Власть опасно ослабла, и нужно ее укреплять. Владимир Сорокин показал, как это можно сделать. Сатиру многие восприняли как позитивную программу: ну разве что собачьи головы и само название «опричнина» - это лишнее, поскольку отпугивает. Что же до «гражданских свобод» и прочего, то, может быть, это и хорошо, что их не будет. Кому они нужны - свободы эти, если следствием «разгула демократии» стало беспрецедентное геополитическое отступление нашего государства на международной арене и разгул преступности внутри страны?Мы задаем этот вопрос серьезно, а не ради риторики. Как быть, например, с влиянием криминалитета на все сферы жизни общества? Успешно бороться с ним по закону в российских условиях в принципе невозможно. Про правовое государство (лозунг, популярный во времена перестройки) давно не слышно, ибо в нем власть также связана законом, а у нас она этого не хочет, и никто заставить ее соблюдать закон не в состоянии. Так, может быть, в этих условиях не ломать особенно голову над гражданскими свободами, а просто бороться с лишней (для власти) преступностью преступными же методами? Как это описал Олег Дивов в «Выбраковке» - просто отстреливать носителей девиантного поведения, не обращая внимания на вопли о правах человека.Здесь тесно переплетаются внешние и внутренние факторы наших «бесконечных тупиков» и обвальных поражений после триумфов, ради которых были принесены огромные жертвы. Почему у нас все как всегда? «Дело в том, что мир, который окружал Россию, создавался не нами. Нам все время приходилось под него подстраиваться, корежа свой национальный топос», - пишут Максим Калашников и Сергей Кугушев в «Третьем проекте»2. В принципе с этим можно согласиться, но если бы еще знать, как нам обустроить свой собственный мир. Неужели по Калашникову, методом выведения русского сверхчеловека? И каков тогда будет мир вокруг нас? (Против подобных перспектив яростно протестует Яна Завацкая. Ее роман «Ликей» как будто специально написан как ответ на, по существу, фашистские проекты новых «люденов». «Сверхчеловек», говорящий по-русски, - это аномалия!)Нам надобно самим разобраться, что нам нужно, а что - нет. Почему, например, попытка демократизировать политический режим в нашей стране обернулась столь разрушительными последствиями и закончилась так бесславно? Может быть, потому, что это делалось не по нашим рецептам или же вовсе на самом деле никакого серьезного демократического проекта не существовало, а «демократия» была лишь ширмой для перераспределения социалистической собственности?.. Сейчас мы склоняемся ко второму варианту ответа, что, впрочем, не отрицает полностью и первого.Россия никак не может обрести себя. Несмотря на все заклинания о суверенной демократии, российская политика - как внутренняя, так и внешняя - глубоко несуверенна, если считать, конечно, сувереном народ, а не очередного вознесенного к власти правителя. Однако искус сильного государства продолжает преобладать над национальным топосом.Итак, чего же мы на самом деле хотим? «Чего хотят десятки миллионов людей в нашей стране и чего им не дают получить? Обеспеченной жизни, интересного дела, порядка, уважения, возможности спокойно исповедовать свою веру и справедливость. А справедливости не будет - ничего, сойдет и милосердие. О чем они грезят? О возрождении Союза? Российской империи? Московского государства? Да все равно, как это будет называться, лишь бы это было свое государство, родное», - пишет Дмитрий Володихин. И рекомендует рецепты достижения такого состояния через постепенный перехват власти в стране, незаметный переворот. Мотивы переворота присутствуют у Дивова, Крусанова, Злотникова. Но роль короля всех литзаговорщиков сыграл Максим Жуков, автор романа «Оборона тупика». В этой книге описана попытка свержения политической элиты, ее полного обезвреживания, а также прописаны первые шаги элиты новой. Жуков предлагает использовать те формы политического устройства, которые сложились к настоящему моменту, причем процедура выборов (в романе речь идет о выборах президента РФ) обретает симулятивные черты. Из-за кулис всей системой властных органов управляет сообщество «идейных советников». Как живется под этой властью населению России? Наверное, хорошо. Ведь по отношению к Западу занята жесткая позиция, и в обмен на энергоносители оттуда поступают новые технологии. Этому способствует и мировое похолодание, которое наступает вопреки