На прошлой неделе я позвонил в Гидрометцентр и задал вопрос, который никто метеорологам не задавал за почти полтора столетия их существования. Как так получилось, спросил я, что в последнее время вы столь точно предсказываете погоду?
      Туристические компании жалуются, что метеорологи фальсифицируют прогнозы погоды, пропуская солнечные дни, ожидаемые в Англии, Шотландии и Уэльсе, и вместо них сосредоточиваются на погоде для массового уничтожения, обычной в районе океанской скалы Рокол.
      Факт остается фактом: прогнозы погоды в прошлом не имели ничего общего с действительностью и были похожи на фантастические книги, которые вполне могли бы выйти из-под пера Алистера Маклина. Но теперь совсем другое дело.
      Нам сказали, что сильная жара закончится в прошлый вторник. Так оно и получилось. Нам сказали, что в среду будет душно и облачно, как в аду. И тут не прогадали. Когда я встал в прошлый четверг, то, даже не посмотрев в окно, надел теплую рубашку, потому что перед этим мне сказали, что несколько дней подряд будет стоять мокрая, холодная и ветреная погода.
      Это касается не только прогнозов на ближайшие сутки. Теперь они с пугающей точностью предсказывают погоду на два или даже три дня вперед. Но каким образом им удается это делать?
      Человек, ответивший на мой телефонный звонок, был немного удивлен приятным характером моего вопроса. Но он вовремя опомнился, сел обратно на свой стул, убрал из голоса нотки недоверчивости и начал долгий рассказ о современной метеорологии.
      По крайней мере, я так понял, что речь шла о метеорологии. Говоримое им было таким сложным, что с таким же успехом он мог рассказывать мне о фирменном рецепте своей мамы.
      Из того, что я понял, выходило, что каждый час Гидрометцентр получает данные с точек, разбросанных по всему миру. Эти точки в свою очередь получают данные от низкоорбитального спутника, который каждые 107 минут на высоте 800 миль совершает полет вокруг Земли, измеряя высоту волн.
      Другие спутники специальными датчиками проверяют состояние в тропосфере и стратосфере, а потом вы просто добавляете сахар, лимон и молоко и скармливаете всю эту информацию суперкомпьютеру, который делает 11 миллиардов вычислений в секунду. Эта система, которая в скором будущем будет усилена более мощным компьютером, действует с середины девяностых, и в связи с этим у меня возникает вопрос: а какой смысл был в прогнозе погоды до этого времени? В 1987 году мы все ругали Майкла Фиша, который не смог предсказать мощнейший ураган. Но теперь, когда мы знаем, что в то время у него не было ни компьютера, ни спутника, можно считать его просто говорящим пиджаком.
      Говорящие пиджаки – плохие предсказатели погоды. И знахари, которые околачиваются по Сомерсету, с большими ушными мочками и прутиками лозы. Этой весной такой народный знахарь из Котсуолда сказал мне, что форма мух и завитки на коровьей спине говорят ему, что нас ожидает ненастный июль. Мой обгоревший нос говорит о том, что он оказался не прав.
      Есть еще люди, которые, увидев лежащих коров, говорят, что это к дождю. Хотя мой новый друг из Гидрометцентра сказал, что коровы ложатся, потому что они просто устали. На дождь указывают совсем другие вещи. Низкий полет ласточек. Или, например, хвост высоких облаков, направленный на северо-запад.
      Если на закате небо багрово-красного цвета, быть жаре, если на рассвете – к похолоданию.
      Такие приметы не имеют особенного практического смысла, потому что они показывают погоду в настоящий момент, о которой мы и так прекрасно знаем. Сосновые шишки, вороны и особенно выдры не могут знать, что происходит с давлением над Атлантикой и в какую сторону движется антициклон.
      Я спросил своего собеседника, что случится, если вдруг зона низкого давления резко и беспричинно сдвинется на север. Так вот, вполне возможно, что компьютер в том случае ошибется. Это периодически происходит, и для этого в Гидрометцентре сидят шесть специалистов и решают, верить компьютеру или нет.
      Наверное, это лучшая работа в Англии. Самый мощный компьютер на свете говорит тебе, что дважды два – это пять. Все, что тебе нужно сделать, – это сказать: «Нет, это не так».
