Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сегун

ModernLib.Net / Приключения / Клавелл Джеймс / Сегун - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 13)
Автор: Клавелл Джеймс
Жанры: Приключения,
Исторические приключения

 

 


– Я только попробую получше разглядеть, ради Бога, – сказал он. – Я не пытаюсь убежать. Куда, к черту, я могу здесь убежать?

Он отступил немного и наклонился. Они проследили за его взглядом и затараторили. Ябу говорил больше всех.

«Надежды никакой, – решил он. – Это слишком опасно На рассвете мы вернемся сюда с веревками. Если он будет здесь, то я похороню его на берегу». Нехотя он повернулся, и как только он сделал это, край утеса обрушился, и он начал падать. Ябу и остальные тут же схватили его и вытащили назад, и он сразу понял, что они думали только о его безопасности. «Они только пытались защитить меня!»

«Почему они хотят, чтобы я уцелел? Из-за Тора… как его там? Торанаги? Из-за него? Да, но также, может быть, и потому, что на борту нет никого, кто мог бы вести корабль. Вот поэтому они дали мне сойти на берег. Да, это, должно быть, так. Так что теперь я имею власть над этим кораблем, над этим старым дайме и над этим негодяем. Как мне воспользоваться всем этим?»

Он высвободился и поблагодарил их, его глаза устремились вниз.

– Мы должны попробовать достать его, Ябу-сан. Единственный путь – здесь. Через этот утес. Я достану его, Ябу-сан, сам, я, Анджин-сан!

Он снова подался вперед, как если бы собирался спуститься вниз, и опять они удержали его, и он сказал с притворной обеспокоенностью:

– Мы должны достать Родригес-сан. Смотри! Времени немного, темнеет.

– Ие, Анджин-сан, – сказал Ябу. Он стоял, нависая над Ябу.

– Если ты не позволяешь мне идти, Ябу-сан, тогда пошли одного из своих людей. Или иди сам. Ты!

Ветер метался вокруг них, воя перед утесом. Он увидел, что Ябу поглядел вниз, прикидывая, как спуститься по утесу и сколько осталось светлого времени, и понял, что тот поддается. «Ты попался, негодяй, твое чванство погубило тебя. Если ты начнешь спускаться, ты покалечишься. Но, пожалуйста, не убивай себя, только сломай себе лодыжку или колено, а потом утопись».

Самурай начал спускаться вниз, но Ябу приказал ему вернуться.

– Вернись на корабль. Принеси немедленно несколько веревок, – приказал он. Человек убежал.

Ябу скинул свои сандалии, сплетенные из кожаных ремней. Он снял мечи и надежно укрыл их.

– Следи за ними и чужеземцем. Если что-нибудь случится, я посажу тебя на твои собственные мечи.

– Пожалуйста, дайте мне спуститься, Ябу-сама, – сказал Такаташи. – Если вы пострадаете или потеряетесь, я буду…

– Ты думаешь, ты сможешь пробраться там, где мне не удастся?

– Нет, господин, конечно, нет.

– Хорошо.

– Пожалуйста, подождите тогда веревок. Я никогда не прощу себе, если с вами что-то случится. – Такаташи был низенький и полный, с густой бородой.

«Почему не подождать веревок? – спросил себя Ябу. – Это имело бы смысл. – Он взглянул на чужеземца и коротко кивнул. Он знал, что получил вызов. Он ожидал и надеялся, что это произойдет. – Вот почему я вызвался на это дело, Анджин-сан, – сказал он себе, молча развлекаясь. – Вы действительно очень просты, Оми был прав».

Ябу скинул свое промокшее кимоно и, одетый в одну набедренную повязку, подошел к краю утеса и пощупал его подошвами своих хлопчатобумажных таби. «Лучше не снимать их», – подумал он. Его воля и тело, закаленные жизнью, которую ведут самураи во время подготовки, превозмогали холод. Таби позволяли более твердо опираться – какое-то время. «Тебе потребуются все твои силы и искусство, чтобы спуститься туда живым. Стоит ли?»

