Фигура у моей старшей дочери далеко не грациозная. Честно говоря, у нее аэродинамические свойства бунгало и координация американского воздушного налета.
      Бег ей дается с трудом. Она размахивает руками и ногами, как вертолет, и, чтобы понять, что она двигается вперед, вам необходимо измерить направление ее движения теодолитом. На спортивных мероприятиях она проваливает все задания.
      На наше счастье, школа старается придерживаться правила «никакой соревновательности». Игры начинаются, дети выплескивают энергию, игры заканчиваются. Это, правда, не работает во время пятидесятиметровых забегов, но так как в этом случае победителей практически нет, то и проигравших, соответственно, тоже.
      Вокруг площадки для соревнований для родителей школьников устраивают пикники. В этот раз меня попросили принести с собой картофельный салат. Это звучало так просто, но для меня это был приговор. Мой салат должен быть самым сочным, приготовленным из отборной картошки – он должен быть самым лучшим картофельным салатом. Именно поэтому я встал в полпятого утра. И приступил к готовке.
      Никто не будет втихомолку выбрасывать мой салат в кусты. Никто не будет показывать в мою сторону пальцем и шутить за моей спиной. Я просто хотел выиграть, ворваться на первое место в соревновании салатов.
      Дочка меня не поняла.
      – Ты же говорил, что если я приду последней в забеге, то это ни на что не влияет.
      – Ну да, – согласился я.
      – Тогда почему, – давила она, – ты хочешь выиграть конкурс на самый лучший картофельный салат, которого никто не объявлял?
      Но его объявили, черт подери. И конкурс на самый лучший салат с макаронами. И на самое лучшее заварное пирожное. Но все эти конкурсы померкли по сравнению с тем, что творилось вокруг шоколадных пирожных с орешками.
      Естественно, я выбрал те, которые приготовила моя жена, но меня зажали в женское кольцо. Попробуйте мое, трещали они. И мое! Совсем как в старые добрые школьные времена, когда происходил набор в спортивные команды и все орали «выбери меня, выбери меня».
      Меня никто никогда не выбирал. Я всегда оказывался в стороне, забытым, словно пучок зеленого лука на нижней полке холодильника. «О, разве нам нужен Кларксон, сэр? Он же абсолютно бесполезен».
      В какой-то момент я решил, что не могу обойти вниманием ни одно пирожное, но этого оказалось недостаточно. Меня вынуждали решить, чье же печенье лучше: моей жены, с кремовой начинкой, печенье с начинкой, присланной из Америки или печенье с орехом пеканом. Они все такие вкусные, сказал я, окончательно потеряв присутствие духа.
      Присутствие духа? Какой смысл в том, что мы пытаемся отгородить наших детей от ужаса провала на спортивном соревновании, если их родители уже на старте начинают испепелять друг друга ненавистью? «Мои печенюшки лучше твоих. Признайся в этом!»
      Вчера вечером я разговаривал с человеком, который отстегнул полтинник одному из учителей во время спортивного мероприятия, в котором участвовала его дочь, со словами: «Слушай, если она будет идти на первое и второе место, ты знаешь, что делать».
      В прошлом году его дочь написала ему письмо, в котором говорилось: «Дорогой папочка, очень тебя прошу, дай мне занять то место, которого я заслуживаю. Не надо никому давать на лапу». Он сделал, как его просили, и она пришла второй. Но ему было этого мало. Он взял выигранный кубок и отнес его к граверу, который выгравировал на нем большую единицу.
      Дело не в том, что дети не понимают смысл поражения. Мои, например, постоянно рубятся с пришельцами и отнюдь не всегда выигрывают. Вражьи примочки разворачивают им животы, русские шпионы сносят им бошки. Но есть одно «но»!
      Вы можете быть отличными родителями и появляться на спортивных мероприятиях с миской консервированного чернослива. Вы можете заставить своего ребенка выбросить Sony Playstation и начать играть в Monopoly, где нет победителей и проигравших – потому что я не знаю ни одного человека, у которого хватило бы терпения доиграть эту игру до конца.
      Если ваш ребенок не узнает смысла поражения, то как он поступит, когда однажды, заглянув на стоянку для велосипедов, увидит свою девушку в недвусмысленной позе с каким-нибудь Миггинсом-старшим? Получится кровопролитие.
