Вот он пытается остановиться, но ничего не выходит. Черный силуэт словно притягивает его к себе. И он вновь бредет за ней, то и дело зажмуриваясь и стараясь не глядеть на бабку. Иногда ему удавалось мысленно переключиться на что-нибудь другое, но в конце концов он неизменно возвращался к дороге и старухе. Так, например, он вспоминал вырытую траншею, прикидывая, чти предстоит сделать завтра, потом думал об инструментах и вновь вспоминал водосборник вычищенный, заполненный чистой водой, видел головастиков, вспоминал, как бежал к ручью, как возвратился, но неизменно, снова и снова перед ним вставала старуха. А стоило подумать о Жильберте, и в голову лезли неотвязные мысли о папаше Бувье, о Черном лесе, о жандармах, Малатаверне, старухиной хибаре и самой старухе, идущей к яблоневому саду.
      Сколько же времени ждала его сегодня Жильберта на нижнем лугу? Может, лучше было бы встретиться с ней? Ничего не говорить Кристофу и просто молчком увильнуть от этого дела?
      Отца он разбудил. Отец мог бы потом подтвердить, что Робер вернулся домой. Но вспомнит ли он?
      Те двое собирались отправиться туда. Сейчас Кристоф, наверное, пошел на ферму травить собаку... Собака. До этого Робер еще ни разу не задумывался о собаке.
      - Отвратительно! - прошептал он. Неужели нельзя было найти снотворное, чтобы просто усыпить ее, а не убивать?
      Папаша Пайо никогда не разрешал завести в доме ни кошку, ни собаку. Однажды Робер привел приблудную собачонку. Вернувшись с работы, отец хорошенько всыпал и ему и собаке. Больше Робер никогда не видел ту собаку.
      Робер надолго задумался, припоминая. Шавка была тощая и грязная.
      Ему казалось нелепым, что ради денег нужно убить старухиного пса. Он представил себе кошелек - таким, как его описывал Серж.
      "Это ведь даже не кража, - говорил Кристоф, - раз самой старухе эти деньги совершенно ни к чему. Она так и помрет когда-нибудь на своей кубышке, сдохнет в собственном дерьме. В газетах частенько пишут о стариках, которые отдают концы на своих кубышках".
      Почему бы в самом деле не попользоваться этими деньгами! "У нее даже наследников нет, - подхватывал Серж. - Мы никого не оберем. Если оставить все как есть, то деньги зацапает государство. Что же нам с ним церемониться, с этим самым государством?!"
      Теперь Робер уже не боялся жандармов. Он уже давно выбросил их из головы. Все его мысли были заняты собакой и старухой.
      Бабка спала в той же комнате, где лежали деньги. Роберу хотелось представить, какая она, эта комната. Далеко ли старухина постель от стола, на котором стоит глиняный горшок? И вновь ему стало не по себе, когда вспомнилось, как Серж помахал железным прутом: "Такая штука заткнет рот самым крикливым и упрямым..."
      "Неужели Серж?" "Серж - возможно, но ведь есть еще Кристоф..." "Кристоф?" Кристоф... Какие страшные глаза были у него там, возле гаража. Жестокие, и этот недобрый огонек...
      "Все-таки людей просто так не убивают..." Робер вскочил и зашагал по кухне. "Что-то" по-прежнему было здесь. Неотвязно и неотступно.
      "Но ведь они не дураки!" Юноша присел на край стола, покачивая ногой. "Хоть она и старая..." Он молотил ногой по ножке стола, и каждый удар отзывался во всем теле, отдаваясь в голове.
      Правда старуха совсем глухая, с чего бы ей просыпаться?.. Если бы только отец выслушал его, Робер выложил бы все как на духу. Умолил бы его сделать хоть что-нибудь, объяснить тем, двоим...
      Здесь, в кухне, ничто не напоминало о матери. Все уцелевшие с той поры вещи до неузнаваемости заросли грязью. Робер вновь вспомнил фотографию, приколотую к стене у него в комнате.
      "Если бы она была здесь!" Когда она была жива, отец так не пил. Робер прикинул: она умерла четыре года назад. Похоронили ее в Лионе, потому что она и умерла там, в больнице. С тех пор он ни разу не был на кладбище. Сможет ли он теперь отыскать могилу?