      У нынешней точности прогнозов есть один маленький, но большой минус.
      Во псем мире англичане известны своим вечным нытьем по поводу погоды. Это одна из наших национальных особенностей. Нет, не то чтобы мы ее ненавидим. Мы ее любим. Просто она абсолютно непредсказуема. Если вы выходите на улицу в полной экипировке и резиновых сапогах, а на улице весь день светит солнышко, вас это начинает доставать. Такая же история с летним платьем, которое в любой момент может промокнуть насквозь и продемонстрировать все ваши прелести, если вы девушка, таким же мокрым соотечественникам.
      И что происходит сейчас, когда из нашей жизни исчез этот элемент непредсказуемости? Теперь вы прекрасно знаете, что во вторник будет прекрасная погода, и вы вполне сможете приготовить барбекю у себя в саду. Но о чем вы будете тогда говорит с гостями, если не о погоде?
      Сами того не зная, эти компьютерщики постепенно лишают нас всего, что делает нас настоящими англичанами.

      Итак, сегодня утром вам придется принимать меня всерьез, потому что теперь я вовсе не долговязый автомобильный журналист с мозгами, полными всякой чепухи. Теперь я доктор. И у меня есть диплом.
      Дело в том, что Брунельский университет наградил меня почетной ученой степенью, или, как мы, ученые, ее называем, honoris causa. Теперь я врач. Я могу починить вам ногу и пришить новый нос. Теперь я имею полное право видеть вашу жену голой. Я подумываю о том, чтобы приделать к своему имени на визитке пару букв.
      К сожалению, они не посылают дипломы по почте. Поэтому в понедельник мне пришлось отправиться в знаменитый Конференц-центр в Уэмбли, где мне выдали мантию и плоскую шляпу, в которых я стал похож на гомосексуалиста.
      Все происходящее было расписано по минутам. Задолго до самого события меня предупредили обо всех деталях, в том числе и о количестве шагов, которые надо будет пройти от выхода до сцены.
      И я даже догадываюсь, почему мне об этом сказали. Вот я войду в зал, как нормальный и немного туповатый человек, и, разумеется, меня надо предупредить, что там двадцать одна ступенька, иначе я могу остановиться на полпути, решив, что уже дошел.
      Относительно обратного пути, нам, докторам, уже не нужны были подробные инструкции. Там было написано просто: «участники процессии покидают помещение».
      Между этими двумя действиями человек в мантии зачитывал список длиной в миллион имен, причем создавалось впечатление, что большинство этих имен были набраны в случайном порядке, а новоиспеченные ученые – нескончаемый поток желтых и коричневых лиц – подходили к канцлеру университета и забирали свои степени.
      Я завидовал им всем черной и белой завистью. Твою мать, думал я, сидя в своей мантии и итонской беретке. Ну почему я не стал настоящим ученым, как они?
      Вы никогда не должны жалеть о своем пережитом опыте, но, видит Бог, часто приходится жалеть о том, что пережито не было. Двадцать пять лет тому назад я решил, что в школе есть более интересные занятия, чем чтение поэм Мильтона.
      Я катался на его книгах, как на санках, и в результате этих покатушек потерял свой билет в рай: в университет. С тех пор многое изменилось, мне даже дали ученую степень за то, что я болтался, как сосиска, под брунельским подвесным мостом. Конечно, мне льстит все это и смягчает горечь потери.
      Я уверен, что высшее образование ровным счетом ничего бы не изменило в моей профессиональной жизни. Насколько я знаю, три года в университете студенты проводят или на диком острове близ Австралии, делая вид, что изучают гигантских моллюсков, или просыпаясь в кровати, которую их товарищи по общежитию вынесли ночью на центральную улицу города.
      За те три года, которые я провел в газете Rotherham Advertiser, я научился намного большему, чем некоторые из тех, кто в понедельник вместе со мной пришел в Уэмбли.
      Я успел заметить, что один из выпускников изучал последствия сексуальных отношений в тюрьме, а другой искал корреляцию между жизнью в Бутане и жизнью в Саутхолле.
      Но я не дурак, по крайней мере сейчас, и прекрасно понимаю, что даже самый наитупейший курс в университете намного интереснее, чем ежедневная работа ради зарплаты.
