Крис вздохнул.
— Значит, мы в западне по крайней мере на несколько дней. На сколько? До понедельника?
— Почему до понедельника?
— Ну, сегодня суббота. Если не принимать во внимание случайных проезжих, то первым, кто наверняка появится в деревне рано утром в понедельник, будет почтальон.
— Спаси Господь беднягу. — Тони снял очки и потер красные вмятинки на переносице.
— Спаси Господь и нас, — тихо добавил Марк.
Крис уже собирался выкачать еще какие-нибудь сведения из этой парочки, как вдруг услышал шарканье ботинок по каменным плитам. Явился преподобный Рид. Выражение его красного, покрытого пятнами лица было совершенно похоронным. Он ничего не сказал, словно бы даже не заметил их троих. Медленно обошел большую комнату по периметру, осматривая ее. В руке он держал пухлый кожаный портфель, вцепившись в ручку так, что побелели костяшки пальцев.
Сознательно меняя тему разговора, Тони сказал:
— Стало быть, это и есть наш дортуар. Принесем все, что годится для изготовления постелей, потом соберем всех тут и разместим как можно удобнее.
Видимо, Рут, входя, услышала несколько последних слов.
— Правильно, Тони, нам действительно нужно устроить что-то вроде общего собрания.
— Зачем?
— Мне кажется, каждый имеет право знать, что происходит.
— Извини, Рут, но мы не знаем, что происходит. Кроме того факта, что те твари снаружи загнали нас в ловушку. Полагаю, всем и так ясно, что эти существа не хотят нас выпускать.
Впервые за все время подал голос викарий:
— А также яснее ясного, что ни вы, ни ваши соседи-язычники не намерены уходить сейчас — как раз тогда, когда ваш омерзительный божок вот-вот явится.
— Извините, преподобный Рид, — озадаченно проговорил Крис, — что вы имеете в виду? Я не понимаю.
Викарий изобразил подобие улыбки.
— Спросите вот его, Гейтмана. Это его рук дело.
Преподобный Рид вышел из комнаты.
— Что он хотел сказать? — спросила Рут у Тони.
— Он говорит чертовски глупые вещи... Хочет выставить все так, будто мы — языческая секта. А мы ничего не делали. Просто случайно оказались здесь. И что бы ни случилось... мы не сделали ничего, чтобы это произошло.
— По-моему, прежде чем что-нибудь предпринять, — сказала Рут, — мы вчетвером должны сесть — и вы расскажете нам все, что знаете.
— Согласен, — кивнул Крис. — Послушайте, Тони, кончайте темнить. Мы не дети. Выкладывайте.
Марк улыбнулся.
— Тут все дело в вере. Вы нам поверите?
— Не беспокойтесь, поверим, — ответил Крис. — Теперь рассказывайте.
Тони начал сдирать целлофан с сигары, и тут в комнату, громко топоча ногами по доскам и задыхаясь, вбежал один из мальчишек Ходджсонов.
— Мистер Гейтман! Мистер Гейтман! Папа говорит, чтобы вы поглядели. — Лицо парня пылало от возбуждения. — Они там, мистер Гейтман, они там!
29
Крис высунулся и посмотрел на побережье.
Они действительно были там.
У Криса похолодело под ложечкой.
Он поглядел на других. Жители деревни стояли на стенах морского форта, молча уставившись на песчаный берег, затянутый белым туманом.
Начинался отлив, однако на сей раз темные фигуры не отступили вместе с водой. Те, что расположились выше на берегу, теперь сидели, скрестив ноги, словно древние индейские воины; тела их были темно-красными, цвета спелой вишни. Эти твари с виду были жутко сильными; длинные мощные руки спокойно лежали на коленях. Их безволосые головы по-прежнему походили на статуи острова Пасхи с острыми, вырубленными зубилом профилями. Все головы с закрытыми глазами были повернуты в сторону морского форта.
Наконец море отступило, а восемь истуканов остались беспорядочно сидеть вдоль насыпи.
— Сафдары, — с ужасом проговорил Тони.
