение убить Ябу, он пошел бы на смерть, и его люди отобрали бы у нее пистолеты. Он умер бы достойно, как положено встречать смерть, и мужчины и женщины рассказывали бы его трагическую историю следующим поколениям. Песни и стихи и даже пьеса Нох, все такое возвышенное, трагическое и смелое, о трех из них: преданной наложнице и преданном самурае, которые оба достойно умерли из-за жестокого чужеземца, который пришел из восточных морей.
      Нет, решение Оми не имело ничего общего с этим публичным извинением, хотя и эта несправедливость добавилась к той ненависти, которая теперь мучила его. Главная причина была в том, что сегодня Ябу публично оскорбил мать и жену Оми перед крестьянами, продержав их в ожидании несколько часов на солнце, как простых крестьян, а потом отпустил, даже не выразив им никакого почтения.
      - Это ничего не значит, мой сын, - сказала его мать, - это его право.
      - Он наш сюзерен, - Мидори, его жена, говорила это со слезами стыда на щеках.
      - И он не пригласил никого из вас приветствовать его и его офицеров в крепости, - продолжал Оми, - на угощении, которое вы устроили. Только еда и саке стоили одно коку!
      - Это наша обязанность, сын мой. Наша обязанность делать все, что пожелает господин Ябу.
      - И приказ, касающийся отца?
      - Это не приказ пока еще. Это слух.
      - В письме отец говорит, что он слышал, будто бы Ябу собирается приказать ему обрить голову и стать священником или совершить сеппуку. Жена Ябу тайком хвасталась этим!
      - Это нашептал вашему отцу шпион. Нельзя так доверять шпионам. Извини, но твой отец не всегда мудр, мой сын.
      - А что будет с вами, мама, если это окажется правдой?
      - Все, что ни случится, это карма. Ты должен принимать ее.
      - Нет, эти оскорбления невыносимы.
      - Пожалуйста, мой сын, принимай их как есть.
      - Я дал Ябу ключи от корабля, научил его, как вести себя с чужеземцами и как выбраться из ловушки Торанаги. Моя помощь значительно повысила его престиж. С этим символическим подарком меча он теперь второй в армиях востока после Торанаги. И что мы получили взамен? Одни грязные оскорбления.
      - Принимай свою карму.
      - Ты должен, мой муж, я прошу тебя, слушаться госпожу, твою мать.
      - Я не смогу жить с этим позором. Я отомщу, а потом убью себя, и эти оскорбления будут смыты.
      - Последний раз, мой сын, я прошу тебя, принимай свою карму.
      -- Моя карма - уничтожить Ябу.
      Старая госпожа вздохнула:
      - Очень хорошо. Ты мужчина. Ты имеешь право решать. Что будет, то будет. Но убить самого Ябу еще ничего не значит. Мы должны составить план. Его сын также должен быть убран, и еще Игураши. Особенно Игураши. Тогда твой отец будет главой клана, так как это его право.
      - Как мы это сделаем, мама?
      - Мы составим план, ты и я. И будем терпеливыми. Потом мы должны посоветоваться с твоим отцом. Мидори, ты тоже можешь дать совет, но постарайся не давать глупых, ладно?
      - А как же господин Торанага? Он подарил Ябу свой меч.
      - Я думаю, что Торанага хочет только, чтобы Идзу было сильным вассальным княжеством. Он больше не хочет искать союзников, как это делал Тайко. Ябу полагает, что он союзник, но, кажется, Торанага не любит союзников. Наш клан будет процветать как вассальный по отношению к Торанаге. Или как вассал Ишидо! Кто выберет, а? И как осуществить убийство?
      Оми вспомнил, какая волна радости охватила его, когда было принято окончательное решение.
      Он чувствовал ее и сейчас. Но на лице его ничего не отразилось, он смотрел, как служанки, тщательно подобранные в Мисиме для Ябу, разносили зеленый чай и вино. Оми посмотрел на Ябу и Анджин-сана, Марико и Игураши. Все ждали, когда заговорит Ябу.
      Комната была большая, в ней было много воздуха, достаточно для того, чтобы здесь могло собираться за ужином с вином и беседой до тридцати человек офицеров. Было еще много комнат и кухонь для охраны и слуг, имелся и сад, окружающий дом, и хотя все было искусственное или временное, построено было прекрасно и к сроку и удобно для обороны. Расходы были сделаны из увеличившегося надела Оми и совсем его не беспокоили. Это был его долг.