      Я не хочу, чтобы мои дети были несчастными. Мое сердце было разбито, когда Эмили, как и предполагалось, пришла последней в забеге, перепрыгивая препятствия с грациозностью бегемота. Я не мог видеть, как она глотает слезы поражения.
      Что же делать? Может, объяснить, что проигрыш лучше победы? Посудите сами, вы вряд ли рассмешите кого-то, если придете домой первым. «Сделка состоялась, я выиграл в лотерею, проснулся в постели с Кэмерон Диаз и Клаудией Шиффер». Что ж, здорово, но не смешно.
      Сохранить лицо в момент выигрыша практически невозможно. Вам необходимо выглядеть гордо и благородно, а это не по силам даже Дастину Хоффману. Михаэль Шумахер выигрывает все и вся с восьми лет, и то до сих пор не научился справляться с лицом.
      Все самые смешные люди – презренные неудачники. Вы когда-нибудь видели смешную супермодель или успешного бизнесмена, от которого у вас начинает сводить зубы от смеха каждый раз, когда он открывает рот?
      И именно поэтому, когда мы вернулись после того спортивного мероприятия, меня переполняло чувство гордости. Все тащили пустую посуду, вылизанную до дна, – мой тазик был до краев полон несъеденным картофельным салатом.
      Зато я написал об этом целую колонку.

      Нужно прояснить этот вопрос раз и навсегда. Лиса – это не маленький рыжий щеночек с глазками-бусинками, дружелюбно виляющий хвостиком. Это волк, переносчик заразы, с нравом психопата и зубами огромной белой акулы.
      В прошлом месяце очередная «лисичка-сестричка» ворвалась в чей-то загородный дом и попыталась сожрать ребенка. Я не шучу. Бедные родители обнаружили, что эта тварь изуродовала ребенку лицо, пока тот спал в своей кроватке. В прошлый вторник я проснулся и обнаружил, что лиса оторвала Майклу Оуэну13 голову. Так просто, смеха ради.
      Должен объяснить, что Майкл Оуэн – это наша новая курица, которую мы прикупили, потому что еда с огорода намного вкуснее еды из магазина. Даже для человека, который не может отличить на вкус рыбу от сыра.
      Мне приходится много тратить на свое новое увлечение органической едой. Голуби поклевали мой зеленый горошек, тля попортила томаты, а теперь еще и Майкл Оуэн остался без головы.
      Дети бились в истерике и обвиняли меня в том, что я не подумал о безопасности курятника. Я хотел все свалить на Тони Блэра, но это было бы неправильно. Поэтому пришлось потратить 150 фунтов на курятник, который выглядел как Форт Нокс, и еще 100 на сетку по его периметру, чтобы они могли спокойно гулять.
      На следующее утро мы спустились в сад, и настроение у нас было радужное, как у героев фильма «Дети железных дорог». «Папочка приедет за нами на поезде, и все будет зашибись». Не тут-то было.
      Пропал Сол Кэмпбелл14, и разгадать загадку его исчезновения не составило особого труда. Весь мой сад был изрыт такими тоннелями, что один, клянусь, заканчивался в Бертоне-на-Тренте.
      Я озверел и в тот же день пошел в один из шпионских магазинов Лондона, где купил прибор ночного видения за три с половиной сотни. К сожалению, он был сделан в России, а это все равно, как если бы на приборе написали: «Сделано из рук вон плохо кем-то вусмерть пьяным». Поэтому работал прибор паршиво.
      Близкое расстояние он просматривал нормально, но все, что дальше трех или четырех дюймов, расплывалось. Если это и есть вершина русской инженерной мысли, нам нечего беспокоиться о холодной войне. Их танки закончат свои бои в Турции, а их воздушные силы превратят Ирландское море в морской коктейль.
      Если сосредоточиться, то можно отличить гриб от камня и ощутить разницу между живым и неживым предметом. Когда последние лучи солнца скрылись за горизонтом и на страну легла ночь, я уже стоял у окна своей спальни с «береттой» 12-го калибра. Приготовься к смерти, лисичка-сестричка.
      Под утро я прикончил бутылочку «Бруйи», и мне стало трудновато различать, что есть что в этом зеленом инфракрасном мире. Но я был уверен, что перед рассветом я определенно заметил некое свечение. Кажется, в районе деревьев.
      Я был немного пьян, поэтому, сделав предварительный расчет, снял очки, зарядил оружие и выстрелил.
