Затем мой блуждающий взор остановился на двери в стене. Я не сразу понял, что же привлекло мое внимание. С содроганием я заметил в слабеющем свете фонаря множество извивающихся, ползущих теней на дне глубокого черного колодца. Отвратительный авангард бесчисленной армии извергнулся через широкий порог в склеп, существа эти были родственными той чудовищной, дьявольской пиявке, которую я сорвал с выеденной головы Октейва. Некоторые твари были тощими и плоскими, подобно дискам из материи или кожи, другие — более или менее упитанными, эти ползли медленно и пресыщенно. Чем они могли питаться в вечном мраке, я не знаю, и надеюсь никогда не узнать.
Черная армия нескончаемым потоком двигалась с кошмарной быстротой из распечатанной бездны, подобно рвоте, извергающейся из пресытившегося ужасами ада. Я отпрянул, как будто меня ударило электрическим током Масса этих тварей накрыла тело Октейва извивающейся волной, а, казалось бы, мертвое существо, отброшенное мной в сторону, стало подавать признаки жизни. Похоже, оно пыталось подняться и последовать за своими собратьями.
Повернувшись, мы все пустились бежать среди огромных урн, а дьявольские пиявки скользили за нами по пятам.
Добежав до первого пересечения проходов, мы, не обращая внимания друг на друга, в слепой панике разбежались в разные стороны. Я слышал, как кто-то сзади споткнулся и упал, до меня донеслись слова проклятья, перешедшие в безумный вопль. Я знал, что если остановлюсь и поверну назад, то меня постигнет та же зловещая смерть, что застигла бежавшего сзади товарища. Я, все еще сжимая в руках электрический фонарь и складной нож, мчался по боковому проходу, пробиваясь к склепу с разрисованным полом. Остальные мои спутники придерживались главной катакомбы.
Далеко позади слышались безумные крики, как будто сразу несколько человек были схвачены преследователями.
Вероятно, я сбился с пути, поскольку галерея поворачивала и изгибалась, многократно пересекая другие проходы. Вскоре я обнаружил, что заблудился в черном лабиринте, где лежала нетронутая ногами живущих пыль. Лабиринт погребальных катакомб вновь погрузился в тишину. Внезапно луч фонаря высветил человеческую фигуру, бредущую мне навстречу. Прежде чем я смог справиться с испугом, она миновала меня длинными и размеренными как у автомата шагами, возвращаясь во внутренние склепы. Думаю, что это был Харпер, судя по росту и телосложению. Его голова по глаза была закутана раздувшимся капюшоном, а бледные губы плотно сжаты, как будто в столбняке. Кто бы то ни был, он шел вслепую в полной темноте. Вероятно, им управлял неземной вампир. Я знал, что человеческая помощь уже бесполезна и даже не пытался остановить его.
Мимо меня прошли еще двое из нашего отряда, шествуя с механической быстротой и уверенностью. Их головы накрывали капюшоны из дьявольских пиявок. Остальных я не встретил, и, наверное, мне уже никогда не суждено увидеть их вновь.
Оставшуюся часть пути я покрывал в состоянии затмевающего сознание ужаса. Я полагал, что приближаюсь к внешней каверне, но обнаружил, что окончательно сбился с пути, и снова побежал через ряды чудовищных урн и не исследованные нами склепы, простиравшиеся на неведомое расстояние. Легкие были забиты мертвым воздухом, а ноги готовы подломиться подо мной. Казалось, я бегу уже годы. Наконец я увидел далеко впереди крошечную точку дневного света. Из последних сил я бросился к ней, оставляя позади ужасы чужеродного мрака. Склеп заканчивался у низкого, полуразрушенного входа, заваленного обломками камней, на них падал косой луч солнечного света.
Мы проникли в это смертоносное подземелье через другой вход. Я находился уже на расстоянии дюжины футов от открытого пространства, когда совершенно беззвучно что-то упало с потолка, мгновенно ослепив и стянув мою голову, как тиски. В мой череп вонзились миллионы иголок, которые, проникнув сквозь черепные кости, сошлись в сердцевине мозга.