предсказанию глобального потепления. Олигархов частью постреляли, частью выгнали за границу. Остановлена экспансия Юга. Штаты опять самоизолировались от Старого Света. Казалось бы, остается только мечтать и строить. Но нет, посреди города вспыхивают ожесточенные перестрелки, чекисты будущего бдительно всматриваются в посетителей баров в ходе очередной проверки документов. В общем, по мере движения к… идеалу политическая борьба обостряется. Среди самих «советников» оказываются натуральные оборотни. С большими жертвами удается их выявить и уничтожить. Прочитав Жукова, начинаешь понимать, как трудно было товарищу Сталину и палачам из органов госбезопасности. А врагов все больше: «хьюмены-людены» из будущего, «космические ведьмы» из прошлого. Русский экспедиционный корпус «зачищает» Гамбург. Враги, однако, заражают контрреволюционным безумием новые миллионы людей. «От этого не изолируешься. Это как зараза. Совсем недавно пришлось выжечь Самару и только-только восстановленный Питер». Да-а… Действительно, «ради чего проводится переворот»? «Дать людям дело, хорошее, любимое и благодарное дело». Ну а затем - обеспеченную жизнь, спокойное исповедание, справедливость, милосердие и множество иных производных, продолжает хвалить Жукова Володихин. Переворот по-жуковски - «болезненный укол, от которого Россия громко ойкнет, но нельзя превращать его в удар молотком, расплющивающий кости ступни. Аккуратно. Нежно. Организаторы переворота отлично понимают: каждая смерть - новый грех им на души»3. Все это очень напоминает советскую пропаганду «бескровности» другого переворота - октябрьского, - который тогда назывался Великой Октябрьской социалистической революцией. Действительно, при штурме Зимнего, защищаемого знаменитым женским батальоном, погибли считанные единицы и с одной, и с другой стороны. Зато уж потом счет пошел на десятки миллионов.Но, может быть, Максим Жуков - просто неопытный начинающий писатель и мы зря так впечатлились романом, ведь «Оборона тупика» - его первая книга. Возьмем тогда человека серьезного, настоящего подполковника милиции, маститого автора, написавшего много книг в жанре фантастики и фэнтези. Это - Роман Злотников. В связи с разбираемой темой нас интересует его дилогия «Империя». В пораженной ельцинской смутой России появляется группа… нет, не людей, а, по-видимому, бессмертных люденов. Они знавали великих лидеров прошлого, а их лидер перед огромной аудиторией своих сторонников показывает фокус: прилюдно отрубает себе руку и успокаивает ужаснувшихся очевидцев - скоро отрастет новая. Правда, последователи из россиян у этого сверхчеловека появляются не сразу, а в результате напряженной и многолетней подготовительной работы. Создан и развивается специальный фонд, который в отличие от его западных аналогов занимается в России не вербовкой агентов влияния и организацией утечки мозгов, а работает на благо государства Российского, будущей Империи. Благодаря неограниченным финансовым возможностям и совершенному менеджменту фонд со временем приобретает громадное влияние. Можно приступать к проведению широкомасштабных реформ. Комплекс этих реформ выглядит просто замечательно: это и подъем отечественного производства, и новые чудесные технологии (знакомство автора романа с трудами Максима Калашникова налицо - мы тоже читали про струнный транспорт и новые энергоустановки в «Третьем проекте» и других книгах), но самое главное - меняется Россия как государство и общество. Преобразуется система элитного образования (открывается и действует так называемый Терранский университет), а потом с помощью тех же терранцев, идущих служить в армию сержантами, реформируются и вооруженные силы. Наша армия из криминальной зоны, где генералы бесконечно воруют, офицеры подрабатывают грузчиками, а солдаты терпят издевательства и кончают жизнь самоубийством, превращается в настоящую грозную силу, способную дать отпор любому агрессору. Кроме того, терранцам удается отучить гаишников брать взятки и заставить чиновников ответственно относиться к нуждам простых граждан. Быстро и жестоко проводится расправа с криминальными элементами (покушавшийся на изнасилование не должен оставаться в живых!), в том числе с цыганскими наркоторговцами и др. В ходе этих и иных преобразований главный суперреформатор Ярославичев принимает титул императора и коронуется в день убийства последнего царя из рода Романовых. Так заканчивается роман «Виват, император!».