      Когда мне было девятнадцать лет, я рыскал по трущобам Ротерема и выслушивал истории толстых женщин, которые рассказывали, что головы их детей полны насекомых и требовали внимания со стороны городских властей.
      Мне платили семнадцать фунтов в неделю – этого вполне хватало на галстуки и бензин. Но я был уверен на сто процентов, что половина моей зарплаты, уходившая на налоги, шла студентам, которые тратили эти деньги на марихуану и пирожные. Пока вы проводили вечера в красивых диспутах, я штудировал йоркширско-английский разговорник в надежде понять, о чем это со мной говорил человек из местной мэрии.
      Пока на вас орали за восемнадцатую пропущенную лекцию за семестр, меня судили за то, что я неправильно расшифровал свои записи и допустил ошибки в своей заметке. А чтобы поправить ваши делишки, вам надо было всего лишь переспать с тьютором. Для решения моих проблем секса с судьей было недостаточно.
      Окончив такого рода университет жизни, вы оказываетесь полностью опустошены. Хороший университет дает вам такой капитал знаний, что все остальное кажется легким.
      Остается вопрос друзей. Я знаком с людьми, которые учились со Стивеном Фраем, Ричардом Кертисом и Борисом Джонсоном. И давайте не забывать о том, что Джон Клиз, Эрик Айдл и Грэм Чэпмен учились вместе в Кембридже, и я даже не могу себе представить, на что были похожи их совместные вечеринки. Наверное, они были повеселее, чем вечеринки с друзьями, с которыми ты познакомился, работая грузчиком в супермаркете.
      Попробую донести до вас одну разумную мысль. В начале церемонии вручения дипломов в Уэмбли вице-канцлер Брунельского университета обратился к аудитории с речью, в которой рассказал, что в Европе существует пятьдесят институтов, возраст которых старше тысячи лет.
      Это католическая церковь, парламенты Британии, Исландии и острова Мэн и парочка полуправительственных организаций в Италии.
      Все остальные – университеты. И они до сих пор работают. И я пролетел мимо них, о чем буду сожалеть до конца своих дней.

      «Нет», – ответил я, когда продюсеры телепрограммы о реактивных самолетах предложили мне облететь земной шар за пять дней.
      «Да», – ответил я, когда они сказали, что у нас будет однодневная остановка на Муреа, маленьком острове в пяти минутах езды от Таити.
      На фотографиях Французская Полинезия кажется самым идиллическим местом на свете. Это ожерелье из 120 с лишним островов, разбросанных на территории размером с Европу в южной части Тихого океана. В реальности вам придется лететь туда целые сутки, чтобы понять, что это вовсе того не стоило.
      В аэропорту все, начиная от таможенников и заканчивая таксистами, пытались повесить на меня цветочное ожерелье, поэтому в отеле и конференц-центре я появился в виде куста, а шея моя так согнулась под тяжестью, что я стал похож на груженого мула.
      В отеле меня нагрузили еще парочкой ожерелий и спросили по поводу завтрака. Нет, не что именно я хочу покушать, а «не хочу ли я, чтобы его привезли в номер в каноэ».
      И в этом заключается основная проблема жителей кусков вулканической лавы, жизнь на которых казалась тайной до появления реактивной авиации. Неважно, какой это остров, Мальдивы или Маврикий, Таити или Сейшелы. Везде одно и то же: все слишком утрировано.
      Могу поклясться, что на рекламных брошюрах этих курортов изображена одна и та же пальма. Вы, наверное, видели ее – такая горизонтальная, склоняющая свою крону к ультрамариновой воде и белому песку.
      А отели, в которых вам абсолютно по-тупому пытаются навязать вкус жизни тропических островов?
      Вкус тропиков, по их мнению, это ванная, наполовину наполненная лепестками, полотенце, свернутое в розу, и личный катамаран, управляемый вашим личным слугой. Именно такой увидел островную жизнь Робинзон Крузо? Да откуда вам знать. Вы можете быть уверены только в одном – ваша нога никогда не ступит за территорию отеля.
      Для полной завершенности картины весь обслуживающий персонал одет в нелепые одежды, которые, по всей видимости, являются национальными платьями. На Таити даже мужчины вынуждены носить идиотские юбки, и для полного унижения их заставляют ходить босиком по раскаленному песку.