Невыносимые страдания, обрушившиеся на меня, были хуже, чем мог вместить в себя ад безумного бреда.
Я почувствовал кровожадные когти ужасной смерти. Моя правая рука все еще сжимала открытый нож, а фонарь я выронил. Скорее инстинктивно, уже вряд ли обладая сознанием и волей, я вскинул руку и несколько раз ударил ножом существо, обвившее голову смертельными складками.
Лезвие многократно пронзило прилипшую тварь, но задело и мою собственную плоть. Я не чувствовал боли этих ран среди миллионов мучительных огней, охвативших меня…
Спавшая с глаз черная полоска, сочащаяся моей кровью, свисала со щеки. Я увидел свет и срывал эти мерзкие остатки со лба и головы, отдирая кровавые лохмотья. Пошатываясь, я брел к выходу из склепа. Тусклый свет казался далеким пламенем, летевшим над зияющим хаосом и забытьем, в которое я стремительно падал…
Говорят, что я недолго пробыл без сознания. Придя в себя, я увидел лица наших марсианских проводников. Моя голова раскалывалась от острой боли, ужасы теснились в мозгу, как тени гарпий. Я перевернулся, чтобы посмотреть назад. Марсиане отнесли меня от каверны. Вход находился под нависшей террасой здания, отсюда был виден наш лагерь.
Я вглядывался в черное отверстие с чувством отвращения и очарования, улавливая в полумраке смутное движение. Там корчились существа, наползая из темноты, но не выходя на свет. Без сомнения, эти создания мрака космической ночи не выносили солнечного света.
Меня охватило начинающееся безумие. Вместе с отвращением и желанием бежать подальше от этого кишащего мерзкими тварями входа в склеп, возник совершенно противоположный импульс: мне захотелось вернуться и проделать обратный путь через катакомбы. Я стремился спуститься туда, куда никогда не ступал ни один человек, кроме моих несчастных спутников, обреченных и проклятых. В тайниках моего мозга прозвучал призыв, внушенный подземными пиявками. Вызов действовал как всепроникающее колдовское зелье. Он завлекал меня к подземной двери, замурованной вымирающим народом Иох-Вомбиса, чтобы заточить адских бессмертных существ, этих паразитов мрака, которые внедряли свои мерзкие жизни в полусъеденные мозга мертвых. Обитатели бездны, правящие отвратительным царством мертвых, для кого мерзкие пиявки являлись всего лишь самыми мелкими слугами, заманивали меня…
Только эти два Айхаи и помешали мне вернуться назад. Я отбивался изо всех сил, когда они пытались удержать меня своими мягкими вялыми руками; но я был изнурен нечеловеческими приключениями. Вскоре я провалился в бездонное небытие, из которого периодически выплывал, чтобы осознать, что меня несут через пустыню к Игнарху.
Вот и весь рассказ. Заплатив цену, которая покажется немыслимой любому человеку в здравом уме, я пытался связно рассказать обо всем… прежде чем безумие снова охватит меня, а случится это очень скоро… Вы ведь записали мою историю, не правда ли? А теперь я должен вернуться в Иох-Вомбис: вновь пересечь пустыню, спуститься вниз и пройти катакомбы до самых нижних склепов. Что-то у меня в мозгу приказывает и направляет меня… Говорю вам, я должен идти…
Постскриптум
Я работал начинающим врачом в территориальном госпитале Игнарха, и мне поручили вести медицинское наблюдение за Роднеем Северном. Он — единственный оставшийся в живых член экспедиции Октейва в Иох-Вомбис. Северна принесли в госпиталь марсианские проводники экспедиции, и я записывал под его диктовку изложенную выше историю. У него была страшно порезана и воспалена кожа головы и лба. Большую часть времени он пребывал в горячечном бреду, и его приходилось держать привязанным к кровати во время периодически повторяющихся маниакальных припадков. Вдвойне необъяснимо неистовство больного, учитывая крайнюю слабость его здоровья.