Во время шторма и попытки пробиться в бухту он выходил на палубу и, не замеченный Блэксорном, занимал место на веслах. Он с радостью работал наравне с гребцами, ненавидя и запах внизу, и боль, которую он чувствовал. Он решил, что лучше умереть на воздухе, чем задохнуться в трюме.

Сидя вместе с другими на подгоняющем их холоде, он начал следить за кормчими. Он ясно увидел, что на море корабль и все на его борту были во власти этих двух людей. Кормчие были в своей стихии, расхаживая по качающейся палубе так же небрежно, как сам он ездил на галопирующей лошади. Ни один японец на борту не смог бы быть как они. Ни по умению, ни по мужеству, ни по знаниям. И постепенно это понимание переросло в удивительную концепцию: современный корабль чужеземцев, заполненный самураями, управляемый самураями, с капитаном-самураем, с моряками-самураями. Его самураями.

«Если я сначала достану три корабля чужеземцев, я смогу легко контролировать морские пути между Эдо и Осакой. Базируясь в Изу, я могу держать все судоходство в своих руках. Почти весь рис и весь шелк. Не буду ли я тогда судьей между Торанагой и Ишидо? Или, на худой конец, уравновешивать их?

Ни один дайме никогда не выходил в море.

Ни один дайме не имел судов или кормчих.

За исключением меня.

Я имею судно, имел судно, и теперь оно снова будет моим, судно снова – если окажусь достаточно умен. У меня есть кормчий, и следовательно, учитель кормчих, если я смогу забрать его у Торанаги. Если я смогу командовать им.

Если он станет моим вассалом добровольно, он будет учить моих людей. И строить корабли.

Но как сделать из него преданного вассала? Яма не сломила его дух.

Сначала отделить его от остальных и держать его одного – разве не так советовал Оми? Тогда он будет обучен хорошим манерам и выучится говорить по-японски. Да. Оми умный человек. Может быть, даже слишком умный, – я подумаю об Оми позже. Сконцентрируюсь на кормчем. Как управлять чужеземцем-христианином-дерьмоедом?

Что сказал Оми? «Они ценят жизнь. Это их главное божество. Иисус Христос учит их любить друг друга и ценить жизнь.» Могу я вернуть ему обратно его жизнь? Спасти ее, да, это будет очень хорошо. Как согнуть его?»

Ябу был так поглощен своими мыслями, что почти не замечал движения корабля и волн. Волна обрушилась на него. Он увидел, как она накрыла и кормчего. Но у того не было и тени страха. Ябу был поражен. Как мог человек, который смиренно позволил врагу мочиться себе на спину, чтобы спасти жизнь мелкого вассала, как мог этот человек иметь силы забыть такое огромное бесчестие и стоять там на юте, бросая вызов всем богам моря, подобно легендарному герою, – чтобы спасти тех же самых врагов? И потом, когда громадная волна смыла португальца и они попали в такое трудное положение, Анджин-сан удивительным образом смеялся над смертью и дал им силы стянуть судно со скал.

«Я никогда не пойму их», – подумал он.

На краю утеса Ябу оглянулся последний раз.

«Ах, Анджин-сан, я знаю, ты думаешь, я иду на смерть, ты подловил меня. Я знаю, ты бы сам туда не полез. Я внимательно следил за тобой. Но я вырос в горах, здесь, в Японии, мы лазим по горам ради удовольствия и из-за гордости. Так что я поставил себя теперь в мои условия, а не в твои. Я попытаюсь, и если я умру, то это неважно. Но если мне все удастся, тогда ты, как мужчина, поймешь, что я лучше тебя. Ты будешь у меня в долгу тоже, если я принесу тело обратно. Ты будешь моим вассалом, Анджин-сан!»

Он с большим искусством спускался вниз по боковой стороне скалы. На полпути вниз он поскользнулся. Его левая рука задержалась на выступе камня. Это остановило его падение, и он повис между жизнью и смертью. Его пальцы глубоко впивались в землю, в то же время он чувствовал, что его захват не держит, и вжимал кончики пальцев в расщелину, ища другую зацепку. Когда его левая рука соскочила, кончики пальцев ноги нашли расщелину и зацепились, он отчаянно держался за утес, все еще не находя равновесия, прижимаясь к нему и ища зацепку. Потом опора для кончиков пальцев исчезла. Хотя он сумел ухватиться за другой выступ обеими руками, десятью футами ниже, и на мгновение повис на нем, этот выступ тоже не удержал его. Остальные двадцать футов он падал.