      А потом они пытаются привезти тебе на завтрак целую гору яиц и бекона в каноэ, по штормовому морю, изо всех сил стараясь, чтобы вся эта еда не остыла, не улетела с ветром и не упала в воду.
      Неудивительно, что все они ведут себя так, будто им все в лом. Так выдайте же им по паре обуви и штанов.
      Я уже сказал о дельфинах? Таитяне зарабатывают себе на жизнь тем, что ловят себе по дельфину и весь день катаются в лагуне у него на спине, предлагая сделать то же самое толстым американским теткам с пластиковой грудью в нелепых бикини. «Хотите посмотреть на его пенис?» – спросил меня мужчина в юбке, как только я зашел в воду.
      Нет, я очень хочу поразить тебя гарпуном в сердце и отпустить на волю ни в чем не повинное животное. Но вместо этого я пощекотал дельфину брюхо и шепнул ему на ухо: «Что ж, зови это пенисом, глупенький».
      Они пытаются вам дать понять, что именно это и есть вкус настоящей тропической жизни. Это все равно что заставить вас полизать корову и сказать, что это и есть вкус настоящей говядины. На настоящем тропическом острове – на таком, как в фильме с Томом Хэнксом, – вы будете сходить с ума от голода и одиночества. На таких островах живут огромные членистоногие твари с туловищем шершня и волчьим хвостом.
      Однажды я жил в отеле, не помню точно, где именно это было, где местные жители круглый день таскали на спине огромную установку с двигателем от «фольксвагена», из которой они опрыскивали клумбы инсектицидами.
      Время от времени кто-то из них травился инсектицидом до смерти или его юбка цеплялась за двигатель, и его уносили. На его место тут же приходил другой бедняга. Для чего, я спрашиваю? Для того чтобы дезинфицировать рай? Но это не работает. Мне показалось, что от этого раствора насекомые только увеличивались в размерах.
      Не дайте себя обмануть солнцем. Может быть, на фотографиях оно и выглядит сногсшибательно, эдакое уставшее светило, опустившее ноги в море после дневных забот по обогреву Солнечной системы, но на самом деле оно будет жарить с такой силой, что вы не сможете и носа высунуть из-под навеса. На этом солнце плавится даже клей в книжном переплете, и поэтому последние десять страниц вашего детектива улетят с порывом ветра раньше, чем вы до них доберетесь.
      Но ночь не принесет вам облегчения. Вы не сможете спать с включенным кондиционером, потому что он слишком шумит. Вы не сможете спать и с выключенным кондиционером, потому что в аутентичном бунгало напротив проводят свой медовый месяц очередные новобрачные.
      Лишь однажды я побывал на абсолютно уединенном пляже. Это было во Вьетнаме, и это было великолепно. Пока через двадцать минут я не попросил девушку в тунике, не прикрывающей почти ничего, принести мне холодной кока-колы.
      Вот в чем все дело. Мы мечтаем о тропиках, но рождены для жизни в Дьюсбери.

      На прошлой неделе я прочитал в газете, что в последнее время студенты ринулись в более легкие профессии и предпочитают изучать журналистику, а не влияние фторуглерода на метионилглютаминилларгинилтирозилглютамилсериллеуцилфениллаланиллаланилглютаминиллейциллизилглютамиларгиниллизилглютамилглицилаланилфениланилвалилпролилфенилаланилвалилтреониллейцилглейциласпартилпролилглицилизолейцилутамилглютаминилсериллейциллизилизолейциласпартилтреониллейцил.
      К сожалению, мне пришлось сейчас воспроизвести название этого маленького и проворного белка не полностью, потому что платят мне не за знаки, а за слова. И мне бы не хотелось, чтобы моя колонка состояла всего из одного слова. Что вам больше по душе – слоняться по пабам в Сохо, попивать кофе с Грэмом Нортоном или эмигрировать в Дарем и всю жизнь изучать какую-нибудь молекулу?
      Не такая уж дурацкая затея, если судить по другой заметке, которая была опубликована как раз аккурат под той, о недостатке ученых. В ней говорилось, что профессор акустики Сэлфордского университета доказал, что вопреки распространенному мнению кряканье утки имеет эхо. Только очень тихое.