Порезы на голове, по его словам, он нанес себе сам. Они перемежались с многочисленными круглыми ранками, которые располагались правильными кругами. Возможно, через них и впрыснули в голову Северна неизвестный яд.
Причину появления этих ранок трудно объяснить, разве что поверить тому, что рассказ Северна — правда, а не плод расстроенного воображения. Я чувствую, что готов поверить в его историю.
Странные вещи происходят на красной планете, и я поддерживаю совет для будущих исследователей, которые высказал обреченный археолог. На следующую ночь после того, как он закончил свою историю, Северну удалось сбежать из госпиталя. Это случилось во время одного из тех странных припадков, о которых я упоминал. Удивительно, откуда у него взялись силы для побега, ведь Северн казался слабее обычного после длительного напряжения, вызванного ужасным повествованием. Смерть его ожидалась в ближайшие часы… Отпечатки его босых ног были обнаружены в пустыне, он направлялся к Иох-Вомбису.
Следы исчезли во время легкой песчаной бури; сам же Северн так до сих пор и не объявился…
ВАЛТУМ
Vulthoom (1935)
У Боба Хэйнса и Пола Септимуса Чанлера, на первый взгляд, было мало общего, разве что оба оказались в затруднительном положении, когда остались на чужой планете без всяких средств.
Хэйнса, третьего пилота космического лайнера, обвинили в неподчинении начальству. Его высадили в Игнархе, торговой столице Марса и центре пересечения космических линий. Обвинение против него выдвинули только из-за капитанской антипатии, но так или иначе Хэйнсу до сих пор не удалось подыскать себе новое место, а месячное жалование, выплаченное ему при расставании, ужасно быстро поглощалось пиратскими расценками в отеле «Теллуриан».
Профессиональный писатель Чанлер, специализирующийся на межпланетной беллетристике, решил подкрепить свое богатое воображение солидной основой личного опыта. Он прибыл на Марс, и. спустя несколько недель, деньги его иссякли, а новые от издателя еще не поступили.
Помимо неудач, Пола и Боба объединял также безграничный интерес ко всему марсианскому. Вместе их свела жажда экзотики. Несмотря на явные различия в темпераментах, они стали верными друзьями и бродили по местам, которых земляне обычно избегали.
Они провели уходящий день, забыв о своих тревогах, в причудливом лабиринте зданий старого Игнарха. Марсиане свой город на восточном берегу великого Яханского канала называли Игнар-Ват. Приятели возвращались сюда в предзакатный час по идущей вдоль канала набережной из пурпурного мрамора. Они подходили к мосту длиной в милю, ведущему в современную часть города, Игнар-Лут, где находились консульства землян, конторы по перевозке грузов и отели.
Закат — час марсианского богослужения, когда Айхаи собираются в своих не имеющих крыши храмах, умоляя вернуться заходящее солнце. Нескончаемые звуки бесчисленных гонгов пробивали разреженный воздух, словно бились тысячи возбужденных металлических пульсов. Извилистые улицы были почти пустынны, и только по угрюмым зеленым водам неспешно проплывали взад и вперед несколько барж с розовато-лиловыми и алыми парусами в форме ромба.
Дневной свет с заметной быстротой угасал за тяжеловесными башнями и похожими на пагоды пирамидами Игнар-Лута. В тени огромных солнечных часов, довольно часто встречающихся по берегам канала, ощущалась прохлада наступающей ночи. Раздражающий слух металлический лязг гонгов внезапно прекратился, и наступила наполненная таинственными шепотами тишина. На фоне черно-изумрудного неба, усыпанного ледяными звездами, выступали громады зданий древнего города. Окружающие сумерки несли едва уловимые экзотические запахи, они возбуждали и беспокоили землян какой-то чуждой тайной. У моста приятели примолкли, ощутив в сгущающемся мраке жуткую чужеродность. Гораздо глубже, чем при дневном свете, они чувствовали скрытые движения жизненных форм, непостижимых для детей других планет. Межпланетную пустоту между Землей и Марсом преодолели, но кто способен пересечь эволюционную бездну между землянином и марсианином?
