Глава 8

Живая боль

Лунный свет. Луга. Острые стебельки колют лодыжки. Дерево. Голая вершина. Окна заброшенного дома светятся, как глаза призрака. И стон. Раскатывается в ночи. Как предсмертная песнь одинокого и давно, давно забытого божества.

Вот мой Губитель.

Розмари Сноу без сознания на больничной койке. Повторяется все тот же сон. Она не знает, что видела его уже сотни раз, а может, тысячи или сотни тысяч. Все тот же сон.

Рушится ферма.

Раздавлено в щепки дерево.

А потом мучительное бегство от преследователя, уничтожающего все на своем пути. Бегство, кончающееся прыжком на вагон с углем. Дальше – темнота.

Но хотя последовательность событий сохранялась, в ткань сна вкрались изменения. С каждым разом преследователь виден чуть яснее. Словно нечто огромное и неразличимое постепенно выходит из тумана. Может быть, нечто знакомое, только забытое.

Она уже различала кошмарные детали того, кто так неумолимо гнал ее через поля.

Она видела...

Господи!

Боль. Боль метеором пронзила ее тело. Опять что-то горячее и жалящее протискивается у нее между ног. Она чувствует, как оно продвигается дальше, в живот.

Крошечные частицы ее разума, скрытые где-то глубоко в мозгу, как в бетонном бункере во время атомной войны, продолжают бодрствовать. Они чувствуют ударные волны взрывов и мечутся из угла в угол в поисках спасения.

“Кто-то меня насилует, – думает она. – Какой-то толстопузый санитар видит меня ночью одну в палате. Хихикает: смотрите-ка, какая мяконькая и тепленькая... Пульс есть, и мамочке не нажалуется – чего еще надо?”

Снова молнией ударила боль, прожгла горячий след между ног, в живот, до самой груди. Обрывки сознания в мозгу метались в поисках спасения: скрыться от боли, которая преследует ее и...

...кажется, будто какой-то жирный самец загоняет в нее бутылку от виски.

“Трахнул тебя Джек Дэниельс, и как звать не спросил, Розмари Сноу”.

Теперь мучитель загоняет иглу в щеку до самых десен. Нажал. Игла со скрежетом проталкивается между зубами и пронзает язык. Она кричит, но с губ срывается только невнятное мычание.

“Толстый санитар с бутылкой виски...” На этот раз комок горячей боли проталкивается вверх к лобковой кости, разрывая трубы, и лоно лопается, как воздушный шар. Этому нет конца: огненный шар проходит по сосудам к плечам, огонь течет в кончики пальцев; новые иглы втыкаются в лицо; левое колено со скрежетом отпиливают пилой...

– ...Слышишь?.. Ты меня слышишь? Я сиделка. Ты в больнице. Ты меня слышишь?

Значит, никто ее не мучил – доходит до обрывков сознания, забившихся в уголок мозга. Эта боль просто означает, что она приходит в себя. Господи, должно быть, после того прыжка она навсегда останется калекой. Валяется теперь, как сломанная кукла, в какой-то безымянной больничке, вся в швах, скобках, бинтах, и ее кормят через капельницы и питательные клизмы.

Она попыталась открыть глаза. С большим трудом чуть приподняла веки, ожидая увидеть яркий свет и лицо сиделки.

Но увидела полумрак, низкую скошенную крышу над головой, маленькое окошко на дальнем конце комнаты.

Пыль, пауки и разбросанный в беспорядке хлам. На столе гора елочных игрушек, коробка со свечками, разорванный полиэтиленовый мешок, из которого торчат уголки журналов.

Она не вертела головой, но изображение постоянно смещалось, как будто кинооператор водил объективом камеры. Перед глазами вдруг возникли доски пола, зеленый рюкзак; потом туалетный столик, лежащий на боку велотренажер...

Розмари наконец поняла, что смотрит чужими глазами. Кажется, прежний сон о погоне сменился другим: о ком-то, сидящем на захламленном чердаке.

Издалека чуть слышно донесся женский голос:

– Марк?.. Марк!.. Выключай компьютер. Давно пора спать.