      Он выглянул через открытые седзи. На переднем дворе было много часовых. Конюшня. Крепость окружал ров. Частокол был устроен из гигантских стволов бамбука, плотно подогнанных друг к другу. Большие центральные столбы поддерживали черепичную крышу. Стены были сделаны из легких раздвигающихся перегородок - седзи, некоторые в виде ставень, большинство их покрыто, как обычно, промасленной бумагой. Добротные плахи для пола были сделаны из бревен, подобранных в зоне прибоя, пол был покрыт татами.
      По распоряжению Ябу Оми объехал четыре деревни, собирая материал для строительства крепости и другого дома, а Игураши достал хорошие татами, футоны и прочие вещи, которые нельзя найти в деревне.
      Оми был горд своей работой, на плато за холмом был готов полевой лагерь для трех тысяч самураев, которые охраняли дороги, ведущие в деревню и к берегу моря. Теперь деревня была надежно защищена со стороны суши. С моря всегда возможно было предупредить сюзерена о необходимости скрыться.
      "Но я не сюзерен. Кому я буду служить теперь? - спрашивал себя Оми. Икаве Джикье? Или непосредственно Торанаге? Даст ли мне Торанага в обмен то, что я хочу? Или Ишидо? До Ишидо так трудно добраться. Но теперь ему можно многое рассказать... "
      Сегодня в полдень Ябу вызвал Игураши, Оми и четырех капитанов и начал осуществлять тайный план подготовки пяти сотен самураев, цель которого научить их владеть огнестрельным оружием. Игураши был назначен командиром, Оми должен был командовать одной из сотен. Они обдумали, как включать людей Торанаги в свои отряды, когда те приедут, и как нейтрализовать этих чужаков, если они окажутся изменниками.
      Оми предложил на другой стороне полуострова создать еще одно строго секретное соединение из трех отрядов по сто самураев в каждом, которые будут тайно готовиться в качестве резерва.
      - Кто будет командовать людьми Торанаги? - спросил Игураши.
      - Это не имеет значения, - сказал Ябу, - я назначу пять офицеров-адъютантов, которым будет приказано при необходимости перерезать ему глотку. Паролем для убийства этого командира и всех чужаков будет "Сливовое дерево". Завтра, Игураши-сан, вы подберете мне таких людей. Я утверждаю каждого лично, никто из них тем не менее не должен быть посвящен в мой план.
      Теперь, когда Оми наблюдал за Ябу, он испытывал экстаз мести. Убить Ябу будет легко, но убийство должно быть хорошо рассчитанным. Только тогда его отец или его старший брат смогут установить контроль над кланом и Идзу. Ябу подошел к главному:
      - Марико-сан, пожалуйста, скажите Анджин-сану, я хочу, чтобы завтра он начал учить моих людей стрелять из ружей, я хочу научиться вести бой, как они, чужеземцы.
      - Но, простите, ружья будут доставлены только через шесть дней, Ябу-сан, - сказала Марико.
      - Для начала их достаточно и у моих людей, - ответил Ябу, - начинать надо завтра.
      Марико поговорила с Блэксорном.
      - Что он хочет знать о войне? - спросил тот.
      - Он сказал: "Все".
      - Что в особенности?
      Марико спросила Ябу.
      - Ябу-сан спрашивает, принимали ли вы участие в сражениях на суше?
      - Да. В Нидерландах. Один раз во Франции.
      - Ябу-сан говорит: "Превосходно". Он хочет знать стратегию боя у европейцев, как ведутся битвы в ваших странах. Детально.
      Блэксорн на мгновение задумался. Потом он сказал: - Скажите Ябу-сану, я могу обучить любое количество его людей, мне понятно его желание. Он много узнал от монаха Доминго о том, как воюют японцы. Монах был сведущ и весьма озабочен. "В конце концов, сеньор, - сказал старик, - это важно знать, разве не так, как ведут войны язычники? Каждый отец должен защищать свою паству. И разве наши доблестные конкистадоры не авангард нашей матери-церкви? Я был с ними перед сражениями в Новом Свете и на Филиппинах. Я знаю войну, сеньор. Это был мой долг - Божья воля - изучать войну. Может быть. Бог послал вас ко мне, чтобы я научил вас, на случай, если я умру. Слушайте, моя паства здесь, в этой тюрьме, была моими учителями в японском военном деле. Поэтому теперь мне известно, как воюют их армии и как их можно победить. И как они могут победить нас. Помни, сеньор, я скажу тебе по секрету: никогда не соединяй японскую ярость с современным оружием и современными методами. Или на земле они погубят нас".