На этом бы и остановиться, но ведь есть еще внешнеполитический фактор. Очень многим в мире не нравится сильная, возродившаяся Россия. Наверно, поэтому приключения героев Романа Злотникова продолжаются в романе «Армагеддон». России приходится воевать (не зря же реформировали армию!), причем на два фронта. И если марш натовских танковых колонн на Москву бесславно проваливается, то близкая к победоносному завершению война с Китаем оборачивается применением ядерного оружия. В мире наступает ядерная зима. Но это еще не конец света, человечеству удается выжить и после Армагеддона! Власть Империи распространяется по миру и спасает его. Америка повержена и наказана тем, что вынуждена получить суверенитет от Империи. Ей заявлено: «Вы, американцы, фетишизируете слово «свобода». Это можно понять. До сих пор свобода, и ваша собственная, и поддерживаемая вами так называемая свобода для других, причем только для тех, чья «борьба за свободу» ослабляла ваших соперников, приносила вам только дивиденды. Живите, как вам нравится и как у вас получится. Но знаете, почему император не сделал даже попытки убедить вас принять Коронный договор? Потому что на Земле должно остаться хотя бы несколько государств, на примере которых каждый гражданин Империи мог бы осознать простую истину, а именно: как здорово, что я живу в Империи!» А тем, кто не живет, остается только отчаянно завидовать. В конце романа несчастный америкос очень доволен тем, что ему удается продать за несколько рублей (!) чудом сохраненное виски. Впрочем, сейчас его щедрость была вознаграждена в полной мере. Русский поделился с ним своей ароматной «Явой» и на вопросы американца ответил: «Продукты пока еще по карточкам… Вроде как с будущего года есть надежда, что карточки отменят (благодаря урожаю в африканских и европейских провинциях. - В.К.)… Так что нам легче, чем вам. К тому же мы привычные и у нас есть император и терранцы».С чувством глубокого морального удовлетворения можно закрыть «Империю». Геополитические полюса поменялись. Американцы получили сполна и за экспорт демократии, и за экспорт «Мальборо», и за наше национальное унижение, и за экспансию доллара, и много еще за что.Однако нужно ли стремиться играть в мире ту роль, которая сейчас принадлежит Соединенным Штатам? А как же быть с ядерной зимой? И почему это фантасты из патриотов так любят кликать несчастья на свою - извините - на нашу бедную задницу?..Если попытаться ответить на эти вопросы, то ясно, что очень многие силы и в самой России, и в мире не хотят возрождения нашей страны и будут ожесточенно этому сопротивляться. Однако одно дело - отстаивать свою свободу и независимость, драться за образ жизни, культуру и возможность распоряжаться ресурсами в собственных интересах. Но совсем другое - проект Империи, экспансия вовне если не под красным знаменем и при помощи Коминтерна, то во главе с императором и с опорой на терранцев. Имперская политика, американская или советская, реальная или фантастическая, чреваты очень большими проблемами. В различных частях света растет сопротивление империям. Особенно сильно оно там, где историческое время существенно отличается от времени носителей имперской экспансии. Отсюда «ведьмы» прошлого и «хьюмены» будущего. Они могут защищаться или нападать, но сопротивление империям со временем нарастает. Мы бы выдвинули гипотезу о том, что на Земле существует некий историко-цивилизационный предохранитель, который не дает глобальному экспансионизму окончательно победить. В различиях и сложности - залог выживания землян как цивилизации, людей как вида.Но миражи Империи продолжают манить. Пусть хоть Армагеддон, хоть нашествие «космических ведьм», хоть что угодно, но мы возьмем геополитический реванш! «Продукты пока еще по карточкам», зато у нас есть император и сильное имперское государство. Несомненно, что те или иные имперские проекты, пускай самые фантастические, подразумевают как само собой разумеющийся дискурс сильного государства, даже если это государство и приводит к войнам и ядерной зиме. Гипотетически, конечно, сильная империя может и процветать. Произведений, где описывается такое состояние как идеал, полным-полно - взять хотя бы того же Володихина (роман «Убить миротворца», повесть «Государева служба»). Однако - вдруг не повезет и конкретный проект, в который вложены все силы, окажется неудачным? Ведь и в прошлом, и в настоящем