      И кому это надо, спрашивается? Я понимаю, если бы профессор пытался этим решить акустические проблемы церквей и стадионов. Но я даже себе представить не смогу, при чем здесь утка. Я имею в виду, каковы будут дальнейшие действия профессора? Он научит утку выполнять обязанности приходского священника?
      Другие ученые обследовали 25 мест в районе Большого Бассейна в США и выяснили, что пищуха, маленький и бесполезный родственник кролика, плохо справляется с глобальным потеплением. Боже мой, боже мой!
      Наши родные британские ученые обнаружили, что дети, которые пьют по утрам газированные напитки, имеют скорость реакции семидесятилетнего человека. Я так думаю, только если этот газированный напиток – шампанское.
      Или другой замечательный пример. Две команды британских медиков создали человеческую клетку. Звучит устрашающе, не так ли? Ан нет. Они говорят, что это только первый шаг на пути к тому, чтобы вырастить искусственную печень. Но загвоздка заключается в том, что ученые до сих пор не поняли, каким образом диктовать клетке, во что именно она должна вырасти. Вы хотели печень, а получилось ухо. Одному богу известно, как это происходит, а благодаря нашим ученым всех его представителей на Земле скоро заменят утки.
      Я понимаю, как это должно напрягать, когда вокруг ваших наиважнейших открытий постоянно отпивается Greenpeace, но почему, например, вам понадобилось столько времени, чтобы определить, что прием женщиной болеутоляющих во время зачатия может привести к выкидышу? Даже вы должны понимать, что само зачатие не может произойти до тех пор, пока женщину что-нибудь не отвлечет от головной боли.
      И чем дальше, тем хуже. Американские ученые умудрились потратить 1,2 миллиона долларов налогоплательщиков, пытаясь доказать, что представители консервативной партии – сумасшедшие. В Канаде исследовали две тысячи людей, родившихся иод знаком Рыб, и доказали, что большинство из них не склонны к излишней сентиментальности и давно не плачут над фильмом «Рожденная свободной». В Голландии досконально изучили допотопного слизняка, у которого отсутствует мозг и половые органы, для того чтобы понять, не это ли то самое потерянное звено эволюции. Не похоже, ведь у него нет ни пениса, ни матки.
      Люди, когда вы изобретете следующий Concorde, например? Где таблетки, которые заменят нам пищу, где самые новые космические материалы, о которых так долго твердила Валери Синглтон? Бросайте своих уток и займитесь чем-нибудь полезным, наконец!
      На прошлой неделе я отправился к профессору Кевину Уорвику на факультет кибернетики Редингского университета. Он сконструировал радиоуправляемую машину, которая на самом деле есть робот с разумом, сказал он, как у осы.
      Если вы отключите ее от электроснабжения, то она начнет искать, где бы подзарядиться, точно так же, как оса ищет себе пропитание. А еще ее можно запрограммировать на то, чтобы она целый день кружила вокруг вашей головы.
      Уорвик – настоящий фанат искусственного интеллекта. Недавно он вживил в собственную нервную систему какой-то чип. Потом он подключил себя к компьютеру и сделал так, что теперь он может шевелить рукой в Нью-Йорке, а его киберрука будет совершать такие же действия дома в Рединге.
      Зачем ему все это? Я сначала этого не понял, но потом он обмолвился, что центральная нервная система его жены тоже подключена к мировой сети. И тут-то до меня дошло. Возможность почувствовать то, что чувствует твоя жена, и наоборот, – грандиозный прорыв в науке за последние… за последние… да за всю историю человечества. А в это время твой мозг подключен к компьютеру… Отличный способ достижения одновременного оргазма.
      Мой энтузиазм несколько поутих, когда Уорвик объяснил, что власти Калифорнии вряд ли обрадуются гибриду человека и машины, и где гарантии, что в будущем этот гибрид не придумает устроить заварушку мирового масштаба. На что я ответил, что машины на самом деле совсем нестрашная штука, потому что их всегда можно выключить. Но он улыбнулся улыбкой компьютерного гения и сказал просто: «Да что вы говорите? А каким образом вы сможете отключить Интернет?»