Он приготовился к падению как мог, и приземлился на ноги, как кошка, кувыркаясь по наклонной поверхности скалы, чтобы смягчить удар. Он обхватил ободранными руками голову, защищаясь от каменной лавины, которая могла пойти за ним. Но камни не посыпались. Он покачал головой, чтобы отряхнуться, и встал. Одно колено было вывихнуто. Жгучая боль прострелила от ног до внутренностей, и его прошиб пот. Подошвы и ногти кровоточили, но к этому он был готов.

«Боли нет. Ты не будешь чувствовать боли. Стой прямо. Чужеземец наблюдает за тобой».

Струя брызг окатила его, холод помог преодолеть ооль. С большой осторожностью он проскользнул по облепленным морскими водорослями камням, пробрался через расщелины и оказался у тела.

Внезапно Ябу понял, что этот человек все еще живой. Он еще раз удостоверился в этом, потом на мгновение присел. «Нужен ли он мне живым или мертвым? Что лучше?»

Краб поспешно выскочил из-под камня и бултыхнулся в воду. Волны обрушились на него. Он чувствовал, что соль разъедает его раны. Что лучше, живой или мертвый?

Он осторожно поднялся и прокричал:

– Таката-сан! Этот кормчий все еще жив! Отправляйся на корабль, принеси носилки и позови доктора, если на корабле есть хоть один!

Ветер почти заглушил ответ Такатаси: «Да, господин». Ябу посмотрел на галеру, мягко покачивающуюся на якорях. Другой самурай, которого он послал за веревками, был уже около яликов. Он следил, как человек прыгнул в один из них и отплыл. Тут он улыбнулся про себя и оглянулся. Блэксорн подошел к краю обрыва и что-то настойчиво кричал ему.

«Что он пытается сказать?» – спросил себя Ябу. Он увидел, что кормчий указывает на море, но не понял, что это означает для него. Волны были крутые и очень высокие, но ничем не отличались от тех, что были прежде.

В конце концов Ябу перестал пытаться понять Блэксорна и обратил внимание на Родригеса. С трудом он вытащил его вверх на скалы, подальше от прибоя. Дыхание португальца было затрудненное, но сердце билось ровно. Ушибов было много. Расщепленная кость торчала из левой икры. Его правое плечо казалось смещенным. Ябу поискал, нет ли где кровотечения, но не нашел. «Если нет внутренних повреждений, тогда он, может быть, и будет жить», – подумал он.

Дайме был ранен слишком много раз и видел слишком много умирающих и раненых, чтобы не иметь опыта в диагностике таких вещей. «Если Родригеса положить в тепло, – решил он, – дать саке, и лекарственных трав, и много теплых припарок, он будет жив. Может быть, он не будет снова ходить, но он будет жить. Да. Я хочу, чтобы этот человек выжил. Если он не сможет ходить, неважно. Может быть, это даже к лучшему, у меня будет запасной кормчий – этот человек, конечно, обязан мне жизнью. Если пират не захочет сотрудничать, я смогу использовать этого человека. Может, стоит притвориться христианином – это привлечет их ко мне? А что бы сделал Оми? Этот человек умен – Оми. Да, Слишком умен? Оми слишком многое и слишком быстро видит. Если он дальновидный, он должен понять, что его отец станет вождем клана, если я исчезну – мой сын слишком неопытен пока, чтобы выжить одному, – а после отца Оми сам станет вождем клана. Так? Что делать с Оми? Скажем, я отдам Оми чужеземцам? Как игрушку? Что тогда?»

Сверху донеслись тревожные крики. Тогда он понял, на что указывает чужеземец. Прилив! Прилив наступал очень быстро. Он уже захватывал его скалу. Он вскарабкался повыше и поморщился, когда боль молнией пронзила колено. Он увидел, что отметки прибоя над основанием скалы были выше человеческого роста.