Розмари снилось, что перед ней из полумрака серой рыбиной выплыла рука. Так видишь собственную руку. Она видела, как эта рука развязала рюкзак, порылась в нем и вытащила пистолет. Дуло тускло блеснуло. Появилась вторая рука, выщелкнула из рукояти обойму блестящих патронов, снова вставила ее на место.

Изображение снова сместилось. На этот раз перед ней возникло пыльное зеркальце на туалетном столике. В зеркальце отражалось лицо.

Это было лицо незнакомца. Того самого незнакомца, что подкатил к ней на белом “БМВ” и предложил сесть в машину.

Глава 9

Ракеты взлетают в небо

– Пап, давай засунем в нос лесного клопа?

Ричард усмехнулся:

– Не в нос, а в головную часть.

– Ну, давай засунем клопа в головную часть. – Лучше не надо. Сейчас подойдет мама, а ей не понравится, что ты мучаешь беззащитное создание.

– Лесные клопы ничего не чувствуют, – широко улыбнулся Марк. – Я их давил сотнями, и ни один даже не взвизгнул.

– Пап. Па-апа! Можно я нажму кнопочку?

– Господи, не трогай пока, Эми! Если сейчас нажать кнопку, ракета на скорости триста миль в час улетит в мою левую ноздрю!

Эми радостно захихикала и немедленно ткнула пальцем в кнопку.

– Папа, Эми хотела запустить ракету. Ричард подмигнул:

– Не беспокойся, сынок. Я вынул из пульта батарейку. А теперь, если ты подвинешься, я установлю ракету на площадку запуска, и можно начинать отсчет.

– Десять-девять-восемь-шесть-три-два...

– Нет, Эми, еще рано, милая, – сказал Марк, в точности копируя интонации матери. – Папа еще не готов.

– Скорее, скорее! Я хочу запускать! – Эми, одетая в розовое платьице, с шоферской фуражкой на голове, подпрыгивала от нетерпения, улыбаясь так широко, что Ричард готов был поклясться: когда-нибудь уголки губ встретятся у нее на затылке.

Ричард увел их на Солнечную Поляну сразу после завтрака. Ночная гроза оставила после себя чисто вымытое небо и яркое солнце, уже обжигавшее плечи и шею.

Идея устроить запуск ракет принадлежала отцу. Пару месяцев назад он увидел их в местном магазине моделей и не удержался – купил. Ему вспомнился фанерный планер, который он часами запускал в детстве. Когда планер скользил на воздушных потоках, Ричард так живо представлял себя в кабине, что у него екало в животе на воздушных ямах, словно он и вправду летел. Естественно, он решил, что десятилетний сын будет так же очарован. Ну да, Марк в самом деле с удовольствием запускал ракеты, но они не пленили воображение мальчика, как пленил десятилетнего Ричарда купленный на карманные деньги планерок.

– С клопом-пилотом было бы интереснее, пап.

– В другой раз, парень. Мама вот-вот подойдет. – Ричард сосредоточенно готовил ракету к полету в горячее летнее небо, сам улыбаясь своему ребячеству.

Установленная стоймя ракета с оранжевой головной частью и стабилизаторами доставала ему до пояса и больше всего напоминала увеличенную в размерах картонную трубочку, какие остаются от использованного рулона туалетной бумаги. Ричард не рассчитывал, что хрупкая конструкция продержится больше двух запусков, но, к его удивлению, она выдерживала без ущерба полет за полетом.

– Я готова, папа! – выкрикнула Эми.

– И я, – согласился Ричард, установив ракету на треножнике, заменявшем пусковую установку. – Внимание, вставляем батарейку в пульт, вот так, и “Вольная Птица-2” готова к запуску.

– Всем в укрытие! – Завопил Марк, отскочив на безопасное расстояние. Эми хотела побежать следом, но провод пульта оказался коротковат, и вся установка рухнула на бок.

– Эй, потише!

Подбежав, Ричард выровнял конструкцию.

– Ну, еще раз, готовы?

– Да! – взвизгнула девчушка.

– Жаль только, что нет клопа-астронавта, – пробормотал Марк.

– Ты только подумай, Марк: три тысячи лет назад, когда мы еще стреляли из луков, китайцы уже использовали ракеты. Они снабжали их стальным наконечником, направляли на врага и...