— Что? — переспросил Крис шепотом.
— Сафдары, — пророкотал Марк. — Так на урду называли особого рода воинов.
— Исключительно неистовых воинов, — уточнил Тони, не отрывая взгляда от фигур на песке. — Невероятно яростных: сафдары были прерывателями строя, в сражении они первыми молниеносно бросались на врага.
Преподобный Рид издал вздох, который мог выражать и боль, и что угодно еще; его кадык ходил ходуном над грязным белым воротничком.
Рут подошла к мужу.
— Где Дэвид? — прошептал он. — Ему не надо этого видеть.
— Спит в фургоне. Что с ними такое? Они вроде бы меняют цвет.
— Не знаю. Похоже, приспосабливаются к открытому воздуху. Море им теперь не нужно.
Крис обернулся и посмотрел на деревенских. За исключением преподобного Рида, никто не отрывал глаз от фигур на берегу.
— Слава Богу, сюда они попасть не могут, — сказала Рут. — Ненависть. Ты чувствуешь ее? Чувствуешь? Они сидят там и ненавидят нас.
Прошел час. Вода отступила, из-под нее показалась насыпь.
— Я иду домой.
Внезапно прозвучавший голос всех ошеломил — заговорил Уэйнрайт, бухгалтер. У него по-прежнему на голове была повязка.
— Боюсь, нельзя, Уэйнрайт, — покачал головой Тони. А Крис расслышал, как Марк тихо прошипел: «Засранец».
— Нет... С меня хватит. — Уэйнрайт говорил быстро и отрывисто. — Я возвращаюсь домой. Это... Это, видимо, какое-то жульничество. Нас одурачили. Наверно, воры сейчас шарят у нас в домах. А мы торчим тут.
— Старик, там небезопасно, — вмешался майор. — Весьма небезопасно. Вы лучше подождите, пока мы получим... э...
— Майор прав, — спокойно сказал Марк. — Не рыпайтесь.
— А потом наши дома обчистят, а воры смоются, посмеиваясь над нами?
Тони Гейтман вздохнул.
— Мистер Уэйнрайт, те люди — я выражаюсь условно, — те люди вон там совсем не такие, как мы. Они опасны. И вы это знаете, мистер Уэйнрайт. Не покидайте морской форт.
— Я иду домой. И вы все тоже вернетесь по домам довольно скоро — когда осознаете, что Гейтман вас дурачит. Он думает, будто на этом месте какой-то старый языческий бог устроил себе логово. Да он сумасшедший!.. Разве он не сумасшедший, преподобный Рид?
Рид, уставившись в пространство, ничего не ответил.
— Не беспокойтесь. Я и сам доберусь.
Крис пошел вниз по лестнице вслед за Тони, который пытался убедить Уэйнрайта остаться.
Напрасно!.. Через пять минут им пришлось признать поражение и выпустить бухгалтера из ворот на насыпь. Прежде чем вернуться на стену, чтобы поглядеть, чем все это кончится, Крис запер ворота.
Некоторые из фигур пошевелились. Шестеро еще сидели на берегу в ряд вдоль края насыпи ярдах в двадцати друг от друга. Самый дальний сидел там, где насыпь соединялась с прибрежным шоссе. Однако двое, находившиеся ближе всех к морскому форту, встали на колени, словно пара статуй, охраняющих вход в гробницу.
У Криса мурашки побежали по коже. Угловатые, будто высеченные из камня лица с закрытыми глазами были бесстрастны. Тем не менее у него возникло ощущение, что эти враждебные фигуры все понимают и, если что-нибудь произойдет, среагируют немедленно.
Интересно, что это будет за реакция?
Ждать пришлось недолго.
Все видели, как Уэйнрайт вышел на насыпь. И, глядя прямо перед собой на дюны, словно намеренно не обращая ни на что внимания, двинулся вперед быстрой неуклюжей походкой.