Он посмотрел на ялик. Тот был около корабля. По берегу все еще быстро бежал Такатаси. Веревки вовремя не принесут, сказал он себе.

Его глаза внимательно осмотрели местность. Вверх на утес пути не было. Убежища в скалах не было. Никаких пещер. В море были выходы скал, но до них нельзя было добраться. Плавать он не умел, и нечего было использовать как плот.

Люди наверху следили за ним. Чужеземец показал на скалы в море и сделал движения, как будто плавая, но он покачал головой. Он снова все внимательно осмотрел. Ничего.

«Выхода нет, – подумал он, – Теперь ты умрешь. Готовься».

«Карма», – сказал он себе и отвернулся от них, устраиваясь более удобно, наслаждаясь великой истиной, пришедшей к нему. Последний день, последнее море, последний свет, последняя радость, последнее все. Как красиво море и небо, холод и соль. Он начал думать о последней песне-поэме, которую он сейчас по привычке сочинял. Он чувствовал себя счастливым. У него было время все хорошо обдумать.

Блэксорн кричал:

– Слушай, ты, сукин сын! Найди уступ – там должен быть где-нибудь уступ!

Самураи стояли у него на дороге, глядя на него как на сумасшедшего. Им было ясно, что выхода нет и что Ябу просто готовится к хорошей смерти, как сделали бы и они на его месте. И они относились к этому буйству чужеземца так, как они знали, относился бы к этому Ябу.

– Смотрите все вниз, все вы. Может быть, там есть какой-нибудь выступ!

Один из них подошел к краю обрыва и посмотрел вниз, пожал плечами и поговорил со своими товарищами, они тоже пожали плечами. Каждый раз, когда Блэксорн пытался подойти ближе к краю обрыва, чтобы найти способ спасти Ябу, они останавливали его. Он легко мог столкнуть одного из них и отправить на смерть, ему хотелось этого. Но он понимал их и их проблемы. Думай о том, как помочь этому негодяю. Ты должен спасти его, чтобы спасти Родригеса.

– Эй вы, дрянь, поганые япошки! Эй, Касиги Ябу! Не сдавайся. Сдаются только трусы! Ты человек или баран? – Но Ябу не обращал внимания. Он был так же неподвижен, как скала, на которой он сидел.

Блэксорн поднял камень и с силой бросил в него. Тот незамеченным ушел в воду, а самурай сердито закричал на Блэксорна… Он знал, что они в любой момент могут навалиться и связать его. Но как они это сделают? У них нет веревок.

«Веревки! Нужны веревки! Ты можешь их достать?»

Его глаза наткнулись на кимоно Ябу. Он начал рвать его, пробуя на прочность: то, что надо.

– Давай! – приказал он самураям, скидывая собственную рубашку. – Делайте веревки, ну?

Они поняли, быстро развязали пояса, сняли кимоно и последовали его примеру. Он начал связывать концы, используя также и пояса. Пока они заканчивали с веревками, Блэксорн осторожно лег на землю и подвинулся к краю, заставив двух самураев держать его за лодыжки. Он не нуждался в помощи, просто хотел успокоить их.

Он высунул голову как можно дальше, понимая их беспокойство. После этого он стал осматриваться, как если бы смотрел в море. Участок за участком.

Все гладко. Ничего.

Еще раз.

Ничего.

Снова.

Что это? Как раз выше линии прилива? Это не трещина в утесе? Или тень? Блэксорн передвинулся, остро осознавая, что море почти покрыло скалу, на которой сидел Ябу, и почти все скалы за ним и основание утеса. Теперь он мог видеть лучше.

– Там! Что это?

Самурай встал на четвереньки и посмотрел за пальцем Блэксорна, вытянутым вперед, но ничего не увидел.

– Там! Это не выступ?

Руками он изобразил уступ и двумя пальцами показал человека, стоявшего на нем, и еще одним пальцем сделал длинный узел на плече человека, так что теперь человек стоял на уступе – этом уступе – еще с одним человеком на плече.