      Ну, если дело обстоит так, то, может быть, недостаток ученых, который намечается в ближайшее время, не так уж и плох? Потому что для уничтожения мира достаточно, чтобы всего один из них на пять минут отложил утку в сторону.

      Пару месяцев назад я уже высказывался на тему книг. Я писал о литературном фестивале Hay Festival, который похож на рокерский фестиваль в Гластонбери, только тише, грязнее и без Рольфа ХаррисаЧ
      Писательница Джилли Купер прошлась по интеллектуальным снобам этого фестиваля. «Существует две категории авторов, – заявила она. – Одни, как Джеффри Арчер и я, мечтают о прочитать о себе в Guardian что-нибудь хорошее, а другие читают о себе хорошее, но мечтают иметь такой талант, как у Джеффри и меня».
      Мудрые слова. Но, видимо, для жюри, которое отбирало в этом году номинантов на премию Букера, их оказалось недостаточно.
      В фаворитах оказалась книга под названием «Бриклейн» писательницы Моники Али, которая основана на переписке двух сестер, одна из которых живет в Бангладеш, а другая – в лондонском эмигрантском квартале на Бриклейн, куда ее сосватали для брака.
      Книгу я не читал и не буду, но я уверен на все сто, что ни у кого из сестер так и не случится страстного романа с каким-нибудь Рупертом.
      Что у нас там с остальными фаворитами? Итак, Маргарет Этвуд, которая, как я подозреваю, вдохновившись скандалом с компанией Monsanto и генетически модифицированными продуктами, написала книгу иод названием «Антилопа и коростель». И вряд ли это комедия.
      Стоит упомянуть и книгу Дэймона Голгата «Добрый доктор», которая повествует о молодом враче, направленном на работу в недра Южной Африки. Он попал под бомбежку? Затонул ли авианосец Nimitz? Дышите глубже…
      Только что я закончил читать книгу Филиппа Рота, одного из самых уважаемых мной и утонченных английских авторов. Хочу сказать, она просто изумительна. В ней рассказывается о хозяине фабрики по производству перчаток в Нью-Джерси, чья дочь немного съехала с катушек.
      Я пробирался по ней страница за страницей, умирая от любопытства, получится ли у него вылечить свою дочь или нет. Но чем дальше двигалось дело, тем хуже становилась ситуация, а потом бац – и все кончилось.
      Такое чувство, что Рот просто позвонил издателям и спросил: «Какой объем книги вам нужен?», они ответили, что 250 страниц будет достаточно, и он сказал: «Вот и отличненько. Я уже закончил».
      А до этого я имел счастье прочитать книгу Энн Эпплбаум под названием «ГУЛАГ», которая фактически является письмом, адресованным всем тем, кто писал о советских лагерях до нее, в котором она объявляет, что все эти люди неправы. Неправы, понятно?
      Но худшая из недавно прочитанных книг – это «Глупые белые люди» за авторством глупого белого человека по имени Майкл Мур.
      После первой главы, в которой интересно описывается, как Джордж Буш украл свое президентство, книга скатывается до уровня студенческого пасквиля в духе 1982 года. Тэтчер, Тэтчер, Тэтчер, крупные корпорации, Тэтчер, тропические леса.
      Правительства тратят деньги на оружие, а не на образование, почему мы боимся черных, когда мировое зло имеет белое лицо?
      Он все бубнил и бубнил, и я не мог серьезно отнестись к его словам; потому что еще во вступлении – до всей этой болтовни об экологии и власти рабочим – он прошелся по британцам за то, что они приватизировали все «успешные государственные организации», такие как железная дорога, например.
      Британская железная дорога – успешная организация? Ты тупой, жирный, уродливый имбецил-очкарик. Мур сам признался, что бросил колледж, потому что не мог парковать рядом свою машину. А что ж ты на электричке не ездил, если так их любишь?
      Я могу лить упреки на Майкла Мура до конца своих дней, но вернемся к нашим баранам. Книга – это нечто большее, чем просто красивые слова, суждения левого толка и искаженное видение мира. Книге нужен сюжет. А любой сюжет дарует нам самую сильную эмоцию – надежду.