Крису не нравился этот человек. Глядя на Уэйнрайта, он вспоминал своего старого учителя математики, такого же чопорного, с такой же серой, как у Уэйнрайта, кожей. Учитель хлестал по щекам ни в чем не повинного десятилетнего Барри Митчела, пока мальчик не повалился на кафельный пол классной комнаты. Память об этом на протяжении всех долгих лет переполняла Криса чувством несправедливости. Уэйнрайт пробудил воспоминания о высокомерных, закомплексованных подонках, которым доставляет удовольствие унижать тех, кто находится в их власти.
Уэйнрайт подошел к первому из двух истуканов, которые приблизились к краю насыпи. Ни малейшим движением они не показали, что хотя бы подозревают о присутствии упрямого бухгалтера.
Однако Крис знал, что они его учуяли.
Уэйнрайт замедлил шаг, едва передвигая ноги, миновал двух стерегущих сафдаров и пошел дальше. Остановился и посмотрел назад. Истуканы не двинулись с места.
Бухгалтер явно успокоился и опустил плечи. Теперь он уже шел с таким видом, словно направлялся на деловую встречу в какой-нибудь банк.
Крис услышал, как некоторые обитатели деревни облегченно вздохнули. Не надо было обладать проницательностью Шерлока Холмса, чтобы догадаться, о чем они сейчас думали.
Глядите-ка, если он сумел там пройти, то сможем и мы... Надо идти домой... нет никакого смысла тут торчать... Это вполне безопасно...
Уэйнрайт прошагал мимо еще одного сафдара. Никакого движения, ни одна черточка не дрогнула на бесстрастном лице, словно вырезанном из обожженного кирпича.
Бухгалтер уверенно шел дальше. Его фигура на негнущихся ногах растворялась в тумане. Он дойдет!
— В путь, зеваки!
Это крикнул один из Ходджсонов. Второй свистнул, и оба захлопали мясистыми лапами над головой.
Оцепенение кончилось. Несколько деревенских прокричали что-то бодрое. Хозяин «Портовой таверны» загоготал:
— Ну что, Тони, успеем домой к открытию?
Все разом загомонили, очнувшись от дурного сна. Они идут домой.
Господи!
Голоса внезапно смолкли, в ушах зазвенела тишина.
Темные тела, сидевшие в ряд на насыпи, зашевелились, будто через них пропустили электрический ток. Затем, один за другим, сафдары открыли глаза. У Криса все внутри похолодело.
В этом было что-то невыразимо ужасное — веки распахнулись и обнажили восемь пар глаз, сверкающих белками, как осколками стекла.
Говорят, что глаза — окна души. Если так, то отворившиеся души были чудовищно порочными и злобными.
Не пройдя и двух третей насыпи, Уэйнрайт заметил перемену в лицах тварей. Он съежился, увидев их глаза, такие же большие и устрашающе ясные, как у изголодавшегося человека. А потом бросился бежать, размахивая руками и тряся перебинтованной головой.
Деревенские, затаив дыхание и сжав кулаки, смотрели на него в мертвой тишине.
Уэйнрайт проскочил мимо седьмой фигуры; осталась только восьмая. Создание по-прежнему сидело, уставившись прямо перед собой в направлении морского форта, не замечая бегущего человека.
Оно знает... Бог мой, оно знает... От напряжения у Криса свело живот.
И тут оно вскинуло голову, глядя, как Уэйнрайт, размахивая руками, словно ветряная мельница, с выбившейся из-под пиджака белой рубашкой, мчится к нему.
Фигура на берегу резко вскочила, поймала Уэйнрайта красными ручищами, приподняла вверх, рванула назад, и ноги бухгалтера взметнулись выше головы. Не выпуская беднягу из рук, истукан хватил его головой о булыжники мощеной насыпи.
Даже на таком расстоянии Крис услышал, как от удара о камень хрустнул череп.
Уэйнрайт лежал на животе, свесив голову с края насыпи. Неподвижно.
Тварь на несколько шагов отошла от тела жертвы, села, скрестив ноги, и уставилась на морской форт.
Люди застыли в полной тишине, окаменев и не в силах оторвать взгляд от этой сцены.