– Быстро! Исоги! Объясните это ему – Касиги Ябу-сама! Вакаримасу ка!

Самурай вскочил, быстро заговорил с другими, и они тоже посмотрели. Теперь они все увидели выступ. И начали кричать. От Ябу не было никакого отклика. Он казался похожим на камень. Они продолжали кричать, и Блэксорн почти кричал, но казалось, что никто не издавал ни звука.

Один из самураев коротко поговорил с другими, они все кивнули и поклонились. Внезапно с криком «Банзааай!» он бросился с утеса и полетел к своей смерти. Ябу с усилием вырвался из своего транса, повернулся вокруг и встал.

Другой самурай кричал и что-то показывал, но Блэксорн ничего не слышал и не видел, кроме разбитого тела внизу, уже увлекаемого морем. «Что это за люди? – думал он беспомощно. – Было ли это мужество или помешательство? Этот человек явно совершил самоубийство, без всякого шанса спастись, чтобы привлечь внимание другого, который уже отказался от борьбы за жизнь. Это не имело смысла! Они не признавали смысла».

Он увидел, как Ябу, шатаясь, поднимается. Он ожидал, что тот полезет, оставив Родригеса. «А что бы сделал я? Я не знаю». Но Ябу наполовину полз, наполовину скользил, таща бесчувственного человека с собой через мелкие места, на которые накатывал прибой, к подножию утеса. Он нашел уступ, который был всего в один фут шириной. Чувствуя сильную боль, он втолкнул Родригеса на уступ, чуть не упав при этом, потом взгромоздился сам.

Веревка получилась короче на 20 футов. Самураи тут же добавили свои набедренные повязки. Теперь, если Ябу будет стоять, он достанет конец.

Несмотря на всю свою ненависть, Блэксорн восхищался мужеством Ябу. Полдюжины раз волны почти поглощали его. Дважды Родригес срывался, но каждый раз Ябу вытаскивал его. Где ты берешь мужество, Ябу? Или ты просто дьявол? Как и все вы?

Чтобы спуститься вниз на первую площадку, требовалось мужество. Сначала Блэксорн думал, что Ябу действует так из-за бравады, но вскоре понял, что человек бросил вызов скале и почти выиграл. Потом он разбился при падении так же сильно, как и любой упавший. И с достоинством отказался от борьбы.

«Боже мой. Я восхищаюсь этим негодяем и ненавижу его».

Почти час Ябу противостоял морю и своему обессиленному телу. В сумерках вернулся Такатаси с веревками. Они сделали люльку и спустились с утеса с искусством, о котором Блэксорн и не подозревал.

Тут же был поднят Родригес. Блэксорн попытался помочь ему, но японец с густыми волосами уже опустился около него на колени. Он смотрел, как этот человек, очевидно доктор, осматривал сломанную ногу. После этого самурай поддержал плечи Родригеса, пока доктор всем телом налег на ногу, и кость скользнула обратно в тело. Его пальцы ощупали и правильно поставили ее, после чего привязали к шине. Он начал оборачивать вокруг раны травы, когда вытащили Ябу.

Дайме отказался от помощи, махнул рукой доктору, направив его к Родригесу, сел и стал ждать.

Блэксорн глядел на него. Ябу почувствовал его глаза. Два человека смотрели друг на друга.

– Спасибо, – сказал наконец Блэксорн, указывая на Родригеса. – Спасибо, что ты спас ему жизнь. Спасибо, Ябу-сан, – Он почтительно поклонился, – Это за твое мужество, ты, черноглазый сын дерьмовой проститутки.

Ябу чопорно ответил на поклон. Но в глубине души он улыбался.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава Десятая

Их переход от бухты до Осаки был спокойным. Бортовые журналы Родригеса были полные и очень точные. В первую ночь Родригес пришел в себя. Сначала он подумал, что умер, но боль сразу заставила его думать иначе.

– Они вправили ногу и перебинтовали ее, – сказал Блэксорн. – И стянули ремнем плечо. Оно было вывихнуто. Они не делали кровопускания, как я ни пытался заставить их.