      Мысли его прервались. Он встал, прошелся по кухне и снова уселся на край стола. И тут его словно подбросило: он только что сказал себе: "Если бы у меня был мотоцикл..."
      И внезапно почувствовал, насколько чудовищной была вся эта затея. Ему припомнился горный лес, и тот день, когда Кристоф привез девицу из Лиона.
      Опять он почувствовал чужое присутствие; теперь ощущение было еще неотвязнее, нестерпимее. Вместе с Тем перед его мысленным взором возник портрет матери, приколотый к стене между велогонщиками и распятием.
      Он так сильно ударил ботинком по ножке стола, что та треснула. Робер перестал колотить ногой.
      "А как же родители Кристофа?" Бакалейщик с сияющей лысиной был славный человек. Все так говорили в Сент-Люс.
      Робер пожал плечами. "И что с того? Что значит славный человек?" Он попытался представить себе лицо славного человека, если кто-нибудь расскажет ему о затеях Кристофа. Вяло махнув рукой, Робер с кривой ухмылкой прошептал:
      - Он или выгонит меня под зад коленом, или набьет морду Кристофу. В любом случае я не могу наушничать Робер изо всех сил старался усидеть на месте, но потом вскочил, погасил свет и очутился на улице; крыши сотрясались под порывами ветра.
      Глава 15
      В тупике горело одно-единственное окно. В конце тупика метался свет от фонарей на главной улице: ветер раскачивал их, и тени от домов плясали как сумасшедшие.
      Робер быстро добрался до площади. Света в бакалейной лавке уже не было, и юноша двинулся вверх по главной улице. Подойдя к дому хозяина, Робер приблизился к проволочной загородке. Горевшая в кухне лампа, отражаясь в огромном, во всю стену, окне мастерской, неярко освещала посыпанный гравием двор. Робер бесшумно открыл калитку и на цыпочках прошел вдоль стены. Прежде чем завернуть за угол, он постоял и прислушался. В доме работало радио. Слышались голоса, но сквозь аплодисменты и смех слов было не разобрать.
      Робер подкрался к окну и заглянул в кухню. Хозяйка сидела между столом и плитой. Она вязала, поставив ноги на перекладину стула, на котором лежал клубок шерсти. Клубок кружился, когда она тянула за нить.
      Вытянув шею, Робер оглядел кухню. Хозяин, судя по всему, ушел спать.
      Хозяйка сидела к окну вполоборота. Порой лицо ее освещала улыбка. Роберу женщина показалась невероятно красивой. Когда она подтягивала нить, она прижимала руку к груди, слегка ее приподнимая. Из-под задравшегося платья виднелись колени. Хозяйка подняла голову. Робер отпрянул.
      Он стоял и глядел на дверь Достаточно было постучать и сказать - "Это я, Робер". Потом открыть дверь и быстро все объяснить, - только бы она его не перебивала. Он помедлил, но потом решил, что без хозяина она точно не станет ничего делать. Тогда он снова припал к окну и вдруг заметил, что дверь в спальню приоткрыта. Робер опешил: зачем он вообще сюда пришел? Он еще постоял, поглядел на хозяйку, но заметив, что на часах уже двадцать минут десятого, на цыпочках прошел вдоль стены и вышел на главную улицу.
      Там не было ни души. Только фонари качались на ветру. Тот, что висел повыше, громко скрипел. Еще что-то скрежетало по крыше с той же стороны.
      Робер оглядел улицу. Проехал грузовик в сторону Монбризона. Юноша мысленно проследил его путь. Вот он проезжает мимо гостиницы, потом мимо гаража, а теперь, наверное, поравнялся со зданием жандармерии...
      Мощный шквал обрушился на решетку, засвистел в электропроводах. Робер поежился, еще раз оглянулся на знакомый дворик и бегом бросился к Дюэрну.