Эми нажала кнопку. С мощным гулом ракета в желтом пламени взметнулась ввысь, меньше чем в две секунды набрав высоту тысяча футов. За ее хвостом протянулся белый дымный след. Она уже почти скрылась из виду, когда раздался слабый хлопок детонировавшего заряда. В небе расплылось белое облачко и спустя несколько секунд ракета уже раскачивалась под белым куполом парашюта.

Ричард посмотрел вслед детям, рука об руку мчавшимся сквозь высокую траву к месту приземления. Случалось, эта парочка цапалась, как кошка с собакой, но сегодня им было весело вдвоем, и Эми то и дело заставляла Марка нагнуться, чтобы запечатлеть на его щеке влажный поцелуй.

В такие ленивые свободные деньки Ричард почти готов был полюбить Солнечную Поляну. С виду – приятный уголок сельской местности, густо заросший цветами и травами с экзотическими названиями: венерино зеркальце, очный цвет, крапива мертвеца, крестовник, петрушка и пастушья сумка. Иногда попадался и гигантский гриб-дымовик, похожий на вросший в землю череп, но на сковородке приобретающий, к общему удивлению, вкус хорошей говядины.

Но дома в кабинете хранились отчеты с заголовком “Солнечная Поляна. Топографическое обследование”. Недаром ему не хотелось выяснять, что скрывается под покровом травы и гусиного лука. Отчеты о состоянии почвы напоминали подробное исследование человеческого тела. И диагноз оказался смертельным.

Он наизусть помнил эти проклятые отчеты. Результат благих намерений Бобби Барраса – “Бисквита”, отца Джо и Кристин. Он купил этот участок тридцать лет назад, решив, что это удачное вложение средств обеспечит будущее его детей. Единственный раз в жизни предприимчивый старик попал впросак. Во времена королевы Виктории на солнечной Поляне располагалась городская свалка. Под тонким слоем почвы скрывались двести акров викторианских картофельных очистков, яблочных огрызков и даже человеческих экскрементов, гниющих у них под ногами. Строить в таком месте дом – все равно, что на зыбучем песке.

– Папа! – крикнул Марк. – Можно теперь я запущу? Они с Эми брели к нему по густой траве, сияя радостными улыбками.

“Да пропади оно пропадом, – подумал Ричард, улыбаясь в ответ. – Зато из Солнечной поляны вышла неплохая игровая площадка и отличный космодром. Ближайшие соседи живут в полумиле дальше по шоссе, так что можно не бояться, что «Вольная Птица-2» приземлится на крышу парника.

– Можно, я заряжу? – спросил Марк.

– И я, – добавила Эми.

– Пускай Марк зарядит, милая. С ракетами нужна осторожность, а то не долго и до беды.

– Ладно, – неожиданно покладисто согласилась она. Обычно малышка поднимала бучу, если ей не давали делать все, как брату.

Эми смотрела, как Марк вставляет двигатель в хвостовое отверстие ракеты. Когда она открыла рот, Ричард ожидал услышать комментарий по этому поводу, но у нее на уме было другое:

– Папа? Мы ведь не настоящие, верно? Я хочу сказать... мы не взаправду люди. Мы как будто игрушки или статуи, а кто-то нами двигает. Как будто вот мы здесь, а кто-то говорит: “Пойди туда”.

Малышка больше не смотрела на брата: ее взгляд стал рассеянным. Ричард нахмурился. Конечно, у детишек бывают странные идеи. Разве он сам не верил когда-то, что бог спускает младенцев на землю на парашютиках. Но в ее словах было какое-то жутковатое прозрение. Вопрос детерминизма – вечнозеленая проблема философии. Может ли человек создавать свое будущее, или все решено заранее, и мы просто следуем по маршруту, заботливо составленному Судьбой.

– Как это мы не настоящие люди, солнышко? Конечно, мы настоящие. Вот я, например, самый настоящий и могу тебя пощекотать.

Он пощекотал ей шейку под волосами. Малышка втянула голову в плечи. Рассеянный взгляд сменился улыбкой, но ей не хотелось так просто расставаться со своей идеей.

– И все равно, мы не настоящие, – настаивала она. – Нас двигает кто-то другой. Как будто мы – игрушки или статуи. А иногда он заставляет нас делать то, что мы не хотим.