– Когда я приеду в Осаку, это могут сделать иезуиты, – измученные глаза Родригеса вонзились в него. – Как я оказался здесь, англичанин? Я помню, что попал за борт, а больше ничего.

Блэксорн рассказал ему.

– Так теперь я обязан тебе жизнью. Черт тебя побери.

– С юта было видно, что мы могли войти в бухту. С носа под твоим углом зрения все отличалось на несколько градусов. С волной нам не повезло.

– Не беспокойся обо мне, англичанин. Ты был на юте у тебя был руль. Мы оба знали это. Нет, я проклинаю тебя за то, что я теперь обязан тебе жизнью. Мадонна, моя нога!

От боли у него хлынули слезы. Блэксорн дал ему кружку грога и присматривал за ним всю ночь. Шторм тем временем кончился. Несколько раз приходил японский доктор и заставлял Родригеса выпить горячее лекарство, клал ему на лоб горячие полотенца и открывал иллюминаторы. И каждый раз, когда доктор уходил, Блэксорн закрывал иллюминаторы, так как всем известно, что лихорадка бывает от сквозняка и чем плотнее закрыта каюта, тем безопаснее и здоровее, если мужчина в таком плохом состоянии, как Родригес.

Наконец доктор накричал на него и поставил у иллюминаторов самурая, так что они оставались открытыми. На рассвете Блэксорн вышел на палубу. Хиро-Мацу и Ябу оба были там. Он поклонился, словно придворный.

– Кончива Осака?

Они поклонились в ответ.

– Осака. Хай, Анджин-сан, – сказал Хиро-Мацу.

– Хай! Исоги, Хиро-Мацу-сама. Капитан-сан! Поднять якорь!

– Хай, Анджин-сан!

Он непроизвольно улыбнулся Ябу. Ябу улыбнулся в ответ, потом, хромая, отошел, а Блэксорн подумал, что он только что приветствовал человека, хотя тот дьявол и убийца. «А ты не убийца тоже? Да, но не таким способом», – сказал он себе.

Блэксорн с легкостью вел корабль до цели. Переход занял день и ночь, и только после рассвета следующего дня они были около Осаки. На борт поднялся японский лоцман, чтобы провести судно к пристани, и, освободившись от ответственности, он с радостью спустился вниз, чтобы выспаться.

Позднее капитан растолкал его, поклонился и знаками показал, что Блэксорну следует приготовиться идти с Хиро-Мацу, как только они причалят.

– Вакаримас ка, Анджин-сан?

– Хай.

Моряк ушел. Блэксорн снова растянулся на койке, чувствуя боль во всем теле, потом заметил, что Родригес следит за ним.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, англичанин. Учитывая, что моя нога в огне, голова разрывается, я хочу в сортир, а язык как будто в бочке со свиным дерьмом.

Блэксорн дал ему ночной горшок, потом опорожнил его в иллюминатор и налил кружку грога.

– Ты становишься медицинской сиделкой, англичанин. Это твоя нечистая совесть.

Родригес засмеялся, и было приятно снова услышать его смех. Его взгляд упал на бортовой журнал, который лежал открытым на столе, и к его ящику для карт. Он увидел, что тот открыт.

– Я давал тебе ключ?

– Нет. Я обыскал тебя. Мне нужен был настоящий журнал. Я сказал тебе, когда ты проснулся в первую ночь.

– Это прекрасно. Я не помню, но это честно. Слушай, англичанин, спроси любого иезуита, где в Осаке Васко Родригес, и они проведут тебя ко мне. Приходи навестить меня – тогда ты сможешь скопировать мой журнал, если захочешь.

– Спасибо. Я уже скопировал один. По крайней мере, я скопировал, что мог, и очень внимательно прочитал остальные.

– Твою мать! – сказал Родригес по-испански.

– И твою.

Родригес снова вернулся к португальскому.

– Разговор на испанском вызывает у меня рвоту, хотя на этом языке можно ругаться лучше, чем на каком-либо другом. Там, в моем ящике для карт, есть пакет. Дай его мне, пожалуйста.