Марсиане терпимо отнеслись к вторжению землян и позволили им наладить торговлю между двумя мирами. Их молчаливое поведение было достаточно дружелюбным. Ученые с Земли овладели языками марсиан, изучили их историю. Но оказалось, что настоящего обмена идеями так и не произошло. Отличие марсианской цивилизации состояло в ее многосложности, а одряхлела она еще до того, как Лемурия опустилась на дно океана. Ее науки, искусства и религию покрывала седина невообразимого количества тысячелетий, и даже самые простые обычаи родились под влиянием сил и условий, чужеродных землянам.
Хэйнс и Чанлер чувствовали ненадежность своего положения и испытывали настоящий ужас от неведомого древнего мира.
Они ускорили шаг. Широкая набережная казалась пустынной. Легкий мост без перил охраняли десять колоссальных статуй марсианских героев, которые стояли в боевых позах у первого пролета.
Земляне вздрогнули, когда фигура марсианина, лишь немногим уступающая по размерам каменным изваяниям, внезапно отделилась от сгущающейся тени памятников и мощными шагами двинулась вперед.
Десятифунтовый марсианин был выше среднего Айхаи на целый ярд, но ничем не отличался: массивная выпирающая грудная клетка и длинные костлявые руки и ноги. На голове его выделялись далеко выступающие уши и глубокие ямы ноздрей — даже в сумерках замечался их трепет. Глаз, утонувших в бездонных глазницах, не было видно, если не считать красноватых искорок, которые, казалось, висели внутри черепа. Странный персонаж. По местным обычаям — практически обнажен, но обруч на шее из кованого серебра указывал, что он — слуга какого-то благородного господина.
Хэйнс и Чанлер застыли в изумлении, они еще никогда не видели марсианина такого огромного роста.
Стало ясно, что «привидение» собралось преградить им путь, когда марсианин замер на мраморной мостовой. Друзья еще больше удивились, услышав его голос, полный грохочущих раскатов. Несмотря на бесконечные гортанные модуляции, как у чудовищной лягушки, неразборчивое звучание отдельных гласных и согласных звуков, они поняли, что это были слова человеческого языка.
— Мой хозяин призывает вас, — прогромыхал гигант. — Ваше положение ему известно. Он щедро отблагодарит вас, если вы окажете определенные услуги. Пойдемте со мной.
— Это звучит как приказ, не допускающий возражений, — пробормотал Хэйнс. — Так что, пойдем? Возможно, какой-то щедрый принц Айхаи, прослышавший о наших стесненных обстоятельствах, решил заняться благотворительностью. Интересно, в чем же здесь подвох?
— Предлагаю последовать за ним, — с жаром сказал Чанлер. — Его предложение напоминает первую главу триллера.
— Хорошо, — сказал Хэйнс, — Веди нас к своему хозяину.
Колосс повел их прочь от моста, умерив свою размашистую поступь, чтобы приспособить ее к походке землян.
Они углубились в зеленовато-пурпурный мрак, затопивший Игнар-Ват. Вход в аллею напоминал пещеру среди особняков, чьи широкие балконы и выступающие крыши, казалось, висели в воздухе. Айхаи двигался в сумраке непомерной тенью и вскоре остановился у врезанной в стену двери.
Чанлер и Хэйнс услышали резкий металлический скрип отпирающейся двери. Она, как все марсианские двери, убиралась вверх, словно решетки в средневековых крепостных воротах. В шафрановом свете, льющемся из выпуклых светильников с радиоактивными минералами на стенах и потолке круглой прихожей, проступала фигура их проводника.