      На следующее утро жена с ужасом обнаружила, что ее любимое кресло разнесено в клочья. Боюсь, ее не устроил ответ, что через прибор ночного видения оно показалось мне лисой. Не ночного, а пьяного, сказала она как отрезала.
      На следующую ночь я решил не пить. Я держался изо всех сил и в три часа заметил шевеление возле клетки. В очередной раз ночную тишину прорезал звук выстрела.
      За завтраком я услышал крик, раздавшийся из глубины сада: «Ты гребаный идиот, ты застрелил Бекхэма». Увы, это была правда. Я пытался убедить детей, что курицу загрызла крыса, но у меня не получилось. К счастью всех полицейских всего мира, между пулевым ранением и зубами лисы существует огромная разница.
      Отныне мне запретили дежурить но ночам, и я оказался в тупике. Я не мог рассыпать яду, потому что его могли съесть собаки. Я не мог натравить на лис собак, потому что это разозлило бы мистера Блэра. Я не мог позволить природе взять свое, потому что тогда лисы поубивали бы всех моих куриц, и нам бы пришлось есть яйца из супермаркета, и мы бы умерли от сальмонеллы, листерии или еще чего-нибудь, от чего мы должны были умереть на этой неделе, если судить по новостям.
      Вот чего никак не может понять городской житель: загородная жизнь – очень сложная штука. Вскоре они не смогут покупать свежий ореховый хлеб, потому что лисьи стаи будут нападать на грузовики с ним и съедать их содержимое еще до того, как оно достигнет лондонского района Хокстон.
      Видит бог, я старался, как мог. Я старался стать ближе к природе. И все, что у меня осталось для этого, – петух Ники Ватт и курица Дэвид Симэн.

      Больше всего на свете я люблю лежать на спине посреди ночной пустыни и смотреть на звездное небо. Мне нравится наполнять свой мозг бесконечным количеством цифр, например думать о том, что мы вращаемся вокруг Солнца со скоростью девяносто миль в секунду или что Солнце несется по Вселенной со скоростью миллион миль в день.
      Еще я думаю, что одна из этих звезд наверху могла умереть уже тысячу лет назад. Но мы до сих пор видим ее сияние.
      Больше всего мне нравится, что наша планета находится на расстоянии 3000 световых лет от края нашей галактики – это около 17 600 000 000 000 000 миль. Однажды ясной ночью возле Таксона я этот край увидел. Это было, поверьте, зрелище, от которого у меня перехватило дыхание.
      Поэтому я прекрасно понимаю, почему людей так влечет астрономия. И я не удивлен, почему после сорока лет блуждания в темноте, простите за каламбур, британские астрономы получили восемьдесят миллионов фунтов стерлингов и решили примкнуть к работе европейских коллег.
      Это означает, что теперь у них есть доступ к ОБТ (Очень Большому Телескопу) в Европейской южной обсерватории (ЕЮО) в Чили. Также это означает, что теперь мы сможем помочь построить ЗКБТ (Зашибись Какой Большой Телескоп). Господи, ну почему они так любят все эти смешные аббревиатуры? Сразу сказали бы, что это НО. Немецкая Операция.
      Давайте начистоту. С тех пор как Галилей сказал то, что сказал, все последующие астрономы просто сидят и ковыряют в носу. Буквально на днях какой-то метеорит пролетел от Земли всего в паре сантиметров, а его даже не заметили. Чем они там занимаются?
      Иногда нам показывают фотографии какого-нибудь космического взрыва. Но без звукового сопровождения все эти взрывы не производят соответствующего впечатления. Как бы громко вы ни кричали, никто вас не услышит в космосе.
      Мне необходима подходящая шкала координат. Мне нужны какие-нибудь примеры, чтобы я мог сравнить масштабы происходящего в космосе. Типа «двухэтажный автобус» или «футбольное поле». Когда мне говорят, что ежедневно уничтожается 20 000 квадратных километров тропических лесов, я и бровью не веду. Но когда мне скажут, что каждый день с лица Земли стирается лесной массив размером с Уэльс, мне на это будет тоже наплевать, но я хотя бы пойму, о чем речь.
      Конечно, фотография какой-нибудь Альфа 48, разлетающейся в мелкие дребезги, – это здорово, но доступ к фотокамере стоит 80 миллионов фунтов, а это слишком дорого.
      А что у нас с существованием внеземных цивилизаций?