      На пересечении главной улицы со старой дорогой он замешкался, постоял в нерешительности, но потом вновь помчался вперед, повторяя слова Жильберты: "По ночам лучше ходить верхней дорогой". Но твердя их про себя, он все время видел перед собой нижнюю дорогу. Ощущал, что она бежит там, внизу, и что сам он отдаляется от нее по мере того, как поднимается все выше. Иногда он замедлял бег, подходил к откосу и вглядывался в темноту. Порой порыв ветра разрывал пелену облаков, и тогда проступало бледное небо, усеянное звездами; они вспыхивали и отражались где-то внизу, во тьме. То блистал ручей, а старая дорога петляла всего в нескольких шагах.
      Бежать в гору было тяжело, но Роберу это доставляло удовольствие. Сейчас он контролировал дыхание, старался не сбиться с шага и потому почти не думал. Слишком бурной и ветреной была эта ночь: в такую погоду было не до посторонних мыслей. Всякий раз как дорога уходила влево и вниз, в ложбину, шум ветра удалялся, напоминая неясный гул, но стоило дороге вновь повернуть к долине, как ветер обрушивался с прежней силой. И каждый кустик, каждое дерево, каждый валун стонали и завывали. На другой стороне долины от Гиблого лога до первых домов Сент-Люс, беснуясь, гудел Черный лес.
      Робер бежал не останавливаясь до дороги, ведущей к ферме Ферри. Там он подождал несколько минут, стараясь отдышаться. По его подсчетам весь подъем занял не более получаса. На последнем повороте он видел свет во дворе фермы, однако теперь он погас. Лишь нижние ветви липы были освещены. Наверное, ставни в кухне еще не закрыли. Он уже решил было спуститься на луг, где его, может быть, еще дожидалась Жильберта, как вдруг во тьме вспыхнул фонарик. Липа раскачивалась; освещенные снизу листья ее временами поблескивали, да так ярко, что напоминали порой сноп искр.
      По дороге кто-то бежал. Робер тихо свистнул. Это была Жильберта.
      - Я уж собрался спускаться на луг, - проговорил он.
      - Ничего себе, уже одиннадцатый час. Я уже с четверть часа как оттуда. Где ты пропадал? Я тебя ждала... Похоже, она сердилась.
      - Мне нужно тебе кое-что объяснить. Идем.
      - Ты шутишь! Я иду спать. На сегодня - все. Я вышла, чтобы закрыть загон и спустить собак. Завтра объяснишь...
      С этими словами она двинулась к дому. Внезапно Робер почувствовал себя очень одиноким. По-настоящему. И испугался, испугался до смерти.
      Вокруг была ночь, а Жильберта собралась уходить. Робер бросился за ней, догнал и, схватив за руку, дрогнувшим голосом попросил:
      - Жильберта, останься, это очень важно. Я должен тебе объяснить Ты нужна мне.
      Девушка попыталась вырваться.
      - Отпусти. Если я останусь, отец выйдет меня искать. Робер изо всех сил вцепился в ее руку. Ему было страшно, он весь дрожал, и в голове его билась одна-единственная мысль: только бы Жильберта не ушла.
      - Тогда иди домой, - проговорил он, - пусть они лягут, тогда и приходи.
      - Да ты что! Они же услышат!
      - А если через окно? Ведь твоя комната выходит в сад?
      - Да, только окно слишком высокое.
      - А во дворе есть лестница?
      - Есть, но мне нужно закрыть ворота и спустить собак.
      - Я поднимусь с тобой, ты дашь мне лестницу, перед тем, как запереть, а я отнесу ее к окну. А как только они лягут, ты выйдешь.
      Казалось, она задумалась, но тут же резко рванула руку, высвободилась и бросилась бежать, крича на бегу:
      - Нет, нет, завтра, увидимся завтра. Я не хочу, сегодня слишком опасно. И некрасиво.
      Робер догнал ее. Теперь они стояли у ворот. По ту сторону забора зарычала собака.
      - Белонна! - прикрикнула Жильберта. - Тихо, молчи! Собака затихла, только загремела цепь по деревянной будке. - Это Белонна, - пояснила Жильберта, - у нее там щеночек. Вот она и лает по каждому пустяку.. Пусти меня!