была масса случаев, когда политика «сильных государств» оказывалась, мягко говоря, неудачной. Как преодолеть такую неудачную политику? То, что имперский миф у нас никак не изживается и обладает такой притягательной силой, вполне объяснимо: «Российская империя ухитрилась являть миру феномен «внутреннего колониализма» в форме закрепощения сословий. Сложно придумать что-либо более противное рациональному использованию творческой энергии людей, но это трактовалось и даже воспринималось как «соборная гармония». С этим представлением связаны основные имперские мифологии. Российские государственные идеалы имеют в действительности поразительно заземленное (иногда чисто прикладное) происхождение. Пресловутая соборность - суррогат государственности, в которой права самодеятельных граждан подменены обязанностями верноподданных. В результате подмены со временем возникает, с одной стороны, слой романтичных холопов, с другой - слой дубиноголовых бюрократов, не способных воспринимать ни пластику российских пространств, ни течение исторического времени, ни сами людские души. Из тех и других складывается хор аллилуйщиков, чей «патриотизм» поразительно точно совпадает с устремлениями власти. В хозяйственном отношении по современным понятиям империя крайне неэффективна. Но именно эта ее черта в сознании подданных способна трансформироваться в миф об уникальном имперском патернализме. Как бы то ни было, империя и миф нераздельны»(4).Пока миф не изжит, «романтичные холопы» не переводятся, а люди этих «империй» должны в любом случае терпеть и надеяться на чудо. И если господствующий дискурс неудачен - нет возможности ему что-либо реально противопоставить, даже если новая «имперская элита» опять завела их (нас?) в тупик, из которого нет выхода, кроме распада и гибели. Стоит ли нам опять так рисковать в будущем? Вот вопрос, который не дает покоя после знакомства с образцами имперских проектов в нашей фантастике. Этот имперский этатизм опять пренебрегает свободной и независимой личностью. И даже люди сильные и незаурядные (такие, как терранцы) - это всего лишь слуги государевы и рабы очередного идеократического или имперского проекта.Мечта о свободе (вместо заключения)Итак, мы вкратце рассмотрели фантастические проекты в идеологическом треугольнике социалистического, либерального и консервативного дискурсов. Разумеется, реальная картина является гораздо более пестрой и сложной. Как в российской фантастике, так и в русской культурной жизни вообще.Впечатление от потока современной фантастической литературы довольно мрачное. Мелькают сценарии диктатур, устанавливаемых каким-нибудь новым Грядущим Хамом, криминальным «авторитетом», которому всякая там политика-идеология - это не более чем ширма для его преступной деятельности. Подобное мы видим в настоящем, насмотримся еще и в обозримом будущем. Отомрет ли вместе с публичной политикой государство? Скорее, трансформируется в нечто корпоративно-подобное, с сильной криминальной составляющей. Борьба между полугосударственными-полукорпоративными монстрами, поделившими между собой планету и ближайший космос, - это сюжет множества романов фантастического жанра. Нечто подобное вполне может осуществиться. Историческая развилка теперешней России - не просто раздумья витязя перед камнем на дороге. Если бы так! Для витязя задача выглядела хоть и опасной, но все-таки разрешимой. Тут же мы имеем задачу на порядок сложнее, как некие трехмерные шахматы, описанные в одном из романов Олега Маркеева. Ученые-историки формулируют это положение так: «Словно в фантастическом триллере посткоммунистическую Россию выбросило в несколько различных точек в прошлом одновременно, она словно провалилась в Колодец Времен, в Черную Дыру Истории, и это-то прошлое и оказывается нашим будущим. Или наше будущее оказывается разбитым на куски прошлым»(5).Но, возможно, фантастический жанр на сей раз выполнит роль политологического прогноза/предупреждения и, осознав в полной мере эту опасность, мы сможем ее побороть. Конечно, фантастика - это всего лишь фантастика. Но она помогает стремиться к будущему, описывая альтернативы, но не предсказывая конкретные сценарии.К счастью, такие проекты хоть и пользуются большой популярностью, но все же не доминируют. Возможно, для того чтобы России прийти к подлинной демократии, здесь нужно не только сочинять авторитарные антиутопии, а потом критиковать их, но и больше фантазировать о свободе. За свою свободу надо бороться, о ней надо мечтать.Примечания.1 Паин Э. Империя в себе. О возрождении имперского синдрома в России // После империи /Под общ. ред. И.М. Клямкина. М., 2007. С. 111-113. 2 Калашников М., Кугушев С. Третий проект. Спецназ Всевышнего: книга-расследование. М., 2006. С. 27. 3 Володихин Д. Миражи переворота // АПН.ru, 8 октября 2006. 4 Булдаков В.П. Quo vadis? Кризисы в России: пути переосмысления. М., 2007. С. 34-35. 5 Пивоваров Ю.С., Фурсов А.И. О нынешней ситуации и проблемах изучения русской истории (на путях к россиеведению) // Русский исторический журнал. 1998. ? 1. С. 44.