Ричард, озадаченный и заинтригованный, покачал головой.

– И кто же это нами двигает?

Эми посмотрела на него, вдруг резко отвернулась и бросилась к кустам.

– Мальчишки, – кричала она. – Мальчишки! Сколько раз вам говорить, слезайте с дерева. Идите-ка сюда. Постройтесь друг за другом. Стойте смирно! Идите сюда! Встаньте под лопухом!

Ричард улыбнулся. Мальчишки поселились в доме Янгов полгода назад. Эми командовала ими, как сержант – ротой новобранцев. Однажды Ричард рискнул спросить, как они выглядят. Она подарила ему взгляд, говоривший яснее ясного: “Ты слепой или тупой?”, и снисходительно, как идиоту, растолковала, что Мальчишки – голубого цвета, без глаз и без ушей.

Приложив руку козырьком к глазам, Ричард смотрел, как его дочь воспитывает их.

– Теперь сядьте, Мальчишки. Съешьте по три травинки. Руки на голову! Пойте: “У Мэри был барашек”! Громче, Мальчишки! Теперь прыгайте в пруд! Плывите! Вернитесь назад!

– Готово, пап, – крикнул Марк, прищепкой закрепляя провод от пульта на детонаторе двигателя.

– Эми. Иди смотреть запуск!

– Мальчишки! – приказала она. – Быстро в ракету. Вы отправляетесь на Луну!

– Все на борту? – спросил Марк.

– Ага!

Большим пальцем Марк ткнул в кнопку. Ракета снова взревела и умчалась в небо, оставляя за собой дымный хвост.

– Папа, почему ты не смотришь на ракету? – обиделся Марк.

– Мама выглядывает из окна спальни. Наверное, я ей нужен.

– Чокнутый!

– Спасибо, сын. Я тебя тоже люблю!

– Но ты и вправду чокнутый.

– Я всего лишь сказал, что вижу, как мама выглядывает из окна спальни.

– Вот я и говорю. Мама же там, у пруда! Удивленный, Ричард обернулся. Кристин шла к ним с коробкой для пикников в руках. Ричард снова повернулся к дому. Очень странно. Он же совершенно ясно видел лицо Кристин в окне. Во всяком случае, чье-то лицо. Щурясь против солнца, он осмотрел все окна. Лицо скрылось.

Он покачал головой. Конечно, никакого лица и не было. До дома не меньше пятидесяти ярдов. В стеклах окон отражаются деревья. Просто он принял за лицо отражение какого-то чертова дерева. Так же, как принял размокшую в пруду газету за Эми. “В конце концов, я же писатель, – подумал он, – Мне за богатое воображение неплохо платят”. Ричард улыбнулся про себя: как будто воображение – что-то вроде машины для наклейки этикеток на бутылки с шампунем.

Кристин принесла для ребят – колу, а для него – баночку холодного пива.

– Я знаю, что еще утро, – объяснила она с улыбкой, – но какого черта? Ты в отпуске и честно заслужил выпивку.

Он поцеловал жену.

– Господи! Солнечный день, ракета с полными баками, счастливые дети, щедрая жена и холодное пиво! О чем еще может мечтать человек?

– Хороший вопрос, – заметила она с коварной улыбкой. – До вечера еще далеко, мало ли какие сюрпризы он принесет.

– Ого! – он поднял брови. – Еще одно слово, и я вывернусь наизнанку.

– А вот послушай, – она зашептала ему на ухо.

Теплое дыхание приятно щекотало ухо и возбуждало не меньше, чем слова. Случайно он снова повернулся к дому.

Взгляд невольно искал бледное лицо, выглядывающее из-за стекла.

“Да нет там никакого лица, Ричард. Твоему воображению только дай волю, шляпу с головы снесет”. И все-таки он почти уговорил себя пойти проверить, действительно ли в доме пусто, когда Кристин игриво сшибла его на землю, требуя, чтобы и ей позволили запустить ракету. Он пощекотал жену, вызвав взрыв хохота. Эми радостно подскочила и пнула его в бок. Он сгреб маленькую разбойницу в охапку и стал щекотать обеих.

