Роберу снова стало казаться, что кто-то за ними наблюдает. Он кожей чувствовал чужой взгляд. Кто-то следил за ним, за каждым его движением.
      Юноша обернулся. Позади была лишь тьма. И хотя ничего не было видно, он прекрасно знал, что позади только луг. Голый луг, взбегающий к опушке Черного леса.
      Наверное, пугающее чужое присутствие за спиной - это сам Черный лес. Он слышал, как тот беснуется позади под порывами ветра.
      Робер крепче уцепился за руку подружки.
      - Что с тобой? - спросила та.
      - Ничего.
      Рука у Робера была потная. А может, это у Жильберты взмокли ладони? Или у них обоих? Теперь Робер ничего не понимал. Свободной рукой он смахнул со лба пот.
      Жильберта снова потащила его за собой, и вскоре они очутились у того места, где тропка сливается с Гиблой дорогой. Развалины были всего в нескольких метрах и заслоняли дом старухи.
      - Вроде ничего не слышно, - шепнула Жильберта.
      - При таком ветре это естественно.
      - Давай подойдем поближе.
      - Ты хочешь идти прямо туда? Может, лучше обойдем с другой стороны, поглядим, что там и как?
      - Ты шутишь! Во-первых, это слишком большой крюк, а во-вторых, там все заросло колючками и крапивой.
      Девушка двинулась по дороге. Когда они поравнялись с развалинами, из кустов выскочила крыса и бросилась в сторону ручья. Робер и Жильберта так и отпрянули.
      - Крыса! - шепнул Робер.
      Они двинулись дальше. Когда луна показалась из-за туч, развалины уже остались позади. Весь противоположный склон холма был залит лунным сиянием. Старухина хибара таилась в тени нависшей над ней горы, но все было отчетливо видно. Дверь фермы была закрыта. Ставни тоже. По небу проплыло облако, тень от которого наползла по склону холма, но потом небо опять прояснилось.
      - Собака наверняка уже издохла, - заметил Робер.
      - Не обязательно, мы ведь шли совсем тихо. С чего ей поднимать шум?
      - Да нет, она бы нас учуяла.
      - Но и тех двоих здесь пока нет.
      - Ничего не видно.
      - Будь они здесь, дверь была бы открыта. Жильберта влезла на невысокий каменный забор и вцепилась в проволочную ограду. Чуть погодя она обернулась.
      - Лезь сюда, - велела она.
      Робер в свою очередь взобрался на ограду. Девушка пальцем указала ему на что-то по ту сторону сетки.
      - Смотри, - проговорила она, - вот там, между кучей дров и последней ивой, прямо у ручья.
      - Да... Ты думаешь, это он?
      - Что же еще?
      И в самом деле, это был Фино, старухин пес. В том не было никаких сомнений. Он лежал на боку, вытянувшись всем телом, головой к воде.
      - А может, он спит? - сказал Робер.
      - Ну уж, ты скажешь! Конечно, нет. Он же лежит почти в воде. Наверное, хотел попить. И прямо тут же издох.
      - Надо бы проверить, - заметил Робер. Спрыгнув на дорогу, он подобрал три камешка и вновь залез на ограду. Первый камешек упал на кучу дров и запрыгал по поленьям. Второй плюхнулся в воду прямо у морды пса.
      - Ну, убедился? - проговорила Жильберта. - Он точно издох. Одно это ужасная мерзость. Как подумаю, что они могли сотворить такое с моей Беленной и ее щеночком!.. И с нашей старой Дианкой...
      Тут она вцепилась Роберу в руку и сквозь зубы с яростью прибавила:
      - Они подлые, слышишь! Разве ты сам не видишь! Мерзавцы! Понурившись, Робер прошептал:
      - Он был довольно противным барбосом - все время гавкал безо всякой причины. Так и рвался покусать всех подряд - Это не оправдание. Он делал то, что положено сторожевому псу.
      - Да, правда... А теперь все кончилось.
      - И об этом тоже нужно им сказать. Они должны понять, как это гадко.
      Они еще постояли, глядя на издохшего пса, потом Жильберта прямо по бортику ограды двинулась к развалинам. Она шла медленно, стараясь не наступать на расшатанные камни.