Марсианин вошел первым, и спутники оказались в пустой комнате. Дверь опустилась за ними.
Оглядываясь, Чанлер почувствовал неуловимую тревогу, которая иногда ощущается в закрытом пространстве. Казалось, не было причин для страха, но внезапно его охватило дикое желание бежать отсюда.
Хэйнс же с удивлением и озадаченностью размышлял, почему закрыта внутренняя дверь и до сих пор не появился хозяин дома. Почему-то дом этот производил впечатление нежилого, а в окружающей их тишине ощущалась какая-то пустота и заброшенность.
Айхаи, стоящий в центре необставленной комнаты, повернулся к землянам, словно собираясь обратиться к ним Его глаза загадочно сверкали в глазницах, рот приоткрылся, обнажив два ряда неровных зубов. Но ни один звук не слетел с его шевелящихся губ; если он и издавал их, должно быть, они находились за пределами слышимости землян. Существовали обертоны, воспроизводить которые способны только марсиане. Вероятно, механизм двери включался такими ультразвуками, а сейчас, как бы в ответ на молчаливый призыв марсианина, пол комнаты из темного металла начал медленно опускаться, словно проваливаясь в шахту. Хэйнс и Чанлер увидели, как удаляются шафрановые огни светильников. Вместе с гигантом они опустились в мир теней по округлому стволу шахты. Раздавался, действуя на нервы, непрекращающийся скрип металла.
Огоньки наверху стали тусклыми и маленькими, словно скопление угасающих звезд. А спуск все продолжался, и во мраке, через который они падали, спутники уже не различали ни лиц друг друга, ни лица Айхаи. Родились тысячи сомнений, землянам подумалось: а не слишком ли опрометчиво они приняли приглашение марсианина?
— Куда ты нас ведешь? — грубо спросил Хэйнс. — Разве твой хозяин живет под землей?
— Мы идем к моему хозяину, — твердо ответил гигант. — Он ожидает.
Созвездие огней наверху слилось в единственное пятно, но и оно, все уменьшаясь, исчезло, как будто наступила бесконечная ночь. Землянам казалось, что они спустились до самого центра этого чуждого им мира. Странность ситуации наполняла их все возрастающим беспокойством.
От таинственной загадки начало попахивать угрозой. От проводника было бесполезно чего-либо допытываться, отступление невозможно, да и оружия у них не было.
Неприятный визг металла превратился в приглушенный вой. Землян ослепило ярко-красное сияние, пробившееся через стройные колонны, заменившие стены шахты. Через мгновение пол под ними замер.
Спутники очутились в большой каверне, освещенной вделанными в потолок малиновыми полусферами. Из каверны, как спицы колеса от оси, во всех направлениях тянулись коридоры. Множество марсиан, которые размерами не уступали проводнику землян, сновали взад и вперед, занятые какими-то загадочными делами. Странный приглушенный лязг и громоподобный грохот скрытых механизмов отдавались вибрацией в полу.
— Как ты думаешь, куда мы попали? — спросил Чанлер. — Мы, должно быть, на много миль ниже поверхности. Я никогда не слышал ни о чем, похожем на это место.
Разве что в некоторых древних мифах Айхаи упоминается Равормос, марсианская преисподняя, в которой Валтум, Бог Зла, уже в течение тысячи лет лежит спящим среди своих идолопоклонников.
Проводник услышал его слова.
— Вы действительно прибыли в Равормос, — прогудел он важно. — Валтум проснулся и не заснет вновь в течение следующей тысячи лет. Это он призвал вас к себе. Сейчас я проведу вас в зал аудиенций.
Безмерно удивленные Хэйнс и Чанлер проследовали за марсианином из странного лифта к одному из проходов
— Должно быть, это какая-то глупая шутка, — проворчал Хэйнс. — Я тоже слышал о Валтуме, но лишь как о религиозном суеверии, вроде земного Сатаны. Современные марсиане не верят в него, хотя я слышал, что среди отверженных и представителей нижних каст все еще существует нечто вроде культа дьявола. Готов держать пари, что кто-то из придворной знати затевает революцию против Сикора, правящего императора, и разместил свой штаб под землей.