Ему хотелось, чтобы этот счастливый день никогда не кончался.

Глава 10

Горячей

– Тут Джо звонил, – вспомнила Кристин, когда они с Ричардом уселись во дворике выпить белого вина. – Спрашивал, приедешь ли ты к нему на пикник в саду?

– Честно говоря, я еще не решил. Если в субботу будет погода, как сегодня, я бы лучше прокатил Эми на пароходике в Кейли.

– Это и в другой день можно сделать.

– В субботу у них праздник. Команда в костюмах книжных героев, всюду расклеены нарисованные рожицы и все такое.

Он непринужденно болтал, прихлебывая вино, но больше всего на свете мечтал увильнуть от визита к Джо. Большинство гостей будут из тех, кто любит поесть и выпить на дармовщину. Они называют себя бизнесменами, а по сути, околачиваются на задворках настоящего бизнеса, проживая, насколько мог судить Ричард, семейные сбережения, бабушкино наследство, а то и жалованье работающих жен.

Самая подходящая компания для Джо. Он за всю жизнь и дня не проработал. Теоретически, шурин возглавлял компанию “Баррас и сын”, созданную отцом Кристин. Толковый был старик, и пока он вел дела, компания приносила доход. Десять лет спустя после его смерти в их собственности оставалась небольшое конторское здание в городе, арендная плата за которое и составляла доходы Джо, что же касается дивидендов... Ричард признавал, дивиденды были. Ежегодные дивиденды честно делились между Кристин и Джо.

Свою долю семья Янг ежегодно растрачивала в первый же выходной в парке аттракционов. Вернувшись домой и высыпая сдачу в вазочку для мелочи, Ричард представлял, как перевернулся бы в гробу старый Баррас-“Бисквит”, узнай он, как запустил сын и наследник семейное предприятие. Солнечная Поляна составляла остальную часть наследства, вот только это “ценное имущество” не стоило ни гроша.

– Прекрати, Ричард! Ты меня слышишь?

– Извини?

– Ты так сжимаешь стакан, что он сейчас разобьется.

– Я и не заметил.

– С тобой все в порядке?

Он рассмеялся:

– Вот это называется: расслабился! Не умею я отдыхать.

Она улыбнулась, но карие глаза остались озабоченными.

– Придется поработать над твоим отдыхом. Ты не из-за египетской поездки так расстроился?

– Нет, – солгал Ричард, сознавая, что Солнечная Поляна и новая затея Джо все больше раздражают его. – Тебе налить?

– Давай напьемся, и к черту все!

Ричард наполнил стаканы и потянулся, чувствуя, что ему полегчало. Солнце уже зашло, и небо понемногу теряло голубизну. Приходилось признать, что мир чертовски хорош. Еще часок они просидели за столиком перед домом, попивая вино и болтая ни о чем, радуясь компании друг друга. Свеча в фонаре отбрасывала золотистые, как персик, блики на цветы клематиса, ночные мотыльки порхали в кругу света, над головой мелькали летучие мыши, а еще выше ярко горели звезды. Время от времени Ричард поглядывал на черный силуэт дома на фоне звездного неба. Ребятишки давно уснули. Теперь их и пушками не разбудишь.

Кристин придвинулась поближе и принялась гладить ему шею.

Ее белая футболка светилась в темноте, глаза мерцали, и зубы поблескивали улыбкой между полных губ.

– Ну как, расслабляешься?

– Понемногу, – улыбнулся он. Приятно было ощущать ее легкие пальцы на затылке.

Ее глаза все ярче блестели в темноте.

– Ну вот, сегодня ты у меня полностью расслабишься. Моя цель нынче ночью – сделать тебя счастливым.

– И как ты собираешься этого добиться?

– Вот так.

Она немедля опустилась перед ним на колени, вытянула из-за пояса футболку и принялась целовать голый живот.

Ричард закрыл глаза, отдавшись восхитительному ощущению прохладных губ, касающихся кожи, и шелковистых волос, скользящих от груди к поясу джинсов.

– Кристин, может, лучше продолжим в комнате?

– Кто нас тут увидит? – слова перемежались поцелуями. – Мотыльки... летучие мыши... лиса... кролики... ангелы...