      - Ты куда?
      - Иди за мной, сейчас увидишь. На ходу она налегала на каждый металлический прут ограды, тряся его и пробуя на прочность.
      - Постарайся поменьше шуметь, - велел Робер.
      - Чего ради, раз собака издохла...
      Наконец девушка выбрала прут и остановилась.
      - Помоги, я полезу первой.
      - Да зачем туда лезть, если мы можем подождать ребят прямо тут?
      - Ну нет, ты же не знаешь, с какой стороны они полезут. Если они зайдут через сад, то пока мы перелезем и добежим до них... Они вполне могут успеть выломать дверь. Лучше спрячемся в развалинах.
      Робер задыхался и ничего не ответил. Он просто не мог говорить. Каждое слово отдавалось больно по всему телу, каждый пустяк сотрясал все его существо, подобно тому, как ветер терзал и сотрясал Черный лес. А может, он сошел с ума? Или Жильберта? Теперь он даже не знал, правда ли все то, что он рассказал подружке об этой истории с налетом на дом старухи... Может, он сам все выдумал? Но ведь старый Фино издох...
      В конце концов собака может издохнуть не только от яда! Да, но как раз сегодня...
      - Ты идешь или нет?
      Жильберта уже стояла по ту сторону ограды. Оказывается, Робер немного подсадил ее, она уцепилась за сетку, за железный прут и перелезла. А он и не заметил. Все происходило словно с кем-то другим. Все же в какую-то минуту наступило просветление. Он словно воочию увидел, как со всех ног бежит прочь, крича Жильберте: "Выбирайся, как знаешь, это все шутка!" Однако это длилось лишь один короткий миг. На самом деле он уже ухватился за железный прут, оперся ногой на сетку и подтянулся. Ограда слегка прогнулась. Робер спрыгнул во двор.
      Развалины высились прямо перед ним. Ветер завывал среди камней. Полуразрушенная крыша проросла травой, колыхавшейся на фоне светлого неба.
      Робер и Жилъберта прошли вдоль обвалившейся стены, перешагивая через груды камней и битой черепицы, и вскоре оказались перед разбитым крыльцом.
      Здесь Жильберта остановилась.
      - Пошли внутрь? - спросила она.
      Робер отрицательно помотал головой. Говорить он не мог. Горло сдавило, во рту было горько. Луна спряталась, но было светло, только развалины тонули во тьме - часть черепичной крыши еще нависала над остатками стен. Робер и Жильберта присели возле крыльца и замерли в ожидании.
      Вскоре опять выплыла луна, и Жильберта обернулась. Робер не сводил взгляд со старухиной фермы. Ничего кроме этой черной постройки, резко выделявшейся на залитом лунным светом склоне, он не видел. Просто временами перед его глазами, заслоняя дом, проплывал силуэт старухи... Старуха и ее тень.., на ярко освещенной дороге.
      Юноша так и подпрыгнул. Оказалось, это Жильберта тронула его за плечо.
      - Посмотри, что там такое, вон там? Робер повернулся.
      - Где?
      - Вон там! - Жильберта указывала в глубь развалин, в тот угол, над которым нависла полуразрушенная кровля.
      - Не знаю, - шепнул Робер. - Я пойду погляжу. Ведь уже много лет никто кроме мамаши Вентар туда и близко не подходил.
      - Нет, сиди, где сидишь, эта штука может рухнуть. Однако Жильберта поднялась на ноги.
      - Ты последи за домом, а я сейчас вернусь. Робер смотрел, как она входит в полуразрушенный дом. Пройдя несколько шагов, девушка наклонилась, что-то подняла, прошла подальше. Потом обернулась к Роберу и поманила его. Тот подошел. Девушка держала в руках деревянную лопату, вырезанную из цельного куска дерева.
      - Что это? - поинтересовался Робер. - По-моему, лопата для зерна. Знаешь, раньше каждый делал себе утварь сам.
      Она положила лопату на землю. Роберу стало легче дышать. Он тоже наклонился и ухватил какую-то железяку.
      - Смотри-ка, половник!
      - Да, а вот печка, подставка для дров.
      В печь со свистом залетал ветер. Робер подошел поближе и задрал голову. Странно было наблюдать, как в черном прямоугольнике проносятся облака.