Остальные твари не двигались, тараща свои яркие, как лазеры, глаза. Казалось, что они способны одним взглядом прожигать дыры в граните. Над ними не кружила ни одна птица. Туман сгустился, и быстро становилось холоднее, будто под ногами тварей умирала сама земля.
Крис пробормотал, что идет взглянуть, как там Дэвид.
Он вернулся в фургон и увидел, что сын спит, высунув голову из-под пухового одеяла.
Крис потрогал его лоб, влажный от пота, осторожно поправил одеяло. Затем, захватив со стола бинокль, на цыпочках вышел.
Еще не поднявшись на стену, Крис понял: что-то произошло. Деревенские смотрели на насыпь, перегнув головы через стену.
— Смотрите! — крикнул один из мальчишек Ходджсонов. — Он шевельнулся. Шевельнулся, паршивец!
Крис поискал глазами то, что привлекло внимание парня. Сафдары сидели на своих местах. Уэйнрайт по-прежнему лежал... Крис оторопел. Теперь он лежал на спине, подняв колено.
Рука бухгалтера потянулась, чтобы вытереть лицо. Затем он с трудом приподнялся и сел. Как будто просыпался с чудовищным похмельем.
После трех фальстартов Уэйнрайт встал на ноги, мотая головой из стороны в сторону.
Крис прижал к глазам бинокль.
В его поле зрения попала голова Уэйнрайта, непривычно увеличенная линзами. Бинт, весь в свежих красных пятнах, болтался вокруг шеи. Лысину рассекала трещина в форме улыбающегося рта — открытая рана напоминала густо накрашенные губы, сквозь которые виднелось что-то белое. Крис опустил бинокль и утер рот.
Неуверенно пошатываясь, бухгалтер посмотрел вокруг. Долго и напряженно глядел на сафдаров, прежде чем вспомнил, что случилось несколько минут назад. «Это не дурной сон, мистер Уэйнрайт, — мрачно подумал Крис, — а холодная как лед реальность».
Вместо того чтобы уйти подальше от морского форта, от сафдара, сидевшего всего в пяти шагах от него, Уэйнрайт побрел назад к воротам.
— Идиот, — прошептала Рут. — Ему же надо в другую сторону. А он — назад. Идиот...
Марк Фауст поднял ружье.
— Я иду туда. Крис, открой, пожалуйста, ворота.
— Не ходи, Марк. — Тони схватил его за руку.
— Сейчас нельзя просто стоять, Тони. Парню надо помочь.
— Никто не выйдет за ворота. Это самоубийство. Нет, хуже, чем самоубийство. Все видели, на что способны эти твари.
— Перестрелять сволочей, — проворчал фермер Ходджсон, поднимая ружье.
— Давай! Беги!
— Шевелись! Быстрее!
Люди со стены подбадривали Уэйнрайта. Напрасно.
Один из сафдаров встал, поднялся на насыпь и направился к бухгалтеру. Существо шагало не торопясь. Поравнявшись с ковыляющим человеком, оно схватило его красно-черной рукой за шею и, с силой нагнув, прижало горлом к углу одной из каменных глыб, уложенных по краю насыпи; острый камень глубоко проник в горло Уэйнрайта.
Смотреть на то, как бухгалтер медленно задыхается, никому не хотелось, но отвести глаза люди были не в силах.
Даже через десять минут Уэйнрайт корчился и царапал державшего его зверя. С тем же успехом он мог бы скрести кусок стали. Тварь просто сидела рядом с ним, скрестив ноги, и вместе со своими братьями глядела на морской форт.
Прошло еще десять минут; бухгалтер все еще вырывался, но уже слабее.
Он почти затих, потом вдруг еще раз дернулся, отчаянно вырываясь, судорожно вывернул голову...
И больше не шевелился.
Крис не мог отвести взгляда от мускулистых пальцев твари, сжатых в мощные кулаки.
К тому времени, когда прилив снова накатил на насыпь, лишь несколько человек оставались на стене. Они видели, как чудовище разжало пальцы. Тело Уэйнрайта поплыло и исчезло в волнах прибоя.