— Звучит правдоподобно, — согласился Чанлер. — Глава переворота мог бы назвать себя Валтумом: эта уловка соответствует психологии Айхаи. У них есть вкус к высоким метафорам и причудливым титулам.
Оба замолчали, испытывая благоговение перед обширностью подземного мира: освещенные коридоры простирались во всех направлениях. Казалось, сама действительность опровергала их предположения: невероятное подтверждалось и мифическое становилось реальным.
Далекий таинственный лязг имел необычное происхождение, спешащие через пещеру гиганты излучали сверхъестественную активность и предприимчивость. Хэйнс и Чанлер и сами были рослыми людьми, но марсиане рядом с ними оказались не ниже девяти или десяти футов.
Рост некоторых приближался даже к одиннадцати футам, и все они были прекрасно сложены. Изумлял только отпечаток чудовищного, как у мумий, возраста на лицах, несовместимого с их энергией и проворством.
Хэйнса и Чанлера повели по коридору. С выгнутого аркой потолка через равномерные промежутки светили, подобно плененным солнцам, красные полусферы. Прыгая со ступеньки на ступеньку, они спустились по огромной лестнице, следуя за легко идущим проводником. Тот остановился у помещения с открытым порталом в темной скальной породе.
— Входите, — сказал проводник, пропуская землян. Грот оказался небольшим, но очень высоким, словно устремившийся ввысь шпиль. Его пол и стены окрашивали кроваво-фиолетовые лучи единственной полусферы, расположенной наверху в сужающемся своде. Единственным предметом в помещении был странного вида металлический треножник, укрепленный в центре. На треножнике покоилась овальная глыба хрусталя. Из нее, как из замерзшего водоема, поднимался цветок, открывая гладкие лепестки, окрашенные в розовый цвет странным освещением комнаты. Глыба, цветок, треножник — все это казалось частями единой скульптуры.
За порогом земляне тотчас же заметили, что вибрация и лязг сменились глубокой тишиной, словно ни один звук не проникал благодаря какому-то барьеру. Портал позади оставался открытым. Их проводник незаметно удалился. Но почему-то землянам казалось, что из-за голых стен их рассматривают чужие глаза.
Озадаченные, они разглядывали бледный цветок: семь похожих на язычки лепестков, слегка выгибаясь наружу, выходили из дырчатой, похожей на маленькую курильницу сердцевины. Чанлер гадал: это резная работа или же настоящий цветок превращен в камень с помощью марсианской химии? Затем, к изумлению землян, из цветка послышался голос, невероятно мелодичный, чистый и звучный. Его отчетливо прозвучавшие модуляции явно не принадлежали ни Айхаи, ни землянину.
— Я, который говорит, являюсь существом, известным как Валтум, — произнес голос. — Не удивляйтесь и не пугайтесь: единственное мое желание — дружески помочь вам в обмен на услугу, которую, я надеюсь, вы не сочтете неприемлемой. Но прежде я должен прояснить вопросы, озадачивающие вас. Без сомнения, вы слышали легенды обо мне и отвергли их, как обычные предрассудки и суеверия. Как и все мифы, они отчасти верны, частью же — нет. Я не бог и не демон, а существо, много веков назад прилетевшее на Марс из другой вселенной. Хотя я и не бессмертен, моя жизнь гораздо длинней, чем у любого обитателя вашей солнечной системы. Биологические законы моего организма чужды для вас, череда периодов сна и бодрствования исчисляется столетиями. Это истинная правда, что я сплю тысячу лет, а затем бодрствую в течение следующей тысячи.