      Голливуд давно убедил всех в том, что звездное небо кишит пришельцами, которые целыми днями смотрят по телику наши сериалы. Но действительность не так романтична. Организация SETI, которая занимается поиском жизни во Вселенной и которая была увековечена в фильме «Контакт» с Джуди Фостер, семнадцать лет вслушивается в ночное небо, уже потратив на это 95 миллионов фунтов. Так вот, за все это время они не услышали абсолютно ничего.
      Ну хорошо, давайте представим себе, что настанет день, когда они наконец настроятся на волну альдебаранского радио и мы установим долгожданный контакт.
      А дальше-то что? В худшем случае братья по разуму в срочном порядке прилетят на Землю и сожрут всех наших домашних животных. «Хм-м-м, Лабрадор лучше всего сочетается с капусткой». В лучшем случае они пригласят нас пропустить по стаканчику. Звучит заманчиво, но вот как туда добраться?
      Скорость космического корабля составляет 17 500 миль в час. По земным меркам это очень быстро, но относительно пределов галактики это все равно что выйти прогуляться пешком по парку. С такой скоростью, чтобы выйти за пределы нашей Солнечной системы (а в масштабах космоса это все равно что дойти до собственной входной двери), вам понадобится 29 лет.
      Чтобы добраться до пункта назначения перед тем, как умрет весь ваш личный состав, вам придется двигаться со скоростью света. Но и тут возникает проблема. Чем быстрее вы двигаетесь, тем медленнее течет время. Это научно доказанный факт. Вот и я всю жизнь передвигаюсь на больших скоростях, поэтому моя прическа осталась такой же, как в семидесятых годах.
      Следовательно, если вы сможете построить нечто, на чем можно передвигаться со скоростью 186 000 миль в секунду, то вы окажетесь за пределами Солнечной системы уже через шесть часов. Но прилетите вы в 1934 год, то есть во время, когда еще не было принято решение отправить вас в полет. И, что самое ужасное, вы прилетите до того, как альдебаранцы пригласят вас, а это уже тянет на социальную смерть.
      Мы прекрасно знаем, что человек никогда в жизни не сможет путешествовать со скоростью света, потому что тогда мы бы двигались назад во времени. Наш сегодняшний мир был бы населен толпой из будущего. Все закончилось бы тем, что люди стали бы жениться на своих собственных внуках. Настала бы полнейшая неразбериха.
      Подведем итоги. Какой смысл в том, что астрономы денно и нощно таращатся в небо? Они даже метеоритов, которые вот-вот столкнутся с Землей, и тех разглядеть не могут. А даже если бы могли, нужна ли нам эта информация? Если они даже найдут нам братьев по разуму, мы все равно не сможем смотаться к ним и сказать «Привет!».
      И все же я всячески поддерживаю это восьмидесятимиллионное вложение. Уж коли астроном XVI века с хлипким телескопом доказал, что Библия ошибается, прикиньте, какой удар по астрологии нанесут современные астрономы со своими ОБТ и ЗКБТ!
      80 миллионов за то, чтобы вдоволь поржать над Расселом Грантом, – что же, я готов немного и заплатить.

      Чем занимается вечерами каждый современный человек? Я знаю телевизионную статистику, поэтому смею предположить, что вы не сидите перед ящиком. Также мне известно, что в Британии закрывается как минимум по одному пабу в день, поэтому вы вряд ли просиживаете штаны у барной стойки.
      Не может быть, чтобы прямо у всех-всех-всех были игровые приставки, поэтому новейшие технологии мы тоже опускаем. В театре последний раз вы были в школе с классом – иначе театрам не требовались бы сегодня гранты управлений искусств.
      Можно бы предположить, что вечерами вы отжигаете на дискотеке, но на прошлой неделе я читал в газете, что танциол в рейв-клубе в Ливерпуле занят последние десять лет лишь на четверть. Изучив жалкие цифры о продажах книг, я пришел к выводу, что вечерами вы вряд ли сидите с книжкой у камина.
      Если подсчитать официальные цифры о том, сколько человек ежевечерне занимаются обычными вещами – пьют, ходят в кино, театр, ужинают в ресторане, смотрят телевизор, занимаются сексом и читают – и вычесть из общего населения страны, вас хватит сердечный приступ. Каждый вечер двадцать миллионов человек не делают абсолютно ничего.