      (Автор: Виктор Ковалев)
 
       Имитация КультурыВысокая Культура перестала быть действенным символом национального единства
      В этой статье речь пойдет не о культуре в широком смысле слова - как некой системе ценностей, присущей всем видам человеческих сообществ (даже и криминальным), а о Культуре - так называемой Высокой Культуре (литературе, музыке, изобразительном и театральном искусстве, а также гуманитарной мысли), соответствующей эталонам, окончательно канонизированным в XIX - начале XX века (Шекспир и Толстой, Моцарт и Чайковский, Рафаэль и Александр Иванов, Гегель и Константин Леонтьев и т.д.). Несколько поколений наших людей, сформировавшихся при советской власти (автор принадлежит к одной из последних таких генераций) и продолжающих в целом определять жизнь современной России, в той или иной степени остаются под неотразимым обаянием этой величественной, ни с чем не сравнимой эстетико-идеологической вселенной, которая, кроме всего прочего, представляет собой и социально-политический фактор первостепенного значения. Поэтому сегодня разговоров о Культуре - серьезных и пустых - не счесть. Мы чуть ли не ежедневно слышим жалобы о ее упадке, угасании, о ее чуждости современной молодежи… В то же время с ее развитием, возрождением, повышением ее уровня и т.п. многие видные политики связывают выход России из затянувшегося периода смутозастоя. Насколько справедливы эти трагические ламентации? Насколько оправданны эти радужные надежды? Какова подлинная роль Культуры в начале XXI столетия? Ответ на эти вопросы, предлагаемый в следующих ниже «социокультурологических» заметках, далек от оптимизма, но их автор менее всего хотел бы быть понят как предатель Культуры, перебежавший в стан Варварства.Бессильное творчествоНе буду долго скрывать своего мнения по поводу толков о нынешнем состоянии Культуры: оно действительно плачевно, какие бы пышные тосты ни провозглашали за здравие своих приятелей литературные и художественные критики. И дело вовсе не в неблагоприятной социально-политической обстановке. Жизнь Европы XVI-XVII или России начала XX веков тоже не слишком отличалась стабильностью, что не помешало созданию в эти периоды выдающихся культурных ценностей. Современный Запад весьма благополучен, но новых Микеланджело и Сервантесов не порождает, уровень его Культуры не многим выше нашего. Увы, все гораздо хуже: Культура умирает естественной смертью от неизлечимой старости.Очевидно, что Культура - не музей, ее суть в непрекращающемся творчестве, не отрицающем, разумеется, Традицию, а опирающемся на нее. И главное доказательство умирания Культуры в наши дни - отсутствие новых достижений, хоть в какой-то мере сравнимых с эталонными образцами, во всех ее сферах (любопытно при этом, что естественные и технические науки никакого кризиса не переживают, а наоборот, демонстрируют поражающий воображение расцвет). Можно сколько угодно наводить тень на плетень, словоблудить о «специфике нового искусства», но факт остается фактом: за последние двадцать лет ни одна из областей отечественной Культуры (нас в данном случае интересует именно она) не обогатилась явлениями, сопоставимыми не то что с Золотым, но даже с Серебряным веком и советской классикой; наконец, даже 70-е годы выглядят по сравнению с 90-ми и (воистину!) «нулевыми» подлинно культурной (хотя и не великой) эпохой. Не будем врать друг другу: наши поэты не только не Пушкины и Тютчевы, не Блоки и Есенины, не Заболоцкие и Твардовские, но и не Юрии Кузнецовы и Бродские. Наши прозаики не в силах состязаться не то что с Достоевским, Сологубом, Платоновым, но и с ранними Распутиным и Битовым. То же самое можно повторить, mutatis mutandis (внеся необходимые изменения, лат.), про музыку, живопись, архитектуру, театр… Особо хочется сказать