– Тот, с иезуитскими печатями?

– Да.

Он дал его Родригесу. Тот изучил пакет, прощупал пальцами нетронутые печати, потом, видимо, передумал и положил пакет на грубое одеяло, под которым он лежал, опять откинув голову на подушку.

– Эх, англичанин, жизнь такая странная.

– Почему?

– Если я жив, по милости божьей, то благодаря еретику и японцам. Пошли сюда этого землееда, чтобы я мог поблагодарить его, а?

– Сейчас?

– Попозже.

– Хорошо.

– Эта ваша эскадра, та, которая напала на Манилу, та, о которой вы рассказали святому отцу, – это правда, англичанин?

– Эскадра наших военных кораблей разбила войска вашей империи в Азии, ты об этом?

– Там эскадра?

– Конечно.

– Сколько кораблей было в твоей эскадре?

– Пять. Остальные рассеялись в море неделю или около того назад. Я пошел вперед в поисках Японии и попал в шторм.

– Ври больше, англичанин. Но я не спорю, мне говорили те, кто брал пленных, сколько. Больше нет кораблей и эскадр.

– Подожди и увидишь.

– Подожду. – Родригес сделал большой глоток. Блэксорн потянулся и подошел к иллюминатору, желая прекратить этот разговор, и выглянул, рассматривая город и берег.

– Я думал, Лондон самый большой город в мире, но по сравнению с Осакой он маленький городишко.

– У них есть дюжины городов типа этого, – сказал Родригес, также радуясь возможности прекратить этот разговор, игру в кошки-мышки, которая никогда не давала пряника без кнута. – Мияко, столица, или Киото, как его иногда называют, самый большой город в империи, вдвое больше Осаки, так говорят. Дальше идет Эдо, столица Торанаги. Ни я, никто из священников или португальцев никогда не был там, – Торанага держит свою столицу на замке – запретный город. Пока, – добавил Родригес, ложась обратно в свою койку и закрывая глаза, его лицо вытянулось от боли. – Пока они не отличаются друг от друга. Вся Япония официально закрыта для нас, за исключением портов Нагасаки и Хирадо. Наши священники попросту не обращают внимания на приказы и ходят, куда пожелают. Но мы, моряки или торговцы, не можем, если нет специального приказа от регентов или великого дайме, например Торанаги. Любой из дайме может схватить один из наших кораблей – как Торанага завладел вашим – за пределами Нагасаки или Хирадо. Таков их закон.

– Ты хочешь сейчас отдохнуть?

– Нет, англичанин. Разговаривать лучше. Разговор помогает отогнать боль. Мадонна, как у меня болит голова! Я не могу нормально думать. Давай поговорим, пока ты не сошел на берег. Возвращайся и навести меня – я очень хотел тебя об этом попросить. Дай мне еще грогу. Спасибо, спасибо, англичанин.

– Почему тебе запрещено ходить куда ты пожелаешь?

– Что? А, здесь, в Японии? Это сделал Тайко – он заварил всю эту кашу. С тех пор как мы первыми пришли сюда в 1542 году, начали работать миссионеры и нести им цивилизацию, мы и наши священники могли двигаться свободно, но когда Тайко получил полную власть, он начал вводить свои запреты. Многие верят… ты не мог бы подвинуть мне ногу, сними одеяло с ноги, она горит… Да, о Мадонна, осторожней. – так, спасибо, англичанин. Да, на чем я остановился? Многие верят, что Тайко был пенис Сатаны. Десять лет назад он выпустил эдикты относительно святых отцов, англичанин, и всех, кто хотел нести слово Господа. И он изгнал всех, кроме торговцев, десять или двенадцать лет назад. Это было еще до того, как я пришел в эти воды, – я был здесь семь лет назад и с тех пор приходил и уходил. Святые отцы говорят, что это случилось из-за языческих священников – буддистов, – отвратительных, ревностных поклонников идола, этих язычников. Они настроили Тайко против наших святых отцов, совратили его, когда он был уже почти обращен. Да, Великий Убийца сам почти спас душу. Но он упустил свой шанс на спасение. Да… Как бы то ни было, он приказал всем нашим священникам покинуть Японию… Я сказал тебе, что это было десять лет назад?