Крис протиснулся мимо оставшихся жителей деревни и, бросив последний взгляд на воду, уже накрывавшую головы сафдаров, на онемевших ногах спустился к фургону.
Безжалостные красные лапы так и стояли у него перед глазами.
Ему представилось хрупкое горло Дэвида.
30
Дэвид заскучал и пошел побродить по форту.
Что-то недавно случилось. Что-то такое, от чего все стали совсем унылыми. Мальчик не знал, в чем дело, но понял, что это как-то связано с человеком по имени Уэйнрайт. Кажется, так звали мужчину с неприятным липом и перебинтованной головой. Может, он разозлился на что-то и решил вернуться домой? Во всяком случае, его нигде не было.
В большой комнате через застекленные окна, выходившие на батарейную палубу, виднелись люди, пришедшие из деревни. Они неподвижно сидели на старых стульях (некоторые снова вытащили из мусорной кучи). Большинство тупо глядели в пространство. Старый викарий (у него тоже была противная физиономия, да и пахло от него скверно) безостановочно ходил кругами, ни с кем не заговаривая.
Дэвид двинулся дальше.
В конце вымощенного каменными плитами коридора находилась небольшая комната. Через щель в двери был виден маленький столик, вокруг которого сидели на стульях мама и папа Дэвида, Тони и Марк. Дэвид прислушался к их разговору.
Мама сказала:
— Надолго нас не хватит. Приходится кормить три раза в день больше двадцати человек. Вы принесли с собой все, что могли; у нас тоже были запасы, поскольку до ближайшего супермаркета не меньше пятнадцати миль. Но продукты расходуются очень быстро. Уже нет свежего хлеба, да и молока осталась последняя упаковка.
— Уменьшим рацион, — послышался голос Тони Гейтмана.
— И вот еще что, — проговорил Крис, — надо решать: мы будем сидеть и ждать или попробуем позвать помощь?
Вмешался Марк:
— Телефоны не работают. Отсюда ничего не сообщить.
Рут продолжала:
— Вы представляете, что может случиться, если и дальше бездействовать? В понедельник утром в деревню попытается проехать почтальон. Ему придется остановиться у моста, где дорога перекрыта. Наверно, он решит добраться до деревни пешком. Вы говорили, что одна из этих тварей затаилась под мостом?
— Рут права, — кивнул отец Дэвида. — Если ничего не делать, погибнут люди. Вспомните, что произошло с беднягой Уэйнрайтом; то же самое произойдет с каждым, кто попытается добраться до Аут-Баттервика.
Мама сказала:
— Пока в городе сообразят, что их служащие не возвращаются из Аут-Баттервика, погибнет множество людей. А сколько полицейских пострадает, прежде чем власти поймут, что тут что-то происходит?
— Я согласен с ними, Тони. — Дэвид пальцами почувствовал, как от низкого голоса Марка задрожала дверь. — Если мы будем сидеть и ничего не делать, на нашей совести окажется кровь невинных.
31
Крису Стейнфорту снился ужасный сон.
Была ночь.
Он бродил вокруг морского форта, разыскивая топор, чтобы насадить его на топорище. Хотелось иметь настоящее, серьезное оружие — наверняка вскоре оно понадобится. В поисках топора Крис дошел до стен морского форта.
Сон был удивительно правдоподобным, вплоть до мельчайших деталей. Он ясно видел машину, стоящую во дворе, доски и кирпичи, сложенные у ворот, фургон, погруженный в темноту. Все беженцы из Аут-Баттервика крепко спали.
Крис поднялся на галерею, опоясывающую верх стены, и выглянул наружу. Ночной берег, песчаная равнина; насыпь, прямая, как линейка, тянулась в сторону дюн.
На кромке прибоя сидел, словно часовой, сафдар, темный, задумчивый. Он не сводил глаз с морского форта.
Крис подался вперед, уперевшись руками в холодные камни стен, и увидел кое-что еще.
Счастье, что это только сон. Если бы это было наяву, Крис, наверно, лишился бы рассудка.
Из тумана одна за другой появлялись фигуры... одиннадцать, двенадцать, тринадцать.