      Однако Робер придвинулся ближе. Теперь он держал ее за обе руки. На них падал свет от фонаря. Робер взмолился:
      - Может произойти несчастье... Я просто не знаю, что делать. Им надо помешать... А я совсем один... Его душили слезы.
      - Ты плачешь? С ума сошел! Что случилось? Робер, запинаясь, продолжал:
      - Кристоф и Серж... Серж Дюпюи... Они... Если им не помешать, они могут убить человека... Жильберта рассмеялась.
      - Ты спятил. Пусти, мне пора.
      Робер крепче стиснул Жильберте руки, понимая, что делает ей больно.
      - Нет, я не спятил. Налет на ферму Бувье, история с телкой - это все они...
      - Что ты такое говоришь?
      Робер все не решался продолжить, потом, всхлипнув, выпалил:
      - Я тоже был с ними!
      Жильберта нахмурилась. Оба молчали, лишь ветер кружил, развевая волосы девушки и хлопая ее передником.
      - Жильберта, не бросай меня!.. Не бросай! - Он помолчал и прибавил совсем тихо:
      - Не бросай меня, ты же старше.
      За забором открылась дверь.
      - Жильберта! Что ты там делаешь? - крикнул папаша Ферри.
      Та медлила с ответом. Робер отпустил ее, и она помчалась к дому, прокричав на бегу:
      - Иду, иду, я здесь!
      Жильберта добежала до ворот, и в ту же секунду дверь на кухню захлопнулась. Робер стоял и смотрел. Силы оставили его. Хотелось одного: плакать. Упасть на землю и плакать.
      Жильберта исчезла за воротами. Слышно было, как она сзывает собак:
      - Дианка! Белонна! Ах, какой хорошенький щенок! Ну до чего хорош! Ах ты мой миленький, мой барбосик!
      Собаки скулили, щенок жалобно повизгивал, и вновь слышался ласковый голос Жильберты.
      А вокруг разбойничал в ночи ветер, бушевал черный вихрь. Вдруг Робер увидел, как из ворот высунулся конец приставной лестницы. Лестница скользнула на дорогу, и ворота захлопнулись. Послышались шаги... В собачьей будке звякнула цепь. Девушка снова что-то сказала собакам, побежала по дорожке к дому и отворила дверь в кухню.
      Свет во дворе погас.
      Глава 16
      Едва погас фонарь, Робер застыл на обочине. Ночь становилась все непрогляднее, мгла будто поднималась из долины, заполняя все вокруг. Во дворе стонала почти неразличимая в темноте большая липа.
      Теперь всю долину окутывал мрак, лишь мерцали редкие звезды. Робер обернулся. На противоположном склоне долины светилось окошко фермы Бувье.
      По дороге промчался автомобиль. По шуму мотора Робер узнал малолитражку. Довольно долго было слышно, как мотор натужно гудит на поворотах, потом рев ветра заглушил все звуки. Во дворе заскулил щенок.
      Наконец над садом загорелся желтый огонек, удлиняя тени; стало видно, как сотрясаются под порывами ветра овощи на грядках. Робер подхватил лестницу и сошел с дороги, стараясь ступать не на гравий, а на пучки травы или крупные валуны. Дойдя до того места, откуда было видно окно Жильберты, он поискал дыру в изгороди и обнаружил множество протоптанных курами ходов. Выбрав самый широкий ход, он сунул туда лестницу. Поднатужившись, он протолкнул ее, а затем протиснулся сам. Колючки цеплялись за одежду, царапали лицо и руки, но все же Робер полез. Ветер неистово завывал в кронах деревьев и в кустах; можно было не опасаться, что Робера услышат.
      Он лег на живот прямо посреди дорожки и стал ждать. В сад выходили лишь окно Жильберты, а также окно сарая, в котором доили коров. Кухня и спальня родителей выходили во двор.
      Силуэт девушки дважды мелькнул за окном, затем свет погас. Робер взвалил лестницу на плечо и пошел через сад. Вновь заревел ветер, и юноша напряг слух. Напротив, на противоположном склоне долины, гудел Черный лес. В конце концов Робер услышал что-то похожее на рокот порогов. Тут налетел первый шквал, липа и изгородь дрогнули под порывами ветра, и началась настоящая буря. Робер стал продвигаться к окну.