      Вы надеетесь, что Клинт Траст благополучно спустится на веревочной лестнице из вертолета и предотвратит третью мировую войну. Вы надеетесь, что героиня встретит своего героя в полночь на мосту и они будут жить долго и счастливо. Вы надеетесь, что ваши мечты о жизни Е Провансе станут реальностью.
      Филипп Рот дал мне просто вагон надежды. Я столько времени надеялся, что у производителя перчаток и его дочери все будет в порядке, не все развеялось как дым, когда мой взгляд уткнулся в заднюю обложку.
      Когда я читал «Глупых белых людей», я надеялся, что ее автор в конце концов выпадет из окна небоскреба, но этого так и не произошло.
      Моя жена сейчас читает книгу размером с энциклопедию, повествующую о женщинах в пчеловодческих сетках на лицах, которые в течение пятидесяти лет искали в Перу утерянный браслет. Другими словами, книгу, претендующую на Букера.
      Иногда я выхватываю у нее эту книгу из рук и возмущаюсь: «Что ты хочешь там вычитать?» И получаю каждый раз один и тот же ответ: «Да ничего, собственно, не хочу».
      Когда я читал «Красный шторм» Тома Клэнси, не включенный в список номинантов на Букера, у меня могли вынуть печень, скормить ее собаке, а я бы и не заметил.
      А «Предатель» Мартина Эмиса? Очевидный ужас. Как выразился Тайбор Фишер, книжный обозреватель Daily Telegraph, когда читаешь эту книгу, возникает ощущение, будто ты застукал своего родного дядю мастурбирующим на заднем дворе школы.
      Его мнение разделили члены жюри Букеровской премии, которые выкинули книгу из шестерки финалистов. Так что я уверен, это изумительная книга.

      Представьте себе такую картину. Франция. Сан-Тропе. Маленькая кафешка на берегу моря. За завтраком я пытаюсь объяснить детям, какие французы молодцы во всем, что касается вина и сыра.
      И потом случилось страшное. Моя девятилетняя дочь, попробовав сыр бри и признав его невероятно вкусным, посмотрела куда-то вверх, в вечность, и задала мне вопрос, которого мне никто и никогда ранее не задавал. Папочка, а в чем молодцы англичане?
      Я ожидал от нее чего-то в духе: «Я знаю, что я вылезла из маминого животика, но как я попала туда?» Я готовился ответить на этот вопрос. Но «в чем молодцы англичане?» я совсем не ожидал, и в какой-то момент поймал себя на мысли, что мне хочется засунуть в ее прелестный ротик рыбью голову.
      Ну, начал я, это… ну… мы молодцы… и лучше всего мы… Ту вдруг почему-то мне на ум пришел серийный убийца Гарольд Шипман. Убивать? Мы даже научились экспортировать наших убийц. Но потом я все-таки подумал, что первое место в мировой лиге убийц удерживает Бельгия.
      Я быстро прошелся по всем подозреваемым: футбол, крикет, теннис, автогонки и прочее, и в итоге остался ни с чем. Потом я принялся за мир изобретений. И опять остался с носом. Наш большой полиэтиленовый шар лопнул. Наш Eurofighter не летает в холодном воздухе. Скорость наших поездов не изменилась со Второй мировой войны.
      Я стал постоянно испытывать психологический дискомфорт, оттого что я англичанин. На прошлой неделе я побывал в Берлине, сразу же после встречи мистера Блэра с Шираком и Шредером. Неприятно было ходить по фатерлянду и извиняться перед каждым встречным за действия моей страны в Ираке.
      Кстати, если зашел об этом разговор, знаете ли вы, что наш авианосец Invincible ходит вокруг мира на одном моторе, потому что у королевского флота нет топлива для двух? Это ничего?
      А ведь это говорит о многом. За красивым фасадом – сплошной бардак. Вы когда-нибудь были на черной лестнице в общественном здании? Картина открывается невероятная. Километры облезлых стен. На полу огромные лужи – одни из них пахнут дождем, а другие нет. Голые электрические лампочки, покрытые останками сгоревших еще в сороковые годы бабочек. Сломанные ручки. На доске объявлений висят приглашения на вечеринки по поводу чьего-нибудь выхода на пенсию. Поставьте подпись, если вы хотите пойти. Подписей нет.