Они выходили из мглы, и сон становился кошмаром.
Фигуры выстраивались в процессию; Крис точно знал, что это утопленники.
Здесь были и давно погибшие, и утонувшие совсем недавно.
Почти сразу Крис узнал Фокса. Клочковатая борода свисала крысиными хвостиками. Волосы исчезли вместе со скальпом, обнажившиеся кости черепа белели во мраке. У него остался только один глаз; вторая глазница выглядела так, будто в нее набили сырую печенку. На одной руке не было ногтей, на кончиках пальцев росли розовые шишечки. Словно та сила, которая навязывала свою версию жизни там, где некогда была мертвая плоть, заодно кое-как подправила покалеченное тело. Из каждой царапины на коже лезли наружу розовые отростки.
Нет, эти люди не были мертвыми. Это была жизнь — особая форма жизни и исключительно напористая.
Вслед за Фоксом двигалась огромная глыба, почти потерявшая человеческие очертания из-за чудовищного давления подкожных наростов. Невозможно было определить, что осталось от прежнего человека, однако по некоторому сходству глыбы с Фоксом Крис догадался, что это его брат, погибший десять лет назад. По лбу гребнем шла темная полоса ракушек; усоногие раки гроздьями повисли на распухшей груди, лишенной какой-либо одежды; анемоны красными и коричневыми комками присосались к раздувшимся гениталиям.
Крис ощутил болезненный приступ тошноты.
Глыба шла за братом, шлепая непомерно большими ступнями по мокрому песку.
За близнецами тащились: пилот, закутанный, как в саван, в сгнивший парашют; мальчик, слишком далеко заплывший в море двенадцать лет назад; рыбак, с горла которого свешивался чудовищный нарост; огромный, как буек, он надулся так сильно, что казалось, вот-вот лопнет.
В затылок ему брел бухгалтер Уэйнрайт, хоть и изменивший походку, но все еще с бинтом вокруг шеи. Из разбитого рта торчал красный, как земляника, вырост величиной с теннисный мяч.
В этом дурном сне мозг Криса подмечал каждую деталь.
Потом появились еще люди с головами, как будто слепленными из фарша — сырого и влажно-красного, — которые тряслись и колыхались при каждом шаге.
За ними — шесть мужчин, утонувших в одной лодке. Их тела срослись вместе, образовав единое существо на скрюченных ножках. Оно двигалось, как краб, оставляя на песке глубокую борозду.
(Слава Богу, что это всего лишь сон.)
Твари добралась до насыпи и перешли через нее.
Крис почувствовал, что у них одна цель, одно неодолимое желание.
Все они хотели вернуться домой.
То, что осталось от их мозга, бубнило одно и то же слово, словно заклинание: домой, домой, домой...
Они двигались, как путники в конце изнурительной дороги. Домой, домой, домой...
Вдруг процессия остановилась.
Крис заметил, что сафдары теперь смотрят не на морской форт, а на тех, кто брел по берегу. Фигуры развернулись и, будто подчиняясь чьей-то более сильной воле, двинулись к морскому форту, не сводя с него глаз.
Что это были за глаза!.. Крис вцепился пальцами в каменную стену. Огромные, чуть ли не с грецкий орех, неправильной формы, с гребнями и шишками, выпиравшими из глазниц.
Те, у кого были рты, разинули их. Они застонали, и лица исказились еще кошмарнее. Этот слабый крик был насквозь пронизан мукой. Их принуждали делать нечто такое, чего они отчаянно не хотели. И управляли ими сафдары. Крис понял, что утопленники стали рабами.
Это только сон, напомнил себе Крис.
Внезапно сила, толкавшая мертвецов к морскому форту, отпустила их, и несчастными овладело прежнее желание — домой... домой... домой...
Они снова двинулись по берегу, уходя в темноту.
Сафдары как по команде плавно повернули головы и уставились на морской форт.
Рядом с Крисом кто-то пошевелился.
Это был Тони Гейтман.