о гуманитарной мысли - теме, автору особенно близкой. Как ни парадоксально, ее успехи гораздо скромнее, чем в пресловутые годы застоя, при всем «зажиме», «идеологическом прессе», да просто при отсутствии в научном обороте целых пластов необходимой литературы. Но мысль тогда была смелее, оригинальнее, «жизненнее». Вполне средний по меркам начала прошлого века ученый Сергей Аверинцев предстает ныне едва ли не как интеллектуальный титан; до сих пор остается вакантным место Вадима Кожинова (человека, безусловно, даровитого, но все же не Аполлона Григорьева) в качестве ведущего идеолога «русизма»; наиболее яркие интеллектуалы наших дней - все как один - птенцы гнезда застоя…Не сомневаюсь, что найдется легион продвинутых эстетов, которые возмутятся высказанными выше мракобесными оценками (или посмеются над их непроходимой дремучестью) и заявят о невиданном счастье жить в эпоху Дмитрия Пригова и Владимира Сорокина, Кирилла Серебренникова и Дмитрия Быкова, наконец, автора «Целующихся милиционеров», чьей фамилии я не знаю и, честно говоря, знать не хочу. О вкусах действительно глупо спорить, но бесспорно одно: если российский Постмодерн и принадлежит Культуре, то Культуре другой, никак не связанной с Культурой Фета, Гоголя, Розанова, Станиславского, Сурикова, - это два параллельных, непересекающихся мира, судить которые можно только по их внутренним законам. Чехов и Виктор Ерофеев - не представители разных эстетических школ, а олицетворение разных профессий, просто не найдено еще имени тому поприщу, на коем подвизается последний, и его по старинке величают писателем. Впрочем, не лучше обстоят дела и у традиционалистов, наивно полагающих, что они «продолжают» Бунина или Нестерова, - здесь как раз сравнение с классиками неизбежно, и надо ли говорить, в чью оно пользу.Современная российская Культура (вернее, то, что претендует на эту роль) не выполняет своих основных функций: эстетической, познавательной и социальной. Эстетически она не дает того высокого утешения человеку в его трагическом уделе, которое умела давать классика, ибо бессильна убедительно воспроизвести (или придумать) красоту жизни и величие смерти. Сегодня нет художников (в широком смысле слова), способных соревноваться в этом с Боратынским и Тургеневым, Рахманиновым и Серовым, и потому человек со вкусом лучше в тысячный раз обратится к старым мастерам, чем будет бессмысленно тратить время на новых, чье мастерство (даже чисто формальное) под большим вопросом. В познавательном плане, то есть в умении как можно более широко (и в то же время обобщенно) показать нам общество, в котором мы живем, искусство безнадежно отстает не только от журналистики, но и от массовой беллетристики и своего близкого родственника - кинематографа, причастность которого к Культуре дебатируется, но который уж точно гораздо оперативнее и убедительнее реагирует на злобу дня, чем, например, литература (достаточно вспомнить выдающееся социологическое и культурологическое исследование российской действительности конца XX - начала XXI веков в фильмах Алексея Балабанова начиная с «Брата»). Наконец, в социальной плоскости современная (псевдо)Культура не может быть средством для идейной и психологической консолидации нации, ибо не создает общенародных мифов: какой литературный персонаж, какая картина, какая мелодия стали в последние годы что-то символизировать в массовом сознании? И здесь опять очевидно отставание высокого искусства от кино: тот же балабановский Данила Багров сделался подлинным народным героем. Кого из современных авторов стоит включать в школьную программу наряду с Пушкиным и Толстым? Думаю, никого, ибо никто из них не написал ничего такого, что имело бы воспитательное значение, хотя бы отдаленно сравнимое с эффектом «Капитанской дочки» или «Войны и мира».У меня нет возможности подробно обсуждать причины столь прискорбного положения дел. Перечитайте Шпенглера: по-моему, он очень убедительно описывает процесс перерождения «культуры» в «цивилизацию». Кто доказал, что наше Отечество минует чаша сия? Современной действительностью, современным человеком трудно вдохновиться, трудно их интересно изобразить, трудно облагородить. И нынешние служители муз по большому счету не слишком уж и виноваты в упадке искусств, они вполне могут ответить своим обличителям (в том числе и автору этой статьи) ставшим уже хрестоматийным оправданием (анти)героев фильма «Бумер»: «Не мы такие, жизнь такая».