      Дойдя до стены, он замер, не выпуская из рук лестницу. Окно отворилось. Робер поднял голову. Жильберта, едва различимая в темноте, свесилась из окна. Как только Робер приставил лестницу, она спустилась, взяла его за руку и потащила в противоположный угол сада. Там в нависших над дорогой кустах был довольно широкий лаз, так что беглецам оставалось только скатиться в придорожную канаву. Они выбрались по другую сторону ее и поднялись выше по тропе. Жильберта приказала:
      - Выкладывай, что случилось!
      Робер рассказал обо всем, начиная с кражи на ферме Бувье, вплоть до своего разговора с Кристофом на пустыре возле гаража. Он говорил, и ему становилось легче. Жильберта молча слушала. А когда он замолчал, подбирая нужное слово, она тихо причитала:
      - Ну, знаешь... Быть того не может... Это просто немыслимо. - Он закончил рассказ, и девушка прошептала: Ничего себе! Кто бы мог подумать! Мне бы и в голову такое не пришло!
      Так они постояли несколько минут - молча, лицом к лицу, стараясь разглядеть друг друга в сгустившейся под деревьями темноте.
      Когда ветер немного утих, Робер почувствовал на лице дыхание Жильберты. Он ждал. Ему казалось, что теперь решать не ему, а ей. Однако девушка прежде всего спросила:
      - Ну и что же теперь делать, а? Чего ты от меня хочешь? Что мы будем делать?
      Робер со вздохом развел руки, но тут же бессильно уронил их и пробормотал:
      - Надо им помешать... Надо остановить их...
      - Да как же это сделать? Нас они не послушают. Их двое, и они сильнее. И потом, они же чокнутые. С чокнутыми спорить бесполезно. Нужно совсем свихнуться, чтобы такое вытворять...
      Она говорила, и голос ее звучал все громче. Робер подумал, что она вот-вот расплачется, но Жилъберта сдержалась. Помолчав немного, она поинтересовалась:
      - Почему же ты днем ничего не сделал? Зачем было так долго ждать?
      - Не мог. Я же работал!
      - А в полдень? В полдень ты ничего мне не сказал! Я же видела, что ты сам на себя не похож!
      Робер молчал. Жильберта переждала, потом продолжала:
      - Нужно было рассказать отцу Кристофа.
      - Я не мог.
      - Как это?
      - Ну... Это... Не могу я выдавать приятеля... Жильберта, казалось, раздумывала, потом, схватив Робера за руку, как недавно это сделал Кристоф, она тряхнула его, приговаривая:
      - Да ты что! Ты понимаешь, что говоришь! Ты представляешь, что они надумали! Это не шутки! Да как же я могу их остановить?!
      - Я думал, ты что-нибудь придумаешь. Может, если ты попросишь отца...
      - Отца?
      - Ну да.
      - Ты с ума сошел! Тогда придется ему сказать, что мы встречаемся. Что ты приходил и что я вылезла в окно. Ты хоть понимаешь, о чем ты просишь?
      - Конечно, понимаю, но когда такие дела... Жильберта перебила его:
      - Ну нет, только не это! Лучше давай попробуем вместе. Давай попробуем потолковать с ними, остановить их. Поразмыслив, Жильберта спросила:
      - Думаешь, они уже отправились туда?
      - Кристоф - наверняка, он должен отравить собаку, а Серж, наверное, еще дома. Мы с ним должны были встретиться...
      Робер примолк. Девушка подождала секунду-другую, потом воскликнула:
      - Подумать только! И ты собирался вместе с ними! Да о чем ты думал, скажи на милость! Как ты мог додуматься до такого?
      - Не кричи на меня, Жильберта... Пожалуйста, не сейчас.
      Она замолчала. Ветер раскачивал акации, срывая охапки мелких листьев, и швырял их в лицо беглецам.
      - Значит, ты считаешь, мы еще можем застать Сержа дома? - проговорила Жильберта.
      - Нужно попробовать.
      Робер шагнул было вперед. Но девушка его удержала.
      - А вдруг мать зайдет ко мне в комнату?
      - А она заходит?