      - Жильберта, иди сюда!
      Девушка подошла и тоже поглядела вверх.
      - Чудно, правда?
      - Да, чудно. - Она почти вплотную подошла к Роберу. -Теперь ты не боишься, правда?
      - Нет. - Он помолчал и прибавил:
      - Я и не боялся. Девушка вдруг прильнула к нему и прошептала:
      - Знаешь, я ужасно тебя люблю. Просто ужасно.
      - Я тоже очень тебя люблю.
      А вокруг гудел ветер. Робер и Жильберта постояли, послушали, затем девушка прошептала:
      - Потом когда-нибудь, когда мы поженимся, мы будем вспоминать эту ночь и говорить: "В ту ночь, когда мы спасли старуху..."
      И она поцеловала Робера в губы, долго не отрывая сомкнутых губ и крепко прижимаясь к нему.
      Глава 21
      Так прошло довольно много времени. Они ничего не слышали, кроме шума ветра, кружившего вокруг них и вылетавшего в печную трубу. Они поднимали головы, и перед глазами проплывали темные и светлые пятна. Когда Жильберта склонялась, глаза ее сияли, хотя само лицо оставалось в тени. У Робера по-прежнему сильно колотилось сердце, но ком в горле почти прошел. Теперь мгла уже не казалась бездонной. Она вся была здесь, в этих четырех стенах. Стены эти были черны, как сама ночь, но они были здесь, совсем рядом, а всего того, что таилось снаружи, попросту не существовало.
      Робер все еще не мог собраться с мыслями, но в душе его постепенно рождалась уверенность, что они могли бы навсегда стоять вот так - не двигаясь, не произнося ни слова, купаясь в теплых сумерках. Юноша чувствовал, как Жильберта льнет к нему, и ему казалось, что он почти сливается с ней.
      Они уже не целовались, но и не разговаривали, Робер уткнулся головой в шею подружки. Ветер трепал прядку ее волос. Щека его прижималась к нежному и теплому плечу.., теплому и живому.
      Они стояли так долго-долго... И вдруг завывания ночного ветра разорвал треск.
      Робер и Жильберта вздрогнули, напряглись. Было непохоже, что трещит дерево.
      - Дверь! - шепнула Жильберта. Оттолкнув Робера, она шагнула к старому крыльцу. Робер устремился за ней.
      - Они уже там, - проговорила она.
      Юноша пригляделся. Дверь фермы была распахнута.
      - Они уже там. Мы их проворонили. Идем, идем скорее, - подгонял, Жильберта.
      Перепрыгивая через кучи камней, они ринулись к ферме. Добежав до дороги, замерли.
      В глубине дома луч электрического фонаря выхватил угол стола. Пахнуло кислым молоком.
      Жильберта ступила и; каменный порог фермы и задела ногой какую-то штуку, которая со звоном покатилась по полу. Луч перерастался, двинулся к ним. На мгновение Робер и Жильберта ослепли, потом девушка потребовала:
      - Стойте, перестаньте! А то мы заявим на вас! Послышался приглушенный голос Сержа.
      - Это наш балбес и его полоумная подруга. Ты займись деньгами, а я разберусь с ними.
      Луч скользит в сторону, и теперь Серж загораживает собой фонарь. Робер и Жильберта все еще стоят в дверях. К ним подходит Серж. Он опять обрядился в мешок, на голове - берет, на лице платок. Жильберта отступает назад. Робер стоит, не шелохнувшись.
      - Эй, вы, подонки! - яростно бурчит Серж. - Убирайтесь, пока целы, и чтоб никому ни слова, а то хуже будет!
      Правой рукой он выхватывает что-то из-за спины и медленно спускается по ступенькам. Он заносит руку - что-то поблескивает в темноте. Робер пятится назад. Во рту у него появляется горький привкус. Серж проходит мимо него, погрозив ножом, и наступает на Жильберту, которая тоже подается назад.
      - Слышь, ты, деревенщина, - цедит он. - Занимайся лучше своими коровами, ковыряйся в навозе и держи язык за зубами, а не то кишки выпущу.
      Голос его доносится словно издалека: из-за платка. Но все равно делается не по себе.