Король царствует, но не правитТаким образом, говоря меркантильным языком меркантильной эпохи, высокий курс акций Культуры в современной России не подпитывается новыми капиталовложениями, а продолжает обеспечиваться старым золотым запасом классики. Именно она составляет основу национального общеобразовательного стандарта, именно ее образы, мифы, аллюзии создают общую духовную атмосферу для миллионов людей, каждый из которых, пройдя среднюю школу, никогда не забудет о том, что «Пушкин - великий русский поэт», а некоторые даже запомнят несколько строчек Александра Сергеевича и к месту смогут их процитировать - ну хотя бы эти: «Выпьем с горя: где же кружка? / Сердцу будет веселей». Но насколько глубоко укоренена русская классика в современном русском сознании? Не является ли ее общенародный статус таким же формальным, как и статус марксизма-ленинизма в позднем СССР? Мой семнадцатилетний опыт работы с молодежью в школах и вузах дает богатый материал для неприятных ответов на эти неприятные вопросы. Да и глядя на своих ровесников, не могу не заметить, как они все более удаляются от плохо ли, хорошо ли привитых им в детстве культурных стереотипов.Не буду подробно распространяться о музыке - она всегда в России была падчерицей и даже в лучшие времена не вызывала особого общественного энтузиазма (см., например, об этом в мемуарах Римского-Корсакова). Несмотря на то что русские композиторы славно потрудились над созданием национального мифа (один «Китеж» чего стоит!), отечественная музыкальная классика и претендовать не могла на место, аналогичное генеральной ложе бельэтажа своей старшей сестры в Германии: еще бы, ведь, по остроумному замечанию Дмитрия Галковского, симфонический оркестр - оркестр немецких народных инструментов. Сегодня - даже среди интеллектуалов - людей, регулярно посещающих консерваторию, надо искать днем с огнем. Еще недавно можно было считать вполне народной мелодией «Танец маленьких лебедей», но после провала ГКЧП «Лебединое озеро» - нечастый гость на телевидении… Приблизительно такая же ситуация и с изобразительным искусством - со времен моего детства самым известным «в народе» произведением русской живописи была (и остается) легендарная картина Репина «Приплыли!».Но литература - «наше все», наша визитная карточка в мире, наконец, базовый общеобразовательный предмет - она-то хоть сохраняет свои позиции? Формально да. Но фактически давно уже пребывает в двусмысленном положении, когда, говоря словами Честертона, ее хвалят не читая. У меня нет под рукой статистики, но она и не нужна, все мы и так знаем, кто бесспорный лидер читательских пристрастий: Толстой / Достоевский / Чехов или Донцова / Устинова / Маринина. (Влияние на общественное сознание современной массовой популярной беллетристики - увлекательная и многообещающая тема для социолога!) Печально, но факт: русская литературная классика не является сегодня духовной пищей для подавляющего большинства жителей нашей страны. Следовательно, русская литературная классика не является и реальным фактором формирования идентичности современного гражданина Российской Федерации. Она создает только имитационную оболочку этой идентичности.Кто-то резонно возразит: в Советском Союзе дела обстояли не лучше, в поздний застой тоже масскульт предпочитали классике, только место Устиновой и Марининой занимали Пикуль и Юлиан Семенов. Верно, но все же ситуация принципиально отличалась от нынешней. Во-первых, поп-беллетристика не издавалась миллионными тиражами и не лежала постоянно на книжных прилавках, на того же Пикуля в библиотеках записывались в очередь, как ни парадоксально, но он тогда из-за труднодоставаемости считался, скорее, элитарным автором. Во-вторых, классикой были пропитаны электронные СМИ: по телевидению бесконечно показывали ее экранизации, по радио в невероятно гигантских объемах передавали радиоспектакли / театральные постановки или чтения самих произведений (у меня до сих пор в ушах звучат голоса Бондарчука, Тихонова, Табакова, Ефремова, читавших изо дня в день - я как раз приходил из школы - главы «Войны и мира»). В-третьих, быть образованным тогда все-таки считалось престижным, и, без сомнения, процент читающих «умные книжки» был гораздо выше, чем сейчас. В-четвертых, еще не родился главный конкурент литературы - мистер Интернет, который ныне ставит вопрос не о чтении только классики, а о чтении книг вообще1.