Она расстегнула ему джинсы, и Ричард задохнулся от наслаждения. Губы гладили кожу, возбуждали, сердце билось быстрее. Он не заметил, когда она стянула футболку. Ричард гладил ее гладкую спину, чувствуя ладонью, как изгибается и вытягивается позвоночник. Кое-как избавившись от джинсов, неловко стянув кроссовки, он позволил жене увести себя – не за руку – о, Господи, вовсе не за руку – на газон. Их губы встретились. Они упали на траву, чувствуя обнаженной кожей ее упругость, и покатились, сцепившись в нежной схватке, где каждый старался оказаться наверху.

Его рот бродил по всему ее телу, облизывая, целуя, тихонько покусывая.

– О, Ричард, – в изнеможении простонала Кристин.

Мерцание свечи почти не проникало сюда, и только звезды освещали ее тело и колеблющиеся груди, когда она, оказавшись наверху, вращала бедрами, чтобы пощекотать его живот треугольником волос.

В его крови взорвался праздничный фейерверк, наполнив тело силой, и он сжал жену в объятиях со страстью насильника и нежностью любовника.

– Я хочу почувствовать тебя внутри, – выдохнула она, – Войди в меня! Войди... А! Да, вот так... так. Да, мне хорошо, хорошо. Еще! Сильнее, еще... пожалуйста.

Он больше не владел собой. Все возбуждало его: любовь под ночным небом, горячее женское тело, доверчиво прижавшееся к нему в страстном желании отдаться, жаркое дыхание у самого уха.

– Я здесь, я твоя, возьми меня.

Сладострастное самопожертвование.

Времени больше не было, Ричард превратился в стихийную силу, подобную грозе, потоку или урагану, неукротимую и бессмысленную. Опираясь на кулаки, как самец гориллы, мужчина прогибал спину в стремлении пронзить глубже. Женщина ахнула. При каждом толчке ее пальцы вцеплялись ему в ягодицы, она выкрикивала его имя, мотая головой, блестя зубами за натянувшимися струнами губ. Ритм ускорялся. Он словно стремился вмять тело под собой в мягкий дерн. Ее веки распахнулись, блестели глаза, дыхание участилось, горячие выдохи сушили пот на его лице.

– О! О! – все громче стонала Кристин. – О! О! О!

Он уже не мог остановиться, его тело молотом ударялось в нее.

Она уставилась ему в лицо, словно не веря происходящему.

– О! О! О! О! – билась она в экстазе.

– О! О! О! О! – она вырывала с корнем пучки травы.

– О! О! – стебельки осыпали его спину.

– О! О! – она металась из стороны в сторону, словно заживо пригвожденная к земле.

– О-о-о-о!

– Вот оно! Сейчас! – Он яростно вонзился в нее. Каждая клетка тела отозвалась взрывом.

– Да! ДА!

Она содрогнулась в конвульсии, скинув с себя его тело, как тряпичную куклу.

Потом она плакала и смеялась, целовала его лицо обжигающе горячими губами, прижималась пылающей щекой к телу, потному и мохнатому от налипших травинок.

Задыхаясь и хихикая, они раскинулись на траве, ласкали друг друга и бормотали нежную любовную чепуху.

Ричард откинулся на спину, глядя на звезды и чувствуя, как мощно бьется сердце.

Так они лежали минут десять, остывая. По черному небу чиркнул метеор. Ричард почти услышал неуловимый шорох камня, сгоревшего дотла в восьмидесяти милях над их обнаженными телами. У него перехватило дыхание – на краткий миг он с неизъяснимой уверенностью ощутил, как работает безграничная машина вселенной, стал ее частью. Маленькой, но незаменимой частью. Как этот метеор. Миллионы лет его носило в холодном пространстве, но в последнюю секунду он стал пламенем и светом, видимым миллионам людей.

Не так ли бывает и с людьми? Жизнь проходит в холодной темной бесцельности. И только на миг ты выходишь на свет. Сила, неподвластная человеку, требует свершения. Прожектор судьбы выхватывает тебя из темноты. Всего лишь на краткий миг. Но то, что ты скажешь и сделаешь в этот миг, изменит жизни миллионов, может быть, навсегда.