      Робер остолбенел. Во рту горько. Горло опять перехватывает. И вдруг он теряет голову. Тело не слушается его. Действует самостоятельно. Это жутко, как будто он перестал быть самим собой и со стороны наблюдает за собственными действиями.
      Он наклоняется, и рука тут же нащупывает ту штуку, на которую при входе наткнулась Жильберта. Робер распрямляется и, замахнувшись, наступает на Сержа. Тот подается в сторону и тоже замахивается. Лунный свет заливает весь холм за его спиной. Блестит нож. Он слегка дрожит.
      - Бросьте это дело, бросьте! - кричит Робер. - Вы оба подонки!
      - Убирайся, а то убью!
      Серж медленно наступает на Робера. Робер размахивается. Слышится свист, будто ветер очередной раз налетел на щипец крыши.
      - Вы что, с ума посходили! - вопит Кристоф, кидается к ним и неожиданно замирает в шаге от Сержа.
      Рука Робера уже опустилась. Свист обрывается, слышится негромкий хлопок, точно лопата стукнула в твердую землю.
      Серж, похоже, пьян. Он шатается, ноги у него подгибаются, сейчас он опрокинется назад. Но нет, теперь клонится вперед... Вот он сгибается пополам и медленно заваливается головой вперед, потом скатывается на бок и замирает.
      Все застывают в оцепенении. Рука Робера внезапно ощущает страшную тяжесть: это железный прут. Чуть погодя пальцы его сами собой разжимаются. Прут вываливается у него из рук.
      Робер смотрит, как он падает. Сначала замирает, стоя вертикально, как Серж, потом начинает потихоньку клониться в сторону и падает на землю.
      - Вы с ума посходили! - твердит Кристоф. - Господи, вы все ненормальные!
      Голос его звучит издалека, с другого края света... Все отодвинулось куда-то страшно далеко. Крупное тело Кристофа приходит в движение и кажется теперь расплывчатым, почти прозрачным.
      Тем не менее Робер следит за ним глазами. Видит, как Кристоф подходит к Сержу, склоняется над ним. Медленно протягивает одну руку, затем другую. Вспыхивает электрический фонарик, и мутный луч света освещает лицо Сержа.
      Лица почти не видно - виднеется лишь узкая полоска кожи между платком и беретом, да и та вполоборота. Кристоф сдергивает берет. Хватает Сержа за плечо и встряхивает приятеля. Рука Сержа безвольно падает на землю. Робер подходит поближе. Наклоняется. Следом подходит Жильберта и тоже склоняется. Луч света, качнувшийся было в сторону, вновь освещает лицо Сержа.
      Кровь. Вся правая сторона лица залита кровью... И над левым глазом тоже кровь, и еще что-то белое, пузырчатое.
      Пауза. Ветер смолк. И тут Жильберта испускает истошный вопль. Хриплый и в то же время пронзительный. Потом разворачивается и кидается бежать прочь.
      Робер глядит ей вслед. Теперь он ничего не понимает. А девушка уже у ручья. Вот она перемахивает через него. Летят брызги. Жильберта взбирается на противоположный берег и теперь несется по залитому лунным светом склону холма. Она карабкается вверх по пустоши, и тень ее скользит впереди.
      Кристоф тем временем распрямился. Горящий фонарик бессильно свисает в его руке.
      - Господи... Господи Боже... Ты его... Ты же его... Он не в силах договорить. Робер переводит на него взгляд. Лицо Кристофа скрыто шарфом и беретом. Только глаза блестят на узкой полоске открытой кожи.
      - Не правда! Не правда... Этого не может быть! Робер еле говорит, запинается. Словно вдруг разучился говорить. Он резко наклоняется. И снова тело выходит из повиновения. Руки его против его воли хватают голову Сержа... Она липкая и горячая. Шарф сползает. Робер приподнимает голову Сержа. Пытается что-то сказать, но ничего не выходит. И снова он трясет голову Сержа. Кровь течет по его рукам.
      Тогда он разжимает руки, и голова падает на землю. Робер поднимается. Смотрит на оцепеневшего Кристофа и, сорвавшись с места, кидается прочь.