      На этой неделе я тоже стал таким же «исчезнувшим». Во-первых, я до сих пор по горло занят поимкой и умерщвлением лисы, которая режет моих кур, и, во-вторых, я побывал в цирке. Оба эти события, спасибо различным организациям типа «Рожденные свободными», Королевскому обществу защиты животных и лейбористской партии, не нашли отражения в статистике в качестве официального времяпрепровождения.
      С детства я никак не мог определиться со своим отношением к цирку. Я понимал все только про клоунов, потому что они были просто ужасны. Мои сомнения усилились после случая со знаменитой циркачкой Мэри Чипперфилд, которую два года назад судили за жестокое обращение с обезьянками.
      Меня тронула такая опека со стороны Королевского общества. По жизни я не соглашаюсь с ними, потому что считаю, что естественная обязанность животного заключается в том, чтобы лежать у меня на тарелке в положенное обеденное время, но мириться с бессмысленной жестокостью трудно.
      Цирки – штука очень жестокая. В цирке выступают кенгуру, которых заставляют боксировать друг с другом, пока у них не слетают головы. Когда активисты по правам животных открывают клетки, в которых содержатся цирковые животные, они обнаруживают, что слоны поедают собственное дерьмо, а тигры питаются своими же хвостами. Нет, если бы они выловили лис, дали им марихуаны и заставили их прыгать через огненное кольцо, это был бы номер. Лисы заслуживают унижения. Но я не могу смотреть, как льва, царя зверей, заставляют прислуживать на тумбе, как какого-нибудь пуделя.
      Точно так же я не выношу «современный» цирк, который пришел на место классического «чипперфилдского». Эти стараются донести до зрителя какой-нибудь информпосыл, и обычно это посыл про Маргарет Тэтчер. «Дамы и господа, следующий номер нашей программы Дейв Спат, мим, в своеобычной манере он расскажет нам о связи между подушным налогом и апартеидом».
      Выступления канадских и французских трупп также тяжело назвать семейным развлечением: они очень любят номера, в которых карлики жонглируют бензопилами.
      Все выглядит так, словно мы на заре нового тысячелетия похоронили цирк как искусство и забыли о нем. Так что же занесло меня туда на прошлой неделе?
      Представления не имею, но могу сказать следующее. То живое представление, которое я имел честь пронаблюдать, порвало в клочья танцовщицу Дарси Бассел, а на прошедшей неделе досталось и Rolling Stones.
      Все это называлось цирком Джиффорда. Шоу происходило в шатре, размеры которого известны всем, кто когда-нибудь поднимался на Эверест. Напрочь отсутствовали клоуны в жутких костюмах, никто не измывался над бедными животными. Единственное животное появилось в конце представления. Это была собака кого-то из зрителей. Она вошла на арену и начала метить несуществующие углы. Это был такой элемент шоу.
      В представлении принимают участие два жонглера из Эфиопии, которые побивали все возможные мировые рекорды в жонглировании. В труппе также выступили Ральф и Селия, которые вышли на арену в викторианских купальных костюмах и стали играть в некое подобие воздушного волчка. Вы знаете, что можно стоять на одной ноге, в то время как у тебя на носу балансирует женщина? До сих пор я этого не знал.
      Я бы не хотел выглядеть таким занудливым старикашкой, который считает телевизор оком дьявола, но в этих простых деревенских развлечениях есть нечто возвышенное и умиротворяющее. Я был потрясен, когда актер, балансируя на трапеции, снял с себя штаны. Мне еще ни разу не удалось проделать этот трюк и удержаться на ногах, даже когда я стоял на полу в собственной спальне. Все номера были такими близкими и понятными каждому, все было такое уютное, маленькое и малобюджетное, и никто не собирался надувать вас компьютерными спецэффектами.
      А разве не в этом смысл любого развлечения – наблюдать, как кто-то может сделать вещи, которые ты сам сделать не можешь? «Большой брат»? Нет уж, лучше большой цирк. И если вы один из тех двадцати миллионов, которые каждый вечер тупо пялятся в стенку только потому, что больше нечем заняться, попробуйте сходить в местный цирк. Вам понравится.
      Я хотел закончить эту заметку какой-нибудь остротой. Но так как я теперь возвышен и умиротворен, пожалуй, попрощаюсь иначе.
      Приходит козел на биржу труда и на прекрасном английском просит подобрать ему какую-нибудь работенку. Опешивший клерк, порывшись в бумагах, направляет его в цирк.