Он внимательно посмотрел на Криса и сказал:
— Нет, вы не спите. Вы, знаете ли, бодрствуете, точно так же, как и я.
Крис перевесился через стену, и его вырвало на песок.
32
Ранним утром миссис Лэмб встала на свой чемодан, обвязала шею одним концом бельевой веревки, другой конец закрепила на железном крюке, торчащем из потолка кладовой, и ногой отпихнула чемодан.
Крис еще отсыпался после скверной ночи. Дэвид завтракал вместе со всеми в помещении батарейной палубы. Рут делила корнфлекс на порции.
Шум поднял один из младших Ходджсонов, и все помчались в кладовую. Марк первым ворвался туда. Лицо миссис Лэмб потемнело, глаза вытаращились; тело раскачивалось, как кукла на ниточке.
Марк быстро обхватил и приподнял миссис Лэмб, а миссис Ходджсон торопливо обрезала веревку перочинным ножом.
Миссис Лэмб опустили на каменный пол, трясли ее и окликали... Она обмочилась. Тогда Марк начал делать ей искусственное дыхание рот в рот.
Через десять минут ноги миссис Лэмб дернулись. Ее отнесли в фургон и положили на кровать Дэвида.
Рут укрыла миссис Лэмб одеялом.
— Почему вы не дали мне уйти? — прошептала та и отвернулась к стене.
* * *
— Точно в цель, папа!
— В миле от яблочка, Дэвид.
— Есть!
— Нету! — Крис понарошку набросился на сына, но это был лишь предлог, чтобы схватить его в охапку и крепко прижать к себе.
— У-у-у, медведь, — задыхаясь, еле выдавил Дэвид. — Так нечестно!
Господи, как же он любит сына; и жену тоже. За что им все это?.. Крис прикрыл глаза. Ему захотелось, чтобы все стало по-прежнему. Веселая возня на берегу, пикники, сияние солнца, работа в морском форте...
Утром они с Дэвидом зашли в одну из пустых комнат форта поиграть в «дротики». Крис пытался сохранить хотя бы видимость нормальной жизни. Но это ему не очень-то удавалось после того, что произошло за последние сорок восемь часов. Смерть Уэйнрайта, жуткая процессия утопленников на берегу прошлой ночью, миссис Лэмб в петле. Не лучше ли им всем последовать ее примеру?
— Па-ап! Я так задохнусь.
Крис отпустил сына.
— Можно взять конфетку?
Крис не мог смотреть в эти синие глаза.
— Тебе придется подождать, когда я выберусь в магазин.
— А когда выберешься?
— Ну что, мы будем играть?
К величайшему облегчению Криса, подключилась Рут. Она притворялась счастливой и беззаботной, и у нее это выходило намного лучше, чем у него.
Они играли в «дротики». На какое-то время Дэвид благодаря стараниям родителей позабыл о том, что их жизнь стала совсем другой.
Но тут раздался звук, разрушивший иллюзию.
— Тише... — Крис поднял руку. — Что это?
Они прислушались. По морскому форту прокатился удар, как будто столкнулись два тяжелых предмета. Снаружи послышались торопливые шаги и голоса.
— Пошли. — Крис взял Дэвида на руки.
— Что случилось, папа?
— Ничего страшного, мой хороший, — ответила Рут. — Похоже, стучат в ворота.
Так оно и было.
Крис оставил Дэвида на нижней ступеньке лестницы, ведущей на галерею. Там уже находились Марк и Тони с полудюжиной деревенских. Они перегнулись через стену, стараясь увидеть, что происходит внизу.
Крис взбежал наверх и задохнулся, но не от усталости, а от волнения. С опаской выглянул наружу. С каждым разом положение становилось все хуже и хуже.
У ворот стоял один из сафдаров. Форма и даже цвет его тела изменились. Исчезли изможденность и темно-вишневый оттенок. Теперь кожа, словно обожженная солнцем, стала ярко-красной, но под ней просвечивало что-то темное, как будто кровь этих тварей была черной, как уголь. Под кожей появились мощные мускулы, от чего руки, ноги и торс раздулись, а поверх тугих узлов мышц выступили толстые вены.