      - Обычно нет, но как знать? Вдруг не повезет. Оба опять примолкли. Потом Робер, подойдя к Жильберте, тихо попросил:
      - Пойдем со мной, Жильберта, я ведь не знаю, смогу ли я, если буду один. Ты должна пойти со мной.
      Девушка оглянулась на дом, едва белевший во тьме, и, не говоря ни слова, зашагала вперед.
      ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
      Глава 17
      Они не сразу решили, как идти: напрямик, коротким путем, или по дороге. Но было так темно, а главное - страшно приближаться к Малатаверну, так что в конце концов они решили идти по дороге.
      Дорога шла под гору, - можно было бежать вприпрыжку до самого конца, и они перешли на шаг, только поравнявшись с первыми домами городка.
      - Первый раз мы приходим сюда вместе, - заметила Жильберта.
      - Да.
      - Как странно: никого не видать... Правда, чудно: на всей улице никого, кроме нас.
      Перед тем, как свернуть на дорогу, девушка остановилась, положила руку Роберу на плечо и спросила:
      - А твой хозяин? Почему бы не попросить помощи у него?
      - Я собирался нынче днем, да не решился.
      - Почему?
      - Духу не хватило.
      - Да почему? Ты что, боишься его?
      - Когда я делаю что-нибудь не так, он начинает орать... А тут такое дело... Тем более Бувье - его клиенты.
      - Конечно, тебе досталось бы! Зато он, может, что-нибудь придумал бы. Не знаю, по-моему, стоит попробовать.
      - Теперь-то он наверняка спит.
      - Может, и нет.
      - Точно спит!
      Робер замолчал. Он не рассказывал Жильберте, как прокрался к дому хозяина и стал заглядывать в окошко, перед тем как идти к ней. Он никогда не рассказывал Жильберте о своей хозяйке.
      Теперь они удалялись от главной улицы, но свет раскачивавшихся фонарей временами еще освещал им путь.
      - А жена твоего хозяина? - спросила Жильберта. - Ты считаешь, она не могла бы помочь? Она такая милая. В Сент-Люс все говорят, что она очень милая и что твои хозяева - хорошие люди.
      - Нет, что ты, - отозвался Робер, - как она поможет? Стало совсем темно, и заметно похолодало. Ветер то и дело швырял им в лицо капли редкого пока дождя.
      - Хороши мы будем, если еще и дождь начнется, - заметила Жильберта.
      - Да нет, слишком сильный ветер. Вскоре они подошли к вилле Дюпюи.
      - Свет горит, - отметил Робер.
      - И машины стоят перед домом.
      Лакированные крылья автомобиля поблескивали под окном. Другая машина стояла напротив. Дальше светились габаритные огни еще двух автомобилей. Робер и Жильберта пошли медленнее и остановились, не доходя до освещенного места. Ветер доносил звуки музыки. Молодые люди скользнули вдоль забора, окружавшего недостроенную виллу с другой стороны дороги. Сюда свет не доходил. Они протиснулись между забором и припаркованным автомобилем.
      В комнате за окном мелькнула чья-то тень, и они спрятались за машиной. Но Робер тут же поднялся со словами:
      - Они не могут нас увидеть: здесь слишком темно, а там у них свет.
      Дождь вроде бы перестал, хотя ветровое стекло машины было в каплях дождя, блестевших в падавшем из окна свете. Робер долго смотрел на ветровое стекло. Эти дождевые капли казались ему такими красивыми, что на окно смотреть не хотелось.
      - Что-то я не вижу Сержа, - заявила Жильберта. - Хотя, может быть, он просто в другом углу комнаты. Робер вскарабкался на забор.
      - Лезь сюда, - позвал он Жильберту, - отсюда лучше видно. Он протянул руку и помог ей забраться наверх.
      - Ага, вон его мать, - проговорила Жильберта.
      - Где?
      - Да вон, справа, на диване вместе с другой женщиной, а мужчина рядом - он сидит к нам спиной.
      - По-моему, я его знаю.
      - Лица не видел.
      Мужчина чуть повернул голову, и Робер узнал знакомый профиль.
      - Это доктор Жайе, - пробормотал он. - Ну конечно, а та машина, "Ситроен", наверняка его.