Блэксорн кивнул, он был рад, что тот говорит так, перескакивая с одного на другое, радуясь возможности слушать и узнавать новое.

– Тайко собрал всех отцов в Нагасаки, где был готов корабль, чтобы отправить их в Макао с письменными приказами никогда не возвращаться под страхом смерти. Потом, так же внезапно, он оставил их в покое и больше не трогал. Я рассказывал тебе, что японцы все с мозгами набекрень. Да, он оставил их в покое, и скоро все стало как раньше, за исключением того, что большинство отцов осталось на Кюсю, где к нам хорошо относятся. Я сказал тебе, что Япония состоит из трех больших островов, Кюсю, Сикоку и Хонсю? И тысяч мелких островков. Есть еще один остров далеко на севере – некоторые называют его материком – Хоккайдо, но там живут только волосатые туземцы.

Япония – перевернутый мир, англичанин. Отец Алвито рассказывал мне, что все стало опять так, как будто ничего не случилось. Тайко стал дружелюбен, как и прежде, хотя он никогда не обращался в нашу веру. Он закрыл церковь и только прогнал двух или трех христианских дайме – но это только, чтобы получить их земли – и никогда не вводил в действие свои эдикты об изгнании священников. Потом, три года назад, он сошел с ума еще раз и казнил двадцать шесть отцов. Он распял их в Нагасаки. Без причин. Он был маньяк, англичанин. Но после убийства двадцати шести он больше ничего не сделал. Вскоре после этого он умер. Это была рука Бога, англичанин. Проклятие Бога было на нем и на его семени. Я уверен в этом.

– У вас здесь много новообращенных? Но Родригес, казалось, не слышал, ушел в свое полубессознательное состояние.

– Они все звери, эти японцы. Я не рассказывал тебе об отце Алвито? Он переводчик – Тсукку-сан, называют они его, мистер переводчик. Он был переводчиком у Тайко, англичанин, теперь он официальный переводчик Совета регентов. Он говорит по-японски лучше большинства японцев и знает о них намного больше любого живущего здесь человека. Он сказал мне, что в Мияко, это столица, англичанин, есть холм земли высотой пятьдесят футов. Тайко собирал носы и уши всех корейцев, убитых на войне, и закапывал там – это корейская часть материка, западнее Кюсю. Это правда, англичанин! Клянусь Святой Девой, не было таких убийц, как он, – а они все такие же. – Глаза Родригеса были закрыты, а лоб пылал.

– У вас тут много обращенных? – осторожно спросил его Блэксорн снова, отчаянно пытаясь узнать, сколько здесь врагов.

К его удивлению, Родригес сказал:

– Сотни тысяч, и с каждым годом становится все больше. Со времен смерти Тайко мы имеем больше, чем когда-либо, и те, кто были тайными христианами, теперь открыто ходят в церковь. Большая часть острова Кюсю сейчас католическая. Большинство дайме на Кюсю новообращенные. Нагасаки – католический город, иезуиты владеют им, ездят туда и ведут всю торговлю. Вся торговля идет через Нагасаки. Мы имеем там собор, дюжину церквей и еще дюжины распространяются на Кюсю, но здесь, на главном острове, Хондо, их еще немного и…

Боль снова не дала ему говорить. Через мгновение он продолжал:

– На одном Кюсю три или четыре миллиона человек – скоро они все будут католиками. На островах есть еще двадцать с лишним миллионов японцев, и скоро…

– Это невозможно! – Блэксорн тут же обругал себя: почему бы не узнать побольше?

– Зачем бы мне врать? Десять лет назад была перепись. Отец Алвито сказал, что Тайко приказал провести ее, а он должен знать, он был там. Зачем бы ему врать? – Глаза Родригеса были налиты яростью. – Это больше, чем население всей Португалии, Испании, Франции, Испанских Нидерландов и Англии, взятых вместе, и ты можешь добавить сюда всю святую Римскую империю, чтобы сравняться с этим!


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18