      Он бежит куда глаза глядят... Куда глаза глядят... В противоположную сторону от холма, куда кинулась Жильберта.
      Убегает, несется в ночь.
      Глава 22
      Долго бежит Робер, прежде чем замечает, что в ночи что-то изменилось. Долина позади него вдруг стала иной. Вопль Жильберты всех перебудил.
      Бешено лают собаки. Сначала одна, потом другая, затем - все остальные. Теперь в ночи слышится не только вой ветра. Хлопают ставни и двери, люди окликают собак, кто науськивая, кто успокаивая.
      Ветер словно гудит громче, но он не в силах перекрыть поднявшийся гам и лай, и в конце концов разносит шум по всей долине.
      Робер останавливается. Оказывается, он сам не заметил, как перелез через забор старухиной усадьбы. Юноша оглядывается по сторонам. Пыль, густая трава на откосе, ухабы и рытвины, лес... Все ясно: это Гиблая дорога.
      Ноги у него делаются ватными. Он поднимает руку и опирается на откос. Трава под рукой совсем мокрая. Значит, он очутился в том месте, где из-под земли пробивается родник и, размывая дорогу, устремляется к Оржолю.
      Робер поднимает голову и прислушивается. Рядом, в двух шагах трещит и стонет Черный лес.
      Юноша попытался сосредоточиться, раздумывая, куда теперь идти. Подумал было о Жильберте и обернулся. Противоположный склон долины превратился в огромное пляшущее пятно света. Все существо Робера и без того ходит ходуном, поэтому он бегом пускается вверх по склону.
      Сверху, приближаясь, слышится собачий лай. Робер прекрасно слышит, как где-то рядом заливается лаем собака. Судя по всему, совсем близко. Он медлит. В нерешительности замедляет шаг, опять прислушивается.
      Собаки повсюду - впереди него, позади, снизу по склону и сверху - со всех сторон. Ветер носит их лай по всей долине. Ветер стонет, собаки заливаются, ветер лает, ветер рыдает. Ветер превратился в огромную злобную собаку, которая носится по долине, и кусает тьму, ветер превратился в тысячеголовую собаку.
      Робер бежит быстрее. Оглушительный шум неотступно несется ему вслед. Со всех сторон - рев ветра и лай собак. Вся долина гудит, гремит и лает. И голова у него разламывается от боли, хоть кричи... В ушах еще звучит страшный вопль Жильберты.
      На бегу юноша несколько раз трет ладонью лоб, но сдавливающая виски боль все не проходит.
      Задыхаясь, он карабкается по склону, сердце у него бешено колотится.
      Не оглядываясь, он несется во тьму. То и дело ноги спотыкаются о булыжники, проваливаются в выбоины, скользят по грязи. Вода заливает дорогу. Робер едва держится на ногах. Ветви хлещут его по лицу.
      Там, где изгородь усадьбы Бувье подступает к самому Черному лесу, отделенная от него одной лишь Гиблой дорогой, к Роберу подскакивает собака. И хотя он издали слышал и ее лай, и науськивания хозяина, юноша останавливается лишь тогда, когда собака оказывается прямо перед ним.
      Пес слегка осаживает назад. Смолкает на мгновение, потом рычаньем медленно двигается вдоль обрамляющих дорогу кустов. Глаза его вспыхивают красными и зелеными искрами. Поджав хвост, зверь пластается по земле, припадая на лапах и горбя хребет.
      В нескольких шагах от Робера пес останавливается и рычит громче и яростнее. Тем временем голос хозяина приближается:
      - Давай, Черныш! Ищи! Хватай их, держи!
      Понурившись и свесив руки, Робер ждет, уставив глаза на ветви деревьев, нависающие над поворотом дороги.
      Сейчас оттуда выскочит человек... Сейчас оттуда выскочит папаша Бувье. Да, папаша Бувье... Крестьянин, у которого издохла телка. Робер знает это наверняка Он без конца твердит это про себя, а все его нутро содрогается от страшного шума, сотрясающего долину.
      Он не сводит глаз с зарослей. Человек приближается. Робер прекрасно видит его, узнает, хотя крестьянин еще далеко. Лишь голос его раздается все ближе. Неумолимо приближается.
      - Вперед, Черныш! Ищи!