      Они молча наблюдали за виллой. Люди за окном сидели и разговаривали. Иногда кто-нибудь вставал, исчезая из виду, затем возвращался. Какая-то женщина принесла поднос. Остальные что-то брали с этого подноса и ели.
      - Наверно, пирожные, - предположил Робер. - Или сэндвичи.
      - А что это такое?
      - Это такая еда, которую подают на приемах.
      - Ты пробовал?
      - Нет, читал в газете. А мне все-таки кажется, что это пирожные.
      Появилась еще одна женщина и принесла поднос с бокалами.
      - Это тетка Сержа, - вспомнил Робер, - я ее знаю: как-то раз видел их вместе. Она сама водит машину. По-моему, та машина с откидным верхом принадлежит ей.
      Жильберта ничего не отвечала. Только смотрела и смотрела в окно. Робер повернулся в ее сторону. Лицо Жильберты четко выделялось в слабом отраженном свете. Девушка улыбалась. Ветер ерошил ей волосы, и она то и дело откидывала назад прядку, которая лезла ей в рот.
      - Как у них красиво, - прошептала она.
      - Да, и телевизор есть.
      - Ты его видел?
      - Нет, просто знаю, что у них есть.
      - Хорошая штука - телевизор!
      - Серж говорит, - это, мол, редкое занудство, и показывают одно и то же. Жильберта обернулась к Роберу.
      - Ну, что теперь будем делать? Где Серж?
      - Не знаю. Если бы он был тут, мы бы точно его углядели. Значит, он у себя в комнате.
      - Надо проверить.
      Робер спрыгнул с забора, Жильберта последовала за ним. Они пошли через пустырь той же дорогой, которой накануне вечером Серж вел к себе приятелей.
      С другой стороны дома ни одно окно не было освещено. Когда до дома оставалось несколько шагов, Робер просвистел сигнал сбора. Подождал.
      - Вроде бы окно в его комнате открыто, - неуверенно сказал Робер.
      - Да, правда, одно окно в первом этаже открыто. Ты уверен, что это его окно?
      - Да.
      Они медлили. Робер не осмеливался свистнуть еще раз. Наконец он бесшумно двинулся вперед.
      - Я брошу камешек к нему в комнату. Приготовься, если появится кто другой, придется удирать.
      Они услыхали, как камень покатился по полу. Однако в комнате сейчас же снова все стихло.
      - Будь он там, он бы точно услышал.
      - Попробуй еще.
      Робер отошел чуть в сторону и снова бросил камень, но стука при его падении не последовало.
      - Может, он упал прямо на кровать? - предположила Жильберта. - Скорее всего. И если он спит, это должно его разбудить.
      - Что будем делать?
      - Попробуй еще разок; если опять никто не откликнется, значит, он уже ушел.
      - Может, лучше туда залезть? Я тебя подсажу.
      - Ты совсем спятила, если меня там увидят, решат, что я вор.
      - Но ведь Серж твой приятель.
      - Да, зато его родители... Нет уж, лучше я кину еще булыжничек. Он метнул камень, послышался звон разбитого стекла.
      - Бежим, - шепнул Робер. - Бежим, по-моему, там что-то разбилось.
      Схватив Жильберту за руку, он потащил ее прочь. Несколько раз девушка споткнулась, и Робер ее поддержал. Выбравшись на дорогу, они постояли, прислушиваясь. Все было тихо, и они снова пустились в путь.
      Когда они отошли подальше, Жильберта спросила:
      - Что же теперь делать?
      - Все пропало... Они уже ушли. Теперь ничего не поделаешь.
      Робер выпалил это одним духом, голос его снова задрожал.
      - Нужно предупредить жандармов, - предложила Жильберта.
      - Ты совсем с ума сошла. Они же нас арестуют.
      - Никто не просит тебя рассказывать о налете на ферму Бувье. Можно вообще не называть никаких имен. Скажешь, что видел, как какие-то незнакомые парни крутились возле дома старухи, и показалось, будто они что-то замышляют - нужно присмотреть за домом. Этого будет вполне достаточно. Те явятся, а как увидят жандармов, у них духу не хватит с ними связываться.