      – В цирк? – переспрашивает козел. – А на фига цирку каменщик?

      Цены на недвижимость балансируют на краю бездонной пропасти, и уже скоро дом с количеством комнат меньше шести или семи будет стоить меньше, чем его содержимое.
      Тому есть отличное объяснение. В скором будущем каждый частный дом в Англии окажется стоящим на взлетной полосе какого-нибудь из задуманных правительством аэропортов. Аэропорты будут в каждой деревне, в каждой долине, в каждом захудалом городишке. Даже Регби не обойтись без аэропорта с шестью терминалами, четырьмя посадочными полосами и забором длиной в пять тысяч миль. И Ноттингем не забудут, и Эксетер.
      Мысль, которая стоит за всем этим, проста до ужаса. Правительство, которому вскружили голову грандиозный Купол тысячелетия и не менее грандиозный фейерверк «Огненная река» на Темзе, посчитало, что в 1901 году никто из англичан не пользовался коммерческими авиалиниями, зато в 2001-м количество желающих дошло до 180 миллионов. С помощью такого рода подсчетов они пришли к выводу, что к 2030 году английские аэропорты будут принимать и отправлять уже 500 миллионов человек.
      Это половина Китая. Это две Америки. Это значит, что каждый житель Англии будет летать на самолетах десять раз в год. Верится с трудом.
      Поскольку власти планируют, что через 28 лет туда-сюда будет ломиться полмиллиарда человек, становится понятно, почему любой клочок земли рассматривается как потенциальный аэропорт.
      Все это приводит к эпидемии нимбизма11*. На прошлой неделе население графства Кент обратилось в суд, напуганное перспективой строительства огромного аэропорта, который они из-за потенциального громкого шума попросили перенести в Гатвик. Теперь ждите протестующих голосов из Сассекса.
 
      '"Nimbyism – слово происходит от аббревиатуры NIMBY (not in my back yard – «не на моем заднем дворе») и обозначает умонастроение людей, готовых протестовать против чего-либо только тогда, когда проблема касается их лично.
      Из-за этой дури Танбридж Уэлс может превратиться в Западный берег реки Иордан. Отец пойдет на сына, мать – на дочь, а сосед – на соседа. И все это окажется абсолютно бессмысленным, потому что последнее, что можно сделать на этом свете, – это построить аэропорт на Медуэйских топях.
      С тех пор как Лондон разбух до размеров Бельгии, Кент стал таким же недосягаемым, как Южный полюс или Марс. Будь у меня выбор – лететь в отпуск из аэропорта, построенного посреди эстуария Темзы, или остаться дома и биться головой о стену, я бы остался дома.
      Правительство может перехитрить нас всех: оно построит отличные дороги, проложит дополнительные рельсы, но никогда в жизни оно не сможет перехитрить самую страшную организацию на всем белом свете или договориться с ней. Если бы эта организация вступила в открытую войну с «Аль-Каидой», Усама бен Ладен совершил бы самоубийство, только бы не попасть к ним в руки. Эта контора сведет с ума любого. Члены этой организации – сущие терминаторы. Дамы и господа, имею честь представить вам… Королевское общество по защите птиц.
      Это общество настаивает на том, что на Медуэйских топях находится самое большое в стране гнездовье цапель. Вот и все. Для них даже одно гнездо какой-нибудь шилоклювки стало бы камнем преткновения – так нет же, они нашли целую тьму цапель. Поэтому будьте уверены – в графстве Кент аэропорта не будет.
      Пару недель назад я писал о китайских защитниках окружающей среды, которые, протестуя против строительства дамбы на Янцзы, притаранили с собой дельфина и выпустили его в воду. Китайское правительство решило эту проблему. Животное просто пристрелили.
      Но здесь такой фокус не пройдет. И в доказательство тому все эти опросы, которые показывают, какими мы стали демократичными. Тетерь каждый имеет шанс попротестовать. Это значит, что дело не сдвинется с мертвой точки до конца наших дней. Неважно, какое место выбрало правительство для стройки: там всегда окажется какой-нибудь редкий жучок, червячок или бабочка.
      Видеоконференции и электронная почта экономят время и позволяют деловым людям избегать муторного перелета через Атлантику. Лично я предвижу драматическое падение и исчезновение деловых поездок как класса.