В левой руке сафдар держал круглый камень размером с дыню и колотил им в дубовые ворота. Во все стороны разлетались белые осколки. Иногда камень попадал по железным полосам, скреплявшим доски, высекая ярко-голубую искру.
Хотя от мощных ударов дрожал даже каменный пол, трудно было представить, что таким способом можно пробить ворота. Они были рассчитаны на то, чтобы выдерживать попадание ядер. Крис перевесился, насколько мог, за зубцы стены, однако увидеть сами ворота ему не удалось.
Злобная тварь сосредоточила все свое внимание на воротах. Не слишком усердствуя, колотила медленно, ритмично.
Крис поймал себя на том, что невольно отсчитывает ритм ударов.
Бум — раз — два — бум — раз — два — бум...
Мускулистая рука медленно поднималась и бухала по воротам примерно на уровне глаз монстра. Словно внизу работала какая-то чертова машина. Сафдар не уставал, ему это не надоедало, ему не нужно было отлучаться по малой нужде. Ему не нужно было ничего.
Возможно, он не столько стремился сломать ворота, сколько хотел привести в замешательство людей внутри морского форта. Если так, то тварь своего добилась. Беженцы вздрагивали от каждого удара.
А стук все продолжался и продолжался...
Час спустя люди вернулись в главное здание морского форта, где тяжелые удары были не так слышны.
— Пойдемте куда-нибудь, — предложил Крис Марку и Тони, — нам надо поговорить.
Они устроились в бывшей офицерской столовой. Вокруг стола стояло несколько стульев с прямыми спинками, с потолка свисал провод со стоваттной лампой, которая и служила главным источником света.
Крис по-прежнему считал, что Тони рассказал ему не все. Даже если от этого не будет ровно никакого толку, он хотел полностью представлять себе всю картину.
Они сели. Марк положил ружье на колени. Крис наклонился вперед.
— Тони, Марк, два вопроса. Первый: почему все это происходит? Второй: что будем делать?
Тони и Марк молча смотрели на Криса; далекие удары доносились даже через толстые каменные стены.
Тони потер подбородок.
— Пора играть в открытую. Ты теперь с нами в одной упряжке. И если честно, в этом виноват я. — Он нервно сдернул обертку с сигары. — Когда Фокс разлил тут бензин, мне следовало бросить спичку, пока была возможность.
Крис поднял брови.
— Тогда ты не вляпался бы во всю эту жуткую дрянь. Фокса отправили бы в ближайшую психушку, а меня — в Манби, за решетку. По крайней мере я был бы достаточно далеко отсюда.
— Ты сам в это не веришь, Тони, — мягко пророкотал Марк. — Если они вырвутся, то не спрячешься даже на краю света.
— Кто они на самом деле?
В дверь осторожно проскользнула Рут и села позади Криса.
Тони вскинул глаза на Марка, как бы спрашивая, кому рассказывать.
— Ты, Тони, говоришь лучше, — предложил Марк.
— Если у вас, ребята, есть время, — Тони через силу улыбнулся, — то я начну с самого начала. — Он закурил сигару. — Около полугода назад одна женщина купила большой кусок мяса, огромный, как тарелка. Разрезала его пополам, одну половину положила в миску и поставила ее в холодильник, вторую пожарила и съела на обед. Позже, к вечеру, она почувствовала себя плохо и легла в постель. Когда с работы вернулся муж, женщина попросила его приготовить себе на ужин мясо, оставленное в холодильнике. Он открыл дверцу и увидел, что кусок мяса не только заполнил всю миску, но и вывалился через край. Он посмотрел повнимательнее и заметил, что мясо шевелится. Внизу, на дне холодильника, лежало несколько сырых сосисок. Видимо, мясо к ним прикоснулось и заразило — они выросли вдвое и разорвали оболочку. Кусок бекона, оставленный утром на верхней полке, стал толщиной с Библию. Конечно же, муж отнес кусок мяса на анализ в лабораторию. И что же, по-вашему, обнаружилось?