– О чем задумался? – силуэт Кристин склонился над ним, затмив звездное небо. Он улыбнулся:

– О тебе. Ты превратила меня в философа. И я мыслю о высоком.

– О высоком? Уж не задумал ли ты принять обет безбрачия? – хмыкнула она. – Этот фокус не пройдет!

Он застонал от наслаждения под ее прохладной ладошкой.

Кристин приподнялась на колени и оседлала его. Груди ее мягко качнулись, силуэт острого соска закрыл Венеру.

Потом она скользнула ниже, принимая его в глубину своего тела. У него вырвался вздох удовольствия. Ее пальцы впились ему в плечи. Глубокий вздох, и во вселенной не осталось никого, кроме единственной женщины.

Теперь их любовь была нежна и нетороплива. Время не забыло о своем существовании. И Ричард сохранил способность воспринимать окружающий мир.

И не мог избавиться от ощущения, что они не одни. Что кто-то за ними наблюдает.

Глава 11

Горящий снег

Сознание Розмари Сноу, сжавшееся в комок в каком-то темном коридоре мозга, зафиксировало укол в сгиб локтя. Голоса сиделок доходили, словно сквозь войлок. Что-то холодное проскользнуло между губ в рот.

Боль вернулась таким яростным ударом, что она бы закричала, если бы могла. Из горла вырвался глухой клекот. В грудь сумасшедший угольщик засыпал горсть пылающих углей.

Розмари Сноу наконец поняла, что с ней. Она медленно приходила в сознание.

Сновидения изменились. Она больше не убегала от преследователя, сокрушавшего, как пластмассовые игрушки, дома и деревья. Розмари снилось, что она живет на чердаке чужого дома. Чердак был завален старьем, какое всегда валяется на чердаках: старой мебелью, коробками с книгами, сломанными игрушками... и еще там стояло зеркало, откуда смотрело отражение лица человека из белого “БМВ”.

Кто-то другой распоряжался ее движениями. Порой кто-то подносил ее, как младенца на руках, к чердачному окошку.

Снаружи ярко светит солнце. Дворик в густом саду. Перед крыльцом – пластмассовый столик с креслами под полосатым бело-голубым тентом. Валяется детский велосипед. В игрушечной коляске спят две куклы. За изгородью протянулся широкий луг. Рядом блестит пруд. Потом она увидела мужчину с двумя детьми. Они рассматривали что-то на земле. Спустя мгновение вверх взметнулся фонтан белого дыма. Все трое задрали головы, провожая глазами уходящий вверх дымный хвост.

И тут ее обожгло. Первое сильное чувство, которое посетило ее в больнице. Ужас. Она боялась за эту семью. Такой ужас испытывает мать, видя свое дитя на краю пропасти. Обрыв сто ярдов; еще шаг, и...

Да нет. Ее охватила растерянность. Чего бояться? Какая опасность может грозить отцу с двумя малышами? Они бежали по высокой траве с игрушкой в руках и весело смеялись. А ей хотелось кричать...

Что кричать? О чем предупредить? Какое ей дело до них? Глупый сон, приснившейся глупой девчонке, прикованной к больничной койке... Почему же так важно крикнуть?.. Крикнуть...

“РАДИ БОГА! У ВАС В ДОМЕ СУМАСШЕДШИЙ!”

Еще одна игла вонзилась ей в руку, но не от этой боли у нее перехватило дыхание. В темном коридоре мозга загнанное в угол сознание Розмари постигло истину. Она каким-то образом смотрела на мир глазами незнакомца, глазами безумца, оставившего ее в поле на верную смерть. Он прятался в доме, на чердаке, и семья не подозревала о его присутствии.

Только свистни, дружок, и я появлюсь.

Ей вспомнилась старая история из книжки о привидениях. В руинах церкви человек нашел свисток. Только на свист вместо собаки появляется призрак. Злой дух, который съест твое сердце.

Розмари смотрит в окно. Уже стемнело. Белый столик с креслами освещен золотистым светом. Темные газоны в первую минуту кажутся ей пустыми, потом она различает на траве мужчину и женщину. Обнаженных. В первый момент ей кажется, что они дерутся. Но нет, они занимаются любовью, сжимая друг друга в страстных объятиях.