      Блэксорн поручил себя Богу. И сказал: - Передайте господину Ябу, что я могу ему помочь. И господину Торанаге. Я могу сделать их армии непобедимыми.
      - Господин Яоу говорит, что если ваша информация окажется полезной, он увеличит ваше жалованье, которое дал вам Торанага, с двухсот сорока коку до пятисот коку через месяц. Поблагодарите его.
      - Спасибо. Но скажите, что я сделаю для него все это при следующих условиях: он должен отменить свой декрет об этой деревне, через пять месяцев вернуть обратно мой корабль и команду.
      Марико сказала:
      - Анджин-сан, вы не можете заключать с ним сделку, как торговец.
      - Пусть сделает мне одолжение. Как почетному гостю и благодарному вассалу.
      - Ябу-сан говорит, что деревня - это ерунда. Жителям деревни необходим огонь под задом, чтобы заставить их что-то делать. Они не стоят вашего беспокойства. Что касается корабля, то это на усмотрение господина Торанага. Он уверен, что вы скоро его получите обратно. Он просит меня передать ваше требование господину Торанаге сразу же, как я приеду в Эдо. Я это исполню, Анджин-сан.
      - Пожалуйста, извинитесь перед господином Ябу, но я настаиваю на отмене этого декрета. Сегодня же вечером.
      - Он же только что сказал нет, Анджин-сан. Это будет не очень красиво с вашей стороны.
      - Да, я понимаю. Но, пожалуйста, скажите ему снова. Для меня это очень важно... я прошу.
      - Он говорит: "Вы должны быть терпеливы. Жители деревни - это не ваша проблема".
      Блэксорн кивнул: - Благодарю вас. Я понял. Пожалуйста, поблагодарите Ябу-сана и скажите ему, что я не могу жить с таким стыдом.
      Марико побледнела:
      - Что?
      - Я не могу жить со спокойной совестью, зная, что деревню ждет такая участь. Я обесчещен. Это против моих христианских принципов. Я сейчас же совершу самоубийство.
      - Самоубийство?
      - Да. Я так решил.
      Ябу прервал:
      - Нан дза, Марико-сан?
      Запинаясь, она перевела все, что сказал Блэксорн. Ябу спрашивал еще, она отвечала. Потом Ябу сказал: - Если бы не ваша реакция, это могло бы быть шуткой, Марико-сан. Почему вы так озабочены? Почему вы думаете, что он способен совершить это?
      - Я не знаю, господин Ябу. Он кажется... Я не знаю... - Ее голос замер.
      - Что вы скажете, Оми-сан?
      - Самоубийство противно христианскому учению, господин. Они никогда не кончают самоубийством, как мы. Как делают самураи.
      - Марико-сан. Вы ведь христианка. Это правда?
      - Да, господин. Самоубийство - смертельный грех.
      - Игураши-сан? Что вы думаете?
      - Это блеф. Он не христианин. Помните первый день, господин? Помните, что он сделал со священником? И что он позволил сделать с ним Оми-сану, чтобы спасти мальчика?
      Ябу улыбнулся, припомнив тот день и вечер, который за ним последовал:
      - Да, согласен. Он не христианин, Марико-сан.
      - Но извините, я не понимаю, господин. Что за история со священником?
      Ябу рассказал ей, что случилось в первый день между священником и Блэксорном.
      - Он оскорбил крест? - спросила она, явно пораженная.
      - И бросил его обломки в пыль, - добавил Игураши. - Это все блеф. Если эта история с деревней так опозорила его, как он может оставаться здесь после того, как его обесчестил Оми, помочившись на него?
      - Что? Извините меня, господин, - сказала Марико, - но я снова ничего не понимаю.
      Ябу сказал Оми:
      - Расскажи, что произошло. Оми так и сделал. Она была в шоке от этой истории, но ничем не показала этого.
      - После этого Анджин-сан был полностью усмирен, Марико-сан, - закончил Оми, - без оружия он всегда смирный.
      Ябу отпил саке: - Скажите ему следующее, Марико-сан: само убийство - не в обычае чужеземцев. Это против его христианского Бога. Так как же он может покончить с собой?