      Казалось, прошла целая вечность. Всякий раз, как деревья на повороте дороги начинали ходить ходуном под порывом ветра, Робер ожидал появления папаши Бувье.
      В то же время юноша поглядывал вправо: откос был довольно высок, но над дорогой нависал небольшой ясень Стоило подпрыгнуть, ухватиться за ветви, подтянуться и можно было ринуться во тьму, под полосу беснующихся деревьев. Да, а собака? Она просто не успеет кинуться. Да и откос наверняка слишком высок и крут для пса. Ему придется побегать, пока он найдет более отлогий подъем. Робер отчетливо представлял себе, как он бежит через лес, но знать не знает, ни куда пойдет, ни где выберется из чащобы... Юноша посмотрел влево - там все заросло колючим кустарником вдоль дороги. Перескочить, скатиться вниз, к ручью, одним прыжком перепрыгнуть неширокий ручей, кинуться вверх по противоположному склону, вслед за Жильбертой...
      Но в сторону усадьбы Ферри Робер смотреть не стал, как не вспомнил о тропинке, открывавшейся у него за спиной.
      Он застыл в оцепенении, не в силах пошевелиться и не сводя глаз с поворота.
      Наконец из-за ветвей показался крестьянин. Он шагал быстро, с охотничьим ружьем под мышкой.
      Подойдя поближе, крестьянин остановился и поднял руку. В ту же секунду тьму разорвал луч электрического фонарика, и мужчина пошел дальше.
      Свет ослепил Робера. Юноша прикрыл глаза рукой и наклонил голову.
      - Господи Боже! - кричит крестьянин. - Да он весь в крови! - Он поднес фонарь к самому лицу Робера. Тот стоял не шелохнувшись.
      - Убери руку!
      Робер покорно отвел руку и заморгал.
      - Пайо! - обронил мужчина. - Это же сын Пайо! Крестьянин умолк, оглядывая юношу с головы до ног, затем жестко спросил:
      - Ну, говори, что ты натворил? Что наделал-то, а? Собака перестала рычать, теперь она принялась обнюхивать ботинки и брюки Робера. Крестьянин опустил фонарик и выключил его. Ярко светила луна. И хотя они стояли в тени деревьев, им было хорошо видно друг друга.
      - Ну, Пайо, говори, что ты натворил? - снова требовательно промолвил крестьянин. Разведя руки, Робер безвольно опустил их и пожал плечами. Пес стал лизать ему руку. Мужчина повторил вопрос, затем перекинул ружье за спину, схватил Робера за плечо и встряхнул, воскликнув - Да отвечай, Господи Боже, отвечай! Что ты натворил? Ты поранился?
      В ответ юноша отрицательно помотал головой. Тогда мужчина завопил и стал трясти его изо всех сил.
      - Ты учинил какую-нибудь пакость! Опять что-нибудь напакостил! Ведь это ты заявился ко мне прошлой ночью, да? Ты! Признайся, что ты! Ты и твои друзья-приятели!
      Робер кивнул и тут же получил пару крепких оплеух. Он пошатнулся, но только ниже опустил голову, так ничего и не сказав.
      - А сегодня? - не унимался папаша Бувье. - Что ты сегодня учинил? Вы что, резали кур или кроликов? Почему ты весь в крови?
      Несколько секунд слышался лишь рев ветра да издали доносился неумолчный яростный лай собак, сквозь который порой слышались голоса людей. Робера колотило, он чувствовал, как к горлу подступает рыдание. Все перепуталось у него в голове, и он едва слышно прошептал:
      - Я не хотел.., нет, нет, я не хотел... Крестьянин склонялся к нему, чтобы разглядеть повнимательнее, и снова спросил:
      - Кто еще с тобой был? Ну, говори! Робер покачал головой. Папаша Бувье покрепче схватил его за руку и опять тряхнул изо всех сил, выкрикнув:
      - Ах, ты ничего не скажешь?! Посмотрим! Вы уже давно шарите в наших местах! Тебе придется все рассказать, и тогда мы переловим всю вашу банду! Теперь вам не поздоровится! Имей в виду, это дорого вам встанет!