      Однако все больше людей начнут путешествовать ради удовольствия. Но и им вряд ли понравится взлетать с болотной топи или приземляться посередине делового центра в Регби. Вам надо вылетать из страны через Лондон – несмотря на притязания аэропортов Стэнстед (Бишоп-Стортфорд) и Гатвика (Брайтон) – у столицы только один аэропорт – Хитроу.
      Правительство предлагает построить еще одну короткую взлетную полосу, но зачем она нужна? Постройте шесть длинных, и закроем тему. Они смогут выдержать новые огромные самолеты. Хитроу – самое подходящее для этого место. Кстати, те, кто живет по соседству, никогда не жалуются на шум, потому что он там был еще до того, как район заселили. Тамошние жители уже все равно оглохли, но шесть самолетов, садящихся одновременно, никак не громче в шесть раз, чем шесть самолетов, садящихся поодиночке.
      Но самое хорошее, что Королевскому обществу по защите птиц тут и крыть нечем. В окрестностях Стэйнза нет ни одной птицы с тех пор, как все они попали в турбины пролетающего мимо «Боинга» и были перемолоты в муку.

      Англия в недавнем времени полностью потеряла для себя игру под названием крикет. И это хорошо. Чем больше мы проигрываем, чем больше тает наш интерес к этой игре, тем меньше информации о ней попадает на страницы газет и отнимает эфирное время.
      Крикет – и я не принимаю здесь никаких возражений – очень скучная игра. Любой вид спорта, состязания по которому длятся столь долго, что игрокам необходим «перерыв на отдых», не имеет со спортом ничего общего. Это просто времяпрепровождение. Сродни чтению.
      Когда-то нам читали с экрана телевизора книги. Даже программа была специальная, называлась Jackanory. Теперь мы смотрим истории про Баффи – истребительницу вампиров, что неоспоримо лучше. Все движется вперед, но только не крикет.
      Не уверен, что эта игра имеет перспективы. Даже если Нассер Хуссейн, капитан сборной по крикету, нарастил бы себе волосы и женился на актрисе Клэр Суини, перебравшейся из сериала «Бруксайд» в «Большой брат», это ничего бы не изменило.
      Никто не знает, откуда есть пошел крикет. Большинство думает, что игру изобрели крестьяне. В это нетрудно поверить, потому что пастухам было совершенно нечем заняться.
      Первое письменное упоминание о крикете датируется 1300 годом. В нем описывается, как принц Эдуард играл в него со своим другом Пирсом Гейвстоном. Опять-таки все логично. В то время принцам особенно спешить было некуда.
      В мире крикет стал известен благодаря британским солдатам, которые загибались от скуки в богом забытых уголках мира, и им надо было чем-то себя развлечь, причем не просто на час, а сразу на бесконечные недели.
      Сейчас чемпионы по крикету – австралийцы, что только подтверждает мою теорию. В этом они преуспели. Они ни на кого не обращают внимания. Мы сможем выиграть у них только в том случае, если выпустим против них наших бомжей и безработных. Им лишь бы была крыша над головой, хоть от палатки, – они чувствуют себя везде как дома. Такие могут целыми днями торчать на автобусной остановке.
      Попробую рассказать про крикет иначе. Есть ли на свете что-нибудь более ужасное, чем вопрос вашего дитяти в воскресный день: «Папочка, давай поиграем в "Монополию"?»
      Как и крикет, «Монополия» бесконечна. В правилах написано, как перепродавать собственность и когда ты должен купить очередное здание на Бонд-стрит, но в них не сказано (а должно бы), что победителем становится тот, кто доживет до конца игры. А как же риск? Ты делаешь вычисления на основании закона средних чисел, планируешь завоевать мир, но на твоем пути постоянно стоит теория вероятности, и вот ты сидишь на Камчатке, и тебе выпадают одни единички и двоечки. Впрочем, даже это лучше самой последней версии игры, в которой Буш-младший захватывает Ирак, а мы все умираем от эпидемии оспы.
      К счастью, моим детям уже по восемь, шесть и четыре, и они вышли из возраста, в котором интересны настольные игры. Если им предложить на выбор заложить здание на Олд-Кент-роуд или пострелять в Джеймса Бонда на приставке, они однозначно выберут второе.
      А пазлы? Их предназначение я как-то раз пытался объяснить одному греку. «Вы две недели собираете все эти кусочки в одну картину». – «А потом что?» – «А потом вы опять их разбираете и складываете обратно в коробку».