В те далекие времена, когда ваши предки еще были кровными братьями обезьян, я бежал, гонимый неумолимыми врагами, из своего родного мира и стал космическим изгнанником. Марсиане говорят, что я упал с небес огненным метеором — так миф описывает спуск моего корабля. На Марсе я обнаружил зрелую цивилизацию, хотя и стоящую на несравнимо более низкой ступени развития по сравнению с той, которая изгнала меня.
Короли и иерархи этой планеты, вероятно, прогнали бы меня прочь, но я сплотил вокруг себя небольшое число приверженцев. Снабдив их оружием, значительно превосходящим все достижения марсианской науки, я после великой войны прочно здесь закрепился и завоевал много сторонников. Я не собирался покорять Марс, а просто ушел в этот подземный мир, в котором и обитаю вместе со своими подданными. За их преданность я даровал им долгожительство, почти равное моему собственному. Для гарантии одарил их долгим сном, равным моему. Они засыпают и пробуждаются вместе со мной.
Мы много веков поддерживали этот порядок. Я редко вмешивался в дела и поступки живущих на поверхности.
Они же, однако, превратили меня в духа или бога зла; хотя это слово — зло, по-моему, не имеет значения.
Я обладаю многими способностями, не известными ни вам, ни марсианам. Мои восприятия и ощущения могут охватывать обширные сферы пространства и даже времени. Так я узнал о вашем бедственном положении и призвал сюда, чтобы получить согласие на определенный план.
Короче говоря, мне надоел Марс, дряхлый мир, приближающийся к смерти. Я хотел бы осесть на более молодой планете. Земля меня вполне устроит. Уже сейчас мои последователи строят новый космический корабль, в котором я собираюсь совершить путешествие.
Я не хотел бы повторять печальный опыт своего прибытия на Марс, приземляясь среди народа, ничего не слышавшего обо мне, который по незнанию может настроиться враждебно. Вы, будучи землянами, могли бы подготовить своих соотечественников к моему прибытию, собрать приверженцев, которые бы служили мне. Вашим — и их тоже — вознаграждением будет эликсир долгожительство. У меня много и других даров… драгоценные камни и металлы, которые вы так высоко цените. Есть также цветы с. соблазнительным ароматом. Однажды вдохнув, вы поймете, что даже золото по сравнению с ним ничего не стоит, а, надышавшись им, все ваши соплеменники с радостью станут служить мне.
Голос замолчал, но остались вибрации, еще некоторое время вызывающие трепет у слушателей. Как будто перестала звучать чарующая музыка, в нежной мелодии которой едва улавливались зловещие обертоны. Она ошеломляла и смущала чувства Хэйнса и Чанлера, усмиряя их изумление и призывая принять предложение Валтума.
Чанлер попытался сбросить эти обвораживающие чары.
— Где ты находишься? — спросил он. — И как мы можем убедиться, что ты сказал нам правду?
— Я нахожусь рядом с вами, — ответил голос, — но предпочитаю не показывать себя. Доказательства же предоставлю в надлежащее время. Перед вами находится один из тех цветков, о которых я говорил. Как вы, возможно, догадались, это не скульптурное произведение, а окаменелый цветок, привезенный вместе с другими с моей родной планеты. При обычной температуре он не испускает никакого запаха, но под воздействием тепла начинает источать благоуханный аромат. Что же касается этого аромата… впрочем, судите сами.
Воздух в помещении не был ни теплым, ни холодным.
Внезапно земляне почувствовали изменение температуры, как будто зажглось невидимое пламя. Казалось, тепло исходило от металлического треножника и хрустальной глыбы, накатываясь волнами тропического солнца. И почти сразу земляне начали ощущать аромат, не похожий на что-либо, вдыхаемое ими ранее. Неуловимое благоухание иного мира витало у их ноздрей, сгущаясь все интенсивнее и превращаясь в пряный поток. Это половодье запаха казалось смесью приятной прохлады затененного листвой воздуха и жаркого зноя.