      - Нет, не могу. Они станут меня расспрашивать. Отец говорит, что жандармы всегда вытянут из человека все, что им нужно. Нет, нет, не могу.
      Жильберта остановилась. Робер прошел по инерции несколько шагов, но тут же спохватился, вернулся к подружке и спросил:
      - Что с тобой?
      - По-твоему, пусть лучше убьют мамашу Вентар?
      - Ты же знаешь, я не могу пойти и все рассказать легавым. Тогда мы все пропали!
      - Если ты расскажешь все - да, но если ты Только предупредишь - нет.
      - Да ты их не знаешь! Если бы ты видела, на кого был похож Фердинан Маньен после допроса!
      - Это совсем другое дело, они подозревали его в краже автомобилей.
      - А ничего такого и не было, как потом выяснилось. Помолчав, юноша прибавил:
      - Нет, как они его отделали! Господи Воже, если бы ты его видела!
      После недолгого молчания Жильберта спросила:
      - Ты боишься, да?
      Робер отрезал:
      - Попасть им в лапы - да, боюсь! Пожав плечами, девушка проговорила:
      - Тебя больше устраивает, если мамашу Вентар укокошат?
      Она проговорила это негромко, но так, что Робер опешил: крыть ему было нечем. Он очень испугался, что Жильберта разозлится и уйдет. На него опять накатил страх. Ночь показалась еще более беспросветной, холодной, а главное - вокруг была лишь пугающая пустота.
      - Жильберта, я даже не знаю... Не представляю, что тут можно, сделать. Ведь я не могу их выдать! Друзей не предают!
      - Друзей? Ничего себе, друзья! Девушка повторила это слово, точно впервые его услышала. Затем, поразмыслив, прибавила:
      - А если они обворуют старуху? Если им удастся стянуть ее деньги, а она так и не проснется? Если жандармы их не сцапают, ты и тогда будешь считать их друзьями?
      Робер повесил голову. Помолчав, девушка придвинулась к нему почти вплотную.
      - Отвечай! - приказала она. - Ты будешь считать их друзьями?
      - Нет, конечно, если они украдут... Но я.., ведь не пошел с ними.
      На этот раз Жильберта действительно разозлилась. Она не закричала кругом спали люди, - но ее голос звучал жестко и сурово.
      - Значит, они идут на кражу, а ты об этом знаешь и собираешься помалкивать? Но ведь я теперь тоже знаю... Может, ты и меня заставишь молчать? А если меня будут расспрашивать, заставишь меня врать? Даже если мой отец заведет об этом разговор, мне придется выкручиваться или смолчать, как смолчал сегодня ты, когда я рассказывала тебе о том, что телка Бувье сдохла.
      - Да ведь старухе ни к чему эти деньги... Жильберта не дала ему договорить. На этот раз она не выдержала, сорвалась на крик:
      - Значит вот она, причина! Может, так они тебе и сказали, чтобы втянуть в это дело? А ты клюнул... И ты еще хочешь, чтобы я была на твоей стороне?!
      Девушка внезапно смолкла. Где-то поблизости хлопнул ставень.
      - Что тут такое? - послышался мужской голос. Робер и Жильберта пустились бежать, а голос позади них прокричал:
      - Ну погодите, поганцы! Вот я сейчас выйду! Во дворе слева залаял пес, лай его тут же подхватили другие собаки; хлопнул еще один ставень.
      - К мыльне! - бросил на бегу Робер. По тропе, огибавшей памятник, они добежали до городского водосборника и спрятались за ним. Скорчившись за огромной бетонной чашей, беглецы затаили дыхание. Собаки надрывались еще довольно долго, но в конце концов смолкли. Фонари качались на ветру, и свет ближайшего из них временами доходил до самого дна водосборника. Стена на мгновение освещалась, и тогда Робер и Жильберта могли разглядеть друг друга.
      t- Нам повезло, - проговорила Жильберта.
      - Нечего было так кричать!
      - Сам хорош. Ты хоть понимаешь, что делаешь? Ведь тебе известно: если ты что-то знаешь и молчишь, стало быть, ты тоже виноват.