      Робер молчал. Тогда папаша Бувье развернул его за плечи и толкнул вперед - Давай, топай! - приказал он. - Сейчас поглядим, что ты запоешь, когда за тебя возьмутся жандармы!
      Робер заплакал. Он плакал навзрыд, чего с ним не случалось уже много лет. Он брел по дороге, а за ним следовали крестьянин и его собака.
      Весь противоположный склон долины был залит лунным светом. Лишь одно красное пятно алело в этом холодном сиянии: ярко освещенный двор фермы Ферри. И рядом - еще одно алое пятно, поменьше: свет горел в широко распахнутом окне в комнате Жильберты.
      Все это Робер видел сквозь слезы. Теперь вся долина представлялась ему словно сквозь светящуюся пелену. Он поискал глазами виллу Комб-Калу, но так ничего и не разглядел На мгновение у него в голове мелькнули мысли о работе, о начатой траншее, об инструментах, сваленных в водоеме, где постепенно прибывала вода. Все мешалось у него в голове: жесткий взгляд хозяина, глаза хозяйки, фотография баскетболисток.. Юноша зажмурился и несколько шагов прошел вслепую, а потом вновь уставился на дорогу.
      Там, где ручей подступал совсем близко к старой дороге, в лунном свете сквозь ветви деревьев поблескивал ручей.
      Поравнявшись с Малатаверном, Робер замедлил шаг. Но крестьянин толкнул его, и юноша снова зашагал вперед и остановился там, где ограда кончалась и открывался двор фермы.
      Взгляд его сейчас же упал на едва заметную в тени дома темную массу, лежавшую на земле.
      - Да иди же, иди, Господи Боже мой, - буркнул папаша Бувье, в очередной раз толкнув его в спину.
      Но Робер только вяло отмахнулся. Правда, рука его тут же безвольно упала. Юноша открыл было рот, пытаясь что-то сказать, но не смог выдавить из себя ни слова.
      - Давай, давай, топай! Я не собираюсь всю ночь разгуливать с тобой по лесу... Топай, гаденыш!
      Робер прибавил шагу. Он непроизвольно сжал кулак, а когда попытался разжать его, почувствовал, что пальцы слиплись от крови...
      Во рту стало горько, он остановился, и его вырвало.
      - Надо же, ты, оказывается, в стельку пьян, - хмыкнул фермер. - Шагай, поганец, шагай!
      Вскоре они дошли до старой дороги. Там было светло почти как днем.
      Робер плакал; слезы лились сами собой, он не всхлипывал, не рыдал; все происходило механически, так же механически он брел, тупо переставляя ноги.
      Теперь тень его все вытягивалась и скользила впереди. Чуть погодя за ней следовала тень фермера - тот на ходу яростно жестикулировал и что-то ворчал себе под нос. В бормотанье его то и дело слышалось: "Гаденыш.., шпана.., телка издохла.., заплатишь.., в тюрьму". Робер не обращал на него внимания.
      Вокруг них кругами бегала собака. Время от времени пес задирал лапу у какого-нибудь куста, а потом подскакивал к Роберу и трусил рядом, виляя хвостом и колотя им по ногам юноши.
      На мгновенье перед мысленным взором Робера возникла открытая дверь... Мамаша Вентар, наверное, спала...
      А Жильберта? Робер оглянулся на ферму Ферри, но за кустами не было видно вершину холма. Может быть, девушка уже вернулась домой? А может, она пряталась где-то рядом, за ближними деревьями, и смотрела на него из-за ветвей?
      У Робера стеснилось в груди. Еще никогда в жизни ему не доводилось испытывать такую невыносимую боль.
      Дорога... Приходилось смотреть вперед, на дорогу, по которой трусила собака.
      И все же, когда они дошли до развилки, откуда через пустошь тропинка взбегала к ферме Ферри, Робер опять остановился.
      - Эй, давай, топай дальше! Робер шагнул было вправо. В ту же секунду папаша Бувье схватил его за плечи и толкнул обратно на дорогу, проревев:
      - Ну нет, иди прямо, гаденыш! Нечего тебе там делать, слышишь? Нечего!
      Понурившись, Робер покорно пошел дальше. Собака сидела впереди, поджидая их. Хвост ее мел по пыли. Пес поднял морду и принюхался, слушая ветер.