Чанлер больше Хэйнса подвергся воздействию странных галлюцинаций, но их впечатления, хотя и с разной степенью правдоподобия, были до странности схожими.
Внезапно этот аромат показался Маклеру уже не таким абсолютно чужеродным, словно встречался в иных местах и временах. Он попытался вспомнить, при каких обстоятельства уже вдыхал этот запах. Появившиеся как бы из его предыдущего существования воспоминания приняли форму реальной действительности, заменившей окружающую людей каверну. Хэйнс не был частью этой реальности, он исчез из поля зрения Чанлера. Потолок и стены пещеры уступили место раскинувшемуся лесу из древовидных папоротников. Их стройные перламутровые стволы и нежные листья своим великолепием олицетворяли Эдем, освещенный лучами первобытного рассвета. Папоротники были высокими, но цветы еще выше. Из курильниц цвета плоти они излучали все подавляющий сладострастный аромат.
Чанлер почувствовал необъяснимый экстаз. Ему показалось, что он вернулся назад во времена первичного мира и из восхитительного света и благоухания зачерпнул его неистощимую жизненную силу, молодость и энергию, которые пропитали чувства до последней нервной клетки.
Экстаз усиливался, и Чанлер услышал пение, исходившее, казалось, из лепестков; оно, как пение гурий, превратило его кровь в золотистый любовный напиток. В бредовом исступлении Чанлера звуки эти ассоциировались с ароматом, исходившим от цветов. Пение нарастало, вызывая непобедимый головокружительный восторг. Он подумал, что, подобно языкам пламени, цветы взметнулись вверх и деревья устремились за ними, а сам он, как раздуваемый ветром костер, вздымается к некой вершине наслаждения. Весь мир устремился вверх в потоке экзальтации, и Чанлеру почудилось, что он расслышал четко выговариваемые слова:
— Я — Валтум, и ты — мой с начала сотворения мира и будешь моим до его конца…
Окружение, в котором он очнулся, можно было считать продолжением фантастических образов, увиденных под воздействием дурманящего запаха. Чанлер лежал на ложе из кудрявой травы цвета зеленого мрамора, над ним клонились огромные цветы, а мягкое сияние лучей янтарного заката пробивалось между свисающих ветвей с малиново окрашенными плодами. Сознание медленно возвращалось, и Чанлер понял, что его разбудил голос Хэйнса, который сидел рядом с ним на необычном газоне.
— Послушай, ты что ж, и не собираешься просыпаться? — теребил его приятель.
Резкий вопрос дошел до Чанлера, как сквозь пелену сна. Мысли его путались, а воспоминания переплетались с видениями, взятыми словно из других жизней, прошедших в его бредовом сне. Здравомыслие возвращалось постепенно, поэтому было трудно отделить фальшивое от реального. Но чувство глубокой усталости и нервного истощения ясно указывали, что он только что вырвался из поддельного Рая сильнодействующего наркотика.
— Где мы находимся? И как сюда попали? — спросил он.
— Насколько я могу судить, — ответил Хэйнс, — мы в подземном саду. Должно быть, кто-то из этих больших Айхаи перенес нас сюда после того, как мы впали в забытье под воздействием этого запаха. Я дольше тебя сопротивлялся его действию и слышал голос Валтума перед тем, как отключился. Голос сказал, что даст нам сорок восемь земных часов, чтобы обдумать его предложение. Он отправит нас обратно в Игнарх, если мы его примем, с баснословной суммой денег и запасом этих наркотических цветов.
Чанлер уже полностью пришел в себя. Они так и не смогли прийти ни к какому определенному решению, обсуждая свое положение. Предложение сбивало с толку. Неизвестное существо, назвав себя именем марсианского дьявола, предложило им стать его эмиссарами на Земле.
Распространение пропаганды, предназначенной облегчить его пришествие на Землю, — еще туда-сюда. Но им предстояло ввести в употребление наркотик более сильный, чем морфий, кокаин или марихуана — и, по всей видимости, не менее пагубный.
